Страница:
... А из других дверей, счастливо улыбаясь и щурясь от яркого тропического солнца, выходили старые художники, на чьих похоронах Мика когда-то присутствовал.
... За ними шли МЕРТВЫЕ писатели – их книжки иллюстрировал Мика...
... МЕРТВЫЕ актеры, с которыми играл на бильярде в Доме кино, а потом, совсем недавно, читал посвященные им некрологи...
... Вышли двое МЕРТВЫХ приятелей-кинооператоров. Один скончался в полной нищете уже год назад, второй – совсем недавно...
... Радуясь солнцу, вышел МЕРТВЫЙ сосед по ленинградскому дому – крупнейший физик-теоретик из знаменитого Института Иоффе... Не пригодился он новому времени рыночных ларьков и повальных распродаж и то ли покончил с собой, то ли сам умер...
– Мамочка!!! Миля-а-а!.. Папа! Папуля!.. Лаврик!.. Ребята!.. Левушка-а-а!!! – кричит Мика во весь голос...
... Но все чем-то очень заняты, никто на Мику не обращает внимания...
Только один Альфред намертво вцепился в его руку – ни на секунду не отпускает, дергает Мику, шепчет:
– Ну, успокойся, Микочка... Открой глаза, Мика... Хочешь водички попить?
Мика открыл глаза, лицо горит, мокрое – не то от пота, не то от слез. В глотке все пересохло.
Альфред сидит рядом, стакан с водой протягивает:
– Попей водички, попей...
Мика отхлебнул пару глотков, отдышался, спросил Альфреда:
– Ты видел?
– Да.
– Ты до какого места досмотрел? – спросил Мика.
– До того, пока ты не начал кричать...
Мика сделал еще глоток из стакана, попросил Альфреда:
– Не уходи в ту комнату... Пожалуйста. Ложись здесь, в кресле. Хорошо?
– Конечно... Не бойся. Я не уйду.
Мика покрутил носом, но промолчал. Только посмотрел за окно, где по балкону барабанил холодный осенний дождь.
– Покойники всегда снятся к перемене погоды, – заметил Альфред. – Ты принял эту желудочную таблетку?.. Как ее?.. «Антру»?
– Да.
– Пока ты спал, а я варил овсянку, звонила Хайди. Хотела заскочить к нам после работы.
– С тех пор как мы получили постоянную визу и переехали сюда, в Нойеперлах, это желание посещает ее все реже и реже. Ты заметил?
– Ни виза, ни переезд тут ни при чем. Все гораздо проще, – усмехнулся Альфред. – Ослаб интерес к «экзотике». Ты помнишь, чего мы только поначалу не делали из авокадо? И с луком, и с креветками, и с майонезом, и с яйцами... То так, то сяк. А теперь мы о нем даже не вспоминаем. Приелось... Но главное, – прости меня, Микочка, – к тебе ослаб общественный интерес. И ты стал намного меньше зарабатывать. А Хайди – дама очень на это дело чуткая. Как, впрочем, и ее Пусси...
– Что за «Пусси»?.. – спросил Мика.
– Хайдина кукла. Она же только для посторонних – «кукла». На самом-то деле она настоящая Хаусгайстерин! Ну, если по-русски, так Домовая, что ли?.. Или Домовица?
– Черт ее знает... Наверное, Домовица...
– Короче, как я, – сказал Альфред. – Рожденная ВООБРАЖЕНИЕМ.
– Так ты все-таки огулял ее? – поинтересовался Мика.
– А как же?! Естественно! Только я бы сменил акценты: все произошло точно так же, как у тебя с Хайди... Основная инициатива исходила, если ты припоминаешь, не от тебя... Это она заставила тебя хотеть ее! А я мечтал попробовать ТО, что ты обычно делал с барышнями!.! Поэтому я и просил тебя тогда взять меня с собой к Хайди, когда почувствовал, что в ее доме есть Существо, похожее на меня. Только женского рода... Модель моих отношений с Пусси была совершенно идентичной вашим отношениям с Хайди...
– Неудивительно. Ты – часть меня, твоя Пусси – часть Хайди.
– Одно время я думал, что Пусси – худшая часть Хайди...
– ...а потом понял, что они стоят друг друга? – улыбнулся Мика.
– Да... Мне очень не хотелось тебя огорчать.
– Могу похвастать, Альфредик, я понял это значительно раньше тебя. И помалкивал из тех же соображений – не хотелось травмировать тебя в твоем Первом Мужском Опыте. Мало ли... А вдруг ты ограничился бы только лишь платонической влюбленностью?..
– Держи карман шире, – нагло сказал Альфред. – Даже если я и был бы так наивен, то должен тебе доложить, что Пусси в первую же минуту нашего знакомства воткнула в видик порнуху и стащила с меня джинсы...
– Можешь не продолжать. Это я все уже проходил с Хайди. Кстати, что ты ответил на ее звонок?
– Сказал твоим голосом, что мы улетаем в Ленинград. Мика, это верно, что Ленинград теперь стал Санкт-Петербургом?
– Да. Но Хайди может позвонить в любой другой день, и окажется, что я сижу в Мюнхене...
– Можешь не волноваться – мы действительно завтра вылетаем. Я уже даже заказал билеты в «Аэрофлоте». Тоже твоим голосом.
– Ты с ума сошел?! Может быть, следовало посоветоваться со мной?
– Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть!.. – спел Альфред. И примирительно добавил: – Шутка. Тебе нужно поговорить со Степаном. Мне тут в голову пришла одна идейка...
– Со Степаном я могу поговорить и по телефону!
– Не можешь, – возразил Альфред. – Я прочитал в «Зюддойчецайтунг», что бундестаг разрешил БНД, Бундес Нахрихтен Динст – ихнему КГБ, прослушивать все телефонные разговоры иностранцев, проживающих в Германии, и снимать копии их факсов!..
– Не мели глупостей! Немцы до отвращения экономны и расчетливы, они не посадят армию идиотов с наушниками, чтобы круглые сутки слушать бездарную трепотню полунищих еврейских эмигрантов о том, как они прекрасно жили у себя в Жмеринке и как у них там было «все схвачено»!
– И ты прав, Мика! Именно поэтому немцы в «подслушке» используют компьютерную программу, куда введены всего несколько десятков наиболее употребляемых слов из обезьяньего словаря наших бандитов и достаточно скудного лексического списка русских «деловых». Как только одно такое слово произносится по телефону или мелькнет на факсе, бээндешный компьютер срабатывает и автоматом включает запись. А уже потом разбирается... И не нужно сидеть в наушниках двадцать четыре часа в сутки.
– Что ты задумал, Альфред? – строго спросил Мика.
Но Альфред даже внимания не обратил на жесткость Микиного тона. Сам спросил Мику, вкрадчиво и тихо, почти полушепотом:
– Сколько лет тебе снится этот теплый тропический остров в Тихом океане?
Мика посмотрел в окно, за которым уже стояла холодная, мокрая осень.
– С детства. Это моя старая детская несбыточная мечта, Альфред...
– Послушай меня внимательно, Мика. Несбыточность мечты – безумно вредная штука! Особенно в пожилом возрасте. Давай, Микочка, продлим себе жизнь – КУПИМ ТАКОЙ ОСТРОВ.
У Мики чуть Глаза не полезли на лоб!
– Ты спятил?! Это же миллионы долларов!..
Но Альфред уже не слышал Мику – он просто продолжал свою мысль:
– Сегодня ночью, когда ты снова заснул после НАШЕГО СНОВИДЕНИЯ, я подумал: почему только сон?! Почему только во сне может прилетать неведомый самолет и из него на остров должны выходить уже МЕРТВЫЕ люди? Почему?! Почему нам с тобой не купить такой остров, чтобы туда прилетали настоящие самолеты с моторами и привозили бы туда ЕЩЕ ОСТАВШИХСЯ В ЖИВЫХ талантливых, мудрых и интеллигентных стариков – гордость нации?.. Мы бы построили для них те белые домики, и в них они жили бы так, как это хочется им, а не государству, в котором они вынуждены умирать... Давай попробуем их спасти, Мика!..
– Ты что, сбрендил?! Ты слышишь, что ты говоришь?! Это же десятки миллионов долларов!!! А у нас с тобой осталось двенадцать тысяч марок, восемьсот долларов и копеечная пенсия в Ленинграде! Нужно мыслить реально. Ты просто не в своем уме, Альфред!
Альфред в упор посмотрел на Мику, сказал со сдержанной яростью: :
– Я и в СВОЕМ, и в ТВОЕМ уме, Мика. Несмотря на некоторую мою инфернальность, я размышляю значительно более реально, чем ты! У меня даже есть потрясающе могущественный спонсор и исполнитель.
– О ч-ч-черт! Час от часу не легче. Кто этот психопат?! Кто этот «спонсор» и «исполнитель», отвечай немедленно!
– Ты, Мика.
– ...я почти все рассчитал... – говорил Альфред. – Кроме некоторых деталей, но они должны проясниться в дальнейшем процессе. Пока нам нужен счет в любом серьезном банке. Желательно – подальше от Европы. И естественно, никаких имен и фамилий. Я не знаю, как это делается, но мне известно, что такая практика существует.
– Откуда это тебе известно? – раздраженно спросил Мика.
Он был дико зол на Альфреда и в основном на самого себя.
В какой момент он отпустил вожжи и позволил этому паршивцу Альфреду уговорить себя черт знает на что!
– Откуда тебе известны всякие банковские дела, мать твою за ногу?! Чтоб не сказать хуже...
– От Пусси, – спокойно ответил Альфред. – Она традиционно-национальным образом заложила свою Создательницу, твою подругу Хайди, рассказав мне, что та хранит больше ста тысяч долларов в Швейцарии именно на таком счете. Ни имени, ни фамилии. Только какой-то секретный код, и все. Так она спасает от налогов деньги, которые отсудила у своего мужа после развода.
– Много твоя Пусси знает!.. – с презрительным недоверием пробормотал Мика.
– Про деньги – все! – сказал Альфред, не обращая внимания на Микин тон. – Она ни про что другое не знает ни хрена, а про деньги... У Пусси два божества, которым она истово поклоняется: Долли Бастер, эта порнозвезда с тощими цыплячьими ляжками и гигантской силиконовой грудью, без которой не обходится ни одна телепрограмма Германии, и ДЕНЬГИ! Говорить Пусси может только об ЭТОМ САМОМ и о ДЕНЬГАХ!
– Как и Хайди... – пробормотал Мика.
Подкатила стюардесса с валютным «баром» на колесиках.
– Ничего не хотите у нас приобрести? – спросила она у Мики.
– Не пей, Микочка... – умоляюще прошептал Альфред, невидимо зависнув между иллюминатором и Микиной головой.
– А что у вас есть? – не обращая внимания на Альфредовы мольбы, спросил Мика.
– Все! – гордо сказала стюардесса, с интересом разглядывая пожилого красивого мужика в дорогой замшевой куртке. – Шотландское виски, английский джин, голландские ликеры, французские коньяки...
Мика привстал из кресла, сам проглядел все бутылки.
– «Курвуазье», пожалуйста...
– Сорок два доллара, – предупреждающе заметила стюардесса.
– ...и вот эту пластмассовую фляжечку «Гордон-джина». Сколько в ней?
– Ровно пятьсот граммов.
– В самый раз. Тоник и лед, пожалуйста. Да... у вас нет ли «Карлсберга»?
– Только баночный.
– Превосходно, баночку «Карлсберга» и чистый стаканчик.
– Вы будете пить джин с пивом? – спросила стюардесса, чтобы подольше задержаться у этого кресла.
Уж очень ей понравился этот пожилой мужик!
– Нет, это я для приятеля, – улыбнулся ей Мика.
Стюардесса никого не увидела рядом, посчитала Микин ответ шуткой и рассмеялась. Она пощелкала на маленьком изящном калькуляторе и достаточно призывно заглянула Мике в глаза:
– Сорок девять доллларов.
Мика расплатился. Стюардесса с сожалением покатила свой «бар» обратно во второй салон.
– Ты же обещал мне не пить! – разозлился Альфред. – Ты ставишь под угрозу начало крупного, я бы сказал, святого дела!.. При твоем гастрите и предрасположенности к язве...
– Заткнись, умоляю! – рявкнул на него Мика. – А то я открою аварийную дверь и выйду. Мы пролетаем сейчас над Варшавой, а у меня там куча друзей! Я не могу на трезвую голову воспринимать твои бредовые проекты...
– Но зачем столько?! – Альфред показал на бутылки.
– Коньяк – Степке, джин – мне, а «Карлсберг»... Отгадай – кому?
Несколько месяцев тому назад Альфред впервые в своей полуреальной жизни попробовал пару глотков пива «Карлсберг», и оно ему безумно понравилось!
... Спустя полчаса невидимый Альфред сидел у Мики на коленях и прихлебывал свой любимый «Карлсберг», а Мика тянул сильно разбавленный тоником и льдом «Гордон-джин».
Того, что кто-то из пассажиров, направлявшихся в хвостовой туалет, увидит Альфреда, Мика не боялся. Этого не дано никому! А вот плавающий в воздухе прозрачный пластмассовый стаканчик с пивом приходилось все время прикрывать газетой «Час пик».
– То, что ты предлагаешь, – это чудовищно... – тихо сказал Мика.
Расцеловались, оглядели друг друга. Степка был в дорогом костюме, в крахмальной рубашке с модным галстуком. Да и физиономия не такая отечная, как в их последнюю встречу.
– Прекрасно выглядишь, Степан, – с удовольствием сказал ему Мика.
– Ну, ты-то вообще!.. Я б тебе больше полтинника и не дал бы! Тебе, Мишка, Германия так к лицу... Бабы, наверное, все в отпаде?
Потом, уже дома, раскрыв настежь все форточки, чтобы избавиться от застойной нежилой затхлости, они традиционно сидели на кухне за бутылкой, и Мика с трудом пытался объяснить Степану причины своего внезапного появления в Ленинграде.
С трудом, потому что уже давно разучился говорить неправду. Особенно, как это приходится делать сейчас, ради достижения заранее намеченной цели, о которой в этом разговоре нельзя упоминать.
– Понимаешь, Степаша... – выдавливал из себя Мика, проклиная Альфреда, спрятавшегося в кабинете. – Я получаю грант в их Союзе художников, они оплачивают мою квартирку, страховку медицинскую... (Пока, слава Богу, шла правда...) Налоги я не плачу – там сейчас для меня работы нет...
– Ну так все равно неплохо?! – сказал Степан. – За тебя!
– Будь!.. – Мика приподнял свою рюмку, но пить не стал. – А вот где-нибудь издадут мой альбомчик карикатур или закажут иллюстрации (начиналось самое главное вранье!..), куда им деньги переводить? В Германии очень отлаженная финансово-банковская система – запросто узнают, что я еще где-то прирабатываю!.. Могут и гранта лишить... (Опять правда чистой воды...) А это худо-бедно – восемьсот марок ежемесячно. Только-только на еду и на самое необходимое. Или «квартирных» лишат. Двухкомнатная живопырка, вполовину этой, а тысячу двести в месяц – не греши, отдай!
– Ты мне в долларах говори, я в марках ваших не очень-то...
– Ну, долларов семьсот примерно.
– Ничего себе! Будь здоров, Мишаня... – Степа выпил.
– Спасибо, – сказал Мика. – Вот я и подумал: может, где-нибудь еще открыть счет? Без фамилии и имени. От Европы подальше.
«Какой же мощный стервец этот Альфред! – мелькнуло у Мики в голове. – Надо же как надрессировал меня, сукин сын!..»
– Ну и правильно! – сказал Степан. – На хрен ты мне все это объясняешь?! Сейчас уже поздно, а завтра с утра я поговорю с хозяином и сделаем все в лучшем виде: в любом банке мира откроем тебе счет-инкогнито на предъявителя спецкода, и ни одна собака не узнает, чьи это деньги, сколько их и от кого они появились. И ты сможешь ими оперировать так, что комар носа не подточит. Если у тебя нет конкретных пожеланий, рекомендую «Чейз-Манхэттен-банк». Это нам вообще раз плюнуть! Мы с ними очень сильно повязаны...
Мика почувствовал, как по кабинету в восторге заметался Альфред. «Фантастический слух у авантюриста!!!» – подумал Мика и вежливо спросил у Степана:
– Как дома?
– Да малость подналадилось... А вот на работе – чепэ... Позавчера нашего зама по экономике грохнули. Ты его, наверное, помнишь – бывший секретарь обкома партии по пропаганде Михайличенко...
– Нет. Не помню.
– Две пули в грудь и один контрольный выстрел в голову. Среди бела дня. Как говорится, на глазах у изумленной публики... И знаем, кто «заказал», и знаем, что за этот «заказ» семьсот пятьдесят штук «зеленых» уплачено, а выйти на «исполнителя» не можем! Принимать аналогичные меры? Ответные?.. Тогда на кой хрен нужна охранная структура?! Тогда нужно набирать «исполнителей» и объявлять войну конкурентам. Вроде бы несолидно. И Михайличенко жаль чисто по-человечески. Такой мужик был грандиозный – полмира мог вокруг пальца обвести! Жучила, каких свет не видел.
– Неужели за это... За то, чтобы пришить вашего зама, заплатили семьсот пятьдесят тысяч долларов?! – растерянно спросил Мика. – С ума сойти!..
– Это гроши, Мишаня... Наш хозяин стоит раза в два дороже. А если пойти по ВЕРХНЕМУ КРУГУ, там вообще астрономия!..
– Значит, правду, говорил мне один мой дружок, – задумчиво произнес Мика. – Действительно, неплохие бабки...
– Не то слово. Как подумаешь, так и начнешь репу скрести, что лучше: ловить этого убийцу за семь тысяч долларов в месяц и ждать, когда тебя самого грохнут, или самому «заказ» принять за три четверти миллиона?.. А, Мишаня?!
– Не хлещись, Степаша. Ты и стрелять-то не умеешь. Ты же еще со времен райкома комсомола все идеологию оберегал от нас, грешных... Так что сиди на своих семи тысячах долларов и не чирикай!
– И ты прав, Михей Сергеич! Размечталась старая ворона... Наливай, Мишутка, по последней. На ход ноги... А завтра все сделаем в лучшем виде! У тебя когда обратный рейс?
– Послезавтра в восемь утра нужно быть уже в аэропорту.
– Отправлю, как президента Международного валютного фонда! Господи... Хоть бы пожить подольше... Протянуть бы еще лет десять. Уехать бы к едрене-фене на какой-нибудь теплый островок в Тихом океане, и...
Вот тут-то в Мике все воспротивилось и взбунтовалось! Он даже почувствовал, как в кабинете в испуге замер Альфред. Ах, как не захотелось Мике впускать Степана в свою вечную детскую мечту...
– Нет, Степан, – решительно сказал Мика. – Ты хоть и друг мой с таких давних лет, что и вспоминать страшно, но на том острове делать тебе абсолютно не хрена! Сиди уж здесь. Так привычнее...
А за стенкой – шебуршение стюардесс, и если чуть наклониться к проходу, то через иногда открывающуюся дверь кабины пилотов можно увидеть и саму кабину. И даже немножко помечтать и подумать: «А смог бы я сейчас, на старости лет, поднять в воздух вот такую бандуру?..»
Весь этот первый, или, как его теперь называют, бизнес-класс, и повышенное внимание аэропланного персонала устроил бывший генерал бывшего КГБ, директор департамента безопасности могучей Санкт-Петербургской банковской системы – старый друг Степаша.
У него сейчас больше двух тысяч подчиненных ему профессионалов из бывшего его Комитета и Министерства внутренних дел.
Ну а то, что вчера Михаил Сергеевич увидел в Степином офисе, вообще никакому описанию не поддается! Техника – американская, японская, немецкая, такая, что в одно прекрасное мгновение Михаил Сергеевич почувствовал себя в Доме кино на просмотре какого-то ну совершенно фантастического фильма-блокбастера, поражающего нормальное человеческое воображение значительно сильнее, чем «Звездные войны» или «Близкие контакты третьего рода»...
Гордо водил Степан Мику по своему «хозяйству», предъявлял все сказочные возможности этой техники – слежение, прослушку, снятие чужих факсовых сообщений, перлюстрации почтовых отправлений, способы вторжения в чужие компьютерные секреты, системы защиты, обороны и нападения...
Узрел Мика и ту техническую новинку, которую германский бундестаг наконец разрешил своему КГБ – Бундес Нахрихтен Динсту применять при записи телефонных разговоров иностранцев. Это про нее Альфред прочитал в «Зюддойче цайтунг» перед отлетом из Мюнхена, а Степа, оказывается, владел ею задолго до решения немецкого парламента...
Туда же, в Степин офис, но уже в его личный кабинет, из Америки пришел и суперсекретный код банковского счета-инкогнито для Мики. Произошло это уже часов в десять вечера, что соответствовало двум часам дня по нью-йоркскому времени.
Степан повел себя деликатно: когда на дисплее – не компьютера, а какого-то необычного низенького прибора, стоящего на его рабочем столе, – вдруг появилась короткая английская фраза, старый друг Степа нажал на кнопку с надписью «транслейтер», и английский текст на экране мгновенно сменился русским переводом этой фразы: «Поступил запрашиваемый вами код и номер вновь открытого счета. Обеспечьте секретность снятия информации. В „память“ не вводить!»
– Это для тебя, – коротко сказал Степан. – Я сейчас выйду на пару минут, а ты нажми вот эту голубую кнопочку. Тогда они дадут на экран код и номер твоего счета. Постарайся не записывать. А когда запомнишь, нажми вот эту черную кнопку – она все сотрет из памяти этой хреновины, и, кроме тебя и того банка, порядок этих цифр уже никто никогда знать не будет. Я пошел...
– Да ладно тебе, Степка, – сконфуженно забормотал Мика. – Ты мне все это устроил, а я с тобой еще темнить буду...
– Мишаня, у меня своих секретов полное лукошко! На хер мне еще и твои вешать себе на шею? – И Степан вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.
Весь вчерашний ленинградский день Альфреда не было дома. К Степану в офис он с Микой не поехал, а до ночи мотался где-то по своим, как он потом сказал, «потусторонним» делам. Домой вернулся позже Мики – в начале второго ночи.
– Где это ты шлялся?.. – сонно спросил его усталый и вымотанный за день Мика. – Явился бы пораньше – помог бы хоть шмотки запаковать... Иди дрыхнуть. Завтра Степан в семь тридцать уже в дверь позвонит.
Но Альфред был чем-то невероятно возбужден, сна ни в одном глазу, и было видно, что его распирает желание что-то рассказать Мике, сообщить что-то безумно важное!
На нервной почве Альфред то и дело подпрыгивал, облетал сонного Мику, зависал над ним, слегка нелепо жестикулировал, стремительно перемещался по воздуху из одного конца бывшей Микиной мастерской, где тот устроил себе на эту ночь старое привычное лежбище, в другой конец и, вероятно, от перевозбуждения в своей нервной стремительности ногой задел висящую под потолком лампу с желтым польским волосатым абажуром из крашеной пеньки, откуда прямо на Мику снизошло гигантское облако пыли!..
Мика расчихался, расфыркался и шуганул Альфреда таким армейским матюгом, что несчастный Альфред, нафаршированный какой-то ведомой только ему информацией, пулей вылетел из мастерской в захламленный кабинет, где и успокоился на «своем» диване, точно под тем местом, где когда-то, до переезда в Мюнхен, висел его портрет, подаривший ему жизнь...
... Сейчас, под мерный убаюкивающий гул самолетных двигателей, Альфред похрапывал над Микиным креслом в обнимку с их дорожной сумкой. Отсыпался за почти бессонную последнюю ночь в Ленинграде. Чуть ли не до утреннего появления Степана он все что-то записывал в кабинете, рассчитывал, зачеркивал, в каких-то пунктах своих записей ставил убедительные восклицательные знаки, в каких-то – неуверенные вопросительные...
Мика тоже подремывал в своем бизнес-кресле. И сквозь усталую дремоту вяло подумывал о том, что поступил неверно, ничего не сообщив сыну Сереге о своем трехсуточном пребывании в Ленинграде...
Вспомнил, как трижды через знакомых немцев оформлял Сереге гостевой вызов в Германию, ибо сам герр Поляков, как гражданин СССР, а потом и России, никого вызывать к себе не имел права. Обещал Сереге оплатить билет и проживание в Мюнхене, обещал свозить его в Париж или Вену... А когда Серега женился вторично, переправил ему около тысячи долларов – часть на билет, часть на свадебный подарок.
Но Серега так ни разу и не прилетел к отцу в Мюнхен. Мику это привело в недоброе уныние и на какое-то время к острому нежеланию видеть Серегу.
А потом по цепочке пришло воспоминание о том времени, когда он, его любимая Женщина и маленький Серега жили на Обводном канале, в одиннадцатиметровой комнатке коммунальной квартиры...
Эту комнатенку Мика получил в результате развода и размена своей квартирки на Ракова. Тогда Микина бывшая жена и Серега поселились в прекрасной двадцатичетырехметровой комнате на Васильевском, а Мике достался тошнотворный «пенал» в одиннадцать квадратных метров на Обводном...
После гибели бывшей жены Мика сразу же забрал маленького Сережку к себе на Обводный. Из Подмосковья примчалась мать бывшей жены – истово партийная и сурово пьющая старуха. Потребовала отдать ей Серегу. Чем только она не угрожала Мике! Как только не проклинала...
Мика выстоял – Серега остался с ним. Старуха прописалась на Васильевском, встала там на партийный учет и запила с новыми собутыльницами и старым, заскорузлым антисемитом – бывший муж-то покойной дочери наполовину же «яврей»!..
Когда же на Обводном канале возникла Микина любимая Женщина – все как-то само собой пришло в норму.
... И чего это Мика вдруг сейчас вспомнил об Обводном канале?.. А-а!.. Вот почему: там, на Обводном, с Микой произошел замечательный случай!
... За ними шли МЕРТВЫЕ писатели – их книжки иллюстрировал Мика...
... МЕРТВЫЕ актеры, с которыми играл на бильярде в Доме кино, а потом, совсем недавно, читал посвященные им некрологи...
... Вышли двое МЕРТВЫХ приятелей-кинооператоров. Один скончался в полной нищете уже год назад, второй – совсем недавно...
... Радуясь солнцу, вышел МЕРТВЫЙ сосед по ленинградскому дому – крупнейший физик-теоретик из знаменитого Института Иоффе... Не пригодился он новому времени рыночных ларьков и повальных распродаж и то ли покончил с собой, то ли сам умер...
– Мамочка!!! Миля-а-а!.. Папа! Папуля!.. Лаврик!.. Ребята!.. Левушка-а-а!!! – кричит Мика во весь голос...
... Но все чем-то очень заняты, никто на Мику не обращает внимания...
Только один Альфред намертво вцепился в его руку – ни на секунду не отпускает, дергает Мику, шепчет:
– Ну, успокойся, Микочка... Открой глаза, Мика... Хочешь водички попить?
Мика открыл глаза, лицо горит, мокрое – не то от пота, не то от слез. В глотке все пересохло.
Альфред сидит рядом, стакан с водой протягивает:
– Попей водички, попей...
Мика отхлебнул пару глотков, отдышался, спросил Альфреда:
– Ты видел?
– Да.
– Ты до какого места досмотрел? – спросил Мика.
– До того, пока ты не начал кричать...
Мика сделал еще глоток из стакана, попросил Альфреда:
– Не уходи в ту комнату... Пожалуйста. Ложись здесь, в кресле. Хорошо?
– Конечно... Не бойся. Я не уйду.
* * *
Утром в кухне Альфред соорудил немудрящий «разгрузочный» завтрак – овсянка, сыр и зеленый китайский чай с жасмином, но без сахара.Мика покрутил носом, но промолчал. Только посмотрел за окно, где по балкону барабанил холодный осенний дождь.
– Покойники всегда снятся к перемене погоды, – заметил Альфред. – Ты принял эту желудочную таблетку?.. Как ее?.. «Антру»?
– Да.
– Пока ты спал, а я варил овсянку, звонила Хайди. Хотела заскочить к нам после работы.
– С тех пор как мы получили постоянную визу и переехали сюда, в Нойеперлах, это желание посещает ее все реже и реже. Ты заметил?
– Ни виза, ни переезд тут ни при чем. Все гораздо проще, – усмехнулся Альфред. – Ослаб интерес к «экзотике». Ты помнишь, чего мы только поначалу не делали из авокадо? И с луком, и с креветками, и с майонезом, и с яйцами... То так, то сяк. А теперь мы о нем даже не вспоминаем. Приелось... Но главное, – прости меня, Микочка, – к тебе ослаб общественный интерес. И ты стал намного меньше зарабатывать. А Хайди – дама очень на это дело чуткая. Как, впрочем, и ее Пусси...
– Что за «Пусси»?.. – спросил Мика.
– Хайдина кукла. Она же только для посторонних – «кукла». На самом-то деле она настоящая Хаусгайстерин! Ну, если по-русски, так Домовая, что ли?.. Или Домовица?
– Черт ее знает... Наверное, Домовица...
– Короче, как я, – сказал Альфред. – Рожденная ВООБРАЖЕНИЕМ.
– Так ты все-таки огулял ее? – поинтересовался Мика.
– А как же?! Естественно! Только я бы сменил акценты: все произошло точно так же, как у тебя с Хайди... Основная инициатива исходила, если ты припоминаешь, не от тебя... Это она заставила тебя хотеть ее! А я мечтал попробовать ТО, что ты обычно делал с барышнями!.! Поэтому я и просил тебя тогда взять меня с собой к Хайди, когда почувствовал, что в ее доме есть Существо, похожее на меня. Только женского рода... Модель моих отношений с Пусси была совершенно идентичной вашим отношениям с Хайди...
– Неудивительно. Ты – часть меня, твоя Пусси – часть Хайди.
– Одно время я думал, что Пусси – худшая часть Хайди...
– ...а потом понял, что они стоят друг друга? – улыбнулся Мика.
– Да... Мне очень не хотелось тебя огорчать.
– Могу похвастать, Альфредик, я понял это значительно раньше тебя. И помалкивал из тех же соображений – не хотелось травмировать тебя в твоем Первом Мужском Опыте. Мало ли... А вдруг ты ограничился бы только лишь платонической влюбленностью?..
– Держи карман шире, – нагло сказал Альфред. – Даже если я и был бы так наивен, то должен тебе доложить, что Пусси в первую же минуту нашего знакомства воткнула в видик порнуху и стащила с меня джинсы...
– Можешь не продолжать. Это я все уже проходил с Хайди. Кстати, что ты ответил на ее звонок?
– Сказал твоим голосом, что мы улетаем в Ленинград. Мика, это верно, что Ленинград теперь стал Санкт-Петербургом?
– Да. Но Хайди может позвонить в любой другой день, и окажется, что я сижу в Мюнхене...
– Можешь не волноваться – мы действительно завтра вылетаем. Я уже даже заказал билеты в «Аэрофлоте». Тоже твоим голосом.
– Ты с ума сошел?! Может быть, следовало посоветоваться со мной?
– Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть!.. – спел Альфред. И примирительно добавил: – Шутка. Тебе нужно поговорить со Степаном. Мне тут в голову пришла одна идейка...
– Со Степаном я могу поговорить и по телефону!
– Не можешь, – возразил Альфред. – Я прочитал в «Зюддойчецайтунг», что бундестаг разрешил БНД, Бундес Нахрихтен Динст – ихнему КГБ, прослушивать все телефонные разговоры иностранцев, проживающих в Германии, и снимать копии их факсов!..
– Не мели глупостей! Немцы до отвращения экономны и расчетливы, они не посадят армию идиотов с наушниками, чтобы круглые сутки слушать бездарную трепотню полунищих еврейских эмигрантов о том, как они прекрасно жили у себя в Жмеринке и как у них там было «все схвачено»!
– И ты прав, Мика! Именно поэтому немцы в «подслушке» используют компьютерную программу, куда введены всего несколько десятков наиболее употребляемых слов из обезьяньего словаря наших бандитов и достаточно скудного лексического списка русских «деловых». Как только одно такое слово произносится по телефону или мелькнет на факсе, бээндешный компьютер срабатывает и автоматом включает запись. А уже потом разбирается... И не нужно сидеть в наушниках двадцать четыре часа в сутки.
– Что ты задумал, Альфред? – строго спросил Мика.
Но Альфред даже внимания не обратил на жесткость Микиного тона. Сам спросил Мику, вкрадчиво и тихо, почти полушепотом:
– Сколько лет тебе снится этот теплый тропический остров в Тихом океане?
Мика посмотрел в окно, за которым уже стояла холодная, мокрая осень.
– С детства. Это моя старая детская несбыточная мечта, Альфред...
– Послушай меня внимательно, Мика. Несбыточность мечты – безумно вредная штука! Особенно в пожилом возрасте. Давай, Микочка, продлим себе жизнь – КУПИМ ТАКОЙ ОСТРОВ.
У Мики чуть Глаза не полезли на лоб!
– Ты спятил?! Это же миллионы долларов!..
Но Альфред уже не слышал Мику – он просто продолжал свою мысль:
– Сегодня ночью, когда ты снова заснул после НАШЕГО СНОВИДЕНИЯ, я подумал: почему только сон?! Почему только во сне может прилетать неведомый самолет и из него на остров должны выходить уже МЕРТВЫЕ люди? Почему?! Почему нам с тобой не купить такой остров, чтобы туда прилетали настоящие самолеты с моторами и привозили бы туда ЕЩЕ ОСТАВШИХСЯ В ЖИВЫХ талантливых, мудрых и интеллигентных стариков – гордость нации?.. Мы бы построили для них те белые домики, и в них они жили бы так, как это хочется им, а не государству, в котором они вынуждены умирать... Давай попробуем их спасти, Мика!..
– Ты что, сбрендил?! Ты слышишь, что ты говоришь?! Это же десятки миллионов долларов!!! А у нас с тобой осталось двенадцать тысяч марок, восемьсот долларов и копеечная пенсия в Ленинграде! Нужно мыслить реально. Ты просто не в своем уме, Альфред!
Альфред в упор посмотрел на Мику, сказал со сдержанной яростью: :
– Я и в СВОЕМ, и в ТВОЕМ уме, Мика. Несмотря на некоторую мою инфернальность, я размышляю значительно более реально, чем ты! У меня даже есть потрясающе могущественный спонсор и исполнитель.
– О ч-ч-черт! Час от часу не легче. Кто этот психопат?! Кто этот «спонсор» и «исполнитель», отвечай немедленно!
– Ты, Мика.
* * *
На следующий день, на высоте девять тысяч метров над землей, приближаясь к бывшему Ленинграду со скоростью восемьсот пятьдесят километров в час, Мика и Альфред одиноко сидели в хвосте полупустого самолета «ТУ-154».– ...я почти все рассчитал... – говорил Альфред. – Кроме некоторых деталей, но они должны проясниться в дальнейшем процессе. Пока нам нужен счет в любом серьезном банке. Желательно – подальше от Европы. И естественно, никаких имен и фамилий. Я не знаю, как это делается, но мне известно, что такая практика существует.
– Откуда это тебе известно? – раздраженно спросил Мика.
Он был дико зол на Альфреда и в основном на самого себя.
В какой момент он отпустил вожжи и позволил этому паршивцу Альфреду уговорить себя черт знает на что!
– Откуда тебе известны всякие банковские дела, мать твою за ногу?! Чтоб не сказать хуже...
– От Пусси, – спокойно ответил Альфред. – Она традиционно-национальным образом заложила свою Создательницу, твою подругу Хайди, рассказав мне, что та хранит больше ста тысяч долларов в Швейцарии именно на таком счете. Ни имени, ни фамилии. Только какой-то секретный код, и все. Так она спасает от налогов деньги, которые отсудила у своего мужа после развода.
– Много твоя Пусси знает!.. – с презрительным недоверием пробормотал Мика.
– Про деньги – все! – сказал Альфред, не обращая внимания на Микин тон. – Она ни про что другое не знает ни хрена, а про деньги... У Пусси два божества, которым она истово поклоняется: Долли Бастер, эта порнозвезда с тощими цыплячьими ляжками и гигантской силиконовой грудью, без которой не обходится ни одна телепрограмма Германии, и ДЕНЬГИ! Говорить Пусси может только об ЭТОМ САМОМ и о ДЕНЬГАХ!
– Как и Хайди... – пробормотал Мика.
Подкатила стюардесса с валютным «баром» на колесиках.
– Ничего не хотите у нас приобрести? – спросила она у Мики.
– Не пей, Микочка... – умоляюще прошептал Альфред, невидимо зависнув между иллюминатором и Микиной головой.
– А что у вас есть? – не обращая внимания на Альфредовы мольбы, спросил Мика.
– Все! – гордо сказала стюардесса, с интересом разглядывая пожилого красивого мужика в дорогой замшевой куртке. – Шотландское виски, английский джин, голландские ликеры, французские коньяки...
Мика привстал из кресла, сам проглядел все бутылки.
– «Курвуазье», пожалуйста...
– Сорок два доллара, – предупреждающе заметила стюардесса.
– ...и вот эту пластмассовую фляжечку «Гордон-джина». Сколько в ней?
– Ровно пятьсот граммов.
– В самый раз. Тоник и лед, пожалуйста. Да... у вас нет ли «Карлсберга»?
– Только баночный.
– Превосходно, баночку «Карлсберга» и чистый стаканчик.
– Вы будете пить джин с пивом? – спросила стюардесса, чтобы подольше задержаться у этого кресла.
Уж очень ей понравился этот пожилой мужик!
– Нет, это я для приятеля, – улыбнулся ей Мика.
Стюардесса никого не увидела рядом, посчитала Микин ответ шуткой и рассмеялась. Она пощелкала на маленьком изящном калькуляторе и достаточно призывно заглянула Мике в глаза:
– Сорок девять доллларов.
Мика расплатился. Стюардесса с сожалением покатила свой «бар» обратно во второй салон.
– Ты же обещал мне не пить! – разозлился Альфред. – Ты ставишь под угрозу начало крупного, я бы сказал, святого дела!.. При твоем гастрите и предрасположенности к язве...
– Заткнись, умоляю! – рявкнул на него Мика. – А то я открою аварийную дверь и выйду. Мы пролетаем сейчас над Варшавой, а у меня там куча друзей! Я не могу на трезвую голову воспринимать твои бредовые проекты...
– Но зачем столько?! – Альфред показал на бутылки.
– Коньяк – Степке, джин – мне, а «Карлсберг»... Отгадай – кому?
Несколько месяцев тому назад Альфред впервые в своей полуреальной жизни попробовал пару глотков пива «Карлсберг», и оно ему безумно понравилось!
... Спустя полчаса невидимый Альфред сидел у Мики на коленях и прихлебывал свой любимый «Карлсберг», а Мика тянул сильно разбавленный тоником и льдом «Гордон-джин».
Того, что кто-то из пассажиров, направлявшихся в хвостовой туалет, увидит Альфреда, Мика не боялся. Этого не дано никому! А вот плавающий в воздухе прозрачный пластмассовый стаканчик с пивом приходилось все время прикрывать газетой «Час пик».
– То, что ты предлагаешь, – это чудовищно... – тихо сказал Мика.
* * *
... Бывший генерал бывшего КГБ, старый друг-приятель студенческих времен, ныне глава крупнейшей в Петербурге банковской охранной структуры – Степа встретил Мику и невидимого Альфреда в аэропорту с большим роскошным «мерседесом» и двумя молчаливыми молодыми вооруженными помощниками.Расцеловались, оглядели друг друга. Степка был в дорогом костюме, в крахмальной рубашке с модным галстуком. Да и физиономия не такая отечная, как в их последнюю встречу.
– Прекрасно выглядишь, Степан, – с удовольствием сказал ему Мика.
– Ну, ты-то вообще!.. Я б тебе больше полтинника и не дал бы! Тебе, Мишка, Германия так к лицу... Бабы, наверное, все в отпаде?
Потом, уже дома, раскрыв настежь все форточки, чтобы избавиться от застойной нежилой затхлости, они традиционно сидели на кухне за бутылкой, и Мика с трудом пытался объяснить Степану причины своего внезапного появления в Ленинграде.
С трудом, потому что уже давно разучился говорить неправду. Особенно, как это приходится делать сейчас, ради достижения заранее намеченной цели, о которой в этом разговоре нельзя упоминать.
– Понимаешь, Степаша... – выдавливал из себя Мика, проклиная Альфреда, спрятавшегося в кабинете. – Я получаю грант в их Союзе художников, они оплачивают мою квартирку, страховку медицинскую... (Пока, слава Богу, шла правда...) Налоги я не плачу – там сейчас для меня работы нет...
– Ну так все равно неплохо?! – сказал Степан. – За тебя!
– Будь!.. – Мика приподнял свою рюмку, но пить не стал. – А вот где-нибудь издадут мой альбомчик карикатур или закажут иллюстрации (начиналось самое главное вранье!..), куда им деньги переводить? В Германии очень отлаженная финансово-банковская система – запросто узнают, что я еще где-то прирабатываю!.. Могут и гранта лишить... (Опять правда чистой воды...) А это худо-бедно – восемьсот марок ежемесячно. Только-только на еду и на самое необходимое. Или «квартирных» лишат. Двухкомнатная живопырка, вполовину этой, а тысячу двести в месяц – не греши, отдай!
– Ты мне в долларах говори, я в марках ваших не очень-то...
– Ну, долларов семьсот примерно.
– Ничего себе! Будь здоров, Мишаня... – Степа выпил.
– Спасибо, – сказал Мика. – Вот я и подумал: может, где-нибудь еще открыть счет? Без фамилии и имени. От Европы подальше.
«Какой же мощный стервец этот Альфред! – мелькнуло у Мики в голове. – Надо же как надрессировал меня, сукин сын!..»
– Ну и правильно! – сказал Степан. – На хрен ты мне все это объясняешь?! Сейчас уже поздно, а завтра с утра я поговорю с хозяином и сделаем все в лучшем виде: в любом банке мира откроем тебе счет-инкогнито на предъявителя спецкода, и ни одна собака не узнает, чьи это деньги, сколько их и от кого они появились. И ты сможешь ими оперировать так, что комар носа не подточит. Если у тебя нет конкретных пожеланий, рекомендую «Чейз-Манхэттен-банк». Это нам вообще раз плюнуть! Мы с ними очень сильно повязаны...
Мика почувствовал, как по кабинету в восторге заметался Альфред. «Фантастический слух у авантюриста!!!» – подумал Мика и вежливо спросил у Степана:
– Как дома?
– Да малость подналадилось... А вот на работе – чепэ... Позавчера нашего зама по экономике грохнули. Ты его, наверное, помнишь – бывший секретарь обкома партии по пропаганде Михайличенко...
– Нет. Не помню.
– Две пули в грудь и один контрольный выстрел в голову. Среди бела дня. Как говорится, на глазах у изумленной публики... И знаем, кто «заказал», и знаем, что за этот «заказ» семьсот пятьдесят штук «зеленых» уплачено, а выйти на «исполнителя» не можем! Принимать аналогичные меры? Ответные?.. Тогда на кой хрен нужна охранная структура?! Тогда нужно набирать «исполнителей» и объявлять войну конкурентам. Вроде бы несолидно. И Михайличенко жаль чисто по-человечески. Такой мужик был грандиозный – полмира мог вокруг пальца обвести! Жучила, каких свет не видел.
– Неужели за это... За то, чтобы пришить вашего зама, заплатили семьсот пятьдесят тысяч долларов?! – растерянно спросил Мика. – С ума сойти!..
– Это гроши, Мишаня... Наш хозяин стоит раза в два дороже. А если пойти по ВЕРХНЕМУ КРУГУ, там вообще астрономия!..
– Значит, правду, говорил мне один мой дружок, – задумчиво произнес Мика. – Действительно, неплохие бабки...
– Не то слово. Как подумаешь, так и начнешь репу скрести, что лучше: ловить этого убийцу за семь тысяч долларов в месяц и ждать, когда тебя самого грохнут, или самому «заказ» принять за три четверти миллиона?.. А, Мишаня?!
– Не хлещись, Степаша. Ты и стрелять-то не умеешь. Ты же еще со времен райкома комсомола все идеологию оберегал от нас, грешных... Так что сиди на своих семи тысячах долларов и не чирикай!
– И ты прав, Михей Сергеич! Размечталась старая ворона... Наливай, Мишутка, по последней. На ход ноги... А завтра все сделаем в лучшем виде! У тебя когда обратный рейс?
– Послезавтра в восемь утра нужно быть уже в аэропорту.
– Отправлю, как президента Международного валютного фонда! Господи... Хоть бы пожить подольше... Протянуть бы еще лет десять. Уехать бы к едрене-фене на какой-нибудь теплый островок в Тихом океане, и...
Вот тут-то в Мике все воспротивилось и взбунтовалось! Он даже почувствовал, как в кабинете в испуге замер Альфред. Ах, как не захотелось Мике впускать Степана в свою вечную детскую мечту...
– Нет, Степан, – решительно сказал Мика. – Ты хоть и друг мой с таких давних лет, что и вспоминать страшно, но на том острове делать тебе абсолютно не хрена! Сиди уж здесь. Так привычнее...
* * *
Обратно в Мюнхен летели в самом первом ряду первого салона. Перед носом не спинки предыдущего ряда, а пластмассовая стеночка с откидывающимся столиком. И ноги есть куда вытянуть...А за стенкой – шебуршение стюардесс, и если чуть наклониться к проходу, то через иногда открывающуюся дверь кабины пилотов можно увидеть и саму кабину. И даже немножко помечтать и подумать: «А смог бы я сейчас, на старости лет, поднять в воздух вот такую бандуру?..»
Весь этот первый, или, как его теперь называют, бизнес-класс, и повышенное внимание аэропланного персонала устроил бывший генерал бывшего КГБ, директор департамента безопасности могучей Санкт-Петербургской банковской системы – старый друг Степаша.
У него сейчас больше двух тысяч подчиненных ему профессионалов из бывшего его Комитета и Министерства внутренних дел.
Ну а то, что вчера Михаил Сергеевич увидел в Степином офисе, вообще никакому описанию не поддается! Техника – американская, японская, немецкая, такая, что в одно прекрасное мгновение Михаил Сергеевич почувствовал себя в Доме кино на просмотре какого-то ну совершенно фантастического фильма-блокбастера, поражающего нормальное человеческое воображение значительно сильнее, чем «Звездные войны» или «Близкие контакты третьего рода»...
Гордо водил Степан Мику по своему «хозяйству», предъявлял все сказочные возможности этой техники – слежение, прослушку, снятие чужих факсовых сообщений, перлюстрации почтовых отправлений, способы вторжения в чужие компьютерные секреты, системы защиты, обороны и нападения...
Узрел Мика и ту техническую новинку, которую германский бундестаг наконец разрешил своему КГБ – Бундес Нахрихтен Динсту применять при записи телефонных разговоров иностранцев. Это про нее Альфред прочитал в «Зюддойче цайтунг» перед отлетом из Мюнхена, а Степа, оказывается, владел ею задолго до решения немецкого парламента...
Туда же, в Степин офис, но уже в его личный кабинет, из Америки пришел и суперсекретный код банковского счета-инкогнито для Мики. Произошло это уже часов в десять вечера, что соответствовало двум часам дня по нью-йоркскому времени.
Степан повел себя деликатно: когда на дисплее – не компьютера, а какого-то необычного низенького прибора, стоящего на его рабочем столе, – вдруг появилась короткая английская фраза, старый друг Степа нажал на кнопку с надписью «транслейтер», и английский текст на экране мгновенно сменился русским переводом этой фразы: «Поступил запрашиваемый вами код и номер вновь открытого счета. Обеспечьте секретность снятия информации. В „память“ не вводить!»
– Это для тебя, – коротко сказал Степан. – Я сейчас выйду на пару минут, а ты нажми вот эту голубую кнопочку. Тогда они дадут на экран код и номер твоего счета. Постарайся не записывать. А когда запомнишь, нажми вот эту черную кнопку – она все сотрет из памяти этой хреновины, и, кроме тебя и того банка, порядок этих цифр уже никто никогда знать не будет. Я пошел...
– Да ладно тебе, Степка, – сконфуженно забормотал Мика. – Ты мне все это устроил, а я с тобой еще темнить буду...
– Мишаня, у меня своих секретов полное лукошко! На хер мне еще и твои вешать себе на шею? – И Степан вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.
* * *
... Самолет был переполнен, и поговорить с Альфредом не удавалось – теперь Альфред отсыпался прямо над Микиной головой в багажном отделении для сумок и небольших пакетов. И даже слегка похрапывал там...Весь вчерашний ленинградский день Альфреда не было дома. К Степану в офис он с Микой не поехал, а до ночи мотался где-то по своим, как он потом сказал, «потусторонним» делам. Домой вернулся позже Мики – в начале второго ночи.
– Где это ты шлялся?.. – сонно спросил его усталый и вымотанный за день Мика. – Явился бы пораньше – помог бы хоть шмотки запаковать... Иди дрыхнуть. Завтра Степан в семь тридцать уже в дверь позвонит.
Но Альфред был чем-то невероятно возбужден, сна ни в одном глазу, и было видно, что его распирает желание что-то рассказать Мике, сообщить что-то безумно важное!
На нервной почве Альфред то и дело подпрыгивал, облетал сонного Мику, зависал над ним, слегка нелепо жестикулировал, стремительно перемещался по воздуху из одного конца бывшей Микиной мастерской, где тот устроил себе на эту ночь старое привычное лежбище, в другой конец и, вероятно, от перевозбуждения в своей нервной стремительности ногой задел висящую под потолком лампу с желтым польским волосатым абажуром из крашеной пеньки, откуда прямо на Мику снизошло гигантское облако пыли!..
Мика расчихался, расфыркался и шуганул Альфреда таким армейским матюгом, что несчастный Альфред, нафаршированный какой-то ведомой только ему информацией, пулей вылетел из мастерской в захламленный кабинет, где и успокоился на «своем» диване, точно под тем местом, где когда-то, до переезда в Мюнхен, висел его портрет, подаривший ему жизнь...
... Сейчас, под мерный убаюкивающий гул самолетных двигателей, Альфред похрапывал над Микиным креслом в обнимку с их дорожной сумкой. Отсыпался за почти бессонную последнюю ночь в Ленинграде. Чуть ли не до утреннего появления Степана он все что-то записывал в кабинете, рассчитывал, зачеркивал, в каких-то пунктах своих записей ставил убедительные восклицательные знаки, в каких-то – неуверенные вопросительные...
Мика тоже подремывал в своем бизнес-кресле. И сквозь усталую дремоту вяло подумывал о том, что поступил неверно, ничего не сообщив сыну Сереге о своем трехсуточном пребывании в Ленинграде...
Вспомнил, как трижды через знакомых немцев оформлял Сереге гостевой вызов в Германию, ибо сам герр Поляков, как гражданин СССР, а потом и России, никого вызывать к себе не имел права. Обещал Сереге оплатить билет и проживание в Мюнхене, обещал свозить его в Париж или Вену... А когда Серега женился вторично, переправил ему около тысячи долларов – часть на билет, часть на свадебный подарок.
Но Серега так ни разу и не прилетел к отцу в Мюнхен. Мику это привело в недоброе уныние и на какое-то время к острому нежеланию видеть Серегу.
А потом по цепочке пришло воспоминание о том времени, когда он, его любимая Женщина и маленький Серега жили на Обводном канале, в одиннадцатиметровой комнатке коммунальной квартиры...
Эту комнатенку Мика получил в результате развода и размена своей квартирки на Ракова. Тогда Микина бывшая жена и Серега поселились в прекрасной двадцатичетырехметровой комнате на Васильевском, а Мике достался тошнотворный «пенал» в одиннадцать квадратных метров на Обводном...
После гибели бывшей жены Мика сразу же забрал маленького Сережку к себе на Обводный. Из Подмосковья примчалась мать бывшей жены – истово партийная и сурово пьющая старуха. Потребовала отдать ей Серегу. Чем только она не угрожала Мике! Как только не проклинала...
Мика выстоял – Серега остался с ним. Старуха прописалась на Васильевском, встала там на партийный учет и запила с новыми собутыльницами и старым, заскорузлым антисемитом – бывший муж-то покойной дочери наполовину же «яврей»!..
Когда же на Обводном канале возникла Микина любимая Женщина – все как-то само собой пришло в норму.
... И чего это Мика вдруг сейчас вспомнил об Обводном канале?.. А-а!.. Вот почему: там, на Обводном, с Микой произошел замечательный случай!