Кожевников Владимир. Забытый - Москва

   - Ну а не сыпанешь, так ударишь. Тогда, что ль, врассыпную не кинутся?
   - Кинутся. Вот и надо что-то...
   - Коней надо бы как-нибудь... - пробубнил монах.
   - Точно, коней надо отбить! - громко, как проснулся, внезапно проговорил Великий князь. Наступила длинная пауза, во время которой он перебрал про себя множество вариантов ответов на свой вскрик и успел покраснеть, побледнеть, вспотеть и проклясть последними словами быстрый свой язык.
   - Трудно, - нарушил, наконец, молчание Константин, и у Дмитрия отлегло, - они коней на походе при себе постоянно держат, даже на ночь табуном не отпускают.
   - Тогда бы взбаламутить, - подал голос Алешка, - коней распугать, чтобы заметались. А когда начнется суматоха...
   - Тогда и шарахнуть! - чуть ни в один голос выпалили Корноух и Великий князь.
   - Ну держись, Михалыч, - под общий тихий смех пророкотал монах, шарахальщиков у тебя развелось! Только, как ты говоришь, штаны бы не потерять.
   - Без шарахальщиков тоже не обойтись, - усмехнулся Бобер, - лучше уж перебор, чем недобор. Слишком ретивым-то можно и руки к штанам привязать.
   - Ага, привяжите, привяжите, - запальчиво огрызнулся на общий смех Корноух, - особливо, когда стрелять понадобится!
   - Да не лезь ты в пузырь! Прямо как Станислав, ей-богу. Того вечно успокаивали, так и не успокоили, теперь ты. Слушайте все, - Бобер отвалился от дерева, - мудрить много не будем. Зайдем с той стороны, все! На рассвете ударим мощно, как Алексей сказал: сперва Корноух поработает, распугаем коней, чтоб забегали, потом ворвемся в конном строю, покажем, что мощный отряд подошел, из Москвы или откуда, в общем - с севера. Тогда они кинутся прямехонько назад, к переправе.
   - Здесь бы тогда хоть немного моих посадить, - замирающим голосом пропел Корноух, - ох и наваляют!..
   - Не надо!
   - Ну почему?!
   - Подумают - окружены, расыпятся, разлетятся кто куда. Собирай их, лови! Сколько еще пакостей тогда по мелочам натворят - подумал?! Пусть кучей бегут, нам спокойней. А ты, Константин, сейчас же отправь гонца предупредить переправу, хорошенько пусть приготовятся.
   - Добро, князь.
   - А теперь всем спать. Здесь. Обходить село, занимать исходный рубеж будем, когда луна засветит. Часа три у нас есть, этого достаточно. Вопросы есть?
   Вопросов не оказалось даже у Корноуха. Все поднялись, дружно встали вокруг костра, по-мужски загасили его (это была примета) и разошлись. Только князья с монахом остались сидеть возле Бобра, озирались с интересом.
   - Ну а мы тут, пожалуй? - Бобер привстал. - Отче, распорядись.
   Через минуту отроки принесли седла, попоны, плащи, и они улеглись рядком: монах, Владимир, Дмитрий и Бобер. Последний, услышав, как монах что-то шепчет Владимиру, и вспомнив свой первый бой, приклонился к Дмитрию:
   - Не думай ни о чем, вряд ли утром биться придется. Постреляет Корноух, и они сбегут. Так что спи.
   - Да я уж и так, - неожиданно сонным голосом откликнулся Дмитрий, странно, может, бой завтра. Первый бой. Обдумать бы... А сил нет - спать хочу. Устал, тезка, признаюсь, как собака устал.
   - Ну и хорошо. Спи! - Бобер, однако, был обескуражен. Подождав немного и услышав ровное дыхание сначала Дмитрия, а потом и Владимира, с досадой подумал: "Толстокожи парни, как медведи, мать ихнюю... Спокойствие, оно, конечно, хорошо, признак силы. Только и тупости, черт возьми, тоже!"
   * * *
   Старый месяц блестел так ярко, что рассвета можно было и не ждать. Выход на исходный рубеж проделали быстро и без шума. Задача облегчалась удачным расположением села, у которого западные концы всех четырех улиц, пересекавших главную, упирались и даже въезжали в лес. Впрочем, все русские села и деревни той поры были устроены и расположены так, чтобы как можно быстрей, ловчей скрыться от внезапного татарского налета. А укрытием, главным и единственным, был лес. Если б можно, строились бы в самой чаще, чем глуше, тем безопасней, да крестьянину так нельзя. И скотине какой-никакой, а простор (луг, пастбище) требуется, да и поле далеко не оставишь, за ним глаз нужен.
   Потому и располагались по опушкам, оборудовали в лесу тайные ямы и завалы, главные свои запасы хранили там. А когда налетал лихой татарин, исчезали в лесу вместе со скотиной, в чащу степняк ой как не любил соваться.
   Вот и тут лес облегал Палицыно с запада полукругом, подступал к самым огородам, а крайние дома стояли уже среди деревьев.
   Корноуховы стрелки растянулись цепью по всей опушке, конные же во главе с князьями сосредоточились на северном ее конце, ближе к московской дороге. На нее выходила главная улица, и неплохо было б, если бы и там был лес, но...
   Когда устроились и приготовились, Бобер уточнил:
   - Когда начнется шум, выбираемся из леса сначала на дорогу. По ней неспешно (на галоп не срываться!) въезжаем в село. Смотрите больше налево, там невредимых больше останется. Корноух справа будет бить, оттуда в панике побегут, без ума, прямо под наши мечи. А слева очухаются быстро, стрельба пойдет. Щитами прикрываться не забывайте.
   Бойцы сосредоточенно слушали, молчали. На лицах начало нарисовываться нетерпение.
   Бобер тронул князя за руку:
   - Помни, что я тебе говорил. Не мечись, не зарывайся. От меня не оторвись. И постарайся за братом последить, он в драке дурной совсем. Понял?
   - Понял, посмотрю. Скорей бы уж! Холодно что-то. Продирает!
   - Это хорошо, что продирает! - Бобер похлопал его по колену: - Ничего, сейчас погреемся.
   Тем временем монах шептал на ухо Владимиру:
   - Смотри, Володь! Парень ты умный, на одной кочке два раза не споткнешься. Не зарывайся, а главное - за братом последи: у него первый бой, как бы не вляпался. Прикрой его вчистую, чтобы ни одна тварь ни сбоку ни сзади к нему не подступилась. Уразумел?
   - Уразумел. Но что ж мне, так весь бой его и пасти?! А самому?
   - Чудак! Жизнь брата разве не важней жизни двух-трех татар? Но так ты их гораздо больше наваляешь. Меня слушай, я ведь кое-что в этом смыслю. По обстановке посмотрим, но его из виду упустить не смей.
   Меж тем Бобер, наверное, чтобы взбодрить людей, обратился к Корноуху:
   - Ну как, Андрюш, не темно стрелять, не промахнетесь?
   Однако Корноух не взвился на явную подначку, а озабоченно покачал головой:
   - Мы-то не промахнемся, да вот ребята мне доносят: что-то коней в селе мало совсем.
   - Черт! А что ж ты молчал?!
   - Дыть только сказали.
   - Только!... Сказали!.. Алексей!
   - Я, князь!
   - Как думаешь, куда они их могли?
   - Чудно что-то. Если только за околицей слева, там луг. Но что-то сомневаюсь я... Надо поглядеть.
   - Ну так гляди!
   - Сей миг, князь! - Алешка слетел с седла и исчез слева в темноте. Прошло полчаса. Бобер по привычке закусил кончик большого пальца на левой руке и застыл. Великого князя явно начало колотить. Подбирался рассвет. Напряжение сгорбило ожидавших, придавило к седлам. Алешка вынырнул слева как призрак:
   - Нет там коней!
   Бобер встрепенулся:
   - Тогда где же?!
   - Значит, на площади, вокруг церкви. Они так тоже делают: кони и под охраной, и под рукой.
   - Тьфу! Андрюха! Давай к своим, и начинайте. Но поаккуратней! Постарайтесь по-тихому охрану положить, чтоб не сразу развопились. И побыстрей до коней доберитесь!
   - Там как получится, - Корноух с напарником метнулся вправо и исчез в кустах.
   - Ну, теперь слушайте, - прокряхтел монах.
   * * *
   Вслушивались недолго. Уже через четверть часа все явно почувствовали, что что-то происходит. Шорох какой-то, шелест. Но то ли от внутреннего напряжения это выходило, то ли от ожидания, то ли от знания, что Корноух сейчас там кого-то... всем казалось, что им чудится, все боялись ошибиться, потому что внешне все было совершенно спокойно, тихо и неподвижно.
   И вдруг все до одного ясно услышали единственный на всю-всю спящую округу высокий, тонкий, непередаваемо жалобный и совсем не татарский:
   - О-ойй!!!
   Бобер метнул взгляд на князей, увидел, как бешено-испуганно округлились глаза Дмитрия, шепнул:
   - Спокойно, ребята, спокойно. Скоро наш черед.
   За вскриком быстро вскипел шум, заржали, застонали, заплакали раненные лошади. Громко заверещали татары.
   - Ну что ж, пора, пожалуй. Пока выберемся... - Бобер оглянулся на Гаврюху, кивнул ему на князя, присмотри мол, но тот как-то странно отмахнул головой, в сторону, и Бобер увидел Бренка... такого... что с этого момента он перестал заботиться о безопасности Великого князя.
   - Давай за мной, парни! Только чур - не спешить!
   Дружина выбралась на дорогу и рысью пошла в улицу. При лунном свете это смотрелось внушительно, страшно. Попавшиеся по дороге к площади десятка два пеших татар, тоже бежавших к церкви, в ужасе метнулись в проулки. Сотники тут же вскрикнули строго: Не отвлекаться!
   И вся дружина плотным строем ворвалась на центральную площадь.
   Вот где было весело! Площадь была забита конями, которые бесились, падали, обрывали привязь, ломали вереи. А в центре ярким факелом, хорошо освещая все вокруг, пылал большой и богатый (судя по тому, что от него еще оставалось) татарский шатер. Людей, бестолково суетящихся меж безумно пляшущих коней, казалось очень мало.
   - Руби! - коротко рявкнул Бобер и направил коня прямо к костру. Бренк, монах и Гаврюха сзади к князьям как прилипли. Князья же, посматривая друг на друга, рванулись за Бобром.
   Однако движение застопорилось очень быстро, еще до шатра. Через весь этот ад было просто не пробиться, не разогнав коней, а кони...
   В общем, дружинники уложили самое много с полсотни татар и еще не пробили и полдороги к шатру, как на противоположной стороне площади уже больше сотни человек сели на коней. И пусть, может быть, они не успели как следует облачиться в доспех, татарин на коне - это было уже серьезно.
   Бобер сразу увидел это и понял свою ошибку:
   - Плотней! Ко мне плотней! Прорубайся вперед, скорей вперед, черт вас всех возьми! - взревел он что есть мочи и оглянулся. И Дмитрий, и Владимир, и Бренк перехватили его вагляд и не то чтобы поняли, а почуяли, что от исполнения этого его приказа зависит очень многое, если не все.
   Они переглянулись и ринулись вперед. И сразу обогнали своего командира. Это надо было видеть! Могучий конь князя буквально смял и растоптал все, что попалось ему на пути, а огромный меч, свистевший перед мордой коня, сильно облегчал тому задачу. Рванувшиеся в образовавшийся след Владимир и Бренк, а за ними монах и Гаврюха, расширили его до величины просторной дороги, по которой устремилась вся дружина. Мощный клин развалил бурлящее конское месиво надвое, и князь стремительно вырвался на открытое место перед пылающим шатром. Так уж получилось, что по ту сторону шатра все успевшие сесть на коней татары готовы были кинуться в бой, но не знали куда, не видели противника, и когда князь вылетел на открытое место, его враз заметили, над площадью взлетел душераздирающий гортанный визг, и татары бросились на него как псы на медведя.
   Лучше бы они этого не делали. Князь, не раздумывая и не колеблясь, с размаху врезался в кинувшихся на него всадников. Первый же удар его меча снес полчерепа попавшей под него лошади, та кувыркнулась под ноги остальным, заставив их хоть чуть, но замяться и попасть под следующие удары и князя, и намертво прицепившихся к нему Владимира и Бренка, и не отстававших монаха и Гаврюхи.
   "Ай да мальчик!"- только и успел подумать Бобер, как клин русичей рассек волну налетевших на него всадников, и те сразу же, не попытавшись завязать сечу, с тем же истошным криком повернули коней. В две минуты татары исчезли с площади, и князь, а за ним и все остальные осадили, завертели головами, отыскивая Бобра: что дальше? Тот вывернулся откуда-то сбоку, вымахнул вперед мечем:
   - За ними, за ними! Обозначьте погоню!
   Дружина с радостным воплем пустила коней в галоп. Гнались, однако, недолго. Татары утекли, и всем стало ясно, что их просто не догнать. Бобер первым понял это и остановил всех:
   - Нечего коней мучить, пугнули - и ладно. Что и требовалось доказать. Ну как? Все целы?
   - Здесь-то целы, - Константин подъехал ближе,- а в селе с десяток осталось. Получили по стреле кто куда.
   - Ладно, не без того. А ты, Великий князь, молодцом, крепко им врезал! С первым боем тебя! С первой победой. Теперь и дальше так должно пойти. Если б не ты, замялись бы мы на площади. Молодец!
   - Да ладно, - Дмитрий краснел и смущался, - я ведь главного-то не выполнил.
   - Чего это?!
   - Ну, за тобой держаться, ну и... прочее. Не удержался.
   - Ты, главное, приказ выполнил. Да еще как! А, ребята?
   - Здорово, князь, здорово, молодец! - зарокотал Ипатий. - Не метался, не суетился, а делал что надо. Не знаю уж, соображал ли, но то, что все видел и слышал - уже здорово. И ты, Володь, молодчина! Не то, что в прошлый раз... Что надо делал, что задумано. Это главное.
   - Ну вот видите. Отец Ипат зря никого не похвалит.
   - Нет, здорово, здорово, - заговорили, засмеялись, задвигались все, с победой тебя, князь, с первым боем!
   Князь краснел, пыхтел, благодарил, а Владимир - видно было - малость ревновал. Бобру пришлось несколько раз выразительно посмотреть на монаха, пока тот, наконец, не понял, в чем дело, и не взялся за своего подопечного, разбирая с ним прошедший бой. Бобер же поднял руку, требуя внимания:
   - Ну, будем считать так: главное сделано, осталось главное. - Смешок прокатился по рядам и смолк. - Константин, забирай полсотни ребят, возвращайся. Наведи там порядок, проверь село хорошенько, чтобы не осталось никакой нечисти. Корноух там сейчас, конечно, метет, но сам понимаешь... В село будешь входить, остерегись, без нас их там на конь много могло сесть. Это без коня татарин - тьфу, а на коне он даже без доспеха - сила.
   Пока Константин выводил из общего строя полусотню, Дмитрий, пододвинувшись поближе к Бобру, спросил вполголоса:
   - Не слишком ли ты о татарах уважительно? Ребят бы не запугать. Неужели ты действительно так к ним относишься?
   - Ххых! Они вас больше сотни лет бьют. Так как прикажешь к ним относиться?
   Это "ВАС" срезало Великого князя чище сабли. Он понурился, увял и - ни слова. Бобер, увидев такую реакцию, ободряюще постучал его по колену:
   - Ничего, сильного противника одолеть, чай, почетней, чем шантрапу какую. А? - и повернулся к дружине: - Ну, ребята, теперь ноги в руки - к Оке!
   * * *
   Никого они, разумеется, не догнали, а к реке успели к самому вечеру, когда там уже все было кончено.
   Татар перестреляли почти всех, устроив засаду на узкой дорожке. Даже те, кто смог прорваться к воде, до другого берега не добрались. Живыми удрали человек тридцать, вовремя сообразившие кинуться назад и рассыпаться по лесу. Искать и ловить их было бесполезно, а опасаться вряд ли стоило, поэтому ужинать сели хотя и поздно, но с размахом, с большими кострами и с медами.
   Дозорные пересвистывались и перекрикивались, а у костров пошел нешуточный пир. Радовались, хвастались. Великий князь был тих и благостен, и как-то размягченно счастлив. Он ничего почти не говорил, только улыбался блаженно, когда отрывал взгляд от пламени. Когда же смотрел в огонь, Бобру очень ясно было, что не об утреннем бое он тогда вспоминает, хотя это самый важный пока в его жизни момент, не сегодняшние картины встают у него перед глазами, а смотрит он вперед, дальше, и видит, как погонит поганых за Оку, в степь, за Дон, до самой Волги и за Волгу, и разнесет вдребезги этот гребаный Сарай, и развеет в пыль по степи ненавистные мерзкие тучи... Сегодня что ж, сегодня, конечно, он выдержал свой первый бой, неплохо выдержал, но главное не это! Главное - что стукнули-то кого!
   Дмитрий посматривал на Мишу Бренка, и тот каждый раз встречал его взгляд, чуть заметно кивал и так же блаженно улыбался. Вот уж кто больше чем кто-либо понимал сейчас Великого князя. Ведь с детства вместе о том только и думали, о том только и мечтали! Пусть это еще не ласточка, а первая муха, даже блоха, но она есть! И он на ней не остановится, а погонит их дальше, за Оку, в степь, за Дон, до самой Волги и за Волгу, и разнесет вдрызг этот гребаный Сарай... - и снова сказочные видения поворачивались перед его взором тем же порядком, возникали и пропадали в пламени костра, и он с неизъяснимым наслаждением всматривался в них, доводил до счастливого финала. И оглядывался на все понимающего Мишу, на Бобра, брата, пирующих ребят, и благостно улыбался, и ох как не хотел, чтобы вечер этот когда-нибудь закончился.
   Владимир выглядел спокойней, а на брата посматривал вроде бы даже и с усмешкой. Он много расспрашивал, рассказывал сам, посмеивался, азартно показывал, как отмахивался от татар, и в конце не выдержал, придвинулся к Дмитрию, спросил:
   - Ну а скольких ты нынче... того...
   Тот равнодушно пожал плечами:
   - Не помню... Человек пять, кажись, попадало. Как коню голову снес, хорошо помню, а остальных... Да и не важно это.
   - Вот те раз - не важно! Слышь, Михалыч? Скольких снес - ему не важно!
   - Верно, тезка, верно! - Бобер хлопнул Дмитрия по плечу. - Важно, как мы их шуганули! Только клочья полетели!
   - Во-во! Клочья! Мать их... Всех бы их до самой Волги и в ней перетопить к чертям собачьим!
   Взрыв хохота и возглас монаха о том, что до Волги добежать можно только без штанов, нисколько не отрезвили князя. Он пропускал шутки мимо ушей, он с надеждой глядел на Бобра:
   - Ну а теперь-то что, тезка? Как дальше-то будем?
   - А теперь что ж, теперь так дальше и пойдем, к следующему свисту. Они всю осень наскакивать будут, пока трава у коней под ногами не пропадет.
   - Вот здорово! - и Дмитрий так вмазал кулаком в ладонь, что отдалось звоном, как от колокола.
   * * *
   Бобер хорошо приметил разницу между братьями и в восприятии первого боя, и в отношении к татарам. И собрался хорошенько над этим поразмыслить для извлечения наибольшей выгоды. Только сделать этого сразу не удалось. Наутро о татарах засвистели уже из-за Каширы, наутро вернулся Константин с табуном татарских коней и пошла потеха - настоящий поход, целая кампания. Бобер решил дальше не хитрить на своем берегу: и времени уходит много, и жители страдают. Сил было, он считал, достаточно, коней для быстрых передвижений - тем более. Он здесь же, в самом удобном месте, переправился через Оку и пошел правым берегом в направлении Коломны, заставив разведчиков работать на износ.
   За Каширой татарскую ватагу удалось подстеречь так же, утром, сжечь лагерь и разметать ополоумевших гостей в пух по степи. А следующий отряд, небольшой, около сотни сабель, встретили днем лоб в лоб и уничтожили в горячей сабельной схватке.
   Оно все бы очень хорошо, да владения пошли уже рязанские, и как бы ловко ни складывалось, а хозяев стоило предупредить. Бобер, посчитавший, что разговаривать с рязанцами (а именно с князем пронским, потому что до него было ближе и проще) должен человек как достаточно представительный, так и рассудительный, умный, обратил было свой взор на Бренка, но неожиданно натолкнулся на стеснительный, робкий, но решительный отказ.
   Миша по-мальчишески вытер нос тыльной стороной кисти, потупился, чуть покраснел и покачал головой:
   - Нне-а.
   Это было настолько удивительно, так не вязалось со всей его манерой пассивного повиновения, что ни Бобер, ни Дмитрий не нашлись сначала, что и сказать. Первым опомнился Бобер:
   - А в чем дело?!
   - Пока Великий князь в бою, я не отойду от него ни на шаг.
   - Во как! - ничего больше не придумал Бобер, а Дмитрий, начав злиться, произнес уже грозно:
   - А если я приказываю?
   - Приказывай. Хоть режь.
   Дмитрий остолбенело уставился на верного своего дружка, не зная, что говорить и делать.
   - Это кто ж тебя надоумил? - в голосе Бобра послышалась издевка.
   - Сам... - Миша поперхнулся, - не важно, - потупился и тут уже явно густо покраснел.
   - Да ты ж мне так всю дисциплину в войске развалишь! - вспылил Дмитрий. - А ну кто другой услышит! Как он себя поведет!
   - Я же не при других, - опять очень тихо, но твердо проговорил Михаил (они действительно стояли втроем), - при других я бы помолчал.
   - Ну и что с ним делать? - Дмитрий оглянулся на Бобра в поисках поддержки, но тот усмехнулся неожиданно мягко:
   - Ладно, князь. Видно, нам его не сбить. Найдется у меня другой гонец.
   И в Пронск поскакал Константин.
   * * *
   Владимир Дмитриевич Пронский (сын князя Дмитрия Ярославича) сам занимался похожим делом, а именно: с помощью разведки пытался выяснить: будет ли этой осенью сколь-нибудь крупный набег и реально ли попытаться от него отбиться (он сосредоточил севернее Пронска около 2 тысяч бойцов) или следует уводить и войско, и всех, кого возможно, в леса и болота, а только потом, вдогон, как это делал Олег Рязанский, попробовать ударить по грабителям.
   Он очень обрадовался нежданно-негаданно свалившейся подмоге, но и встревожился не на шутку: что там у них на уме, у москвичей этих? не разинут ли рот и на его добро?
   Все свое войско поднимать пока не стал, а с дружиной из 300 человек прямо с Константином отправился к Великому князю Московскому. Владимир Пронский был всего на три года моложе Бобра и достаточно уже искушен в междукняжеских отношениях, чтобы не заподозрить корысти в столь неожиданной помощи. Однако характер у него был легкий, для князя и княжеского положения неподходящий, он никогда не предполагал заранее подлости в другом человеке. Это уже аукнулось ему несколько раз в отношениях и со своими боярами, и со старшим своим, Олегом Рязанским, да и с Москвой тоже, потому и отнесся он к визиту Константина настороженно.
   Но когда приехал в лагерь москвичей, сомнения его как-то сами собой размылись, расплылись и испарились. Лагерь удивил порядком, аккуратностью, деловитой тишиной. Князья (столько князей, и каких!) встретили его уважительно, как истинного хозяина этих мест, извинились, что не смогли вовремя известить, осведомились о количестве его воинов, наличии свободных подменных коней, и поскольку таковых у Владимира, естественно, не оказалось, предложили полторы сотни татарских из своих запасов.
   Князья - все четверо - понравились друг другу. Главным образом, за открытость, которой в пронском князе (Бобер заметил это себе с удовольствием) было даже больше, чем в московских. Когда же Владимир Дмитриевич узнал данные московской разведки, то кроме симпатии проникся к гостям, или к хозяевам (с какой стороны смотреть) удивленным уважением: эти ребята знали о его княжестве и разбойничающих вокруг него татарах такое,чего не знал и он сам.
   Быстро договорившись о совместных действиях, пронцы и москвичи разгромили две крупных шайки татар и собрались даже поглубже в степь, когда 20-го октября из Каширы примчал гонец. Митрополит требовал Великого князя срочно, немедленно в Москву.
   * * *
   Бобер разговаривал с разведчиками, когда его кликнули к князю.
   - Что за срочность?
   - Гонец из Москвы.
   Внутри шевельнулось недоброе. Он попытался себя успокоить: "Опять, небось, Тверь зашевелилась",- но с разведчиками даже договаривать не стал:
   - Погоди, ребята, узнаю, в чем дело, тогда и планировать станем, - и отправился к князю.
   Вытянутые лица братьев, у Дмитрия растерянное, а у Владимира и вовсе испуганное, сказали ему все раньше слов.
   - Что?! Литва?
   - Литва.
   * * *
   Ничего конкретного гонец не привез. Тем более, что это и не был истинный гонец, тот метался где-то там, по Окскому рубежу, не имея возможности так быстро добраться до князя, а здесь (через свист, загнанных коней, не спавших сутками отроков) всего лишь сама весть: ЛИТВА!
   Бобер, узнав, как-то сразу успокоился. Принял все как данность. Иначе и нельзя было: Олгерд есть Олгерд. С Олгердом можно было только так: быстро, жестко, без скидок на его возможные ошибки (потому что их не могло быть), с расчетом на самое худшее.
   Одно только травило душу: что ж там Данило?! Ведь предупреждал его! Прощелкал? Или не смог ничего? Прощелкал вряд ли - не тот человек. А вот не смог - такое против Олгерда было вовсе неудивительно, и это тоже приходилось принять как данность и из того исходить.
   Сразу пригласили Владимира Пронского, обрисовали ему картину и, не обинуясь, попросили помощи. Сколько сможет. Потому что сейчас, когда все войско (да что там все, даже половину!) отмобилизовать и выставить к сроку не удастся, дорог будет каждый лишний полк, каждый лишний воин. Москва, разумеется, в долгу не останется.
   Пронский князь, сразу полюбивший московских братьев за прямоту и пылкий настрой против татар, пообещал сделать все, что можно, даже Олега привлечь, и ускакал в Пронск.
   Бобер же с князьями, наказав Константину собрать все имеющиеся силы в Серпухове, снарядить и ждать приказа к выступлению, ускакал в Москву.
   Одновременно гонцы Великого князя помчались в Коломну, Можайск, Звенигород, Рузу, Волок Ламский, то есть в те города, в которые отсюда было быстрей добраться, чем из Москвы, с наказом: срочно собирать все имеющиеся силы и гнать их к Москве.
   Через сутки князья были в Кашире, а еще через сутки, так и разминувшись с гонцом, взлетели на Боровицкий холм. И только тут узнали новость во всех (пока очень скудных) подробностях.
   * * *
   Олгерд двинулся из Смоленска десять дней назад. Об этом известила разведка со Смоленской дороги. То, что он шел не просто от Смоленска, а ИЗ Смоленска (Бобер еще переспросил дважды), говорило очень о многом. Значит, со смолянами у него был не просто мир, а союз, и к армии самого Олгерда, бывшей несомненно большой (в столь серьезные походы с малыми силами Олгерд никогда не ходил), следовало прибавлять не только армию Твери, но и смоленские войска, мало в чем уступавшие (и по численности, и по боевым качествам) тверичам, и это было настолько серьезно, что уже не позволяло рассчитывать и даже рассуждать о том, чтобы остановить Олгерда где-то в открытом поле: сил для этого даже в спокойной обстановке было не набрать.