Кожевников Владимир. Забытый - Москва

   Дальше Дмитрий уже не слушал. "Господи! Услышал ты молитвы мои! Прямо как нарочно все! Все как надо. Значит, справедливы устремления мои! И угодны тебе, Господи! Благодарю тебя!"
   По окончании чтения повисла длинная пауза, которую нарушил, опять бесцветным, скучным голосом, Великий князь:
   - А ведь сестренку-то обижают.
   - Похоже на то, - Алексий отвернулся, смотрел в окно.
   - Это тоже их дело?
   - Нет, это уже и наше дело.
   - То-то!
   - Ну и что ты хочешь сказать?
   - Надо мужа ее пригласить на службу в Москву, - и Дмитрий посмотрел на митрополита честно и весело.
   "Ах ты, сморчок! И ведь возразить нечего", - Алексий, конечно, сразу все понял в наивном замысле мальчика, но в нем все было настолько логично, безупречно, что просто ничего не оставалось:
   - Ну так приглашай, кто тебе запрещает.
   Дмитрий готов был лопнуть от радости или заплясать по палате, но неимоверным усилием сдержался, выпрямился, потушил веселье во взгляде, сделал его важным, постным, и прежним бесцветным голосом пропел:
   - Хорошо, отче Алексий. Мы обдумаем твой совет.
   Теперь Алексию пришлось прятать улыбку: "Господи! Вразуми Олгерда оценить по достоинству шустрого князева зятя. Если он сюда нагрянет свалится хлопот на мою головушку! Еще одна гора хлопот. Опасно, очень опасно! Как бы тогда вся политика прахом не пошла. Господи, с церковью не знаешь как управиться, а тут еще... Ладно, до этого, вроде, пока далеко, да и Олгерд, думаю, опомнится, поймет".
   * * *
   Олгерд не понял.
   И когда после смерти княгини Александры Любаня переспросила, остается ли в силе московское предложение, пришлось подтверждать.
   Князь, отправив новое приглашение, подпрыгнул чуть не до потолка низенькой горницы, выкинул коленце и шарахнул кулаком о кулак: "К тому идет! Вот бы приехал!"
   * * *
   И вот он приехал.
   Каков? Кто? Оправдает ли надежды?! А надежды слишком уж большие. Иногда Дмитрий не на шутку пугался, спохватываясь: "А вдруг ничего особенного? Ну лихой, ну умелый... Мало ли на свете, и в той же Москве, умелых и лихих. Вдруг это стечение обстоятельств, повезло ему - и ничего больше! Не осмелится, не полезет никуда, приедет и станет при жене жить-поживать - поди плохо! Что тогда?! Ох, лучше так не думать!"
   И теперь... Всю дорогу от Коломны, поторапливая возниц и почти не разговаривая с верными своими подручниками, князь раздумывал: о чем говорить с зятем. Как принять, с чего начать, о чем сказать, а о чем промолчать, что сначала, а что потом, и т.д. и т.д., хотя думано и передумано все было уже не один десяток раз.
   Не показаться глупым и несмышленым, понять замыслы его, на что он способен, что самому придется делать, если это "тот человек", и как быть, если он "не тот". А как вообще угадать сразу - тот, не тот?
   Князь мучился. Миша и Федор, бывшие в курсе княжьих надежд, посматривали сочувственно. Молчали, хоть и каждый по-своему, но об одном.
   И только тут, в санях, в дороге Дмитрий решил разговаривать с зятем наедине и ничем в отношении его с друзьями не делиться. Дело было самое важное. Главное. А в таком каждый полезет с советом, каждый захочет командовать и решать. Нет! Решать будет он сам. Даже не так! Решает пусть тот, кто считает проблему разрешимой! Вот тогда и решения толкового можно ожидать.
   Когда заехали в кремль, Миша спросил привычно:
   - Ну, что теперь? Куда?
   Федор напряженно заглянул в глаза:
   - Когда?
   Дмитрий бросил холодно:
   - Ждите. Я позову, - в результате Федька обиделся, а Миша индиферентно пожал плечами.
   За что Дмитрий и любил Мишу больше всех - тот, как старый солдат, всегда проявлял пассивное повиновение. Без вопросов и возражений. Не злился, не обижался, не пытался спорить или давить, у него было в крови, изначально было заложено чувство полного и беспечного, какого-то собачьего доверия к Дмитрию: раз он что-то говорит или делает, значит именно так и надо, и о чем тут еще рассуждать, тем более спорить!
   Хотя князь приехал неожиданно, встречу успели подготовить как следует (Бобер еще раз отметил себе расторопность московских бояр), особенно если учитывать, что князь привез молодую жену.
   Митрополит вышел на крыльцо Крестовой кельи, благословил молодых. Случившиеся в Москве немногочисленные бояре, одетые во множество длинных богатых одежд, нанизанных одна на другую (Бобер посмеялся на ухо монаху: как кочаны капустные!), выстроились в чинную вереницу, по двое, стали подходить с приветствиями, дарами и величаньями. После приветствий княгиню, худую долговязую девочку с равнодушным взглядом, внимательно опекаемую Любаней и Юли, окружил хоровод девушек и женщин, поющих соответственные величальные песни, понесли венки и гирлянды из очень красиво сделанных искусственных цветочков и листочков, начали посыпать саму княгиню, дорогу перед ней пшеном, овсом, деньгами и прочее и прочее.
   Великий князь сносил все это с видимым нетерпением. Поджимал и даже покусывал губы, хмурился, оглядывался вокруг, словно высматривал кого. Наконец заметил стоявшую далеко и в сторонке волынскую компанию, узнал монаха. И перестал оглядываться, а стал часто взглядывать в их сторону, не скрывая, а как будто даже подчеркивая желание, чтобы они поскорее подошли.
   Бобер, только что расцеловавший детей, жену, обжегшийся об огненные губы Юли, обнимая Алешку, Гаврюху, чехов, пожимая руки, хлопая по плечам и спинам своих "бобров", подбегавших с радостными приветствиями, не давал себе расслабиться. После первых, мало что значащих вопросов с Любой: ну как вы? да ничего! а ты как доехал? хорошо! как дети? здоровы, учатся у митрополита вовсю, - он еще раз притиснул ее к себе изо всех сил (и через тулупчик почувствовал ее мощную грудь!), поцеловал в нос и шепнул:
   - Смотри! Великая княгиня - на тебе! Не промажь. Ты должна стать ей и сестрой, и матерью, и лучшей подругой.
   - Ой, а то я сама не догадалась! - Люба посмотрела весело-важно-свысока и счастливо рассмеялась. - Митя! Знаешь, как соскучилась?!
   - А я?! - он снова притиснул ее к себе, отпустил.
   - Ну, я к княгине!
   - Иди, иди, - он смотрит ей в след: "Ух, до ночи доживем! Ты соскучилась... А Юли?!"
   На Бобра обрушился шквал вопросов о Луцке, Бобровке, оставшихся там "бобрах"... Но вопросы ловко перехватывал вертевшийся рядом Ефим, а Бобер рассеянно то отнекивался, то молчал и внимательно посматривал на Великого князя: "Здоров ребеночек! Такому не на троне сидеть, а в первом ряду пешцев копьем ворочать. И резок, нервен, хороший должен получиться боец. Чего ж он дергается? Мальчишка еще совсем... Не научил, видно, митрополит княжеской важности. Хотя учил, конечно, усердно. Это нам и на руку".
   Когда вереница бояр иссякла, монах тронул Дмитрия за руку:
   - Пора и нам, князь. С Богом.
   - Ну что ж...
   Отец Ипат подвел Бобра к Великому князю, поклонился, проговорил громко, внушительно:
   - С приездом, Великий князь, в родные стены. С молодой женой! Счастья вам, здоровья да согласия! Пусть сопутствует тебе удача во всех делах твоих! Вот прими в помощники и оцени по достоинству зятя своего, волынского князя Дмитрия, он прибыл на днях из Литвы.
   Бобер взглянул на князя, оценивая вблизи, опасаясь подавить взглядом: "Хорош! Взгляд-то, может, и простоват, да решителен. Это тоже к лучшему!"
   - Здрав будь Великий князь! Прими мои поздравления.
   Князь смотрел на Бобра во все глаза, оценивая: "Что-то хлипок... Невысок, худ... Как это он огромного рыцаря смог завалить? Надо попробовать с ним на мечах... А смотрит хорошо, не как дядя Вася. Не свысока, не как на маленького. А вровень. Только тяжело как-то... будто ладонью тебе лицо отворачивает, отталкивает..."
   - Здравствуй, князь Волынский! Спасибо за поздравления. Я рад, очень рад тебя видеть! Вот сейчас разделаюсь с церемониями, вздохну, умоюсь и заходи. Пока там пир готовят - поговорим.
   Бобер приподнял брови:
   - Не устал с дороги?
   - Не-ет, не волнуйся. Вот жена моя, Евдокия, - Бобер поклонился жене, - вот бояре близкие: Михаил, Федор. Запомни их, полюби, - Бобер раскланялся с боярами.
   - Миша!Позовешь князя Дмитрия сразу же, как управлюсь со встречей. А сейчас пойдем, что там еще осталось?
   * * *
   Уже через час Бренк вошел в палату к Бобру. Тот сидел в обществе жены, Юли и монаха и слушал веселый рассказ женщин о свадьбе, князе и новом московском житье-бытье. Сыновья чинно сидели рядом с отцом на лавке и внимательно, по-взрослому слушали разговор.
   Мишу поразили прекрасные, абсолютно счастливые лица женщин. Особенно Юли, глазищи которой так бешено-радостно сияли, что превращали ее в какую-то просто сказочную птицу.
   "Ну и ну! Как это я раньше в ней не заметил?!" - он так и застыл у порога с приоткрытым ртом, забыв с чем пришел.
   - Проходи, проходи, боярин, чего встал, - весело загудел отец Ипат, садись, промочи горло, сказывай, зачем пожаловал.
   - День добрый, хозяева, - Миша встряхивается по-собачьи, отгоняя наваждение, - Великий князь и княгиня зовут вас к себе на ужин. Но допрежь того тебя, князь Дмитрий, Великий князь просит к себе, поговорить с глазу на глаз. Пойдем, я провожу.
   - Хорошо, - Бобер внимательно оглядывает посланца, замечает, как он смотрит на Юли (впрочем, это все замечают, прежде всего сама Юли, которая начинает безотрывно глядеть на Мишу, бесовски улыбаясь и вгоняя его во все большее и большее смущенье), улыбается тоже, - только ты все-таки пройди, сядь на минутку.
   Миша проходит и садится на край скамьи, прячет глаза от Юли.
   - Скажи мне, боярин, вот приехали вы... и сразу, еще вздохнуть не успели - раз! раз! уже зовет, уже дела делать. Он что, всегда так, или с нами особая срочность?
   - Врать не буду, - Бренк не может не оглянуться на Юли, натыкается на ее улыбку, опять поспешно опускает глаза, - ждет он тебя, с нетерпением ждет. Потому и сейчас зовет. Чтобы поговорить серьезно, до пира, да веселья.
   - О чем?
   - Это он сам тебе сейчас скажет. Пойдем.
   - Пойдем. Ну а вы, - Бобер оглядывается на своих, - готовьтесь к пиру. Любань, ты для меня приготовь уже все по-московски, а то я пока...
   - Приготовим, приготовим, - отвечает за всех монах, - ступай с Богом, - и крестит уходящего Дмитрия в спину.
   * * *
   Если бы не пожар, это была бы та самая палата, где принимал Кориата Семен Гордый. Теперь, в еще недообустроенной новой Семенов племянник принимал Кориатова сына. Он вышел из-за стола, широко улыбнулся:
   - Ну, здравствуй еще раз, зять!
   - Здравствуй, Великий,.. - Бобер запнулся, усмехнулся, не находя верного слова.
   - Давай так, - перебил Дмитрий, - мы тут сейчас одни. Когда одни, тогда - шурин. Или лучше "тезка". Идет?
   - Идет!
   - Проходи, садись.
   Бобер прошел и сел, смотрел вопросительно. Дмитрий обошел стол, устроился напротив, уставил было свои шустрые глаза в глаза зятю, но сразу потупился:
   - Ну рассказывай!
   - О чем? - удивился Бобер.
   - А обо всем. Как доехал, понравилась ли Москва, что не понравилось, что делать думаешь.
   - Много вопросов, - улыбнулся Бобер, - да еще каких! Разве так сразу ответишь? Доехал хорошо. Приключеньице было одно, но о нем отдельный разговор. Москва? Что ж Москва... Пожарище пока... стройка... Но народ у тебя, князь... э-э, тезка, хоррош! Цепок!
   - Как-как?!
   - Носа не вешает, смотрю. Даже в такой-то беде.
   - А-а! Да. К бедам привычные.
   - Что привычные - хорошо, а вот что бед много - плохо.
   - Куда ж от них денешься...
   - От каких и денешься. Вот пожар этот... Воды у тебя - целая река. Даже две. Неужто уберечься было нельзя?
   - Стараемся. Все не получается, - князь смотрит, как не слышит.
   "А я-то чего несу?! - сердится на себя Бобер, - он хочет, поди, чего-нибудь особенного услышать, а ты про пожар..."
   И тут князь, словно решившись в омут головой, бешено-весело вновь заглянул Бобру в глаза:
   - Слушай, тезка! Ведь ты татар бил! (?) - с полувопросом.
   - Бил, - Бобер не прячет усмешку: "Вот что тебе интересно! Ну это мы в тебе подогреем".
   - И... бегут?!!
   - Хм. Бегут. Еще как бегут - не догонишь.
   - Ухх! - Дмитрий сжимает кулаки, а глаза его алчно раскрываются. - А что для этого надо?
   Бобер долго молчит, а потом спокойно:
   - Войско.
   - И только?! А-а! Большое - да?
   - Зачем? Не обязательно. Это от того зависит, сколько там напротив встанет.
   - Ну-так этого добра, я думаю, мы больше Олгерда сможем набрать!
   - "Добра" на коровьем выгоне много. Только это не войско.
   - Так уж сразу и "на выгоне". Ты мое войско видел?
   - Войска пока не видел...
   - Ну! А говоришь!
   - Ты мне вот что скажи, на заставы при мытниках вы каких воев ставите? Что получше, или похуже, или без разбору, какой подвернется?
   - Нет, в заставы-то получше стараемся, там ведь постоянная служба как-никак, спрос, от разбойников опаска.
   - Тогда совсем плохо.
   - Что так? - голос у Дмитрия упал.
   - Посмотрел я тут по дороге заставу одну.
   - И что?
   - Ни хрена не умеют. Только кулаком грозить, да меды жрать.
   - Да? - совсем робко почти прошептал князь.
   - Да. С таким войском татар не разбить никогда!
   - И что же делать? - князь почти с мольбой смотрит на него.
   - Что? Войско надо строить! А уж потом воевать.
   - Да что ж его строить? Вон оно устроено: полки, воеводы. Конные, пешие. И снаряжены, и обучены как будто неплохо. И на подъем легкие. Кликнул приказ - и через три дня выступай... А?
   - Ты с этим войском в поход ходил?
   - Трижды! - Дмитрий гордо выпрямился.
   - На кого?
   - На Нижний. На тестя моего теперешнего.
   - Ну и как? Разбил? Сколько у тебя было войска, сколько у него? Какие потери? У него, у тебя?
   Князь мрачно опускает голову:
   - Ну что ты - разбил... До этого не дошло... не доходило... Приходим он в кусты, прощения просить, каяться. У нас сила!
   - Вот это и называется - кулаком грозить. А не испугался бы он? Встал на бой? Как бы тогда обернулось - думал?
   - Я тогда малой еще был... Воеводы думали, рядили. Но помню хорошо серьезно драться не собирались. Своих бить... - последнее дело.
   - Да уж... не первое. Но если не бить - зачем ходить?
   - А как же?! Коли он не слушается!
   - Не знаю. Только для войска это... Ничего хуже этого для войска и выдумать нельзя. Оно сразу уже не войско, а... черт его знает!.. стадо, куча дерьма! "добра", как ты его назвал. Оно сразу гнить и вонять начинает. Войско, идущее не в бой, а кулаком грозить - так себе, ватага, шайка разбойничья.
   - Такого ничего не позволяли! Грабить - ни-ни!
   - Да я не об этом! Еще бы и грабить. Это уж совсем... Я о настроении. О чем воин думает, идучи в поход? Одно дело, когда думает землю свою защищать, в бой готовится, убивать и умирать, совсем другое, когда знает, что копьем помашет, поулюлюкает - и домой. Я понимаю, что без таких походов (с улюлюканьем) тебе не обойтись. Но только я тебе в них не помощник.
   Князь не обиделся и кажется не удивился даже:
   - Ладно. На такие походы у меня свои, нахальные и горластые, найдутся. Но кем же тогда командовать будешь? У меня ведь пока и войско все такое, и походы вот так. Биться по-настоящему не с кем.
   - Для чего ж ты меня про татар пытаешь?
   - Ну, татар... Это, может, когда-нибудь... Но для этого, сам говоришь, сначала войско надо устроить, а войско не устроишь без... Замкнутый круг получается.
   "Прямо по-моему размыслил!" - Бобер усмехнулся:
   - Ничего. В таком-то княжестве, да без доброй драки? Не верится. Я так понимаю, что по порубежью с Ордой много мелочи татарской должно околачиваться.
   - О-о, не то слово! Стоит только лету к концу, ну, урожай собрать, сразу как мухи налетают. То тут, то там, то много, то чуть совсем. И по всему порубежью.
   - И как?
   - От мелочи отмахиваемся кое-как, на большие банды хану жалуемся. В смысле обороны-то, нам по Оке держаться очень удобно. В общем-то так и делаем, по берегу стережем, но у нас ведь и за Окой кое-какие земли есть. Да и Рязань... Тем вообще достается... И они часто помощи просят. Олег, правда, вояка крепкий, на себя больше надеется, бьется с бусурманами жестоко. Как он их прошлым летом раздолбал! И большой отряд - Олег хвастал, что чуть ли не тумен. Врет, конечно, но Тогай этот, ну, кого Олег разбил, считается у них ханом. С окраины, правда, с Мордвы.
   - Ну, видишь, как интересно! А ты говоришь - не с кем. А как же это у него получилось?
   - Ну как... Татары пришли как обычно, разорили его Рязань, набрали добра, полону и пошли спокойно назад, в степь. Он их догнал и - вдогон! К Шишевскому лесу прижал и... Разбил! Убежали и всю добычу бросили! Так что Олег теперь петухом ходит. А вот подручные его, князья пронские, частенько к нам за помощью обращаются. Маловато у Олега сил постоянно им помогать.
   - Да ведь это тоже хорошо!
   - Хорошо. Только как с рубежом быть? Как его держать, где?
   - Вот этим я бы с твоего позволения и занялся.
   - Добро!
   - Ты что мне в кормление дашь?
   - Я хотел матери покойной уделы все - сестре. Чтобы разговоров меньше и чтоб дядя Вася нос не шибко совал. Он у меня... - Дмитрий замялся, скорчил гримасу, - строго хозяйствует. Но теперь, думаю, надо посмотреть что-нибудь поближе к Оке, чтоб сподручне, ближе... Так ведь?
   - Конечно. А я попробую устроить свой полк, или несколько, по-своему. И показать, на что они способны.
   - А мне что же делать? Так пока и бегать, кулаком грозить?
   - Тебе в меру сил надо будет все войско московское на новый путь поворачивать, но исподволь. Потому что пока сами воеводы и бояре, сами дружинники не убедятся, что именно так надо, дело трудно будет продвигаться. Так что надо сначала мне...
   - А мне?
   - Тебе, тезка, самую главную и самую трудную задачу надо будет решить. И взяться за нее немедленно!
   - Что такое?! - Дмитрий бешено-весело распахнул глаза.
   - Крепость нужна. Каменная.
   - Э-эх! - князь бухнул кулаком в стол, - Нужна! Вот и ты говоришь! Но где столько денег взять?! Может, деревянную пока? Лет пять постоит, к тому времени, может, и разбогатеем и нужда в каменной появится...
   - Нужда?! А сейчас разве не нужда? От кого ты деревянной стеной защитишься? Уж если сейчас не нужда, то зачем и деревянная? Лучше совсем ничего! Только деньги сэкономишь.
   - Ну-ну... Так уж сразу... Ведь нас уж сколько лет Бог милует. А от татар и каменные не защитят.
   - Кто тебе это внушил?! Раз ты с татарами решил схватиться... мне один мудрый человек маленькому еще сказал: если решил биться с кем, иди до конца! Не оглядывайся и путей к отступлению не оставляй! Иначе проиграешь обязательно, погибнешь! Я в это сначала поверил, потом по жизни уверился, теперь тебе говорю, хочу, чтобы ты так думал и не погиб, когда дело дойдет... Так что - такие стены надо, чтобы и от татар!
   Дмитрий смотрел озадаченно в пространство: "Вон как сразу замахнулся! И войско ему переделывай, и стены подавай, может, еще и... А как же ты хотел?! Ведь ждал, ждал многого, только не знал - чего. Теперь вот знаешь... Ну что ж, решаться, так сразу! Как в речку, головой вперед!"
   Вот каков был новый московский князь! Долго раздумывать и рассусоливать не любил. Взглянул в лицо своему авторитетному тезке, но уже не озадаченно, а решительно:
   - Денег не хватает! Черный бор? И так смердов не в меру потрошим, отвадить боюсь, приходить перестанут. Да и бояре враз заартачатся. Знаешь как! Все разобъяснят! Что это нельзя, то нельзя...
   - Бояре у тебя богатенькие, смотрю...
   - Не бедные. Только смотрит в глаза князю каждый жалобно, будто нищий на паперти. Прижимисты! Зато чиниться друг перед другом - медом не корми.
   - Себе вон какие хоромы ладят.
   - То себе!
   - Вот с них и потянуть.
   - Как?
   - Чиниться, говоришь, любят?
   - У-у-у!
   - А ты их раззадорь.
   - Как?!
   - Доверь каждому, ну, тем, кто поважней, побогаче, конечно... Скажем, башню поставить в будущих стенах. Она ведь тогда и прозываться его именем будет. А вот чья лучше - поглядим. А?
   - Как-как?! - князь заерзал на скамье, перегнулся через стол, заглядывая Бобру в глаза. - Каждому по башне, говоришь?! Это - да-а!! Это ты!.. Больше половины расходов с меня - долой! А они?! Знаешь, как они начнут! Только... - взгляд его неожиданно потухает, и весь он как-то съеживается, - только как сказать? Попробуй вякни я в Думе, дядя Вася сразу! Встанет, прицыкнет на всех и скажет: рано, не время, или еще что... и все сразу язык в задницу. И все!
   - Но ты же князь! Пора самому начинать командовать. Скажи, что решил строить, что для этого есть то-то и то-то. Скажи как о деле решенном! А предварительно поговори с теми, кто помоложе, кто в Думе за тебя встанет стеной. Ты же вон познакомил меня с ребятами: Михаил, Федор, еще, наверно, много. Пусть подначат твоего дядю Васю, чтобы тоже запыхтел.
   - Его подначишь... Сомнет! А запыхтеть... Что значит "запыхтел"?
   - Ну, если он начнет канючить, что денег мало, встанет, например, Миша твой и скажет: ладно, Василий Василич, коли денег у тебя маловато, без тебя обойдемся по бедности твоей, я вот сам у своего подворья башню поставлю, на свои. Вот так как-нибудь...
   Князь смотрит восторженно, показывает большой палец:
   - Во!!! Как я сам не допер?! Знаешь, как рассопятся! Идем к митрополиту!
   - Зачем?
   - Сейчас с ним все обсудим - и вперед!
   - А он - одобрит?
   - А почему нет? Сколько раз разговор этого касался, он только руками разводил: надо бы, да денег нет. А теперь!
   - Думаешь, если бы он хотел, он сам тебе этого не подсказал?
   - Не знаю! - князь как на стену наскочил. - Неужели думаешь - он против?!
   - Кто его знает... - Бобер пожал плечами, - может, и не против, но, кажется, и не в восторге. Я, когда с ним знакомился, намекнул насчет крепости. Он, мне показалось, - не очень. Так что, может, подождем? Исподволь. А то вдруг подумает, что я тебя настраиваю.
   - Что значит - исподволь?
   - В разговоре затронешь - как, мол? Пора ведь о каменных стенах думать. Если он согласится или даже не возразит, больше ему ничего не навязывай, а молодых настрой, подготовь и в Думе боярской бухни, что, мол, с благословения митрополита нашего (ведь без благословения кто посмеет?!)...
   - Никто!
   - ... так вот: с благословения! Мы, князь Великий Московский и Владимирский, решили начать город каменный, а потому повелеваем, и прочее.
   - Ты что?! А вдруг он скажет, что не было благословения! - князь засмотрелся отчаянно, но уже не на Бобра, а в себя, осознав, что этот, напротив, с тяжелыми глазами, тянет его все дальше и дальше в неведомое, и уже не только против дяди Васи, отчего он и сам не проч, но и против самого митрополита, самого умного, самого важного, самого главного, без которого шагу не ступить - а это очень страшно.
   - Не скажет. Разве сможет он публично уронить авторитет Великого князя? А то и свой собственный.
   - Как собственный?!
   - Ведь ты с чистым сердцем можешь сказать, что принял его согласие за благословение.
   - Пожалуй, - князь трясет головой, - погоди, тезка, дай все обдумать, - он уже чувствует себя утомленным, беспомощным, хочет закончить этот, ставший вдруг таким сложным и щекотливым, разговор.
   - Да я и сам тебе говорю - погоди. Куда спешить?
   - Ага... да... я подумаю. Уложить надо, - Дмитрий трет лоб ладонью, я ведь что расспросить-то тебя хотел! А ты мне крепостью голову заморочил. Я про татар хотел расспросить! Как же ты.... вы их? Чем?!
   - Чем они нас, тем теперь мы их, - Бобер вздохнул облегченно: успел сказать и внушить все, что хотел.
   - А чем они нас?
   - Стрелами.
   - И как же?
   - Я загородился от татар стрелками, которые били дальше них. И сохранил перед суимом в целости свой основной строй. Вот и все.
   - Ничего себе - все! Где же ты взял таких стрелков? Разве татарина из лука переплюнешь?
   - Из лука - нет. Из самострела! Там у нас его называют арбалетом.
   - Вот оно что... Значит, и нам?
   - В первую очередь!
   Князь сжал голову руками и выговорил то, что очень хотел услышать от него Бобер:
   - Сколько арбалетов этих надо... Это тебе не лук... И сколько народу переучить!.. От лука отвадить... Ой-ей...
   "Понимаешь, мальчик, все понимаешь, значит, сговоримся!" - радуется Бобер и успокаивает:
   - Это главная трудность. Но преодолеть можно, мы ведь преодолели. А остальное легче.
   - А что остальное?
   - Ну, во-первых, самострелы эти делать надо. Во-вторых, войско надо держать... какую-то его часть, я считаю - как можно большую, все время в деле.
   - Как это в деле?! В драке, что ли?!
   - Или в драке, или в подготовке к драке. Не воюющее войско быстро деградирует.
   - Ну это ты, брат, хватил. Им же и жену, и детишек содержать надо, о доме, о жратве, в конце концов, заботиться приходится. А ты - все время...
   - Я же не говорю - все войско. Хотя бы какая-то его часть.
   Князь недоверчиво и недовольно молчит.
   "Я-то думал, что это поймет легче. Оказывается - наоборот", - Бобер приводит самый весомый аргумент:
   - Дружина твоя ближайшая разве землю пашет?
   - Пахать - не пашут, но хозяйством все равно занимаются.
   - Ну куда ж от него денешься. Но ведь дружина, когда нет похода, все равно военными делами занята. Биться учатся, стреляют, упражняются, на конях скачут, оружие подгоняют, доспех под себя, - в общем, готовятся в поход. Так?
   - Ну так.
   - Так вот я об этом.
   - Но дружина, она и всегда такая была. Готовилась, а потом билась.
   - Да. Но одна больше, другая меньше. Надо так сделать, чтобы готовились как можно больше. И как можно больше людей. И воевать больше!
   - С кем?!
   - Найди, если не с кем, - нахмурился Бобер, - Олгерд все время воюет. Если не на него, то он, сам лезет. У него войско всегда в деле. Оттого и победы.
   Князь тоже нахмурился, долго молчал, потом как проснулся:
   - А как думаешь, если по-твоему все устроить, сколько времени потребуется, чтобы...- и не договорил.
   - Не знаю, тезка, насколько люди твои расторопны и активны. На что способны. Знаю только, насколько они сейчас беспомощны. Хотя и это не очень еще представляю. Ну, а если все пойдет наилучшим образом... Надо ведь еще и опыт боевой набрать, набить себе шишек и синяков. Но лет через десять, думаю...