Киз Грегори. Духи Великой реки (Дети Великой реки - 2)

   Поэтому он улыбнулся вымученной улыбкой, махнул рукой в сторону крутого склона скалы и сказал:
   - Ну, это еще не гора - скорее просто одинец. - Он показал на высокие пики на северо-востоке. - Вон там и правда горы. Будь доволен, что мы их обогнули.
   - Я и доволен, - согласился Тзэм, вытирая лоб и озираясь. - А здесь, наверху, хорошо. Вершина скалы напоминает мне место, куда мы с Хизи часто ходили.
   - Правда? - Перкару трудно было представить себе такое. То, что он видел в столице империи, производило, конечно, сильное впечатление, и на расстоянии его высокие каменные стены обладали своеобразной загадочной красотой; но ничто из виденного им в Ноле не напоминало выветренного камня склона, на котором они сидели, и зеленой долины с извивающимся по ней ручьем у подножия скалы, где расположились Хизи и остальные.
   - Более или менее, - уточнил Тзэм. - Немного похоже на то, как мы сидели на крыше дворца и смотрели сверху на город. Так же светит солнце, так же пахнет. И там был дворик с цветами, совсем как здесь. - Толстым как сосиска пальцем Тзэм показал на заросли белого тысячелистника, окрашенные в розовый цвет закатом; ковер соцветий колыхался под еле заметным ветерком, резко контрастируя с голыми черными скелетами хребтов, окружавших плато с юга и с запада.
   - Я никогда ничего подобного в Ноле не видел, - признался Перкар. - Да я и недолго там пробыл.
   - И к тому же по большей части ты был на берегу Реки, я знаю. Массивное лицо Тзэма отразило непривычную задумчивость. - Я пришел просить тебя об одолжении, - неожиданно выпалил он.
   - Проси, - ответил Перкар. - Хотя я и не знаю, чем сейчас могу быть тебе полезен.
   - Можешь, можешь, - заверил его Тзэм. - Ох, до чего же хорошо, что ты понимаешь мой язык! Даже Хизи говорит по-нолийски, только когда мы остаемся одни, да и то теперь все реже и реже. Она хочет, чтобы я научился говорить по-менгски. - Он смущенно потупился. - Мне это не очень хорошо дается.
   Перкар понимающе кивнул:
   - Мне тоже, друг. Я говорю на твоем языке, потому что меня каким-то образом научил ему бог-Река. Или, может быть, Хизи, сама о том не подозревая. Но по-менгски я говорю еще хуже тебя.
   - Я спорить мы говорить друг друга хорошо на менгски, - заикаясь, сказал Тзэм на языке кочевников.
   - Да. Мы говорить вместе хорошо, - на таком же ломаном языке ответил ему Перкар, и оба улыбнулись. Юноша снова ощутил теплое чувство к великану, которое было трудно объяснить: Тзэм покушался на его жизнь при первой встрече, а с тех пор держался настороженно. Но что-то в его преданности Хизи, в его искренней бескорыстной любви к ней вызывало симпатию Перкара. Когда бог-Река стал изменять Хизи, только Тзэм не дал Перкару ее убить: не силой, а просто своим присутствием, заслонив ее своим израненным телом. Прежде чем он смог бы убить Хизи, Перкар должен был бы убить Тзэма - а на это он оказался не способен: может быть, потому, что великан многим так напоминал Нгангату. Дело было не в том, что оба они - полукровки; просто у обоих были яростные добрые сердца.
   Перкар так близко и не познакомился с Тзэмом. Из-за ран, полученных при бегстве из Нола, полувеликан не смог участвовать в осенней и зимней охоте менгов. А потом и сам Перкар пострадал - сразу же, как вернулся в деревню.
   - Тебе почти удалось рассмешить меня, - сказал он Тзэму, все еще улыбаясь после обмена репликами на ломаном менгском. - Это больше, чем удавалось последнее время кому-нибудь из-за моего паршивого настроения. Так что проси об этом твоем одолжении.
   - Пожалуй, сначала ты должен кое о чем узнать, - начал Тзэм серьезно, и улыбка сбежала с его лица. - О чем-то, чего я стыжусь. Когда ты был болен, я советовал Хизи не возиться с тобой, оставить тебя умирать.
   Перкар медленно кивнул, сузив глаза, но не стал перебивать Тзэма, и тот продолжил свои признания, упорно глядя на кустик тысячелистника у себя под ногами.
   - Она и так уже многого натерпелась, - объяснил Тзэм. - Как я тогда понял, она должна была проделать что-то с этим своим барабаном. Что именно, мне неизвестно, я знал одно - для нее это очень опасно. Я не мог вынести мысли о том, что может случиться...
   - Я понимаю, - перебил его Перкар. - Этого ты можешь не объяснять. Она ведь ничего мне не должна.
   - Она думает не так. Может быть, и правда она у тебя в долгу. Но это к делу не относится, потому что я уж точно твой должник. Ты спас ее, когда я не смог этого сделать. Ты спас нас обоих. - Тзэм нахмурился и закусил губу. - Это ужасно меня злило.
   Перкар усмехнулся, хотя это был невеселый смех.
   - Думаю, что понимаю и это тоже.
   - Но самого худшего я еще не сказал, - продолжал полувеликан. - После того как меня ранили, я лежал пластом, и вокруг были только эти люди, бормочущие тарабарщину, а потом мне только и оставалось, что поразвлечься с их женщинами... - Он пожал плечами. - Но это все к делу не относится. Беда была в том, что Хизи все время куда-то исчезала, уезжала вместе с тобой. Я решил, что больше не смогу защищать ее, не смогу даже сопровождать. И я подумал: вы с ней поженитесь и для меня все вообще станет плохо. Хизи я не мог ничего этого сказать, понимаешь?
   - Поженимся? - изумленно переспросил Перкар. - Откуда ты взял, что мы влюбились друг в друга?
   Тзэм беспомощно пожал своими массивными плечами:
   - Не знаю. Ничего я не знаю. Но она к тебе привязана, как раньше была привязана только ко мне и к Квэй и к Гану. Это меня испугало. И когда я подумал, что она собирается рискнуть жизнью ради тебя, такая возможность испугала меня еще больше.
   - Ты испугался потому, что ты ее любишь.
   - Нет, дело в другом, и это-то самое плохое. Я ведь думал: "Что я буду делать без нее?" - а не "Что она будет делать без меня?"
   Перкар долгую минуту всматривался в лицо великана, искаженное страданием.
   - Хизи знает? - спросил он тихо.
   - Она знает, что здесь от меня нет прока. Она меня жалеет. Она старается скрыть это за всякими красивыми словами, но так оно и есть. К вам остальным она обращается за помощью, у вас черпает силу, а меня она только жалеет. И она права. От меня здесь нет никакой пользы. Да и нигде нет кроме как в Ноле, во дворце. Там ведь такое маленькое пространство. Там легко было быть сильным, Перкар.
   Перкар подумал, что никогда еще не видел такой скорби. Как и все в нем, печаль великана было огромной.
   - Так что же я могу сделать для тебя, друг? - ласково спросил Перкар.
   - Научи меня биться не только на кулаках. Научи меня снова приносить пользу. Дай мне знание об этой стране.
   - Что? Но я же не знаю здешних краев - мой дом далеко отсюда. И я совсем не великий воин.
   - Я видел, как ты сражаешься, - сказал Тзэм. - Если ты не хочешь помочь...
   - Погоди, погоди, я хочу, чтобы ты понял. Я хорошо сражаюсь, потому что у меня бог-меч, а вовсе не потому, что я такой уж умелый.
   - Не понимаю. Ведь это же в твоей руке меч.
   - Это так. Но Харка рассекает сталь, показывает мне, куда нужно ударить - а если я делаю ошибку и получаю рану, Харка меня исцеляет.
   - Но все равно: ты знаешь, как биться мечом, иначе все это не принесло бы тебе пользы.
   - Это верно. Я неплохой боец, просто не такой великий воин, каким ты меня считаешь. Ну а насчет обучения... Я никогда ничего такого не делал.
   - Ты все же мог бы научить меня, - настаивал Тзэм.
   - Почему ты обращаешься ко мне? - с внезапным подозрением спросил Перкар. - Почему не к Нгангате, Ю-Хану или Предсказателю Дождя? Потому что я убийца? Потому что достаточно показать Перкару на врага и сказать "Убей"? Натравить, как собаку? - Юноша пытался сдержать накопившуюся в нем горечь, но она все же выплеснулась наружу. Тзэм считал себя бесполезным. Но, может быть, это лучше, чем иметь всего единственное применение? И какой прок быть убийцей, если ты боишься всего на свете?
   Тзэм ничего не ответил на пламенную речь Перкара, но его брови полезли вверх.
   - Отвечай, - потребовал Перкар, - почему я?
   Тзэм сделал странную гримасу - Перкар не мог понять, исказил ли его лицо гнев, горе или безнадежность, - потом его губы растянулись, открыв квадратные белые зубы, словно в устрашающем оскале. Но дело было в другом: Тзэм изо всех сил сдерживал улыбку. Даже смех! Гнев Перкара погас так же быстро, как и вспыхнул.
   - Что это ты? Над чем ты смеешься?
   - Мне не следовало бы смеяться. - Тзэм обхватил себя руками, без успеха сдерживая хохот. - Но ты выглядел таким серьезным...
   Перкар растерянно смотрел на него, но смех великана, хоть и совершенно беззлобный, заставил его почувствовать себя глупо; к тому же он обнаружил, что и сам улыбается.
   - Так почему? - снова спросил он.
   - Ну, я ведь выбрал тебя только потому, что ты говоришь по-нолийски... - Больше Тзэм не мог сдерживать хохот. Зрелище сотрясающегося человека-горы было таким невероятно смешным, что и Перкар не утерпел и присоединился к Тзэму.
   - Знаешь, меч - это не для тебя, - сказал Перкар, когда к ним вернулась серьезность.
   - Да ну?
   - Нет. Во-первых, у нас нет лишнего меча, да и едва ли найдется такой, что был бы тебе по руке. Во-вторых, со своей силищей ты сломаешь любой клинок. Нет, тебе подойдет топор.
   - Моя мать всегда носила при себе топор.
   - Твоя мать - воительница?
   - Она была одной из телохранительниц императора. Он обычно выбирает для своей личной охраны чистокровных великанов.
   - Но тебя не учили сражаться?
   - Только голыми руками. Меня учили борьбе и кулачному бою. Думаю, при дворе боялись научить меня пользоваться оружием.
   - Могу это понять. Не хотелось бы мне иметь вооруженного раба, который втрое меня больше.
   - Нет, дело не в этом. Моя мать была еще массивнее, а мужчины ее племени и подавно крупнее. Но они не... Не очень умны. Им никогда и в голову не придет взбунтоваться или убежать, пока их хорошо кормят и обращаются с ними с почтением. Но император решил попробовать... Он велел матери взять в мужья обычного человека. Говорят, это делали и раньше, но я оказался первой удачей. Император опасался, что я могу быть сообразительнее родичей матери, поэтому меня никогда не учили пользоваться оружием. Он много лет держал меня при дворе как диковинку, но потом это ему, должно быть, надоело, и он сделал меня телохранителем своей дочери.
   - Они случили твоих родителей, как скот? Что за гадость!
   Тзэм задумчиво покачал головой.
   - Разве это так уж отличается от брака по расчету? У твоего народа такое тоже случается, как мне говорили.
   - Да, иногда, но все-таки это другое, - возразил Перкар, растерявшись от такого сравнения.
   - Чем же?
   - Ну, потому что такие браки заключают ради собственности, наследования или заключения союза. Не для того, чтобы получить потомство определенной породы!
   Тзэм хмыкнул:
   - Я не такой умный, как настоящие люди, поэтому ты уж извини, но особой разницы я не вижу. К тому же в Ноле браки часто заключают именно ради того, чтобы сохранить в семье царственную кровь.
   - Я... - Перкар нахмурился и тряхнул головой. - Ладно, давай вернемся к своим делам: топора у нас тоже нет. Пожалуй, учитывая обстоятельства, для воина твоих размеров и силы лучше всего подойдет дубинка.
   - Ты хочешь сказать - большая палка?
   - Я имею в виду деревянную булаву. Большую тяжелую ветку или ствол деревца с тяжелым утолщением на конце. Такое оружие можно вырезать ножом. Перкар глубокомысленно покивал. - И еще можно сделать тебе копье. И щит!
   - Разве мне понадобится щит?
   Перкар протянул руку и ткнул пальцем в ужасный шрам, пересекающий живот великана: меч гвардейца почти выпустил ему кишки.
   - Да. Ты будешь держать щит перед собой вот так... - Перкар вскочил на ноги и повернулся к Тзэму левым боком, согнув левую руку, словно в ней был щит. - А удар будешь наносить из-за щита, вот так. - Юноша поднял к плечу воображаемую палицу, замахнулся и ударил из-за воображаемого щита. Учитывая длину твоих рук, никто не сможет подобраться к тебе достаточно близко, чтобы ударить сбоку от щита или пробить его. Вооруженный щитом и палицей, ты справишься с большинством воинов даже и без особой подготовки.
   - Но ты будешь учить меня?
   Перкар почувствовал странное возбуждение.
   - Да.
   - Это хорошо. Я больше никогда не посоветую Хизи оставить тебя умирать. А когда мы сделаем мне палицу?
   - Сначала нужно найти подходящее деревце. Мне кажется, я знаю, что искать.
   - А сейчас мы не могли бы заняться поисками? Перкар покачал головой:
   - Уже слишком темно. Нужно или разложить костер здесь, или спуститься в лагерь. В этих краях водятся волки.
   - Ты умеешь разжигать костер?
   - Конечно. Набери-ка дров. Мы можем вместе нести тут дозор.
   Юноша смотрел, как великан весело принялся за дело; его радовало это проявление энтузиазма - он никогда еще не замечал в Тзэме ничего подобного. Разговоры с великаном не помогали Перкару решить стоящие перед ним проблемы, но ведь и размышления не помогали тоже; так что отвлечение можно было только приветствовать.
   - Кто это поет, Хин? - прошептала Хизи, почесывая ухо рыжему псу, лежащему у ее ног. Сама она сидела, оперевшись спиной на ствол широко раскинувшего ветви кедра. На небе виднелись отдельные звезды, как блестящие камешки на дне безбрежного моря. Откуда бы ни доносилось пение, оно явно не тревожило собаку; Хин равнодушно ткнулся носом в руку Хизи. Однако ей было любопытно, и Хизи поднялась на ноги, расправляя юбку. Хотя дни стали более теплыми, ночи все еще оставались убийственно морозными, и даже в шатрах путники спали не раздеваясь - Хизи не снимала с себя теплую шерстяную одежду. В ней шевельнулось беспокойство насчет Тзэма: она видела, как тот полез на скалу, и недоумевала, что нужно ее бывшему слуге от Перкара. Как бы то ни было, эти двое, должно быть, проведут ночь вместе там наверху: скоро станет слишком темно, чтобы можно было безопасно спуститься.
   Мягкие сапожки позволяли Хизи идти почти бесшумно. Она обогнула крутой выступ склона, направляясь туда, откуда доносилась тихая музыка и чарующий тенор, выводящий грустную мелодию. Хизи внезапно сообразила, что может оказаться в опасности: гаанов называли еще и хуунели - "поющими". Что, если это ее враг, тот менгский шаман, подобравшийся ближе, чем предполагали Хизи и ее спутники, и теперь насылающий на нее какого-нибудь враждебного бога?
   Тихий шорох лап сказал Хизи, что Хин следует за ней, и хотя было неясно, как усталый старый пес мог бы защитить ее, присутствие собаки придало Хизи храбрости, и она завернула за выступ.
   Певец стоял на коленях на плоском камне, закрыв глаза и подняв лицо к небу. Рядом паслась его лошадь, знакомая Хизи рыжая кобыла. Песня была менгская, и Хизи сумела Разобрать слова лишь одного куплета, прежде чем молодой человек открыл глаза и увидел ее.
   О ветер, сестра, что железом кована,
   Полетим над крышами и над кровлями,
   Полетим, куда не взмывали взором
   Не то что люди, а даже горы.
   Мне станет отвага седлом, подруга,
   Уздою - вера, любовь - подпругой...
   Предсказатель Дождя взглянул на Хизи и остановился, покраснев так, что это было заметно даже в сумерках.
   - Мне жаль, что я помешала тебе, - извинилась Хизи. - Ты так чудесно пел.
   - Ах, - пробормотал он, глядя себе под ноги, - благодарю тебя.
   - Я и раньше слышала, как менги поют своим коням, но ни у кого из них нет такого серебряного горла.
   - Ты мне льстишь, - смутился Предсказатель Дождя. Хизи подняла руку, прощаясь.
   - Я ухожу.
   - Нет, пожалуйста, останься. Я кончил.
   - Я просто услышала пение и полюбопытствовала, кто поет. Предсказатель Дождя кивнул, и Хизи, поколебавшись, сочла это за приглашение остаться. - Я так до конца и не понимаю уз, которые связывают вас с вашими конями, - осторожно сказала она. - Я люблю Чернушку, это замечательная лошадь, но я совсем не испытываю к ней родственных чувств.
   - Это потому, что вы не родня, - объяснил Предсказатель Дождя. - Иначе и не может быть. - Хизи сразу поняла, что он вовсе не хочет ее обидеть: менг просто констатировал неоспоримый факт. Хизи захотелось поговорить на эту тему.
   - Не мог бы ты объяснить поподробнее? Молодой человек пожал плечами.
   - В начале времен Мать-Лошадь дала жизнь двум детям - коню и человеку. И тот и другой были менги, и никто из нас этого не забыл. Наши племена, конечно, остаются раздельными, но родство всегда учитывается. У нас общие души: в одних жизнях мы рождаемся лошадьми, в других - людьми, но внутри мы одинаковые. - Он с любопытством взглянул на Хизи. - Ты чувствуешь родство с той богиней, что живет в тебе?
   Хизи вспомнила бешеную скачку по дороге с горы, чувство единения с кобылицей.
   - Да, - призналась она. - Но я все-таки не думаю, что это то же самое, что и у менгов.
   - Нет, - очень тихо проговорил Предсказатель Дождя. - Старики говорят, что когда всадник и конь совершенно сливаются, они не рождаются больше среди нас. Они уходят в другое место, где становятся единым существом. Должно быть, ты чувствуешь именно это. - В его голосе прозвучала легкая зависть.
   - Может быть, - согласилась Хизи. - Временами мы с ней словно сливаемся, но по большей части я ее просто не замечаю.
   - Это редкий дар - быть гааном. Ты должна гордиться.
   - Я и горжусь, - ответила Хизи. - Ты никогда не задумывался... - Она помолчала. - Ты такой замечательный певец. Разве ты не гаан?
   Предсказатель Дождя повернулся к своей лошади и начал выбирать травинки из ее гривы.
   - Есть два сорта певцов. И два сорта песен. В моем замке боги не могли бы жить. - Менг не мог скрыть своего разочарования.
   - Ох... - Хизи поискала слова, которые могли бы его утешить. - У тебя дар творить красоту, - наконец сказала она.
   - Это очень маленький дар, - ответил Предсказатель Дождя, все еще не глядя на Хизи.
   - Нет, это не так. Может быть, у меня и есть сила и я могу стать гааном, но все, что мне удается, - это разрушать. Я никогда ничего не создавала. Я никогда не могла бы петь так же прекрасно. - На этом она остановилась, почувствовав смущение.
   Предсказатель Дождя наконец повернулся к ней, и по его губам пробежала тень улыбки.
   - Песне не обязательно достигать ушей, чтобы ее услышали и поняли. Такую музыку никто не создает, она просто существует. - Потом он снова повернулся к Быстрой Как Ветер, своей кобыле. Хизи подождала еще минуту, потом повернулась, чтобы уйти.
   - Спасибо тебе за похвалу, - крикнул ей вслед Предсказатель Дождя. Она очень важна для меня, хоть мне и стыдно в этом признаваться.
   Ночной холод становился все более чувствительным, и Хизи заторопилась обратно к костру, хотя сердце у нее и так Уже согрелось Наконец-то ей удалось сказать кому-то то, что следовало.
   Тремя днями позже Перкар во время охоты нашел подходящую для Тзэма дубинку. Она почти не потребовала обработки - естественная палица из черного дерева, высотой почти по пояс Перкару. Вечером на привале он показал полувеликану, как придать дереву нужную форму, дав ему частично обуглиться и счистив сгоревшую часть.
   - Это к тому же придает дереву твердость, - сказал Нгангата, наблюдавший за их работой. Он только что вернулся с охоты, добыв не какую-то палку, а крупную антилопу. Тзэм кивнул.
   Стемнело, и волки, о которых предупреждал Перкар, выли где-то вдалеке; им иногда отвечал крик неясыти. Небо было безоблачно, воздух свеж; у костра было уютно. В сотне шагов от лагеря раздавался стук двух барабанов - это Братец Конь и Хизи, учитель и ученица, овладевали искусством колдовства. Как понял Перкар, Хизи делала быстрые успехи в своем знакомстве с миром богов - и неудивительно, ведь в ее жилах текла кровь самого могучего из них.
   Тзэм с увлечением отделывал свою палицу. Он был неуклюж, но огонь оказывал ему помощь, и простое, но смертоносное оружие постепенно обретало форму.
   - Я помню свой первый меч, - сказал остальным Перкар. Этим вечером он чувствовал успокоение. Он не был, конечно, счастлив, но и не был придавлен всей тяжестью мира. И воспоминания его были воспоминаниями юного паренька, только что признанного воином. - Ох, как же я его обожал! Он был так прекрасен!
   - Что с ним случилось? - поинтересовался Тзэм.
   - Я... обменял его на Харку. - Перкар не стал рассказывать, что меч, данный ему отцом, клинок, выкованный маленьким богом-кузнецом Ко, остался лежать рядом с телом первой жертвы, чья смерть на его совести. Но по крайней мере тот меч не осквернен убийством...
   Перкар поднял глаза как раз вовремя, чтобы поймать предостерегающий взгляд, который Нгангата бросил на Тзэма. Опять он старается его защитить! Неужели они и правда считают Перкара таким неженкой?
   А почему бы и нет? Разве его вспышки раздражения и дурное настроение не дали им основания так думать? Нужно быть более сильным, решил Перкар, играть большую роль во всех делах. В конце концов, это его бог-Ворон посвятил в то, что им следует сделать.
   - Долго нам еще ехать, Нгангата? Скоро мы доберемся до горы?
   Нгангата задумался.
   - Если мы будем двигаться с той же скоростью, не потеряем лошадей и все вообще будет идти хорошо - еще два месяца.
   - Два месяца? - недоверчиво переспросил Тзэм, отрываясь от своей работы. - Разве мы тогда не пересечем границу мира?
   Перкар и Нгангата усмехнулись.
   - Нет, - ответил полуальва, - можно скакать еще девяносто дней, миновав гору, и так и не найти края света.
   - А что же мы там найдем?
   - Я не знаю, - сказал Перкар. - А ты, Нгангата?
   - Большую часть этого времени заняло бы путешествие через Балат. Балат действительно огромный лес. За ним лежит Мор - пресноводное море. Дальше горы, леса и равнины и, наконец, как я слышал, великий океан. Вот за ним, может быть, и находится край света, - я не знаю.
   - Как далеко ты туда забирался? Я никогда тебя не расспрашивал об этом. - Перкар вытащил нож и принялся помогать Тзэму отделать его дубинку. Полуальва как будто уже не так сердился на Перкара; он снова начал разговаривать с юношей, чего не было несколько дней после его поездки в лагерь менгов.
   - Я бывал на Море, но не дальше.
   - Хотелось бы и мне когда-нибудь увидеть все это, - сказал Перкар.
   Нгангата не поднял глаз от своей работы; его руки были по локоть в крови, он ловко разделывал ножом тушу антилопы.
   - Я тоже хотел бы вновь увидеть Мор, - сказал он, и Перкар улыбнулся, почувствовав, что напряжение между ними ослабевает все больше.
   - До чего же большой мир! - вздохнул Тзэм.
   - Ну, зато за два месяца у нас будет время сделать из тебя воина.
   - За два месяца до чего? - с подозрением поинтересовался великан.
   Перкар отложил работу и взглянул в глаза великану.
   - До того... Ну, до того, как мы доберемся до горы.
   - И там нам придется сражаться?
   Перкар развел руками:
   - Честно скажу, не знаю. Но, возможно, и придется.
   - Зачем?
   Перкар почувствовал, как к нему понемногу возвращается прежняя уверенность в себе; в результате его слова прозвучали только несколько странно, а не как абсолютный абсурд.
   - Ну, Тзэм, нам предстоит убить бога, а они редко относятся к такому с пониманием.
   Огромная челюсть Тзэма угрожающе выдвинулась вперед; он неожиданно отбросил дубинку и яростно уставился на Перкара.
   - Почему я об этом ничего не знаю? О чем это ты говоришь? Я думал, мы пытаемся добраться до твоих соплеменников, Перкар, чтобы жить с ними. Я ничего не слышал ни о каком убийстве богов.
   Перкар понял, что совершил ошибку; к тому же ему обязательно нужно было сначала поговорить с Хизи. Со времени своей болезни он был так погружен в собственные страхи и желания, что совсем утратил представление о цели, которую преследует их маленький отряд. Может быть, планы переменились даже после того, как он в последний раз говорил с Хизи: она, а не он, принимала решения, в большей мере, чем он, знала, что происходит. Может быть, планы и нужно пересмотреть. Доверять Караку опасно, и хотя Перкар сначала поверил, что предложенное богом-Вороном возможно, теперь его снова одолели сомнения. К тому же он никому не говорил - даже Нгангате, - что главная роль во всей затее отводится Хизи. У истока Изменчивого она - и только она - могла убить бога; ничего больше Чернобог Перкару не открыл. Но Карак говорил обо всем так, что победа над Рекой казалась легкодостижимой: все, что требуется, - добраться до горы.
   Даже и это не такая уж легкая задача. Дорога через высокие плато и горные хребты опасна, всюду можно встретиться с менгами и с хищными зверями. И еще им предстоит пересечь земли, где идет война и гибнут люди его родичи сражаются с соплеменниками Братца Коня. Как поведут себя старик и его племянники, когда отряд доберется до тех мест?
   Нельзя забывать и о своеволии Хизи. Она может не захотеть помочь, когда узнает обо всем. Но чем дольше откладывать объяснение, тем сильнее она рассердится на него за скрытность.
   И вот теперь Тзэм бросает на него грозные взгляды - потому что он снова стал говорить не подумав, снова совершил оплошность.
   - Мы еще ничего не решили, Тзэм. Мы с Хизи еще не обсудили все как следует; так что, можно считать, она сказала тебе правду.
   - Нет, я теперь вспомнил: она говорила что-то насчет горы еще там, в екте. Говорила, что она выбирает этот путь из-за того, что ты ей сказал. Только причину она мне так и не открыла.