Киз Грегори. Духи Великой реки (Дети Великой реки - 2)

   Теперь же оно было развеяно ветром перемен, и Хизи оказалась перед фактом: Тзэм нуждается в ее поддержке, а не наоборот.
   Никогда в жизни Хизи не приходилось успокаивать и поддерживать других: она сама всегда искала помощи и утешения. И теперь ей казалось, что это непосильный для нее груз. Но она любила Тзэма, значит, должна была хотя бы попробовать ему помочь.
   Убедившись, что Ю-Хан по-прежнему присматривает за Мхом, Хизи отправилась искать своего старого слугу, чувствуя себя несчастной из-за того, что ей так не хочется этого делать.
   XXIV
   КОЛДУНЬЯ
   Ган неохотно вышел на свежий воздух и яркий солнечный свет задней палубы; ему еще много нужно было прочесть, а времени на это, как он опасался, почти не оставалось. Но движение корабля, каким бы незаметным оно ни было, вместе со многими часами, проведенными над книгой, вызывало у старика головокружение. И хотя в Ноле он воспринимал солнечные лучи как отраву, теперь он обнаружил, что мягкое тепло и свет вливают в него новые силы, необходимые для дальнейшей работы.
   К несчастью, чуткие уши Гхэ почти всегда слышали, когда Ган выходил из своей каюты, и вампир присоединялся к старику на тесной палубе; там они и сидели, как два паука, сложив руки на груди и щурясь от яркого света. Этот раз не оказался исключением: вскоре за спиной Гана открылась дверь, и Гхэ бесшумно скользнул по мозаике рыжих пятен, напоминавших о резне, которая случилась здесь несколько дней назад.
   - Сон является мне все чаще, - сообщил Гхэ без всякого предисловия, словно они продолжали давно начатый разговор. Ган, рассеянно разглядывавший кровавые следы, поднял на него глаза, но Гхэ не смотрел на него, устремив взгляд куда-то вдаль.
   - Сон про того менга? - спросил Ган.
   - Да. - Гхэ сел, скрестив ноги. - Император послал тебя с отрядом, чтобы ты давал мне советы. Используй свою ученость и скажи мне, что значат эти сновидения.
   - Я ученый, а не предсказатель, - бросил Ган. - Тебе нужна старуха, которая гадает по костям, а не я.
   - Старуха, которая гадает по костям... - Глаза Гхэ раскрылись в изумлении, потом он устремил взгляд в пространство - признак того, как догадывался Ган, что он пытается поймать какое-то воспоминание. Через некоторое время морщины у него на лбу разгладились, и молодой человек взглянул на Гана с загадочным выражением лица. - Ну, здесь нет ни гадальных костей, ни старухи. Должен же ты что-то знать о сновидениях.
   Ган закатил глаза и начал говорить, постукивая по палубе, словно объяснял что-то ребенку:
   - Хизи снился Перкар еще до того, как он появился в Ноле. Бог-Река соединил их двоих видениями, свел вместе благодаря им. Это тебе понятно?
   - Поберегись, Ган, - остерег его вампир.
   - Ты же сам просил моей помощи.
   - Да, да, продолжай.
   - Река посылает сновидения, особенно Рожденным Водой. Ты говорил мне, что раньше бог-Река посылал тебе другие сны.
   - Да, чтобы объяснить мне мою задачу.
   - Именно, - согласился Ган. - Если тебе так уж хочется знать мое мнение на сей счет, то вот оно: Река связывает тебя с тем менгом. Он то ли союзник тебе, то ли враг.
   Гхэ разочарованно скривил губы:
   - Но кто из двух? Так объяснить сон я могу и сам. Даже Гавиал смог бы это сообразить.
   Ган фыркнул:
   - О, я могу только приветствовать это: непременно спроси у Гавиала ученого совета. - Старик откинулся к стене. Бедро все еще болело, и он гадал, не сломал ли все-таки кость. Когда Ган взглянул на Гхэ, тот, стиснув зубы, пристально смотрел в воду. - Ты ошибаешься, знаешь ли, - заметил старик.
   - В чем?
   - Я сказал тебе, что думаю о твоем сне, и сказал, что не знаю его значения. Глупец - вроде Гавиала - дал бы тебе ясное объяснение.
   Гхэ потер шрам на подбородке. Гану показалось, что молодой человек перестал быть таким напряженным.
   - Я понял, что ты хочешь сказать. С другой стороны, даже если бы ты знал ответ, ты мог бы мне его не сообщить.
   Ган ничего не ответил. Зачем отрицать очевидное? Лучше сделать вид, будто он готов помочь.
   - А что ты сам думаешь об этом загадочном кочевнике? Какое чувство он у тебя вызывает?
   Гхэ кивнул, словно соглашаясь с чем-то.
   - Что он подобен мне - тоже слуга Реки. Что он, как и я, ищет Хизи. Гхэ переменил позу, извлек откуда-то нож и принялся рассеянно чертить по дереву. Когда Гхэ заговорил, он не отводил глаз от острия клинка, лишь изредка бросая на Гана косые взгляды.
   Совсем как смущенный маленький мальчик. Почему-то это сравнение заставило Гана вздрогнуть и смутило больше, чем раньше зрелище шрама и понимание, чем на самом деле является Гхэ.
   - Странность в том, - проговорил Гхэ, процарапывая ножом канавку вокруг одного из пятен, - что хотя менг снится мне теперь чаще, сновидения стали более расплывчатыми. Лицо кочевника видится мне не так ясно, как когда он приснился в первый раз.
   Ган продолжал дрожать, несмотря на ласковое тепло солнца; он повернулся и стал смотреть, как из густых тростников на берегу Реки взлетела большая зеленая цапля. Дальше, за тростниками и прибрежными ивами, покрытая короткой травой равнина уходила к горизонту. Еще два дня пути, и начнется пустыня.
   Углом глаза Ган заметил, что Гхэ смотрит в ту же сторону - или, что более вероятно, смотрит ему в спину. Его плечи внезапно словно окоченели, как будто в них вонзились два ледяных топора. Но когда вампир заговорил, в его голосе звучал лишь жадный интерес - казалось невозможным, чтобы он в эту минуту думал об убийстве.
   - Он где-то там, верно? И она тоже там.
   Ган кивнул и прокашлялся, потом, к собственному изумлению, продекламировал:
   На Великой Лошади, как на ладье,
   Плыли они по морям травы,
   И двигались горы под гнетом их тел,
   И каждый из скал свое ложе творил.
   Старик умолк и стал что-то пристально разглядывать у себя под ногами.
   - Это следовало бы спеть, - пробормотал он.
   - Что это?
   - Песня из старой книги, "Пустыня Менг". Я послал ее Хизи, когда узнал, где она.
   - Ты много читал о менгах?
   - В последнее время много.
   - С тех пор как узнал, где Хизи?
   Ган кивнул и заметил, каким цепким взглядом подарил его Гхэ.
   - Тебе и в самом деле известно, где она. Ты знаешь достаточно, чтобы послать ей книгу.
   - Я так тебе и говорил.
   - Говорил. Но ты никогда не объяснял мне, как найти Хизи. Когда ты мне скажешь об этом?
   Ган с жаром заговорил:
   - Ты же можешь взять у меня то, что тебе нужно. Меня даже удивляет, почему ты не сделал этого до сих пор. - Он воинственно выпятил подбородок, чтобы тот не начал дрожать.
   - Квен Шен это тоже удивляет, - сказал Гхэ. - И я не знаю, что ей ответить.
   - Квен Шен! - фыркнул Ган. - Она тоже твоя советница? Она помогает тебе решать, что предпринять дальше, во время ваших постельных встреч? Ган знал, что вступает на опасную территорию, и приготовился ощутить, как кулак стиснет его сердце, но человеческая глупость всегда его злила.
   Но Гхэ только сердито нахмурился.
   - Поберегись, старик, - посоветовал он. - Квен Шен - верная служанка императора и Реки. Она достойна уважения.
   - Пять дней назад ты подозревал, что она организовала нападение на тебя, - настаивал Ган.
   - Пять дней назад я был ранен. Тогда я подозревал всех. Теперь же я думаю, что это был джик, вступивший в императорскую гвардию по приказанию жрецов.
   - Ты допросил его - этого неудачливого убийцу? Гхэ беспомощно развел руками.
   - Стрела дехше убила его сразу же после того, как он меня ранил. Это не та смерть, которую я придумал бы для него, но по крайней мере он теперь не представляет опасности.
   - Тебе не кажется, что это было для кого-то очень удобно? То, что он погиб прежде, чем ты смог его допросить?
   - Хватит, - раздраженно бросил Гхэ. - Мы говорили о другом: скоро ли ты сообщишь мне, где Хизи.
   Ган вздохнул.
   - Моя жизнь в последнее время стала тяжелее, но я все еще настолько эгоистичен, что ценю ее. Я покажу тебе дорогу к Хизи.
   - Старик, если бы я собирался тебя убить, я бы уже сделал это.
   - Я знаю. Я боюсь не того, что ты меня убьешь. - Слова Гана были не вполне правдивы. Гхэ вызывал в нем страх и отвращение, но что-то в нем изменилось за последние несколько дней, сделалось непредсказуемым, - с тех пор, как началась его связь с Квен Шен.
   Гхэ оскалил зубы в угрожающей гримасе:
   - Я же говорил тебе...
   - Я знаю, что ты о ней думаешь. Но я-то не сплю с Квен Шен - и я ей не доверяю. Ты сам только что фактически признал, что она подстрекает тебя проглотить мою душу - или что там ты делаешь.
   Гхэ смотрел прямо перед собой немигающими остекленевшими глазами змеи. Он пощелкал языком, словно урезонивая непослушного ребенка.
   - Ты ничего не понимаешь насчет Квен Шен. - Он наклонился ближе к Гану, его тон стал доверительным. - Я уверен: мы можем ей доверять, потому что ее мне подарил бог-Река.
   - Что?
   - За верную службу. - Гхэ еще более понизил голос. - С тех пор как я возродился, я никогда не забывал, что на самом деле мертв. Когда я был джиком, я всегда повторял себе: "Я - серебряный кинжал, я - ледяной серп". Это должно было напоминать мне, что я - всего лишь оружие, которое жрецы могут обратить против своих врагов. Мне было этого достаточно. Когда же я возродился, я понял, что по-прежнему остаюсь орудием, но на этот раз мой господин более велик, моя цель - более значительна. Но все же я лишь орудие и буду отброшен, когда выполню свое предназначение. - Страдальческая улыбка искривила губы Гхэ. - Знаешь ли ты, что значит жить посреди кошмара? В моем мире, Ган, пища не насыщает, вино не пьянит. У бога-Реки большие, но простые потребности, и те мелкие радости, которыми наслаждаются смертные, не заслуживают его внимания. Я живу в кошмаре, где все не так, как должно быть. Ты пробуешь лакомство - и обнаруживаешь, что оно полно червей. Ты будишь утром свою мать - и обнаруживаешь, что она мертва. Вот что такое мое существование, если ты хочешь знать это для своих записей. Но теперь, теперь бог-Река дал мне Квен Шен. Ты даже представить себе не можешь, что это для меня значит.
   - Ты любишь эту женщину?
   - Люблю ее? Ты ничего не понял. Она лишь предтеча. Она приготовляет меня.
   - Приготовляет тебя для чего?
   Гхэ посмотрел на старика, как на сумасшедшего.
   - Ну как же! Для Хизи, конечно.
   Ган прикусил язык, но когда до него полностью дошел смысл сказанного Гхэ, его передернуло от совершенного безумия этого притязания. Старику очень хотелось уйти куда-нибудь, но уйти было некуда. Гхэ спросил его, знает ли он, что значит жить посреди кошмара, и Ган мог бы ответить, что это ему прекрасно известно. Весь корабль словно был по щиколотку покрыт битым стеклом, по которому приходилось ступать босыми ногами: избежать порезов было невозможно. Надежда на то, что удастся направить Гхэ и остальных по ложному следу, с каждым мгновением становилась все призрачней; если вампир заподозрит, что Ган обманывает его, он пожрет старика. Наверное, лучше всего было бы утопиться, пока от него так или иначе не добились нужных сведений, но даже и это могло оказаться бесполезным, если Гхэ и в самом деле связан с каким-то менгом - пособником Реки. Более того: менги были кочевниками, и весьма вероятно, что Хизи уже нет там, откуда Ган получил последнее известие о ней. Этот приснившийся Гхэ воин, возможно, знает о ее теперешнем местопребывании больше, чем Ган.
   Так что если он убьет себя, это особенно не поможет Хизи, но лишит ее единственного настоящего союзника. Нет, до тех пор, пока у Гана есть хоть какая-то надежда быть полезным Хизи, он не сбросит себя с этой доски для игры в "на". Может быть, он и не особенно значительная фигура, но все же фигура. Даже пешка при умелой игре может побить любую другую фигуру на доске.
   - Расскажи мне больше о менгах, - попросил Гхэ, прервав размышления Гана.
   Старик показал на тянущуюся по берегу равнину:
   - Ты видишь их родной край. Менги путешествуют и сражаются по большей части верхом. Живут они в шатрах из шкур или в небольших домах из дерева и камня.
   - Та песня, что ты вспомнил... Что там о живых горах? Что это значит?
   - На равнинах живут разные крупные животные. Менги охотятся на них, чтобы выжить.
   - Какое животное так велико, чтобы назвать его живой горой?
   Ган слегка улыбнулся.
   - Эта книга была написана последователем традиций Шафранного зала. Авторы этого сорта склонны к гиперболам.
   - Гиперболам?
   - Преувеличениям.
   - Но что именно они преувеличивают?
   Ган пожал плечами:
   - Это мы сами скоро увидим.
   - Верно, - пробормотал Гхэ. - Я с нетерпением жду... - Он обвел рукой незнакомый пейзаж. - Я и не знал, как велик мир и как удивителен.
   - Я вполне мог бы удовлетвориться значительно меньшим, - ответил Ган. - Моими комнатами и библиотекой.
   - Чем скорее мы найдем Хизи, тем скорее ты сможешь туда вернуться, напомнил ему Гхэ.
   - Конечно, - прошептал старик, - конечно.
   Ган попытался уснуть в самые жаркие часы после полудня, но сон бежал от него; когда же он начал погружаться в темную путаницу смутных мыслей и неотступных страхов, он услышал крик. В полусне звук напомнил ему звон колокола, и этот образ проскользнул за сонным воспоминанием в проснувшийся разум: Ган ярко представил себе тревожные колокольные удары, переполох в домах его клана, себя, растерянного шестнадцатилетнего юнца, суровых солдат, заполнивших двор родительского дворца, словно странной окраски муравьи, выражение ужасной растерянности на лице отца.
   - Хизи! - вызванивал колокол, и от этого имени Ган окончательно проснулся. Крик, сопровождаемый теперь уже хорошо знакомым ритмичным скрипом постели, донесся из каюты Гхэ. Во рту у Гана пересохло, и он дрожащей рукой потянулся к кувшину с водой. Вода оказалась теплой, почти горячей, и не принесла старику ожидаемого облегчения. Он пожалел, что у него нет вина.
   Ган уже второй раз слышал, как Гхэ в разгаре страсти выкрикивает имя Хизи, и его охватил озноб при мысли о том, что это могло бы значить. Старик заставил себя обдумать возможные варианты, потому что с Гхэ явно происходило что-то чрезвычайно важное, что-то, чего сам вампир не осознавал, - и это что-то совершала с ним Квен Шен. Ган мог представить себе последствия, но ему никак не удавалось понять причин.
   Следствием же было то, что Гхэ становился глуп. Раньше при разговорах с ним - и как с Йэном, и как с Гхэ - Ган отмечал острый ум молодого человека. Несмотря на явное отсутствие настоящего образования, тот мог выражать свои мысли лучше многих аристократов и обсуждать темы, о которых знал лишь самое основное. Теперь же внезапно Гхэ оказался не в состоянии замечать совершенно очевидные вещи. Его память, казалось, ухудшалась на глазах, воспоминания стали еще более отрывочными.
   Наиболее вероятным Гану казалось, что Квен Шен каким-то образом околдовала молодого человека. Это делало прежнее предположение самого Гхэ теперь по глупости отброшенное - о связи Квен Шен со жрецами весьма правдоподобным. Ган видел, хотя и никогда не читал, запретные книги, хранящиеся в Храме Воды, книги по некромантии и водяной магии. Те ссылки на эти манускрипты, которые Ган находил в томах своей библиотеки, давали возможность предположить, что существовали способы обратить силу бога против него самого.
   Старик помнил рассказ Гхэ о подземельях храма, о тех ужасных тайнах, которые тот там узнал. Многие сочли бы этот рассказ бредом обезумевшего чудовища, но у Гана были свои собственные подозрения насчет жрецов. Как Гхэ объяснял способность храма лишать Реку разума? Дело было в сходстве между храмом и Шеленгом. Целью бога-Реки было в конце концов вернуться к своему истоку, и жрецы обманули его, заставили часть его сознания поверить, будто это ему удалось, будто он замкнулся в кольцо.
   Ган сел на постели, опустив подбородок на стиснутые кулаки. Что, если Квен Шен каким-то образом делала то же самое с Гхэ? Целью его существования было найти Хизи. Какими бы человеческими чувствами ни маскировалась эта цель, источником их был бог-Река. Что, если Квен Шен каким-то способом убедила часть сознания Гхэ, будто он уже нашел Хизи? Не стал ли Гхэ считать, что занимается любовью именно с ней?
   Гану было ясно, что как раз это вампир и вообразил.
   Такая уверенность делала его глупее. Управляемее.
   Может быть, это и неплохо. Гхэ, пожиратель жизней, призрак, обретший плоть, очень опасен. Чем бы ни руководствовалась Квен Шен, наверняка ее мотивы более соответствуют человеческой природе. Но каковы они? К несчастью, Ган мало знал о Квен Шен, хотя по крайней мере одна ее цель была ему известна: его собственная смерть. Это само по себе было достаточным основанием для попытки найти какой-то способ освободить Гхэ от ее влияния. Если женщине удастся убедить вампира, что Ган более ценен как покорный дух, чем как человек, старик обречен.
   Возможно, он обречен, несмотря ни на что, подумал Ган; придя к этому оптимистическому выводу, он откинулся на постели и еще раз попытался уснуть в надежде, что сон даст если не ответы на мучающие его вопросы, то хоть покой.
   - Как можем мы быть уверены, что это тот самый поток, который нам нужен? - спросил Гхэ подозрительно.
   Старый ученый на ярком полуденном свету моргал, как сова. Он махнул рукой в сторону устья, отделенного от основного течения Реки песчаной косой, поросшей бамбуком и другими неизвестными Гхэ растениями.
   - Это первый достаточно широкий приток, впадающий в Реку с этой стороны, с тех пор как мы покинули Вун, - ответил Ган, умудрившись заставить сухие факты звучать как ворчливая отповедь. Гхэ подумал, не одернуть ли старика, но рядом стояли Гавиал и Квен Шен, и нужно было соблюдать этикет.
   Он повернулся к Гавиалу, который с недовольным выражением рассматривал устье притока.
   - Сможем мы подняться по этой реке? - Гавиал мало в чем смыслил, но о плавании на корабле все же знал больше, чем Гхэ.
   Гавиал театрально развел руками.
   - Не особенно далеко, как мне кажется. Эта песчаная отмель - плохой знак: заставляет думать, что и все русло окажется заиленным. - Он повернулся к Гану, уперев руки в бедра. - В твоих книгах есть сведения о глубине потока?
   Ган неохотно раскрыл толстый том, который он против своей воли принес в установленный на палубе шатер из своей каюты. Теперь книга лежала на столике красного дерева, где обычно находилась карта Гавиала.
   - Посмотрим... - пробормотал он. - Так... Берега густо заросли бамбуком... Хорошо ловится рыба, особенно форель... Вот: "Устье имеет в ширину двенадцать медных мер, а в глубину - пять. Ширина и глубина русла остаются такими же на протяжении восьми лиг; дальше река разделяется на два рукава, ни один из которых не судоходен. Дальше можно плыть только на плоскодонном скифе". - Старый ученый поднял глаза от книги. - Вот что тут сказано.
   Слушая Гана, Гхэ рассматривал устье потока. На его несведущий взгляд, корабль с легкостью должен был там пройти; за песчаной косой и скоплением принесенных водой стволов и ветвей деревьев река казалась широкой и чистой.
   Гхэ прищурился. Там, где приток встречался с Рекой, что-то происходило. Струи потока были светлее, и там, где воды сливались, Гхэ заметил завихрения - не в самой влаге, но в той субстанции, что скрывалась за ней. Гхэ уловил отчаяние, звучащее в воздухе, как отзвук знакомой песни.
   Отчаяние, боль, голод. Первые два чувства принадлежали вливающемуся в Реку потоку; ощущение голода, несомненно, исходило от бога-Реки - оно в точности напоминало то, что испытывал сам Гхэ, оказавшись далеко от воды, когда его пищей могли быть только живые души. Бог-Река пожирал этот меньший поток - не только его воду, но его душу. Это означало, что в мире есть и другие духи, кроме Реки. Не боги, конечно, но существа, похожие на богов.
   Внезапное понимание этого нанесло Гхэ почти физический удар; он не слышал ни слова из продолжавшегося между Гавиалом и Ганом разговора. Глядя на бесконечно длящуюся гибель притока, он словно вновь услышал самодовольный смех того существа, что скрывалось под Храмом Воды, существа, которое смотрело на Реку почти свысока.
   Гхэ едва не убил Гавиала, когда этот глупец дернул его за руку. Он чувствовал, как в нем нарастает мощь, и одновременно ощутил внезапно обострившийся голод - должно быть, отражение голода Реки. Однако предостерегающий взгляд Квен Шен заставил Гхэ смягчиться.
   - Ну же, мастер Йэн, - говорил Гавиал. - Я настаиваю, чтобы ты слушал внимательно.
   - Прости меня, - сказал Гхэ, стараясь, чтобы в его голосе прозвучал интерес, которого он на самом деле не испытывал. - Я просто задумался о том, что нам предстоит покинуть Реку. Это кажется таким странным.
   - Да, - согласился Гавиал. - И мне не совсем понятно, зачем мы это делаем. Восемь лиг - не так уж много. Что можно обнаружить на расстоянии восьми лиг? Мне представляется, что гораздо лучше плыть и дальше по Реке.
   - Дорогой, - ласково сказала Квен Шен, похлопав супруга по плечу, разве ты не помнишь, как сам же объяснял мне важность нанесения на карту судоходных рек и сухопутных маршрутов? Почтенный Ган говорит, что этот поток как раз и дает такую возможность. Не забудь, ты говорил еще и о том, что команда нуждается в остановке на берегу, чтобы поохотиться и пополнить запасы. Разве будет лучшая возможность для охоты, чем теперь?
   - О, действительно, - проговорил Гавиал, - я и в самом деле подумывал об остановке.
   Гхэ удивлялся про себя, как такая женщина, как Квен Шен, удерживается от того, чтобы придушить ночью этого безмозглого фата; однако ответ был ему известен. В Ноле женщина могла достичь власти только благодаря супругу, сыну или брату. Гавиал унаследовал высокое положение, но мозгами, чтобы воспользоваться им, не обладал. Всем при дворе было известно, откуда берутся мысли этого вельможи, и все испытывали облегчение от того, что нашлась рука, которая им управляла.
   - Хорошо, - продолжал Гавиал, - пусть рулевой повернет корабль, а я отдам приказание драконам. - Он обратился к ожидавшим его приказа воинам: Солдаты, держите луки наготове и зарядите катапульту! Мы вступаем в неизвестную страну, и кто знает, что мы там найдем.
   Через несколько минут нос корабля раздвинул водоросли в устье потока, и судно двинулось по водному пути в глубь земель менгов. Когда они пересекли границу, которую никто, кроме него, не мог видеть, Гхэ ощутил дрожь и приступ тошноты, которые, однако, быстро прошли, хотя чувство неопределенной тревоги осталось. Квен Шен призывно взглянула на него. Как эта женщина понимает его настроение, как умеет угадать, в чем он нуждается! Побыв еще немного на палубе, Гхэ спустился в свою каюту и стал ждать ее прихода.
   Ган уже давно вернулся к себе и сидел, погрузившись в еще один научный труд. Сколько же книг притащил с собой на корабль старик? Проходя мимо, Гхэ заметил, как по лицу Гана скользнуло выражение... триумфа?.. надежды? По старику никогда ничего точно не скажешь. Должно быть, нашел в своей книге что-то интересное. Лицо Хизи так же загоралось, когда ей удавалось найти в манускриптах подтверждение тому, что она подозревала или на что надеялась. Тогда, правда, Гхэ не имел достаточно могущества, да и надобности улавливать эти ее чувства; Хизи просто излучала их, как солнце излучает свет.
   Хизи. Теперь уже скоро!
   Тело Гхэ напряглось в предвкушении прихода Квен Шен.
   Ган слышал, как мимо прошел Гхэ, - он уже давно научился узнавать шаги вампира. Старик поспешно начал сам себе читать поэму, стараясь скрыть за этим свои истинные чувства, такие опасные надежду и триумф.
   Гхэ скрылся в своей каюте, но Ган все продолжал бормотать:
   Смерть идет в селенья смертных
   Приниматься за уборку,
   Засияют искры света
   В темной взоре Смерти зоркой.
   День за днем забота Смерти
   Все уборка, да не лень ей...
   По душе служанке этой
   Люди смертные в селеньях.
   Только когда он услышал, как Квен Шен вошла в соседнюю каюту и оттуда стали доноситься звуки, свидетельствующие о чувственных радостях, Ган позволил себе вернуться к тому месту в книге, на котором остановился; крупный заголовок, написанный древними знаками, гласил: "О природе и характере драконов".
   ХХV
   ПАДАЮЩИЕ НЕБЕСА
   Упавшая на Перкара тень удивила его. Не то чтобы он не слышал, как кто-то карабкается по неровной каменистой поверхности скалы, - он уже давно понял, что кто-то поднимается на вершину, по-видимому, чтобы повидаться с ним. Что его удивило, так это ее размер - даже если учесть, что садящееся солнце удлинило все тени, огромный черный силуэт не мог принадлежать никому, кроме Тзэма - Тзэма или какого-то огромного зверя; впрочем, о звере Харка предупредил бы его.
   С другой стороны, если подумать, то Харка в последнее время не очень старательно выполняет свои обязанности; Перкар решил взглянуть, чьи плечи отбрасывают эту темно-синюю тень.
   Это и в самом деле оказался Тзэм. На лице Перкара, должно быть, отразилось такое изумление, что великан поднял руку, показывая, что, когда отдышится, объяснит, зачем пришел.
   На это потребовалось несколько минут. Несмотря на то что день был прохладным, полувеликан обливался потом: ветерок доносил до Перкара острый запах разгоряченного тела в смеси с ароматами сухого можжевельника, шалфея и тысячелистника.
   - Народ моей матери, великаны, - наконец пропыхтел Тзэм, - должно быть, живут на ровной и мягкой земле. Мы определенно не созданы для того, чтобы лазить по горам.
   Перкар растянул губы в улыбке, хотя улыбаться ему не хотелось. Он вызвался нести дозор на высокой скале ради того, чтобы побыть в одиночестве: ему многое нужно было обдумать, и компания его не привлекала. Но все же он испытывал своего рода настороженное уважение - даже восхищение - по отношению к полувеликану, хотя время и обстоятельства сделали их знакомство совсем поверхностным. Если приход Тзэма был дружеским жестом с его стороны, стоит постараться скрыть свое дурное настроение, хотя на душе у Перкара было невесело. Его отец всегда говорил: упустить предложенную дружбу - все равно что не заметить важный след, а Перкар чувствовал, что уже много таких следов пропустил за свою короткую жизнь. Последнее время его друзья обрели нехорошую привычку умирать, и у юноши остались только Нгангата и, может быть, Хизи; оба они в данный момент с ним не разговаривали, и не без причины. Так что еще один друг очень бы Перкару пригодился.