– У кого-то лопнуло терпение?
   – В Москве объявилось Правительство Доверия. И у тех, в Вашингтоне, сдали нервы. Гражданские слюнтяи. Идиоты!
   – А может, там, наверху, давно командуют нелюди?
   – Хорошая версия, – прищурился Алан, – Логичная. Но теперь, что толку гадать? Вероятно, оно и к лучшему…
   – Да, ситуация наладится, – хмуро кивнул я, – «Быстрые»… то есть, импланты, уже не заинтересованы в этой войне. Новый президент разберётся с русскими террористами. А потом наступит черёд остального мира.
   – Не всё так легко… Скажи, почему ты не выполнил последнее задание?
   – Уничтожить Гольцову? Разве ваши новые друзья вас не информировали?
   По лицу Алана пробежала лёгкая гримаса:
   – Интересно узнать твою версию.
   – Двоих в Устюгино я «вычистил». Жаль, Михалыч не видел, как взорвалась башка у его подруги. Фантастический аттракцион… А Гольцова оказалась умнее.
   – Вы встретились в аномальной зоне Болхова. Внутри – импланты теряют способности. Почему ты не справился, Денни?
   – Она меня ждала. Понимаете? И скорее всего – сама дала «утечку» о том, что идёт в Болхов. Это была ловушка…
   – То есть, она знала об агенте в Сопротивлении?
   – Вероятно, так. Разве теперь это имеет значение?
   – Девчонка тебя переиграла…
   – Не девчонка. Киборг по имени Таня Гольцова. Машина для убийства в красивой обёртке. Тварь с биочипами в мозгах – такая же, как и все они!
   – Она не из этих, – прищурился Алан.
   – Что?
   – Когда-то я тоже сделал ошибку… Ладно. Отдыхай. Завтра у тебя будет маленькая миссия. Ничего сложного.
   – И вы не боитесь?
   – Чего?
   – Оставлять меня в живых. Я ведь много знаю – и про Уоллеса. И про остальных…
   Алан колыхнулся от смеха – сухого, похожего на кашель:
   – Кому ты думаешь этим повредить?
   Уже серьёзно добавил:
   – Я мог бы очистить твои мозги – будто апельсин от шкурки. Только зачем? Ты и не представляешь, как далеко всё зашло… Пару месяцев назад было иначе. Я сам так думал. Но не сейчас… Поверь, Дэнни. Бесполезно дёргаться.
   – А если я попробую?
   – Будешь дураком. Они сделают из тебя куклу. Марионетку, которую водят за ниточки… У них с самого начала была эта мысль. Я едва их отговорил.
   – Пожалели?
   – Жалость унижает, Дэнни. С ясной головой от тебя – больше толку.
   – Вы с имплантами – одна команда…
   – Разве это удивительно? Они ведь не с Марса свалились. Мы сами их создали. Они – тоже часть цивилизации.
   – Я уже почти их люблю.
   – Вот и славно. Их надо полюбить. Всем сердцем. Нет другого пути.
   – И что это будет за мир – под их властью?
   – Не хуже, чем нынешний. А может и лучше…
   – Чем?
   – Стабильностью.
   Алан вплотную придвинулся ко мне со стулом. Он не боялся доверительного общения. Знал, что я безобидный, как овца – после всей дряни, которой меня пичкали.
   – …Нам удалось расколоть Китай, откупиться от азиатов за счёт России. Но ситуация неустойчива – будто пирамида поставленная на вершину. Мы сами загнали себя в тупик. Что толку контролировать 90 % ресурсов, если с каждым годом их остаётся меньше? Ещё лет тридцать назад должен был случиться научно-технический рывок. Мы променяли его на мировое господство. Вбухали в это дело триллионы. А сами до сих пор сжигаем в моторах бензин – как и сто лет назад. Нет, мы не топчемся на месте – мы деградируем. Система прогнила изнутри. Уж я-то знаю – один толчок и всё рухнет. Но теперь появилась альтернатива…
   – Скорее, похоже на капитуляцию.
   – Всемирный хаос и обвал экономики – по твоему лучше? Мы с тобой – винтики. Лишь бы шестерёнки вращались. Мне плевать, кто наверху. И тебе…
   – Это – не люди. Как вам ещё втолковать?
   – А что есть человек? – хмуро усмехнулся Алан, – Не мне тебе рассказывать. Самая подлая и жестокая среди земных тварей. Он не стоит сочувствия.
   – Вы тоже – не стоите.
   – Да. И ты, Дэнни.
   – И я… Весь долбаный мир не стоит ломаного цента.
   – Молодец, что понял. Не нам сушить мозги над его проблемами. У мира есть новые Хозяева.
   – Хозяева? А все остальные – кто?
   – Остальные и не заметят. Ведь система будет работать…
 
   … Вал огня поднимался в небо. Едкий дым стелился до самого горизонта.
   Они успели поджечь завод. Только уйти не смогли. Один гражданский и десяток ополченцев – в мешковатой форме, с устаревшими винтовками ФН. Офицер погиб в перестрелке. А эти сдались. И теперь угрюмо таращились исподлобья – грязные, чернобородые, в просолённых потом куртках. Только гражданский был в светлом, безупречном костюме.
   Увидел мои нашивки и торопливо, сбивчиво заговорил:
   – Я не стрелять. Я – инженер!
   – Окей. Разберёмся… – двинул его прикладом.
   Ненавижу.
   Их гортанный акцент, их пропахшую нефтью страну… Кажется, маслянистая жидкость сочится здесь прямо из под земли. Мерзкая, вонючая отрава! Это ради неё мы положили с утра едва ли не треть взвода…
   Пленных загнали в спортзал поселковой школы. Там уже было человек сто. В основном – женщины, дети, старики. Те, кто не смог или не пожелал эвакуироваться.
   – Это все? – уточнил лейтенант.
   – Остальные сгорели вместе с заводом.
   – Какие жадные люди. У них так много нефти, а они не хотят делиться. Мы бы и заплатили…
   Никто не улыбнулся шутке.
   – Пятнадцать минут на отдых и кормёжку, – подвел итог лейтенант.
   – Что с пленными? – уточнил я.
   – Туго соображаешь, Райан?
   – Гражданских отпустим, а тех возьмём в Гечсаран?
   – Тащить с собой вонючих придурков? В штабе полно этого добра…
   Келли и дюжий мексиканец из второго взвода прикатили откуда-то целую бочку нефти.
   – Пусть знают, нам чужого не надо, – усмехнулся лейтенант.
   Бочку опрокинули в спортзале. Выбили пробку и чёрная, маслянистая жидкость растеклась по деревянному полу. Толпа испуганно залопотала по своему, теснясь в углы. Женский голос тонко вскрикнул, когда Юсуф, весёлый чикагский ниггер появился в дверях с «хелл-спарком» на плече…
   Я отошёл и сел под акацией.
   Плотно обхватил голову ладонями. Только это не помогло. Все равно услышал.
   Терпел целую минуту.
   Поднял М19, оттолкнул Келли и Юсуфа. Распахнул стальную дверь. Горячим воздухом обожгло лицо. Там, внутри метались фигуры. Уже не мужчины, женщины, дети – объятые огнём комки плоти. Они кричали и бились о каменные стены. Они до сих пор были живы…
   Я вскинул автомат и вдавил спуск.
   Один магазин. Второй…
   От жара перехватывало дыхание. Кажется, волосы и одежда на мне тлели.
   Но я не чувствовал боли. Я стрелял. Пока меня не оттащили от дверей…
 
   Дернулся и открыл глаза.
   Всего лишь сон.
   Протянул руку к столику. Отвинтил крышечку бутылки и сделал огромный глоток минеральной воды. Тепловатой и противной на вкус…
   Сердце ещё колотилось. Тусклое дежурное освещение казалось отсветами дальнего зарева…
   Я повертел в руках пластиковый стакан. Его краем можно перерезать вены. Только это долго. Они заметят.
   Привяжут к койке и опять вколют какую-нибудь дрянь…
   Я поставил стакан на место.
   Взбил подушку кулаками. Лёг…
   Бедная, наивная девушка Таня с биочипами в мозгах. Ты так боялась, что Ад прорвётся через Врата между мирами.
   А он уже здесь.
   Созданный людьми.
   И я – один из его винтиков.

Глава 25

   День начинался пасмурно. Мелкий дождик окропил московские улицы. Облака ползли, едва не цепляя крыши высоток.
   Но в машине было тепло.
   Старенькая «тойота» кружила по центру города. Вероятно, уже с четверть часа. Так будто заблудилась.
   МакДональдс на Красной площади. Памятник Ельцину на Лубянке. Роскошный бордель «Охотный Ряд»…
   – У нас что, туристическая прогулка? – хмуро спросил я.
   – Вы договорились встретиться в центре, – усмехнулся Алан, – А места он пока не уточнил.
   – Умный… И как это он вам поверил?
   – Не нам. А тебе.
   – Использовать чужой голос и лицо – фу, как некрасиво… Могу я хоть узнать, кто он?
   – Узнаешь… – Алан дёрнулся, поправляя наушник, – Есть… – и скомандовал водителю, – Давай на Тверскую.
 
   Даже после всех потрясений Москва – немаленький городок. Около трёх миллионов жителей – включая две сотни тысяч обитателей Развалин.
   Земля тут сильно упала в цене. Пожары освободили изрядный кусок кварталов.
   Но конечно, самые бойкие места – в центре.
   Правительство Гусакова это знает и идёт навстречу инвесторам…
   Когда-то Пушкинскую площадь использовали нерационально. Маячил там одинокий поэт на постаменте.
   Теперь площадь вокруг стала огромным холлом. Бронзовый памятник оказался аккурат напротив главного входа, среди киосков «фаст-фуда». А над ним выросла двадцатиэтажная громадина – магазины, рестораны, сауны, игровые залы – то, что вместе именуется торгово-развлекательным комплексом «Пушкин-PLAZA».
 
   «СЮДА НЕ ЗАРАСТЁТ НАРОДНАЯ ТРОПА!» – горела вдоль фасада яркая вывеска.
   Я вошёл через боковые двери. Вид у меня был приличный – новые куртка, кепка, джинсы. Охранники лишь скользнули равнодушными взглядами.
   Тут всегда многолюдно. Но бездомных отсеивают ещё на входе. Сейчас ещё ничего, а зимой многие из бывших москвичей пытаются проникнуть внутрь. В «Пушкин-PLAZA» – тепло и можно долго гулять, маскируясь под покупателя. Или просто сидеть на скамеечке в холле.
   На одну из таких скамеечек я и опустился. Рядом гудела компания темнокожих морпехов. Эти любят отдохнуть у памятника знаменитому ниггеру.
   Я зевнул.
   Чувствую себя куда лучше. Хотя голова до сих пор кружится…
   Сколько мне тут маячить?
   Паршивое дело – чувствовать себя приманкой. Да, именно так – бестолковой наживкой…
   «Что мне делать?»
   «Ничего. Отдыхать. Сидеть или гулять по холлу…»
   Я глянул на моби-браслет. Половина десятого.
   В гробу видел ваш «отдых». Особенно с таким украшением на запястье…
   «Это для страховки, Дэнни. Уж извини. Контроль местоположения, запись. А если вздумаешь его снять или скрыться – ты сам понимаешь… Десять грамм пластида – достаточно, чтоб тебе оторвало руку…»
   Угу, понимаю. Шок, кровопотеря… Далеко я не убегу. Меня спасут, мать их! И уж тогда за меня возьмётся «добрый» дедушка Михалыч…
   Я поёжился. Встал, купил стакан воды.
   Опять приземлился на скамеечку у бронзового Пушкина.
   Морпехи допили пиво и развязной толпой двинулись к выходу. Стало куда спокойнее.
   Я глотнул минералки и закрыл глаза.
 
   Летнее утро.
   Дом посреди сада – большой и красивый. Издали похожий на яркую, праздничную картинку. А если подойти – так здорово ощутить шершавую поверхность белого кирпича…
 
   Сегодня под утро мне опять это приснилось. И как всегда, осталось удивительное чувство – трудно передаваемое словами. Покой, надежда. Мягкое прикосновение чего-то тёплого…
   Когда вошёл Алан, всё исчезло. И теперь я пытался вспомнить то чувство. Идиотское занятие для почти тридцатилетнего отброса, у которого впереди ничего не будет…
   – Здравствуй, Денис.
   Я вздрогнул и открыл глаза.
   Передо мной стоял отец.
 
   Мы молча смотрим друг на друга. Целую вечность. Но скорее всего – долю мгновенья.
   Я успеваю в мельчайших подробностях разглядеть его бороду – вероятно фальшивую. Тёмные очки в тонкой серебряной оправе. Костюм от «версаччи». И лёгкий кейс в правой руке. Всё, что вместе составляет заурядный образ среднеевропейского бизнесмена…
   А ещё с болезненной ясностью понимаю, зачем я понадобился Алану – целый и относительно невредимый. И кому эти твари звонили от моего имени…
   Отчаяние подкатывает к горлу. Вырывается сдавленным хрипом. Я роняю стаканчик с минералкой. Зажимаю моби-браслет рукой и шепчу:
   – Уходи! Это ловушка!
   Уже поздно. Они слышали его голос. И конечно, в холле есть люди Алана. Но по-другому я не могу.
   – Уходи! – твержу, как заклинание.
   Почему он стоит? Крикнуть, первым броситься к выходу? Что ещё я успею, прежде чем взорвётся браслет?
   Глухой звук – как от падающего тела. Я резко поворачиваю голову.
   И правда, толстяк упал с соседней скамейки. Да так остался лежать – с зажатым с пальцах бутербродом. Его спутница вяло откинулась на подлокотник. Из накренившейся бутылки льётся кока-кола – ей на джинсы. Но девушка даже не шелохнётся.
   Странное творится не только на ближней скамейке.
   Везде вокруг памятника, люди медленно оседают – будто сморенные крепким сном. Продавец хот-догов ложится на прилавок, роняя сосиску. Ловкий терьер подхватывает её. И валится, сжимая добычу в зубах – рядом с хозяйкой.
   Я вскакиваю.
   Невидимая волна пробегает по холлу. В радиусе десяти метров все отрубились!
   Все, кроме нас. Хотя мы в самом центре…
   Я гляжу на моби-браслет – экран пульсирует красным.
   Вот он, источник!
   Алан подстраховался. Но что-то пошло не так…
 
   – Туда! – киваю отцу.
   Слабый, крохотный шанс.
   Выходы перекрыты. Значит, один путь – наверх. Там, на крыше – вертолётная площадка.
   Мы мчимся к дверям лифтов. Охранник бросается наперерез. И будто спотыкается. Сползает по стене тяжёлой тушей. Рядом без крика валятся посетители.
   Браслет продолжает действовать!
   – Спасайтесь! Газ! – ору я на весь холл. Начинается паника. Крики, визг… Вне пределов мёртвой зоны люди мечутся и бегут к выходам. Сталкиваясь в дверях с типами в штатском.
   Я отбираю у охранника пистолет и карабин. Мы перешагиваем через тела у лифта и ныряем внутрь. Жму кнопку. Створки сходятся. В этот миг по нам начинают стрелять. Кажется, работают снайперы. Целятся по ногам. Пуля пробивает мою штанину и слегка царапает кожу.
   Мы нужны им живые.
   Лифт идёт вверх.
   А главная удача – в том, что имплантов до сих пор нет. Кто-то их здорово отвлёк в другом месте?
   Тогда, у нас – несколько секунд. Прежде, чем на центральном пульте сообразят в чём дело.
 
   Я смотрю на отца и отвожу взгляд. Когда-то во сне я разговаривал с ним и мамой – каждую ночь. Теперь он – рядом. И мне нечего сказать…
   Интересно, помнит он дом из белого кирпича? Целая вечность прошла…
   А спустя семь лет отец получил американский грант. Очень щедрый и выгодный – с намёком на ПМЖ и будущее гражданство. В институте тогда давно ничего не платили…
 
   – Это было глупо.
   – Что? – спрашивает отец.
   – Приходить сюда. Не догадаться, что это ловушка.
   – Ты меня позвал.
   – Нет! Это все они устроили. Твари! Я и понятия не имел… – дьявол, какие-то не те слова. Мы же не виделись пятнадцать лет. И Болхов не в счёт.
   – Я пришёл за тобой, Денис.
   Сердце у меня замирает от жалости. Как можно быть таким наивным – в этом зубастом мире?
 
   – …Перестань. Вот и маму довёл до слёз.
   – Не хочу уезжать!
   – И мы не хотим. Но ты – взрослый мальчик. Должен понимать. Тут мы никому не нужны.
   – Значит, мы больше не вернёмся?
   – Когда-нибудь, обязательно. Я тебе обещаю, Денис!
 
   Табло высветило «9».
   Пора.
   – Пригнись, – сказал я. И выстрелил из карабина в крышу лифта – туда, где должен быть технический люк.
   Удар прикладом. Готово. Калибр 23 мм имеет свои преимущества.
   Я первым выбрался наверх. Подал руку отцу. В шахте тускло горело дежурное освещение. Лифт продолжал двигаться.
   Ага, вот лесенка. А вон – дверца!
   – Брось, кейс, – поморщился я, – Или там что ценное?
   – Не очень, – ответил отец. Чем-то щёлкнул и кейс рассыпался. Осталась лишь ручка и то, что именуется пистолет-пулемёт «шелест» – из керамики и прессованного пластика. Ни один металлоискатель его не обнаружит. Раньше я видел такой лишь на фото – в обширном «русском» досье Брэдли.
 
   Перебрались на лесенку. Вжались в стену, пропуская лифт.
   Выстрел картечным боеприпасом и дверца в шахте поддалась.
   А лифт обрушился вниз – стремительно набирая скорость. Мы едва успели нырнуть в узенький коридорчик. Я шёл вторым и меня чиркнуло по подошве – будто ножом срезало кусок. Испортили обувь, гады.
   Впереди – служебные помещения. Патроны в карабине ещё есть, поэтому замки – не преграда…
 
   Я украдкой бросаю взгляд на отца. Для гражданского он хорошо держится.
   Как и тогда…
   Он ведь, на самом деле, хотел вернуться в Россию. Отказался продлевать контракт. И с кем-то раздраженно говорил по телефону.
   Я, сопляк, не понимал. А сейчас всё сложилось в логичную картину.
   Его пытались остановить. Методы у них были. Подбросили мне в школьную сумку героин. Неделю мурыжили в участке. Только что-то не срослось. И выпал единственный вариант…
   Потом в обгорелом «форде» полиция нашла остатки самодельной мины. Через месяц, русский «бандит» во всём сознался и удавился. Прямо в камере.
   Алан солгал. Война началась не с бомбёжек Москвы. Куда раньше…
 
   Fuck!
   Последняя дверь за которой выход на крышу «Пушкин-PLAZA» – вполне сравнима с банковской. Её мы не осилим.
   Я вспоминаю схему здания из «московского» досье.
   – Туда!
   Сворачиваем налево.
   Выстрел.
   Есть!
   Мы – снова в ярко освещённом холле. А лестница наверх – там!
   Плохо, что возникли осложнения. Визжащие посетители элитного ресторана «ДАНТЕС» – не в счёт. Толпа охранников с «помповыми» карабинами – более существенно. Откуда их столько набежало?
   «Подарок» Алана уже не работает. Надеяться можно только на себя. А ещё на керамические пули «шелеста» и боеприпасы калибра 23 мм.
   Разлетаются брызгами стеклянные витражи. Россыпью дырок берутся сосновые панели. Хорошо, что картечные заряды почти не дают рикошетов.
   И здорово, что не все они летят мимо.
   Перезаряжать некогда. Вечная беда систем с подвижным цевьём… Проще взять оружие с трупа.
   Я успеваю сменить два карабина, прежде, чем мы выбираемся на крышу.
   Свежий ветер бьёт в лицо. Можно расслабиться и подумать о чём-то приятном.
   Тем более, что спешить некуда.
   Вертолётов нет…
 
   – Сюда! – хрипло говорю я.
   Из-за вентиляционной трубы можно контролировать выход на крышу. А с тыла нас не обойдут. Позади – бортик и двадцатиэтажная высота. Отсюда отличный вид на Москву. И хорошая позиция для последнего боя…
   Он будет коротким.
   Пара зарядов в карабине. Плюс «макаров».
   Тихий голос отца:
   – Прости, Денис – я виноват перед тобой и мамой.
   – Неправда. Ты сдержал обещание.
   Времени слишком мало, чтобы тратить его на семейные разборки.
   Лучше вдохнуть по-осеннему холодный воздух. Глянуть в небо. Это хорошо, что нет солнца. Так легче. Облака – низкие, тяжелые. Большая чёрная птица кружит, почти их касаясь. Плохо, что я не могу летать… Всё что я умею – убивать и самому оставаться в живых. Но второе – уже не актуально.
 
   – Сколько у тебя патронов?
   – Три, – ответил отец.
   У «шелеста» – указатель боекомплекта. Удобная вещь…
   Что ещё у нас есть? Я глянул на моби-браслет. Его экранчик матово темнел. Сломался?
   – Всё таки странно…
   – Что?
   – Почему нас эта гадость не вырубила?
   – Точка флуктуации, Денис. Мы там были.
   Я поднял на него глаза – отец казался удивительно спокойным.
   – А ещё Алан грозил, что взорвёт браслет… Десять грамм пластида. Наверное, обманул. Иначе, уже взорвал бы…
   – Думаю, он пытался, – кивнул отец, – Но у него не вышло.
   Легонько коснулся браслета. И тот ветхими крошками осыпался с моего запястья. Я потрясённо моргнул.
   – У нас мало времени, Денис.
   – Да…
   Нарастающий гул полицейских вертолётов. Топот шагов по лестнице. Скоро здесь будет многолюдно. А патронов не хватит и на минуту…
   Отец сунул «шелест» в просторный внутренний карман пиджака. Снял и положил туда же очки. Встал во весь рост. Пытливо на меня глянул:
   – Дай руку, Денис. У нас должно получиться.
 
   Это похоже на бред. На «окопный» психоз…
   Я роняю карабин. Медленно заставляю себя выпрямиться. Тянусь к отцовской ладони.
   В это мгновенье, мир раскалывает грохотом и огнём. Вертолёт возникает из-за ближней высотки. Пулемётные очереди взметают по крыше пыль и бетонные брызги, срезают верхушку вентиляционной трубы. А из дверей уже бегут фигуры в штатском. Гулко хлопают газовые гранаты.
   Только один путь ещё свободен – двадцатиэтажная бездна за спиной.
   Мы вскакиваем на бортик. Хватаемся за руки. И вместе шагаем в пустоту.
 
   Время цепенеет.
   Я оборачиваюсь.
   Клубы слезоточивого газа кажутся нарисованными. Типы в штатском – будто примороженные. Только пули упорно клюют рядом бетон. И одна из фигур мчится в нашу сторону гигантскими прыжками.
   Я узнаю Михалыча.
   Вырываю из кармана пистолет – так, что бумажными клочьями расползается материя куртки. Несколько раз жму спуск. Девятимиллиметровые «шмели» летят импланту в голову.
   Он легко уклоняется. В последнем, длинном прыжке вскидывает М19. И мчится к нам быстрее, чем мы проваливаемся сквозь вязкий, отяжелевший воздух.
   Целится он не в меня.
   Я успеваю это понять. Успеваю рвануться в загустевшей пустоте. И встретить грудью предназначенную отцу очередь.
 
   Удар. Тьма.
   Ветер свистит в ушах.
   «Двадцать этажей… Мозги раскидает по асфальту.»
   Но земля оказывается неожиданно близкой и мягкой. Мы катимся вниз травянистым склоном.
   А потом я теряю сознание…
 
   Чья-то ладонь легла на лоб. Это приятно.
   Рядом звучали голоса:
   – … До Луховицы – не довезём.
   – Таня говорила, под Егорьевском есть резервная точка…
   Я поднял веки. Меня плавно покачивало. Кажется, я – в крытом кузове машины. Лежу на чём-то удобном. Боли не чувствую. А в груди – словно кусок льда. Засел там, мешает глубоко вздохнуть. И противный, солёный вкус крови во рту…
   – Дай ему ещё анестетика, – голос отца.
   Майя склонилась с инъектором. Глаза у неё – красные, будто она недавно плакала. Осторожно закатала мне рукав…
   «Не надо!» – озвучить не могу. Только мысль трепыхнулась мотыльком. К дьяволу, забытьё! Хочу видеть их лица. Даже если вернётся боль.
   Они не могли меня слышать. Но отец тронул Майю за плечо:
   – Обожди…
   Мы с ним глянули друг на друга. Разговаривать можно и без слов.
   «Хвоста» нет?»
   «Хвост» остался в Москве.»
   «Уроды с чипами в мозгах… Ты им сильно досадил, папа?»
   «Просто знаю, как их победить.»
 
   Я чуть повернул голову. Там, сзади проплывала зелень. Лесная дорога?
   Обидно. Вокруг была свобода и свежий ветер, а всё, что мне доступно – узкий зазор между краем кузова и тентом.
   Мир сжался почти в точку… Но это – точка флуктуации.
   Им не удалось нас остановить.
   Меня, отца, Майю. Смешную девочку Ксюху. База, Инютина, Султана. И ещё многих других…
   Не героев.
   Обычных людей. Которые верили, помнили и любили.
   Иногда, этого хватает, чтобы удержать мир на краю.
 
   «Потерпи, сынок. Скоро приедем.»
   «Нормально…»
   Машину подбросило на колдобине. А я вдруг взлетел. Увидел со стороны своё пробитое пулями тело, потемнелую от крови куртку. Остановившиеся зрачки…
   Майя вскрикнула. Но я ничего не услышал.
   Поднялся выше тента…
   Там, внизу – старенький «Урал» трясётся по лесной дороге.
   Здесь – яркие лучи бьют в просветы между облаками. И ветер подхватывает мои крылья. Несёт меня высоко-высоко…
   Деревья сливаются в сплошной ковёр. Рядом отдельные лоскуты в тёмных росчерках – вспаханные поля. И бескрайние, заросшие сорняком просторы.
   Я могу увидеть эту землю – мою страну. Огромную, растерзанную. От крымских берегов до чухонских пристаней, от Киева до сожжённого Омска.
   Я могу увидеть её всю.
   Или опуститься ниже, различить отдельный стебелёк на краю воронки…
   Отыскать сад над рекой. И посреди него дом из белого кирпича – большой и красивый…
 
   Мне шесть лет. Друзья отца оставили нам дачу – на целый месяц. Удивительный, пронизанный солнцем август. Малинник кажется мне джунглями… Внизу течёт медленная, спокойная река. Мы уже ходили с отцом на рыбалку. Ловили карасей – крупных, золотистых.
   От реки тропинка ведёт к дому. Когда вырасту – построю себе такой же… Я иду вокруг, касаясь нагретых, шершавых стен. Уют и покой вливаются в меня с каждым прикосновением.
   Зелёные ставни распахнуты. Солнечные лучи играют, отражаясь в окнах.
   – Дениска! Ты где?
   – Здесь, мама! – бросаюсь на голос.
   Я – мальчик в линялой футболке и шортах.
   И я – чёрная птица в небе…
   Мальчик бежит к крыльцу. Обнимает светловолосую женщину в ситцевом платье. Чувствует тепло её ладоней.
   А птица ловит крылом ветер, несется над лесом и камнем падает вниз, к «Уралу» на битой колее. Проваливается сквозь брезент, летит к неподвижному телу…
   Красноватая тьма.
   Гулкие удары в висках. Неужели это моё сердце?
   – Держись, – голос отца, – Не сдавайся!
   «Не дождутся», – я открываю глаза.
   Майя всхлипывает. Её слёзы капают мне на лицо. Вот, глупая…
   – Ничего, – успокаивающе шепчу.
   Всё будет нормально.
   Будет хорошо…
   Теперь, когда я вернулся домой.