Колесова Наталья. Карты судьбы

   – Подарю тебе новые.
 
   – Пока мы защищаем их от стрейкеров, они воруют наших лошадей и убивают наших людей!
   Саймон втолкнул в круг единственного уцелевшего грабителя. Упав на колени, тот рыскал испуганным взглядом по суровым лицам горцев.
   – Умоляю, помилуйте меня, Владетели! Я не трогал вашего мальчика!
   – Зачем вы напали на наш лагерь?
   – Они говорили, у горцев хорошие лошади и полные сумки добычи… Голод, голод и дети заставили меня заняться разбоем!
   – Ты виноват, – Дан сделал знак, но человек, в отчаянии вглядывающийся в безжалостные лица, вдруг метнулся к ногам Эрни.
   – Владетельница! Моя Владетельница!
   Несколько мечей одновременно ткнулись в его спину, но Эрни, наклонившись, отвела их движением руки.
   – Гнор?
   – Моя Владетельница, – повторял тот, целуя ее ноги.
   – Как ты оказался здесь?
   – Голод… моя Владетельница… голод… те, кто хотел выжить, ушли…
   – Голод? Какой голод? В замке достаточно припасов, чтобы продержаться до весны.
   Гнор беспомощно пожал плечами.
   – Та… вторая госпожа сказала, что не может помочь нам…
   Эрни медленно выпрямилась.
   – Гнор?
   – Да, госпожа?
   – Поклянись, что не убивал мальчика.
   – Пусть покарают меня боги!
   Эрни повернула голову.
   – Дан, могу я отпустить этого человека?
   Охотники зароптали, но командир ответил:
   – Его жизнь и смерть в твоей власти, Владетельница.
   – Возвращайся, – тихо сказала Эрни. – Возвращайся, Гнор. Будь моя воля, я вынесла бы и боль, и слезы, и голод, лишь бы остаться на родине. Прощай. И никому не говори о нашей встрече.
   Охотники нехотя расступились. Дан проводил взглядом Эрни, поколебался, и все же догнал Гнора у самого леса. Когда Гнор оглянулся на оклик, на его лице был ужас… Дан хотел спросить, но язык сковывала клятва.
   – Возьми эти монеты, Гнор, они тебе пригодятся. И послушай свою госпожу.
   – О, высокий Владетель! – Гнор припал губами к его сильной обветренной руке. – Ты добр и справедлив, кто бы ты ни был! Сделай так, чтобы она к нам вернулась. Передай… скажи ей, пусть Голубая пантера снова ходит по нашим улицам. С тех пор, как мы своими молитвами и проклятьями изгнали ее, беды сыплются на наши головы… Верни ее, Владетель!
   Дан шел, раздумывая над его словами. Голубая пантера… Голубая пантера. При чем тут этот зверь? Каким образом он связан с Эрни?
   – Дан… – Саймон шагал рядом. Лицо его было угрюмо. – Мне тревожно, Дан, – сказал он напрямик, – я вижу – ты другой. Ты изменился. Если бы не твое обручение, я бы подумал…
   Командир резко повернулся к нему. Жаркий гнев ослепил его глаза.
   – Что? Что ты хочешь этим сказать?
   Саймон смотрел на него. Его изуродованное шрамами лицо окаменело.
   – Я только хотел помочь тебе, Дан.
   – Ну так помоги, – буркнул тот. – Излови мне Голубую пантеру.
 
   Она билась в сетке – великолепный, гибкий зверь – сгусток злобы, мощи и ненависти…
   Охотники с восторгом разглядывали невиданную добычу.
   – Как вам удалось ее поймать?
   Довольный Саймон пояснил:
   – Уже несколько дней она кружит вокруг лагеря. Я расставил ловушки, и… Ты доволен, Дан? Ты сам убьешь ее?
   – Да. Дайте дротик. Разбудите Эрни.
   – Я уже ходил, – доложил часовой. – Ее нет в палатке.
   Дан нахмурился – опять эти ночные странствия… Поймал внимательный взгляд Саймона. Охотники расступились. Дан привычно взвесил в руке дротик, выбирая нужную точку, чтобы не попортить голубоватый, мерцающий снежными искрами мех… Вдоль сильной спины пантеры шла серебристая полоса, отливающие сталью когти рвали прочную сеть…
   Дан поднял руку. И услышал далекое. Сказанное давно и неизвестно кем: «Не смотри ей в глаза». Он провел взглядом по замершей голове пантеры – узкой изящной голове с круглыми ушами, по ее оскаленной, снежно-кровавой пасти. И, встретившись взглядом со зверем, вздрогнул. Это не были глаза зверя. Синие, сверкающие, как сапфиры ожерелья, они были умны и тоскливы. В подвижных черных зрачках билась мысль-мольба… Дан пошатнулся… Зрение его застилало голубоватой дымкой…
   – Убей меня, Дан, – тихо сказал чей-то голос, – убей меня. Убей!
   – Нет!
   Дан выхватил меч у Саймона и рубанул веревки, натягивающие сеть. Со сдавленными криками, хватаясь за оружие, охотники отскочили. На земле, сжавшись в смертельную пружину, застыла Голубая пантера. Глядя ей в глаза, Дан бросил меч, сказав отрывисто:
   – Иди. Кто бы ты ни была – демон, оборотень, древняя богиня, – уходи. Иди своей дорогой и не тревожь наши души. Не я дал тебе жизнь, не мне ее отнимать. Иди!
   Голубое тело стремительной вспышкой сверкнуло над костром. И Дана словно что-то отпустило.
   Он оглядел испуганные лица. Пробормотал:
   – Мне жаль. Я не знаю, что…
   Подошедший Саймон похлопал командира по плечу.
   – Зато я знаю. Мы сглупили, ты исправил, Дан. Этот зверек не по зубам даже горцам.
   – Но где-то я видел эти глаза… – пробормотал Дан.
 
   Зима. Весна. Лето. С отрядом охотников я прошла через всю страну до самого южного моря. Враг надорвался в горах и на наших равнинах – потому война опалила лишь краешек юга.
   Со скалы я смотрела на яркую воду – волны, пена, небо… Подумать только, если б не война, вряд ли бы я увидела море…
   Дан, наклонившись, похлопал коня по шее. Я заметила, что он искоса наблюдает за мной. Черные волосы были густы и тяжелы, ветер едва шевелил их, зато трепал легкую рубаху, облегавшую его могучую грудь.
   – Эрни. Ты решила нас покинуть?
   Я невольно вздрогнула. Иногда казалось, что горец читает мои мысли. Ответила сдержанно:
   – Ты ведь помнишь наш уговор?
   Я тронула коня, и мы начали спускаться вниз – бок о бок, бедро к бедру. Я поймала одобрительный взгляд идущей навстречу женщины, покосилась на Дана. Он не отрывал глаз от гривы своей лошади. Заговорил.
   – Уговор я помню. Но я хочу, что бы ты ехала со мной на север. Мне нужно найти мою невесту…
   – Богини ждут меня. Но пока нам по пути, я буду сопровождать тебя.
   – Что ты будешь делать дальше?
   – Я же говорила, над своей судьбой я не властна. У тебя свой долг, у меня свой.
   – Ты твердо решила не встречаться с нареченным?
   Я помолчала.
   – Дан. Нас обручили обманом. Жених ничего не знает о том, какие силы мною владеют.
   Дан окинул меня взглядом.
   – Но ведь ты остаешься женщиной… молодой, красивой…
   – Ты же знаешь… и кроме того… одна… она сказала, что ни один мужчина не станет любить меня. Я приношу одни несчастья.
   – Кто бы ни сказал тебе это, она только женщина, Эрни.
   – Спасибо, что стараешься утешить меня…
   Голос Дана был угрюм:
   – Брон был влюблен в тебя.
   – Поэтому его убили.
   – Да нет же! – крикнул Дан так яростно, что я вздрогнула. – Это война! При чем тут ты! Кто тебе сказал, что ты во всем виновата? С таким же успехом можно сказать, что я проклят – потому что потерял все и всех, да еще…
   Он внезапно смолк, кусая губы. Пораженная этой неожиданной вспышкой, я отвела взгляд от его изменившегося лица, спешилась, но Дан спрыгнул раньше, подхватил меня. Я ощутила его сильное тело, теплое дыхание на своем лице, горячие руки. И странное ощущение пронзило меня, неудержимо повлекло – прижаться к нему, ближе, ближе, гладить мощные плечи, жесткое смуглое лицо… «Обними его!» – услышала я властное, но это уже приказывало не мое тело, не мое сердце… Я отпрянула – так резко, так явственно, что Дан, кажется, даже смутился.
 
   Он мог сказать, что одно ее мимолетное прикосновение может дарить радость и причинять боль, один взгляд может вызвать бешеное желание и великую нежность, а ее любовь…
   Но он сказал только:
   – Брон любил тебя.
   А потом она отшатнулась – наверное, он обнял ее слишком крепко, слишком откровенно…
   Зеленая трава хрустела под ногами. Эрни шла впереди. Она так и не сменила одежду на женскую, хотя волосы ее вновь отросли – тонкие, легкие, как паутинка, странного снежно-голубого цвета. Широкие ремни охватывали талию, спускались на бедра.
   Ветер шелестел травой и листвой, но громче был стук крови в висках, а глаза горца не отрывались от идущей впереди девушки.
   Поэтому он впервые потерял осторожность, впервые не заметил примет, указывающих на близость врага…
   Дан увидел, что девушка встрепенулась, словно просыпаясь. Обернулась с криком – испуганным и яростным:
   – Дан!
   Он отпрыгнул, выхватывая меч, но их было много, слишком много – обреченных, молчаливых, злобных… Эрни отступала, растерянная, невыносимо сейчас красивая:
   И вдруг ее руки взметнулись к вороту рубашки и рванули его, и он услышал то ли крик, то ли яростное рычание…
 
   Этот звук – то ли рычание, то ли вопль, все еще стоял у меня в ушах, когда я очнулась. С трудом подняла голову – плащ пополз с моих плеч, я поспешно поддернула его, потому что была совершенно голая.
   Дан сидел поодаль, положив руки на рукоять меча. Его грудь наискось была перехвачена повязкой с проступающей свежей алой кровью.
   – Что случилось? – спросила я хрипло.
   Дан повернул голову, поглядел и ничего не сказал. Я села. И вспомнила: исказившееся лицо Дана – смесь отчаяния и ярости, а их было много, слишком много…
   Теперь они все лежали на поляне. Некоторые были убиты мечом, но большинство… Страшась взглянуть на Дана, я осмотрелась в поисках своей одежды. Рубаха была разорвана пополам. Как и кольчуга – такая сила была в то мгновение в моих пальцах… или когтях.
   Не поднимая глаз, я позвала тихо:
   – Дан.
   Он молчал.
   – Ты видел?
   Дан молчал. Он пристально смотрел на мои руки. Я содрогнулась – и пальцы и ногти были в засохшей крови. Оборотень, Голубая пантера… Вот он и узнал наконец, кто я. Темные брови сведены, серые глаза смотрят с напряженным вниманием. Чего он ждет? Почему не уходит?
   – Теперь ответь, – негромко сказал Дан, – Кто ты, Эрни? Человек? Зверь? Колдунья? Богиня? Кто ты?
   – Не знаю. Уже не знаю. Я не то и не другое. Я оборотень. Я не властна над собой, я тебе говорила…
   – Почему ты не рассказала об этом раньше?
   – Как? – вырвалось у меня. – Как я могла? Чтобы ты отвернулся от меня? Чтобы боялся и ненавидел, как все они? В чем моя вина? Я думала, что уйду раньше, прежде чем кто-то из вас поймет… узнает…
   – И это главная причина твоего отказа от замужества?
   – Да. Нет. Я не знаю. Как женщина я обесчещена, а как колдунья… я до сих пор не владею своей силой. А мой жених не знает, и если узнает… уж лучше я сама освобожу его от клятвы.
   Дан слушал угрюмо. Лицо было бледным и постаревшим.
   – Нет! – сказал он резко. – Ты ошибаешься. Ты сильна и свободна. Сегодня ты стала Голубой пантерой, потому что сама захотела этого, потому что иначе бы мы оба погибли, а не потому что так приказали твои богини. Слушай, девушка. Ты можешь выбирать свою дорогу. Распоряжаться своей судьбой…
   – Как ты не понимаешь? Я боюсь не только себя и за себя! Я боюсь за тех, кто мне близок и дорог!
   Дан мрачно мотнул головой. Ему, горцу, чьи боги сильны, но бесхитростны, трудно было понять меня.
   – Подумать только… – пробормотал он. – Если бы я тогда не заглянул тебе в глаза… я бы убил тебя.
   – Уж лучше бы ты это сделал! – с отчаянием воскликнула я.
   Дан взглянул, но промолчал. Привел лошадей. Они храпели и бились, а когда я подошла к своей, она в ужасе шарахнулась в сторону, вырвав уздечку.
   Опустив руки, я смотрела ей вслед.
   – Даже лошади меня боятся…
   – Но я не лошадь.
   Нахмурившись, Дан смотрел на меня. Заговорил – резко, гневно:
   – Чего ты ждешь от меня? Страха? Отвращения? Час назад девушка, приняв облик Голубой пантеры, спасла мне жизнь, а я должен бежать от нее сломя голову? И мое приглашение остается в силе. Ты будешь самой почетной гостьей на моей свадьбе.
   Я опустила глаза. Горец был смел. Но то, что он испытывал, я вряд ли смогу узнать…
   Повязка его набухала кровью.
   – Тебя надо перевязать.
   Но Дан отступил, уклоняясь от моих рук.
   – Нет, не надо…
   – У тебя…
   – Нет, я сказал! – крикнул он. И я вдруг вспомнила, как когда-то мой отец пытался избежать моего прикосновения…
   И все стало ясно.
   – Эрни!
   Я не хотела оборачиваться.
   – Эрни, послушай…
   Дан смотрел на меня растерянно:
   – Я прошу тебя… Это вовсе не из-за того, что…
   – Да. Конечно, – сказала я.
 
   Мы двигались на север, а навстречу нам брела осень – теплая, золотая, ясная осень. Первые падающие листья стелились под ноги праздничным ковром, над головой плыли птицы, их прощальный крик печалил и тревожил сердца.
   Осень вошла и в мою душу – тревожная, глубокая осень расставанья.
   – Смотри. Эрни. Здесь мы с тобой впервые встретились, – однажды сказал Дан. Я огляделась, но не смогла узнать в этой цветной поляне тот заснеженный окровавленный пятачок… Значит, мы уже близко и от моей родины?
   Словно проснувшись, я жадно всматривалась в дорогу, в перелески, в поля, на которых теплилась слабая жизнь… Узнавала ручьи, из которых пила, овраги, куда мы детьми кидались очертя голову. Но лишь немногие деревни были отстроены заново, лишь в немногих кузницах звенел молот, лица встречных были озабочены и угрюмы.
 
   Сердце мое замерло. Остановившись на склоне холма, мы глядели вниз – навстречу нам вздымались древние черные башни Соколиного приюта… Я уходила отсюда с твердым намерением никогда не возвращаться, но с какой болью и счастьем билось сейчас мое сердце!
   Горцы и их предводитель тоже рассматривали замок. На лице Дана я уловила странное выражение – смесь надежды, ожидания и сомнения…
   – Мы остановимся там на ночлег? – спросила я, не понимая причины задержки.
   – Нет, – ответил Дан, – мы уже пришли.
   И тронул коня вниз. С мгновение я смотрела в его широкую спину, не понимая. А потом мир закружился перед моими глазами.
   – Так твою невесту зовут…
   – Эрнани.
   – А тебя… – прошептала я.
   Саймон, проезжая мимо, закончил:
   – Данар, Князь Серебра.
 
   Они стояли в просторном внутреннем дворе. Загоняя вглубь неожиданную дрожь и тревогу ожидания, Дан внимательно оглядывал древние стены. Хотя война и здесь оставила свой черный след, замок казался более уцелевшим и даже цветущим по сравнению с тем, что они видели в пути…
   – Высокий Владетель? – полувопросительно произнесли за спиной. Дан круто обернулся. Девушка стояла в окружении слуг. Темные волосы уложены в высокую прическу, яркие темные глаза, белая кожа лица и рук… Кто-то из горцев прищелкнул языком. Девушка с недоумением повела взглядом по простой запыленной одежде гостей, но с явным удовольствием задержалась на смуглом красивом лице предводителя.
   Она была прекрасна. Но чем дольше Дан смотрел на нее, тем больше чувствовал отчуждение. Почти механически произнес:
   – Я пришел отдать свой долг и взять свое по праву. Меня зовут Данар, Князь Серебра. А тебя, моя Владетельница…
   Странная тень мелькнула по ее лицу:
   – Мне жаль, Высокий Князь, но я не Эрнани. Я Бейги, ее сестра. Твоя невеста умерла год назад, и все мы полны печалью и скорбью.
   Дан отшатнулся, словно его ударили.
   – Умерла? Эрнани умерла?
   – Да, – сказала Бейги. – Не разделишь ли ты со мной скромный ужин, Князь Данар?
   Князь оглянулся, отыскивая кого-то. Крепкая рука сжала его пальцы. Эрни, так и не снявшая шлем, смотрела на него с состраданием.
   – Ты слышишь? Эрнани умерла, – проговорил Дан.
   – Да. Мне так жаль, Дан…
   – Видят боги, этого я не хотел! Желал чего угодно – чтобы она нарушила клятву, полюбила другого, но только не ее смерти… Идем со мной, раздели мое горе…
   Пил он много. Владетельница Бейги не уставала подливать старого вина, не уставала шептать вкрадчиво, нежно, успокаивающе. Соседних Владетелей вернулось так мало, а этот был молод, красив… Этот был Князь.
   Вряд ли он слышал, понимал ее; глядя прямо на яркие свечи, молчал и, как за последнюю надежду, держался за руку молодого лучника, сидевшего справа. Бейги несколько раз с раздражением посматривала на солдата, но встречала сквозь прорези шлема такой пронзительный и тяжелый взгляд, что невольно отводила глаза.
   Склонив голову на руки, Князь Данар застонал – хрипло и жалобно. Бейги встала, и одновременно вскочил лучник. «Телохранитель», – подумала Бейги.
   – Твой Князь устал, – властно заявила она, – нужно уложить его отдыхать.
   – Я провожу, – глухо сказал лучник. И раздосадованная Бейги отступила. В конце концов, в ее власти задержать Данара еще на несколько дней. А там, быть может, он и не захочет уйти.
 
   Задыхаясь, я металась по мокрой постели. Села, тряхнула тяжелой головой. Провела ладонью по влажному лицу, груди… Мне показалось, что кончики моих пальцев голубовато засветились…
   – Нет! – крикнула я. – Нет! Только не сейчас, не здесь!
   Я метнулась к окну – серебряный свет луны ударил мне в глаза, точно яркое солнце. Вцепилась в узорную решетку, борясь изо всех сил. На мгновение показалось, что я раздваиваюсь, что часть меня становится яростной, гневной Голубой пантерой, жаждущей крови Бейги, а часть остается человеком, борющимся безнадежно и отчаянно…
   И вдруг меня отпустили. Было ли это милостью богинь, или я смогла противостоять им? Так или иначе, у меня не осталось сил, и, повинуясь безмолвному призыву, я вышла из спальни…
   Замедлила шаг. Осторожно приоткрыла тяжелую дверь. Бесшумно пересекла застеленные лунным ковром покои. Дан спал на белоснежных простынях широкой кровати. Дышал он тихо, почти неслышно, лунный свет омывал резкие черты его лица – и во сне не разгладилась складка между бровей… Такую ли ночь ты ожидал, Дан, Князь Данар, так спешивший к свой невесте?
   Расстегивая браслет, я остановилась над ним. Свет гладил крепкие плечи, могучую грудь, тяжелые мышцы, подчеркивая шрамы – недавние, страшные, рваные шрамы, оставленные не человеческим оружием – безжалостными железными когтями разъяренного зверя…
   Вот как, Дан… Значит, покончив со стрейкерами, я набросилась на тебя, а ты опять не поднял меч против Голубой пантеры. И не рассказал мне. Затаив дыхание, с виной и болью я провела кончиками пальцев по шрамам. Сильная рука перехватила мое запястье – на меня смотрели открытые глаза Дана. Я рванулась, но не смогла освободиться.
   – Кто ты? – хрипло спросил он. – Что тебе здесь нужно?
   Я молчала, отвернувшись. Волосы упали мне на лицо, Дан приподнялся, но когда отвел рукой пряди волос, луна скрылась за облаками. В комнате стало так темно, что мы могли различить лишь блеск наших глаз.
   – Кто ты, девушка? – тихо повторил Дан. Его пальцы легко скользнули по моей щеке. И то, чего от меня не могли добиться мои богини и мое собственное тело, сделало одно его прикосновение: перестав сопротивляться – сразу всем, – я подалась вперед, обняв твердые плечи…
   Сильные теплые руки обхватили меня – сначала осторожно, легко, словно недоверчиво, потом крепко, горячо. Дан медленно опустился на кровать, увлекая меня за собой. Сухие твердые губы осторожно коснулись лица, глаз, рта, пальцы скользили по плечам, спине…
   От поцелуя – долгого, нежного, после требовательного, властного до боли – я задрожала… Ощутила под своей грудью его бешено бьющееся сердце.
   Дан на миг оторвался от меня с хриплым полустоном-полувздохом:
   – Кто ты?
 
   Он проснулся отдохнувшим и свежим, хотя провел почти бессонную ночь. Сел на кровати, с удовольствием ощущая утреннюю прохладу, обнявшую сильное тело. Дотронулся, словно приласкал, до простыни рядом. Всю ночь он не отпускал эту девушку, но под утро все же задремал…
   Он вспомнил все заново – неожиданное пробуждение, ласковую ладонь на своей груди, нерешительное, но страстное объятье, горячие, податливые губы… Его руки помнили бархатистость ее спины, шелк грудей, атласность бедер. В последний миг она хотела оттолкнуть его – и все же подалась навстречу, одаряя собой щедро и самозабвенно. Потом они лежали рядом, и он не уставал ласкать ее, поражаясь силе и гибкости ее тела – незнакомого и все же странно близкого – напоминающего мягкостью и упругостью пантеру… пантеру? За всю ночь она не произнесла ни слова – только ее дыхание, долгий стон, сдавленный вскрик…
   Дан, не вставая, потянулся к одежде. Что-то, упав, покатилось ему под ноги. Дан нагнулся – и в то же мгновение был на ногах.
   В руках его светился расстегнутый браслет – браслет Эрни.
   Как он здесь оказался? Пантера… Почему он подумал о пантере?
   Он ударил руками в створки дверей:
   – Эрни!
   Крутанулся на месте, увидел пустую постель, брошенное оружие: нет, это жестоко, это несправедливо – потерять ее сейчас, когда их не разделяет его невеста, когда она, наконец, сама пришла к нему, одарила его любовью…
   – Эрни!
   Дан вылетел в пустой двор, добежал до конюшен – нет, ее лошадь была на месте…
   – Кого ты ищешь, Высокий Владетель?
   Дан всмотрелся в смутно знакомое лицо.
   – Уж не свою ли госпожу? – продолжал человек. – Она ушла, и нам, смертным, не догнать ее на этой дороге…
   И тут Дан узнал его:
   – Гнор? Что ты тут делаешь?
   – Вернулся домой, как вы мне велели. И был счастлив, что ты привез назад мою госпожу, мою Владетельницу… Я видел, вы любите друг друга, а сегодня утром она ушла к богиням. Как ты, Великий Владетель, отпустил ее? Чего испугался? Даже боги уступают любви… Теперь она действительно умерла для нас всех, Владетельница Эрнани…
   И он смолк, увидев, как, сжав сильными руками голову, застонал Князь Серебра:
   – О-о-о! Будь я проклят!..
 
   Я отдала то, что принадлежало ему по праву, и теперь ни один долг не удерживал меня больше. Мои подданные сами выбрали новую Владетельницу, отец – единственный в мире человек, любивший меня, – давно мертв…
   Почему же мне так страшно уходить от них? Пусть богини заберут у меня все человеческое, я не хочу, не хочу, не хочу жить с этой болью… С этим одиночеством.
   Поднимаясь на холм, я в последний раз оглянулась. Осень опустилась над миром – золото лесов и голубизна неба… Так ли красива осень в горах? Довольно! Он человек, он заслужил своего, человеческого счастья. Хотя бы с Бейги.
   Я подошла к святилищу и внезапно остановилась. Я увидела широкую спину, услышала гневный голос…
 
   Оставив меч у входа в святилище, Данар опустился на одно колено, исподлобья оглядывая устремленные на него руки и лица.
   – Я пришел, богини, – заговорил медленно, – издалека и ничего не знаю о вас. Быть может, сюда не должно входить мужчине, но я мужчина, пришедший из-за женщины… Великие богини, отпустите ее душу. Она изранена. Позвольте ей любить, позвольте не бояться вашего гнева – и она восславит вас и понесет ваш свет и силу через жизнь. Позвольте ей быть тем, кто она есть или кем хочет стать, потому что я люблю ее всякую: женщину, колдунью, пантеру. Я знаю, мое тело, мои руки могут исправить то, что сделал наш общий враг… ведь он и ваш враг, богини, иначе бы вы не отпустили ее воевать… Мое сердце заставит забыть ее все и наконец вздохнуть свободно, наконец улыбнуться… Услышьте, богини, поймите, ведь и вы сами женщины… Если она принадлежит вам по старой клятве, так ведь она принадлежит и мне! Вы сделали так, чтобы мы встретились, узнали друг друга, и вы не можете разлучить нас! Я не откажусь от нее, слышите?
   Данар вскочил, окинул гневным и вызывающим взглядом безжизненные лица.
   Он угрожал им! Я рванулась вперед: пусть сделают что угодно – но только со мной…
   – Простите его, Великие богини! – крикнула, кружась по площадке, чтобы видеть их лица. – Он сам не понимает, что говорит, он… Это я виновата!
   Сильные руки подхватили меня, я увидела смеющееся лицо Дана.
   – Эрни! Эрнани!
   Его близкие, сумасшедшие, непохожие глаза, шепот:
   – Эрнани… наконец моя Эрнани.
   И отбросив все страхи, сомнения, я бросилась к нему, прижалась, зажмурившись. Будь что будет, пусть они накажут нас обоих… Дан наконец отстранился, разглядывая меня с гордостью и нежностью.
   – Они все-таки вернули тебя!
   Не понимая, что происходит, я боязливо огляделась. Богини Мести и Смерти стояли со слепыми глазами, зато светились яркие лица Жизни и Любви. Первые получили свою дань, настала очередь других…
   – Так будет, – шептали мне на ухо, – ты только не бойся ни гнева, ни любви. Живи – и не оглядывайся на запреты молодых богов. Живи и неси свою силу и их славу другим. Ты заслужила это.
   – Но я… кто я теперь?
   – Говорю тебе – твоя жизнь в твоей власти. Но кем бы ты ни была, хочу, чтобы ты была рядом. Ведь я спешил на нашу свадьбу…
   Я смотрела на него, и он услышал мой ответ прежде, чем я его произнесла. Лицо Дана осветилось. Он поцеловал меня так крепко, что я задохнулась. Оторвавшись от меня, сдерживая горячее дыхание, Данар сказал медленно:
   – По-моему, нам следует принести жертву…
   Я закинула голову, чувствуя, как все крепче смыкаются его объятия. Увидела голубое небо и представила – какое оно будет в горах.
   И наконец улыбнулась.
 
   Женщина замолчала, и Санни как будто очнулась от волшебного сна. Тряхнула головой, приходя в себя, покосилась на Дайяра – не задремал ли тот во время долгого рассказа. Парень навалился на стол, упершись подбородком в положенные друг на друга кулаки. Темные глаза его блестели из-под низких бровей.
   – И что – все это было на самом деле?
   Гадалка, глотнув пива, пожала плечами:
   – Может, было, может, только мои карты нашептали…