Я присмотрелся. И узнал.
   Он здорово помолодел – абсолютно без седины. Щурился на солнце и что-то терпеливо втолковывал детям. У девочки – серьёзное лицо, она – неуловимо похожа на Инютина. А пацан слушал невнимательно. Подпрыгивал и беззаботно размахивал фиолетовым рюкзаком.
   Я стоял в пяти шагах от них. Улыбался, как идиот.
   Все прошли мимо.
   Никто даже не глянул…
   Я бросился вслед – прямо через кусты сирени.
   – Денис! – закричала Лери.
   Догнала и вцепилась в куртку. Вот глупая!
   – Ты что?!
   Она качнула головой:
   – Не надо…
   – Ты перегрелась? Это Инютин! Он – живой!
   – Они все – живые. Понимаешь? Все! Целый город!
   Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Я первым отвёл глаза. Кивнул и выдавил:
   – Понимаю.
   Те трое уходили по аллее. Пацан размахивал рюкзаком, смешно колыхался бант в волосах девочки. И ровный, спокойный долетал голос Андрея Инютина.
   Теперь никто не сможет их разлучить.
   Никогда…
   Я отвернулся.
   Чугунная тяжесть сдавила грудь…
   В этом городе нам не было места.
 
   Флуктуация.
   То, что не может длится долго. Как марево в пустыне, блики на воде…
   Реальность – по ту сторону миража. «Оборонщики», вертолёты с надписью «US NAVY». И холодной иглой в сердце – застарелая, неизлечимая тоска…
   Крохотная серебристая точка плывёт в высоте. Белый след тянется за самолётом. Тянется и тает.
   Вот уже ничего. Лишь небесная синь…
   Я хотел бы стать пустотой. Раствориться в бескрайнем небе. Исчезнуть вместе с призрачным городом.
   Но я не могу.
   Всё, что я умею – убивать…
   Кто ты, Денис Воронин?
   Прожитые дни выплывают из забытья, как чёрные письмена на камне…
   А Лери не умолкает.
   – …Ты должен был прийти, – звенит её голос, – Чтоб исцелить их боль.
   Смешно.
   А кто исцелит мою?
   – … Для этого ты здесь.
   – Не только, – качаю головой. И вскидываю автомат.
 
   Очередь отбрасывает Лери в кусты. Я шагаю ближе и два раза стреляю ей в голову. Алая кровь заливает тёмные, похожие на паклю волосы.
   Чьи-то быстрые шаги – за спиной. Рывком оборачиваюсь и опять жму «спуск».
   Крот упал.
   Я подхожу, склоняюсь над ним. Полагается контрольный выстрел…
   Но я стою. Вглядываюсь в лицо Крота.
   Падаю на колени и хватаю его за руку. Пальцы – сухие, ещё теплые. Как у живого.
   Только изменить ничего нельзя…
   Что есть память?
   Это яд, молнией пронзающий тело. Когда не можешь дышать, не можешь видеть проклятое безоблачное небо и чувствовать одуряющий аромат сирени…
   А всё, что тебе остаётся – последнее, единственное лекарство.
   Оно в кармане.
   У него удобная ребристая рукоять. Чёрный, милосердный зрачок.
   Надо приставить его к своему виску – не замечая раненого крика Майи.
   Вот так…
   Щёлкнуть предохранителем.
   И надавить туговатый крючок спуска.

Глава 23

   Тьма.
   Спасительное забытьё…
   Тут не должно быть света.
   Откуда он? Пробивается через веки – тревожащий, невыносимый. Всё, что я хочу – лишь покоя… Неужто и этого не будет?
   Открыл глаза.
   Я – на земле. Надо мной стояла Лери. Изучающая, внимательная – как доктор у постели пациента.
   Она – невредима.
   Тёмные волосы, залитые кровью – я сам это видел! Автомат вздрагивал в руках, когда я выпустил в неё полмагазина. И контрольный выстрел…
   Она не могла уцелеть!
   – Тебе плохо? – голос у Лери – безмятежный.
   – Тварь! – отчаянно пробормотал я.
   – Опять хочешь меня убить?
   – А ты отдай оружие – тогда узнаешь.
   Сука. Ни «калаша», ни «макарова». Гранату – тоже забрала…
   Кто-то ещё стоит рядом? Я повернул голову.
   Майя. А рядом Крот. Живой.
   Что-то странное – у них в глазах. Чужое. Словно автомат в моих руках до сих пор грохотал, выплёвывая огонь… И с резкой, болезненной ясностью я понял.
   Они оба видели. Были со мной – последние минуты. И заглянули в тёмный колодец моей памяти.
   Майя смотрела с ужасом.
   А Крот – с отчаянием. Он тоже меня узнал.
 
   Я приподнялся, сел. Обхватил голову руками.
   Мне хотелось исчезнуть.
   – Как ты мог? – тихо спросила Майя.
   – Она – не человек!
   – А ты… человек? – слабо донёслось из-за спины.
   Угу, пресс-секретарь очнулся. Я повернул голову. Баз смотрел на меня с отвращением, как на раздавленного таракана.
   – Хватит, – я поднялся с травы, – Поиграли и хватит!
   – Что же с тобой сделали? – глухо выдавил Крот.
   – Ничего… Ничего, отец. Просто тебя не было слишком долго…
   Смешно. До слёз.
   Я развернулся и пошёл к своему дому. Ледяная пустота колыхалась внутри. Этот весенний, пронизанный солнцем город был не для меня.
   – Денис! – всхлипнула за спиной Ксюха.
   – Ты ошиблась. Меня зовут Дэн Райан.
 
   Я двигался медленно. Ноги подгибались.
   Пускай. Куда мне спешить?
   Хочу исчезнуть…
   Вряд ли Таня Гольцова будет тратить на меня силы.
   Кто из них выстрелит первый?
   Она или Баз? Майя?
   А может… отец?
   Я ждал, спиной чувствуя взгляды.
   Полумрак за дверью подъезда сгустился в черноту. На целую секунду я замер у входа, не оборачиваясь.
   Они не стреляли.
   Я шагнул во тьму.
 
   Где вы ходячие трупы и смертельная «паутина»? Сгорели в белой плазме?
   Иду к вам. В этом огне и для меня есть местечко…
   Не чувствую жара…
   Я опоздал? Испарились без меня?
   Слишком темно здесь. И нет запаха дыма.
   Ступеньки – их тоже нет.
   Чёрт, да где же я? А не все ли равно…
   Ещё шаг…
   Я стою в подворотне. В совершенно незнакомой темной подворотне. С ароматом мочи, свежими окурками и плевками.
   Тьфу. Для вечности и забытья – слишком поганое место.
   Впереди проглядывал кусок улицы.
   Я вышел из подворотни.
   Обернулся и увидел вдали реку, одетую в каменные берега. А за ней – зеркальную громадину Бизнес-Центра. Облака плыли в тридцати ярусах бронестекла.
   Я задрожал от смеха. И сел прямо на асфальт.
   – … на московских изогнутых улицах умереть знать судил мне Бог.
 
   Не знаю, сколько времени прошло.
   Мимо двигались машины. Шли прохожие.
   Обычная суматоха большого города. Не такая, как в прежние времена – из двенадцати миллионов жителей осталось меньше трёх. А всё таки необычно, после Болхова – хоть того, современного, хоть призрачного…
   Щемящее чувство накатило, будто приступ малярии. И вглядываясь в незнакомые лица, я понял.
   Одиночество…
   Острее всего чувствуешь его именно в толпе.
 
   Наверное, сидел я не очень долго.
   Здесь, в центре хватает патрулей.
   Подозрительные, вроде меня, не могут безнаказанно отдыхать на асфальте. Тут ведь не Развалины, а вполне приличный район…
   Я встал.
   Что мне ещё оставалось? Броситься под машину?
   Хруст костей, брызги крови… И уличные зеваки.
   Противно.
   Вместо этого я подошёл к таксофону. Совсем не такому, как в Болхове. Новенькому, сверкающему никелем, вандалоустойчивому изделию «Дженерал Электрик».
   Какой-то толстяк увлеченно общался, глядя в экран. Там маячила физиономия собеседника.
   – … Нет, я не из офиса. Сам не видишь? У нас же везде прослушка, как в «охранке». Говорю, сбрасывай всё, что есть – дороже не будет…
   – Извините, мне очень надо позвонить.
   Пренебрежительный взгляд. Толстяк достал из кармана пару монет. Швырнул на асфальт. Кажется, он меня не расслышал.
   – Извините… – повторил я.
   – Да отвали ты, бомжара! Пока я полицию не вызвал!
   А хотелось быть приветливым…
   Я улыбнулся и легонько ударил его в живот. Толстяк будто переломился пополам – удивительно при его габаритах. Я схватил его за воротник замшевой куртки и оттащил вбок. Аккуратно усадил на тротуар, прислонил к стене дома. Казалось, толстяк хлебнул лишнего и его разморило на скупом августовском солнце.
   Место у таксофона освободилось.
   – А где Гарик? – удивился тип на экране.
   Я вдавил кнопку «отбоя».
   Карточка торчала в приёмной щели. Собственно, мне она и не нужна. Тот номер имеет опцию «звонок за счёт абонента».
   Жму клавишу «Создать SMS». Пальцы быстро пробегают по кнопкам.
   Всё моё сообщение состоит из цифр: 321423.
   Тех же, что и в Болхове… Я сам выбирал себе позывные.
   «Отправить».
   На семизначный московский номер…
   И почти сразу мелодичная трель. Надпись на экране: «Доставлено!».
   Хорошо.
   Теперь остаётся ждать.
 
   Я хотел отойти в сторонку. Незачем тут торчать. Можно провести время и в подворотне. Скоро кого-нибудь за мной пришлют…
   Таксофон вдруг опять ожил.
   Торжественно заиграл что-то вроде «Breaking the Wall».
   Я вернулся. И увидел на экране только что набранный номер.
   Зачем?… Это против правил. Но если Брэдли сам их нарушает у него должны быть основания.
   Я прикрыл глазок видеокамеры ладонью и нажал «ответить».
   Экран остался пустым. А в трубке запиликали короткие гудки.
   Тьфу…
   Я повесил трубку. Хмуро переминаясь, изучал однотонно-синий дисплей.
   Тишина.
   Мимо двигались люди. На сидящего у стены толстяка мало кто обращал внимания. На меня – тоже. А те, кто обращал – ускоряли шаг.
   Рефлексы большого города.
   Чего ждать от небритого типа в грязных обносках?
   Только проблем.
   А вот и они… Уже на подходе.
   Краем глаза я уловил новую турбулентность в людском потоке. Ощутил взгляды. И, не спеша, как бы с ленцой двинулся в сторону подворотни.
   Двое полицейских ускорили шаг.
   Я – тоже.
   – Стоять! – заорал тучный сержант и потянулся к кобуре. Там у него был разрядник. В толпе его использовать не рекомендуется, но сержанту не хотелось бегать.
   Я быстро нырнул в подворотню.
   Остановился за углом, вслушиваясь.
   Они торопились.
   Рядовой обогнал сержанта и влетел во двор буквально через мгновенье. Наверное, они боялись, что я скроюсь в каком-нибудь подъезде.
   Зря переживали.
   Не люблю бегать от правосудия.
   Рядового я встретил ударом в челюсть. Что-то хрустнуло под моим кулаком. Полицейский упал, как подкошенный. А сержант успел выстрелить из разрядника. Прежде чем сам отлетел, ударившись затылком о стену.
   На голове у него был шлем. Только не помогло.
   Сержант вырубился и сполз по стене.
   Я отобрал у обоих оружие и разрядники. Ещё – документы и бумажники. Денег было мало – баксов триста. Но в моей ситуации лучше ничем не брезговать.
 
   Такси подъехало минут через пять. Я услышал звук мягкого торможения и понял. Аккуратно выглянул из подворотни.
   Обычный доисторическая «ваз». Водитель – крепкий молодой парень. Другой, постарше – на заднем сидении. Внешность у обоих – вполне неприметная. Поношенные джинсовые куртки, линялые футболки… Типичные москвичи.
   Только глаза их выдавали.
   Водитель косился по сторонам. А тот, что сзади, сидел с подчёркнуто-каменным лицом.
   Оба слегка нервничали.
   Я заколебался.
   А потом, мысленно махнул рукой.
   Я хочу убраться из страны. Для этого нужны деньги и документы. И больше мне некуда идти…
 
   Номер машины заканчивался семерками.
   Всё как положено. И как положено я обратился со смелым предложением:
   – До Чертаново не подбросите? У меня всего десять баксов…
   – Садись. Нам по пути.
   Излишняя перестраховка. Меня узнали – я понял по взглядам.
   Распахнул дверцу – заднюю.
   Лысоватый мужик с серьгой в ухе услужливо подвинулся.
   Я качнул головой:
   – Не пойдет. Пересаживайся вперёд.
   Лысоватый поморщился. Но вышел и занял место рядом с водителем.
   Прямо на меня, от зеркальца таращилась крохотная видеокамера. Я быстро протянул руку и вырвал камеру с «мясом»:
   – Извините. Так будет спокойнее.
 
   Ехали молча. Конечно, не в сторону Чертаново. У Брэдли несколько конспиративных квартир. Всех адресов я не знаю. Но, кажется, сейчас мы двигались в сторону главной его резиденции.
   Поездка не будет долгой.
   Я осторожно глянул в заднее окно.
   Fuck!
   Эту «хюндаи» я уже видел у предыдущего поворота.
   Хвост?
   Или Брэдли решил перестраховаться?
   От проспекта Мира двигались узкими старыми улицами. Совсем, как у Есенина… А «хюндаи» тащилась следом.
   Свернули в тенистый дворик.
   «Попутчики» наконец исчезли. А мы тормознули у самого подъезда.
   – Приехали, – доложил водитель. Скорее мне, чем своему начальству. Те и так всё поняли. Конечно, в «вазе» есть радиомаячок.
   – Тут уютно, – улыбнулся я, открывая дверцу. И выстрелил в водителя из разрядника.
 
   Лысоватый с серьгой дёрнулся. Но в шею ему уже упёрся ствол – не разрядник, а штатный полицейский «макаров».
   – Тихо, – попросил я.
   – Ты что?! Мы же свои!
   – И прекрасно. Значит сочтёмся… А теперь спокойно выходим из машины.
   Во дворе было пусто.
   Колыхались на ветру ветки клёнов. Так безмятежно, что даже неестественно…
   Мы вошли в подъезд. Лысоватый – впереди. Я почти – вплотную за ним. Рука с «макаровым» была у меня в кармане. Палец – на спусковом крючке.
   Поднялись на второй этаж. Здание – старое, этажи высокие. Плохо. Если придётся выпрыгивать – рискую что-нибудь себе сломать…
   Рядом со стальной дверью – кнопка. Но звонить не пришлось. Лязгнул замок. В дверях стоял хмурый детина. Этого я тоже видел впервые.
   – Привет, – улыбнулся, прикрываясь лысоватым.
   – Добро пожаловать.
   – Как там старый чёрт? Уже запасся моим любимым «бурбоном»?
   – Конечно, – он улыбнулся в ответ – широко, по-американски.
   – Чудесно, – я вошёл, захлопнул за собой дверь. И проходя мимо, ударил детину локтем.
   Иногда мелочи важны. Брэдли терпеть не может спиртного. Все, кто с ним работают – это знают.
 
   Лысоватый бросился по коридорчику. Мне пришлось выстрелить.
   С двумя «макаровыми» я двинулся вперёд.
   А куда же ещё?
   Выскакивать на лестницу глупо. Меня уже ждут. И пробиваться к машине бессмысленно – выезды со двора давно заблокированы.
   Шансов нет.
   А если есть – исчезающе малые…
   Но страха я не испытывал.
   Только лёгкое возбуждение – как после стакана коньяка.
   – Здравствуй, Дэнни! – послышалось из гостиной, – Тут нет врагов. Пожалуйста, опусти пистолет.
   Я не ответил. Пусть «макаров» с ними общается.
   – Можно с тобой поговорить, Дэнни?
   – О чём?
   – О важном. Я – Алан. Полковник обо мне не рассказывал?
   – Выходи с поднятыми руками! Тогда и потолкуем.
   – Сначала брось оружие, – Алан явно хорошо меня видел – в квартире полно «глазков» наблюдения.
   – Тогда и толковать не о чём.
   – Мы с Брэдли – партнёры. И в твоём деле – тоже. Хочу объяснить тебе ситуацию…
   – Пусть он сам объяснит!
   – Боюсь он слишком занят.
   – Для меня он найдёт минутку.
   – Хорошо. Он ждёт тебя в кабинете. Дверь – прямо перед тобой.
   Это смешно – купиться на такую чепуху.
   Я и не купился.
   С двумя пистолетами наизготовку влетел в гостиную. И даже сделал несколько выстрелов. Прежде, чем меня сбили с ног заплясавшие вокруг тени. Спустя миг я ощутил укол в плечо – прямо через куртку.
   Руки вывернули за спину. Надевают стальные браслеты.
   Тени уже сгустились в фигуры. Одна знакомая – будто оживший кошмар. Он склонился надо мной. Чёрные зрачки – как два окна во тьму. И улыбка – острая, как боль:
   – Что-то ты медленный, Денис… Трудности с рефлексами? Хочешь, исправим твои мозги?
   Я плюнул ему в лицо.
   Не попал.
   Старик засмеялся.
   А я ощутил, как тело охватывает сонливая слабость. Укол уже действовал.
   – Поднимите его, – донёсся знакомый голос.
   Они выполнили. И я наконец увидел Алана – темноволосого и загорелого, словно только что из Флориды, мужика лет пятидесяти.
   Сухой приказ:
   – Тащите его в кабинет!
   – На фига?
   – Пусть сам убедится.
   Вязкая муть колыхалась перед глазами. Я моргнул. И увидел, как распахивается дверь.
   Меня заволокли внутрь.
   Это, и правда, кабинет. Но Брэдли сидит не за столом, а рядом с книжной полкой, в удобном кожаном кресле.
   Голова чуть склонилась вбок. А рука с пистолетом безвольно свесилась. Нет, он не отстреливался. В кабинете нет следов борьбы. Все аккуратно и чисто – как он любил.
   А единственный выстрел из «глока-17» – ничего здесь не нарушил. Разве что, замарал красным обивку кресла и светлую рубаху Брэдли. Дырка в виске уже не кровоточит. Все произошло от силы минут пятнадцать назад.
 
   – Возникли новые обстоятельства… – долетает голос Алана, – А Брэдли не смог этого понять. Он всегда был идеалистом!
   – Предателем он не был… – бормочу я.
   – Игра закончилась, Дэнни. Пока ты бегал по бывшей России – кое-что изменилось. Наверное, ты не в курсе?
   Суёт мне под нос газету – «New York Times» с аршинными заголовками: «АМЕРИКА В ТРАУРЕ. ПРЕЗИДЕНТ СКОНЧАЛСЯ ОТ РАН». Ниже – «Русский террорист, не приходя в сознание, умер в тюремном госпитале.» А ещё ниже «ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ УОЛЛЕС – НОВЫЙ ГЛАВА СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ».
   – Тебе ясно?
   – Да… Ловко получилось.
   «Это будто метастазы. Уже не только в России, – выплывают из памяти слова Брэдли, – Чтобы ты понял, назову лишь одну фамилию – Уоллес…»
   – И вы… готовы им служить? – шепчу я, проваливаясь в забытьё. Но вместо Алана отвечает Михалыч – со спокойной иронией:
   – А какая тебе разница, кто сидит наверху? Для таких, как ты – ничего не изменится…
 
   …Зноем дышит небо. Глиняные заборы и стены домов дрожат раскалённым маревом. А ветерок не приносит облегчения. Поднимая пыль, он гонит горячую волну вдоль узкой, кривой улицы.
   Мы идём осторожно, будто на минное поле ступая. Мы – усталые и насквозь мокрые в своих комбезах с климат-контролем (Какой идиот решил, что здесь от них будет толк?).
   Пить охота. Огромные запотевшие бутыли с минералкой и кока-колой чудесным миражом колышутся в мозгах. Но воду надо экономить…
   Легчайшие автоматические винтовки – словно чугунные. Мы идём не сбавляя шага. Пока – без единого выстрела…
   Сколько уже было этих дорог. Ливан, Ирак, Аравия… И всегда – пыль и песок. Всегда жара… А горячее всего – в сожжённых городах.
   Рассказывают, в бывшей России – холодно.
   Но туда никто не хочет. Из России везут гробы…
   В моей памяти всё по-другому. Белая аллея. Огромные снежинки падают на ветки. Медленно, медленно… Покой, тишина. Беззвучно проминаются под ногами свежие сугробы.
   Тьфу… Я встряхиваю головой, отгоняя наваждение.
   Это не снег. Белая пыль.

Глава 24

   Комната напоминала больничную. Только без окон. Будто в тюрьме?
   Я сел на постели.
   Не прикован к кровати – уже хорошо.
   Только очень слабый. И не помню, как здесь оказался.
   Мягкий свет. Лёгкий аромат освежителя воздуха… Все-таки больница. Хотя и со зрачками видеокамер у потолка.
   На прикрученном к полу столике – еда. Сок в пластиковом стакане, запечатанная в термоупаковку тарелка овсянки, отварное мясо… Диетический завтрак. Или обед?
   Особого аппетита не было. Но я разорвал упаковку и чуток поел. Выпил сок.
   Голова кружилась.
   Опять лёг.
   На руках следы уколов – уже зажившие. И подбородок аккуратно выбрит… Сколько же я здесь торчу?
   Явно не один день. А может, не первую неделю?
   Дверь распахнулась. Крепкий санитар в белом халате забрал поднос с остатками еды.
   – Hallo, buddy! Where am I?
   Санитар не ответил. Но выправка у него была армейская.
   Через минуту дверь опять открылась. В этот раз вошёл знакомый:
   – Привет, Денни! Как самочувствие?
   – Вашими молитвами.
   – Извини, я за тебя не молился, – подмигнул Алан, – Я верю в докторов… – уверенно опустился на единственный стул.
   – Что вам от меня надо?
   – В прошлый раз нам не удалось пообщаться. Ты как-то сразу перешёл к упражнениям на меткость.
   – Жаль, что не смог впечатлить вас результатами, – пробурчал я.
   – Ещё бы. Ты ослабел, Дэнни… Досталось тебе за эти недели. Хотя в кое в чём и преуспел. Уничтожил изрядное количество борцов с экстремизмом. По-моему, ты их не щадил. Не любишь земляков, Дэнни?
   – Они мне не земляки. Я – американский гражданин.
   – Конечно, после того, что русская мафия сделала с твоими родителями…
   – Мне плевать на ваше сочувствие.
   – Я знаю. Просто даю понять, что хорошо информирован. Брэдли унёс в могилу код агентурных файлов. Но у меня – свои источники… Ты ведь был очень успешным драггером – последним из семи в команде «уай».
   – Кем?
   – Брэдли не использовал этот термин? «Драггер» – человек с химической стимуляцией мозга. Хороший способ. Только у него – крупный недостаток. С каждым разом требуются всё большие и большие дозы – уже не просто чтоб работать. Чтобы жить… Максимум за десять лет человек превращается в ходячую развалину. Конечно, если уцелеет, – тёмные глаза Алана насмешливо блёстят, – Неужто Брэдли тебя не предупредил?
   Я улыбаюсь:
   – Десять лет? Целая вечность…
 
   …Передо мной стояла ополовиненная бутылка виски. Рядом лежал пистолет. Пистолет был хороший. Новенький, смазанный и не дающий осечек.
   Остальное выглядело дерьмово. Ободранная поверхность стола, засиженная мухами настенная лампа и вся эта дешёвая комната.
   Даже в казарме было уютней.
   Я налил и глотнул из выщербленного стакана.
   Скривился.
   Виски – тоже гадость. Отдаёт аптекой. На лучшее у меня не хватило денег.
   Я отодвинул стакан. Взял бутылку и, как горькое лекарство, влил в себя обжигающее пойло. До дна.
   Комната вокруг поплыла. Медленно завращалась… Единственной неподвижной точкой была «беретта» передо мной на столе. Как ось моего мира, как последняя реальная ценность.
   Дрожащей рукой я потянулся к пистолету…
   В дверь негромко, но требовательно постучали.
   Я вздохнул. Закрыл глаза, с трудом перебарывая желание пальнуть в ответ.
   – Кто там? – хрипло уточнил.
   – Полковник Брэдли, Армия Соединённых Штатов.
   – Убирайтесь!
   – Сынок, если не откроешь – я войду сам!
   «Попробуй, урод…» Я взвёл курок «беретты» и медленно обрёл вертикальное положение. Шагнул через комнату и щёлкнул дверным замком.
   Мы столкнулись почти нос к носу. И несколько секунд смотрели друг на друга. Глаза у незваного гостя были прозрачно-голубые. С лёгким стальным оттенком. Взгляд – жёсткий и пронзительный.
   Я открыл рот, чтобы выругаться. Про «беретту» в своей руке как-то забыл.
   А Брэдли надоело таращиться. Он уверенно отстранил меня с порога и вошёл. По-хозяйски расположился в продавленном кресле. Ещё и кивнул мне на стул:
   – Ты присаживайся, сынок. Не маячь, как пугало.
   – Сам ты… – выдавил я. И всё-таки расположился напротив. Долго балансировать на своих конечностях мне было трудно.
   Полковник осуждающе зыркнул на батарею пустых бутылок:
   – А ты не теряешь времени…
   – Вы пришли читать нотации?
   – Нет, – покачал головой. Снял пилотку и пригладил рыжую с сединой шевелюру:
   – Ты нам нужен, сынок.
   Я затрясся от смеха. Даже пистолет выронил.
   – Разве я сказал что-то забавное? – нахмурился Брэдли.
   – Вы ошиблись адресом, полковник.
   – Нет, – он смерил меня острым, как бритва взглядом, – Всё точно, сержант.
   – Да, интересно, – выдавил я, опуская глаза, – Но вряд ли буду вам полезен.
   – Будешь. Я читал твоё досье. Бейрут, Дамаск, Тегеран… Две Серебряные Звезды. Такими людьми не бросаются.
   – Я в отставке, Брэдли. В полной… – вытянул вперёд дрожащую руку, – Думаете это от виски?
   – Знаю твою историю, – кивнул он, – В Тегеране было жарко…
   – Ни хрена вы не знаете! Меня полгода собирали по кусочкам. А сейчас… я жалею, что не остался там. Вместе с другими…
   – Тебе помогут, Дэнни. Медицина развивается. Врачи творят чудеса…
   – К дьяволу ваших мясников!
   Он вздохнул. Поднял с пола мою «беретту». И жёстко усмехнулся:
   – Америка – свободная страна. Знаешь, что такое свобода, Дэнни? Можно жить на мизерную пенсию, хлебать виски, лапать дешёвых проституток. Только лапать – на большее ты не способен. Чтобы однажды вышибить себе мозги из пистолета… А можно использовать уникальный шанс. Свобода – это право выбора, Дэнни…
 
   – … Кажется, ты не понял? – вздыхает Алан, – У тебя не будет этих десяти лет. Если мы не вколем тебе очередную дозу. Начнётся ломка. Ты же знаешь, как это бывает. Видал в юности, правда? До того, как завербовался в армию. У тебя – очень богатая, насыщенная событиями юность…
 
   …Мы приковали Хорхе к трубе отопления. Он выл и бился в наших руках. А когда мы отошли, заплакал, размазывая грязь по лицу:
   – Пустите… Больше не могу!
   – Терпи, скунс несчастный, – хмуро ответил Мануэль, – Потом сам спасибо скажешь!
   Мы поставили рядом – так, чтоб он мог дотянуться – две большие бутыли с минеральной водой, огромную упаковку кукурузных хлопьев и пластмассовое ведро – справлять нужду.
   – Гниды! – всхлипнул Хорхе и подфутболил пачку с хлопьями.
   … Когда мы вернулись – он был мёртвый. Остановилось сердце. А до этого, он несколько часов грыз свою прикованную к трубе руку…
 
   Я мрачно смотрел на Алана:
   – Чего вы от меня хотите?
   – А что ты хочешь?
   – Покоя. Убраться из этой страны… И больше её никогда не видеть.
   – Покой, – усмехнулся Алан, – Хорошее желание. Знаешь, я сам иногда мечтаю оказаться где-нибудь на тропическом острове. Веришь? Три с лишним года не был в нормальном отпуске! С тех пор, как Штаты сюда вляпались, – он качнул головой, – Госдеповские умники не вылезают из своих кабинетов. А мы оплачиваем их ошибки… Кому была нужна эта война? Всё и без неё прекрасно получалось. Россия сама шла к своей судьбе. Надо было лишь подождать.