Возблагодарив Создателя за то, что так и не довелось искупаться в дерьме, Шертон поднялся к выходу, цепляясь за скобы. Поковырявшись гвоздём в замке, откинул решётку, вылез наружу и с удовольствием вдохнул свежий воздух.
   — Эй, кто вы такой?
   Вопрос задал офицер городской стражи, с профессиональным интересом наблюдавший за его появлением.
   — Меня зовут Арсений Шертон. — Не было причин скрывать свою личность. — Я пришёл навестить друга, ректора Императорского университета. Не хотел неприятностей с молодчиками Омфариолы, вот и пришлось через канализацию.
   — Вы говорите о профессоре Баланиусе? — уточнил офицер.
   — Нет, о профессоре Ламсеарии.
   — Профессор Ламсеарии больше не ректор. Он ушёл на пенсию,
   — Тогда не подскажете, где его можно найти?
   — Почётный придворный советник профессор Ламсеарии живёт в своём дворце на проспекте Грёз. Вам в ту сторону.
   — Спасибо.
   Кивнув стражникам, Шертон пошёл вдоль расписанной причудливыми фресками стены какого-то учреждения. Судя по характеру росписи, учреждение принадлежало Лиге Императорских Магов. Возле поворота на миг обернулся: офицер смотрел ему вслед.
   Дворец Венцлава, двухэтажный, с классическим рихойским портиком и позолоченными статуями в нишах, находился в самом конце длинного проспекта Грёз. Его окружала фигурно подстриженная туя и магические фонари в виде светящихся змей, обвивающих бронзовые столбы.
   Бывший ректор отдыхал у себя в опочивальне. На столиках вокруг кровати громоздилось множество склянок, пакетиков, коробочек с лекарствами. В кресле сидела невзрачная светловолосая девушка, совсем юная. Вначале Шертон принял её за рабыню, потом заметил на тунике Эмблему целителя-ученика.
   — Я привёз твою шкатулку, Венцлав.
   — Не имеет значения, — прохрипел Венцлав, слабо махнув отёчной рукой. — Видишь, я уже совсем… Ладно, садись… Марела, ты иди, отдохни, и пусть нам вина принесут.
   Девушка тихо выскользнула из комнаты.
   — Марела — дочка моей племянницы, — объяснил Венцлав. — Хорошая девочка… Хотела стать целительницей, да теперь уже не станет. Не успеет, потому что конец света. — Его голос дрогнул, опухшее лицо сморщилось. — Арсений, ну если б хоть кто-нибудь знал, куда делась эта проклятая сука!
   — Какая сука? — опешил Шертон.
   — Нэрренират!
   Шертон промолчал. Он-то знал, куда делась великая богиня Нэрренират. Вероятно, до сих пор сидит в королевском зверинце в Суаме… Либо же удрала оттуда и слоняется по лесам Облачного мира, поедая разбойников и крестьянский скот.
   — Ты не слыхал о ней что-нибудь в других мирах?
   — А кому она нужна? — ушёл от ответа Шертон.
   — Всем! Всему Панадару! Разве ты не видел, что случилось? Чокнутая Омфариола захватила власть, разогнала остальных богов и собирается устроить конец света. Только два существа во Вселенной способны остановить её. Во-первых, это Создатель Миров, но до него не докричишься… А во-вторых, Нэрренират. Она уравновешивает Омфариолу в Панадаре, она и больше никто! Знаешь, Арсений, про Закон Равновесия?
   — В общих чертах.
   Он совершил ошибку, громадную ошибку… Даже хуже. Нельзя было бросать Нэрренират в Облачном мире. Во время путешествия он порой испытывал умеренные угрызения совести, но глушил их одним и тем же неопровержимым доводом: если Нэрренират вновь обретёт свою божественную силу, она отнимет у него Роми. И Шертон оставил её в беде, хотя при других обстоятельствах сам назвал бы такой поступок не вполне порядочным. А теперь он сидел и с непроницаемым лицом слушал объяснения профессора Ламсеария:
   — Никто не знает, почему Закон Равновесия именно такой, а не иной. То же самое, Арсений, можно сказать обо всех фундаментальных законах Вселенной. Боги уравновешивают друг друга, причём в каждом мире по-разному. И если чей-то противовес вдруг исчезнет, сие божество обретёт в данном мире громадную силу! Слыхал про Вантарию? Слыхал, конечно, она принадлежит Божественным Супругам. Это, кстати, не супруги, а одна и та же божественная сущность в двух лицах. Так вот, раньше там было, как везде, но потом исчезли Убалокас, Зиффа и Манаэра. Неизвестно, что с ними стало. То ли угодили в ловушки, то ли ушли из нашей Вселенной… Тогда Божественные Супруги поступили, как Омфариола: всех прочих богов из Вантарии повыгоняли, людям организовали конец света — и катаются там, как сыр в масле…
   Он с хрипом вздохнул, вытер со лба испарину, откинулся на подушки. Шертон отметил, что сейчас он рассуждает более здраво и логично, чем полгода назад, хотя выглядит хуже. Когда тебя держит за шиворот необходимость, не до маразма…
   — Что ж, Омфариола оправдала своё прозвище. Сначала все подчистую разрушить, потом восстанавливать, не считаясь с затратами… Пускай для богини это не затраты, все равно затея дурацкая.
   — Арсений, ты не теолог… — Венцлав закашлялся. — Ты не знаешь, что такое конец света и зачем он нужен. Это не просто массовая смерть и разрушения, это много хуже…
   Негромко постучали, в опочивальню заглянула Марела.
   — Дядя Венцлав, к вам пришли. Там профессор Баланиус, господин председатель Высшей Торговой Палаты и другие…
   Этот ночной визит представителей верховной власти застал врасплох не только Шертона, но и бывшего ректора. Теологи и влиятельные сановники друг за другом заходили в комнату, слуги Венцлава торопливо вносили стулья из соседних помещений. Некоторые из гостей были одеты небрежно, словно их посреди ночи выдернули из постели и потащили на важную встречу.
   — Вы Арсений Шертон? — спросил председатель Палаты. — Нам доложили, что вы в Верхнем Городе. Шертон, Панадар близок к катастрофе! Надо разыскать Нэрренират, где бы она ни была. Вы не раз успешно проворачивали дела, которые считались безнадёжными… У вас есть машина для выхода в междумирье?
   — Есть. Если не стащили.
   — Надеюсь, что не стащили. Мы не сможем предоставить вам машину. Мы тут полностью заблокированы, машин у нас больше не осталось.
   — Куда они делись? — удивился Шертон. — Были ведь.
   — Их захватили те, кто успел раньше, — слабым голосом пояснил Венцлав. — Бегство началось, когда Чокнутая объявила о конце света. Сбежали немногие, ибо машин было не очень много…
   — Шертон, мы дадим вам золото, магические амулеты, что-нибудь ещё, чем располагаем, — перебил председатель Палаты. — Вы берётесь найти Нэрренират?
   — Берусь. За плату.
   — Да-да, если вы вернёте нам богиню, вы получите все, что угодно…
   — Авансом, — возразил Шертон.
   — Много вы отсюда не унесёте. Вам придётся уходить через катакомбы, как пришли.
   — Мне нужна всего лишь бумага. Официальный документ.
   — Документ? — Председатель оглянулся на остальных. — Итак?..
   — Пересмотр дела Романы До-Энселе. Оправдательный приговор, оформленный по всем правилам, со всеми подписями и печатями, включая вашу и императорскую. С пунктом: “Обжалованию не подлежит”. Хорошо, если вы уладите все быстро, за два-три часа. Как только я получу эту бумагу, я отправлюсь разыскивать Нэрренират. Это обязательное условие, торг неуместен.
   Председатель Высшей Палаты хотел что-то сказать, но передумал и встал.
   — Хорошо. Я сам этим займусь. Сейчас соберём судей… И ещё вам золото принесут, чтоб у вас не было недостатка в средствах.
   Он вышел. Из зала снаружи донёсся его резковатый голос, отдающий кому-то распоряжения, ему вторило отражённое от мраморных стен эхо.
   — В чем разница между концом света и обычным стихийным бедствием? — спросил Шертон.
   — В глобальности масштабов… — развёл руками кто-то из сановников. — В количестве жертв, поскольку никто не выживет…
   — В заклятье, Арсений! — перебил Венцлав, приподнявшись на кровати. — Бог устраивает конец света — и все люди в этом мире одновременно погибают. В это время бог накладывает на них заклятье подчинения, и заклятье сие, закреплённое ужасом, болью смерти и болью потери близких, будет иметь громадную силу, не сравнимую с силой других заклятий! Божественные Супруги сделали это в Вантарии, и все вантарийцы стали их рабами. Вот чего хочет Омфариола! Все мы одновременно умрём, а после возродимся и будем почитать Омфариолу своей доброй госпожой.
   Шертон слушал с посеревшим лицом. Казалось, его внутренности сжались в болезненный комок.
   — Это же тайное знание посвящённых теологов, уважаемый Ламсеарий… — прошептал профессор Баланиус, нынешний ректор Императорского университета.
   — Не сейчас, — отмахнулся Венцлав. — Если будет конец света, периметр не устоит, и мы тогда заодно со всеми… Арсений, найди Нэрренират! Такое только тебе по плечу… Надо успеть до истечения месяца Поющего Кота. Омфариола сказала, что даёт людям время для осознания своих грехов, но я думаю, у неё попросту заклятье ещё не готово. Создать такое заклятье — трудная работа.
   “Времени достаточно, — с облегчением подумал Шертон. — Успеем”. И тут же накатила волна беспокойства: а вдруг Нэрренират в халгатийском зверинце уморили голодом? Или ещё что-нибудь нехорошее стряслось? В Облачном мире богиня так же смертна, как люди и животные…
   Теологи начали обсуждать вопрос о том, куда могла исчезнуть Нэрренират, давая ему множество противоречивых советов. К счастью, Шертон в их советах не нуждался. Потом вернулся председатель Высшей Торговой Палаты с оправдательным приговором по делу Романы До-Энселе. Двое офицеров стражи несли за ним мешочки с золотом.
   Незадолго до рассвета Шертон, нагруженный деньгами и амулетами (от последних никакой пользы в Облачном мире, но его сочли бы сумасшедшим, если б он от них отказался), с самой главной драгоценностью — документом, освобождающим Роми от уголовной ответственности за историю с Клазинием и Фоймусом, спустился в катакомбы. Его провожали, столпившись вокруг канализационного люка, члены Высшей Торговой Палаты (почти в полном составе) и полтора десятка ведущих теологов.
   С Венцлавом, который не мог встать с постели, Шертон простился во дворце. Их прощание было тёплым и грустным.
   Взаперти Роми и Бирвот долго не просидели. Отправились гулять. Прогулка вышла невесёлая. На Роми угнетающе действовала охватившая город атмосфера печали и безнадёжности, у мага слезились глаза от яркого света, а открытая кожа под воздействием прямых солнечных лучей покраснела и пошла волдырями. Все же ему хотелось увидеть побольше, и в гостиницу они притащились усталые, после полудня.
   — Тут пришёл парень, который был с вами вчера, — сообщила встретившая их в зале Тибора. — Незадолго до вас, избитый. Я его впустила, в комнате сидит.
   Когда дверь открылась, Лаймо не сидел, а стоял, сжимая в руках табуретку. Видимо, он приготовился обрушить её на голову первого, кто переступит через порог, но, увидав своих, поставил на пол, уселся и сник. Его чиновничья туника была растерзана, в крови, правый глаз подбит. На подбородке ссадина, на предплечьях несколько порезов.
   — Кто тебя? — прошептала Роми.
   Тибора позади затворила дверь и торопливо ушла, они остались втроём в уютной комнатушке без окон, с оранжево-белыми манглазийскими коврами на стенах. Её освещали потускневшие от долгого использования магические лампы в виде виноградных листьев.
   — Соседи. — Запавшие чёрные глаза Лаймо лихорадочно блестели. — Роми, ты можешь дать мне кусочек кристалла Сойон, хотя бы совсем маленький? Они хотели принести меня в жертву, я сбежал от них…
   — Могу.
   — Что за кристалл Сойон? — спросил Бирвот, вытаскивая из-под накрытой стёганым одеялом койки свой дорожный мешок.
   — Он спасает от богов, — отозвалась Роми. — Помните, мы вам рассказывали? У меня такой есть. Лаймо, ты ранен?
   — Почти нет, — он помотал головой. — Тут все посходили с ума… Великой Омфариоле каждое восьмидневье приносят жертвы — она как будто их не требует, но и не отказывается. Жертву выбирают по жеребьёвке, одного человека от десяти кварталов. Отрезают уши и… извини, Роми, яйца. Считается, что избранный своими страданиями искупает перед Омфариолой грехи всех остальных. Это называется — “добровольное самопожертвование”…
   Хмуро слушая, Роми вытащила из ладанки прозрачный осколок, достала нож. Примерившись, ударила рукояткой и протянула Лаймодию отбитый кусочек.
   — Держи.
   — Спасибо. Тоже сделаю ладанку, чтоб носить на груди. На всякий случай. Вряд ли меня будет искать сама Омфариола, это ведь не она придумала, а те, кто хочет её умилостивить…
   — Она подбросила им идею. И не запрещает, потому что ей это нравится. Все боги такие. За тобой никто не следил?
   — Нет. Они пришли вчера вечером, перед закатом. Наверное, уже выбрали кого-то по жребию, но раз я появился, решили заменить… Понимаешь, соседи меня не любят, из-за того что я служу в Налоговом Департаменте. Я же там статистикой занимаюсь, а не чем-то ещё, а им без разницы! Они связать меня хотели, и я бы пропал, если б Арс нас всему не научил… Вначале я растерялся, а потом схватил у Зулахиуса меч из ножен — он всегда с ним ходит, отставной стражник. Кажется, я кого-то ранил в живот… Я не хотел! — Лаймо с несчастным видом посмотрел на Роми. — Просто надо было прорваться, и я прорвался… Прыгнул в окно со второго этажа, такого они от меня не ждали. Меч я выбросил, чтоб с ним не поймали. Потом я специально петлял по улицам, а переночевал в гостинице в квартале Небесной Резеды, меня там никто не знает. И пошёл сюда… До сих пор не могу поверить, что все это на самом деле. Я же этих людей с детства знаю…
   Роми отошла к столику в углу, наполнила три кружки апельсиновым соком из запотевшего, ледяного на ощупь охлаждающего кувшина.
   — На, выпей. А это вам, Бирвот.
   Маг поблагодарил кивком. Прикрыв воспалённые глаза — видимо, так ему было легче, — он втирал в кожу целебные мази из неказистых глиняных баночек.
   — Нэрренират хотела меня съесть, потому что умирала от голода, это я ещё могу понять, — отхлебнув сока, жалобно добавил Лаймо. — Но зачем доброй Омфариоле мои уши и яйца понадобились?!
   — Она богиня, — девушка неприязненно пожала плечами. — Этим все сказано.
   — Тут какое-то повальное сумасшествие! Роми, что они сделали с моей мамой… Её забирали в храм Омфариолы для “промывания мозгов”, и вернулась она совсем не такая, как раньше. Тихая, со всем подряд соглашается, а глаза неживые, стеклянные… Страшно.
   — Заклятье, — не прерывая своего занятия, проворчал Бирвот. — Заклятье можно наложить, можно снять. Конец света — вот это гораздо хуже… Но есть ведь и другие миры, и у нас есть магическая машина. Поговорим об этом с Шертоном, когда он вернётся.
   Для него, чужака, Панадар значил не больше, чем любой другой из несметного множества миров. Осуждать его за это Роми не могла. Держа кружку с соком, она с ногами забралась на койку. Охватившее её тоскливое чувство постепенно усиливалось. Конец света. Всего того, к чему она привыкла с детства, что ей нравилось, что она когда-то мечтала увидеть, но так и не увидела, скоро не будет. Просто не будет, и все. Из-за прихоти чокнутого божества. Она обеими руками стиснула холодную кружку.
   Когда за дверью послышались шаги, Лаймо вскочил и опять взял на изготовку табурет, но это вернулся Арс. Вопросительно приподняв бровь, поглядел на Лаймодия, сбросил на пол разбухший заплечный мешок. В мешке что-то тяжело звякнуло.
   — Похоже на звон монет, — заметил Бирвот.
   — Угадали, — подтвердил Шертон. — Лаймо, ты что здесь делаешь?
   Лаймо сбивчиво пересказал свою историю и закончил:
   — Не знаю, куда я теперь пойду…
   — Можешь присоединиться к нам. — Сунув руку в карман, Шертон вынул ладанку на цепочке и подал магу. — Наденьте. Кристалл Сойон.
   — Спасающий от богов? — Бирвот цепкими узловатыми пальцами пощупал мешочек.
   — Относительно. Сойон делает нас незримыми для богов и духов. Вообще-то, если божество явится сюда в физическом облике, оно увидит нас — так же, как мы видим друг друга. Но обнаружить на расстоянии не сможет.
   Шаркающие шаги. Тибора принесла ужин. На облупленном лакированном подносе, среди тарелок и кастрюлек, стояли весы для пряностей, старые, из позеленевшей бронзы. Пустые миниатюрные чашечки, подвешенные на тонких цепочках, непрерывно колебались.
   — Я должен кое-что вам объяснить и надеюсь на вашу сообразительность, — заговорил Шертон, когда она вышла. Тронул пальцем весы. Чашечки закачались. — Бирвот, эта штука пригодится вам, чтобы готовить снадобья от солнечных ожогов. Давайте ужинать.
   Его серые глаза светились мрачноватой энергией, на лице порой появлялось сосредоточенное выражение, словно он погружался в обдумывание каких-то сложных планов.
   — Ешьте получше, — посоветовал он остальным. — Потом соберём вещи — и пойдём. Мы обязаны уладить одно дело, времени мало.
   — Куда пойдём, Арс? — грустно спросила Роми. — Ты что-нибудь узнал в Верхнем Городе?
   — Узнал. Ты оправдана, все обвинения с тебя сняты. Документ у меня за пазухой, после покажу.
   — Но каким образом?.. — От удивления она чуть не выронила вилку.
   — Им некуда было деваться, — загадочно объяснил Арс. — Так или иначе, ошибка исправлена. Мы тоже должны исправить одну ошибку. Добрая Омфариола в своих мудрых поучениях сказала кое-что, крайне для нас важное… — Слушатели оторопели, но он, как ни в чем не бывало, продолжил: — Нельзя выбрасывать на улицу домашних животных, великая богиня трижды права! Наши неприятности начались из-за того, что мы об этом забыли. Надо вернуться в Суаму и забрать наше животное из королевского зверинца.
   Он отломил кусочек от лепёшки с изюмом и бросил на левую чашечку весов. Правая тут же взметнулась вверх.
   Хоть Лаймо и был прирождённым аналитиком, на этот раз Роми первая поняла, что к чему. Широко раскрытыми глазами она уставилась на весы, потом подняла взгляд на Шертона:
   — Значит, так?.. Ох, что мы натворили… Мы должны вернуться за ней!
   — Мы жестокосердно бросили на произвол судьбы совсем ручное животное, — с совершенно серьёзным выражением на лице кивнул Шертон. — Конечно, кое-какие вопросы придётся уладить, обговорить…
   Лаймодия тоже озарило:
   — Да, я ведь читал про Закон…
   Свирепый взгляд Шертона, подкреплённый пинком по щиколотке, заставил его замолчать. Опять чуть не ляпнул вслух… Гостиница Тиборы — достаточно надёжное место, но, когда на карту поставлена судьба целого мира, лучше помнить о том, что и у стен бывают уши. В такой ситуации даже на Сойон нельзя безоглядно полагаться. Лаймо пристыженно опустил голову, а Шертон, перехватив инициативу, договорил за него:
   — Есть закон милосердия, повелевающий людям заботиться о животных, так же как о людях заботится добрая Омфариола.
   Бирвот рискованных вопросов не задавал. Он бы умным магом. И о Законе Равновесия слыхал — Шертон и Роми ещё во время путешествия много рассказывали ему об устройстве Вселенной за пределами Облачного мира.
   — Полагаю, без меня вам не обойтись, — заметил он, допив свой горячий шоколад. — Вкусная вещь. Ладно, у меня хоть глаза от вашего солнца отдохнут… Когда отправляемся?
   — Сейчас. Двадцать минут на сборы.

Глава 3

   На улицах никого не было. Словно катастрофа уже произошла, и теперь Омах и Сийис, два небесных серебряных лика, скорбно разглядывали обезлюдевший город.
   Шертон держал наготове самострел, Бирвот — связку боевых амулетов. Пока ничто не указывало на близкие неприятности. Тихо. Слышна только возня зильдов на крышах да вой собак, растревоженных двойным полнолунием. На шее у каждого из четвёрки висела ладанка с Сойоном, заплечные мешки были набиты купленной у Тиборы провизией и мешочками с золотом. Кое-какое снаряжение с прошлого раза осталось в машине, но о том, чтобы подготовиться к экспедиции поосновательней, не могло быть и речи.
   Время.
   Лунный свет, плотный, как вода, омывал пустырь, и покрытая жестью двускатная крыша сарая блестела, будто рыбья спина. Чернеющие вокруг растрёпанные кусты акации с жадностью впитывали его, протягивая вверх руки-ветви.
   Полнолуние так или иначе влияло на всех, даже на Бирвота, который не принадлежал к этому миру. Маг почувствовал вдруг беспокойство, никак не связанное с текущими проблемами, и начал нервно перебирать свои амулеты.
   Панадарцы тем более не могли противиться этой силе. Лаймо покосился на Роми: вид её тонко очерченного профиля и подрезанных до середины шеи ярко-белых волос заставил его судорожно сглотнуть от накатившего влечения. И Роми ощутила смутную сладкую тоску, только подумала не о Лаймо, а об Арсе и о Нэрренират. Второе вызвало у неё протест, но этот протест исходил от рассудка и уступал по остроте пронизывающим её импульсам.
   Шертона тоже охватило непреодолимое желание, направленное на Роми. Вытащив из кармана цепочку с амулетами, он дотронулся до того, что похож на серповидную прозрачную льдинку, и произнёс заклинание.
   Всю компанию словно окатило холодной водой. Наваждение ушло.
   — Магия двойного полнолуния, — объяснил Шертон. — В такие ночи лучше сидеть дома, если нет настроения отдаться страстям.
   — Вчера мы ничего подобного не испытывали, — поглядев с опасливым прищуром на Омах и Сийис, прошептал маг.
   — Это накатывает внезапно, в определённые моменты. Все очнулись? Я на всякий случай проверю сарай, а вы подождите здесь.
   Бесшумно опустив на траву свой мешок, Шертон направился к постройке, огибая её таким образом, чтобы нельзя было прицелиться из окошек. Бирвот, Роми и Лаймо остались под прикрытием кустарника. Готовые к драке, хоть и надеялись, что драться ни с кем не придётся.
   Чутьё не обмануло: засада в сарае была. Толкнув скрипнувшую дверь, Шертон шагнул в сторону, и тотчас в воздухе что-то свистнуло. Не звёздочка, не метательный нож… Скорее всего, магическая либо смазанная наркотическим снадобьем стрелка: владельца спрятанной в катакомбах машины противники намеревались захватить живым, поскольку так и не смогли взломать заклятье, запечатавшее вход в помещение. Заклятье было хитроумное и надёжное, да ещё Бирвот его слегка видоизменил, добавив не используемые панадарскими магами компоненты. На то, чтоб его распутать, даже у выдающегося профессионала уйдут не одни сутки.
   Швырнув в окошко горсть бусин-лампочек, Шертон отпрыгнул. Теперь сарай был ярко освещён, внутри заколыхались тени. Из дверного проёма выскочил человек и покатился по земле, сбитый с ног подсечкой. За ним показался второй, с мечом. Нырнув под клинок, Шертон ткнул распрямлёнными пальцами в солнечное сплетение. Первый уже встал, но было не до него, потому что третий, выросший на пороге, что-то скороговоркой шептал, направив на Шертона небольшой блестящий предмет. Этот предмет против воли приковывал взгляд, было в нем нечто завораживающее… Однако Шертон умел противостоять воздействиям такого рода. Его кулак впечатался в висок парня раньше, чем тот успел договорить заклинание. Развернувшись к первому, Шертон стукнул его по горлу и отскочил, уходя от нового выстрела. Маячивший в окне стрелок опять поднёс к губам духовую трубку. Вскинув самострел, Шертон нажал на спуск. Стук упавшего тела. Тишина. Преодолев одним прыжком расстояние до двери, с оружием наготове, он бросил взгляд внутрь и сразу отступил под защиту стены.
   Ничего. Ни шороха, ни движения.
   Он вновь осторожно заглянул в сарай, озарённый рассеянным светом рассыпанных по полу бусин. На полу лежала женщина, отброшенная выстрелом от окна к противоположной стене. Шертон мысленно пожелал ей удачного перерождения. Он не хотел никого убивать и не мог осуждать людей, задумавших отнять у него машину, чтобы сбежать от Чокнутой Омфариолы. Но объяснять им, что от успеха его экспедиции зависит спасение всего Панадара, он тоже не мог.
   Все это произошло очень быстро. За считанные мгновения. Лаймо и Роми только-только успели подбежать к сараю.
   — Я что вам сказал? — мрачно спросил Шертон. — Ждать в кустах! Марш за магом и за вещами.
   Смутившись, они побежали обратно и вскоре вернулись с мешками. Тем временем Шертон откинул крышку лаза, бросил во тьму несколько светящихся бусин. Никого.
   После торопливого спуска по винтовой лестнице они углубились в лабиринт широких туннелей с отсыревшими шероховатыми стенами. Возле одной из них Шертон остановился, произнёс заклинание. Возникла щель, два каменных блока повернулись на шарнирах — нехотя, с натужным скрежетом: обычная для Панадара смесь магии и механики. Иногда бывает, что механика изнашивается и выходит из строя, иногда подводит магия — если заклинание составлено небрежно.
   Шертон отпер дверцу, все устроились в креслах. Пальцы коснулись кристаллов на приборной панели, и машина, оторвавшись от пола, выплыла в туннель.
   Всех четверых охватило возрастающее напряжение: если у Омфариолы есть свои шпионы в Верхнем Городе и она знает, за кем отправился Шертон, — сейчас пошли последние минуты, когда она может остановить их! Лаймо грыз ногти. Роми сцепила пальцы, стиснув их так, что костяшки побелели. Бирвот беспорядочно перебирал свои амулеты. Шертон внешне сохранял спокойствие.
   Раскрылись обе крыши. Нет, сначала пол, потом крыша, поправила себя Роми. Она дрожала и чувствовала, что Лаймо тоже дрожит (им опять пришлось делить на двоих одно кресло). Время стало вязким и текло мучительно медленно, как еле-еле ползущие по стеклу капли. Сверху надвинулись, увеличиваясь в размерах, ослепительно серебряные диски Омаха и Сийис, потом исчезли — и машина окунулась в невещественную золотую мглу.