Упали ещё две колонны. Вслед за ними обвалилась часть потолка. Парлус начал перемещаться к выходу вдоль стены. Хорошо, если Романа последует его совету…
   Наконец-то Карминатосу удалось сбросить с себя каменную плиту и колонну! Из отверстия в полу выскользнуло большое чешуйчатое серо-синее тело. Может, когда-то в прошлом это существо и было богом справедливости, но сейчас, после длительного заточения в подвале, оно хотело только одного: подраться.
   Рычание богов, крики и стоны людей, грохот рушащихся конструктивных элементов — все смешалось в одну несусветную какофонию. Адвокат бросился к спасительному проёму, еле видимому сквозь пылевую завесу. Повезло, он успел выскочить.
   На проспекте Неумолимой Длани собралась толпа. Здание Храма Правосудия тряслось и вздрагивало. Из-под арки выбегали люди, их одежда была испачкана пылью, кровью и штукатуркой. Вот Храм в последний раз содрогнулся — и его стены начали с грохотом оседать, рассыпаясь на куски. Толпа отхлынула.
   Драка между тем продолжалась. Божества сцепились, как разъярённые коты. Этот чудовищный клубок выкатился из развалин на опоясывающую террасу и покатился вниз по ступенькам, давя людей, не успевших убраться с дороги.
   Небо потемнело. Засверкали, сплетаясь, ветвистые молнии: все трое пустили в ход свою магию.
   Парлус ощутил, что лоб у него влажный и по виску сбегает тёплая струйка. Потрогал, взглянул на пальцы: кровь. Кирпич или обломок камня, а он и не заметил…
   На месте Храма Правосудия, который испокон веков считался в Панадаре символом незыблемости и постоянства, громоздились руины. Шум стих, небо постепенно приобретало естественную сиреневую окраску: боги либо переместились в иное измерение, либо продолжали выяснять отношения, не обременяя себя телесными оболочками.
   Повернувшись, адвокат побрёл, пошатываясь, по проспекту. Прежде всего — к целителю, негоже человеку его профессии ходить с разбитой головой!
   — Не желаете паланкин, господин?
   С помощью неловкого раба Парлус забрался в наёмный паланкин. Назвал адрес. Вот теперь голова заболела… Но это мелочи, ибо его мучил куда более существенный вопрос: должен он считать этот процесс проигранным или выигранным?

Глава 14

   Закутавшись в плащ, Шертон неподвижно стоял у стены многоэтажного казённого здания, опоясанного колоннадой, и прислушивался к разговору должностных лиц из Департамента Жертвоприношений, расположившихся чуть поодаль.
   — Её тела там нет. Все разгребли, больше негде искать. Видимо, Нэрренират её забрала.
   — Но эскалаторы не работают! А Нэрренират в ярости, даже больше, чем до сих пор. Её невозможно умиротворить.
   — Значит, девчонку сожрал Ицналуан. Чтоб этих Фоймусов…
   — Ну-ну, не стоит…
   — А вы не знаете? Фоймус лишён полномочий и неприкосновенности и выведен из состава Палаты. Кое-кто долго ждал такого шанса… Фоймусу грозит суд, изгнание и конфискация имущества.
   — Вряд ли. Это не пройдёт.
   — В счёт возмещения ущерба, нанесённого государству разрушением Храма Правосудия. С такой формулировкой пройдёт. Ведь это его супруга призвала Ицналуана!
   — Однако Мервон и Золиний теперь наберут силу, раньше Фоймус зажимал их.
   — Это да…
   Чиновники перешли на таинственный шёпот. Не замеченный ими Шертон скользнул в сторону.
   В воздухе висел целый рой шарообразных магических светильников, рассеивающих ночную тьму. Вокруг руин копошились, как муравьи, тёмные фигурки рабов. Маги, тоже принимавшие участие в аварийных работах, устроились на богато украшенной платформе с креслами, которая парила над руинами. Середину проспекта Неумолимой Длани загромоздили кучи обломков и строительного мусора.
   Работы по разборке завала продолжались четверо суток. Если б не магия, на это дело ушло бы несколько месяцев.
   …В тот день, когда Роману судили, Шертон с утра занял свой пост на крыше семиэтажного жилого дома и долго ждал. Около полудня издали донёсся грохот, небо потемнело и приобрело странный багровый оттенок, над крышами заблистали магические молнии. Лепестки чаш-ловушек на башнях беспокойно задвигались. Вскоре эти явления сошли на нет, вновь сменившись обычным сиреневым полднем. А Шертон продолжал ждать, он проторчал в засаде до сумерек.
   Спускаясь впотьмах на улицу, он тщетно пытался угадать, в чем дело: нанятый им адвокат выиграл процесс, или суд не уложился в один день?
   Парлус ждал его в своей конторе. С забинтованной головой, с остатками почти рассосавшегося синяка под глазом. Отдельные участки кожи на его загорелых руках и лице выделялись нежно-розовыми пятнами: так выглядят места, недавно исцелённые.
   — Кто это вас? — нахмурился Шертон. — Люди Клазиниев и Фоймусов?
   — Так я и думал, что с первого раза не угадаете! — криво усмехнулся адвокат.
   В течение последующих четырех дней Шертон почти безотлучно дежурил возле развалин Храма Правосудия. Тут постоянно присутствовала большая группа чиновников из Департамента Жертвоприношений — они походили на стаю псов, подстерегающих добычу. Несмотря на свою антипатию к ним, Шертон сейчас видел в них отчасти союзников. В окрестностях также слонялись некие личности, слишком мускулистые и тренированные для обыкновенных зевак. Их рассеянный вид мог обмануть неискушённого наблюдателя, но не Шертона. Наёмники Клазиниев и Фоймусов. Видимо, чиновники их тоже заметили и сделали выводы, потому что вокруг руин поставили оцепление из стражников и магов-учеников.
   Теперь оцепление сняли, чиновники пошли прочь, продолжая тихо переговариваться. Все. Завал разобран, спасательные работы завершены.
   Платформа с магами медленно поплыла над улицей. Свисающая позолоченная бахрома поблёскивала в свете фонарей.
   Мимо Шертона прошли двое рабов с носилками, вывалили битый камень в дальнюю, самую маленькую кучу и потащились обратно.
   Запахнув плащ, надвинув поглубже капюшон, Шертон нырнул в неосвещённый боковой переулок. Если Романа до сих пор жива, искать её надо в Нижнем Городе.
   Ректор был недоволен Арсением: друг занимается, мягко говоря, не тем, ради чего его сюда пригласили! Он даже не посочувствовал ректору после случившейся в университете некрасивой истории с убийством. Наоборот, высказался в том роде, что, мол, если ты не хочешь разделаться с насущной проблемой, она рано или поздно сама с тобой разделается. Ну какие там проблемы, ведь ему уже объясняли, что в Императорском университете свои традиции, освящённые минувшими веками, и не нам их ломать… Не понимает!
   — Эта самая первокурсница, как ты её зовёшь… Регина?.. Ромея?.. А-а, все одно, между девчонками никакой разницы… Так вот, Арсений, она патологический преступный тип, есть такие, — попытался вразумить друга профессор Ламсеарий. — И ничего тут не попишешь! Десять человек ни за что убила.
   — Двоих, — занудно уточнил Арсений.
   — Ну да, двоих, — поморщился ректор. — Ох, все в голове запуталось… Это же это, как его… Патология!
   — Венцлав, ты будешь очень шокирован, если я признаюсь, что сделал бы на её месте то же самое? — суховато усмехнулся Шертон.
   — Ну, ты сравнишь… — пробормотал тот обескураженно. — Ты другое дело, не сравнивай! А девчонка должна быть как девчонка, понял? С тобой ясное дело… От тебя, Арсений, никто и не ждёт ничего другого!
   Сейчас Арсений целыми днями где-то пропадал, словно совсем позабыл о старой дружбе. Ректор велел трём смышлёным рабам следить за ним, да разве ж за ним уследишь! Для острастки он прописал рабам, не справившимся с поручением, порку, а сам начал думать, как бы ему с Арсением сладить.
   Вот-вот вернутся контрабандисты, которые увезли в Одичалые Миры Тубмона, и надо устроить так, чтобы Шертон не девчонку свою искал, а отправился за шкатулкой. После долгих размышлений в затуманенном лекарствами сознании ректора зародился план. Очень хороший план. Должно сработать.
   Титус поправлялся. Его левый глаз по-прежнему видел хуже правого, левая щека представляла собой сплошной рваный багровый рубец, зато боль ослабла, температура спала.
   Маги Ордена сделали все, что могли, однако, если увечье нанесено божеством, исчезнуть оно может лишь по воле сего божества. Титус подозревал, что Нэрренират не станет его исцелять.
   — Как же ты мог сесть в лужу, мальчик? — сокрушался Магистр, беспокойно расхаживая взад-вперёд по своему кабинету. — Принять Нэрренират за Эрмоару До-Энселе! Заклятье заклятьем, но где были твои глаза и уши афария? Человек, искушённый в анализе, даже находясь под заклятьем, сумеет отметить и запомнить подозрительные моменты, если только наложивший заклятье не заблокировал саму его способность к анализу. Тогда в чем дело, Титус?!
   Молодой афарий угрюмо смотрел в пол, вымощенный мелкой плиткой из полированного камня. Его правая щека пылала, левая неприятно ныла.
   — Я же тебе рассказывал, какова Эрмоара. Ты располагал информацией, афарий! Да Эрмоара никогда бы не стала вести себя как Нэрренират! Чтоб она сквернословила, хлестала Цведониево пойло — Создатель упаси… Неужели тебе ни разу не пришло в голову, что здесь что-то не так?
   — Так ведь она богатая… — пробормотал он еле слышно. — У неё столько денег… Я и думал…
   — Нет, Титус, ты не думал! Ты всего лишь бездумно подчинялся поработившим твоё сознание представлениям, которые были внушены тебе твоими нищими родичами в раннем детстве. Орден дал тебе образование, но ты пренебрёг своими знаниями ради уродливых предрассудков. Это — твоя главная вина, это источник всей остальной твоей вины! Тебе не хочется умереть от стыда?
   — Хочется… — прошептал Титус.
   Наставник некоторое время молчал, отвернувшись к узкому стрельчатому окошку.
   — Тот, кто не пользуется своими знаниями — ещё больший глупец, чем тот, кому знания не даны. Руководство Ордена долго решало, как с тобой поступить. Ты больше не исполнитель.
   Вздрогнув, Титус ещё ниже опустил голову. Изгнание?.. Что ж, он это заслужил…
   — Изгнать тебя мы не можем. Да и не хочется так жестоко тебя наказывать, несмотря на твою дурость… — Наставник тяжело вздохнул. — А не можем потому, что, ежели кто-нибудь развяжет тебе язык, у Ордена будут проблемы. Эта история принесла Верхнему Городу массу неприятностей. Нэрренират разгневана, её же два раза подряд кинули, сначала Романа До-Энселе, а потом ещё и ты! С великими богами так нельзя. Эскалаторы не работают. Владельцы магазинов терпят убытки, поскольку товары в нужных количествах не поступают. Цены подскочили втрое-впятеро. Храм Правосудия лежит в руинах. Карминатоса потеряли. Ну, с ним-то ладно, императорские маги нового поймают… Пока все шишки валятся на Департамент Жертвоприношений и на Фоймусов, нас сия участь миновала, но лишь потому, что никто не ведает о нашем вкладе в это дело.
   — Я готов убить себя, наставник, — угнетённо вымолвил Титус, — Вы скажите…
   — Дурак, — сказал Магистр. — Не для того тебя выхаживали. Пойдёшь в патрульные, будешь охранять врата в междумирье. Там у тебя не будет шанса проявить свою дурость насчёт богатых и нищих! И Нэрренират тебя там не найдёт, все патрульные машины снабжены кристаллами Сойон.
   — Спасибо вам, наставник, — прошептал Титус.
   — Постарайся поумнеть, — ворчливо посоветовал Магистр. — Пора бы уже… Ступай сейчас к старшему брату-пилоту Ивандию, отныне он будет твоим непосредственным наставником.
   Низко поклонившись, Титус вышел из кабинета, спустился по винтовой лестнице, свернул в облицованную изразцами галерею. С одной стороны находились одинаковые двери келий, с другой, за арочными проёмами, зеленели кроны деревьев. Он дал себе слово, что никогда больше не повторит прежних ошибок. Орден не оттолкнул его, и он сделает все, дабы искупить свою вину. Пусть он теперь не брат-исполнитель, а брат-патрульный, у него все ещё есть перспективы… Вдруг его кольнула неожиданная мысль, и он остановился.
   Пророчество. Все произошло в точности так, как предсказала рыночная гадалка. Он, Титус, не ведая, с кем связался и что творит, подрядился выполнить “воровскую работу” — похитить Роми из Верхнего Города, взял у Нэрренират деньги (мешочек с золотом до сих пор лежит у него под койкой), непреднамеренно обманул богиню, получил травму, но остался жив… Все сбылось, один к одному! Первая часть предсказания осуществилась. Значит, теперь надо ждать конца света?..

Часть 2.
ОБЛАЧНЫЙ МИР.

Глава 1

   Аспидно-чёрную доску покрывали начертанные мелом ломаные линии. Это хитросплетение разноцветных зигзагов выглядело очень красиво — с точки зрения непосвящённого. Лаймодию Гортониусу, полгода назад принятому на должность младшего регистратора в Статистическое подразделение Департамента Налогов и Сборов, одного взгляда хватило, чтобы понять: паршивая статистика. И вдобавок кое-что не сходится. Вон те линии в правой части доски пересекаться никак не должны, а вот эти, в центре, почему-то не хотят накладываться друг на друга… Вывод: получены ложные данные. То ли это следствие ошибки, то ли кто-то намеренно вводит Отдел контроля за товарообменом с Окрапосом в заблуждение.
   Лаймо с ранних лет умел связывать воедино разрозненные мелочи и делать выводы. Обычно он тут же говорил о них вслух, просто не мог удержаться. Школьные учителя его за это хвалили, мать ругала, а случалось — и поколачивала. “Если ты умный, не ляпай все подряд, не позорь меня перед людьми! А если дурак, не думай!” — пыталась она вразумить Лаймо. Постепенно он и сам понял, что стоит держать язык за зубами, но ведь так хочется сделать как лучше!
   — Принёс бумажки? — оторвавшись от магического зеркала, спросила Фаида Эсмон, начальница Отдела.
   Наблюдая за ней краем глаза, Лаймо определил, что руководство использует казённое оборудование не по назначению, то есть не для работы со служебной информацией, а для подбора наилучшего варианта макияжа (магические зеркала и на это годились). Правда, у него хватило ума сделать вид, будто ничего не заметил. Все-таки ему уже не пять лет, что бы там ни говорила мать… Двадцать недавно исполнилось.
   — Вот, госпожа Фаида, пожалуйста, — он положил перед ней бумаги.
   — Ладно, ступай. — Начальница искривила накрашенный рот в зевке.
   Лаймо направился к двери, но его остановил окрик:
   — Погоди! Вытри с доски. Все там одно и то же, ничего особенного…
   — Да ведь там все неправильно! — Уж теперь-то Лаймо смолчать не смог. — Посмотрите на эти линии, госпожа, и на эти: начиная с месяца Винной Чаши на оптовые рынки Панадара поступило в полтора раза больше товаров из Окрапоса, чем зафиксировано в документах. И это только по официальным данным, а на самом деле, значит, ещё больше…
   — Ну?.. — Щурясь, грузная Фаида с трудом вылезла из-за стола и подошла к доске с графиками возле двери.
   Окрапос, один из параллельных миров — Одичалых Миров, как называли их издавна обитатели Панадара, — был сущим захолустьем. Маленькое тусклое солнце, пылевые бури на открытых всем ветрам равнинах, циклопические каменные развалины не то храмов, не то каких-то иных строений, населённые злобной, но малосильной нечистью. По берегам пресных водоёмов расползлись скопления гигантских грибов; у их подножия, а то и прямо на их ножках гнездились грибы помельче. Племена аборигенов кочевали между этими оазисами, питаясь грибами и рыбой. Скучноватое место. Даже боги туда заглядывали редко.
   Панадар импортировал из Окрапоса два вида растительных красителей (их получали из грибов) и золото, которое аборигены ценили невысоко, зато охотно меняли на железные инструменты и ткани.
   Пёстрая сумятица линий на графике указывала на то, что довольно большая партия красителей просочилась в Панадар в обход таможни. Вероятно, по этому же каналу идёт и контрабандное золото, но его, в отличие от уникальных окрапосских красителей, просто так не отследишь.
   Фаида остановилась рядом с Лаймо, уставилась на график и вздохнула. От неё пахло тяжёлыми дорогими духами. Её лицо, покрытое густым слоем золотой пудры, скрывающей морщинки, стало похоже на маску Разгневанной Юмансы. Она раздражённо засопела, но потом спохватилась: неэлегантно.
   — Вот ещё головная боль… Надо бы проверить, уточнить. Данные по импорту, Лаймо, поступают к нам прямо оттуда, из Окрапоса. Вдруг они забыли что-то включить, а? Знаешь, как бывает? Ладно, иди! Я сейчас ещё раз все это перемалюю, и, если опять не сойдётся, придётся кого-нибудь туда командировать, чтоб на месте проверил… Иди, иди!
   Она не поблагодарила его за предупреждение. С одной стороны, поблагодарить-то стоило: если б несоответствие первыми заметили вышестоящие лица, начальница Отдела получила бы нагоняй. С другой стороны, этот сопливый умник угробил её планы на сегодняшний вечер. Фаида собиралась сделать макияж под женщину-вамп и пойти в кафе с одним интересным молодым человеком, который остро нуждался в её протекции. Вместо этого придётся до полуночи сидеть здесь, пересчитывать и перерисовывать графики. Недолюбливала Фаида этого мальчишку: вежливый, но необходительный.
   Лаймо вышел в длинный серый коридор, стараниями приписанных к Департаменту рабов чистый, но все равно выглядевший неухоженным. Хлопали двери, шелестели шаги и голоса. По коридору текла толпа чиновников, чей рабочий день закончился, он тоже влился в эту толпу.
   В Департамент Налогов и Сборов его пристроила мать, задействовав ради этого массу знакомых и родственников, обладающих каким-никаким влиянием. Лаймо вначале не хотел, потом сдался: получить работу в Верхнем Городе — это для мальчишки из Нижнего редкое везение! Мать мечтала, что он сделает карьеру, станет важным сановником и получит разрешение жить наверху, за периметром. И она тогда тоже поселится у него, не страшась больше никакой ночной нечисти.
   Пока они по-прежнему жили внизу, в квартале Битых Кувшинов, и Лаймо мчался по великолепным улицам Верхнего Города почти бегом: мать нервничала, если он задерживался. Не замедляя шага, он вертел головой, разглядывая красивых шикарных женщин в открытых паланкинах, а те на него даже не смотрели. Лаймо был темноволосым черноглазым медолийцем, не красавцем, но и не уродом, довольно-таки щуплым, среднего роста. Внешность у него была откровенно мальчишеская, и лишь форменная туника чиновника указывала на то, что её обладатель — взрослый гражданин.
   Дойдя до стены периметра, он сбавил темп. На этом участке он всегда отдыхал. Вокруг развалин Храма Правосудия сновали рабы и вольнонаёмные рабочие, прогуливались любопытные, среди которых было много туристов. Проходя мимо, Лаймо завистливо вздохнул: он бы тоже хотел путешествовать, а не сидеть с утра до вечера в Департаменте.
   Какой-то старик, остановившийся возле чана с цементирующим раствором, сердито говорил, обращаясь к прорабу в заляпанной спецовке:
   — Бывал я в Вантарии. Слыхали? Это мир, где правят Божественные Супруги. Других богов они туда к себе не пускают, всякими хитрыми заклятьями отгородились, и уж такой у них там порядок, такой порядок… Местный народ по десять раз в день молится, все набожные, на каждом углу храмы стоят, везде тишина. Благолепие! Сразу видно: блюдут они своё божеское достоинство. А наши хуже бешеных собак! Людей покусали, храм разнесли по камешкам… И это боги!..
   Лаймо ощутил неловкость: мать приучила его, что богов, каковы бы ни были их поступки, надо уважать, и обычные для Верхнего Города богохульные речи вызывали у него оторопь. К такому он ещё не успел привыкнуть.
   Он вышел за периметр и начал спускаться, рассеянно гладя ладонью скользкий нагретый мрамор перил. По параллельной лестнице, подобно веренице муравьёв, тащились рабы с корзинами за плечами. Внизу и впереди во всю ширь распростёрся Нижний Город, а позади остался Верхний. Лаймо с оттенком досады подумал, что вовсе не хочет стать его постоянным жителем. Этого хочет мать. А сам он хочет… ну, трудно сказать, чего-нибудь поинтересней!
   Ближайшая станция рельсовой дороги находилась в десяти минутах ходьбы от лестниц. Лаймо доехал до остановки Ирисы. У подножия эстакады цвело множество роскошных ирисов — поскольку они нравились Нэрренират, никто не смел их вытаптывать.
   Квартал Битых Кувшинов встретил Лаймо неприветливо. Как всегда. Он уже подходил к дому, когда вывернувший из-за угла нетрезвый парень толкнул его плечом и сипло процедил:
   — Придурок налоговый…
   Лаймо ускорил шаги. Он не умел драться. Подумал, что мать, может, и права: лучше переселиться наверх, когда представится возможность. Правда, до этой возможности ещё очень и очень далеко… Двухэтажный глинобитный домик, окружённый небольшим виноградником, ждал его, приоткрыв замаскированную зеленью калитку.
   Развалины виллы походили на куски рассыпчатого белого пирога, забытые в траве. Их окружали заросли чайных роз и невысокая литая решётка. Было здесь два бассейна: один, заиленный, заросший тиной, — снаружи, перед фасадом; второй, пересохший, заваленный поломанной мебелью и глиняными черепками, — во внутреннем дворике. Некоторые из комнат вполне годились под жильё, однако бездомных бродяг не соблазняла мысль устроить тут притон: на вилле, а именно — во внешнем бассейне, водилась нечисть.
   У виллы были хозяева, но они давно уже не вспоминали о своей недвижимости. Дешевле оставить все, как есть, чем нанимать магов для многоэтапного и дорогостоящего ритуала изгнания.
   Жители окрестных кварталов старались поддерживать с потусторонним соседом добрые отношения, ради чего оставляли на ночь около своих домов лепёшки, фрукты и кружки с молоком и вином. Нечисть из бассейна человеческой пищей не интересовалась, зато все эти приношения с удовольствием поедали здешние зильды. И Роми.
   Она уже несколько дней пряталась на вилле. В кармане у неё лежал прозрачный камень неправильной формы, испускающий в темноте слабое свечение — осколок кристалла Сойон, который делает своего обладателя незримым для потусторонних существ, поэтому нежити она не боялась. Умозрительно не боялась, теоретически. На самом-то деле все равно было страшно, однако попасть в руки к тем, кто за ней охотится, — ещё страшнее. Убедившись после первой ночи, что Сойон работает, ибо обитатель бассейна её присутствия не заметил, Роми решила остаться здесь, пока не удастся придумать что-нибудь получше.
   Осколок достался ей, когда в Храме Правосудия обвалилась часть стены, вдоль которой она пробиралась к выходу. Прежде замурованный кристалл, упав на пол, разбился на несколько частей. Роми догадалась, что это за камень: готовясь к вступительным экзаменам в университет, она читала книги по магии и имела представление о внутреннем устройстве знаменитого Храма Правосудия. Схватив один из кусков, сунула в карман — вдруг это поможет ей выжить.
   Она выскочила на опоясывающую террасу незадолго до того, как наружу выкатились сцепившиеся боги. Всем было не до неё. Небо потемнело, она бежала по лестнице вниз вместе с какими-то людьми, охваченными паникой. Очутившись в Нижнем Городе, она поняла, что обрела свободу! То и дело нащупывая в кармане Сойон — лишь бы не потерять его, ведь это её единственная защита от Нэрренират и Ицналуана, — Роми забралась через окошко в подвал многоквартирного дома и просидела там до сумерек, дрожа в нервном ознобе. Потом отправилась искать пристанище понадёжней, подальше от Верхнего Города, и набрела на эту виллу.
   Теперь у неё было преимущество: с Сойоном она могла ходить по улицам после полуночи. Хотя соблюдать осторожность стоило. Из книг Роми знала, что нежить, вроде призраков или упырей, не заметит её и не почует её присутствия, однако с богами не все так просто. Божество, принявшее телесный облик, сможет увидеть её, используя обычное зрение. Кроме того, её разыскивали люди: городская стража, агенты из Департамента Жертвоприношений, жрецы Ицналуана, храмовые воины Нэрренират. А также все те, кто хотел получить награду за поимку Романы До-Энселе.
   Награду сулили расклеенные по городу объявления с её портретом. “Оказывается, я дорого стою!” — ошеломлённо подумала Роми, когда увидала первое из них, выбравшись в сумерках на улицу.
   Ицналуан готов был вознаградить всякого, кто доставит Роману к нему в храм живой или мёртвой. Нэрренират обещала заплатить за живую Роману, ту же позицию занял и Департамент Жертвоприношений (видимо, Высшая Торговая Палата все ещё не похоронила надежду договориться с богиней насчёт эскалаторов). Каждая из заинтересованных сторон ежедневно увеличивала размер вознаграждения, стремясь обойти соперников, как на аукционе. Этот дикий торг продолжался, пока у Ицналуана и Департамента не иссякли резервы: Нэрренират, благодаря своей многовековой транспортной монополии, располагала гораздо большими капиталами.
   Украдкой читая при лунном свете объявления, призывно белеющие на стенах домов, Роми старалась следить за тем, чтобы зубы не стучали, а то вдруг кто-нибудь из запоздалых прохожих поймёт, что это она… Правда, сейчас она была не очень-то похожа на свои портреты. Роми выглядела как бездомный подросток, отощавший, грязный, избитый. Ссадины и синяки, полученные в рушащемся Храме Правосудия, сразу бросались в глаза. Из тряпки, найденной на вилле, она соорудила нечто вроде чалмы, какие носят мужчины и мальчики в Южном Кухе, спрятав под ней свои отросшие ниже плеч белые волосы. Левое запястье обмотала куском ткани. Её голос звучал хрипло — в тюрьме она простудилась.