Клэнси Том. Слово президента

   — Неужели лучшая, а как же я, милая? — Джек обнял её за плечи. А вдруг это действительно принесёт пользу, подумал он. Постарайся очаровать их, сказали ему Арни и Кэлли.

* * *

   Дело сдвинулось. Полковник, отвечавший за охрану имамов, проводил их в мечеть и там, тронутый происходящим, помолился вместе с ними. По окончании обряда старший из имамов вступил с ним в беседу, вежливо и убедительно заговорил об одной из сур Священного Корана, и почувствовал, что нашёл отклик в его душе. Полковник даже мысленно вернулся в юность, вспомнил отца, религиозного и благоверного человека. Имам знал, как следует устанавливать контакт с людьми, независимо от страны и культурных традиций. Следует дать им разговориться, повторять их собственные слова и таким образом направить беседу в нужное русло. Имам уже более сорока лет давал советы людям, которые обращались к нему в трудную минуту, и наставлял их в вопросах истинной веры, так что ему нетрудно было установить взаимопонимание с полковником, который незадолго до этого дал клятву убить всех пятерых заложников, как только получит приказ. Однако, выбирая преданного, благоверного офицера, иракские генералы просчитались, потому что именно такие люди склонны к самостоятельным и принципиальным действиям, они легче поддаются новым убеждениям, особенно если видят преимущества их перед теми, которым они следовали раньше. Так и в этом случае исход был очевиден. У ислама древняя и благородная история, и ни одна из его лучших традиций не имела отношения к умирающему режиму, которому присягал полковник.
   — Должно быть, вам было очень трудно воевать в болотах, — заметил имам, когда разговор коснулся отношений между двумя исламскими государствами.
   — Война — всегда зло. Мне никогда не доставляло удовольствия убивать людей, — признался полковник. Он напоминал католика на исповеди. Глаза его наполнились слезами, и он поведал имаму о некоторых своих поступках, которые его заставляли совершать за последние годы. Теперь он начал понимать, что его сердце ожесточилось, он перестал отличать невиновных от преступников, справедливость от злодейства, делал то, что ему приказывали, и вовсе не потому, что считал такие приказы правильными. Теперь он отчётливо понимал это.
   — Человеку свойственно ошибаться, но, следуя словам пророка, мы всегда можем вернуться к милосердному Богу. Люди склонны забывать свой долг, однако Аллах никогда не забывает о своём. — Имам коснулся руки офицера. — Мне кажется, ваши молитвы, обращённые к Аллаху, будут продолжаться и дальше. Мы будем вместе молиться Ему, и мир снизойдёт на вашу душу.
   После этого остальное было просто. Узнав, что генералы покидают страну, полковник понял: у него есть две разумные причины, чтобы сотрудничать с Ираном. Он не хотел умирать и был готов следовать воле Аллаха, для того чтобы, оставшись в живых, служить новому режиму. Демонстрируя свою преданность, полковник собрал две роты солдат, которые встретились с имамами и получили наставления. Для солдат всё было ещё проще. От них требовалось одно: выполнять приказы офицеров. Мысль о неповиновении даже не пришла в голову ни одному из них.
   В Багдаде стемнело, и во многих больших домах солдаты ударами ног выбивали двери. Некоторые из жильцов ещё не спали. Некоторые — уже забылись в пьяном сне. Им всем приказывали собирать вещи и убираться куда глаза глядят. Обитатели зажиточных домов слишком поздно поняли, что происходит вокруг, и это в городе, где минутное промедление было границей между жизнью в довольстве и жестокой смертью. Кто-то попытался сопротивляться, одного, кто делал это особенно успешно, просто вместе с женой перерезали пополам длинной очередью из АК-47. Но большинство прямо босиком вывели из своих домов к стоящим наготове грузовикам. Они шли, опустив головы и глядя на тротуар, зная, чем закончится для них эта драма.

* * *

   Оперативные радиопереговоры велись открытым текстом по каналу УВЧ, и, несмотря на слабую слышимость, радиостанция «След бури», которая находилась ближе к Багдаду, принимала их. Назывались имена арестованных, причём они повторялись по несколько раз, когда группы, выделенные для этой цели, докладывали в штаб о выполнении задания. Это облегчило работу постам сбора электронной информации, расположенным у границы и в военном городке короля Халеда. Дежурные офицеры вызвали своих командиров, и донесения с грифом «молния» были отправлены через спутники связи.
   Райан только проводил последнего сенатора, когда к нему подошла Андреа Прайс.
   — Эти туфли просто убивают меня, а завтра мне… — начала Кэти и замолчала.
   — Поступили срочные сообщения, сэр.
   — Ирак? — спросил Джек.
   — Да, господин президент.
   — Я ещё немного задержусь. — Президент поцеловал жену. У Кэти не было выбора. Она кивнула и направилась к лифту, который держал наготове один из служащих. Дети уже легли спать. Они закончили домашние задания, порой, наверно, не без помощи телохранителей. Джек повернул направо, спустился по лестнице, снова направо, вышел из здания и вошёл в Западное крыло, где находился ситуационный центр.
   — Говорите, — приказал президент.
   — Началось, — произнёс Эд Фоули с экрана на стене. Сейчас им оставалось только одно — ждать.

* * *

   Национальное телевидение Ирака приветствовало наступление нового дня и новой реальности. Это стало очевидным, когда ведущие служб новостей начали свои ежедневные передачи с обращения к Аллаху. Подобное случалось и раньше, но впервые делалось с таким энтузиазмом.
   — Пусть бы осталась прежняя религия, мне она вполне подходит, — заметил главный сержант на радиостанции «Пальма». Передачи велись по всей стране и повторялись ретрансляторами в Басре. Он повернулся и позвал:
   — Майор Сабах?
   — Слышу, сержант, слышу, — кивнул кувейтский офицер и подошёл к оператору. Теперь сомневаться не приходилось. Это только его начальники могли не верить. Они просто не чувствовали пульса врага так отчётливо, как он, думали больше о политике, чем об идеологии. Майор посмотрел на часы. Только часа через два они займут места в своих кабинетах, и звонить им сейчас, настаивая, чтобы они приехали пораньше, не имело смысла. Да и спешка уже ничего не изменит. Плотина прорвана, и в брешь хлынула вода. Время, когда подобное развитие событий можно было остановить, упущено, если оно вообще существовало.
   Власть в Ираке перешла в руки военных, сообщили по телевидению. Это прозвучало так внушительно, словно подобного никогда раньше не случалось. Сформирован совет революционного правосудия. Виновные в преступлениях против народа (отличная универсальная фраза, ничего не значащая, но понятная для всех) арестованы и предстанут перед судом своих соотечественников. Телевидение призвало народ к спокойствию, потому что сейчас страна нуждается в нём больше всего. Завтрашний день станет национальным праздником. Работать будут лишь те, кто заняты на непрерывном производстве в интересах всего общества. Что касается остальных граждан, их призвали посвятить день молитвам и обратиться к Аллаху с просьбой о примирении. В своём обращении к другим странам новый режим обещал им мир. Они могут провести весь день с мыслью об этом.

* * *

   Дарейи уже все продумал. Ему удалось поспать три часа, прежде чем он приступил к утренним молитвам. Он давно понял, что с годами организм требует все меньше и меньше сна. Возможно, это инстинктивная реакция тела — раз времени осталось мало, нельзя тратить драгоценные часы на отдых. Но всё же сон не исключишь, и сегодня ранним утром, перед пробуждением, ему снились львы. Мёртвые львы. Прежде лев был символом шахского величия, и тут Бадрейн несомненно прав. И льва можно убить. В Иране — древней Персии — когда-то водились настоящие львы, но их давно истребили. Символических львов династии Пехлеви также ликвидировали. Терпением и жестокостью. И тут аятолла сыграл немалую роль. Его поступки не всегда были милосердными. По приказу и под наблюдением Дарейи произошёл жесточайший акт уничтожения кинотеатра, полного зрителей, которые больше интересовались западным развратом, чем Истинной Верой. Кинотеатр забросали бутылками с горючей смесью, и сотни людей погибли страшной смертью в огне. Но это был необходимый шаг на пути возвращения его страны и его народа к Истинной Вере. Он сожалел об этом прискорбном эпизоде и часто молил Аллаха о прощении за гибель стольких жизней, но не испытывал угрызений совести. Он был инструментом Веры, а Святой Коран сам говорил о необходимости войны, Священной Войны в защиту Истинной Веры.
   Ещё одним даром Персии миру — хотя некоторые утверждали, Индии, — была игра в шахматы, которую Дарейи полюбил ещё ребёнком. Даже само название «шах и мат», означающее конец партии, пришло из персидского «шахмат» — «король мёртв». В реальной жизни аятолла помог добиться этой цели, и хотя Дарейи уже давно не сидел за шахматной доской, он отчётливо помнил, что хороший игрок обдумывает не один ход за другим, а заглядывает вперёд на несколько ходов. Но в шахматах, как и в жизни, противник иногда может угадать твой следующий ход; особенно когда играешь с искусным противником, а не считать его таковым просто опасно. Однако, заглядывая на несколько ходов вперёд, труднее оценивать происходящее, и тогда способный ясно оценивать позицию противник теряет преимущество благодаря твоей блестящей тактике, лишается фигур, свободы выбора и подчиняется твоей воле. В результате у него не остаётся иного выбора, как сдать партию. Именно это происходило в Ираке до сегодняшнего утра. Противники Дарейи — а их было немало — сдали партию и скрылись из страны. Аятолла не препятствовал им в этом. Разумеется, удовольствие гораздо больше, когда противник не может скрыться, но смысл шахматной партии не в удовольствии, а в победе, а чтобы добиться победы, ты должен видеть дальше и думать быстрее противника. При этом каждый — именно каждый — следующий ход становится для него неожиданным, приводит противника в замешательство, ставит в тупик, заставляет задумываться и тратить на это время, а в шахматах, как и в жизни, время ограниченно. Всё это происходит в уме и никак не зависит от тела.
   Судя по всему, то же самое относится и ко львам. Даже такое могучее животное могут привести в замешательство гораздо более слабые хищники, если время и ситуация выбраны правильно. Сейчас это одновременно урок и задача. Закончив утренние молитвы, Дарейи вызвал к себе Бадрейна. Хотя этот человек и намного моложе его, он оказался искусным тактиком и умело руководил сбором информации. Ему нужно работать под руководством хорошего стратега, тогда он способен принести немалую пользу.

* * *

   После часового совещания с ведущими экспертами страны было решено, что президент не может сейчас предпринять никаких мер. Следующий этап заключался лишь в том, чтобы выжидать и следить за тем, как станут разворачиваться события. Это по силам всякому, но лучшие эксперты Америки способны наблюдать и делать выводы чуть быстрее остальных — по крайней мере так считали они сами. Все это, разумеется, будет сделано для президента, и потому Райан покинул ситуационный центр и, поднявшись по ступенькам, вышел наружу. На Южную лужайку падали капли холодного дождя, а с крыши над дорожкой, ведущей в главное здание, уже сбегали струйки воды. День обещал быть ветренными — типично для наступающего марта, который всегда начинался с львиных замашек, а потом превращался в ягнёнка. Во всяком случае так гласила пословица. Пока же погода была просто мрачной, как бы ни питал дождь землю, приходящую в себя после холодной тяжёлой зимы.
   — Теперь сойдёт последний снег, — послышался голос Андреа Прайс, которая удивилась сама себе, неожиданно обратившись к своему боссу.
   Райан посмотрел на неё с улыбкой.
   — Вы работаете с большим напряжением, чем я, агент Прайс, особенно для…
   — Женщины? — устало улыбнулась она.
   — Это, должно быть, проявление мужского шовинизма. Извините, мэм. Мне сейчас так захотелось закурить. Я бросил несколько лет назад — Кэти заставила, причём не сразу, — откровенно признался Джек. — Нелегко, когда у тебя жена врач.
   — Вообще нелегко жить с кем угодно. — Прайс отдавала всю себя работе, хотя позади у неё были две неудачные попытки замужества. Её проблема, если так можно это назвать, заключалась в том, что она была слишком предана долгу, а считалось, что это свойственно только мужчинам. Такое обстоятельство на первый взгляд казалось простым, но оба избранника — первый был адвокатом, а второй — специалистом по рекламе — так и не сумели его понять.
   — Почему мы так поступаем, Андреа? — спросил Райан. Специальный агент не могла ответить на этот вопрос. Президент страны для неё являл собой образ «отца». Это от него ожидали ответа, но, проведя много лет в президентской охране, она знала, что все не так просто. У её отца всегда были наготове ответы на все вопросы, или, может, так ей казалось в детстве. Затем она выросла, окончила Колледж, стала агентом Секретной службы и быстро продвинулась по этой крутой и скользкой лестнице, и со временем каким-то образом потеряла из виду цель жизни. И вот она достигла профессиональной вершины, находилась рядом с «отцом нации» и только теперь поняла, что жизнь не позволяет человеку узнать, что же ему необходимо на самом деле. Её работа была достаточно трудной, но её же не сравнить с обязанностями президента. Может быть, президентом должен быть кто-то другой, а не честный и скромный джентльмен, каким является Джон Патрик Райан. Может быть, с этими обязанностями лучше справился бы какой-нибудь крутой сукин сын…
   — Значит, у вас нет ответа? — улыбнулся Райан, глядя на пелену падающего дождя. — А я думал, вы скажете, что кто-то должен заниматься этим. Боже милостивый, я только что пытался соблазнить новых сенаторов. Вы понимаете, что я имею в виду? Соблазнить, — повторил Джек. — Словно они девушки или вроде того, а я — мужчина и хочу затащить их в постель. А ведь я сам не имею ни о чём самого гребаного представления. — Он замолчал и покачал головой, удивлённый собственными словами. — Извините меня, Андреа.
   — Можете не извиняться, господин президент. Вы не первый президент, от которого я слышу это слово.
   — И у кого спросить совета? — задал риторический вопрос Райан. — Раньше я говорил с отцом, затем с Джеймсом Гриром, когда работал у него, после этого с Роджером — ещё несколько недель назад. А теперь все спрашивают меня. Знаете, в офицерской школе в Куантико мне внушали, что трудность обязанностей командира в том, что тебе одному приходится принимать решения. Боже мой, как они были правы! Как правы!
   — У вас такая хорошая жена, сэр, — напомнила ему Прайс, и в её голосе невольно прозвучала зависть к семейному человеку.
   — Всегда должен быть кто-то, кто умнее тебя, человек, к которому ты обращаешься, когда не уверен в чем-нибудь. А теперь обращаются ко мне. А у меня не хватает на то ума. — Райан сделал паузу, только сейчас поняв, что сказала Прайс. — Вы правы, но Кэти занята своей работой, и я не вправе взваливать на неё дополнительные проблемы.
   — Вы действительно шовинист, босс, — не удержалась от улыбки Прайс.
   При этих словах он резко повернулся к ней.
   — Вы забываетесь, мисс Прайс! — Его голос казался раздражённым, но тут же президент рассмеялся. — Только не говорите репортёрам, что я придерживаюсь такой точки зрения.
   — Сэр, я не говорю репортёрам, даже как пройти в туалет.
   — Что там у нас на завтра? — зевнул президент.
   — Весь день вы проведёте у себя в кабинете. Думаю, события в Ираке нарушат ваше утреннее расписание. Я уеду рано утром и вернусь после обеда. Я намерена проверить, как охраняют детей. А ещё предстоит совещание, надо найти способ доставлять «Хирурга» на работу и обратно без вертолёта…
   — Забавно, правда? — заметил Райан.
   — Секретная служба ещё никогда не сталкивалась с проблемой первой леди, занимающейся настоящим делом.
   — Вот у неё действительно настоящее дело, черт побери! Она зарабатывает больше меня, и так уже последние десять лет, за исключением того времени, когда я занимался биржевыми операциями на Уолл-стрите. Газеты ещё не узнали и об этом. Она — отличный врач.
   Прайс заметила, что он начал путаться в словах. Президент слишком устал, чтобы ясно мыслить. Ну что ж, такое случается и с президентами. Вот почему она всегда рядом.
   — По словам Роя, её пациенты души в ней не чают. Словом, я собираюсь проверить, как ведётся охрана ваших детей, — обычная мера предосторожности, сэр, ведь я несу ответственность за безопасность всей вашей семьи. Агент Раман всю первую половину дня будет недалеко от вас. Мы решили продвинуть его. Он отлично проявил себя, — добавила Андреа.
   — Тот самый, что в первую ночь накинул на меня плащ пожарника, чтобы я не выделялся среди других у развалин Капитолия?
   — Вы заметили это? — удивилась специальный агент. Президент повернулся и направился к Белому дому. На его лице была улыбка изнеможения, но, несмотря на это, голубые глаза насмешливо сверкнули, когда он посмотрел на своего главного телохранителя.
   — Не считайте меня таким уж глупым, Андреа.
   Нет, решила она, всё-таки Джек Райан на посту президента лучше, чем какой-нибудь крутой сукин сын.

Глава 21
Взаимоотношения

   Патрик О'Дей женился уже в зрелом возрасте и стал вдовцом после неожиданного и жестокого несчастья, разрушившего его счастливую семейную жизнь, которая длилась всего шестнадцать месяцев. Его жена Дебора служила агентом ФБР и работала в исследовательском отделе. Она была судебно-медицинским экспертом, и потому ей приходилось постоянно выезжать в командировки. И вот однажды вечером по пути в Колорадо-Спрингс её самолёт врезался в землю по причинам, которые так и не удалось установить. Это была её первая командировка после родов, и она оставила мужу дочку Меган четырнадцати недель отроду.
   Сейчас Меган было два с половиной года, и инспектор О'Дей все ещё не решил, что сказать ей об исчезновении матери. У него были видеокассеты и фотографии, но разве он мог указать пальцем на квадратик фотобумаги или синий экран и сказать дочери:
   «Вот это мама»? А вдруг она подумает, что вся жизнь является чем-то искусственным? Как это подействует на её развитие? Это были вопросы в жизни человека, работа которого заключалась в том, чтобы всё время находить ответы. Отцовство, навязанное ему судьбой, заставило его ещё больше полюбить свою дочь, и это на вершине профессиональной карьеры, в течение которой он шесть раз решал исход попыток киднэппинга. Огромный мужчина ростом шесть футов четыре дюйма и весом двести фунтов, подтянутый, из одних мускулов и сухожилий, он послушно сбрил усы а ля Сапата^[51] по требованию руководства ФБР, но, будучи самым крутым из крутых агентов, так любил свою маленькую дочь, что его коллеги, знай они об этом, хихикали бы за его спиной. У девочки были светлые длинные волосы, похожие на шёлк, и каждое утро он расчёсывал их, после того как надевал на неё яркую детскую одежду и помогал зашнуровать крошечные кроссовки. Меган папа казался огромным защитником-медведем, который возвышался над ней, уходя головой в голубое небо, и подхватывал с пола, чтобы она могла обнять его за шею, с такой силой, словно её уносила ракета.
   — Ой! — воскликнул отец. — Ты едва меня не задушила!
   — Очень больно? — спросила Меган с притворной тревогой. Всё это было частью их утреннего ритуала.
   — На этот раз не очень, — улыбнулся отец. Он опустил её на пол, вывел из дома и открыл дверцу своего замызганного пикапа. Там он усадил её в детское креслице, прикреплённое к спинке сидения, тщательно пристегнул ремни и рядом положил коробку с её ланчем и одеяльцем. Часы показывали половину седьмого. Сегодня они ехали в новый детский сад. О'Дей не мог отправиться в путь, не посмотрев на Меган, крошечную копию своей матери, отчего всякий раз кусал губы, закрывал глаза и качал головой, снова и снова пытаясь понять, почему «Боинг-737» внезапно накренился и рухнул на землю с его женой в кресле 18-F.
   Новый детский сад удобно располагался по пути на службу, и его настоятельно рекомендовали соседи, которые оставляли там своих мальчиков-близнецов. О'Дей повернул на Ритчи-хайуэй и поставил пикап напротив кафе «7-одиннадцать», чтобы купить там пинту кофе, который он выпьет уже по пути в Вашингтон, на шоссе 50. Значит, название детского сада «Гигантские шаги» — совсем неплохо.
   Чертовски трудный способ зарабатывать на жизнь, подумал Пэт, выходя из машины. Марлен Даггетт каждое утро приезжает к шести утра, чтобы принять детей чиновников, едущих в Вашингтон. А сегодня она даже вышла навстречу, чтобы приветствовать новую гостью.
   — Здравствуйте, мистер О'Дей! Это и есть Меган?! — воскликнула воспитательница с поразительным для столь раннего часа энтузиазмом. Девочка недоверчиво взглянула на неё, посмотрела на отца и тут же повернулась, увидев нечто особенное.
   — Видишь, его тоже зовут Меган. Это твой медвежонок, и он ждал тебя весь день.
   — О-о! — Девочка схватила мохнатого коричневого медвежонка и прижала к себе. — Здравствуй!
   Миссис Даггетт посмотрела на агента ФБР с выражением, которое гласило: «Это действует неизменно».
   — Вы привезли то, о чём мы говорили?
   — Вот они, мэм, — сказал О'Дей, передавая ей бланки, которые заполнил накануне. У Меган не было никаких медицинских противопоказаний, никакой аллергии к лекарствам, молоку или пище; да, говорилось в документах, в случае крайней необходимости вы можете отвезти её в местную больницу; здесь же приводился служебный номер телефона и адрес, номер пейджера, телефонные номера его родителей и родителей Деборы, которые были отличными бабушкой и дедушкой. Действительно, садик «Гигантские шаги» был очень хорошо организованным детским учреждением. Насколько хорошо организованным, О'Дей не знал, потому что миссис Даггетт обещала никому этого не говорить. Не знал он и того, что Секретная служба произвела его проверку.
   — Ну что ж, мисс Меган, думаю, пришло время поиграть и познакомиться с другими детьми. — Воспитательница посмотрела на инспектора ФБР. — Не беспокойтесь, всё будет хорошо.
   О'Дей вернулся к своему пикапу, испытывая сердечную боль — это случалось всегда, когда он оставлял свою дочь — неважно где и неважно когда, — и пересёк шоссе, чтобы зайти в «7-одиннадцать» за пинтой кофе. В девять часов у него было запланировано совещание, на котором предполагалось обсудить дальнейшие детали расследования авиакатастрофы — оставалось лишь подвести последние итоги, — а потом предстоял скучный рабочий день, единственным преимуществом которого было то, что он сможет вовремя заехать за дочерью. Через сорок минут он въехал на стоянку штаб-квартиры ФБР на Десятой улице и Пенсильвания-авеню. Его должность инспектора по особым поручениям давала право на закреплённое за ним здесь место. Это утро он начнёт со стрельбища, которое находилось в подвале огромного здания.
   Ещё будучи бойскаутом, Пэт О'Дей проявил себя великолепным стрелком, а теперь стал ещё и «старшим инструктором по стрельбе» для сотрудников нескольких полевых отделений ФБР. Это означало, что руководители этих отделений приглашали его контролировать стрелковую подготовку остальных агентов, всегда составляющую важную часть подготовки полицейских, хотя мало кому из них приходилось стрелять на поражение из табельных пистолетов.
   В это время дня стрельбище редко бывало занято — он приехал в 7.25, — и инспектор выбрал две коробки патронов с пулями, имеющими полые головки, для своего тяжёлого пистолета «Смит-Вессон 1076» десятимиллилиметрового калибра, взял две обычные мишени типа «Q» и пару предохранительных наушников. Мишень представляла собой обычную белую картонную панель с нанесёнными на неё очертаниями человеческого тела. Очертания были очень грубыми и походили на большую молочную флягу, а примерно в том месте, где у человека располагается сердце, красовалась буква «Q». Он прицепил металлической прищепкой первую мишень к тросу, ведущему в дальнюю часть тира, установил расстояние в тридцать футов и нажал на кнопку. Мишень, удаляясь, заскользила по тросу, а О'Дей отбросил все мысли о предстоящей стрельбе, переключившись на спортивную страницу газеты и новый стартовый состав бейсбольной команды «Ориолес», которая находилась сейчас в весеннем тренировочном лагере. Мишень остановилась на расстоянии тридцати футов и повернулась к инструктору ребром, став почти невидимой. Она будет автоматически поворачиваться к стрелку на несколько секунд, которые можно запрограммировать, но О'Дей не глядя нажал на кнопку, так что не знал, как долго мишень останется повёрнутой в его сторону. Теперь его мысли изменились. Там, в конце тира, стоит преступник. Настоящий преступник. Осуждённый уже несколько раз, он совершил новое преступление, теперь его выследили и загнали в угол. По его словам, переданным полиции осведомителями, он поклялся, что больше никогда не вернётся в тюрьму. За свою долгую карьеру инспектор О'Дей не раз слышал подобные заявления и всегда, если это было возможно, предоставлял преступникам возможность сдержать данную ими клятву. Однако все они не выдерживали, бросали оружие, мочились в штаны и даже плакали, когда оказывались перед лицом настоящей опасности вместо воображаемой, о которой так просто говорить за кружкой пива в баре. Только не на этот раз. Сейчас перед ним преступник, действительно собирающийся сдержать слово. Он захватил ребёнка в качестве заложника. Может быть, даже Меган, его маленькую девочку. При этой мысли глаза Пэта сузились. В кинофильмах преступник требовал от полицейского, чтобы тот бросил оружие, но в этом случае можно было гарантировать, что дело кончится мёртвым полицейским и мёртвым заложником, поэтому в реальной жизни с преступником начинали переговоры. Ты стараешься говорить спокойно и рассудительно, ждёшь момента, когда он на мгновение ослабит бдительность и дуло пистолета чуть опустится, отойдя от головы заложника. На это могут потребоваться часы, но рано или поздно…