Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- Следующая »
- Последняя >>
Происходящее просто возмущало. Каким образом новички рассчитывают узнать, чем им надлежит заниматься, без помощи лоббистов из избранного круга, которые могли бы направлять их действия и обучать правилам игры? К тому же разве эти новые сенаторы являются народными избранниками? В конце концов, лоббистам платят за их советы, за то, что они объясняют представителям народа, как надлежит поступать, тем более что эти сенаторы вовсе не избраны, а назначены на свои должности, часто губернаторами штатов, стремящимися добиться переизбрания, на которых повлияла страстная, но абсолютно неосуществимая речь президента Райана по телевидению. Создавалось впечатление, будто на свет появилась и начала стремительно распространяться какая-то новая религия.
На вечеринках в Шеви-Чейс многие начали беспокоиться, что новые законы, принятые этими новыми сенаторами, станут… действующими законами, подобными тем, которые были приняты прежней системой, если не такими же мудрыми, то по крайней мере столь же обязательными для исполнения. А вдруг эти новые сенаторы действительно смогут создавать и принимать законы без помощи со стороны? Такая мысль была настолько же неожиданной, как и пугающей. Разумеется, лишь в том случае, если в неё поверить.
А тут приближались выборы в нижнюю палату, которые вот-вот должны были начаться по всей стране, целью их было избрание членов палаты народных представителей, как любили её называть. Она являлась настоящим Диснейлэндом для лоббистов, открывая им возможность проводить несчётные встречи в одном удобном комплексе зданий — 435 законодателей плюс их секретари и помощники, и все это на площади всего в двадцать акров. Данные о выдвижении кандидатов, которые раньше публиковались только в местных газетах, теперь были подхвачены национальными средствами массовой информации и вызвали волну потрясения и недоверия. В палату представителей баллотировались люди, которые раньше не избирались ни в какие выборные органы: бизнесмены, общественные деятели, никогда не работавшие внутри системы, юристы, священники, даже несколько врачей. Некоторые из них могли оказаться избранными, потому что выступали с неопопулистскйми речами относительно поддержки президента и «восстановления» Америки — эта фраза стала необычайно популярной. Но ведь Америка и не думала умирать, говорили себе люди из «внутреннего круга». Они-то по-прежнему находились на месте, не правда ли?
Это все вина Райана. Он никогда не был одним из них. Он даже говорил, и не один раз, что ему не нравится быть президентом!
Не нравится быть президентом?
Как мог любой мужчина — «человек» стало термином истеблишмента в этот новый просвещённый век, — как мог любой человек не стремиться получить возможность делать так много, раздавать столько благ, чувствовать, как тебя обхаживают и льстят тебе, словно королям в прошлом?
Не нравится быть президентом?
Значит, он не на своём месте, вот так.
Они знали, как справиться с этим. Кто-то уже взялся за дело. Утечка информации — и не только из президентского окружения. Там находились маленькие люди с маленькими запросами. Были и другие. Существовала общая картина, и для влияния на неё все ещё имел значение доступ к власти, потому что у круга избранных было немало голосов и по-прежнему существовали уши, готовые прислушаться к ним. Не будет никакого плана и никакого заговора как таковых. Все произойдёт естественным образом или настолько естественным, насколько это обычно происходит здесь. Более того, это уже началось.
Рейсов с удобным временем вылета и прибытия на место было поразительно мало:
КЛМ 534 в Амстердам отправлялся сразу после часа ночи и прибывал в Голландию в 6.10 утра после промежуточной посадки;
Прямой беспосадочный рейс «Люфтганза» 601, вылет в 2.55 утра, прибытие во Франкфурт в 5.50;
«Остриэн Эйрлайнз» 774, отправлялся в 3.40 утра, летел без посадки и прибывал в Вену в 6.00;
«Эр Франс» 165 — вылет в 5.25, прибытие в аэропорт Шарля де Голля в девять утра;
Авиалайнер компании «Бритиш эйруэйз» вылетал из Тегерана в шесть утра, делал промежуточную посадку и приземлялся в Хитроу в 12.45 дня.
Рейс «Аэрофлота» — отправление в 3 утра, прибытие в Москву в 7.10.
Только один беспосадочный рейс в Рим, ни одного прямого рейса в Афины и даже нет беспосадочного рейса в Бейрут! Бадрейн мог отправить своих людей с пересадкой в Дубае — поразительно, но «Эмиратс эйрлайнз» продолжала совершать рейсы из Тегерана в свой международный центр воздушных путей сообщения, равно как и национальная авиакомпания Кувейта, но их, подумал он, лучше избегать.
Итого, всего горстка рейсов, которыми можно воспользоваться, и за всеми иностранные спецслужбы могут установить контроль — если эти службы достаточно компетентны, а ему следовало исходить именно из такого предположения. У них либо будут свои люди на борту каждого авиалайнера, либо экипажи самолётов получат соответствующие инструкции, за чем вести наблюдение и как сообщать результаты, пока авиалайнер все ещё находится в воздухе. Таким образом, речь шла не только о времени, правда?
Бадрейн выбрал отличных людей для проведения операции; большей частью с университетским образованием, они знали, как респектабельно выглядеть, как вести разговор или, по крайней мере, как вежливо уклоняться от попыток заговорить — на международных авиарейсах самым простым было притвориться спящим, причём обычно притворяться даже и не требовалось. Но стоит совершить всего одну ошибку, и последствия могут оказаться весьма серьёзными. Он объяснил им это, и все его внимательно слушали.
Ему ещё никогда не поручали руководить такой операцией, и потому он дал себе слово выполнить её. Итак, всего горстка по-настоящему пригодных рейсов и к тому же не столь уж привлекательный рейс через Москву. Придётся удовлетвориться рейсами с пересадкой в постоянно загруженных аэропортах Лондона, Франкфурта, Парижа, Вены и Амстердама, причём использовать по одному рейсу в день. Хорошо было то, что в этих городах оказался большой выбор как американских, так и иностранных авиалайнеров, вылетающих в Америку. Таким образом, одна группа отправится рейсом 601 во Франкфурт, а там некоторые пересядут на разные рейсы, вылетающие из Брюсселя («Сабена» в Нью-Йорк, в аэропорт Кеннеди) и Парижа («Эр Франс» — в аэропорт Даллеса в Вашингтоне, «Дельта» — в Атланту, «Америкэн эйрлайнз» — в Орландо и «Юнайтед» — в Чикаго). Остальные отправятся рейсом «Люфтганзы» в Лос-Анджелес. Наибольшие возможности были у группы, летящей рейсом «Бритиш эйруэйз», откуда можно лететь на «конкорде» рейсом номер 3 в Нью-Йорк. Единственное препятствие заключалось в том, чтобы все успешно преодолели первый этап, представляющий собой рейсы из Тегерана. После этого огромная разветвлённая сеть международных воздушных сообщений разнесёт его посланцев со смертельным грузом по всей Америке.
И всё-таки двадцать человек, двадцать потенциальных ошибок. Безопасность операций всегда вызывала у него беспокойство. Он провёл половину жизни, пытаясь обмануть израильские спецслужбы, и хотя то, что был все ещё жив, являлось доказательством его успеха — или по крайней мере отсутствия полной неудачи, если быть более честным, — ему пришлось преодолевать такие преграды, что он не один раз едва не сходил с ума. Ну ничего. Во всяком случае он составил график рейсов. Завтра проведёт инструктаж. Бадрейн посмотрел на часы. До завтрашнего дня оставалось совсем немного.
— Арни, нам нужно поговорить.
— Мне тоже так кажется, — согласился ван Дамм, узнав голос человека, звонившего ему по прямой линии.
— Сегодня вечером?
— Согласен. Где?
— У меня дома?
Глава президентской администрации на секунду задумался.
— Почему бы и нет?
— Позвольте выразить вам благодарность за то, что вы согласить принять нас, — начал принц Али бин Шейк. Он не добавил, что для этого аятолле потребовалось достаточно длительное время.
— Я рад приветствовать вас в мире, — ответил Дарейи. — Так хорошо, что мы смогли помолиться вместе. — Он провёл гостей к столу, где его телохранители приготовили кофе, крепкий и горький, как это принято на Ближнем Востоке. — Пусть Аллах благословит нашу встречу, мои друзья. Чем я могу помочь вам?
— Мы приехали сюда, чтобы обсудить недавние события, — заметил наследный принц, сделав глоток. Его кувейтский коллега, Мухаммед Адман Сабах, министр иностранных дел своей страны, пока молчал.
— Что вас интересует? — спросил Дарейи.
— Ваши намерения, — откровенно признался Али. Духовный глава Объединённой Исламской Республики вздохнул.
— Нам нужно сделать ещё так много. Столько лет войны и страданий, столько потерянных жизней из-за стремления к различным идеалам, столько разрушений. Даже эта мечеть, — он указал на обветшавшее здание, явно нуждавшееся в ремонте, — являет собой символ всего этого, не правда ли?
— У всех нас немало оснований для печали, — согласился Али.
— Вас интересуют мои намерения? Прежде всего восстановить нормальную жизнь. Эти люди перенесли так много страданий, принесли столько жертв — и ради чего? Ради светских амбиций безбожника. Несправедливость происходящего взывала к Аллаху, и Он отозвался на мольбы о помощи. И вот теперь, возможно, мы станем процветающим и верующим народом. — Он не произнёс слова «снова», но в этом не было нужды.
— На это потребуются годы, — заметил кувейтец.
— Несомненно, — согласился Дарейи. — Но теперь, когда эмбарго снято, у нас достаточные ресурсы в стремлении решить эту задачу. Здесь нас ждёт новое начало.
— В мире, — прибавил Али.
— Несомненно, в мире, — серьёзно согласился Дарейи.
— Чем мы можем помочь вам? Одним из столпов Веры является милосердие, в конце концов, — заметил министр иностранных дел Сабах.
Дарейи с благодарностью кивнул.
— Нет предела вашей доброте, Мухаммед Адман. Так хорошо, что нами руководит наша вера, а не постороннее влияние, которое — и это так печально — овладело этим регионом за последние годы. Но пока задача, стоящая перед нами, настолько велика, что мы едва приступили к обдумыванию того, с чего начать и в каком порядке. Может быть, позднее мы сможем вернуться к этому вопросу.
Это не было совсем уж категорическим отказом от помощи, но смысл сказанного аятоллой был очевиден. Объединённая Исламская Республика не была заинтересована в деловых отношениях — именно этого и боялся принц Али.
— На следующем заседании ОПЕК, — предложил Али, — мы можем обсудить изменение квот добычи нефти, для того чтобы вы могли получать более справедливую долю доходов, которые наши страны получают от её покупателей.
— Это действительно было бы полезным, — согласился Дарейи. — Нам не нужно слишком много, всего лишь небольшие поправки, — добавил он.
— Таким образом, можно считать вопрос согласованным? — спросил Сабах.
— Конечно. Это чисто техническая проблема, которую мы можем поручить нашим представителям.
Оба гостя кивнули, вспомнив при этом, что при распределении квот добычи нефти и возникают наиболее ожесточённые споры.
Если каждая страна будет добывать слишком много, это собьёт мировые цены на нефть и все экспортёры пострадают от этого. С другой стороны, если чрезмерно ограничить производство нефти, это нанесёт удар по экономике стран-импортёров, которые будут вынуждены снизить потребление, что приведёт к уменьшению доходов. Соответствующий баланс — его трудно установить, как это случается со всеми экономическими проблемами, — представлял собой результат длительных дипломатических переговоров, ведущихся на высоком уровне между странами со своими экономическими структурами, причём ни одна из них не похожа на другую, и нередко приводит к значительным разногласиям, несмотря на то что большинство стран ОПЕК являются мусульманскими. Они поняли, что переговоры с Дарейи идут подозрительно легко.
— Может быть, вы хотите, чтобы мы передали что-то нашим правительствам? — спросил Сабах.
— Мы стремимся только к миру, потому что лишь в мирных условиях нам удастся выполнить задачу восстановления наших наций и слияния их в единое целое, как этого желает Аллах. У ваших стран нет никаких оснований опасаться нас.
— Думаю, что саудовцы — и все их соседи тоже — очень нервничают.
— А вы? — спросил Магрудер. Он говорил прямо и откровенно, как это принято в этой стране, особенно среди представителей военных кругов.
Ави бен Якоб, который всё ещё формально оставался армейским офицером — сейчас на нём был военный мундир, — являлся заместителем директора Моссада. Он не был уверен, насколько откровенным должен быть в разговоре с американцами, но, принимая во внимание занимаемую им должность, мог сам принимать решение.
— Нам очень не нравятся происходящие там события.
— С исторической точки зрения, — заметил полковник Магрудер, — нужно иметь в виду, что у Израиля всегда были рабочие отношения с Ираном, даже после свержения шаха. Эти традиции восходят к временам Персидской империи. Насколько я помню, ваш праздник Пурим возник в то время. Лётчики израильских ВВС совершали боевые вылеты и воевали на стороне иранцев во время ирано-иракской войны и…
— В то время в Иране было немало евреев, и мы пошли на это, чтобы вызволить их, — тут же прервал Магрудера Якоб.
— А та неразбериха с вызволением заложников в обмен на оружие, в которую оказался втянутым Рейган, — там был задействован Израиль, и обмен осуществлялся, наверно, через ваше агентство, — добавил Магрудер, чтобы продемонстрировать, что и он способен принимать участие в подобной игре.
— Вы хорошо информированы.
— Такова моя работа, по крайней мере часть её. Сэр, я не собираюсь решать, кто прав, а кто виноват. Спасение ваших людей из Ирана было, как принято говорить у нас дома, бизнесом, и все страны вынуждены заниматься подобными делами. Я всего лишь спрашиваю вас, что вы думаете об ОИР.
— По нашему мнению, Дарейи — самый опасный человек в мире.
Магрудер подумал о сегодняшнем утреннем совершенно секретном брифинге относительно переброски иранских войск в Ирак.
— Я согласен с вами, — кивнул он.
Израильтяне ему нравились. Так было не всегда. На протяжении многих лет армия Соединённых Штатов испытывала антипатию к еврейскому государству и всем его службам, главным образом из-за высокомерного отношения высших военных чинов этой маленькой страны. Однако силы обороны Израиля познали унижение в Ливане и научились уважать американцев, будучи наблюдателями во время войны в Персидском заливе. До этого они буквально месяцами твердили американским офицерам, что им нужны советы израильских специалистов, как вести войну в воздухе и затем как воевать на земле. Но внезапно всё изменилось, и они начали вежливо спрашивать, нельзя ли посмотреть на некоторые американские планы, потому что есть кое-какие незначительные мысли, заслуживающие некоторого внимания.
Появление полка «буйволов» в Негевской пустыне изменило ситуацию ещё больше. Трагедия, пережитая американцами во Вьетнаме, положила конец их высокомерию, и начался рост нового типа профессионализма. При Марионе Диггзе, первом командире заново рождённого 10-го мотомеханизированного полка американской армии, было преподано немало уроков, и при Магрудере, продолжившем эту традицию, израильские солдаты научились многому, подобно тому как научились американские войска в Форт-Ирвине. После первоначального периода ругани, едва не переходившей в рукопашную, возобладал здравый смысл. Даже Бенни Эйтан, командир 7-й израильской бронетанковой бригады, сумел оправиться после серии поражений и в конце учебного периода уже оказывал достойное сопротивление — исход последних двух «битв» оказался ничейным. Он поблагодарил американцев за преподанные уроки и пообещал, что на следующий год во время таких же учений его бригада задаст им жару. Центральный компьютер в местном здании «Звёздных войн» рассчитал на основании сложной математической модели, что уровень боевой подготовки израильской армии за последние несколько лет возрос на целых сорок процентов, и теперь, когда у израильских офицеров снова появились основания для высокомерия, они демонстрировали обезоруживающую скромность и почти безжалостное стремление учиться, что характерно для по-настоящему высокопрофессиональных военных.
И вот теперь один из главных разведчиков Израиля уже не утверждал, что их армия в состоянии справиться с любой угрозой со стороны исламского мира. Это может заинтересовать Вашингтон, подумал Магрудер.
— Итак?
Бадрейн разложил на столе бумаги и объяснил технику маршрутов — города, время вылетов и прибытий. Дарейи окинул планы беглым взглядом. Хотя они показались ему излишне сложными, это не давало оснований для беспокойства. Он видел карты и раньше. Его гораздо больше интересовали разъяснения, сопровождающие документацию.
— Самым главным фактором является время, — начал Бадрейн. — Каждый посланец должен прибыть к месту назначения не позднее чем через тридцать часов после вылета. Вот этот, например, вылетает из Тегерана в шесть утра и прибывает в Нью-Йорк на следующие сутки в два часа ночи по тегеранскому времени, пробыв в пути двадцать часов. Там он отправится на торговую выставку — она проводится в центре Джейкоба Джавитса в Нью-Йорке, — которая остаётся открытой до десяти вечера. А этот вылетает в 2.55 утра и прибывает в пункт назначения — Лос-Анджелес — через двадцать три часа, вскоре после обеда по местному времени. Его торговая выставка открыта весь день. Этот посланец проведёт в пути самое длительное время из всех, пролетит самое большое расстояние, и его «посылка» будет оставаться эффективной больше чем на восемьдесят пять процентов.
— Безопасность?
— Все подробно проинструктированы. Я выбрал сообразительных и образованных людей. От них требуется немного — проявить спокойствие и ничем не выделяться во время перелёта. После этого им следует всего лишь быть осторожными. То, что все двадцать вылетают одновременно, несколько меня беспокоит, но таким был ваш приказ.
— Как относительно второй группы?
— Они отправляются через два дня таким же путём, — ответил Бадрейн. — Предстоящая им операция намного опаснее.
— Мне это известно. В группу подобраны надёжные люди?
— Да, — кивнул Бадрейн, понимая, что суть вопроса заключается в том, не дураки ли они. — Меня беспокоит политическая опасность исхода операции.
— Почему? — Замечание Бадрейна не удивило Дарейи, но ему хотелось узнать причину.
— Очевидна вероятность того, что американцам удастся выяснить, кто их послал, несмотря на то что их документы превосходно подготовлены и приняты все обычные меры предосторожности. Нет, я имею в виду американский политический контекст. Когда с политическим деятелем происходит несчастье, это нередко вызывает волну сочувствия, и такое сочувствие может привести к политической поддержке.
— Вот как? Разве это не будет истолковано как проявление слабости с его стороны? — В такое трудно поверить, подумал Дарейи.
— В нашем контексте — да, но не обязательно в американском.
Дарейи задумался и сравнил замечание своего помощника с другими аналитическими исследованиями, которые он приказал провести и внимательно изучил.
— Я встречался с Райаном. Это слабый человек. Он не в состоянии эффективно преодолеть политические трудности, вставшие на пути. У него по-прежнему нет настоящего правительства, способного поддержать его. В результате первой и второй операций мы сломим Райана — или во всяком случае отвлечём его на достаточно длительный срок, чтобы достичь нашей следующей цели. После того как она будет достигнута, Америка перестанет представлять для нас сколько-нибудь значительную опасность.
— Лучше ограничиться одной первой операцией, — посоветовал Бадрейн.
— Мы должны потрясти американский народ. Если то, что вы говорите об их правительстве, соответствует действительности, мы нанесём им такой удар, которого они ещё никогда не испытывали. Мы потрясём их президента, сокрушим его уверенность, подорвём веру народа в него.
Бадрейн знал, что нужно выбирать слова. Перед ним стоял святой человек, готовый выполнить святую миссию. Вряд ли удастся убедить его разумными доводами. И всё-таки тут существует ещё один фактор, о котором он не знает. Наверняка существует. Дарейи больше полагался на желания, чем на практические действия — нет, это не так, это не правда, верно? Он сумел объединить две страны, создав при этом совершенно иное впечатление. Религиозный лидер понимал, что американское правительство по-прежнему уязвимо, поскольку его нижняя палата не восстановлена, ведь процесс восстановления только начался.
— Лучше всего, если удастся, просто убить Райана. Нападение на детей разожжёт страсти. У американцев весьма сентиментальное отношение к детям.
— Но вторая операция начнётся лишь после того, как мы узнаем об успехе первой? — пристально посмотрел на него Дарейи.
— Да, это так.
— Тогда этого достаточно, — ответил аятолла, снова повернувшись к планам поездок и оставив Бадрейна наедине со своими мыслями.
Но ведь должна быть и третья. Обязательно должна.
— То же самое говорил Гитлер, — напомнил другу Райан. Он посмотрел на часы. В Саудовской Аравии сейчас уже за полночь. Али вернулся домой и, прежде чем позвонить в Вашингтон, как и следовало ожидать, сообщил о результатах поездки своему правительству. — Ты ведь знаешь о передвижении войск.
— Да, сегодня ваши люди провели брифинг для наших военных. Но пройдёт время, пока их войска достигнут достаточного уровня боевой готовности, чтобы представлять реальную угрозу. Не забудь, я когда-то служил в армии и знаю, что для этого нужно время.
— Это верно, мне говорят то же самое. — Райан сделал паузу. — Ну хорошо, какова позиция королевства?
— Мы будем внимательно следить за развитием событий. Наши войска ведут подготовку. Мы получили от вас заверения в поддержке. Мы обеспокоены развитием событий, но не чрезмерно.
На вечеринках в Шеви-Чейс многие начали беспокоиться, что новые законы, принятые этими новыми сенаторами, станут… действующими законами, подобными тем, которые были приняты прежней системой, если не такими же мудрыми, то по крайней мере столь же обязательными для исполнения. А вдруг эти новые сенаторы действительно смогут создавать и принимать законы без помощи со стороны? Такая мысль была настолько же неожиданной, как и пугающей. Разумеется, лишь в том случае, если в неё поверить.
А тут приближались выборы в нижнюю палату, которые вот-вот должны были начаться по всей стране, целью их было избрание членов палаты народных представителей, как любили её называть. Она являлась настоящим Диснейлэндом для лоббистов, открывая им возможность проводить несчётные встречи в одном удобном комплексе зданий — 435 законодателей плюс их секретари и помощники, и все это на площади всего в двадцать акров. Данные о выдвижении кандидатов, которые раньше публиковались только в местных газетах, теперь были подхвачены национальными средствами массовой информации и вызвали волну потрясения и недоверия. В палату представителей баллотировались люди, которые раньше не избирались ни в какие выборные органы: бизнесмены, общественные деятели, никогда не работавшие внутри системы, юристы, священники, даже несколько врачей. Некоторые из них могли оказаться избранными, потому что выступали с неопопулистскйми речами относительно поддержки президента и «восстановления» Америки — эта фраза стала необычайно популярной. Но ведь Америка и не думала умирать, говорили себе люди из «внутреннего круга». Они-то по-прежнему находились на месте, не правда ли?
Это все вина Райана. Он никогда не был одним из них. Он даже говорил, и не один раз, что ему не нравится быть президентом!
Не нравится быть президентом?
Как мог любой мужчина — «человек» стало термином истеблишмента в этот новый просвещённый век, — как мог любой человек не стремиться получить возможность делать так много, раздавать столько благ, чувствовать, как тебя обхаживают и льстят тебе, словно королям в прошлом?
Не нравится быть президентом?
Значит, он не на своём месте, вот так.
Они знали, как справиться с этим. Кто-то уже взялся за дело. Утечка информации — и не только из президентского окружения. Там находились маленькие люди с маленькими запросами. Были и другие. Существовала общая картина, и для влияния на неё все ещё имел значение доступ к власти, потому что у круга избранных было немало голосов и по-прежнему существовали уши, готовые прислушаться к ним. Не будет никакого плана и никакого заговора как таковых. Все произойдёт естественным образом или настолько естественным, насколько это обычно происходит здесь. Более того, это уже началось.
* * *
Бадрейну снова пришлось сесть за компьютер. Теперь он знал, что поставленная перед ним задача имеет точные временные параметры. Подобные операции часто нуждаются в точном расчёте времени, но в данном случае причина была в другом. Саму продолжительность перелётов следовало сократить до минимума, а не для того, чтобы вовремя состоялась встреча или не был превышен предельный срок. Причём здесь действовал ограничивающий фактор, который заключался в том, что Иран все ещё оставался страной-изгоем и выбор авиарейсов оказался удивительно ограниченным.Рейсов с удобным временем вылета и прибытия на место было поразительно мало:
КЛМ 534 в Амстердам отправлялся сразу после часа ночи и прибывал в Голландию в 6.10 утра после промежуточной посадки;
Прямой беспосадочный рейс «Люфтганза» 601, вылет в 2.55 утра, прибытие во Франкфурт в 5.50;
«Остриэн Эйрлайнз» 774, отправлялся в 3.40 утра, летел без посадки и прибывал в Вену в 6.00;
«Эр Франс» 165 — вылет в 5.25, прибытие в аэропорт Шарля де Голля в девять утра;
Авиалайнер компании «Бритиш эйруэйз» вылетал из Тегерана в шесть утра, делал промежуточную посадку и приземлялся в Хитроу в 12.45 дня.
Рейс «Аэрофлота» — отправление в 3 утра, прибытие в Москву в 7.10.
Только один беспосадочный рейс в Рим, ни одного прямого рейса в Афины и даже нет беспосадочного рейса в Бейрут! Бадрейн мог отправить своих людей с пересадкой в Дубае — поразительно, но «Эмиратс эйрлайнз» продолжала совершать рейсы из Тегерана в свой международный центр воздушных путей сообщения, равно как и национальная авиакомпания Кувейта, но их, подумал он, лучше избегать.
Итого, всего горстка рейсов, которыми можно воспользоваться, и за всеми иностранные спецслужбы могут установить контроль — если эти службы достаточно компетентны, а ему следовало исходить именно из такого предположения. У них либо будут свои люди на борту каждого авиалайнера, либо экипажи самолётов получат соответствующие инструкции, за чем вести наблюдение и как сообщать результаты, пока авиалайнер все ещё находится в воздухе. Таким образом, речь шла не только о времени, правда?
Бадрейн выбрал отличных людей для проведения операции; большей частью с университетским образованием, они знали, как респектабельно выглядеть, как вести разговор или, по крайней мере, как вежливо уклоняться от попыток заговорить — на международных авиарейсах самым простым было притвориться спящим, причём обычно притворяться даже и не требовалось. Но стоит совершить всего одну ошибку, и последствия могут оказаться весьма серьёзными. Он объяснил им это, и все его внимательно слушали.
Ему ещё никогда не поручали руководить такой операцией, и потому он дал себе слово выполнить её. Итак, всего горстка по-настоящему пригодных рейсов и к тому же не столь уж привлекательный рейс через Москву. Придётся удовлетвориться рейсами с пересадкой в постоянно загруженных аэропортах Лондона, Франкфурта, Парижа, Вены и Амстердама, причём использовать по одному рейсу в день. Хорошо было то, что в этих городах оказался большой выбор как американских, так и иностранных авиалайнеров, вылетающих в Америку. Таким образом, одна группа отправится рейсом 601 во Франкфурт, а там некоторые пересядут на разные рейсы, вылетающие из Брюсселя («Сабена» в Нью-Йорк, в аэропорт Кеннеди) и Парижа («Эр Франс» — в аэропорт Даллеса в Вашингтоне, «Дельта» — в Атланту, «Америкэн эйрлайнз» — в Орландо и «Юнайтед» — в Чикаго). Остальные отправятся рейсом «Люфтганзы» в Лос-Анджелес. Наибольшие возможности были у группы, летящей рейсом «Бритиш эйруэйз», откуда можно лететь на «конкорде» рейсом номер 3 в Нью-Йорк. Единственное препятствие заключалось в том, чтобы все успешно преодолели первый этап, представляющий собой рейсы из Тегерана. После этого огромная разветвлённая сеть международных воздушных сообщений разнесёт его посланцев со смертельным грузом по всей Америке.
И всё-таки двадцать человек, двадцать потенциальных ошибок. Безопасность операций всегда вызывала у него беспокойство. Он провёл половину жизни, пытаясь обмануть израильские спецслужбы, и хотя то, что был все ещё жив, являлось доказательством его успеха — или по крайней мере отсутствия полной неудачи, если быть более честным, — ему пришлось преодолевать такие преграды, что он не один раз едва не сходил с ума. Ну ничего. Во всяком случае он составил график рейсов. Завтра проведёт инструктаж. Бадрейн посмотрел на часы. До завтрашнего дня оставалось совсем немного.
* * *
Согласие дал не каждый из членов избранного круга. Везде есть свои циники и бунтари, одни лучше, другие хуже, кое-кто из них даже не принадлежал к числу отверженных. Важной составляющей был также гнев. Некоторые члены круга, ущемлённые в чём-то своими собратьями, отнеслись к этому философски — ещё наступит время поквитаться, а пока следует оставаться друзьями — но не со всеми. Особенно это относилось к представителям средств массовой информации, которые хотя и были признаны в кругу избранных, но в то же время находились за его пределами. Их признавали потому, что в определённом смысле они водили личную дружбу как с бывшими, так и с настоящими членами правительства; они могли обращаться к ним за информацией и мнениями, в свою очередь сообщая им сведения об их врагах. И в то же время их держали на расстоянии, так как истинные члены круга не доверяли им по-настоящему, поскольку средствами массовой информации они могли воспользоваться в своих целях, пообещав их сотрудникам определённые выгоды, а это было проще для одной части политического спектра, чем для другой. Можно ли доверять им? Вряд ли. А вернее, лучше не доверять совсем. У некоторых даже были свои принципы.— Арни, нам нужно поговорить.
— Мне тоже так кажется, — согласился ван Дамм, узнав голос человека, звонившего ему по прямой линии.
— Сегодня вечером?
— Согласен. Где?
— У меня дома?
Глава президентской администрации на секунду задумался.
— Почему бы и нет?
* * *
Делегация прибыла как раз во время вечерней молитвы. Приветствия с обеих сторон были сердечными и сдержанными, а затем все трое вошли в мечеть и исполнили свой ежедневный ритуал. При обычных обстоятельствах на обратном пути в сад они чувствовали бы себя после молитвы очищенными от мирских дел Но не на этот раз. Только долгая привычка скрывать свои чувства помогала им не выказывать признаков напряжённости, но даже это всем троим говорило о многом, а в особенности одному из них.— Позвольте выразить вам благодарность за то, что вы согласить принять нас, — начал принц Али бин Шейк. Он не добавил, что для этого аятолле потребовалось достаточно длительное время.
— Я рад приветствовать вас в мире, — ответил Дарейи. — Так хорошо, что мы смогли помолиться вместе. — Он провёл гостей к столу, где его телохранители приготовили кофе, крепкий и горький, как это принято на Ближнем Востоке. — Пусть Аллах благословит нашу встречу, мои друзья. Чем я могу помочь вам?
— Мы приехали сюда, чтобы обсудить недавние события, — заметил наследный принц, сделав глоток. Его кувейтский коллега, Мухаммед Адман Сабах, министр иностранных дел своей страны, пока молчал.
— Что вас интересует? — спросил Дарейи.
— Ваши намерения, — откровенно признался Али. Духовный глава Объединённой Исламской Республики вздохнул.
— Нам нужно сделать ещё так много. Столько лет войны и страданий, столько потерянных жизней из-за стремления к различным идеалам, столько разрушений. Даже эта мечеть, — он указал на обветшавшее здание, явно нуждавшееся в ремонте, — являет собой символ всего этого, не правда ли?
— У всех нас немало оснований для печали, — согласился Али.
— Вас интересуют мои намерения? Прежде всего восстановить нормальную жизнь. Эти люди перенесли так много страданий, принесли столько жертв — и ради чего? Ради светских амбиций безбожника. Несправедливость происходящего взывала к Аллаху, и Он отозвался на мольбы о помощи. И вот теперь, возможно, мы станем процветающим и верующим народом. — Он не произнёс слова «снова», но в этом не было нужды.
— На это потребуются годы, — заметил кувейтец.
— Несомненно, — согласился Дарейи. — Но теперь, когда эмбарго снято, у нас достаточные ресурсы в стремлении решить эту задачу. Здесь нас ждёт новое начало.
— В мире, — прибавил Али.
— Несомненно, в мире, — серьёзно согласился Дарейи.
— Чем мы можем помочь вам? Одним из столпов Веры является милосердие, в конце концов, — заметил министр иностранных дел Сабах.
Дарейи с благодарностью кивнул.
— Нет предела вашей доброте, Мухаммед Адман. Так хорошо, что нами руководит наша вера, а не постороннее влияние, которое — и это так печально — овладело этим регионом за последние годы. Но пока задача, стоящая перед нами, настолько велика, что мы едва приступили к обдумыванию того, с чего начать и в каком порядке. Может быть, позднее мы сможем вернуться к этому вопросу.
Это не было совсем уж категорическим отказом от помощи, но смысл сказанного аятоллой был очевиден. Объединённая Исламская Республика не была заинтересована в деловых отношениях — именно этого и боялся принц Али.
— На следующем заседании ОПЕК, — предложил Али, — мы можем обсудить изменение квот добычи нефти, для того чтобы вы могли получать более справедливую долю доходов, которые наши страны получают от её покупателей.
— Это действительно было бы полезным, — согласился Дарейи. — Нам не нужно слишком много, всего лишь небольшие поправки, — добавил он.
— Таким образом, можно считать вопрос согласованным? — спросил Сабах.
— Конечно. Это чисто техническая проблема, которую мы можем поручить нашим представителям.
Оба гостя кивнули, вспомнив при этом, что при распределении квот добычи нефти и возникают наиболее ожесточённые споры.
Если каждая страна будет добывать слишком много, это собьёт мировые цены на нефть и все экспортёры пострадают от этого. С другой стороны, если чрезмерно ограничить производство нефти, это нанесёт удар по экономике стран-импортёров, которые будут вынуждены снизить потребление, что приведёт к уменьшению доходов. Соответствующий баланс — его трудно установить, как это случается со всеми экономическими проблемами, — представлял собой результат длительных дипломатических переговоров, ведущихся на высоком уровне между странами со своими экономическими структурами, причём ни одна из них не похожа на другую, и нередко приводит к значительным разногласиям, несмотря на то что большинство стран ОПЕК являются мусульманскими. Они поняли, что переговоры с Дарейи идут подозрительно легко.
— Может быть, вы хотите, чтобы мы передали что-то нашим правительствам? — спросил Сабах.
— Мы стремимся только к миру, потому что лишь в мирных условиях нам удастся выполнить задачу восстановления наших наций и слияния их в единое целое, как этого желает Аллах. У ваших стран нет никаких оснований опасаться нас.
* * *
— Итак, каково ваше мнение? — Подошёл к концу очередной период учений. На заключительном разборе операций присутствовали весьма высокопоставленные офицеры израильской армии, причём по меньшей мере одним из них был видный сотрудник разведки. Полковник Шон Магрудер был танкистом, но по сути дела каждый старший офицер пользуется разведывательной информацией и потому готов получать её из любого источника.— Думаю, что саудовцы — и все их соседи тоже — очень нервничают.
— А вы? — спросил Магрудер. Он говорил прямо и откровенно, как это принято в этой стране, особенно среди представителей военных кругов.
Ави бен Якоб, который всё ещё формально оставался армейским офицером — сейчас на нём был военный мундир, — являлся заместителем директора Моссада. Он не был уверен, насколько откровенным должен быть в разговоре с американцами, но, принимая во внимание занимаемую им должность, мог сам принимать решение.
— Нам очень не нравятся происходящие там события.
— С исторической точки зрения, — заметил полковник Магрудер, — нужно иметь в виду, что у Израиля всегда были рабочие отношения с Ираном, даже после свержения шаха. Эти традиции восходят к временам Персидской империи. Насколько я помню, ваш праздник Пурим возник в то время. Лётчики израильских ВВС совершали боевые вылеты и воевали на стороне иранцев во время ирано-иракской войны и…
— В то время в Иране было немало евреев, и мы пошли на это, чтобы вызволить их, — тут же прервал Магрудера Якоб.
— А та неразбериха с вызволением заложников в обмен на оружие, в которую оказался втянутым Рейган, — там был задействован Израиль, и обмен осуществлялся, наверно, через ваше агентство, — добавил Магрудер, чтобы продемонстрировать, что и он способен принимать участие в подобной игре.
— Вы хорошо информированы.
— Такова моя работа, по крайней мере часть её. Сэр, я не собираюсь решать, кто прав, а кто виноват. Спасение ваших людей из Ирана было, как принято говорить у нас дома, бизнесом, и все страны вынуждены заниматься подобными делами. Я всего лишь спрашиваю вас, что вы думаете об ОИР.
— По нашему мнению, Дарейи — самый опасный человек в мире.
Магрудер подумал о сегодняшнем утреннем совершенно секретном брифинге относительно переброски иранских войск в Ирак.
— Я согласен с вами, — кивнул он.
Израильтяне ему нравились. Так было не всегда. На протяжении многих лет армия Соединённых Штатов испытывала антипатию к еврейскому государству и всем его службам, главным образом из-за высокомерного отношения высших военных чинов этой маленькой страны. Однако силы обороны Израиля познали унижение в Ливане и научились уважать американцев, будучи наблюдателями во время войны в Персидском заливе. До этого они буквально месяцами твердили американским офицерам, что им нужны советы израильских специалистов, как вести войну в воздухе и затем как воевать на земле. Но внезапно всё изменилось, и они начали вежливо спрашивать, нельзя ли посмотреть на некоторые американские планы, потому что есть кое-какие незначительные мысли, заслуживающие некоторого внимания.
Появление полка «буйволов» в Негевской пустыне изменило ситуацию ещё больше. Трагедия, пережитая американцами во Вьетнаме, положила конец их высокомерию, и начался рост нового типа профессионализма. При Марионе Диггзе, первом командире заново рождённого 10-го мотомеханизированного полка американской армии, было преподано немало уроков, и при Магрудере, продолжившем эту традицию, израильские солдаты научились многому, подобно тому как научились американские войска в Форт-Ирвине. После первоначального периода ругани, едва не переходившей в рукопашную, возобладал здравый смысл. Даже Бенни Эйтан, командир 7-й израильской бронетанковой бригады, сумел оправиться после серии поражений и в конце учебного периода уже оказывал достойное сопротивление — исход последних двух «битв» оказался ничейным. Он поблагодарил американцев за преподанные уроки и пообещал, что на следующий год во время таких же учений его бригада задаст им жару. Центральный компьютер в местном здании «Звёздных войн» рассчитал на основании сложной математической модели, что уровень боевой подготовки израильской армии за последние несколько лет возрос на целых сорок процентов, и теперь, когда у израильских офицеров снова появились основания для высокомерия, они демонстрировали обезоруживающую скромность и почти безжалостное стремление учиться, что характерно для по-настоящему высокопрофессиональных военных.
И вот теперь один из главных разведчиков Израиля уже не утверждал, что их армия в состоянии справиться с любой угрозой со стороны исламского мира. Это может заинтересовать Вашингтон, подумал Магрудер.
* * *
Небольшой реактивный самолёт, якобы пропавший недавно над Средиземным морем, больше не мог вылетать за пределы страны. Даже его использование для транспортировки иракских генералов в Судан явилось ошибкой, но было вызвано необходимостью; пожалуй, он мог бы принять участие и ещё в какой-нибудь тайной операции, но пока превратился в личный самолёт Дарейи — у аятоллы было мало времени, а новая страна огромна. Не прошло и двух часов после проводов своих суннитских гостей, как он вернулся в Тегеран.— Итак?
Бадрейн разложил на столе бумаги и объяснил технику маршрутов — города, время вылетов и прибытий. Дарейи окинул планы беглым взглядом. Хотя они показались ему излишне сложными, это не давало оснований для беспокойства. Он видел карты и раньше. Его гораздо больше интересовали разъяснения, сопровождающие документацию.
— Самым главным фактором является время, — начал Бадрейн. — Каждый посланец должен прибыть к месту назначения не позднее чем через тридцать часов после вылета. Вот этот, например, вылетает из Тегерана в шесть утра и прибывает в Нью-Йорк на следующие сутки в два часа ночи по тегеранскому времени, пробыв в пути двадцать часов. Там он отправится на торговую выставку — она проводится в центре Джейкоба Джавитса в Нью-Йорке, — которая остаётся открытой до десяти вечера. А этот вылетает в 2.55 утра и прибывает в пункт назначения — Лос-Анджелес — через двадцать три часа, вскоре после обеда по местному времени. Его торговая выставка открыта весь день. Этот посланец проведёт в пути самое длительное время из всех, пролетит самое большое расстояние, и его «посылка» будет оставаться эффективной больше чем на восемьдесят пять процентов.
— Безопасность?
— Все подробно проинструктированы. Я выбрал сообразительных и образованных людей. От них требуется немного — проявить спокойствие и ничем не выделяться во время перелёта. После этого им следует всего лишь быть осторожными. То, что все двадцать вылетают одновременно, несколько меня беспокоит, но таким был ваш приказ.
— Как относительно второй группы?
— Они отправляются через два дня таким же путём, — ответил Бадрейн. — Предстоящая им операция намного опаснее.
— Мне это известно. В группу подобраны надёжные люди?
— Да, — кивнул Бадрейн, понимая, что суть вопроса заключается в том, не дураки ли они. — Меня беспокоит политическая опасность исхода операции.
— Почему? — Замечание Бадрейна не удивило Дарейи, но ему хотелось узнать причину.
— Очевидна вероятность того, что американцам удастся выяснить, кто их послал, несмотря на то что их документы превосходно подготовлены и приняты все обычные меры предосторожности. Нет, я имею в виду американский политический контекст. Когда с политическим деятелем происходит несчастье, это нередко вызывает волну сочувствия, и такое сочувствие может привести к политической поддержке.
— Вот как? Разве это не будет истолковано как проявление слабости с его стороны? — В такое трудно поверить, подумал Дарейи.
— В нашем контексте — да, но не обязательно в американском.
Дарейи задумался и сравнил замечание своего помощника с другими аналитическими исследованиями, которые он приказал провести и внимательно изучил.
— Я встречался с Райаном. Это слабый человек. Он не в состоянии эффективно преодолеть политические трудности, вставшие на пути. У него по-прежнему нет настоящего правительства, способного поддержать его. В результате первой и второй операций мы сломим Райана — или во всяком случае отвлечём его на достаточно длительный срок, чтобы достичь нашей следующей цели. После того как она будет достигнута, Америка перестанет представлять для нас сколько-нибудь значительную опасность.
— Лучше ограничиться одной первой операцией, — посоветовал Бадрейн.
— Мы должны потрясти американский народ. Если то, что вы говорите об их правительстве, соответствует действительности, мы нанесём им такой удар, которого они ещё никогда не испытывали. Мы потрясём их президента, сокрушим его уверенность, подорвём веру народа в него.
Бадрейн знал, что нужно выбирать слова. Перед ним стоял святой человек, готовый выполнить святую миссию. Вряд ли удастся убедить его разумными доводами. И всё-таки тут существует ещё один фактор, о котором он не знает. Наверняка существует. Дарейи больше полагался на желания, чем на практические действия — нет, это не так, это не правда, верно? Он сумел объединить две страны, создав при этом совершенно иное впечатление. Религиозный лидер понимал, что американское правительство по-прежнему уязвимо, поскольку его нижняя палата не восстановлена, ведь процесс восстановления только начался.
— Лучше всего, если удастся, просто убить Райана. Нападение на детей разожжёт страсти. У американцев весьма сентиментальное отношение к детям.
— Но вторая операция начнётся лишь после того, как мы узнаем об успехе первой? — пристально посмотрел на него Дарейи.
— Да, это так.
— Тогда этого достаточно, — ответил аятолла, снова повернувшись к планам поездок и оставив Бадрейна наедине со своими мыслями.
Но ведь должна быть и третья. Обязательно должна.
* * *
— Он утверждает, что у него мирные намерения.— То же самое говорил Гитлер, — напомнил другу Райан. Он посмотрел на часы. В Саудовской Аравии сейчас уже за полночь. Али вернулся домой и, прежде чем позвонить в Вашингтон, как и следовало ожидать, сообщил о результатах поездки своему правительству. — Ты ведь знаешь о передвижении войск.
— Да, сегодня ваши люди провели брифинг для наших военных. Но пройдёт время, пока их войска достигнут достаточного уровня боевой готовности, чтобы представлять реальную угрозу. Не забудь, я когда-то служил в армии и знаю, что для этого нужно время.
— Это верно, мне говорят то же самое. — Райан сделал паузу. — Ну хорошо, какова позиция королевства?
— Мы будем внимательно следить за развитием событий. Наши войска ведут подготовку. Мы получили от вас заверения в поддержке. Мы обеспокоены развитием событий, но не чрезмерно.