Лонгиер Барри. Враг мой (сборник)

   Потом меня потчуют историями о том, как барахтались в дядюшкиной "купели" разные представители родов Джерриба и Эстоне, а также нескольких родов слуг из имения Джерриба.
   В общей сложности бородатый человек вырастил и подготовил к ритуалам сорок одного ребенка. Джерриба Гаэзни, лакомящийся сейчас в пещере копченой змеей, носит порядковый номер 42.
   Через некоторое время разговор заходит о другом. Эстоне Фална, повышавший всеми мыслимыми способами свою врачебную квалификацию, получил теперь разрешение пользовать людей и решил начать с человека в пещере. Мне он с улыбкой объясняет:
   - На Дружбе живет много разных разумных существ, но люди составляют среди них незначительное меньшинство, процентов одиннадцать...
   - Поэтому, - перебивает его Тай, - медицинское обслуживание людей осуществляется не так, как следует. Мы всегда тревожились: вдруг дядя Уилли заболеет? Его не смогут вылечить. Вот Фална и решил исправить ситуацию.
   - Возраст дяди - шестьдесят три стандартных года, - объясняет Фална. Земная медицинская наука говорит, что в таком возрасте следует быть поосторожнее.
   - Ты привез новые лыжи, о которых просил дядя? - спрашивает Фалну Тай.
   - Привез. Вот и вся цена разговоров об осторожности.
   - Лыжи? - удивляюсь я.
   Заммис объясняет, что лыжи - зимний вид спорта, который он впервые попробовал на Земле пятнадцать лет назад. Лыжник прикрепляет к ногам скользящие дощечки и съезжает по склону покрытой снегом горы. На Дружбу этот спорт, а также инструктора и все необходимое впервые привез Заммис, и дядюшка немедленно загорелся. Длительные поиски дали результат: в горах за имением была найдена защищенная от ветров долина, и в ней построили фуникулер, ведущий на одну из соседних вершин. Это положило начало интересу к лыжам, так что теперь на планете насчитывается восемь лыжных курортов и планируется создание девятого.
   Пока я фантазирую, пытаясь представить себе столь нелепое развлечение, Заммис спрашивает Тая, как в имении готовятся к короткому сельскохозяйственному сезону. Разговор переходит на семена, удобрения, компост, культивацию, фумигацию и прочие диковины, о которых я не имею ни малейшего представления.
   Пока они беседуют, я размышляю над словами Тая о том, что я нахожусь здесь из-за истин Зинеру. Мне по-прежнему неудобно признаться этому обществу, поднаторевшему в изучении Талмана, в своем невежестве, поэтому я встаю из-за стола и ухожу к себе, чтобы улечься и почитать свой талман.
   Я открываю застежку, вынимаю кубик из обложки, вооружаюсь булавкой для перелистывания страниц. Найдя "Кода Синувида", я напрягаю зрение, пытаясь вчитаться в предание о Зинеру. Шрифт чрезвычайно мелок, но я мог бы одолеть написанное, если бы пожелал. Но желание невелико: к моим услугам английский перевод Дэвиджа, набранный крупным книжным шрифтом. Так что я снова убираю свой талман в обложку и ложусь на кушетку с книгой.
   В примечаниях переводчика сказано, что "Кода Синувида" - последняя книга Талмана, написанная на планете Синдие. Следующая книга была создана уже в космосе, на "кораблях поколений", прилетевших впоследствии на Драко. Зинеру написал свою книгу гораздо раньше, в эпоху морских кораблей, мечей, копий, палиц и стрел. При нем часто устраивали спортивные соревнования между денве, городами и школами.
   В отличие от Малтака Ди, учившего своих подопечных при помощи головоломок и загадок, Зинеру прибегал к играм и спортивным соревнованиям. Главной страстью Зинеру была множественность истин: различные значения правды, ее проявления и формы. Его излюбленным уроком было приказать ученикам не просто играть в какую-либо игру, а изучать ее, применяя все уроки талмы и отыскивая способ выигрыша с помощью наилучшей теории.
   Ученики изучали и толковали правила, даже особенности игровой площадки и погоды. Интересовала их и физическая форма: они ломали голову, как лучше использовать игроков в беге, броске и так далее. Они придумывали собственные игры с особыми правилами, расставляли лучших учеников по площадке и докладывали Зинеру, что готовы играть.
   Джетах собирал наименее сильную команду из непрофессиональных игроков коваха и выставлял ее против своих учеников. И всякий раз ученики Зинеру проигрывали, после чего джетах внушал своим неудачливым теоретикам простую истину: "Постигающий игру многое внесет в нее. Однако истинные правила, не подлежащие изменению, прозвучат из уст игроков. Игроки видели и осязали металл; постигающим он известен только в теории".
   Истины Зинеру...
   Труды мудрецов-талманцев сильно поспособствуют установлению мира на Амадине. Однако истинные правила, не подлежащие изменению, прозвучат из уст убийцы Маведах по имени Язи Ро. Мудрецам война известна только в теории, а Язи Ро брел по пояс в крови...
   Я вспоминаю предложение капитана корабля "Тора Соам". Благодаря своим рекомендациям я смог бы вернуться на Драко, а там мне бы осталось только дождаться корабля, который покажется мне лучше остальных. Я получил бы работу. Но смогу ли я крутиться на орбите Амадина? Выдержу ли это, если у меня есть хотя бы крохотное сомнение, так ли уж бессмысленна талма мира? Сохраню ли спокойствие, зная, что в грязи и крови, заливающих Амадин, тонет ребенок, проклинающий меня за то, что я не ухватился за слабую возможность положить конец кошмару?
   Я вскакиваю с кушетки и подбегаю к прозрачной стене. За ней ночь. Дом подсвечен снизу золотым светом. Во тьме раскинулось обдуваемое ветрами ледяное пространство, на котором я все же умудряюсь различить выступающий из белого океанского тумана скалистый мыс.
   Интересно, что произошло бы, если бы кусочки головоломки узнали, что картина, которую из них складывают, получится не такой, которую намерены составить они сами? Согласились бы улечься no-новому, не зная толком, что это будет за изображение, или взбунтовались бы, отказавшись от какой-либо упорядоченности?
   Я принимаю решение поговорить с одушевленным кусочком головоломки, обитающим в пещере. Спустившись в холл, я узнаю, что все уже разошлись. Слуга по имени Мизи Унтав помогает мне надеть пальто и ботинки и настаивает, чтобы я не пренебрегал защитной маской, иначе задохнусь от ветра. Я соглашаюсь.
   - Тебе потребуется провожатый, Язи Ро? - следует вопрос.
   - Нет, я знаю дорогу.
   - А фонарь? В темноте легко оступиться.
   - Фонарь пригодится, - киваю я. - Спасибо. С фонарем, прикрепленным к тыльной стороне левой рукавицы, с поднятым капюшоном застегнутого на все пуговицы пальто я выхожу из дома и вверяю себя ночным ветрам Файрина IV. Борясь с ветром, я тороплюсь к пещере. По пути я соображаю, что заботливый слуга - отпрыск Мизи Кинасу, ученика Дэвиджа, о котором рассказывали, что он совершил длительное путешествие в космосе, чтобы стать монахом странной и суровой религии на чужой и пугающей планете под названием Земля.
   15
   Дэвидж сидит у огня с рукописью на коленях, уставившись на языки пламени. Я выключаю фонарь, снимаю пальто и маску и бросаю то и другое на одно самодельное кресло, чтобы усесться в другое. Мне непонятно, почему Дэвидж не участвовал в праздничном ужине в честь возвращения Эстоне Фалны. Согревшись у огня, я рассматриваю убранство пещеры. На одной из импровизированных постелей крепко спит Гаэзни, укрытый одеялом.
   Интересно, до какого места Дэвидж успел прочесть "Кода Нусинда"? Самому мне запомнился эпизод, в котором слепая землянка Никол, не зная, что имеет дело с актерами, внимает подробностям ситуации на Амадине. Целью Маведах было уничтожение там всех людей или их изгнание. Цель Фронта заключалась в уничтожении или изгнании всех драков Амадина. Палата Драков бескомпромиссно поддерживала Маведах, Соединенные Штаты Земли - Фронт, цели которых были диаметрально противоположными, а посему не могло быть даже речи о выработке талмы. Никол положила конец страшной войне, заставив державы отказаться от поддержки враждующих сил на Амадине.
   Тем не менее сердцевина проблемы остается прежней, более того, воюющие стороны уже не довольствуются изгнанием врага с планеты, стремясь к полному его искоренению. Цель Маведах теперь - гибель всех людей, цель Фронта гибель всех драков. Откуда тут взяться талме? Всякий раз, когда Фронт и Маведах договариваются о прекращении огня, обязательно находится неконтролируемая группировка с той или иной стороны, прерывающая хрупкое перемирие, совершив какое-нибудь злодейство. Разве может Маведах карать своих за убийство людей после всех бед, причиненных людьми? И как может Фронт наказать своих за убийство драков после всего того, что те учинили?..
   - Ты это читал, Язи Ро? - спрашивает Дэвидж, указывая на рукопись.
   Я отвлекаюсь от мыслей о прошлом и гляжу на человека. Он пристально меня разглядывает.
   - Да, по пути сюда.
   - А тебе полагалось это читать?
   Мне трудно удержаться и не пожать плечами.
   - Не знаю.
   Он переводит взгляд на рукопись, приподнимает брови.
   - Что, если твое любопытство повредит талме?
   Я сажусь, вытягиваю ноги к огню, скрещиваю на груди руки.
   - Значит, талме не бывать. А вдруг ей, наоборот, повредило бы, если бы я этого не прочел? Или талма вообще не зависит от того, читал я это или нет?
   Дэвидж улыбается и говорит на правильном дракском:
   - Почему ты так безжалостен к чадам своим, Ааква? - Видя мое недоумение, он объясняет: - Это из "Кода Овида". "Предания об Ухе". - У него такой вид, словно я - это не я, а трехголовый урод. Он опять переходит на английский: - Возможно ли, Язи Ро, что ты не знаком с Талманом?
   Я вспоминаю свой амадинский английский и выпаливаю:
   - Более чем возможно, дядюшка, заруби это на своей морщинистой заднице!
   Из глубины пещеры доносятся хлюпающие звуки. Дэвидж оборачивается на ребенка, которому положено спать.
   - Раз тебе не спится, Гаэзни, берись за шитье.
   - Я сплю, дядя, сплю. - Отпрыск Тай давится от смеха. - Просто мне приснился плохой сон.
   Но его разбирает такой сумасшедший хохот, что проходит всего несколько секунд - и он уже не может сдержаться. Сбросив одеяло, хохочущий Гаэзни куда-то выбегает. Дэвидж с улыбкой закрывает рукопись.
   Я упираюсь локтями в подлокотники кресла и от стыда жмурю глаза. Напрасно я позволил себе унизить учителя в глазах ученика, пусть даже учитель - человек. Дождавшись, чтобы стихло эхо детского смеха, я обращаюсь к человеку:
   - Прости меня, Дэвидж, за то, что я назвал тебя "дядюшкой". Как только мы покончим с этим, - я показываю на рукопись у него на коленях, - я улечу. Ты не виноват в том, что я здесь нахожусь. Постарайся не делать положение еще хуже, чем оно есть, - это ни к чему.
   Человек кивает и снова смотрит на рукопись.
   - Не советую тебе торопиться с отъездом, Язи Ро. Таких пройдох, как овьетах, я еще не встречал. Если Джерриба Шиген считает, что шанс установить мир на Амадине существует, я постараюсь оправдать его надежды. Так что давай сотрудничать, пока оба не решим, что дело безнадежно. Согласен?
   - Хорошо.
   - Вот и отлично! - Человек встает и потягивается. - Значит, так, Язи Ро. Откровение священно. То, что ты мне доверишь, я никогда не повторю без твоего разрешения. То, что я доверю тебе, ты никому не расскажешь без моего разрешения. Идет?
   - Идет.
   Он садится на корточки у огня, подбрасывает туда полено, что-то ищет глазами в глубине пещеры, снова смотрит на меня.
   - На самом деле прозвище "дядя Уилли" меня совершенно не злит.
   - Почти все члены рода Джерриба твердили мне, что ты ненавидишь это прозвище, - отвечаю я удивленно.
   Он разводит руками, поднимает глаза к дыре, в которую уходит дым, и корчит гримасы, подыскивая слова.
   - Нужно же детям как-то поддевать взрослых! Ты меня понимаешь?
   Я отрицательно кручу головой.
   - Твой родитель жив?
   Его вопрос выбивает меня из колеи. У меня перехватывает дыхание.
   - Нет, Язи Аво умер, когда мне еще не исполнился год. - И я тихо сообщаю ему самое постыдное о себе: - Я так ничего и не узнал о своем роде.
   Дэвидж понимающе кивает, встает и опускается в свое кресло, чтобы собраться с мыслями, глядя в огонь. После затянувшейся паузы он хмуро спрашивает:
   - О чем мы беседовали?
   - О дядюшке Уилли.
   - Верно, - кивает он. - Для нескольких поколений рода Джерриба, от предка по имени Заммис до Гаэзни, а также для потомков Эстоне Нева и детей родовых слуг я остаюсь товарищем по играм, другом, учителем, тюремщиком. Дети всегда стремятся к своеволию и отвергают порядок. Для них я тюремщик, мешающий им развернуться - например, взлететь со скалы на мысу, а не ухнуть вниз.
   - С этой скалы? - Я указываю на океан.
   - Да, с этой самой. У Шигги даже были крылья его собственного изготовления. У меня был единственный способ не дать этому эксперименту осуществиться - позволить Шигги его провести, только для первого полета ему пришлось использовать менее опасное возвышение, чем эта гибельная скала. Он улыбается своим воспоминаниям, но через мгновение возвращается к действительности.
   - Итак, моя первоначальная функция - тюремщик-надсмотрщик. Потом они начинают видеть во мне учителя, друга, товарища по играм. Это в общем. Но каждый все-таки помнит, как я портил им удовольствие, как оказывался прав, доказывая их дурость.
   Я заканчиваю за него:
   - Позволять им называть тебя дядюшкой Уилли и создавать у них впечатление, что ты при этом скрежещешь от гнева зубами, - простой и безобидный способ дать им отомстить ненавистному надсмотрщику.
   - Правильно.
   - С Эстоне Фалной было как со всеми?
   - Ты слыхал эту историю? - Дэвидж усмехается и качает головой. - Фална был другой. Ему мало было невинной мести. Ему хотелось извести меня под корень. Сколько хитрости, сколько упорства! Его родитель погиб на Земле. Ты знаешь об этом?
   - Нет.
   - Эстоне Ойнех входил в дипломатическую делегацию Палаты драков. Произошло межрасовое столкновение, толпа распоясалась, и ее жертвой стал Ойнех. Все произошло на глазах у Фалны. Ему не было тогда и года.
   Я чувствую, как мое сердце стискивают ледяные пальцы действительности.
   - Я тоже лишился родителя, когда мне еще не было года. Я был свидетелем его смерти.
   В глазах Дэвиджа читается сострадание.
   - Суровое взросление. - Он смотрит на пламя. - Эстоне Нев привез Фалну сюда, и я взял его к себе в пещеру. Потребовалось пять месяцев, чтобы ему перестали сниться кошмары. Я чертовски горд Фалной. Жаль, что я не присутствовал при прохождении им ритуалов. - Он снова открывает рукопись. Тут, у костра, и там, сзади, где прячется Гаэзни, есть чем подкрепиться. А я еще поработаю с этим. - Он переворачивает страницу и приступает к следующей.
   Меня гложет тоска: я чувствую пустоту и завидую дракам, познававшим Талман с помощью этого человека. Приступ тоски всегда начинается с боли: все должно было сложиться по-другому. Гаэзни, сыто утирая рот, машет мне рукой и снова залезает в постель, накрываясь с головой, - счастливчик, обласканный любящим дядюшкой.
   Откинувшись в кресле, я изучаю человека, погруженного в чтение. Я далеко не впервые вижу человека в такой близи. Я встречался с людьми в бою, брал их в плен, лишал жизни, наблюдал, как один из них мучает моего друга, а другой, вернее, другая спасает младенца-драка. В пещере Дэвиджа нет женщины, вообще нет людей, кроме него. Как я могу доверять человеку, отказавшемуся от всего человеческого ради затворнической жизни и воспитания юных драков? Погружаясь в дремоту, я мысленно спрашиваю: чего тебе здесь надо, Уиллис Э. Дэвидж? Но задать свой вопрос вслух я не успеваю: Дэвидж опускает рукопись и смотрит на меня.
   - Ро, попроси завтра утром Тая показать тебе, как работает космическая связь. Пора тебе изучать историю своего рода. А для этого тебе придется собрать информацию. - И он снова погружается в чтение.
   Передо мной надсмотрщик. Меня охватывает раздражение: мне диктуют, как поступать, не объясняя причин. В следующую секунду я улыбаюсь: мудрый человек уже снабдил меня талмой для ребяческой мести. Я жмурю глаза, кутаюсь в свое теплое пальто и бормочу:
   - Спокойного тебе сна, дядя Уилли.
   16
   Утром, позавтракав в пещере лепешками и жареной змеей, Дэвидж снова берется за рукопись, Гаэзни моет раковины и сковородку, а я возвращаюсь в имение: денек выдался более или менее теплый, и, торопясь по тропе, я уже не боюсь, что у меня лопнут от мороза глаза. С заиндевевших деревьев и камней капает талая вода.
   В кабинете Тая я смотрю на дисплей. Джерриба Тай связался с Талман-ковахом на Драко, объяснил мне, на что нажимать, и велел позвать его, когда я закончу. После этого он уходит, а я передаю необходимую для анкеты информацию.
   Меня зовут Язи Ро. Родителя звали Язи Аво. От него я знаю, что его родителя звали Язи Тахл. Родителя Тахла звали Итас - не знаю точно, как это пишется... Ничего не поделаешь, цепочка из пяти имен остается незавершенной.
   Род, насколько я знаю, проживал на Амадине, в Северной Шорде, в городе Гитох. Занятия: Язи Ро - солдат Маведах; хромой Язи Аво добывал по мере сил пропитание и обеспечивал кров своему ребенку, а также учил солдат Маведах английскому с военной спецификой; Язи Тахл тоже воевал в Маведах; не знаю, чем занимался Язи Итас... Я уже могу звать Джеррибу Тая.
   Он изучает написанное мной, кладет руку мне на плечо.
   - Трудно, наверное, расти, не имея представления о своем роде...
   Меня смущает его сочувствие.
   - Не знаю, Джерриба Тай. Мне не с чем это сравнить. - Я показываю на экран. - Этого хватит?
   - Так или иначе, это все, что можно написать. - Тай дотрагивается до дисплея, и там немедленно появляется главный каталог.
   - Сколько времени это займет?
   Тай открывает рот, чтобы ответить, но появление информации опережает слова. Я благодарно киваю и сажусь, чтобы лучше разобраться в себе.
   Информационная связь с Амадином была прервана с установлением карантина. Однако предоставленных мной данных оказалось достаточно, чтобы выделить один-единственный род. Последовательность имен в нем такова: Ро, Томас, Итах, Тахл, Аво. Мое внимание привлечено к правильному написанию имени в середине цепочки. Место регистрации родового архива - Гитох.
   Итак, мой род продолжен вглубь. Язи Ро, третий ребенок Стиимы Бахна, отпрыска Ааквы Бенаби с Драко, покинул дом и основал новый род на Амадине задолго до начала войны. Он был исследователем и предпринимателем, поэтому завязал деловое партнерство с человеком по имени Томас Муньос. Драк и человек стали снабжать продовольствием и другими припасами изыскателей, работавших в горах выше Гитоха. Дело их процветало и ширилось, охватывая все новые сферы торговли. Когда у основателя рода Язи Ро появился первый ребенок, он назвал его в честь партнера Томасом. В ответ Томас Муньос назвал своего сына Ро. Дети росли вместе, пока Томас-драк не повзрослел. Но Язи Томас оставался верен дружбе с Ро Муньосом, пока на Амадине не вспыхнула война. Почему это произошло и как, никто толком не знает кажется, из-за несправедливого судебного решения по обыкновенному земельному спору. Одно не вызывает сомнений: драки сочли виноватыми людей, люди - драков. Фирма Язи и Муньоса продержалась еще год, но потом была похоронена войной. Партнерство и дружба прекратились, когда Ро Муньос был убит разъяренной толпой шахтеров-драков, после чего Томас Муньос возвратился на Землю. Язи Томас попытался остаться на плаву, самостоятельно продолжив поставки, но война и соблюдение контрактов несовместимы: вскоре Томаса забрали служить в Армию континентальной обороны Шорды, впоследствии переименованную в Маведах. Итах, единственный ребенок Томаса, сразу пошел воевать, его ребенок Тахл тоже. Родитель моего родителя появился на свет как раз при установлении карантина вокруг Амадина, так что на этом информация прерывается. Однако именной цикл восстановлен. Я - одиннадцатый в цепочке. Если я произведу на свет отпрыска, то он должен будет носить человеческое имя Томас.
   - Ро, рассказывал ли тебе твой родитель про Томаса Муньоса и его дело?
   Я непонимающе смотрю на Тая: мое внимание рассеянно.
   - Не знаю. Аво погиб, когда я был совсем мал. Может, и рассказывал, но я не помню.
   - Система предлагает подсказку. Дай-ка взглянуть.
   На экране мигает светло-голубое пятно. Я встаю и отхожу к стеклянной стене кабинета. Джерриба Тай садится и жмет на клавиши. Я тем временем любуюсь далекими горами, черные вершины которых так отвесны, что на них не удерживается ни снег, ни лед. Глаза мои видят горы, но мысленно я по-прежнему на Амадине, в далеких временах, когда человек и драк могли стать там деловыми партнерами и называть в честь друг друга детей. Как же мы умудрились дойти до такой дикости, как тогда, в Дугласвилле, когда человек изрезал вопящего Лоту Мина на куски?
   Весь Амадин испещрен ранами, они глубоки и гноятся. Разве можно вылезти из этой бездонной ямы с трупами? Разве возможно, чтобы нам расхотелось убивать людей, разве мы сможем чувствовать боль бесчисленных потерь, сознавать, что наше будущее перечеркнуто, но не испытывать жажды мести?
   - Язи Ро, тебе знаком человек по имени Майкл Хилл?
   Я вспоминаю пассажира с "Вентуры", предупредившего меня об опасности разглядывания звезд.
   - Да, я встретил его на борту космолета. - Я оборачиваюсь к Таю. - Он - представитель земного ИМПЕКСа.
   Джерриба Тай хмурится, глядя на экран.
   - Похоже, Майкл Хилл проявляет интерес ко всем носителям родового имени "Язи", вернее, к тем, кого занимает это родовое имя. Он поместил в сети запрос об автоматическом уведомлении в случае, если кто-то займется изучением какого-нибудь из родов Язи.
   Я отворачиваюсь от окна.
   - Не понимаю...
   - Короче говоря, этот человек хочет знать, интересуется ли кто-нибудь родом Язи. Получается, что ему сейчас нужен ты.
   - Неужели изучение рода нельзя вести скрыто?
   - Нет. Все это - история родов, имена запрашивающих информацию относится к категории общедоступных сведений. Майкл Хилл уже получил уведомление, что ты изучаешь свой род. Ты считаешь, что он может представлять опасность?
   Я опускаюсь в кресло напротив Тая.
   - Твой родитель говорит, что сотрудничает с Майклом Хиллом уже много лет. Заммис утверждает, будто Хилл - уважаемая личность.
   - Возможно, он просто проявляет любопытство после случайной встречи с тобой на корабле.
   Я вспоминаю лицо Хилла - приятное, даже красивое - для человека, естественно: честное, вроде бы ничего не скрывающее. Я бы не удивился, если бы это оказалось простым любопытством. Занесенным в такую даль нужно чем-то занять время. Или этот Хилл - потомок бойца из Фронта Амадина или войск Соединенных Штатов Земли, считающий, что у драков из рода Язи перед ним должок? Он находился на Драко одновременно со мной. Не проявляет ли он интерес к заданию, с которым я прибыл на планету Дружба?
   - Хилл знает, где я остановился? Это тоже информация для широкого доступа?
   - Нет, не для широкого. Но в космопорту тебя встречал сам Джерриба Заммис, а это - сигнал для всего населения Первой Колонии, где тебя искать. Если ты не возражаешь, я попрошу родителя заняться Майклом Хиллом. - Тай с улыбкой передает мне распечатку моего родового древа. - Раз дядюшка поручил тебе узнать поподробнее о твоем роде, то следующим твоим заданием будет все это выучить. Потом наступит черед Талмана. Так что готовься к испытанию на зрелость.
   Я ухожу к себе и изучаю распечатку. В ней в общей сложности одиннадцать имен. Если бы я был отпрыском рода Джерриба, мне пришлось бы заучить, в дополнение к Талману, больше двухсот историй. Совершенно невероятная ситуация: Язи Ро, набравшийся премудрости, рассказывает в присутствии джетаха в человечьем обличье о своем роде и цитирует Талман, чтобы получить, пусть с опозданием, мантию взрослого драка...
   Впрочем, в моем родовом древе недостает нескольких историй; архивы рода Язи уничтожены, так как находятся на территории Амадина, контролируемой Фронтом, зато мой джетах, дядюшка Уилли, спокойно сидит в пещере под непроницаемыми облаками Дружбы... Снова фантазии. Я читаю вслух, ломая язык: правильный, архаичный дракский мне непривычен.
   "И вот стою я перед тобой здесь, Ро из рода Язи, отпрыск Аво, учителя английского..."
   Я прерываюсь, понимая, что затея обречена на провал. Ведь мне неведомо, проходил ли этот ритуал сам Аво, и если да, то когда. Слишком много недостающих звеньев. От ощущения тщетности у меня подкашиваются ноги, я падаю на кровать, закрываю глаза. Казалось бы, меня должны посетить привычные кошмары, но вместо них я вижу Эстоне Фалну за трапезой сильного, умного, веселого. Я глушу вожделение на корню, ибо о невозможном лучше и не мечтать.
   ... Собачий лай. Ночь холодна, в небе висит огромная яркая луна Амадина. Собака скулит, словно умоляет прекратить ее мучения. Это единственный звук, нарушающий тишину: стрельба и разрывы на время стихли. Среди развалин, в тени чудом сохранившегося угла здания, я вижу Аво: он следит за улицей, и глаза его полны слез.
   - Аво... - Я лежу рядом с ним и пытаюсь уснуть. - Что происходит, Аво? Они возвращаются?
   - Нет, дитя мое, они ушли.
   Я трогаю мокрую щеку своего родителя.
   - Тогда почему ты плачешь?