Денег тогда в доме не было ни гроша. Жили на те шестьдесят два рубля, которые Любимая приносила из театра, где работала костюмером. Мика ночами халтурил на Московской товарной – разгружал вагоны по червонцу за ночь, а днем отсыпался и рисовал...
   Это был год феерического безденежья и неудач: выставки срывались, предложения поступали редко, договора заключали крайне неохотно, а все из-за одной вонючей статейки в «Смене» – дескать, «...карикатуристы и так называемые „художники“ типа печально известного М. Полякова под видом сатиры и юмора позволяют себе неприкрытое очернительство советского строя...».
   Даже в районное КГБ вызывали. Хорошо, что Степа тогда еле-еле, но отмазал.
   Поутру Любимая отвела Серегу в школу – он тогда учился во втором классе, – а сама уехала в театр. Мика остался дома один. У него был копеечный договор с «Детгизом» на картинки к какой-то книжке, и он сильно затянул со сдачей рисунков...
   Квартира была пуста – старики, жившие в одной из комнат, уехали в деревню, вторая соседка-стерва была на работе, и Мика спокойно рисовал в своем «пенале», заставленном тахтой, книгами, шкафом, Микиным и Серегиным секретером и красивым низеньким столиком любимой Женщины. Серегина раскладушка удобно размещалась за портьерой окна, упиравшегося прямо в стену соседнего дома.
   Неожиданно у входной двери раздался звонок. Мика сунул ноги в раздолбанные старые спортивные туфли и пошел открывать дверь.
   Итак, на дворе стоит советская власть образца 1964 года! Это необходимо запомнить...
   Мика, в старых, вытянутых и далеко не свежих тренировочных штанах, в майке, заляпанной акварелью, гуашью и мелками, в древних, дырявых гимнастических «чешках», – небритый Мика открывает дверь и видит перед собой стоящего на лестничной площадке худенького, небольшого роста, чрезвычайно аккуратненького и чистенькою, отутюженного старичка, который в одной руке держит старомодную жесткую шляпу, а в другой – дорогую самшитовую трость с ручкой из слоновой кости.
   Ровнехонький пробор слева разделяет бело-голубоватые волосы на голове без единой залысинки.
   Старичок чуточку церемонно кланяется коротким движением подбородка вниз и говорит мягким голосом:
   – Прошу прощения, если я не ошибся адресом, не мог бы я увидеть сына Сергея Аркадьевича Полякова?
   – Да, – растерянно отвечает Мика. – Это я.
   – Михаил Сергеевич?
   Тут вдруг Мика обнаруживает в себе невероятное и непреодолимое желание встать по стойке «смирно»!
   – Так точно! – машинально говорит Мика, несмотря на то что демобилизовался двенадцать лет тому назад.
   Старичок слегка наклоняет голову и представляется:
   – Здравствуйте, голубчик. Я – князь Лерхе.
   Когда на сорок седьмом году советской власти, на Обводном канале, на загаженной лестничной площадке, пропитанной запахами человеческой мочи и гниения отравленных крысиных трупов после «санобработки» старого облупившегося дома, вам представляется командир 12-го истребительного отряда двора его императорского величества, знаменитый военный летчик Первой мировой войны, полный Георгиевский кавалер – князь Владислав Николаевич Лерхе, не остается ничего, как только попытаться «щелкнуть» несуществующими каблуками, даже если у тебя на ногах всего лишь дырявые, мягкие «чешки», так же коротко и достойно поклониться и, вытянувшись в струнку, держа руки по отсутствующим швам, произнести несколько театрально и приподнято:
   – Весьма польщен. Проходите, князь!
   ... Это потом, когда Мика снова вошел в моду и стал много и часто зарабатывать, они с любимой Женщиной и Серегой купили себе большую квартиру у Политехнического института. А пока...
   Пока Мика переоделся в брюки и нормальные туфли, сменил грязную майку на чистую рубашку и смотался вниз, в продовольственный магазин на первом этаже своего дома.
   В долг, «на запись», кассирша Роза выбила Мике чек на четвертинку водки, сто пятьдесят граммов докторской колбасы, двести граммов драгобужского сыра, серый батон за тринадцать копеек и пачку кофе с цикорием.
   Мика обещал Розе расплатиться через пару дней и поднялся наверх, к себе в «пенал».
   Помянули отца.
   Долго разглядывали фотографии шестнадцатого года...
   Пили кофе. Оказывается, князь Лерхе тоже хранил статью Константина Симонова о Сергее Аркадьевиче Полякове. Вырезал из газеты еще в сорок третьем году, когда сидел в лагерях на Колыме, да так и берег всю свою оставшуюся жизнь – хорошие поминальные слова о прекрасном человеке, о «добром и лихом товарище», как сказал князь Владислав Николаевич Лерхе в 1964 году.
   Спустя год князь Лерхе скончался.
* * *
   ... Ах, черт побери, сколько же людей уже ушло из Микиной жизни!
   Кто умер, кого убили...
   А кто остался жить, но сам собой растворился в черной тени Микиного забвения.
   Вот встреться Мика с ними сейчас – и не испытал бы никакой радости. Так, наверное, первые полчаса: «А помнишь? А помнишь?..»
   И все. Лопается мыльный пузырь никчемушних воспоминаний, оставляя маленькие слякотные капельки, которые потом высыхают, становятся почти незаметными серыми пятнышками – до первой элементарной стирки...
   Но ведь есть и те, кто живет с тобой вместе на одной и той же Земле и кого уже так много лет нету рядом. И не обрывки тягостно-насильственных, каких-то осколочно-щепочных воспоминаний связаны с этими никогда не забываемыми людьми, а благодарственная и нежная память о каждой минуте, проведенной вместе, вероятно, будет преследовать Мику до конца его жизни.
   Почему ОНИ сейчас не рядом, не вместе?..
   Кто в этом виноват?
   Скажешь: «Жизнь» – и сразу почувствуешь фальшь. Скажешь: «Обстоятельства» – попахивает предательством, трусостью, нежеланием признать свою бездарность, свои ошибки.
   Так кто же в этом виноват, а, Мика?!
   Боже мой, какое счастье, что ты еще умудрился сочинить себе Альфреда!
   Что может быть отвратительнее, чем одинокая и неопрятная старость?..
* * *
   – С возвращеньицем вас, Михал Сергеич! – громко прокричал мюнхенский представитель «Аэрофлота» Женя Гордеев, увидев спускающегося по трапу Мику Полякова. – Завтра прием в генконсульстве, помните?
   – Помню, Женечка, помню, – ответил Мика и незаметно подправил на своем плече неловко усевшегося там невидимого Альфреда.
   Женя Гордеев уже проинформировал экипаж обо всех званиях и заслугах М. С. Полякова перед родным отечественным искусством и теперь старался показать ленинградским летунам, что он с Михал Сергеичем вот так, запросто...
   – А мою просьбу не забыли? – игриво спросил Женя.
   – Забыл, Женя, каюсь, – искренне и простодушно признался Мика, не имея понятия ни о какой просьбе Гордеева.
   И тут же достаточно ощутимо ущипнул за задницу Альфреда. Тот тихохонько взвизгнул.
   – Когда вы по телефону заказывали билет на Питер, я же так просил вас привезти мне глоток свежего российского воздуха! – захохотал Женя Гордеев, таким образом продемонстрировав экипажу и, может быть, «кому следует» (хрен его знает, кто там прилетел этим рейсом...) свою несгибаемую верность Родине. Хотя Мике было достоверно известно, что Женя чуть ли не половину «Аэрофлота» московского закупил, чтобы только остаться в Мюнхене на второй срок!
   – А-а... – облегченно проговорил Мика. – Это я тебе привез. Только твой воздух у меня в багаже. Я его тебе завтра торжественно вручу на приеме в нашем консулате. Ладно?
   – Нет проблем, Михал Сергеич! – снова захохотал Женя.
   ... Уже в такси Мика тихо сказал Альфреду:
   – Я тебе уже раз десять втолковывал – разговариваешь с кем-нибудь МОИМ ГОЛОСОМ, изволь все запоминать! Чтобы не ставить меня в дурацкое положение!..
   Альфред виновато промолчал.
   Таксист-турок удивленно посмотрел в зеркальце заднего вида: старик пассажир, наверное, совсем спятил – бормочет что-то сам себе под нос на каком-то непонятном языке!..
* * *
   К своему редкому для Мюнхена восемнадцатиэтажному дому на Герхард-Гауптман-ринг подъехали часам к двум дня. На счетчике было сто пять марок. Мика дал шоферу-турку сто десять и покатил чемодан ко входу в дом. Кроме этого, Мика нес на одном плече сумку, а на втором Альфреда.
   Альфред мог бы, конечно, дойти до парадной двери и сам – любым способом: по земле ногами или по воздуху своими Потусторонними силами.
   Однако соседка выгуливала своего песика, а даже самые равнодушные немецкие собаки, которые, к Микиному удивлению, даже друг на друга не обращают внимания, всегда ОЩУЩАЛИ присутствие невидимого Альфреда и буквально заходились в сумасшедшей клинической истерике! Поэтому Альфред в таких случаях считал за благо путешествовать у Мики на плече, а не передвигаться самостоятельно...
   Как ни странно, но и Мику, и Альфреда переполняло состояние ПОДЛИННОГО ВОЗВРАЩЕНИЯ ДОМОЙ!
   То ли их большая ленинградская квартира выглядела столь нежилой – «разграбленной» самим хозяином, перетащившим половину своих любимых книг и альбомов в эту восемнадцатиэтажную мюнхенскую махину, а также картины и картинки, подаренные Мике приятелями-художниками...
   То ли потому, что небольшая квартирка из двух комнат в Мюнхене встречала Мику и Альфреда уймой привычных им пустячков – родительскими и армейскими фотографиями на стенках, парой театральных эскизов, сделанных когда-то руками Микиной любимой Женщины, забавными глиняными и резными деревянными фигурками, смешными открытками с умопомрачительными американскими толстухами, привезенными из поездки по Флориде и прижатыми к красному холодильнику разноцветными магнитными плашечками...
   И воспоминанием о коротеньком пребывании в Ленинграде с воскресного вечера по раннее утро среды было только содержимое большого старого чемодана, набитого еще и еще книжками и какой-то совсем уж ненужной, но привычно-житейской мелочевкой собственного быта, включая и старый Микин армейский шлемофон, на вывозе которого настоял Альфред...
   Ну и, естественно, строгий порядок цифровых знаков, составляющий номер секретного кода и счета-инкогнито, открытого для Мики и Альфреда в нью-йоркском отделении «Чейз-Манхэттен-банка», ради получения которого и была предпринята эта скоропалительная поездка в Ленинград.
   Когда распаковались, Альфред на скорую руку приготовил «перекуску».
   Мика налил в маленький стаканчик немного бутылочного «Карлсберга» для Альфреда, себе – большую рюмку коньяку и уселся в кухне за стол. Чокнулся с Альфредом и наконец спросил у него:
   – Ну теперь, после того как ты выдрыхся в самолете, рассказывай, чего ты там вчера в Питере полночи гоношился? Мне спать не давал, сам мотался, как соленый заяц, – не мог успокоиться... И вообще, где ты вчера пропадал целый день?
   Но Альфред не ответил. Сам спросил:
   – Ты получил то, за чем мы летали?
   – Да.
   Альфред подвинул Мике карандаш и бумажку, приложил палец к губам, а потом этим же пальцем покрутил у себя над головой, как бы говоря: «Вполне вероятно, что нас могут слушать...»
   Мика рассмеялся:
   – Узнаю исконно-посконное интеллигентско-кухонное наследие родной советской власти! Ты ведешь себя сейчас точно так же, как мы вели себя в шестидесятых и семидесятых...
   – Читай немецкие газеты!
   – Я не воспринимаю газетный язык немцев.
   – Это действительно нелегко. Тогда верь мне на слово. Воспользуйся тем, что я тебе дал. Мне это срочно необходимо.
   Мика выпил коньяк, заел кусочком сыра и написал на бумажке секретный код и счет-инкогнито «Чейз-Манхэттен-банка».
   Несколько секунд Альфред напряженно вглядывался в цифры, а потом сжег эту бумажку на длинной зажигалке для свечей.
   – Прекрасно! – сказал Альфред. – Ешь, Мика, ешь. Мы начинаем новую жизнь! Вчера в Ленинграде я получил первый ЗАКАЗ на полмиллиона дэ!!!
   В кухне повисла тяжелая, душная пауза...
   Мика налил себе еще полрюмки коньяку, отхлебнул и медленно процедил, глядя в окно на серые безлистные ветки деревьев:
   – Я никогда не убивал по ЗАКАЗУ. Я это делал всегда только в самом КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ. Когда другого выхода уже не было...
   – Ты убивал во спасение кого-то? – спросил Альфред.
   – Да.
   – Сейчас тебе предстоит то же самое! Более КРАЙНЕГО СЛУЧАЯ ждать трудно! Мы должны спасти хотя бы часть старой русской интеллигенции, чтобы они не рылись по отравленным помойкам!!! Мы обязаны купить для них небольшой островок в Тихом океане и построить там для них белые домики из твоих детских сновидений... Мы должны воплотить в явь хрупкую мечту всей твоей жизни, Мика!..
   – Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!.. – криво усмехнулся Мика. – От пышности твоего монолога, Альфредик, меня уже слегка подташнивает. Для меня это не очень убедительный стиль. Попробуй не столь выспренно – без завитушечек. Попроще. Дело-то обычное – житейское: нужны бабки! Чтобы покупать острова для несчастных российских интеллигентных стариков – художников, актеров, музыкантов, режиссеров, ученых, подыхающих от безденежья и невостребованности, торгующих на рынках своими боевыми орденами и лауреатскими медалями, – нужны гигантские бабки!!! И потрясающая, отлаженная система информации! Самой разносторонней – от техники расчетов за выполненную работу до максимально точных описаний предметов нашей заинтересованности... Система выхода «Заказчика» на нас, а также «обратная связь» – мы и «Заказчик». Учесть возможности «кидалова»...
   – Чего-о-о?! – не понял Альфред.
   – Обмана, – пояснил Мика. Помнить, что нас могут «кинуть» – не выплатить положенный гонорар. Значит, надо придумать систему предоплат, возможностей влиять на «Заказчика», наказать его... Наконец, связь с банком, поиск фирм, продающих острова, а также строящих подобные дома... Связи с подрядчиками, опасность ошибки в личности «Заказанного Клиента» – чтобы нам не подставили нормального, хорошего мужика, которому кто-то за что-то хочет сделать бяку!.. Нужна определенная база данных – досье, если хочешь... И при всем этом, заметь, Альфредик, мы должны быть ото всех наглухо ЗАКРЫТЫ! Вот как это все увязать в единую стройную систему?! А ведь только так создаются настоящие «крупноденежные» бизнесы. С обязательным учетом всего, что я уже сказал, и еще сотней необходимых условий, о которых мы даже не догадываемся... Все это мне Степаша наш вчера объяснил, пока мы ждали ответа из Нью-Йорка. Просто привел в пример многоликий банковский бизнес своих хозяев...
   – Ничего страшного, – спокойно возразил Альфред. – Подлей мне еще пива... Спасибо! Как говорят сегодня в деловом и политическом мире, «все однозначно решаемо».
   – Как же, держи карман шире! Решаемо... Начнем с самого примитивного: уже сегодня нам необходим компьютер с Интернетом. А я в нем – ни уха ни рыла!.. Ты, полагаю, тоже...
   – Боже нас упаси от какого бы то ни было компьютера! – закричал Альфред. – Самый верный способ засветиться! Сейчас этих компьютерных ухарей – пруд пруди! И вообще, Микочка, ты – Художник, Творец... Ты не должен забивать себе голову всеми этими организационными вопросами. Давай делить функции. Я беру на себя все то, о чем ты так справедливо говорил, освобождая тебя от любых оргзаморочек. Ты занимаешься только ТВОРЧЕСТВОМ! Приводишь приговор в исполнение любым удобным для тебя способом. Договорились?
   – Нет, Альфредик. Не договорились. Все-таки в этой затее я ощущаю себя в некотором роде командиром экипажа, который отвечает за все и за всех. И если у радиста в воздухе отказывала связь, а штурман «давал пенку» и неверно выводил меня на цель – с ними никто и не разговаривал! Брали меня, командира экипажа, ставили раком и начинали употреблять во все дырки по полной программе!.. – Тут Мика вдруг неожиданно для самого себя разозлился. – В конце концов, это был МОЙ СОН, и изволь с этим считаться! Что это там у тебя за полумиллионный клиент, кто тебе его «заказал», и откуда ты все это выкопал? Отвечай немедленно!..
* * *
   Спустя год после описываемого «проектно-производственного» скандальчика в Мюнхене...
   ...в Москве директор Федеральной службы безопасности приехал в гости к министру внутренних дел страны. Приехал не на Огарева, в служебный кабинет министра, а на Кутузовский проспект – домой.
   Подразделения охраны этих двух могучих ведомств промурлыкали себе под нос: «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна...» – и дружно обложили весь и без того тщательно охраняемый дом, установив наблюдение и за большим участком Кутузовского проспекта, примыкающим к этому дому.
   Директор безопасности и милицейский министр приятельствовали еще с «младых ногтей» простеньких оперов в одном райотделе. Они даже когда-то женились одновременно на двух студенточках из техникума легкой промышленности...
   Вместе какую-то свою академию кончали. А потом их пути слегка разошлись. А дружба осталась. Как это ни странно.
   Через положенное природой время у будущего милицейского министра родилась девочка, которая сейчас учится в Париже, в Сорбонне. А у будущего директора безопасности – мальчик, в настоящее время – студент одного престижного английского университета.
   Лето выдалось жарким, и жены двух приятелей больших начальников были отправлены из душной Москвы проведать детей и дать им возможность хорошо отдохнуть перед новым учебным годом.
   Русскомилицейскую парижаночку вывезли на южный берег Франции в Ниццу, а мама из федеральной безопасности со своим англо-московским отпрыском должна была к ним присоединиться тремя днями позже.
   По строжайшим указаниям глав семейств отдых должен был быть предельно скромным – отели не дороже пятисот долларов в сутки, минимум охраны, никаких интервью, никаких казино, максимум моря, пляжа и осторожности. Специальный отдел французской полиции уже стоит на ушах. Ибо залог успеха всех спецслужб мира – сотрудничество и солидарность!..
   Частые смены министров силовых ведомств России кое-чему научили этих двух последних, вновь назначенных.
   Кстати, поэтому же было решено устроить простенькие, скромные мужские холостяцкие посиделки не на дачах, где все прослушивается и фиксируется, а дома – по-нашему, по-русски, на двадцатидвухметровой кухоньке.
   Была поначалу этакая вольтерьянская мыслишка – пригласить на посиделки парочку верных сотрудниц своих же ведомств и оттянуться с ними по расширенному репертуару – со сменками, групповушечками, под тихую, ласковую музычку... Как когда-то шустрили по молодости.
   Но печальный опыт недавнего министра юстиции и бывшего Генерального прокурора с их телевизионным «сексуальным часом» приостановил вольный полет гормональной фантазии наших друзей-приятелей. Береженого Бог бережет...
   ... Кончался второй «пузырь» настоящей «Смирновской».
   Встреча была абсолютно «без галстуков». Сидели в тапках, майках и тренировочных штанах.
   – Это же просто какое-то наваждение! – говорил главный милиционер страны директору ее же безопасности. – За прошедший год прямо эпидемия! Семнадцать трупов здоровенных, богатейших и влиятельнейших мужиков России! Причем никаких различий: русский, еврей, татарин – все едино... Семнадцать воротил российского и русско-международного бизнеса и политики – покойники!.. Как выехал за границу на отдых, на контакты, на переговоры, на заключение сделки, так пиздец! Это же уму непостижимо...
   – Да знаю я... – Глава безопасности скривился, как от зубной боли. – Каждый раз мне докладывают, а я потом должен, как Жучка, задравши хвост, чесать в Кремль. А там любой говнюк из администрации президента смотрит на тебя, как солдат на вошь... Только бы подставить, только бы на своего поменять, бляди...
   – А меня не дергают?! – перебил его главный милиционер. – Но что характерно: все диагнозы, все результаты вскрытий, что за бугром, что у нас в ЦКБ или еще где, как под копирку: «разрыв аорты», «мощное кровоизлияние в мозг», «коронарная недостаточность – остановка сердца»... Была парочка «поражений легочной артерии».
   – Это же просто смех! Вот такой жучила везет там в Италию полсамолета охраны, а через недельку эта же охрана везет его обратно домой, в Россию. И «прикид» у него такой новенький, по последней итальянской моде – цинковый. «Груз двести», и только... Олигархи перебздели, как шавки! Дальше Истринского водохранилища никто отдыхать уже не ездит...
   Рассмеялись два бывших опера, налили по граммульке, выпили. Закусили икоркой, переложили пивком. Не каким-нибудь, а из самого города Мюнхена!
   – Мои считают, что это «заказы».
   – Мои – тоже.
   – Только вот как они выполнены?!
   – А хрен его ведает! География разбросанная, а «замочены» все одинаково! Что в Сан-Диего этот нефтяник наш... Ну как его? Ты его знаешь!.. Что в Буэнос-Айресе – тот, помнишь? Все в губернаторы рвался... Всего три-четыре варианта смертей – без малейших следов насилия. А за каждым трупом – сотни миллионов долларов!!!
   – Вчера – последний случай, где бы ты думал?! В Канберре! В Австралии... Чего туда этого делаша понесло? Он же «газпромовец»! А кенгуру можно было и в зоопарке посмотреть... Мы подняли их прошлые медицинские освидетельствования – никаких предпосылок! Все померли абсолютно здоровенькими!..
   – Это-то понятно – те, кто сидит на таких деньгах, очень даже берегут себя. Все хотят прожить подольше. Но вот что настораживает: из семнадцати «жмуриков» девять сановных покойников – жесточайшие конкуренты восьми остальных убиенных! Как будто они у Господа Бога друг дружку «заказывают»!..
   – Вообще-то... – задумчиво произнес директор безопасности и нацедил по рюмочке. – Если заглянуть в нашу картотеку и повнимательнее почитать информацию на всех этих покойничков, так можно подумать, что это элементарные «бандитские разборки». Только в Москве или Питере их взрывают и расстреливают, а за границей культурненько – инфарктик, инсультик, разрыв аневризмы аорты.
   – Будь здоров!
   – И ты также...
   Закусили маленькими огурчиками-корнишонами. Покурили...
   – Может быть, какая-нибудь «химия», имитирующая все эти инфаркты и инсульты? Не ваша разработка? Раньше-то в ГБ классный отдел был по этим «хохмам», – сказал милицейский министр.
   – У меня и сейчас там не слабаки работают. Нет, это не наши. Ты пришли-ка официальный запрос на мое имя на получение закрытой информации по этим типам. Типам-трупам... Я дам команду. Сам и проглядишь. На этих покойничках столько висит – волосы дыбом! И чем богаче и уважаемей – тем страшнее. Отъехать бы лет на пятнадцать назад, каждого можно было бы без суда и следствия к стенке поставить! Безошибочно.
   – А то я не знаю... – вздохнул главный милиционер страны. – Но не сами же они так ОДИНАКОВО помирают?! Может, и правда Господь за все их грехи порчу на них насылает?..
   – Ну, все... – обреченно вздохнул директор безопасности России. – Как президенты начали по церквям бегать и креститься на образа и телекамеры, так и министры стали хер знает во что верить! Наливай, раб Божий!..
   – Подожди, подожди...
   Главный милиционер невидяще уставился сквозь своего давнего дружка в не очень далекое прошлое.
   – Ты помнишь профессора Катина Валерия Павловича, начальника кафедры судебно-медицинской экспертизы в нашей академии? Такой небольшого росточка полковник, доктор наук, лауреат Госпремии...
   – А как же! Мы же с тобой на четвертом курсе в почетном карауле стояли, когда его хоронили. Жена его еще тогда на кладбище сознание потеряла, чуть в могилу к Валерию Павловичу не свалилась... Конечно, помню!
   – А помнишь, как он всегда говорил: «Биомеханические и биоэнергетические возможности человека неограниченны!»
   – Коронная фраза старика...
   – А его рассказ про детский дом во время войны помнишь? Как на его глазах один пацан – года на три, на четыре постарше его – ВЗГЛЯДОМ УБИЛ двух «отморозков»?..
   – Помню. Только помню еще, как мы тогда ржали над этой научной фантастикой! Мне и сейчас смешно...
   – А мне – нет! – оборвал директора российской безопасности милицейский министр. – Наливай! Не сиди сложа руки...
* * *
   На приемах в генеральном консульстве России в Мюнхене Михаил Сергеевич Поляков был всегда желанным гостем.
   Каждые три-четыре года менялся консульский состав, и дипломаты, уезжавшие в Москву в распоряжение МИДа, вместе с делами передавали вновь прибывшим счастливцам дипслужбы и ту часть русской интеллигенции, проживавшей в Мюнхене, к которой у соответствующих российских органов не было никаких претензий.
   В этой крайне немногочисленной компании был и известный карикатурист и превосходный иллюстратор детских книжек М.С. Поляков.
   Не эмигрант, ценой многих унижений уехавший из своей страны в чужую по соображениям экономическим, авантюрным или из животного инстинкта самосохранения – уберечь детей от кондового, паршивенького антисемитизма, – а просто очень известный русский художник, которому на старости лет захотелось пожить в Германии, и Германия была этим польщена...
   Спустя года два-три поток газетно-журнальных славословий о «художнике-сатирике Михаэле Полякове» несколько поубавился. Выставки затухли сами собой, издательства «обещали позвонить», но...
   Виной тому было много причин. Отнюдь не творческого характера.
   Тут «сработали» и развал Советского Союза, и смена обожаемого в Германии «Горби» на «непредсказуемого» Ельцина, и московский расстрел собственного парламента, и чехарда с премьер-министрами, и незащищенность иностранных инвестиций, и крушения финансовых «пирамид», и вторжение русского бандитизма в европейско-американские пределы...