Клэнси Том. Слово президента

   Вирус Эбола был элегантно прост и микроскопически мал. Сто тысяч таких вытянувшихся вирусов едва ли закроют один дюйм на линейке. Теоретически один вирус мог убивать, расти, мигрировать и убивать снова. И снова. И снова.
   Медицинские анналы сохранили гораздо меньше, чем хотелось каждому из них. В 1918 году «испанский грипп», или «испанка», — скорее всего одна из форм пневмонии — пронеслась за девять месяцев по всему миру, погубив по меньшей мере двадцать миллионов человек, возможно, гораздо больше, причём заболевание протекало с такой быстротой, что некоторые жертвы ложились спать здоровыми и не просыпались на утро Однако несмотря на то что симптомы болезни были подробно описаны, состояние медицинской науки ещё не достигло того уровня, чтобы распознать природу заболевания, отчего никто не знал, каким образом началась эта эпидемия. В семидесятые годы даже эксгумировали захоронения жертв «испанки» на Аляске, в зоне вечной мерзлоты, в надежде найти вирусы для последующего изучения. Это была неплохая идея, но исследования оказались безуспешными. Медицинское сообщество почти забыло об этой эпидемии, и многие считали, что в случае вспышки «испанку» удастся победить с помощью новейших методов лечения.
   А вот специалисты не были в этом уверены. «Испанка», подобно СПЙДу, лихорадке Эбола и некоторым другим заболеваниям, имела, по-видимому, своим возбудителем вирус, а успехи медицины в борьбе с вирусными заболеваниями часто равняются нулю.
   Возникновение вирусных заболеваний можно предупредить с помощью вакцин, но если инфекция уже попала в организм, оставалось только ждать, победит иммунная система пациента в этой борьбе или проиграет, причём лучшие врачи при этом порой лишь беспомощно наблюдают за ходом болезни. Врачи, как и представители других профессий, часто предпочитают не обращать внимания на то, чего они не видят и не понимают. Это является единственным объяснением того, что медицинское сообщество так поздно осознало существование СПИДа и его смертельных последствий. Вирус СПИДа был в числе экзотических патогенных микроорганизмов, которые изучали Лоренц и Форстер, и он тоже был даром африканских джунглей.
   — Знаешь, Гас, иногда меня охватывают сомнения, сумеем ли мы когда-нибудь докопаться до природы этих маленьких мерзавцев.
   — Докопаемся, Ральф, раньше или позже докопаемся. — Лоренц отошёл от микроскопа — по сути это был монитор компьютера — и горестно вздохнул, сожалея, что не может закурить трубку. Он не хотел отказываться от этого порока, хотя работа в государственных учреждениях это предусматривала. Гас убеждал себя, что с трубкой в зубах ему лучше думается. Оба врача смотрели на экран, разглядывая извивающиеся белковые структуры.
   — Вот этот взят от мальчика.
   Оба, Лоренц и Форстер, шли по стопам гигантов. Лоренц написал статью об Уолтере Риде и Уилльяме Горгасе, двух армейских врачах, которые путём систематических исследований и непрерывного применения их результатов сумели победить жёлтую лихорадку. Однако накопление знаний в области вирусологии происходило слишком медленно и обходилось чрезвычайно дорого.
   — Кенни, положи-ка на предметный столик другой образец.
   — Сейчас, доктор, — послышался ответ по интеркому. Через мгновение рядом с первым образцом появился второй.
   — Да, — кивнул Форстер. — Похоже, никакой разницы.
   — Это из крови медсёстры. А теперь смотри. — Лоренц нажал на кнопку телефона. — О'кей, Кенни, включай компьютер. — Перед их глазами появилось компьютерное изображение обоих образцов. Когда одно изображение наложилось на другое, они точно совпали.
   — Во всяком случае мутации не произошло.
   — Для этого слишком мало возможностей. Всего два пациента. Больных надёжно изолировали. А может быть, нам повезло. Проведено тестирование родителей мальчика. Похоже, у них в крови ничего не обнаружили — по крайней мере судя по телексу. Как и в окрестных деревнях. Группа ВОЗ проводит проверку в округе. Как всегда, обнаружены обезьяны, летучие мыши, насекомые. Пока — никаких зацепок. Не исключено, что это какая-то аномалия. — В словах Лоренца звучала скорее надежда, чем точка зрения.
   — Я намерен поставить ряд экспериментов с этим вирусом. Заказал партию обезьян. Хочу вырастить его, поместить в живые клетки, а затем, Ральф, следить за тем, что в них ежеминутно происходит с ним. Буду брать образцы заражённых клеток, резать их, сжигать ультрафиолетом, замораживать в жидком азоте, а потом рассматривать под микроскопом. Мне хочется посмотреть, как ведёт себя РНК вируса. Здесь есть какая-то последовательность… не знаю, как это выразить. Такая мысль вроде как бродит у меня в голове. Черт побери. — Гас выдвинул ящик стола, достал оттуда свою трубку и раскурил её спичкой. Это его кабинет в конце концов, и он действительно думал лучше с трубкой в зубах. Во время полевых экспедиций Лоренц утверждал, что дым отгоняет насекомых и к тому же он не затягивается. Из вежливости он открыл окно.
   Идея, под которую он только что получил финансирование, была намного сложнее, чем его краткое объяснение, и оба учёных знали это. Для того чтобы появилось правильное представление о том, как протекает процесс внутри клетки, одну и ту же процедуру придётся повторить более тысячи раз. А ведь это только начало. Понадобится осмотреть и измерить каждую клетку. На это могут уйти годы, но, если Лоренц был прав, в конце концов у учёных впервые появится представление о том, как действует вирус и как цепочка РНК влияет на живую клетку.
   — Мы рассматриваем такую же проблему в Балтиморе.
   — Вот как?
   — Часть проекта по изучению геномов. Мы пытаемся исследовать комплексное взаимодействие, выяснить ход процесса — как эти крохотные мерзавцы нападают на клетки ещё на молекулярном уровне, каким образом вирус Эбола размножается без функции соответствующего преобразования внутри генома. Но все это поразительно трудно. Прежде чем искать ответы, следует выяснить, какие ставить вопросы. А затем понадобится гениальный программист, чтобы объяснить машине, как анализировать их.
   Лоренц вопросительно поднял брови, — И далеко вы продвинулись?
   — Пока только пишем мелом на доске, не больше.
   — Ну что ж, когда мне привезут моих обезьян, я сообщу, чего нам удалось добиться. По крайней мере образцы ткани хоть что-то объяснят.

* * *

   Похороны приобрели поистине эпический размах. В них принимали участие тысячи людей. Громкими криками они выражали свою преданность мёртвому человеку, что помогало скрывать их истинные мысли. Гроб везли на орудийном лафете в сопровождении солдат с винтовками, перевёрнутыми задом наперёд, следом вели осёдланную лошадь без всадника, за нею шли военные — все это попадало на антенну станции «След бури» и передавалось в Вашингтон.
   — Жаль, что не видно лиц, — негромко заметил Васко.
   — Пожалуй, — согласился президент. Райан сохранял серьёзность, хотя ему и очень хотелось улыбнуться. Он навсегда останется офицером разведки, Джек не сомневался в этом. Ему нужна была непосредственная информация, а не сведения, обработанные и приглаженные кем-то для передачи ему. В данном случае он мог наблюдать за происходящим в прямом эфире, в реальном времени, причём рядом были комментаторы, способные тут же дать необходимые объяснения.
   В Америке поколением раньше это назвали бы «хэппенингом». Толпы людей стояли на тротуарах и вели себя так, потому что именно этого от них ожидали. Человеческое море буквально заполнило площадь — у неё было название, но никто не мог припомнить его, — и даже те, кто не могли видеть. А… вот новая камера ответила на вопрос. Происходящее демонстрировалось на гигантских телевизионных экранах. Интересно, а не повторяется ли это только что сделанная запись, подумал Джек. Две шеренги генералов, заметил он, шли в ногу, вслед за лафетом.
   — Как вы думаете, они долго будут идти?
   — Трудно сказать, господин президент.
   — Вас ведь зовут Берт, верно? — спросил президент.
   — Да, сэр.
   — Берт, я могу пригласить сюда одного из офицеров, проводящих утренние брифинги по поступившим разведданным, если захочу услышать, как он не сможет ответить на мои вопросы.
   Как и следовало ожидать, Васко растерянно мигнул. Какого черта я буду молчать? — подумал он и выпалил:
   — Восемь из десяти, они скоро разбегутся.
   — Вот с такими данными можно уже заключать пари. А теперь скажите мне, почему вы так думаете.
   — Ираку не на что опереться. Комитет не может стоять во главе диктатуры, по крайней мере, не в течение длительного времени. Ни один из них не в силах захватить власть. А если они будут бездействовать в ожидании перемен и власть переменится, эти перемены не обещают им ничего хорошего. Их ждёт такой же конец, как и генералов шаха, — спиной к стене, глядя в дула винтовок. Может быть, они попытаются сопротивляться, но я сомневаюсь в этом. У каждого из них где-нибудь на счёте наверняка лежат деньги. Пить коктейли на берегу моря — это, конечно, не такое удовольствие, как быть генералом, но всё же намного лучше, чем выталкивать цветочки над своей головой. К тому же им нужно позаботиться о семьях.
   — Значит, нам нужно рассчитывать на то, что в Ираке появится совершенно новый режим? — спросил Джек.
   — Да, сэр, — кивнул Васко.
   — Подчинённый Ирану?
   — Не стану спорить, — ответил Васко, — но у нас слишком мало надёжной информации, чтобы предсказывать будущее. К сожалению, сэр, не могу сказать вам ничего более определённого, но вы ведь платите мне не за то, чтобы я высказывал предположения.
   — Пока и этого достаточно. — Вообще-то полученной информации было слишком мало, но Васко сообщил Райану все, что мог. — Значит, мы ничего не можем предпринять? — Это был вопрос, адресованный супругам Фоули.
   — Ничего, — покачал головой Эд. — Полагаю, можно было бы перебросить туда одного из наших сотрудников, находящихся в Саудовской Аравии, но тогда возникает другая проблема: к кому он обратится? Мы не имеем представления, кто стоит во главе событий, происходящих в Ираке.
   — Если кто-нибудь вообще стоит, — добавила Мэри-Пэт, глядя на шеренги марширующих генералов. Ни один из них не выбился вперёд.

* * *

   — Что вы хотите сказать? — спросил покупатель.
   — Вы мне вовремя не заплатили… — Поставщик осушил первую кружку пива и рыгнул. — У меня появился другой покупатель.
   — Но я задержался с оплатой всего на два дня, — возразил покупатель. — У нас возникли проблемы, связанные с переводом денег.
   — Сейчас у вас есть деньги?
   — Да.
   — Тогда я достану вам обезьян. — Поставщик поднял руку и, щёлкнув пальцами, привлёк внимание бармена. Английский плантатор пятьдесят лет назад не сделал бы этого лучше. — Тут никаких трудностей. Вам через неделю? Или быстрее?
   — Но Центру по контролю над болезнями они нужны немедленно. Самолёт уже в пути.
   — Сделаю все, что от меня зависит. Только объясните своему клиенту, если он хочет вовремя получить заказанную им партию, он должен вовремя заплатить за неё. Спасибо, — поблагодарил он бармена. — И одну для моего друга, пожалуйста. — Теперь он мог позволить себе это, поскольку сумма его устраивала.
   — Сколько времени нам придётся ждать?
   — Я уже сказал вам. Неделю. Может быть, меньше. — Почему этот парень так волнуется из-за нескольких дней? — недоуменно подумал поставщик.
   У покупателя не было выбора, по крайней мере не было выбора в Кении. Он решил выпить пива и поговорить о других вещах. Затем позвонить в Танзанию. В конце концов африканские зелёные обезьяны широко распространены по всей Африке. Вряд ли в ближайшее время наступит дефицит этого товара, подумал он. Однако через два часа его точка зрения изменилась. На всех рынках, поставляющих африканских зелёных обезьян, наблюдался дефицит, хотя он продлится всего несколько дней — именно столько времени потребуется трапперам, чтобы отыскать ещё несколько мест обитания этих длиннохвостых паразитов.

* * *

   Помимо своих обязанностей комментатора, Васко вёл перевод выступлений на похоронах.
   — Мудрый и любимый вождь, так много давший нашей стране…
   — В том числе сумевший контролировать народонаселение с помощью войн и каторжных работ, — фыркнул Эд Фоули.
   Солдаты — все члены Национальной гвардии — перенесли гроб в заранее сооружённый мавзолей, и вместе с ним ушли в прошлое двадцать лет иракской истории. Теперь главный вопрос в том, подумал Райан, кто будет писать следующую главу?

Глава 15
Доставка

   — Итак, каковы результаты? — спросил президент Райан, проводив последних гостей.
   — Прошение об отставке — если оно вообще было — отсутствует, сэр, — ответил инспектор О'Дей. — Наиболее важное, что мы узнали до настоящего времени, заключается в том, что госсекретарь Хансон не обращал особого внимания на соблюдение правил работы с секретными документами. Эти сведения мы получили от начальника службы безопасности Госдепартамента. Он говорит, что неоднократно обращал внимание госсекретаря на нарушение этих правил. Агенты, прибывшие вместе со мной, сейчас опрашивают сотрудников, чтобы установить, кто входил в кабинет госсекретаря и выходил из него. Мы начали расследование с этого.
   — Кто занимается этим? — Райан вспомнил, что Хансон, несмотря на то что был отличным дипломатом, никогда не прислушивался к советам, от кого бы они не исходили.
   — Мистер Мюррей поручил Управлению внутренней безопасности вести расследование независимо от него. Это означает, что я тоже не могу участвовать в нём, потому что в прошлом докладывал непосредственно вам. То, что я говорю сейчас об этом, будет моим последним вмешательством в расследование этого дела.
   — Значит, оно будет вестись строго в соответствии с правилами?
   — Да, господин президент, именно так и нужно поступить, — кивнул, инспектор. — Агенты Управления внутренней безопасности будут пользоваться дополнительной поддержкой юридического департамента Министерства юстиции. В него входят сотрудники с дипломами юристов, которые играют роль юридических ищеек. Это знающие и опытные люди. — О'Дей на мгновение задумался. — Между прочим, кто побывал за последнее время в кабинете вице-президента?
   — Здесь, вы имеете в виду?
   — Да, сэр.
   — За последнее время — никто, — ответила Андреа Прайс. — Им не пользовались, после того как он подал прошение об отставке. Его секретарь ушла вместе с ним и…
   — Было бы неплохо послать кого-нибудь и проверить пишущую машинку. Если на ней установлена обычная лента…
   — Отличная мысль! — Прайс вскочила и едва не выбежала из Овального кабинета. — Одну минуту. Может быть, будет лучше, если ваши люди…
   — Я сейчас позвоню, — заверил её О'Дей. — Извините, господин президент. Мне следовало подумать об этом сразу. Дайте указание, чтобы кабинет был немедленно опечатан.
   — Я сейчас же займусь этим, — ответила Прайс.

* * *

   Шум стоял невыносимый. Обезьяны — животные, ведущие стадный образ жизни, и привыкли жить «компаниями» около восьмидесяти особей, населяя главным образом опушки лесов, выходящих на широкие саванны. Так им безопаснее было спускаться с деревьев в поисках пищи на открытой местности. За последние сто лет они усвоили, что совершать набеги на плантации фермеров проще и легче, чем следовать тому, чему научила их природа, — ведь люди, хозяйничающие на фермах, принимали меры для борьбы с хищниками — вечными врагами обезьян. Африканская зелёная обезьяна — лакомство для леопарда и гиены, однако телёнок ничем не хуже, и фермерам приходилось защищать свой скот. В результате возник забавный экологический хаос. Для защиты скота фермеры, законно или незаконно, уничтожали хищников. Это привело к тому, что популяция обезьян стала быстро увеличиваться, и эти голодные животные принялись совершать налёты на плантации, где фермеры выращивали пищу для себя и своего скота. Вдобавок ко всему обезьяны уничтожали и насекомых, которые наносили ущерб посевам, и это позволило местным экологам предположить, что уничтожение обезьян нанесёт ущерб растениям. Для фермеров ситуация была намного проще. Они убивали всех, кто пожирал их скот. Если появлялись вредители, наносящие ущерб посевам, фермеры уничтожали и их. Насекомые слишком малы, их не видно, зато обезьяны достаточно заметны, так что никто из фермеров не возражал против появления трапперов.
   Африканская зелёная обезьяна относится к семейству Сercopithecus. У неё жёлтые усы и борода, а шерсть на спине — золотисто-зелёная. Продолжительность жизни этих животных до тридцати лет, но это главным образом в неволе, жизнь же в джунглях, населённых хищниками, опасна, а потому гораздо короче. Африканские зелёные обезьяны ведут стадный образ жизни. Такое стадо состоит из самок с детёнышами, а самцы присоединяются к нему по отдельности на несколько недель или месяцев, чтобы потом снова уйти в джунгли. Обилие самок в брачный сезон создаёт для самцов благоприятную ситуацию. Однако в самолёте положение весьма усложнилось. У некоторых самок уже наступил брачный сезон, но поскольку клетки стояли рядами, одна на другой, эти самки оказались недоступными для самцов. Это приводило их в бешенство, и самцы, оказавшиеся в соседних клетках, шипели, царапались и плевались. Ситуация усугублялась ещё и тем, что грузчики, устанавливая клетки в грузовом отсеке самолёта, не обращали внимания на тот простой факт, что и самцы и самки сидели в одинаковых клетках, а у африканских зелёных обезьян самцы вдвое больше самок. Таким образом, едва помещающиеся в клетках самцы, чувствуя самый привлекательный из всех естественных запахов, не могли добраться до его обладательниц, таких близких и таких недоступных. Вдобавок ко всему незнакомая обстановка и отсутствие воды и пищи вызвало то, что можно назвать только «обезьяньим бунтом», а поскольку эту проблему нельзя было решить дракой, в транспортном отсеке стоял оглушительный яростный визг четырехсот обезьян, который заглушал рёв двигателей JT-8, несущих «Боинг-707» над Индийским океаном на восток.
   Лётчики наглухо закрылись в своей кабине и надели наушники. Благодаря этим мерам доносящийся до них шум оказался приглушённым, но это не избавило пилотов от ужасающей вони, поскольку вентиляционная система заставляла воздух циркулировать по всему самолёту, что ещё больше увеличивало ярость обезьян и вызывало тошноту у экипажа.
   Старший пилот, и при обычных обстоятельствах способный ругаться весьма цветисто, скоро истощил запас ругательств и устал обращаться к Аллаху с мольбами, в которых просил избавить экипаж от этих отвратительных существ. В зоопарке он, наверно, с улыбкой показывал бы этих забавных длиннохвостых животных своим сыновьям, и те бросали бы им земляные орешки. Однако здесь всё было иначе. Когда терпение пилота истощилось, он надел кислородную маску и включил аварийное питание, мысленно представив, как было бы хорошо открыть дверцы грузового отсека — мгновенная декомпрессия прикончила бы обезьян и самолёт очистился бы от отвратительной вони. Пилот почувствовал бы себя лучше, если бы знал то, о чём уже инстинктивно догадывались обезьяны, — после прибытия к месту назначения их всех ждал страшный конец.

* * *

   Бадрейн снова встретился с генералами в бункере правительственной связи. Окружённый со всех сторон многометровой массой бетона, он не чувствовал себя в безопасности. Они собрались здесь по единственной причине — бункер был скрыт под построенной над ним для маскировки типографией, которая действительно печатала книги. Это здание, как и ещё несколько, уцелели только по недосмотру американской разведки. Две «умные» бомбы уничтожили фабрику прямо напротив типографии, по другую сторону улицы. Огромные воронки были хорошо видны на том месте, где раньше находилась фабрика. Это урок, который следует запомнить надолго, подумал Бадрейн. Чтобы поверить в силу американского оружия, надо собственными глазами увидеть результаты его применения. Не читать об этом в газетах и не смотреть по телевидению — это совсем не то. Над головой Бадрейн чувствовал пятиметровую толщу железобетона, служившую крышей бункера, построенного под руководством немецких инженеров. Он поднял голову и увидел отпечатки опалубки, удерживавшей жидкий бетон. Ни единой трещины. И всё-таки бункер уцелел только потому, что американцы ошиблись и нанесли бомбовый удар по противоположной стороне улицы. И хотя Али Бадрейн провёл всю жизнь в мире оружия и вооружённой борьбы, лишь сейчас он воочию увидел его ужасную силу.
   Генералы были гостеприимными хозяевами. К нему приставили полковника, который выполнял каждое его желание. Два сержанта разносили закуски и напитки. Накануне Бадрейн наблюдал по телевидению за церемонией похорон. Следовало ожидать, что одна из американских телевизионных компаний будет передавать её на весь мир. Иракцы, как и большинство народов этого региона, отличаются пылкостью, особенно когда их заставляют собираться огромными толпами и предупреждают, как нужно себя вести. Они легко поддаются влиянию властных людей, выполняют все их указания, и Бадрейн знал, что для них не особенно и важно, кто эти люди. К тому же, кто знает, насколько искренни проявляемые ими чувства? Осведомители тайной полиции по-прежнему шныряли в толпе и следили за теми, кто не выражали достаточного восторга или печали. Служба безопасности, не сумевшая сохранить жизнь президента, не бездействовала, и все знали об этом. Так что можно предположить, что далеко не все эмоции, которые он видел на экране, не вся бурная скорбь иракцев были искренними. Бадрейн усмехнулся. Иракцы походили на женщину, притворно выражающую несказанное наслаждение, чтобы польстить мужчине. Вопрос заключался в том, заметят ли разницу сидящие здесь мужчины, так часто получающие удовольствие, не обращая внимания на поведение женщины?
   Генералы приезжали по одному, опасаясь сепаратного обсуждения проблемы, которая занимала их всех. Изящный резной буфет, полный бутылок и бокалов, был открыт, и для генералов не существовало запретов ислама. Бадрейн не обращал на это внимания. Перед ним стоял стакан водки, вкус к ней он приобрёл двадцать лет назад в Москве, которая была тогда столицей громадного государства.
   Они были на удивление спокойны для столь могущественных людей, особенно если принять во внимание, что прибыли с поминок человека, которого никогда не любили. Генералы пили главным образом шотландское виски и опять же главным образом следили друг за другом. На экране все ещё включённого телевизора шла передача местной телестанции, повторявшей в записи церемонию похорон, и диктор восхвалял непревзойдённые достоинства погибшего лидера. Генералы смотрели и слушали, однако лица их выражали не столько печаль, сколько страх. Их мир рухнул. Генералов не трогали ни вопли граждан, собравшихся на площади, ни слова диктора. Они знали правду.
   Наконец прибыл последний. Это был директор службы безопасности, встречавший Бадрейна на аэродроме. Он выглядел щеголевато — успел заехать в свою штаб-квартиру. Все головы обернулись к нему, и он ответил, даже не ожидая вопроса.
   — Все спокойно, друзья.
   Пока. Об этом тоже можно было не говорить вслух. Бадрейн мог бы взять слово и обратиться к собравшимся, но решил на этот раз промолчать. Он умел говорить и знал силу убеждения. Однако на этот раз убедительнее всего будет молчание. Бадрейн просто смотрел на них, зная, что его взгляд намного красноречивее всяких слов.
   — Мне это не нравится, — произнёс наконец один из генералов. После его слов не изменилось ни одно лицо. И неудивительно. Это не нравилось никому. Тот, кто произнёс короткую фразу, всего лишь выразил мысли всех присутствующих, продемонстрировав тем самым, что он слабее других.
   — Откуда мы знаем, что можем положиться на вашего повелителя? — спросил командующий национальной гвардией.
   — Он поклялся на Коране. — Бадрейн поставил стакан на стол. — Если хотите, можете послать к нему делегацию, членов которой выберете сами. В этом случае я останусь заложником. Но тогда нужно действовать быстро, не теряя времени.
   Это они понимали и без него. То, чего они боялись больше всего, могло произойти как до их отъезда, так и после. Снова воцарилась тишина. Теперь генералы не притрагивались к своим бокалам. Бадрейн без труда читал их мысли. Все они хотели, чтобы кто-то другой принял решение, и они согласятся с этим решением или усомнятся в нём, и в течение этой дискуссии будет выработана общая позиция, которую, наверно, займут все, хотя два или три генерала предложат альтернативное решение. Это зависело от того, кто из них первым положит на весы свою жизнь и взвесит её, глядя в неопределённое будущее. Наконец заговорил один из генералов.
   — Я поздно женился, — произнёс командующий военно-воздушными силами. В молодости и до тридцати пяти лет он был лётчиком-истребителем — правда, больше времени проводил на земле, чем в воздухе. — У меня маленькие дети. — Он сделал паузу и посмотрел по сторонам. — Думаю, вы все знаете, что произойдёт с нашими семьями в случае… неблагоприятного развития событий.
   Это достойное вступление, подумал Бадрейн. Они не трусы в конце концов, а солдаты.
   Клятва Дарейи на Коране не возымела убедительного действия. Прошло немало времени с тех пор, как каждый из них побывал в мечети, разве только если требовалось сфотографироваться в притворной молитве Аллаху, и хотя отношение к этому их врага было совсем иным, вера в религиозные убеждения противника начинается в собственном сердце.