Киз Грегори. Духи Великой реки (Дети Великой реки - 2)

   - Нет, - еле слышно прошептал старый менг, - на это у тебя не хватит сил. Я нужен тебе иначе. - Хизи прочла в его глазах веселье, ласку, ободрение. - Передай Хину, что я прощаюсь с ним. Он всегда говорил, что любит тебя... - Его глаза погасли, и Хизи ощутила, как в нее хлынуло пламя, наполняя силой.
   Братца Коня больше нет, поняла Хизи. Его рука уже начала холодеть, не осталось никаких следов нитей души.
   "Загляни под поверхность озера", - сказал старик Хизи. Дрожа, она последовала его совету, обеспокоенная тем, что может, предаваясь скорби, напрасно потратить его последний дар.
   "Воды" озера сомкнулись над Хизи.
   "Я умираю, - снова подумала она. - Чернобог ударил меня кинжалом". Теперь наконец Хизи поняла значение слов Карака, увидела, для чего он хочет использовать ее кровь, представила, к каким результатам приведет его замысел. Нужно этому помешать - и Братец Конь увидел, как она может добиться своего, увидел необходимое ей оружие. Он показал на Гхэ.
   Хизи видела Карака в потустороннем мире - черные перья и пылающий голубой огонь. Увидела она и Гхэ - его она узнала немедленно. Он все еще напоминал чернильно-черную паутину со светящимися утолщениями украденных душ, сверкающих в опутавших их нитях, как драгоценные камни. Но паутина была порвана, рисунок тела Гхэ нарушен. Чувствуя себя легкой, как перышко, Хизи потянулась к запутавшимся в паутине душам.
   Лебедь и кобылица все еще не покинули Хизи, хоть и были изранены, как она сама. Лебедка направляла, а кобылица поддерживала Хизи, и вместе они коснулись останков Гхэ. Одна из душ откликнулась на осторожное прикосновение, шепнув тонким голосом:
   - Хизи? Это ты, Хизи?
   Девочка прислушалась. Голос был ей знаком.
   - Ган!
   - Именно, - ответил немного окрепший голос.
   - Ган, как ты попал?..
   - Я умер. Он захватил мой дух - для него это простое дело.
   - Ган, мне нужно так много тебе сказать... - начала Хизи. Перед ней предстал образ старого ученого - пергаментное лицо, мудрые черные глаза, в которых так часто вспыхивало раздражение. Братца Коня она потеряла, но Ган вернулся к ней.
   - На это нет времени, - усмехнулся старик. - Совсем нет времени.
   - Теперь уже ни на что нет времени, я думаю, - прошептала Хизи.
   - Нет, тут ты ошибаешься. Гхэ сильнее, чем думает Чернобог, и мы, пожалуй, можем призвать его на помощь: есть еще кое-что, что можно сделать. Но, Хизи, нужно торопиться!
   - Тогда скажи мне, что делать. Так Ган и поступил.
   Чернобог парировал удар Харки своим мечом, и клинки, встретившись, высекли фонтан искр. Перкар услышал, как Харка жалобно вскрикнул. Он никогда не думал, что оружие способно испытывать боль или страх, но сейчас он ощутил и то и другое, словно меч стал его собственной рукой, лишенной кожи, с чувствительными нервами.
   Карак замахнулся для следующего удара, и Перкар поднял клинок, готовясь отразить нападение.
   "Нет!" - застонал Харка; сталь ударила о сталь, и бог-меч разлетелся на тысячу осколков. Рукоять выпала из руки Перкара, и крик умирающего Харки растаял вдали. Обезоруженный Перкар пошатнулся, оглушенный наступившей тишиной.
   - Ну а теперь, - сказал Карак, - пора кончать эти глупости. - Он наклонился над телом Хизи.
   В этот момент в глаз Чернобогу вонзилась стрела. Карак взвизгнул и выпрямился, пытаясь увидеть нового врага. Нгангата поднялся с земли менее чем в десяти шагах от него. Он был весь залит алой кровью, но натягивал лук для второго выстрела. Быстрее, чем мог уследить человеческий глаз, Карак устремился к нему и погрузил меч Нгангате в грудь. Оскалив зубы, тот все еще пытался поднять оружие, но Карак повернул клинок в ране, и взгляд Нгангаты устремился к Перкару. Глаза полукровки наполнились слезами, но в них не было ни жалости к себе, ни страха, - только просьба простить: простить за то, что подвел. Перкар с нечленораздельным воплем кинулся на врага, безоружный, словно желая разорвать бога-Ворона на куски голыми руками. Презрительно взглянув на него, Карак повернулся и проткнул его мечом: клинок вошел в живот и вышел из спины. Удар не вызвал у юноши шока: в прошлом он получал не одну такую рану. Но тогда он мог без вреда для себя дотянуться до противника или хотя бы быстро вытащить лезвие из своей плоти. Теперь же он только смотрел на своего убийцу, все еще отказываясь признать поражение.
   Карак с пренебрежением взглянул своими желтыми глазами на нанизанного на клинок Перкара.
   - Посмотрим, как тебе это понравится без волшебного меча, который тебя исцелял, - бросил он.
   - А-ах... - простонал Перкар. Карак выпустил рукоять меча, который так и остался торчать в животе юноши. Перкар почувствовал, как колени его подгибаются, и тяжело сел на землю.
   Он почти упал на Нгангату. Полукровка все еще был жив. Карак мгновение смотрел на друзей, потом сделал шаг в сторону Хизи.
   - П-прости меня, - выдавил из себя Нгангата.
   - Заткнись, глупый ты лесовик, - прошептал Перкар. - Ты все делал, как нужно.
   - Я мог бы... Мог бы... - Язык Нгангаты заплетался, он, казалось, никак не мог вспомнить, что должен был сделать.
   Дрожа от напряжения, Перкар потянулся к нему и поцеловал друга в лоб.
   - Просить прощения нужно мне, брат. Да будет с тобой Пираку. - Он похлопал умирающего по плечу. - Мне осталось еще одно дело, - пробормотал он, чувствуя головокружение, но в остальном удивительно мало страдая от раны. - Потом я присоединюсь к тебе.
   Нгангата кивнул, но ничего не сказал. Перкар ухватился обеими руками за рукоять меча, закрыл глаза и дернул.
   Гхэ коснулся губ Хизи и ощутил ликование. Он, уличный бродяжка из Южного города, поцеловал принцессу! Гхэ сделал шаг назад, чтобы заглянуть в ее прекрасные глаза, надеясь увидеть в них любовь.
   Вместо этого он прочел в глазах Хизи озабоченность и настойчивость.
   - Здравствуй, Йэн, - сказала девочка очень серьезно.
   - Принцесса...
   - Мне нужна твоя помощь.
   Гхэ впервые заметил, что позади Хизи виднеются и другие фигуры. Все они стояли в маленьком дворике, откуда открывался вид на Нол, - Хизи однажды приводила его сюда, чтобы сверху посмотреть на корабли. Однако по мере того, как воспоминания - как ни мало их осталось - возвращались к нему, Гхэ начал понимать, что там они не могут находиться.
   - Я не справился... - прошептал Гхэ, и горячие непривычные слезы потекли из его глаз: он вспомнил, как Чернобог разделался с ним клинком молнии.
   - Не все еще потеряно. Еще есть время, - сказал из-за спины Хизи Ган. Третьей фигурой оказался демон потока - женщина; она сидела нахмурившись на скамье под тополем. Рядом с ней, старый и поникший, стоял древний властитель Нола, которого Гхэ захватил в Храме Воды. Ленгната был тучен, его поросячьи глазки выглядывали из складок жира.
   - Где мы на самом деле? - спросил Гхэ Хизи.
   - В твоем замке. В месте, где ты держишь плененные души.
   - Как ты сюда попала?
   - Я пришла повидаться с тобой, Гхэ, потому что ты можешь сделать кое-что для моего спасения.
   - Все что угодно.
   - Но для этого ты должен убить Реку. Конечности Гхэ задергались, его стал бить озноб.
   - Я не могу этого сделать! Ты же знаешь, что не могу! Даже будь у меня сила...
   В глазах Хизи он прочел гнев.
   - Ты в долгу передо мной, - заявила она. - Ты заставил меня думать, будто я тебе нравлюсь, может быть, даже больше чем нравлюсь. Так что ты в долгу передо мной.
   - Я люблю тебя, - прошептал Гхэ.
   - Не знаю, что это значит, - ответила Хизи, но взгляд ее несколько смягчился. - Мне известно одно: я нуждаюсь в твоей помощи.
   - Не могу я убить Реку! Его перебил Ган:
   - Ты снова забыл Ли, Гхэ? Мы нашли обрывки воспоминаний о ней в твоей памяти, глубоко спрятанные, скрытые от твоего разума. Бог-Река пытался вовсе их уничтожить. Он заставил тебя убить Ли, потому что не хотел оставить тебе самые дорогие воспоминания.
   Хизи протянула Гхэ что-то - не материальное, а частицы его собственного сознания, как осколки разбитого зеркала. Образ старой женщины, ее любовь к нему, Гхэ, забота, которую только она и проявляла... Тот давний день на берегу Реки...
   - Он ведь украл у меня все это! Зачем? Хизи откинула волосы с лица Гхэ.
   - Чтобы ты не отвлекался. Из настоящего человека - со своими собственными мыслями, стремлениями, любовью, - из такого человека получилось бы плохое орудие Реки. Река ненавидит нас потому, что никогда по-настоящему не сможет понять, хотя и использует наши тела как сосуды для своей силы. Бог-Река ненавидит тебя, Гхэ, ненавидит меня - просто потому, что нуждается в нас. Я знаю, каково это, - ощутить его в себе. - Хизи положила руку на плечо Гхэ. - Но то, чем ты являешься теперь, Гхэ, он сделал из человека. Часть тебя все еще человеком остается. И хоть ты и причинил мне много зла, ты не заслуживаешь того, что он сделал с тобой. Никто из нас такого не заслуживает. Я умираю, Гхэ. Только ты можешь спасти меня.
   В Гхэ начал пробуждаться гнев, но все же он настаивал:
   - Я... Таким он меня создал - я не могу не служить ему.
   - Неправда, - возразила Хизи. - Если ты любишь меня, ты можешь служить мне. Однажды ты сказал Гану, что сделаешь все, чего бы я ни захотела.
   - Я лгал! Ган это знает.
   - Ты думал, будто лжешь, - ответил Ган. - Но я поверил тебе, потому что это более глубокая правда, чем ты сам осознаешь. В тебе говорил человек, а не призрак, рожденный Рекой.
   Гхэ унял свою дрожь, объединил гнев с любовью. Он заглянул в самую тайную ледяную сердцевину своей души, которая помогала ему убивать, еще когда он был просто человеком, когда любая ошибка означала его собственную гибель, когда сочувствие могло оказаться смертельно опасным.
   - Я - серебряный клинок, я - ледяной серп, - прошептал он и наконец действительно снова стал им. - Что я должен сделать? - услышал Гхэ собственный голос.
   Хизи встала на цыпочки и поцеловала шрам у него на подбородке - след первой раны, полученной джиком.
   - Мне жаль, - сказала она, - но для достижения цели ты должен умереть. Мы все поможем тебе. - Она кивнула в сторону богини потока.
   - Умереть, - задумчиво протянул Гхэ. - Я должен умереть. - Он взглянул в прелестное лицо. - Ты тогда меня простишь?
   - Я уже простила тебя, Гхэ.
   - Называй меня Йэн.
   - Йэн, - улыбнулась ему Хизи.
   Потребовались три попытки, чтобы извлечь меч; каждая следующая была болезненнее предыдущей, и вместе с мечом из тела Перкара вырвался фонтан крови, так что, подумал юноша, наверняка жизнь быстро покинет его. И все же, хотя ноги казались деревянными, ему удалось встать.
   Перед ним огромная фигура заслонила Хизи - Перкар узнал в ней Тзэма. Великан встал между девочкой и богом.
   - Это становится утомительным, - фыркнул Карак. - Перкар, ты должен лечь и умереть. А ты, Тзэм... Впрочем, ладно! - Он поднял руку.
   Скорпионье жало толщиной в ногу человека ударило бога; кошмарный клубок клешней, шипов и чешуи внезапно пришел в движение. Карак закатил глаза - не от боли, а от раздражения - и отшвырнул тварь рукой.
   - Ах ты!.. - рявкнул он.
   Чудовище с лицом убийцы из Нола, шатаясь, поднялось на тонкие, как у паука, ноги. Оно должно было умереть - Перкар видел, что оно обуглено и прожжено насквозь; лишь голова чудовища оставалась человеческой, и именно человеческие глаза привлекли внимание Перкара, а не уродливое тело.
   - Перкар, - прохрипела тварь.
   Он был так слаб... Ноги Перкара подгибались. Он никак не мог сообразить, что ему делать с мечом, который он вытащил из своей раны. Нанести Караку еще один бесполезный удар? Но теперь перед ним была эта тварь, тварь, которая сожрала богиню потока...
   Перкар поднял клинок, хотя его тяжесть норовила вырвать оружие из руки.
   Он размахнулся мечом, используя весь свой вес, зная, что, если промахнется, еще одной попытки уже не будет. "Как странно, - мелькнула у него смутная удивленная мысль, - тискава словно нарочно откинул голову назад, подставляя себя под удар".
   Чернобог был, кажется, ранен более тяжело, чем хотел бы показать: хоть он и кинулся между Перкаром и порождением Реки, двигался он медленно и не сумел увернуться от сломанной дубинки Тзэма; удар пришелся ему в плечо, и Карак споткнулся. Потом было уже слишком поздно - меч, который дал Перкару отец, меч, выкованный маленьким богом Ко, глубоко вонзился в чудовище.
   Второй раз Перкар смотрел, как слетает с плеч голова Гхэ. Ему показалось странным выражение, мелькнувшее в последний момент на лице джика, - радость победы, а не горечь поражения.
   XXXVIII
   МАТЬ-ЛОШАДЬ
   Кровь забила фонтаном, заливая пол пещеры, из рассеченной шеи порождения Реки. Тело его упало в озеро, темная жидкость хлынула в воду, и вода загорелась. Она вспыхнула, как опавшие листья сухой осенью, как смола на сосне. Великолепный многоцветный фейерверк озарил все вокруг, и Перкар бессильно опустился на колени перед этой радужной пляской гибели Реки - и своей собственной. И хотя способность удивляться и ликовать должна была бы покинуть его после всего случившегося, юноша засмеялся и заплакал радостными слезами, увидев скользящую среди языков пламени, вырывающихся из умирающего бога, стройную фигуру той, которую он когда-то любил, - богиню потока.
   - Что ты наделал! - завопил Карак. - Что ты наделал!
   - Убил Реку, как мне кажется, - ответил Перкар, отбрасывая клинок. Он опустился на землю и сжал руками рану на животе. Теперь она начала болеть; мучительное жжение, знал Перкар, будет терзать его еще долго, пока наконец не убьет.
   - Все совсем не так, как я планировал, - прорычал Карак.
   - Как бы то ни было, он мертв, я думаю.
   - Может быть, - согласился бог-Ворон, - хотя я и не понимаю, каким образом...
   - Но я убил его - ты же видишь. Я сделал это для тебя.
   - Ты сделал не так, как я хотел, - капризно пожаловался бог.
   - Карак, пожалуйста! Я знаю, ты можешь исцелить Хизи и Нгангату, если они еще живы. Пожалуйста, прошу тебя! Мы ведь все сделали, что ты хотел. Изменчивого больше нет.
   - Но кто займет его место? - оскалил зубы Карак. - Это мне неизвестно. Может быть, новый бог окажется не лучше Брата.
   Перкар в этом сомневался, но предчувствие - не уверенность. Да и спорить ему было слишком трудно.
   - Спаси их, - повторил юноша.
   - А как насчет тебя, красавчик? Ты ведь тоже не хочешь умирать, верно?
   - Нет, - ответил Перкар, только теперь ощутив, как хочется ему жить. Не хочу. Но сначала спаси их.
   - Как благородно! Но раз вы действовали вопреки моим желаниям, я не стану исцелять никого из вас.
   - Как будто ты сам когда-нибудь считался с чьими-то желаниями, пророкотал глубокий голос, от звука которого содрогнулась сама земля - Как будто ты когда-нибудь осуществил что-то, не исказив замысла!
   Карак и Перкар, как один, обернулись к говорившему; звук его голоса был таким низким, что Перкар с трудом разбирал слова.
   - Балати, - простонал Карак с проклятием. Действительно, это был Владыка Леса. В его единственном черном глазе отражались танцующие на воде огни, но сам он словно поглощал свет - Балати казался сгустком теней и длинного меха, откуда поднимались ветвистые рога - на самом деле, как разглядел теперь Перкар, огромные деревья, уходящие на немыслимую высоту вместе со своими необъятными кронами. Рядом с Балати стояла рыже-золотистая кобылица; такого великолепного животного Перкар никогда не видел. Когда Балати заговорил снова, лошадь повернула голову и обнюхала сначала неподвижное тело Свирепого Тигра, затем Хизи.
   - Хорошенькую же шутку ты со мной сыграл, Ворон, - прогрохотал Балати, и слова его падали словно тяжелые, неподатливые камни. - Ты убил моего Брата.
   - Он был опасен, - прошипел Карак. - Через тысячу лет, когда было бы уже поздно что-то делать, а он принялся пожирать тебя самого, ты бы это понял.
   - Для того, чтобы подобного не случилось, ты и существуешь, Карак, ответил Балати. - Такова твоя задача, и ты хорошо ее выполнил. Брат был болен, даже, пожалуй, мертв, - он стал призраком бога, завидующим живым.
   - Ах! - обрадовался Чернобог. - Вот и хорошо - ты сам все понял. Пожалуй, я теперь слетаю и посмотрю, кого же мы создали. Новый бог-Река, как и старый, не осознает себя в Эриквере, но когда он покинет пещеру...
   - Ну нет, - проговорил Балати почти ласково. - Тебе не повредит толика смирения, так что ты побудешь немного со мной, - чтобы я скорее понял все происшедшее.
   - Господин, - просительно начал Карак, - мне за многим нужно приглядеть, многое сделать в том мире, который теперь возникнет.
   - Да, без сомнения. Но мы позволим заняться этим смертным вместе с маленькими местными богами.
   Карак неожиданно превратился в птицу и попытался улететь, но не успел он взмахнуть крыльями, как стал вдруг уменьшаться в размере; Владыка Леса протянул могучую лапу и поймал его. Перкар услышал единственный жалобный вскрик, и Ворон исчез.
   - Владыка Балати... - запинаясь, начал Перкар.
   - Я тебя узнал, - перебил его бог. - Ты убил хранительницу оружия и украл мое имущество.
   - Да, - признался Перкар. - Но я... только я из всех, кто здесь есть, и из моего народа... - Юноша застонал от усилившейся боли. - Виноват только я, больше никто.
   Балати медленно склонил голову к плечу. В его взгляде не было, в отличие от Ворона, Охотницы и других богов, которых встречал Перкар, ничего человеческого. Балати был порождением мира, в котором еще не было ни человека, ни альвы, порождением земли и леса, еще не населенных мелкими богами. В единственном подернутом туманом глазу нельзя было прочесть милости и сочувствия - но и ненависти, зависти и алчности тоже.
   - Раньше ты чего-то хотел, - пророкотал бог. - Чего?
   - Раньше?
   - Когда ты украл мое имущество.
   "Он говорит, - понял Перкар, - о том, что было год назад, когда погибли Апад и Эрука, Капака и альвы".
   - Мы... Мы приходили просить больше земель для пастбищ, чтобы не нужно было воевать с менгами.
   Балати несколько мгновений смотрел на юношу.
   - Это разумно. Они ваши.
   - Наши?
   - Две долины, те, что лежат к западу от Агирулуты. Ты знаешь, где это?
   - Да, господин, - невнятно пробормотал Перкар, - я знаю. Благодарю тебя.
   Но Владыки Леса перед ним уже не было. Осталась только кобылица, она стояла рядом со всхлипывающим над Хизи Тзэмом. Кобылица двинулась к Перкару, превратившись при этом в менгскую женщину, красивую и величественную. На лице ее был написан гнев.
   - В этой девочке, Хизи, сохранилась еще искра жизни, и раз в ней нашло приют мое дитя, я исцелила ее. Твоя подруга будет жить.
   - Спасибо тебе, - прошептал Перкар.
   - Не благодари меня раньше времени. - Богиня опустилась на колени рядом с Нгангатой и коснулась его горла. - Ты убил одного из моих детей, убил жестоко и безжалостно: перерубил ноги и оставил страдать.
   - Да, я сделал это, - признал Перкар. - Мне нет оправданий.
   - Никаких. И в наказание я предоставляю тебе выбор: я исцелю или полукровку, или тебя, но не обоих.
   Перкар закрыл глаза. Ему так хотелось жить! Своей цели он добился, и неожиданно перед ним открылось будущее, где он мог найти и Пираку, и радость. Перкар мог снова пить воти, владеть скотом, - а раз Хизи жива, то, возможно, обрести и подругу. И еще он боялся, ужасно боялся ожидающих его мучений, а потом небытия...
   - Ты жестока, - сказал он Матери-Лошади. - Конечно, тебе следует исцелить моего друга.
   Богиня заколебалась:
   - Может быть, тогда я должна поступить наоборот: раз ты хочешь, чтобы полукровка остался жить, он умрет.
   Губы Перкара зашевелились, но он не смог произнести ни слова, не смог ничего возразить, когда понял, какую совершил ошибку. Разве сам он не рассуждал так же, давным-давно, когда хотел отомстить богу-Реке? Разве не старался угадать его желание, а потом не дать ему исполниться?
   Но тут Мать-Лошадь положила руку на грудь Нгангаты.
   - Нет, - сказала она, - я не способна на такую жестокость. Я просто хотела тебя помучить. Нгангата будет жить. Но тебе я не помогу - на это не рассчитывай.
   - Благодарю тебя, - сумел выдавить Перкар. Богиня, как до нее Владыка Леса, исчезла.
   Перкар лежал на земле, глядя, как ровно дышит теперь Нгангата.
   - Тзэм... - прошептал он. Может быть, удастся убедить великана даровать ему быструю смерть; но прежде чем Перкар сумел произнести еще хоть слово, внезапная острая боль погрузила его в забытье.
   Гхэ потребовались все силы, чтобы стоять смирно, когда светлокожий демон снова взмахнул мечом; но на этот раз боль и ужас значили для него немного. Гхэ был почти благодарен Перкару. Хизи и Гану он был благодарен глубоко.
   - Прощай, Хизи, - прошептал Гхэ, когда клинок стал опускаться.
   Он был маленьким мальчиком и брел вдоль доков, высматривая дохлую рыбешку - хоть что-нибудь, что можно съесть. Его израненные ноги кровоточили - пришлось удирать по острым осколкам горшков перед лавкой гончара: стражники увидели, как Гхэ стащил у купца кошелек. И, конечно, во время бегства кошелек он потерял...
   Впереди на набережной он увидел старую женщину, греющуюся на солнышке. Перед ней на красной тряпке лежали яблоко и соленая рыба. И еще хлеб, теплый черный хлеб, запах которого он чувствовал, несмотря на зловоние, приносимое ветром с болот. Гхэ порылся в кармане - ножа там не оказалось, он потерял и его. Мальчик все равно двинулся к старухе, лихорадочно пытаясь что-нибудь придумать.
   Она заметила его и нахмурилась, но потом поманила к себе.
   - Я вижу, как ты смотришь на мою еду. - Гхэ мрачно кивнул. - И я встречала тебя и раньше, на улице Алого Саргана. - Гхэ пожал плечами, не в силах отвести глаз от рыбы. - Давай сыграем, - предложила старуха. Она вытащила из сумки три глиняные чашки и медяк. Расставив чашки вверх дном на земле, она положила медяк под одну из них и быстро поменяла их местами. Следи за той, под которой медяк, - сказала женщина. - А теперь, если угадаешь, где он, я отдам тебе хлеб.
   - Медяк не под чашкой, - сказал Гхэ. - Он у тебя в руке. Старуха разжала кулак - действительно, медяк оказался там.
   - Как ты догадался?
   - Я тоже видел тебя на улице Алого Саргана. Женщина рассмеялась:
   - Забирай и хлеб и рыбу.
   - Что? Почему?
   - Потому что ты мне нравишься, - ответила она.
   - Это не причина, чтобы отдавать мне что-нибудь, - пробормотал Гхэ, но все же взял еду.
   Старуха, прищурившись, смотрела на него.
   - Меня зовут Ли, - сообщила она ему, глядя, как мальчик, почти не жуя, глотает куски хлеба.
   Гхэ перестал есть:
   - Правда? Ты на самом деле Ли?
   Старая женщина слегка улыбнулась и покачала головой:
   - Нет, дитя, я такая же Ли, как медяк под чашкой. Но я могу отвести тебя к ней.
   - Ты - Владычица. - Да.
   - Разве тебя не следует бояться?
   - Да и нет. Ты разве боишься? Гхэ пожал плечами:
   - Немного. Я исчезну? Владычица улыбнулась:
   - Как скажет Ли. Не пойти ли нам узнать? Гхэ кивнул:
   - Можно, я сначала доем хлеб? Я такой голодный.
   - Конечно, дитя. Доедай и рыбу тоже.
   Хизи проснулась под надежной защитой обхвативших ее рук Тзэма. Бок у нее все еще болел, но когда она дотронулась до раны, той не оказалось, хотя одежда заскорузла от засохшей крови. Хизи вспомнила - это она помнила точно, - что кровь была ее собственной.
   Тзэм зашевелился и склонил к ней свое грубое лицо, тоже измазанное засохшей кровью и грязью. Над выступающим надбровьем у великана вздулась огромная шишка, кончающаяся порезом. На щеках слезы промыли дорожки в крови и грязи, но сейчас глаза Тзэма были сухими.
   - Я устала, - прошептала Хизи, - и хочу пить. С тобой все в порядке, Тзэм?
   - Голова болит, и еще я беспокоился за тебя. Чернобог сбил меня с ног, и я ударился головой. Наверное, он был слишком занят, чтобы добивать меня.
   - Где теперь Чернобог?
   - Исчез.
   Хизи попыталась оглядеться.
   - Кто-нибудь погиб? Тзэм печально кивнул:
   - Ты чуть не умерла, но тебя исцелила лошадь. Я знаю, это звучит глупо, но так оно и было.
   - Нет, тут нет ничего странного, - успокоила его Хизи. - Но погибшие есть?
   - Братец Конь, Гавиал, Квен Шен. Почти все воины.
   - А Перкар? И Нгангата?
   - С Нгангатой все в порядке. Он пытается помочь Перкару.
   - Перкару? Он тяжело ранен?
   - Очень тяжело, принцесса. Похоже, умрет.
   - Я должна... Может быть, я сумею ему помочь. - Но Хизи знала, что это не в ее силах. Братец Конь так и не научил ее лечить истерзанную плоть только изгонять злых духов. И никто из ее уцелевших помощников не обладает таким искусством, да к тому же они, как и сама Хизи, ужасно ослабели. Но Перкар!.. В добавление к Братцу Коню и Гану!..
   - Отнеси меня к нему, - умоляюще обратилась она к Тзэму.
   Великан кивнул, взял девочку на руки и отнес туда, где лежал Перкар.
   Смерть его была совсем близка, поняла Хизи. Нгангата перевязал рану в животе, но кровь все еще сочилась сквозь повязку; должно быть, и внутреннее кровотечение продолжалось, - Хизи видела, как ослабли нити, связывающие дух с телом.
   - Она исцелила меня, а его не захотела, - пробормотал Нгангата, увидев Хизи.
   - Кто?
   - Мать-Лошадь.
   Хизи глубоко вздохнула, стараясь удержать слезы.
   - Она говорила, что Перкар ее обидел... - начала девочка. Нгангата хрипло рассмеялся:
   - Ну еще бы. Это же Перкар, он вечно обижает какого-нибудь бога. Полукровка не смог удержать улыбку на лице.
   - Но его меч!.. Разве не может его меч исцелить рану?
   - Чернобог уничтожил Харку, - объяснил Нгангата.
   - Что же нам делать? - тихо спросил Тзэм.
   - Ждать - больше ничего не остается, - нехотя буркнул Нгангата.
   Хизи кивнула и взяла холодную, покрытую кровью руку Перкара в свои. В воздухе сильно пахло железом и водой, но в пещере теперь царила тишина, и последние вспышки пламени на поверхности озера отбрасывали лишь неяркие отблески. Хизи наконец-то смогла заплакать - по Гану, Перкару, Братцу Коню, даже Гхэ. Она плакала, пока высоко над ними не забрезжил свет: круг выхода из провала стал серым, потом голубым. Над Эриквером встало солнце.