Колесова Наталья. Карты судьбы

   – Умеешь обращаться с оружием?
   Он взглянул презрительно.
   – Я солдат, монахиня!
   Немало таких, как он, недавняя война разбросала по стране, лишив не только крова и родных, но и самого смысла существования. Мирная жизнь отторгала их, или они сами не принимали ее, продолжая убивать и грабить – но уже своих…
   – Что ж ты не пошел в армию молодого короля? Ему нужны опытные солдаты.
   Он фыркнул.
   – Стать сержантом королевской стражи? Я был полковником мечников!
   А стал моим рабом… Верда качнула головой, то ли соглашаясь, то ли нет, но промолчала. Так до самой темноты они шли молча, изредка уступая дорогу пылившим повозкам. Мужчина поглядывал на свою нежданную спасительницу и хозяйку. Серый грубый плащ служит и одеждой и одеялом, блеклое широкое платье, деревянный посох, холщовая тощая сумка – на такую не польстится и последний нищий. Монахиня двигалась экономным ровным шагом, незаметно съедающим расстояния. Явно идет издалека – в поисках или по обету. Вся она была словно припорошена пылью: серая одежда, серые прямые волосы, серые прищуренные глаза…
   Верда обычно шла и ночью, когда не мешают пылящие повозки и дневная жара, а огромные южные звезды хорошо освещают дорогу. Но, решив пощадить своего нежданного спутника, сегодня остановилась, едва стемнело. Усевшись на берегу ручья, они опустили в воду гудевшие ноги. Молча съели скудный ужин.
   – Я делюсь с тобой, пока мне есть чем делиться, – сказала Верда, завязывая сумку. – Но ты здоровый мужчина, тебе, верно, нужно много еды…
   Он глянул исподлобья – что, наконец смирилась с их странным союзом? Верда этого еще сама не знала.
   – Голодным я не останусь, – отозвался он.
   Верда начала укладываться, привычно уминая сено в маленьком стожке. Вскинув глаза, увидела, что ее «раб» стоит перед ней с хмуро-озабоченным видом.
   – Я должен ублажать тебя? – спросил напрямик.
   Она сначала не поняла, а потом рассмеялась, тряся головой:
   – Нет-нет, конечно, нет!
   Он выдохнул с таким облегчением, что Верду это даже задело:
   – Хорошо, а то ты мне совсем не по вкусу!
   «Взаимно», – подумала Верда, надвигая на лицо капюшон. Одним из главных требований была ее неприметность…
   Как засыпала, так и просыпалась она сразу – просто закрывала и открывала глаза. В воздухе витал аромат жареного мяса, и ее живот отозвался голодной судорогой. «Раб» сидел на корточках у костра, сосредоточенно поворачивая насаженную на палку тушку кролика.
   – Иди завтракать! – сказал, не оборачиваясь.
   – Как ты его поймал? – Верда присела рядом, скрестив ноги. «Раб» хмыкнул.
   – Стащил из охотничьих силков.
   Она взглянула озабоченно: получалось, что теперь она отвечает за его поступки. Но как Верда могла его контролировать? Будет ли он действительно повиноваться ей? Старшие и мудрые говорили, что не следует оказывать помощь, если ее не просят. И не следует отказываться, если ее предлагают. Она нарушила первое правило и теперь собиралась нарушить второе. Хотя… До сих пор ей удавалось избегать неприятностей – благодаря осторожности и Защите, – но будет ли так всегда? Не окажутся ли однажды его сила и умение поистине неоценимы? Хотя он не испытывал к ней ни благодарности, ни приязни, его Верда не опасалась: в дни беззакония старые обычаи приобрели неожиданную силу, подчиняя и тех, кто в иное время лишь посмеялся бы над ними…
   Монахиня ела так же неторопливо и экономно, как двигалась. Глядя на нее, он тоже умерил свой аппетит – кажется, у хозяйки действительно нет денег, и все заботы о пропитании лягут на него.
   Откидывая со лба жесткие от пыли волосы, Верда наблюдала, как он привычно уничтожает следы ночлега. Навык солдата – или разбойника?
   Пока Верда шла в одиночку, она была одной из многих паломников и странников, движущихся в столицу. Но монахиня, сопровождаемая воином…
   Выпрямившись, он хмуро встретил ее взгляд – она могла колебаться, у него просто не было другого выбора.
   – Как тебя зовут? – спросила она.
   Он помедлил, не желая отдавать то единственное, что у него еще оставалось.
   – Кай.
   – Я Верда. Пошли… Кай, – сказала она, отворачиваясь и легко вздыхая. Что ж, решение принято, и только будущее покажет, было ли оно верным.
 
   – Тебе обязательно туда идти?
   Кай вглядывался в шумящую на площади ярмарку.
   – Нужно купить тебе хоть какую-то одежду… и еще по мелочи. Но если не хочешь встретить знакомых, подожди меня здесь.
   Знакомых! Он скривил губы. Да уж, его прекрасно знает вся округа! То-то смеху будет – Полковник, стреноженный монашкой! Никто не упустит случая повеселиться! Верда смотрела со спокойным пониманием, что заставило его решиться – рано или поздно все равно придется пройти через это.
   – Идем вместе.
   Он шел за ней, глядя в землю; не поднимал глаз, когда хозяйка торговалась со старьевщиком, покупая ему плащ. Его он накинул, едва Верда вошла в лавку. Накинул, надвинул капюшон; присев у стены, следил за ногами снующих мимо прохожих. Конечно, зря он явился сюда. Совсем недавно везли его в железной клетке через это село (как и через десятки других) – для увеселения и устрашения. Если уж поймали самого Полковника Кая, значит, крепнет закон и порядок…
   Не прошло и нескольких минут, как перед ним остановилась пара ног. Чуть поодаль – несколько других. Кай поднял голову, поглядел и начал вставать.
   – Ага! – сказал широкобородый мужик, уперев кулаки в бока. – Полковник Кай! Живой, значит? А говорят, всех твоих дружков вздернули на осинах по тракту!
   – Ишь ты, – сказал Кай равнодушно.
   – А тебя, говорят, взяла какая-то монашка? Видать, немало тебе пришлось потрудиться ночью, чтобы она не передумала, а? Говорят, ты теперь должен ей ноги мыть и воду пить всю свою оставшуюся паршивую жизнь?
   – Много чего говорят, – согласился Кай.
   – А еще говорят, что при тебе теперь ни меча, ни ножа, и мы, с позволения твоей хозяйки, можем чуток повеселиться?
   Взгляд Кая двигался по быстро окружавшим их зевакам: как же, законная игрушка для добропорядочных граждан! Бородатый помахал мечом перед лицом Полковника.
   – Если мы немножко пустим кровь, тебе это пойдет на пользу, а?
   Легкий взмах крест-накрест рассек кожу на голой груди Кая. Толпа радостно ахнула, Кай зашипел…
   Верда, вышедшая из лавки, оцепенела: возбужденно ворча, щетинясь ножами и чем под руку попало, толпа подступала к прижимавшемуся к стене Каю. Его бородатый пленник хрипел, вцепившись в руку, жестким хватом захлестнувшую ему горло. В правой руке Кая был меч.
   – Ну, кто следующий в очередь повеселиться? – услышала Верда его язвительный голос. – Кто еще хочет пустить мне кровь?
   Весельчаков что-то не находилось. Верда всплеснула руками, выпустив драгоценного почтового голубя.
   – Кай, брось его! Кай!
   Спрыгнув с высокого крыльца, монахиня поспешно и безбоязненно отводила с пути оружие.
   – Пустите меня… пустите… он мой.
   Остановилась перед ощерившимся Каем.
   – Кай?!
   Он мотнул головой, не спуская глаз с толпящихся за ее спиной людей, но все же опустил руку. Пленник повалился на колени, схватившись за горло и судорожно вздыхая.
   – Что здесь происходит? С дороги!
   Люди заоглядывались, расступаясь – сквозь толпу пробирались солдаты порядка. Верда выпалила прежде, чем кто успел и слово молвить:
   – Прошу правосудия и защиты! Они напали на моего раба!
   Офицер смотрел за ее спину, и на его озабоченном лице проступала усмешка.
   – Вот это – раб? Полковник Кай? Кто тут на кого напал? Смотри, как он отделал беднягу!
   – Он мой раб, – твердила Верда, – никто не имеет права причинять ему вред!
   – Это ты следи, чтобы твой раб никому ничего не повредил, монашка! Ты что, не знаешь, кто он такой?
   – Мой раб. Сейчас он – мой раб.
   – Самоубийца, – буркнул офицер. – Эй, брось меч, Полковник!
   – Они не имеют права отбирать меч! – крикнул Кай. Обернувшаяся Верда толкнула его в учащенно дышащую, липкую от крови грудь – Кай попятился. Сверкнул на нее глазами. – Скажи им!
   Не попросил – приказал едва ли тоном пониже. Вздохнув, Верда произнесла рассудительно:
   – Он прав. Он был без оружия, но справился с нападавшим и отобрал меч. Меч – его по праву.
   – Рабы не носят оружия.
   – А если его хозяину потребуется защита?
   – Гм… – произнес офицер, веселея. – Тебе, я смотрю, повезло, Полковник! Меч остается у него! В другой раз не будете задирать чужих рабов! Расходитесь, нечего глазеть!
   – Спасибо, офицер. Пошли.
   – Монахиня… погоди-ка.
   Стоявший за Вердой Кай почувствовал, как напряглась ее спина.
   – Идешь в столицу на праздник?
   – Да, офицер.
   – Наверное, на суд к королю?
   – И это правда, офицер.
   – И что ты собираешься просить? Денег? Земель для своей церкви? – с ленивой усмешкой спросил офицер. Но во взгляде, цепко изучающем одежду Верды, ее скрытое тенью волос лицо, усмешки не было, и Кай насторожился.
   – Правосудия, – тихо сказала Верда. – Мы можем идти?
   Некоторое время офицер не сводил внимательных глаз с ее лица. Потом, внезапно потеряв интерес, отвернулся.
   – Ступай, да получше приглядывай за своим рабом, монахиня!
   Верда молча потянула Кая за рукав. Он ожидал упреков, но, свернув за угол дома, хозяйка ускорила шаг.
   – Быстрей! Мы должны выбраться отсюда, пока они не передумали!
   Она так спешила, что даже забыла коснуться священного камня на выходе из деревни. Верда знала, что сейчас офицер входит в лавку и озадаченный торговец говорит, какого именно почтового голубя попросила монашка.
   – Чего ты так несешься! – недовольно окликнул Кай. Он не видел причин для спешки – вряд ли кто решится свести с ними счеты, пока в селе солдаты… Верда мельком оглянулась. Она была сейчас похожа на испуганно-настороженного зверька: заостренные скулы, напряженные глаза, белые зубы оскалены под приподнятой верхней губой (в это время офицер опрометью скатывался с крыльца). Бросила на ходу:
   – Сворачиваем!
   И, пригнувшись, нырнула в заросли у дороги. Ругаясь, Кай продирался следом. Сейчас он мог только позавидовать грубой ткани ее одежды, служившей отличной защитой от колючек – с него же словно живьем сдирали шкуру…
   Выбравшись из зарослей, они побежали вниз по склону. Закинув полы плаща на плечи, поддернув подол платья, так что стали видны белые колени, Верда вошла в воду речушки. Настороженно повела взлохмаченной головой. Ноздри ее раздувались.
   – Они спустили собак…
   Кай не поверил, но послушно пошел по реке, разгребая ногами воду и мягкий ил. А потом услышал и он – далекий азартный лай. Девушка охнула, наткнувшись на корягу. Кай схватил ее за плечо:
   – Бесполезно! Они идут верхним чутьем! Бежим!
   Выбравшись на другой берег, они вновь побежали. Тело невольно настраивалось на долгий бег – размеренное дыхание, размеренные движения… не раз и не два он с удивлением взглядывал на Верду – казалось, ее готовили долгие солдатские годы…
   Но разноголосый лай доносился до них все явственней. А за псами шли люди. Кай на секунду остановился, согнулся, переводя дыхание; Верда, оглянувшись, остановилась тоже. Он исподлобья рыскнул взглядом по деревьям.
   – Сюда!
   Цепляясь за развесистые ветки, девушка ловко взобралась наверх. Он сел рядом в чаше развилки, положив на колени меч.
   И вот псы вынеслись на поляну – мощные, коренастые, с обрубками вместо хвостов. Не слишком быстроногие, они обладали упорством и убийственной выносливостью, готовые идти по следу, пока не издохнут… Заплясали, запрыгали под деревьями, хакая, захлебываясь от близости добычи. Оскалясь сам, как пес, Кай приподнялся, покрепче перехватывая рукоять меча… Девушка вцепилась в него.
   – Нет, погоди, не надо!
   Наклонилась, налегая грудью на широкую ветку. Волосы свесились вниз, открыв шею и напряженные плечи. Пальцы впились в твердую кору. Псы, метавшиеся под деревом, начали стихать; задрав лобастые головы, стали, настороженно наблюдая. Верда сказала что-то, ее слова унесло порывом ветра. Неловко приподнялась, по-прежнему не сводя глаз с собак, оторвала от плаща полоску и протянула ее на открытой ладони. Головы собак повернулись, глаза уставились на кусок серой ткани. Усиливавшийся ветер налетал порывами, трепал волосы и одежду монахини. Верда вновь произнесла что-то, ветер вырвал ткань из ее пальцев – и, словно гонимые этим ветром, следом пустились псы, издавая азартный охотничий лай…
   Кай только головой покрутил.
   – Что это было?
   – Давний охотничий фокус, – Верда с трудом села. – Я направила их по ложному свету.
   – Фокус? – с сомнением повторил он. – Ну что ж, пусть будет фокус. Хотя по мне, это больше смахивает на колдовство!
   Словно не слыша его, Верда отвела хлещущие по лицу волосы.
   – Надо укрыться от грозы.
   Они нашли дерево, чьи ветки опускались вниз плотным шатром. Сели, прижавшись спиной к стволу. Верда достала хлеб с сыром – все, что успела приобрести в селе. Отломила большую часть для Кая. Задумчиво расправляясь с едой, тот смотрел на струи дождя, хлещущие за зеленым пологом – внутрь долетали лишь мелкие брызги. С какой стати они спустили собак? Ведь он теперь не опасен… И как быстро организовали погоню – почерк охраны порядка. Солдат…
   Перестав жевать, он уставился на Верду – та уже спала, засунув руки в широкие рукава платья. Лицо ее было очень бледным и усталым. А может, погоня была вовсе не за ним? Кай рассматривал свою хозяйку наново, пристально, как в первый раз. Такая серенькая, тихая, неприметная… просто мышка, готовая всегда юркнуть в норку… не боящаяся его, здоровенного озлобленного мужика, вступающаяся за него перед разъяренной толпой… и вздрагивающая от простых вопросов офицера… Кай ничего не имел против колдовства, если оно шло ему на пользу. И, насколько он знал, колдунов и ведуний здесь хоть и не жаловали, но и не преследовали по закону. Что же такого увидел в ней офицер, если вдруг пустился в погоню?
   Дождь стихал. Крупные капли падали с ветвей, сверкая в лучах выглянувшего солнца. Лицо монашки дрогнуло – и Верда открыла глаза. Они были ясными, прозрачными, словно умытыми прошедшим ливнем. Она медленно и сонно улыбнулась ему, глаза сверкнули, как дождевые капли… И стали прежними – спокойно-серыми, непроницаемыми.
   Подол ее платья вымок до самых колен, когда они наконец выбрались на дорогу. Через некоторое время Кай, не спросясь, свернул – Верда взглянула, но ничего не сказала, признавая его опыт в запутывании следов.
   К вечеру они нагнали крестьянский обоз и неторопливо побрели следом, радуясь, что недавний дождь прибил пыль на дорогах. Крестьяне не протестовали, когда они остановились с обозом и на ночлег – присутствие молодого вооруженного мужчины было совсем нелишним…
   Они уже укладывались, когда раздался вопль, от которого у Кая кровь в жилах застыла. Верда, вскочив, с мгновение вглядывалась в темноту, потом кинулась вперед. Подоспевший Кай увидел среди толпы крестьян бьющуюся в пыли женщину. Тело ее выгибалось дугой в припадке, Верда удерживала мотающуюся голову. Она уже успела сунуть между зубов женщины палку – та трещала под напором сведенных судорогой челюстей, из углов рта стекала пена…
   – Бесы… – пробормотал стоявший рядом старик. – В нее вселились бесы.
   Припадочная стихала. Верда подняла голову.
   – Эта женщина больна, – сказала резко. – Просто больна. Бесы здесь ни при чем. Если вы начнете изгонять их, она умрет. Ей нужен покой. Я скажу вам, какие травы…
   Она говорила, не замечая растущей испуганной враждебности крестьян. Они медленно подходили ближе, обступали ее плотным кольцом.
   – А ты-то сама кто такая? – услышал Кай мрачный голос. Он шевельнул плечами и понял, что зажат, словно в тисках. Здоровые мужики сторожили каждое его движение, и их ножи были сейчас куда выигрышнее, чем его меч. Верда медленно вставала с колен, оглядываясь, лицо было изумленным и растерянным…
   И тогда он показал на нее и сказал ясно и громко:
   – Она ведьма! Я знаю, она – ведьма!
 
   Ее привязали к расщепленному молнией дереву. Ошеломленная Верда почти не сопротивлялась.
   – Что я сделала?.. – начала она, и несколько голосов тут же перебили:
   – Рот! Заткните ей рот!
   Что и было немедленно сделано. Крестьяне смотрели на ведьму в разорванном платье: молодые мужчины со скрытой похотью, старые – с гадливым отвращением, женщины – с испуганным любопытством. Верда нашла взглядом еще одну пару глаз и опустила веки. Ее никогда не предавали. Хотя кто она ему? «Я останусь рабом до самой смерти – твоей или моей». Ее смерти, похоже, осталось ждать недолго.
   – Что сделаете с ней? – услышала она голос Кая.
   – Сожжем на рассвете. Раньше у нас с ведьмами не церемонились, как тут у вас, на юге. А ты, парень, не вздумай встревать, а то и тебя очистим!
   – Эй, я ее едва знаю, какое мне до нее дело! А ловко вы с ней управились!
   – Не в первой. У Магги роды были тяжкие, позвали повитуху… ребенок мертвый, ну, дело богово… нет, бабка взяла, пошептала, потерла… глядим – дышит… Ясно дело, дьявольский подменыш…
   – И что?
   – Сожгли, ясно дело, – равнодушно сказал староста, – и ее, и дьяволенка… Эй, вы, двое, сторожите ведьму! Не то чтоб говорить – ни шагу к ней, а то самих на костер! Укладывайтесь, подыму перед рассветом!
   Верда открыла глаза только когда все разошлись. Поелозив затылком по твердой коре, взглянула вверх. В обрывках фиолетовых облаков летели ясные звезды, Верда слышала их высокую песню. Вряд ли ей еще случится говорить с ними… Значит, старшим придется ждать снова. Хотя многое, очень многое может произойти за время ожидания… ах, как нелепо, как глупо… Если бы она опять не вмешалась… Почему не послали другую, для которой люди – лишь призрачные тени, скользящие по краешку цели?
   Но звезды указали на нее.
   Верда широко раскрыла глаза, вглядываясь в темные фигуры у костра. Если бы кто-нибудь из них подошел поближе, заговорил, заглянул ей в глаза… Если б она могла шевельнуть хотя бы пальцем… Но связывали ее умело. Хорошо и то, что не сняли Камень – побоялись коснуться даже кончиком ножа…
   Она прикрыла утомленные глаза, но языки пламени продолжали плясать и под сомкнутыми веками, метались быстрые тени. Ночь длилась бесконечно и мчалась так быстро…
   Шагов она не услышала – лишь ощутила присутствие. Темный силуэт заслонил костер. Близкое тепло большого тела, взгляд, впившийся в ее лицо. Она безмолвно взмолилась, пытаясь заставить услышать, понять… Холодные жесткие пальцы коснулись ее шеи, отвели упавшие на лицо волосы.
   – Страшно, ведьма?
   Она шевельнула головой и сухо закашляла, когда изо рта у нее вынули кляп.
   – Страшно? – повторил мужчина мягко.
   – Страшно… – выдохнула Верда. – Я еще никогда… не умирала…
   Он сдвинулся в сторону, и Верда увидела, что у костра никого нет. Через мгновение ее освобожденные руки повисли, как плети, а когда упали остальные веревки, Верда сама повалилась на землю, потому что ног она уже давно не чувствовала. Не успела издать и звука, как ее подхватили.
   – Идти можешь?
   – Нет… но как?..
   – Молчи.
   Он нес ее прочь от костра, двигаясь быстро и бесшумно. Не сбился с шага, и когда темнота окружила их со всех сторон, словно обладал звериным зрением. Верда даже успела забыться, когда ее, наконец, опустили на землю.
   – Пей.
   Руки все еще плохо слушались, Кай сам поднес фляжку к ее губам. Сделав несколько трудных глотков, Верда отвернула голову и вода полилась на платье. Когда он начал растирать ее руки и ноги, Верда захныкала от боли.
   – Терпи. Хоть на этот раз собак не спустят, нужно уйти подальше от этих… ревнителей веры. Вставай, так… Стоишь?
   Цепляясь за него, Верда кивнула. По мышцам словно пробегали огненные искры. Первые шаги дались ей с трудом, она просто припадала на обе ноги…
 
   В лес проникал серый рассвет. Всего ничего отделяло ее от «очищающего» костра. Верда сидела, зажав между колен руки. Крупно дрожала. Кай молча смотрел на ее зажмуренные глаза, напряженное лицо, исцарапанную шею, сгорбленные плечи, бесцветный камешек, висящий на кожаном шнурке между грудей… между небольших крепких белых грудей… между… Не раскрывая глаз, Верда стянула разорванное платье, и он отвел взгляд.
   – Переоденься.
   Верда тускло посмотрела на протянутую одежду.
   – Это не мое.
   Кай хмыкнул.
   – Тебя едва не сожгли, а ты все пытаешься быть с ними честной? Я тоже кое-что прихватил.
   Он продемонстрировал свою льняную рубаху, тунику и штаны из мягкой кожи.
   Одежда была великовата – в просторной рубашке и широкой крестьянской юбке Верда казалась еще худее. Но белый цвет был ей к лицу, а широкий ворот открывал длинную шею и гладкие плечи. Сама ли она себя уродовала или ее вера… если она принадлежит к какой-нибудь вере… запрещала любую одежду, кроме той дерюги?
   Она только взглянула на хлеб с мясом – и это Кай «позаимствовал» у крестьян – и, качнув головой, вновь глотнула воды. Горло саднило. Верда вздохнула, оглядываясь.
   – Пошли. Отдохнем в жару.
   – Загонишь раба в гроб! – предупредил он, нехотя вставая.
   – Да… – сказала Верда. – Почему ты не оставил меня им? Ты был бы сейчас свободен.
   Кай наклонился, собирая вещи. Сказал, не поднимая головы:
   – Я потерял честь воина, став бандитом. Но слово чести для меня все еще кое-что значит… Идем.
   Верда по привычке вышла вперед.
   – Я лучше знаю округу, – сказал Кай. – И привык уходить от солдат.
   Верда поколебалась. Если бы не он, ее бы не заметил офицер на ярмарочной площади…
   И, если бы не он, она была бы сейчас мертва.
   – Веди, – сказала она.
 
   Кай сидел в тени, любовно протирая меч снятой рубахой.
   – Повезло свинопасу… – ворчал себе под нос. – И где он только тебя раздобыл…
   Перехватил слабо улыбавшийся взгляд Верды.
   – Ты разговариваешь с ним, как с человеком.
   Кай вскинул меч.
   – Он же из Долматии! – сказал, словно это все объясняло. Словно он обрел давно потерянного друга. Верда качнула головой. А были ли у него вообще друзья? И где они сейчас?
   Теперь уже он наблюдал за своей хозяйкой. Она сидела на берегу ручья, опустив в воду ноги. Кай исподволь разглядывал их – крепкие, стройные, с узким лодыжками, с высоким подъемом еще не растоптанных стоп…
   – И давно ты идешь?
   – Несколько месяцев.
   Верда привычно растирала ноги широким листом карта: он холодил натруженные подошвы, снимал отеки и усталость.
   – С севера?
   – Да.
   – Ты вышла, когда на севере еще была зима, – он жевал травинку, не спуская с Верды глаз. – И все время пешком?
   – Как видишь, лошади у меня нет.
   – Тебе так важно попасть на этот праздник?
   – Да.
   – Для тебя?
   – Не только.
   – Для твоей веры?
   – Не только.
   – Хочешь что-то просить у короля?
   – Предложить.
   – Что? – Кай едва не рассмеялся. – Что ТЫ можешь предложить королю?
   – Помощь, – сказала Верда, тяжело поднимаясь. – Кай, ты можешь задавать вопросы, но ответа все равно не получишь. Того ответа, который тебе нужен.
   – Ты действительно монахиня?
   – Да.
   – Кто послал тебя?
   Верда пожала плечами.
   – Тот, кто может мне приказывать.
   Она начала укладываться. Полуденный зной дышал из-за свежей зелени. Кай придвинулся ближе, поддел пальцем кожаный шнурок на ее шее, вытягивая из-за ворота прозрачно-серый камень.
   – Это что, знак твоей веры? Или твой талисман?
   Она не шевельнулась, но словно оттолкнула его взглядом.
   – Пожалуйста, – сказала тихо. – Ты не можешь касаться его. Он должен остаться чистым.
   Кай разжал пальцы – камень скользнул по ее шее.
   – Ну да, конечно, – сказал, пожимая плечами. – Рабу не пристало совать нос в дела своих хозяев.
   Это была явная ловушка, и монахиня в нее не попалась. Промолчала, закрывая локтем лицо. Он лег, заложив руки за голову. Сон не шел к нему.
   Слухи о новом короле были противоречивы, но, по крайней мере, он смог продержаться на троне дольше, чем многочисленные временщики, перехватывающие друг у друга власть после недавней войны. Это он возродил старый обычай, по которому раз в году любой житель страны имел право на прямой королевский суд.
   «Помощь», – сказала она. Какая из многочисленных вер чувствовала за собой такую силу, что собиралась предложить помощь встающему на ноги и наверняка самолюбивому королю? И почему для этого следовало посылать одинокую молодую монахиню?
   Ну что ж. Он покрепче сомкнул веки. По крайней мере, с такой хозяйкой скучать не придется.
 
   Дни проходили за днями – или они шли дням навстречу? Подъем до рассвета, «марш-бросок» до полудня, сон и снова дорога – до самой поздней ночи, когда путь освещают яркие звезды и поспевающая луна. Они сторонились людей, заходили в поселки только в случае крайней нужды. Созревшие плоды, хлеба, дичавшие на заброшенных полях, кролики и куропатки, попавшие в силки, служили им достаточной пищей. По его расчетам, шли они с приличным запасом, но Верда все равно не давала передышки, отпуская время на непредвиденные задержки. Однако много дней ничего не случалось, и Кай постепенно расслабился, так что ночная встреча на лесной дороге оказалась для него полной неожиданностью.