Кожевников Владимир. Забытый - Москва

   - Вовремя ты, тезка, кремль сгромоздил, - криво усмехнулся Бобер.
   - Ты... А ты?! Если б не ты... - но страшный смысл сказанного, дошедший до князя после похвалы и всплеска скромности, как гром после молнии, как громом и поразил. Дмитрий запнулся на полуслове и почти шепотом закончил:
   - Думаешь - придется так?
   - Думаю - придется.
   * * *
   В первую неделю ноября обстановка прояснилась. Олгерд во главе примерно 30-тысячного войска не очень и стремительно (что очень удивляло Бобра) приближался к Москве, основательно вычищая захватываемые территории. Кейстут был с ним.
   "Стало быть, и вся семейка при них. А идут медленно - награбленного, видно, девать некуда. Интересно, идет ли Андрей? И вышел ли уже на него Иоганн? Вот бы с кем словечком перемолвиться. Через него можно бы и замириться попробовать. Хотя... Ты сам при таком раскладе стал бы мириться? - Бобер чувствовал, что мечется мыслью в поисках выхода, хоть какой-нибудь щелочки, даже такой, как Андрей, эфемерной, и не находит. Мириться он пойдет, только если по зубам получит, а такое сделать - не вижу - как".
   Не видел этого и никто из московского руководства. При возвращении князей в Москву тут же сели в узком кругу советоваться. Вельяминовы, Бобер, митрополит с племянниками, да Великий князь с братом. В этот высший круг вершителей московской политики из менее значительного боярства был допущен лишь один, Петр Иваныч Добрынский, великокняжеский казначей (скотник), без которого, понятное дело, решаться ничего не могло.
   После того как Василь Василич доложил обстановку и рассказал все, что на данный момент было известно о действиях Олгерда, а митрополит, как старший и главный, высказался в том смысле, что нужно немедленно принять жесткий план и строго его придерживаться, заговорил, несколько неожиданно для всех, Великий князь. Решительно, жестко, коротко. Он не советовал передать, а прямо властью своей передавал все военные полномочия князю Дмитрию Волынскому и приказывал слушаться того беспрекословно. Самому же князю приказывал высказать свои соображения о предстоящей кампании и поставить задачи всем, в части, их касающейся.
   Главным в этот момент для Бобра было увидеть и понять реакцию Василь Василича. Тысяцкий взглянул без зависти, но и без сочувствия - разгребай, мол, а мы поглядим. Бобер все понял в его взгляде и был удовлетворен. Хотя бы тем, что назначение не вызвало зависти (хотя чему тут завидовать?! но все же!), и если Бог даст - как-нибудь вывернемся, то все самое сложное останется позади, к нему привыкнут в этой роли, привыкнет и сам Василь Василич.
   Он поблагодарил за честь и стал излагать свой взгляд на предстоящее:
   - Войско у Олгерда большое, сильное. Ходит он стремительно, если ему не помешать, через две недели будет здесь (митрополит перекрестился). Мы к войне не готовы. Почему, можно кого-то спрашивать, - Бобер посмотрел на Данилу Феофаныча, тот только плечами пожал, - но теперь это никакого значения не имеет. Отбиться мы не сможем - нечем! Надо попробовать хотя бы защититься.
   - Отбиться нечем, а защититься есть?- пробормотал Плещей.
   - Есть! Эти стены зря мы, что ли, строили? Только сейчас и эти стены не спасут, если не успеть приготовиться.
   - Что же надо?! - голос Великого князя напряженно зазвенел.
   - Закончить заборолы на южной стене. Сейчас она самая слабая. Свезти в кремль запасов тысяч на десять бойцов месяца на два. И вывезти из города женщин, детей, стариков, - все лишние рты, бесполезные в обороне.
   - И все за две недели?! Это нереально. - Василь Василич прихлопнул ладонью по столу: - Где столько леса взять на заборолы? Как столько провизии подвезти, разместить? И куда отправлять детей, женщин?.. Впрочем, куда - понятно: в Радонеж, Переяславль, Кострому, хоть в Нижний. А вот как? На это тоже нужны лошади, телеги, или уже сани.
   - За две недели - конечно. Но мы попробуем Олгерда задержать. Хоть на неделю.
   - Что даст одна неделя?
   - Ну-у... А сколько ж ты хотел? За три недели запасов можно приготовить вдвое больше, чем за две. Согласен?
   Василь Василич промолчал.
   - Войск тоже, может, вдвое подойдет. Так?
   Опять молчание.
   - Ну и стену успеем.
   - А вот стену все одно не успеем, - с сомнением покачал головой Тимофей Василич, - сейчас по такой грязи столько материала из лесу не вытянешь.
   - Нет, конечно. Но зачем из лесу, когда материала вон - целый посад.
   - Посад?! - ойкнул Данило.
   - Ну да. Его ж все равно жечь придется.
   - Зачем?!
   - Зачем, зачем! - заворочался Василь Василич. - Чтоб литвину не достался!
   - Да. Чтобы негде было от мороза прятаться, нечем приметы делать, греться... да мало ли.
   - Опять весь город псу под хвост, - вздохнул Дмитрий.
   - Не до жиру! - сурово насупился Алексий.
   - Не до жиру, - еще тяжелей вздохнул Дмитрий. - Ну а как задерживать будем?
   - Необходимо бросить навстречу Олгерду хороший конный отряд. Тысяч пять-семь хотя бы. Чтобы ударил и отскочил в сторону, к югу.
   - Или к северу...
   - К северу - нет, там тверичи. Мало ли... Олгерд может клюнуть, погнаться, чтобы добить. Тогда нам хорошая отсрочка выйдет. Но если и не клюнет, сюда пойдет, все равно с опаской, оглядываться станет, а стало быть медлить. Так что неделю мы в любом случае выиграем.
   - А тот отряд? Его что же, на убой? - осторожно, но с закипающей злостью спросил Иван Вельяминов. - Ведь сейчас мы кого послать можем? Только своих, самых быстрых, лучших. А это что ж? С кем тут останемся?
   - На убой баранов только гоняют. - Бобер медленно поднял глаза на Ивана и в первый раз взглянул на него в упор ("Козел ты безрогий! Юли мою трахаешь, так тебе того мало?! Еще и на меня пасть разеваешь, сопляк! Я те разину!): - Воевода с головой должен быть. А бойцов лучших не обязательно, бойцов лучших беречь надо пуще глаза.
   Ивану мгновенно стало жарко и тошно. Он с трудом, но все-таки смог оторваться от уставленных на него желто-зеленых фонарей и стал шарить у горла, расстегнуть ворот. Бобер, однако, уже опомнился и подосадовал на себя: "В такой-то момент - и про свои обиды. И почему сопляк? Он на два года всего тебя моложе. Сам ты сопляк!" Тряхнул головой, возвращаясь к разговору:
   - Отряд поведу сам. Думаю, сделаю все как надо. - И налетел на жесткий взгляд митрополита. Тот выпрямился в своем креслице, приподнял руку:
   - Князь Волынский не забыл, что ему переданы чрезвычайные полномочия? Ведение всей войны. И неужели он не доверяет ни одному из своих воевод?
   Бобер еще раз обозвал себя сопляком, приложил руку к груди, склонил голову:
   - Прости, отче! Действительно, я несколько забылся. Потому что самые ответственные дела привык делать сам, - он взглянул мельком на Ивана и пожалел, там, кажется, была беда - Иван, оборвав ворот рубахи, грузно отвалился на спинку лавки, смотрел тупо вниз, лицо его было мокрым от пота, - но в данных обстоятельствах, разумеется... Только хочу подчеркнуть, воевода должен быть очень опытен.
   - Тогда Минина Дмитрия, опытней у нас нет,- Василь Василич взглянул с вызовом, собираясь отстаивать своего человека, но Бобер, против всех его ожиданий, согласился сразу:
   - Об этом воеводе слышал много и только хорошее. Последний поход на Тверь - лишнее тому подтверждение. Где он сейчас?
   - В Коломне.
   - Вызываем. Когда он придет (приведет с собой сколько-то), будем уже знать примерно, сколько сможем отрядить в поход и на что надеяться при осаде. Ну а нам, - Бобер прихлопнул ладонью по столу и оглядел сидящих (Иван, вроде, очухался, ну и слава Богу), - каждому своим делом надо заняться. И очень проворно.
   * * *
   Когда обговорили все до последней мелочи и поднялись расходиться, Бобер сманеврировал так, чтобы оказаться рядом с Данилой, шепнул ему на ухо:
   - Потолковать бы.
   Данило, не повернув головы, спокойно откликнулся:
   - А давай ко мне заглянем.
   Совет происходил в Крестовой келье, а у Данилы тут, при дяде, видать для быстроты и удобства общения, был свой закуток. Так что они лишь отвернули в обширных сенях направо за угол.
   Бобер, усевшись на лавке, тяжело вздохнул, не зная, как начать пенять хитрой лисе за такой провал в литовской политике.
   - Не пыхти, знаю наперед, что сказать хочешь.
   - А что я хочу? - Дмитрий даже повеселел.
   - Что прощелкали, прозевали, не сделали ничего. Хотя знали, говорили, а ты предупреждал...
   - Ххых! Не я предупреждал, а ты сам спрашивал, советовался.
   - Советовался. И много пользы из того извлек.
   - Так где же она?! Олгерд у порога - вот это польза!
   - Хе-ге! Вот оно и выходит... Верно, не дипломат ты, хоть и умен, и умом быстр. Для наших дел - слишком быстр.
   - А вы только по стеночке? Или ползком? Доползались!..
   - Не егози. Средства у нас с тобой разные. Как я могу действовать? Разговорами, убежденьями, угрозами, лестью,посулами да подачками - все! Правда, рассказать вот еще могу кое-кому кое-что такое, чего кое-кому другому очень бы не хотелось.
   - Ну и?!. - Бобер затряс головой от запутанной фразы, - ...рассказал?!
   - Рассказать-то рассказал, только результатов этого рассказа ждать еще надо.
   Бобер все еще не догадался:
   - Так кому рассказал-то?
   - Немцам, конечно.
   - А-а-а! - наконец как молнией осветилось все в голове у Бобра. - Ты думаешь - не упустят?!
   - Уверен.
   - Князь знает?
   - Нет. Зачем ему лишние надежды?
   - А митрополит?
   - Конечно.
   - Так-так-так! Ну что ж, прости, Данило Феофаныч, за упреки. Порадовал ты меня. Как ты сам выразился - лишней надеждой. Но в моих заботах это ничего не меняет.
   - И не должно менять! Не дай Бог!
   - Понимаю. Тогда что ж, каждый по своим делам?
   * * *
   И завертелась тяжкая работа. Жители с великим плачем рушили собственное жилье, укрывая добришко кто в кремле, а кто в лесу. На стенах достраивали мощные заборолы. С севера и востока бесчисленные обозы везли в кремль муку, пшено, мясо и сало, увозя в обратном направлении детишек и баб.
   И вновь, в который уже раз, удивлялся Бобер москвичам. Хотя крику, суеты и бестолковщины хватало, не было паники и безнадеги. Все делалось как-то привычно и спокойно, обыденно. Мол, все в порядке вещей, и ничего страшного, переживем и это, перетопчемся.
   Поведение москвичей поднимало настроение, со сбором войск было хуже. Совсем плохо. В течение двух недель к Москве из всех ее обширных владений подошли только два полка: дмитровский - 2 тысячи - и коломенский - чуть больше трех тысяч. Коломенцы произвели хорошее впечатление: конями, оружием, снаряжением. И воевода Дмитрий был хорош: рассудителен, соображал быстро, распоряжался толково. Хотя смотрел на Бобра настороженно и неприязненно, и даже (как иногда казалось) презрительно.
   Дмитровцы же были плохи - скорее толпа наскоро вооруженных мужиков. Их воевода Никита так и отрапортовал по приходу:
   - Вот, князь, все, что смогли и как смогли в такой-то спешке. Нам сказали: главное - быстро! Вот мы и... В общем - командуйте.
   Бобер поблагодарил его за скорость, а порядок, какой возможно, приказал навести воеводе Дмитрию.
   Посылать такой отряд навстречу Олгерду было бессмысленно, но ждать дальше тоже никак нельзя - пришла весть о поражении и гибели стародубского князя Семена Дмитриевича. И как ни тяжело было Бобру это сделать, пришлось усилить Минина тремя тысячами москвичей и спешно отправить его навстречу литвинам.
   Когда встал вопрос о командире московского подкрепления, на место это (неожиданно с большим жаром) попросился главный воевода князя Владимира Акинф Федорович Шуба. Владимир было запротестовал, Великий князь удивился, но одобрил, а Бобер задумался. Оно, конечно, здорово, если отряд поведут два таких воеводы (ум хорошо, а два...). Но почему он так рвется? В чем дело? Уж не доказывать ли собрался, что он лучше меня? Это в конце концов тоже неплохо, только не наломал бы дров. Будем нйдеяться, что дров наломать ему Минин не даст. Уравновесит.
   И Бобер согласился. И, как оказалось, - зря! Но об этом речь впереди.
   * * *
   На третий же день после ухода передового отряда Минина и Шубы к Москве стали подходить и подходить войска. Бобер, вспоминая, как мал ушедший отряд, досадовал, злился, даже про себя матерился: ведь идут и идут! и слава Богу! Но чтоб вам подойти хоть кому-нибудь тремя днями раньше!
   А тремя днями раньше, провожая Дмитрия и Акинфа в поход, он долго и тщательно проговаривал им все детали, добросовестно рассказывал все, что знал об Олгерде, его манерах ведения боя, похода, разведки.
   - Главное (и тут разведка должна сработать!), не нарвитесь на них вслепую. И ни в коем случае не ввяжитесь в драку! Сами понимаете, что тогда с вами будет. Налететь, обозначить себя и уйти к нему за фланг. Все! Дело будет сделано. Либо он погонится за вами (а это нам больше всего надо! Верно?!), тогда не давайте себя догнать: местность ваша, отряд меньше, легче, мобильней! Либо он пойдет дальше, тогда вы пойдете преследовать, начнете клевать его в спину - опять инициатива у вас!
   Воеводы согласно кивали, не перебивали, иногда переспрашивали что-нибудь важное. Их вниманием и поведением Бобер остался доволен. Он был почти уверен, что они сделают все, как надо. Почти! Потому что в груди опять появился "червячок". Он мучительно пытался понять - откуда?! Откуда идет это безотчетное чувство опасности? И не находил!
   Когда стали подходить войска, когда их стало много и даже очень много, он решил, что тревога шла от малости посланного отряда. Но обычно, когда он верно находил причину беспокойства, "червячок" уползал, исчезал. Это была черта, унаследованная от деда (хотя он, конечно, не мог этого знать) и дававшая ему, вместе с настроением перед битвой и даже той дрожью перед атакой, довольно ясное представление (предчувствие!) о том, что будет. Она никогда его не подводила. И теперь, когда он вроде бы выяснил причину, а "червячок" не исчез, Бобер понял, что произойдет непредвиденное и очень скверное, и с удвоенной энергией взялся за укрепление кремля.
   * * *
   Знай он о разговоре, проишедшем между двумя командирами сторожевого полка сразy после встречи с ним, может, и объяснился бы его "червячок". Но узнать о нем он не мог (свидетелей не было), а предположить, что такое может быть задумано, тем более. Настолько это показалось бы, с его точки зрения, да и вообще здравого смысла, чудовищно и нелепо.
   А разговор на эту тему был меж ними, конечно, не первый, недаром же Акинф так охотно взялся командовать московским полком.
   От Бобра (дело происходило в великокняжеских палатах, где сейчас жили и оба воеводы) вышли молча и направились в горницу Акинфа - она была в дальнем, самом тихом конце терема. Вошли, сели, повздыхали. Акинф кликнул слугу, приказал принести выпить, закусить. Когда слуга все исполнил, Акинф отпустил его и запер дверь на задвижку.
   Выпили, похрустели солененьким огурчиком.
   - Ну, как тебе инструкции? - прервал молчание хозяин.
   - Инструкции толковые, а что ж... - проворчал Дмитрий.
   - Будешь следовать?
   - А ты?
   - Я второй. Первый ты...
   - Юлишь? На меня все переложить хочешь?
   - Боже упаси! Был бы я первый, я б тебе приказал.
   - Ну что ж, тогда и я тебе прикажу.
   - Добро, Дитрий Минич, другой дороги у нас с тобой нет. Либо разбивать литвина, либо костьми ложиться.
   - Костьми лечь несложно. Сложно и важно - победить. Мы с тобой что решили? Из-за чего бьемся? Ведь он у нас хлеб отбивает, язва! Пришел, поглядел, сказал: все не так! и начал все делать по-своему. А князь только в рот ему глядит и ничего боле знать не желает. Сколько мы на обустройство московских дружин сил положили! И все это по боку?! Какие дружины сколотили! И что нам за это? Хоть спасибо сказали?! Да хоть проверил бы, каковы они, на что способны!
   Акинф, державший жбан в руке, стукнул им о столешницу, вылетели брызги:
   - Какое там спасибо?! У меня Владимир весь Окский рубеж забрал! Да еще как красиво! Вежливо, уважительно так: тебе, мол, такими мелочами некогда заниматься, тебе всем моим войском распоряжаться, так я тут помощника тебе подобрал... Чтобы только рубежом занимался. Чуешь?! Разве сам он это удумал?
   Пятнадцать лет сопляку! До его появления он только и делал, что бегал за мной, да в рот заглядывал: да, дядя Акинф, ага, дядя Акинф! А тут... И все! Ока вся от меня уплыла! А дальше? Куда мне податься?! Полки эти задумал в каждом селе! Все, что я придумал: сильную дружину, мобильную, быструю - по боку?
   - А мой! - перебил Минич. - Тоже от наших расчетов нос повернул. Мало - говорит. Да как же дружина расторопная, быстрая - разве может она большой быть?! А ему такую - не дружину, целую армию подавай. Ну мысленное ли дело?! И как ни убеждал, у него один ответ (он же и вопрос) - а как же татары? У них так. Говорю: татарин - кочевник! У него все добро на коне и в повозке. Русский не может по-татарски жить! Дом, хозяйство, пашня! Нельзя всех воевать заставить, кто-то должен и землю пахать. Ответ один!!
   - Знаю. И у моего ответ один: так татар не одолеть.
   - Точно! А кто им это внушил?
   - Понятно кто...
   - И все! Сложилось отношение, политика уже складывается. Вооружить и научить воевать всех!
   - Бред! Я даже допускаю, что он всех вооружит - деньги на Москве завелись. Но воевать! Вот соберет он огромное стадо баранов, вооружит и поведет против литвин или татар. Как баранов их всех и порежут! И что сзади останется?! Бабы и дети, беззащитные, голые!.. Я даже думать о том боюсь! А Бобер так не считает. А мальчишки вслед за ним! И сам понимаешь - почему.
   - Да. В Литве татар побил. В Нижний поехал - там побил. Выходит - он прав?! Вот и ...
   - Везучему жить легко. Только всякое везенье - до поры, до времени. И как бы не отвернулось оно от него в САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ момент.
   - Хха! А если и пора - время придет? Не подфартит? Он молодой (сопляк! ему тридцать-то есть?), он литвин - завернется обратно в свою Литву, и поминай, как звали! А нам с тобой расхлебывать, головешки от Москвы собирать!
   - Расхлебывать - как водится. Только крепко он уже князя на крючок посадил. Ну удастся нам наша затея (тьфу-тьфу-тьфу!), ну шарахнем мы Олгерда. А князя переломить сможем?
   - Знаешь, Акинф, князь, конечно, парень простой. Но не дурак. И если ему в нос победу, да над таким врагом, сунуть... Задумается! Твой еще проще, но тоже не балбес. Аргументы очень сильные должны быть. Тогда переломим.
   - Аргументы... Нам с тобой лет до х.., а не покажемся мы с тобой тому же Бобру сопляками несмышлеными, когда с шестью тысячами на такую армию полезем?
   - Я себя не низко ценю, ты знаешь. Да и ты, сколько я о тебе могу судить. Великий Святослав, предок наш, один на десять ходил.
   - То Святослав. Да и времена какие были...
   - Да, времена не те, богатырским порывом сейчас не возьмешь. И если кинемся на Олгерда в лоб - о чем говорить?.. Ты сам-то прикидывал - как половчей?
   - Половчей выходит, как Бобер говорит.
   - Да. Если бы Олгерд свою армию в кулаке держал. Но он этого не сделал. Пока! Сопротивления не видит. Он идет на Москву из Смоленска, прямо. А вот тверичи с ним пока не соединились, идут от Зубцова севернее (мне донесли из-под Гжатска), прямо на Москву, и не видно, чтобы они чего-то опасались. У них около десяти тысяч. Их-то мы и прищучим. А?!
   - Ишь как! Да ты, Минич, стратег нисколько не хуже хваленого нашего Бобра. А сведения верные?
   - Это моя разведка, не княжеская. Так что - вперед.
   - Вперед! Да еще как вперед!
   * * *
   Благими намерениями вымощена дорога в ад, и в подтверждение этой, всеми постоянно игнорируемой истины судьба решила поучить мудрого, опытного, собаку съевшего в расчетах предбатальных хитростей воеводу Дмитрия Минина, когда он встретил только что переправившихся через речку Тростну тверичей, ударил им во фланг, прижал к болотистому берегу Тростенского озера и стал уничтижать.
   То ли связь у тверичей с Литвой хорошо сработала, то ли разведка московская недоглядела, то ли случай какой непредвиденный (теперь этого не узнает уже никто), но в тот момент, когда прижатые к речке и болоту тверичи решили, что им конец, и многие уже творили молитву, с юга, прямо из болота за озером, на них вывалился большой конный отряд во главе с сыном Кейстута, молодым князем Витовтом.
   От войска москвичей ничего практически не осталось. Все князья, воеводы, бояре погибли. Сложили свои буйные головы и командиры, лучшие московские воеводы Дмитрий Минин и Акинф Шуба.
   * * *
   Когда весть о разгроме прилетела в Москву, Бобер не очень и удивился: "червячок" давно предсказал ему похожий исход. "Значит, не клюнул дядюшка на нашу уловку. Или сам как-то наших заманил. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Свое дело Минич с Акинфом все же сделали. Не так, как хотелось бы, но все-таки... Припасы кое-какие собраны, заборолы кончены, войска в кремле затворится под десять тысяч. Хрен Олгерд сунется, а сунется, так получит, что больше не захочет".
   Главное: "червячок" с приходом этого ужасного известия сразу угас, умер, и Бобер понял, что самое плохое позади. Потому и рассуждал почти спокойно.
   Зато всех остальных, особенно Великого князя, весть о поражении на Тростне повергла в шок. Дмитрий ходил как потерянный, с остановившимся взглядом, плохо реагируя на обращенные к нему слова. В черном унынии пребывали и все бояре, кроме, пожалуй, лишь Данилы Феофаныча. Бобру пришлось вновь собрать важнейших сановников, включая и митрополита, чтобы энергично одернуть и принудить к действиям:
   - В чем дело. Великий князь? Почему у всех такой похоронный вид, бояре? Что случилось?
   - Случилось... - мрачно вздохнул Василь Василич, - а что, ничего не случилось? Лучших бойцов положили - шутка?! А главное - лучших воевод. Куда теперь без них?! Через два дня (вон, разведка доносит) Олгерд будет здесь!
   - Ну и что?
   - Как что?
   - Что, пойти и утопиться? Я очень удивлен! Разве мы не к этому готовились? И разве не подготовились?! Мы все успели: укрепления, запасы, войско. Лишние рты спровадили. А отряд... Да, жалко. Особенно самих воевод - сильные были мужи, мудрые. Таких кем попало не заменишь. Но война без потерь не бывает! Настоящая война, а не это ваше улюлюканье. Привыкать надо! И не сметь после первой же неудачи руки опускать! Не забывайте, главное - впереди!
   Повисло короткое неловкое молчание, потом послышался голос Данилы:
   - Да, бояре, так сразу носы вешать, это как-то... Стыдно, по-моему.
   - Да кто вешает?! - взорвался Великий князь. - Что за разговор! Разве время сейчас оглядываться? Вперед надо смотреть!
   - Вот и давайте смотреть, а не о потерях вздыхать, - Бобер тем не менее вздохнул, но удовлетворенно, - теперь нам надо Олгерда у стен на морозе подержать.
   - Да! А ну как не станет он у стен топтаться? - в голосе Великого князя не осталось ни печали, ни досады - один жгучий интерес.
   - То есть сразу на стены? - Бобер подзудел нарочно.
   - Да!
   - Вряд ли, но не исключено. - Разговор свернул в нужное, деловое русло, и Бобер успокоился на счет боевого духа собеседников: - Вот к такому обороту и надо быть готовым прежде всего. Дров побольше заготовить. Хоть горючие запасы в осажденной крепости - плохо, но ничего не поделаешь, кипятку много понадобится. На стенах костры опасно, заборолы деревянные, значит, сходни крепкие - кипяток снизу таскать, да чтоб самим не обвариться. Людей приучить каждого к своему месту на стене. Чтоб в любом положении знал, что делать. Но все это мы уже обговорили не раз. Теперь только подчиненных гонять без передыху. Главное, чтобы без дела ни часу не сидели. Тогда и не заробеют, и не расслабятся. Тогда и штурм отобьем с таким уроном, что он... Но я думаю, на штурм он не решится. Слишком сильна крепость. И не любит он крепостей, штурмовать их не может.
   - А Ковно? Я слышал, он Ковно мастерски взял у немцев. Лет пять назад...
   Данило смотрел строго.
   - Хм. Ковно - да, мастерски. Это еще при мне было. У него там в стенах свои люди остались. Ворота ему тайно отворили, вот и все мастерство. Думаю, в Москве у него таких помощников не найдется. Нет. Штурм - это всегда риск. И огромные потери! А Олгерд рисковать не любит.
   - Твоими бы устами, да мед пить, сыне,- вздохнул митрополит,- но тогда осада. Сколько мы продержимся?
   - Дольше чем он, отче. В любом случае! Запасы у нас есть, и мы в тепле, дома. А он на морозе, в чистом поле. Так что срок (когда сбежит!) только от погоды будет зависеть. Ну и еще, может, от каких обстоятельств... - Бобер почти весело оглянулся на Данилу, что не ускользнуло от митрополита, который тоже посмотрел на племянника, потупился и промолчал.
   - В том, что мы его пересидим, переломим, я не сомневаюсь, - продолжал Бобер, - тем не менее тебе, отче, настоятельно советую город покинуть. На всякий случай.
   - Значит, ты не уверен, - митрополит остро уколол его взглядом.
   - Нет, уверен. Но война есть война: осада, обстрел, драка, случайная стрела (тьфу-тьфу-тьфу!), пожар, ну... ну мало ли чего!
   - Да за кого ж ты меня принимаешь?! - Алексий смотрел обиженно, оскорбленно и даже, кажется (Бобер впервые это видел), сердито. - Как же я, ваш духовный отец, в самый трудный час - и вдруг сбегу. Что обо мне подумают! Но ладно - обо мне. Все же сразу решат - раз я сбежал, значит крепость не удержать, и в панику ударятся. Нет, сыне, тут ты не подумал.
   - Я подумал, - медленно безнадежно покачал головой Бобер, - подумал о тебе как человеке, держащем сейчас в руках все нити и ниточки (до последней!) управления государством, которого некем будет заменить в случае чего, и которым мы ни вот столько,- Бобер ковырнул ноготь,- не имеем права рисковать.
   - И-и-и, сыне, и тут ты не прав, - взгляд митрополита смягчился, - все в руках Божьих. Я уже стар, и он в любой момент может призвать меня к себе. И что тогда? Жизнь на Москве остановится? Да ни за что!