Колесова Наталья. Карты судьбы

   Ингри следил за мной сквозь ресницы.
   – Вот это я и называю ночью неуспокоенных. Ты разбудила мои кошмары. Я – твои.
   Я сердито тряхнула головой.
   – Служба в Отряде Судьбы была для тебя кошмаром?
   – Ты упряма, – заметил он отчужденно. – Нет. Мы были счастливы, мы до смешного были счастливы воевать в этом отряде – и ветераны и юнцы. Мы были ОСОБЫМИ. А если за эту особость приходилось платить жизнями чаще других – так на то и Отряд Судьбы…
   Он встал – так резко, что сдвинул тяжелый стол.
   – Покойной ночи, хозяйка!
   Он не был высоким – худощавый, гибкий, в ладно облегающей черной форме Картежников. Дошел до лестницы, положил руку на перила и остановился. Спросил, не оборачиваясь:
   – Собираешься куда-нибудь завтра, хозяйка?
   – Вроде нет… – сказала я удивленно.
   Ингри кивнул и легко взбежал по лестнице. А я смотрела ему вслед и раздумывала, что может чувствовать единственный выживший из Картежников. Не то же ли самое, что чувствовала девушка из сожранного голодом поселка?
 
   Ингри сидел на своем месте с самого утра. Я кивнула ему, он мне не ответил, и я забыла о солдате на целый день. До вечера было не присесть: на ярмарку ехали купцы, с ярмарки – покупатели, желавшие обмыть свои покупки. Краснощекие девицы стреляли глазами по сторонам и, похоже, наш красавчик тоже не остался без внимания. Я усмехнулась, представив, как бедная девушка пытается его расшевелить…
   Корчма стихала. Кэти лениво вытирала столы. Потирая ноющую поясницу, я вдохнула тяжелый воздух, пропитанный пивом, дымом, запахом кож, шкур, разгоряченных тел. Хоть раз за день выйти во двор… Накинув теплый платок, я с наслаждением дышала полной грудью. Тяжелая дверь за моей спиной не хлопнула, придержанная чьей-то рукой. Я посторонилась и оглянулась. Ингри смотрел поверх моей головы на залитый лунным светом двор.
   – Ты же говорила, что никуда не пойдешь…
   – Даже на двор? – огрызнулась я. Ингри помедлил, словно раздумывая, не вернуться ли, и все же прикрыл дверь.
   – Смотри, какое небо ясное, – сказала я. Созвездия медленно проступали сквозь морозное сияние луны. Ингри промолчал. Он и не думал смотреть на небо. Он обшаривал цепким взглядом двор. Луна была полной, и тени ложились на снег четко и густо. Я пошла к конюшне. Снег скрипел под ногами, я не слышала, шел ли Ингри следом. Если солдат тоже решил прогуляться, не мое дело его развлекать. Наклонившись, я ухватила полную пригоршню снега, с наслаждением приложила его к горячему лбу, усталым глазам – и все пропустила.
   Меня рванули за рукав – назад и влево, – я закрутилась на месте, едва устояв на ногах, и ошеломленно уставилась на очутившегося передо мной Ингри. Что за… Ледяной свет блеснул на его мече, когда Ингри ринулся к изгороди. Я едва успела увидеть метнувшуюся прочь фигуру – она бежала как-то странно, проваливаясь на передние лапы, словно они были у нее гораздо короче, но дьявольски быстро, и исчезла за конюшней прежде, чем туда поспел Ингри. Я и моргнуть не успела, как солдат вновь очутился рядом, неспешно засовывая меч в ножны. Едва ли он дышал чаще, чем до этой неожиданной пробежки. Коротко взглянул – и ответил на мой безмолвный вопрос:
   – Как сквозь землю провалился… Странные твари ходят вокруг, хозяйка. Хочешь еще прогуляться?
   При всем желании я не могла уловить в его голосе усмешки. Я молча повернулась и поковыляла на ватных ногах к корчме. Ингри помог мне задвинуть засов, задержал на нем руку – прочел заклинание, поняла я – и пошел прямо к лестнице.
   – Ингри?!.
   Он нехотя оглянулся. Сказал ровно:
   – Я не знаю, кто это был, хозяйка.
   И я не знаю. Я тупо уставилась в еле тлевший очаг. Ходили всякие слухи о тварях, появляющихся по ночам, иногда видели незнакомые следы, находили трупы людей, умерших странно… Я мало верила в это. До сегодняшнего дня. Ночи. Это была собака, просто бродячая собака, говорила я себе и себе не верила. Если бы не Ингри…
   Ингри! Почему он спрашивал, не собираюсь ли я куда? Почему пошел за мной во двор? Что за карту открыл он вчера? Чью? Мою? Но ведь я не открывала… а если все-таки, коснувшись, невольно выбрала, и Ингри успел взглянуть? Что, если карта предсказала появление той твари? Что, если… Я с силой растирала трясущиеся руки. Завтра хорошенько рассмотрю его колоду.
 
   Увидев Ингри одетым в меховую куртку, я испытала острое сожаление.
   – Уходишь?
   Он только посмотрел на меня.
   – Я попросила его помочь закопать Блэка.
   – Блэка? – непонимающе переспросила я, и в глазах служанки зажегся радостный ужас.
   – Так ты еще ничего не знаешь! Идем, глянешь во дворе…
   Мы обогнули дом, и я вросла в снег. Вот почему пес вчера не лаял… От громадного волкодава остались одни куски мерзлого мяса, разбросанные по всему заднему двору, и еще кровавая корка льда…
   – Вот, видишь?!
   – Волки, – сказал Ингри и деловито обратился к служанке. – Принеси мне мешок и лопату.
 
   Казалось, он ожидал моей просьбы – с такой готовностью достал из вышитого кожаного мешочка свою колоду. Раскинул по столу рисунками вверх – они были незнакомыми и причудливыми. Я осторожно раздвигала карты пальцами.
   – А что они означают?
   – Разное – в зависимости от времени суток и от того, кто их открывает. Только одна не меняется.
   Я безошибочно отыскала ее.
   – Эта?
   Роза горела на темном столе, словно раскаленный уголек.
   – И что она означает?
   – Смерть, – просто сказал Ингри, и я отдернула руку.
   – Это была моя карта?
   – Нет, иначе бы я тебе не смог помочь.
   Он отыскал и показал мне другую – на рисунке скорчилось странное существо, отдаленно напоминавшее косматую черную собаку.
   – Что это?
   Ингри произнес слово на незнакомом языке, видя, что я не поняла, подумал и пояснил:
   – Тот, кто рыскает в ночи… Нечисть.
   – Экие чудные карты! – Подошедшая Кэти наклонилась над столом.
   – Не трогай! – резко сказала я, но девушка уже перевернула карту. Я испуганно взглянула на Ингри – он смотрел на маленькую пеструю птичку, распахнувшую крошечные яркие крылья.
   – Любовь. Тебя ждет любовь, Кэти. Эта птица… – опять незнакомое слово. – Та, что помогает влюбленным.
   Раскрасневшаяся служанка протянула руку.
   – А можно еще?
   – Не играй с судьбой, Кэти!
   Я отобрала у нее карты, сложила и подала Ингри. Он смотрел с ожиданием.
   – По-прежнему не хочешь вытянуть свою карту, хозяйка?
   Я колебалась – но лишь мгновение.
   – Нет, Ингри.
   Он забрал карты – я подметила вновь, что он старается не коснуться моих пальцев.
   – Я помню эту корчму, – сказал неожиданно, – мы останавливались здесь, когда ехали на перевал. Тогда, два года назад. Но тебя я не помню.
   Я пожала плечами.
   – Тогда хозяйничал муж… Да и я тебя не припоминаю.
   Двести здоровых мужиков в одинаковой черной форме. Мы со служанкой просто с ног сбились, разнося пиво и еду, да еще Самур следил, чтоб я ни с кем не разговаривала и ни на кого не смотрела – к старости стал жутко ревнивый. Я и Сагвера-то видела краем глаза – смеющийся, молодой…
   – Спасибо, Ингри, – сказала я. – Спасибо, что спас меня.
   – Покойной ночи, хозяйка.
   Он ушел, но не было мне покоя. С одной стороны, я была твердо уверена, что не должна играть в игры с судьбой, с другой… Если б карты не предупредили вчера Ингри, что бы со мной стало?
   …Чуть позднее полуночи сверху крикнули:
   – Пива в третью комнату!
   Очнувшись, я огляделась. Кэти уже давно спала. Но что не дает спать Ингри? Я налила в кувшин пива, взяла кружку и побрела наверх. А всем ли он показывает свою драгоценную колоду?
   Сперва я подумала, что ошиблась комнатой. Из-за двери доносились женские томные вздохи, глухой мужской голос, скрип кровати… Я не могла сдержать смешка – кто-то расшевелил все ж таки нашего мрачного красавчика! Помедлив, стукнула в дверь – жаль мешать людям в такую минуту, но пива они заказали сами. Звуки не сразу, но стихли. Легкие шаги, голос Ингри:
   – Это служанка.
   Он распахнул дверь и уставился на меня в явном замешательстве. Сперва показалось даже – захлопнет дверь перед моим носом, – но опустив глаза, Ингри все же посторонился, пропуская меня. Я поставила кувшин на стол, стрельнула глазами в сторону кровати:
   – Не знала, что понадобятся две кружки!
   Против моей воли, слова прозвучали язвительно. Ингри смолчал. Он по-прежнему стоял у дверей, упорно глядя в пол. Ждал, когда уйду. Я прошла мимо, скользнув насмешливым взглядом по его смуглому, едва прикрытому телу:
   – Смотри не застуди чего, южанин!
   Дверь за моей спиной закрылась совсем неслышно.
 
   – Доброе утро, хозяйка.
   Я подняла глаза; продолжая считать деньги, кивнула. Ингри стоял передо мной – прямой, как всегда с отсутствующим видом рассматривал мою макушку. Пожелав счастливого пути купцу с дочерью (я приметила ее настойчивые взгляды в сторону Ингри – уж не она ли провела ночь в его постели?), повернулась к солдату.
   – Что будешь есть?
   Он, похоже, думал о своем, потому что такой простой вопрос его озадачил.
   – Есть? Что подашь. Я хотел с тобой поговорить.
   – Ну так говори, – я поставила перед ним хлеб, сыр и холодный пирог.
   – Я останусь здесь еще ненадолго. Заняться нечем, а…
   – Да неужто?
   Если он и заметил насмешку, то не подал виду.
   – Возьми меня в работники.
   Отсчитывая сдачу, я мельком взглянула на него.
   – Хочешь сказать, у тебя кончаются деньги?
   У него дернулась щека.
   – Нет. Я по-прежнему буду платить за комнату. А работать буду за еду.
   – Что, задерживаются твои приятели?
   – Можно сказать и так.
   Я подумала. Еда – невелик урон, а помощь мне не помешает.
   – Тогда ешь и иди рубить дрова. Мечом махать умеешь, сможешь и топором.
   Он не ответил на улыбку. Взял тарелку и пошел к своему месту. И меня вдруг как шилом кольнуло.
   – Эй! Это все из-за твоих карт?
   Ингри остановился, не оборачиваясь.
   – Что?
   – Что ты решил остаться? Ты, случаем, не кидал на меня карту?
   Он двинул плечом.
   – Нет, хозяйка.
   Я смотрела на него, раздумывая, почему я ему не верю…
 
   Пришел Хоггард. Кинул передо мной шкуры добытых зверей.
   – Взгляни, Гвенда…
   Я придирчиво осмотрела шкуры, отыскивая плохую выделку, вылезший мех или оплошное отверстие от стрелы. Одобрительно кивнула.
   – Продашь мне или повезешь на ярмарку?
   Он усмехнулся в усы.
   – А ты как хочешь?
   Я знала, что нравлюсь ему. Только не знала, что нравится больше – я или моя корчма. Хоггард был охотником, но, похоже, его все больше тянуло к оседлости. Иногда я подумывала, не сказать ли ему «да». Но почему-то все больше в его отсутствие…
   – Прикинь на себя. Нет, не эту, голубую.
   Лиса была такой большой и пушистой, что накрыв голову и обернув шею, обняла и плечи. Смеясь, я показалась Хоггарду.
   – Ну как?
   Он одобрительно кивнул, зацокали языками повернувшиеся от стола мужчины. Я повела плечом, изображая изнеженную леди, которой, верно, и доведется носить этого дорогого зверя, – и поймала взгляд Ингри. Он стоял на пороге с охапкой дров в руках и смотрел на меня. Я скинула лису.
   – Славная добыча, Хоггард.
   Ингри прошел через корчму. Смуглое бледное его лицо раскраснелось от работы на морозе, глаза блестели. Что значит одна горячая ночь для усталого солдата…
   – Куда дрова, хозяйка?
   – Охапку тащи к камину, остальные под навес.
   Когда Ингри наклонился, его мокрая рубашка прилипла к спине. Я сказала недовольно:
   – Говорила ж тебе, переоденься! Возьми вот.
   Протянула ему наконец довязанную безрукавку. Ингри уставилась на нее, будто на какую-то невидаль. Просто стоял, смотрел и молчал. Забеспокоившись, я посмотрела тоже. Все, как обычно: козий пух, плотная вязка, на груди – обереги от нечисти…
   – Спасибо, хозяйка, – наконец сказал Ингри.
   – Не за что. Дорубишь дрова, подкинь скотине сена.
   Хоггард проводил солдата озадаченным взглядом.
   – Это еще кто такой?
   – Новый работник.
   – И откуда он такой взялся?
   – С юга.
   – Ты что, с ума сошла? Он же из Картежников! Придет к тебе ночью и горло перережет!
   Я закатила глаза.
   – А я-то на другое надеялась! Пусть его, Хоггард. Он же меня не обирает. Дождется своих друзей – и пойдет своей дорогой.
   – Друзей… – проворчал Хоггард. – Знаем мы этих друзей!
   И принялся меня пугать. Битых полчаса я с большим интересом выслушивала несколько версий рождения этого чернявого молодчика и ожидающих меня отсюда неприятностей. Когда я в очередной раз посмеялась над очередной своей гибелью – на этот раз от лап нечисти, выходящей из могилы Картежников с перевала, – разозленный Хоггард выпалил:
   – Да ты что, не знаешь, что все ночные твари в округе выходят из этой проклятой сагверовской могилы?!
   Он смолк внезапно, будто кто хватил его за горло. Неслышно подошедший Ингри замер, уставившись на него.
   – Иди передохни, Ингри, – сказала я с осторожностью.
   Солдат моргнул, словно его разбудили. Посмотрел на меня широкими мертвыми глазами.
   – Но этого не может быть… – сказал тихо.
 
   Не так уж, видно, Ингри надоели мои расспросы, коль он опять остался коротать ночь у камина. Все же каждую мелочь, каждое слово об Отряде Судьбы приходилось вытягивать из парня клещами. Единственное, о чем он мог говорить без конца, были его драгоценные карты.
   – Откуда они у тебя?
   – Сагвер ходил… скажем, в запретное место… и вынес их оттуда. И это стало его благословением. И его проклятьем.
   – Если сам не гадаешь, отдай кому другому.
   Он невольно коснулся висящего на груди футляра.
   – Нет. Ты не понимаешь. Я не могу с ними расстаться. Это как болезнь. Как… страсть. Сначала пробуешь из любопытства. Раз, другой, третий… А потом понимаешь, что ничего не можешь решить без них. И кроме того, карты сами выбирают себе хозяина.
   – Как это?
   – Они открываются не всякой руке.
   Я смотрела с любопытством.
   – Значит, вместо того, чтоб советовать, они начинают тобой управлять? И как же ты теперь… без их советов?
   – Я говорил – мне все равно. Знаю одно – однажды я умру. И этого довольно.
   – Все мы умрем, рано или поздно, экая новость! А почему ты предложил мне открыть карту?
   Он, видно, и сам в первый раз об этом задумался.
   – Ты… – он помолчал, глядя в стол. – Ты была такой неспокойной… беззащитной…
   – Я? – Он меня удивил. Я – крепкая, уверенная женщина, твердо стоящая на своих ногах. Скорее, мужчина будет искать у меня помощи – как Самур последние годы, что бы он там ни говорил и как бы ни бранился… – Так поэтому ты и остался? Решил мне помочь?
   – А разве тебе не нужна помощь?
   – Нужна. А тебе, Ингри?
   Он поперхнулся пивом. Прокашлялся, посмотрел на меня повлажневшими глазами.
   – Помощь? Мне?!
   – Всем людям время от времени нужна помощь.
   – Но не мне.
   Что ж, пусть так. Я хлебнула пива – оно, это пиво, выручало нас в годы войны, когда в корчме месяцами не появлялись постояльцы. Забытье и веселье нужны людям в любые времена. Конечно, все было по-другому, когда через перевал шел оживленный торговый тракт…
   Словно подслушав мои мысли, Ингри спросил:
   – Что охотник говорил о могиле Картежников?
   Я помолчала. Что ж, сам нарываешься, парень…
   – То, что многие говорят, – сказала нехотя. – Что они прокляты, и души их не могут найти покоя… что ночами они выходят из могилы и убивают живых…
   Ингри молча смотрел в стол.
   – Перевал горел три дня, – осторожно продолжила я. – До сих пор мы не знаем, что и как там было. Потом туда пришли люди и… собрали то, что можно было собрать… что осталось от Картежников. Похоронили, насыпав сверху холм из камней. Теперь, говорят, над могилой кто-то поставил каменный столб, и на том столбе выбиты имена всех двухсот… и…
   И мне словно снег за шиворот сунули.
   – Ингри? Но ведь вас всегда было двести… только двести…
   Он еле, через силу, усмехнулся.
   – Мое имя тоже есть на этой стеле… Не пугайся, я не призрак! Я живой. Видишь?
   Он поднял руку. Сжал-разжал сильные пальцы. На широком запястье пульсировала жилка.
   – Я должен был умереть вместе с ними. Но не умер. Ты тоже веришь в эти россказни?
   Старый Сунган – громадное кладбище древних сказок и тайн. Усыпальница Истинных Королей с непресекающимся родом Хранительниц; дороги, упирающиеся в скалы; мосты, ведущие в небо; развалины замков, в которых живут лишь ветры да призраки. И сами сунганцы – светловолосые северяне, бойцы меча и руки, из которых, по слухам, была и моя бабка… Даже скалы здесь, кажется, беременны легендами. А уж сколько их родилось, когда на перевале полегли непобедимые прежде Картежники…
   Я говорила. Ингри слушал. Слушал – и молчал. Молчал и думал – и эти его мысли мне совсем не нравились.
   Очень не нравились.
 
   – Ну, я так и знала!
   Ингри наградил меня мрачным взглядом.
   – Входи, садись и молчи.
   Я послушно уселась в угол комнаты и стала смотреть на Ингри.
   Ингри заговаривал меч. Не тот, похожий на большой нож, что он обычно носил на поясе, – настоящий, боевой. Он держал меч на ладонях над стоящими в ряд свечами – семь хороших свечей, которые я берегла для неведомо как попавших в Сунган знатных лордов (руки бы оторвать этой Кэти, паршивке), и, закрыв глаза, обведенные темными кругами, говорил что-то на чужом языке чужим, не похожим на его обычный глуховатый, голосом. Глубоким, страстным, гортанным… Голосом, от которого у меня дрожь шла по спине.
   Он говорил, и пламя свечей вздрагивало в зеркале меча – то ли в такт его словам, то ли в такт его сердцу. Огонь, танцующий на лезвии, казалось, раскалял сталь, рисовал на ней свой собственный узор, пламенные руны; скользил по мокрому от пота смуглому телу Ингри, подчеркивая твердость мышц и белизну шрамов… Голос Ингри низился и низился – до рокота далекого грома, до шороха дождя, до шелеста песка…
   Ингри смолк.
   Я тоже молчала, глядя, как медленно, осторожно, будто стеклянный, он опускает клинок на стол. Руки его затряслись, словно только сейчас ощутив тяжесть меча. Ингри сгибал и разгибал локти, крутил запястьями, сжимал-разжимал пальцы… И внимательно смотрел на меня.
   – Как ты догадалась?
   Как? Он о чем-то долго говорил с Хоггардом, и тот наверняка вывалил на его глупую голову все слухи о могиле Картежников. Он не ел весь день – как солдат перед решающим боем. Он то и дело касался (видно, сам того не замечая) своей колоды, словно испрашивая совета… Этот чертов дурень решил встретиться с какой-то ночной тварью и выяснить, правда ли все то, что болтают о его погибших друзьях.
   – Ты был не в себе, – только и сказала я. Ингри медленно качнул головой. Уголки его плотно сжатых губ дрогнули в усмешке.
   – Мне бы в отряд такого разведчика!
   – Оружие ты заговорил, а как насчет себя?
   Он провел рукой по мокрой груди.
   – Серебро?
   – Возьми вот еще…
   Я сунула ему в руку маленький полотняный мешочек. Он взвесил его на ладони.
   – Что это?
   – Охранные травы.
   Ингри поднес травы к лицу, глубоко вздохнул.
   – Пахнет тобой…
   – Это женский оберег. Может, и тебе сгодится.
   Солдат медленно, словно неуверенно, улыбнулся.
   – Спасибо, хозяйка.
   – Провались ты… – проворчала я. Оглянулась на пороге – Ингри смотрел мне вслед.
   – Где тебя искать… если что?
   – На старой мельнице.
   Я прикусила губу. Значит, снежная кошка…
 
   Я вновь прислушалась – в который уже раз за ночь. Кажется? Ветер – или человек – скребся в дверь. Неслышно подойдя, я положила руку на засов.
   – Ингри? – спросила с сомнением. И снова шорох – еле слышный, на грани тишины и звука… Я сжала зубы и, отодвинув засов, толкнула дверь. Ингри ввалился внутрь вместе с холодом и снегом и, едва коснувшись плечом косяка, пополз вниз.
   – Дверь… – просипел он. – Дверь…
   Я вышла из столбняка и, захлопнув дверь, задвинула засов. Ингри сидел на полу, закинув голову, смотрел на меня. Цел? Не одежда – лохмотья, снег, лед… красный лед…
   – Ну-ка, парень, – я опустилась на одно колено, взваливая его на плечо – Ингри зашипел, – с трудом поднялась, качнувшись, и потащила к себе в комнату. Свалила на кровать, выпрямилась, отдуваясь: тяжел, дьявол… Начала снимать располосованную куртку. Ингри снова зашипел, но продолжал молчать, глядя на меня напряженными ввалившимися глазами.
   – Вижу, свиделся-таки со своей красоткой! – сказала я, разглядывая его. На груди – ни царапины, в бедро левой ноги как вилы воткнули… Взяв приготовленные тряпки, я склонилась над ним, прикидывая, как бы ловчее перехватить раны. Мне все не верилось, что он так легко отделался. Ингри беспокойно задвигался, поднял руку, потянулся ко мне – упрямо, оскалившись от напряжения… Я склонилась ниже, ожидая, что такого важного он скажет. Пальцы Ингри коснулись моей распустившейся косы.
   – Золото… – отчетливо сказал он. – Белое золото.
   И разом провалился в забытье. Не от ран, думаю – от изнеможения. И к лучшему. Я могла перевязывать его безо всякого милосердия. Смазала целебной мазью царапины на лице и шее. Задумчиво скользнула пальцами по розе на левом плече. Надо же, впервые за два года в моей постели мужчина. Сильный, красивый, молодой…
 
   Ингри сидел на кровати. Он уже натянул штаны и держал в здоровой руке рубашку, принесенную из его комнаты. Похоже, все на нем заживало как на собаке. Я поставила на стол кувшин с травяным пивом. Ингри молча дотянулся до него, сделал глоток, сморщился, еще хлебнул. Я прислонилась спиной к двери, наблюдая, как он одевается. Ингри наклонился за сапогами, натянул один, скособочившись – другой.
   Я, наконец, не выдержала:
   – Ничего не хочешь мне сказать?
   Ингри отхлебнул еще пива, заглянул в кувшин, поболтал его.
   – Нет.
   – Мне что, опять самой догадываться, да? Вижу, кошка все-таки объявилась. А что было потом?
   Ингри сделал большой задумчивый глоток, и у меня лопнуло терпение.
   – Слушай, парень, я из-за тебя всю ночь глаз не сомкнула! Ты испачкал кровью всю мою постель! Можешь ты, в конце концов, открыть рот и сказать хоть что-нибудь?
   – Это была кошка, – сообщил Ингри.
   – Вижу, – мрачно сказала я.
   – Снежная кошка, – уточнил Ингри. Едва я собралась разбить кувшин об его упрямую голову, как парень продолжил. – Ее потому и называют снежной, что она бела, как снег, и не отбрасывает тени. Сначала я увидел ее глаза… а в следующий миг она уже прыгнула. Умирала – будто таяла… и я увидел, как сквозь тело кошки проступает человеческое тело… Я узнал его. «Ингри, – сказал он, – Ингри…»
   Ингри смолк – и я поняла, что продолжения не будет.
   – Значит, все правда… – сказала я негромко, но Ингри услышал. Качнул головой. Вставая, уцепился за спинку кровати.
   – Правда, но не вся. Они умерли страшной смертью, и отголоски этого ужаса до сих пор доносятся в долину. Они неуспокоены, Гвенда. Они неуспокоены.
   – И ты, похоже, знаешь, как их упокоить?
   Ингри просто стоял и смотрел на меня. Желая поддразнить его – или согнать с его лица эту хмурую сосредоточенность, – я спросила:
   – А что ты мне вчера говорил?
   Ингри моргнул.
   – Что-то о золоте, – подсказала я, посмеиваясь, – белом золоте.
   Его лицо было по-прежнему неподвижным.
   – Не помню, – сказал он. – Мне пора работать, хозяйка.
   Я пожала плечами и отошла от двери. Не держать же его силком в постели. Тем более в моей.
 
   Хоггард все не ехал на ярмарку. Я не понимала, чего он медлит: скоро весна, и его чудесные шкуры могут залежаться. Так нет же, слоняется целыми днями по корчме, болтает с завсегдатаями и проезжими, попивает мое пиво – и глаз не сводит с Ингри. Больше он с парнем не заговаривал – впрочем, как и никто другой. Ингри умел держаться так, что никто не лез к нему с расспросами, да и задираться особо не пытались – то ли из-за формы Картежников, которую он упорно продолжал носить, то ли из-за нескольких драк, которые он мигом прекратил, повыкидывав забияк на снег.
   Насмотревшись, видно, вдоволь, Хоггард и подступил ко мне.
   – Гвенда. Неспокойно мне из-за этого парня.
   Будто я сама всю голову не сломала…
   – Я следил за ним, – говорил Хоггард. – Ты знаешь, у меня нюх на такое. Он должен умереть, Гвенда. Он обречен.
   Я молча слушала.
   – Смерть идет за ним по пятам. Он притягивает к себе несчастья. Та тварь, что разорвала Блэка, – разве не явилась она вместе с ним?
   – Ингри спас мне жизнь.
   Хоггард махнул рукой.
   – Без него в этом не было бы нужды! Он из проклятых, как все эти Картежники, и ночные твари крутятся рядом, чуя своего. Избавься от него, Гвенда, пока не поздно. Прямо сейчас.
   Я покачала головой. Я верила его словам. Но я знала, что не выгоню парня. Я знала, что буду помогать ему – по его просьбе или без нее. Я знала…
   Я теперь знала, что он хотел сделать.
   Хоггард следил за моим лицом. Раздраженно кивнул:
   – До чего ты упряма! Но, Гвенда… Я беспокоюсь за тебя. Ты мне нравишься, и если я тебе не противен…
   Вот и дождалась. Если бы он сказал это раньше – или позже. Не сейчас.
   – Мне пора ехать, – сказал Хоггард, не дожидаясь ответа. – Вернусь через две недели. Хочешь, я сам с ним поговорю?
   Я внимательно посмотрела на него. Не слишком ли он торопится? Последние годы я была сама себе хозяйкой и решать за себя никому пока не позволяла… Я похлопала его по жесткой руке.
   – Вернешься, там посмотрим. Не думаю, что все так уж страшно…
 
   – Как твои царапины, Ингри?
   – Хорошо, хозяйка.