Лонгиер Барри. Враг мой (сборник)

   - Тора Соам - овьетах Талман-коваха. Ему трудно выкроить свободную минутку, особенно в военное время. Но он часто о вас спрашивает, как и Син Видак, тот ребенок, которого вы спасли. Знаете ли вы, что Син Видак уже проходит подготовку как новобранец тзиен денведах?
   От удивления Джоанн перестала плакать.
   - Он уже в армии? Такой малыш? - Выходит, она вытащила эту желтую задницу из огня только ради того, чтобы подбросить еще мясца в военную мясорубку драков? Теперь и он будет ползать по грязи в красном мундире и убивать людей... - Син Видак для этого слишком мал.
   - Вам следует знать, Джоанн Никол, что драки достигают зрелого возраста примерно в пять раз быстрее, чем люди.
   - Знаю, и тем не менее...
   - Син Видак успел повзрослеть. - Пур Сонаан помолчал. - После Ве-Бутаана прошло много времени. Очень много.
   - Сколько? По человеческому счету?
   Гораздо позже Мицак ответил ей на этот вопрос. Двадцать месяцев. Двадцать!
   Как же она умудрилась проболтаться здесь без малого два года?..
   Ей в руки сунули большой ком материи.
   - Вот халат. Помочь вам одеться?
   - Нет.
   Мицак вышел. Его сменил Пур Сонаан. Джоанн стерла правой ладонью влагу с лица.
   - Я должен вам кое-что сообщить, - начал драк. - Ваша жизнь принадлежит вам одной, Джоанн Никол, и закончить ее - ваше право и дело вашего выбора. Но если вы решитесь на это, то знайте, что осуществление этого права - задача, которую вам придется решать только самостоятельно. Никогда никого не просите сделать это за вас.
   Пур Сонаан тяжело заковылял к двери. Джоанн упала лицом на койку.
   Она проклинала себя за плаксивость. Однако желтокожий ребенок, получивший право гордо носить красный мундир тзиен денведах, стоил слез.
   7
   Проклинайте ошибки, жалуйтесь на них, сожалейте о них, учитесь на них. Только не уповайте, что наступит время совершенства, когда придет конец любым ошибкам, ибо это мы зовем смертью.
   Предание о Кохнерете, Кода Тармеда, Талман
   На следующий день Джоанн расхаживала по палате и даже пыталась делать зарядку, а Мицак зачитывал ей новости.
   - Вот странно!
   - Что странно, Мицак?
   - Комитет планирования Федерации Девятого Сектора отклонил при голосовании приглашение дракам и землянам вступить в Федерацию.
   - Вы предсказывали, что так и будет.
   - Странно то, что предложение чуть не было принято. При голосовании воздержался один-единственный член комитета - Хиссиед-до' Тиман, делегат с Тимана.
   Мицак надолго умолк.
   - О чем вы размышляете?
   - Не пойму, почему он воздержался.
   - Вы представляете себе тимана, Мицак? Все они так погрязли в своих кознях, что сами чаще всего не знают, что делают.
   При очередной попытке приседания Джоанн опрокинулась на спину.
   - Есть ли новости о войне, Мицак?
   - Есть, как всегда. - Помолчав, он продолжил чтение. - Хет Краакар, первый командующий Флота драков, сообщил через своего представителя, что планета Дитаар перешла в руки Соединенных Штатов Земли. Дальше идут данные о потерях среди военных и мирного населения.
   Джоанн услышала, как он поднимается.
   - Простите. - Он покинул палату. Она сидела в одиночестве, прислушиваясь к шагам. К ней явился уборщик. Джоанн села.
   - Теперь тебе разрешено со мной разговаривать?
   - Да, разрешено, - прозвучал голос, выдающий волнение и робость. - Я бы заговорил гораздо раньше, потому что у меня очень много вопросов, но здесь главное правило - молчание.
   - Я понимаю. Как тебя зовут?
   - Венча Эбан. Джоанн Никол, не могли бы вы на время уборки лечь на койку?
   - Конечно. - Она встала, взяла халат, надела его и опять села, подобрав ноги.
   - Венча Эбан, где мне можно принять душ? Вымыться?
   - При палате есть особая комната. - Шаги, удаляющиеся вправо. - Но дверь заперта. Наверное, вам нельзя мыться, пока не подживет вся кожа.
   - Мне бы хотелось отказаться от ночного горшка. Я уже нормально передвигаюсь.
   Она услышала, как открывается еще одна дверь.
   - Я открыл для вас туалет.
   - Хорошо.
   Пытаясь исследовать палату в направлении к самому дальнему ее концу, она уже поплатилась несколькими синяками и пришла к единственному выводу: там есть дверь, но она заперта.
   - Джетах Пур Сонаан сказал, что разговор с вами - это очень важно. Вы хотите услышать что-то конкретное, Джоанн Никол?
   - Нет, все что угодно. - Она вспомнила ханжеское высокомерие Мицака, с которым он реагировал на все ее вопросы насчет талмы.
   - Ты знаешь что-нибудь про Талман?
   - Конечно. Его пересказ - неотъемлемая часть права на зрелость.
   - Пересказ? Всего, целиком?
   - Да. Хотите послушать?
   - Хочу.
   - Какой кусок?
   - Любой, Венча Эбан. Выбери на свой вкус. Мне просто необходимы звуки.
   - Это не просто звуки!
   - Знаю. Я не хотела тебя обидеть. Продолжай.
   - Убирая, я буду рассказывать вам "Предание о Шизумаате". Это одно из моих любимых мест. Только учтите, рассказ ведется от имени Намндаса, изложившего историю Шизумаата.
   - Понятно.
   Под негромкий гул уборочного механизма Венча Эбан начал:
   - "Я многое расскажу тебе о Шизумаате, ибо я - Намндас, друг Шизумаата, тот, кто стоял и ждал у рубежа.
   Вот история моего учителя. Первенцем Синдинеаха Ну был Синдинеах Эй. После ухода его родителя из жрецов, при главенстве Синдинеаха Эя над жрецами Ааквы, был достроен храм Ухе.
   Стены храма были сложены из обработанного камня и имели в высоту восемь синди; площадь храма была шестьдесят на девяносто шагов. Крыша из деревянных бревен и плит опиралась на квадратные каменные колонны, расставленные шестью четырехугольниками.
   В центре наименьшего четырехугольника находилась накрытая камнем могила с прахом Ухе. Вместо восточной стены храм имел каменные колонны. В центре северной и южной стен было по двери шириной всего в два шага. В стене, обращенной на мадах, двери не было..."
   "Опять мадах! - встрепенулась Джоанн. - Что это такое?"
   - "Днем свет шел от Ааквы, Прародителя Всего, ночью же - от девятисот масляных светильников, свисавших с потолка храма.
   Вокруг храма тянулись узкие улицы деревянных и каменных хижин. В одной из них, защищенной после полудня тенью от храма, проживал жестянщик, исполнявший в Бутаане свой долг перед Ааквой. И родил он дитя.
   Звали жестянщика Кадуах, а дитя свое назвал он Кадуахом Шизумаатом.
   В начале третьего года жизни Шизумаата Кадуах привел его в храм, чтобы выполнить перед жрецами обряды посвящения в зрелость. Шизумаат поведал историю творения, законы, предание об Ухе, а потом перечислил родительский род до Кадуаха от основателя рода, охотника из маведах по имени Лимиш..."
   "Снова мадах, - подумала Джоанн. - Только на этот раз говорится не о вемадах, а о маведах. Но так же называется террористическая организация драков на Амадине".
   - "А после завершения обрядов Кадуах попросил взять Шизумаата в жрецы Ааквы.
   Среди жрецов, слушавших Шизумаата, был Эбнех, которому так понравились речи Шизумаата, что он принял его в ковах Ааквы.
   Ночевал Шизумаат в родительском доме, а дни проводил в храме, где познавал тайны, знаки, законы, желания и видения Прародителя Всего.
   Я, Намндас, поступил в ковах Ааквы за год до Шизумаата и был назначен старшим в его класс. Эта обязанность выпала мне потому, что жрецы храма сочли меня худшим в моем собственном классе. Когда мои одноклассники сидели у ног жрецов и познавали премудрости, я ковырялся в грязи..."
   Венча засмеялся. Было нетрудно понять, с кем он себя отождествляет: с эаднескамеечником, второгодником, с теми десятью процентами, которым не дотянуться до звезд.
   Джоанн тоже улыбнулась. Таких намндасов было пруд пруди во всей Вселенной, а среди людей - и подавно. Венча Эбан, рассказчик Намндас, продолжал:
   - "Моим подопечным был выделен темный угол у стены храма, выходившей на мадах, тот самый, где год назад начинал учебу мой класс. Утром первого дня они расселись на гладком каменном полу, чтобы выслушать от меня правила храма.
   - Я, Намндас, - старший в вашем классе. Вы - самый низший класс в храме, поэтому вам поручено заботиться о порядке и чистоте. Учтите, я как ваш старший не потерплю в храме ни пылинки! Вы будете ловить грязь еще в воздухе, прежде чем она опустится на пол храма; будете смывать грязь с ног тех, кто входит в храм.
   Я указал им на закопченный потолок.
   - Каждый вечер вы будете чистить храмовые лампы и заново заливать в них масло. При всем этом сами вы должны оставаться чисты.
   Тут встал Шизумаат. Он был высок для своего возраста, и глаза его удивительно блестели.
   - Когда же нас начнут учить, Намндас? Когда нам учиться? Я почувствовал, как вспыхнуло мое лицо. Какова дерзость!
   - Вам будет дозволено начать учебу только тогда, когда я сообщу жрецу Эбнеху, что вы достойны этого. А пока сиди и молчи!
   Шизумаат опять уселся на пол, а я свирепо оглядел всех девятерых своих подопечных.
   - Говорить будете только тогда, когда я или кто-то из жрецов обратимся к вам с вопросом. Вы находитесь здесь для того, чтобы учиться, и первое, чему вы должны научиться, - это послушание.
   Я уставился на Шизумаата и увидел на его лице загадочное выражение. Я обратился к нему со словами:
   - Мне трудно читать по твоему лицу, новичок. Что оно выражает?
   Шизумаат остался сидеть, но обратил на меня свой взор.
   - Неужто Ааква судит жрецов своих по тому, насколько хорошо те подражают бессловесным тварям, усердно метущим пол?
   - Твои слова предвещают беду.
   - Намндас, что ты хотел от меня услышать, задавая свой вопрос, правду или ложь?
   - Здесь храм правды. Как твое имя?
   - Меня зовут Шизумаат.
   - Что ж, Шизумаат, должен тебе сказать, что я почти не надеюсь на то, что ты продвинешься от стены мадаха к центру храма.
   Шизумаат кивнул и обратил взор на могилу Ухе.
   - Думаю, тебе еще пригодится правда, Намндас..."
   Джоанн услышала тяжелые шаги Пур Сонаана и испуганный вздох Венчи Эбана. Драки ничего не сказали друг другу, но Джоанн кожей почувствовала, как многозначительно они переглянулись.
   - Ты продолжаешь уборку?
   - Да, джетах, это только маленький перерыв.
   - М-м-м...
   Звуки уборки стали ожесточенными.
   - Есть ли новости насчет моего зрения? - спросила у врача Джоанн. Тот вздохнул.
   - Чем больше мы узнаем, тем ближе успех, но чем ближе успех, тем больше предстоит узнать. Анатомия человеческого глаза резко отличается от нашей, а раздобыть человеческие глаза для экспериментов - нелегкая задача...
   Она села.
   - Что?!
   - Помилуйте!.. Уверяю вас, глаза берутся только у мертвых. К тому же нам помогают захваченные медицинские тексты, а также сами Соединенные Штаты Земли - соблюдением соглашений о правилах ведения войны. У нас есть специальное приспособление, с помощью которого мы лечим ослепших пациентов-драков. В тот сектор мозга, который отвечает за зрение, внедряется имплантат, и бывший слепой начинает видеть с помощью желатиновых приемников на глазах.
   Джоанн слышала, как Венча Эбан выключил свой аппарат и тихонько покинул палату.
   - А со мной вы можете проделать то же самое?
   - Только в самую последнюю очередь. Операция отлично освоена и стала обычной, но мы прибегаем к ней только тогда, когда поражены зрительные нервы. У нас нет оснований считать пораженными ваши.
   - Ваши имплантаты повредили бы мне зрительный нерв?
   - Скорее всего. Сканирование мозга выявило существенные различия между нейронными системами драков и людей на химическом, электронном и структурном уровнях. Наш метод может не только оказаться бесполезным для вас, но и так навредить вашим зрительным центрам, что восстановить их впоследствии будет уже невозможно. Под угрозой может оказаться сама ваша жизнь. Поэтому сейчас мы ничего не планируем; я просто держу вас в курсе дела.
   Настало время сменить тему.
   - Пур Сонаан, в истории, которую мне рассказывал Венча Эбан, прозвучали слова "мадах" и "маведах".
   - И что же?
   - "Маведах" и "вемадах" значит "относящееся к мадаху". Есть ли какая-то смысловая нагрузка в местонахождении предлога - перед словом и посередине?
   - Это просто современное и старое употребление. Венча рассказывал вам "Нувида", а надо бы начать раньше, с "Кода Синда" - с мифа об Аакве. Беритесь прямиком за Талман.
   - Как же мне это сделать? - с улыбкой спросила Джоанн.
   - У меня есть плейер. Обещаете включать его тихо, если я вам его принесу? Остальных пациентов ни в коем случае нельзя тревожить.
   - Конечно! Я совсем тихонько!
   "... И сказано было, что сотворил Ааква в мире особых созданий с желтой кожей и трехпалыми руками и ногами. И сказано было, что сделал он эти создания одинаковыми, чтобы каждое могло приносить следующего, себе подобного. И сказано было, что создал он их прямоходящими, мыслящими, говорящими, дабы славили они Прародителя Всего.
   Мир сей именовался Синдие.
   И сказано была, что сотворил сей мир Ааква, Бог Дневного Света..."
   Джоанн с первого раза поняла, что Талман начинается с древнейших письменных источников, известных расе драков. Миф об Аакве и Предание об Ухе предшествовали системе отсчета лет на планете прадраков; отсчет этот начинался с рождения Шизумаата - одиннадцать тысяч восемьсот семьдесят два года назад, причем в летосчислении Синдие. На вопрос Джоанн Мицак ответил, что Шизумаат родился в 9679 году до нашей эры по земному летосчислению.
   Миф представлял собой Книгу Бытия гермафродитов. В нем описывались зарождение расы и причины, по которым Ааква создал ее. Кроме того, он твердо вверял жречеству контроль над всем происходящим.
   "... И первый главный жрец звался Рада.
   Рада разослал жрецов по всему Синдие изучать знаки и видения. Собрали слуги это знание и передали его Раде.
   Двенадцать дней и двенадцать ночей изучал главный жрец знаки и видения, отделяя истинное от ложного, племенные выдумки от подлинных Законов Ааквы.
   А на тринадцатый день заговорил Рада со жрецами о том, что познал..."
   "И приказал Рада жрецам разойтись по Синдие и учить Законам. И пообещал Рада, что, пока на Синдие будут слушаться жрецов Ааквы и следовать законам Бога Дневного Света, там пребудут мир и достаток.
   Синдие слушала жрецов, познавала Законы и следовала им. Жрецы принимали пожертвования Аакве..."
   Древняя политическая структура - теократическая деспотия. Плата за препровождение в рай. Смущала лишь грамматическая форма, присущая "Мифу об Аакве": "И сказано было, что сотворил мир Ааква...", "Сказано было, что назвал Ааква детей своих "Синдие"..."
   Это излагалось не как факт, а как теологический постулат, просто отмечающий отправной пункт. Джоанн продолжала слушать. В Мифе оказалось много отдельных историй: о Суммате, о Даулте-неверующем, о проклятии войны, ниспосланном Ааквой на Синдие, о разделении Ааквой Синдие на четыре главных племени.
   Она размышляла об универсальности некоторых объяснений, идей, упований. Взяв плейер, она вставала с койки и расхаживала по палате, внимая "Кода Овида", "Преданию об Ухе".
   Начиналось оно с разъяснений табу, предохранявших четыре племени от войн, а продолжалось рассказом о событиях в местности под названием Мадах...
   Почти двенадцать тысяч лет тому назад, еще до того, как мир Синдие был осознан как таковой, в гористой пустыне существовал Мадах - край засухи и голода.
   Племя из Мадаха, маведах, было вынуждено пожирать собственных мертвецов...
   До нее донеслись шаги Вунзелеха, и она выключила плейер.
   - Прошу вас, Джоанн Никол, не выключайте. Рассказывает Хига Тиданола. Прилягте, я наложу мазь, и мы послушаем вместе.
   Она сняла халат и присела на койку. Рассказ продолжался.
   "Грелся у огня один из низших жрецов Ааквы, некий Ухе. В ту ночь Ухе сидел и смотрел, как умирает от голода его единственный ребенок, Леуно.
   Потом у него на глазах те, кто готовил еду, возложили тельце Леуно на костер.
   Ухе воззвал к Богу Дневного Света:
   - Это и есть обещанный тобой достаток в награду за соблюдение Закона мира, Ааква ? Такова милость и вознаграждение от Прародителя Всего?
   В ту ночь ответом Ухе было молчание. Ухе наблюдал, как умирает еще один ребенок, а его родитель, некогда гордый охотник, с тоской смотрит ему в глаза. Подле одного из костров сидели восемь охотников и ждали последнего вздоха ребенка. Когда он испустит дух, его тело будет разделено между ними.
   Наблюдая за лицами охотников, Ухе заметил, что один из них шепчет проклятие, приближающее смерть. Проклятие предназначалось ребенку, а проклинавший был его родителем. И в глазах родителя горел один только голод.
   От ярости Ухе забыл о боли и о страхе. У первого ночного костра, когда почва еще оставалась теплой от прикосновения Ааквы, Ухе поднялся перед старейшинами племени.
   - Бантумех, великий и досточтимый вождь старейшин маведах, этой ночью ты вкусил плоть моего дитя, Леуно. Бантумех закрыл руками лицо.
   - Твой стыд - это наш стыд, безутешный Ухе.
   Потом Бантумех убрал руки от лица, покрытого морщинами возраста и боли, а также шрамами, напоминающими о сражениях за предводительство в маведах.
   - Но за этот год каждый из нас вкушал собственного ребенка, брата, родителя, друга. У нас нет выбора. Единственное наше спасение - это не думать, когда мы насыщаемся, дабы не погибло племя маведах. Горе твое понятно, но напоминание о нем неуместно.
   Получив отповедь, Ухе не отошел от старейшин, а указал на восток, на горы Аккуйя.
   - Там есть еда для маведах, Бантумех. Бантумех вскочил с перекошенным от гнева лицом.
   - Ты говоришь о нарушении племенем маведах табу? Если бы это было возможно, неужто я давно не сделал бы этого?
   Старейшина по имени Ииджиа, главный среди жрецов Ааквы, тоже вскочил.
   - Ухе, ты - зверь, представший перед старейшинами, а не жрец Ааквы! Ииджиа восполнял громким криком свой малый рост и худобу. - Закон ясно гласит, что маведах запрещено заходить на земли иррведах, а иррведах запрещено заходить на земли маведах. Для нас табу - даже просить у иррведах пищи. Даже возжелать этого - табу!
   Большинство старейшин закивали и согласно загудели. Повиноваться такому закону было нелегко, но мудрость его была понятна всем. Нарушение закона опять принесло бы на Синдие войны. Таково было обещание Ааквы, а войны были слишком страшной расплатой.
   Ухе раскинул руки и воздел лик к ночному небу.
   - Но Ааква посылает мне новое видение. Прежний закон относился к прежнему времени и прежнему месту. Сейчас Ааква говорит мне: то время прошло. Ааква говорит всем нам, что и место теперь иное. Настало время для другого закона.
   Ииджиа смолк, ибо спорить с видением было опасно. Если молодой Ухе солгал, его ждала кара. Но и сам Ииджиа понесет наказание, если восстанет против видения, которое окажется истинным законом.
   И еще увидел Ииджиа, как к старейшинам потянулось все племя. Истинен закон или нет, но он обещал пищу, а значит, не мог не получить поддержки у вооруженных охотников.
   Ииджиа возвратился на свое место в кругу старейшин и сказал Ухе:
   - Расскажи нам свое видение.
   Согласно обычаю, Ухе сбросил наземь покрывавшие его шкуры и предстал перед всеми нагим, дабы подтвердить истину своих слов.
   - Сейчас моими устами глаголет Ааква. И говорит он о сонных травах на склонах восточных гор, где лениво утоляют жажду из неиссякаемых источников даргаты и суды, где ветви деревьев клонятся до земли под тяжким грузом плодов, где стоят тучные поля спелого зерна.
   Каждый вечер Ааква указывает нам в ту сторону огненным перстом. Он показывает мне дируведах и куведах, чьи желудки всегда набиты свежесваренной едой; просторы их полнятся дичью, что сама прыгает на наконечники их копий; дети их крупны и веселы.
   Еще Ааква указывает к западу от тех гор, на эти земли, где правит голод. И речет мне Бог Дневного Света: "Ухе, вот мой знак о том, что маведах должны уйти из этих мест. Старейшины маведах должны пойти к своему народу, поведать ему о законах войны Ааквы и собрать его у подножия гор Аккуйя, где горы эти высятся над Желтым морем.
   Оттуда я поведу маведах через горы, через земли иррведах, к Дирудах. Маведах обратят в бегство дируведах, прогонят иррведах из Великого Разрыва и с южных Аккуйя в горы севера".
   Ухе смолк, но все так же стоял, раскинув руки. Потом он продолжил тихо и грозно:
   - Иррведах попытаются объединиться с куведах, чтобы нанести нам поражение. Но наше наступление будет слишком стремительным. Вдохновляемые Ааквой, озаряющим наши спины, мы ударим в северном направлении, через горы, и опрокинем иррведах. Мы победоносно займем земли куведах! Маведах повсюду станут владыками!
   Ухе опустил руки, нагнулся и подобрал шкуры. Прикрыв свое тело, он предстал перед Ииджиа.
   - Вот что говорит мне Бог Дневного Света. Бантумех внимательно смотрел на Ухе.
   - Воевать? Ты предлагаешь нам поверить, что Бог Дневного Света насылает на нас свою древнюю кару? Чем мы прогневили его?
   Ухе поклонился.
   - Ты добр и мудр, Бантумех, но доброта твоя чрезмерна, чтобы отвечать потребностям маведах. Прошлое теперь не имеет силы. Старый закон доведет маведах до гибели. Новый закон войны от Ааквы спасет нас и наших детей. Маведах будут жить!
   Ухе обратился к старейшинам и к охотникам, столпившимся вокруг костра:
   - Я вижу, что грядут события пострашнее войн. Я вижу, как наши славные охотники копошатся в грязи, как маведах пожирают то, что сейчас не может именоваться даже отбросами, как пожирают и то, что сейчас слишком ценно и священно, чтобы идти в пищу. Это означает конец маведах.
   Ухе повернулся к вождю маведах:
   - Есть вещи пострашнее войн, Бантумех. Ииджиа вскочил и замахал руками.
   - Ты не можешь всего этого знать, Ухе. Даже самый старый из нас не пережил войн. И это только благодаря тому, что мы подчиняемся табу.
   Ухе повернулся к Ииджиа.
   - Маведах не сражаются с маведах. Когда на Синдие останутся одни маведах, войны прекратятся. Только так маведах обретут мир и достаток.
   Ухе смолк, давая слушателям почувствовать смертельную опасность.
   - Ты оспариваешь мое видение, Ииджиа ?
   Охотники плотно обступили круг старейшин. Наконечники охотничьих копий отражали свет костра. Ночь была безмолвной, одни лишь барабаны смерти выбивали свою неумолчную дробь.
   Жрец Ааквы пользовался привилегиями. Племя обеспечивало его едой, шкурами для одежды и для защиты от ночного холода и сырости в обмен на его службу и видения. Оспаривать видение Ухе значило подвергнуться избиению камнями или поджариванию на костре. Ииджиа дорожил своим положением. Он был стар. И он ответил:
   - Я не оспариваю твоего видения, Ухе. Охотники одобрительно закричали, но тут же смолкли, когда поднялся Бантумех.
   - А я оспариваю твое видение, Ухе! - Бантумех обратился к Ииджиа: - Да завалит Ааква нечистотами твой трусливый рот. - Вождь маведах повернулся к Ухе: - Посмотрим, кого из нас Ааква обречет на побитие камнями!
   Но тут в ночи просвистело копье. Его острый наконечник пронзил грудь Банту меха. Банту мех удивленно опустил глаза, после чего обвел охотников взглядом.
   - Один решил за всех.
   С этими словами Бантумех упал.
   Те, кто стоял вокруг неподвижного тела Бантумеха, ощутили затылками ледяное дыхание табу: Ааква запрещал убийство. Однако никто не осмелился найти оставшегося без копья, никто не вырвал копье из груди Бантумеха, чтобы узнать, чьим знаком оно помечено. Сам Ухе вырвал копье из груди убитого и воздел его над головой.
   - Все видят, что Ааква сказал свое слово!
   И Ухе бросил копье в костер. Если на древке копья было чье-то личное клеймо, то у всех на глазах оно превратилось в пепел. Среди охотников пробежал ропот, что то было клеймо самого Ааквы.
   Кто-то из охотников издал крик торжества, его подхватили остальные, и всеобщий вопль заглушил рокот барабанов смерти. Все поклялись в верности Ухе и новому Закону Войны Ааквы. Старейшины разбрелись от костра в разные стороны, чтобы оповестить о новом Законе свой народ, а охотники ушли готовиться к грядущим нелегким временам.
   Ночной воздух снова наполнился рокотом барабанов смерти. Ухе остался у костра один, не считая охотника по имени Консех, присевшего на корточки у огня. Консех сплел пальцы, ибо не держал копья, а лицо его ничего не выражало, ибо скрывало то, чего не следовало предавать огласке.
   - Хочу задать тебе один вопрос, Ухе.
   - Спрашивай, Консех.
   - Когда Ааква обращается к тебе, чем ты его слышишь: головой, сердцем, брюхом?
   Ухе посмотрел на охотника. Жрецу Ааквы привиделось, что божьи табу превратились в призраков, зловеще танцующих у охотника над головой.
   - Ты дерзишь, Консех.
   Охотник встал, и видение исчезло.
   - Это не дерзость. Мир в моей душе требует ответа. Новые законы Ааквы все мы слышим сердцем и брюхом.
   - Ты оспариваешь новый Закон, Консех? Охотник замахал руками и ответил жрецу Ааквы:
   - Я не стану спорить с тобой, ибо Бог Дневного Света обращается ко всем нам, и голос его нельзя заглушить. Но такой закон мог бы предложить любой из нас.
   Слуга Ааквы уставился в огонь. Смертоносного копья уже нельзя было различить в куче пылающего хвороста.
   - У меня нет для тебя ответа, Консех. Консех проводил взглядом других охотников, шедших готовиться к войне.
   - Посмотрим, как поступят охотники, когда Ааква перестанет обращаться к их желудкам и голос его снова зазвучит у них в головах.
   Охотник ушел от костра, оставив Ухе свой вопрос и свою правду".
   Джоанн остановила запись и обернулась к Вунзелеху. Тот вытирал руки.
   - Вунзелех, этот Ухе - дикарь. Что делает дикарь в вашем Талмане, на вашем жизненном пути?
   Драк убрал медикаменты и долго стоял молча.