Орлов Антон. Мир-ловушка

   — Он до сих пор в городе?
   — Да, ваше сиятельство.
   — Сасхан — правая рука Рагеля, — шепнул министр, повернувшись к Титусу. — В прежние времена он не посмел бы заявиться сюда в открытую. Обнаглели… Мне помнится, смиренный брат, вы говорили, что искусно владеете разнообразным оружием и вам приходилось руководить людьми?
   — Да, господин Малевот, — подтвердил Титус.
   — Я прошу вас быть моим гостем… и не просто гостем. Думаю, нам понадобятся ваши знания, ваше искусство. В Халгате сейчас нет ни одного кадрового офицера, некому набрать и обучить новую армию. Если вы останетесь с нами, вас ждёт блестящая карьера.
   И Равлий Титус внял его просьбам, охотно принял его предложение — но не ради карьеры при дворе халгатийского короля, а ради воплощения в жизнь своей сокровенной мечты.
   — Во дворец, дубина, — велел Малевот вознице, и телега поползла, скрипя и покачиваясь, по неровной грязной брусчатке.
   Титус с любопытством оглядывался. Первое впечатление оказалось обманчивым: Суама не была единым сооружением. При приближении она, как и всякий знакомый ему город, распалась на отдельные архитектурные ансамбли, кварталы, здания — но множество подвесных мостиков и наклонных лестниц связывало постройки друг с другом, одевая небо в сквозное кружево из дерева и покрытого ржавым налётом металла.
   Людей на мостиках почти не было — только зильды и голуби.
   — Вы устроили все это для удобства зильдов? — вырвалось у Титуса, который с детства недолюбливал наглых длинноухих тварей.
   — Мы пользуемся мостиками в сезон ливней, когда на улицах по колено воды. В лучшем случае по колено. Плоскодонки и коммуникации верхнего уровня — только это нас и выручает.
   Титус обратил внимание на то, как высоки тут фундаменты домов: они поднимались над мостовой на полтора-два ярда, — сплошной камень, покрытый пятнами синеватого мха, и никаких подвальных окошек. Сами же дома бревенчатые либо кирпичные. Везде высокие крылечки с перилами (в сезон затопления можно привязывать к ним плоскодонки), маленькие полукруглые балконы, широкие окна. Под окнами, на выступающих крюках, подвешены фонари из мутного стекла, обрамлённые жестяными завитушками. Некоторые горели. Кое-где окна были распахнуты, и можно было наблюдать, как обитатель дома, навалившись животом на подоконник, зажигает фонарь. Масло. Они что же, совсем не используют в быту магию, даже для освещения?! Титус подивился такому невежеству, но на сей раз ничего не сказал.
   — Некоторые горожане пренебрегают своими общественными обязанностями, перестали зажигать фонари, — заметил Малевот. — Ничего, мои подчинённые их всех переписали. Когда в Халгате вновь воцарится порядок, мы взыщем с них штрафы.
   — А привлечь магов вы не пробовали? — вскользь поинтересовался Титус.
   — Что вы, смиренный брат, — министр рассмеялся. — Магия — вещь ненадёжная, даже сами маги никогда не бывают уверены в постоянстве своих результатов. Вот поджечь город — это они ещё могли бы…
   “Итак, серьёзных магов здесь нет, — отметил Титус. — Либо же в Облачном мире с самой магией что-то не так?. Ну, как бы там ни было, а помешать мне никто не сможет”.
   Чем ближе к центру, тем шире и многолюдней становились улицы, тем больше мостиков перекрывало меркнущее серое небо. Не желая пугать прохожих и привлекать к себе внимание, Титус смотрел по сторонам сквозь прорези в забрале шлема. Малевота узнавали и приветствовали поклонами, иные при этом не скрывали иронических ухмылок.
   Навстречу попалась карета, запряжённая парой пятнистых гувлов. Выглянувшая из окошка женщина велела кучеру остановиться и предложила подвезти во дворец министра и его спутников. Следом за Малевотом и Эгвуром Титус забрался в обитый бархатом салон, роскошный, но тесный и неудобный, если сравнить с комфортабельными панадарскими экипажами.
   Владелец телеги робко заикнулся о плате. Ничего не ответив, министр сделал раздражённый жест, словно отмахивался от докучливого насекомого.
   — Держи. — Выудив из кармана завалявшуюся серебряную монету, Титус бросил её крестьянину.
   Малевот поведал о своих злоключениях, потом представил Титуса хозяйке кареты. Та сразу же начала приставать к “таинственному чужестранному рыцарю” с просьбами не интриговать её и открыть лицо, ибо она готова умереть от любопытства. Эмрела — придворная дама королевы Лусиллы. Она была старше Титуса лет на десять, с голубовато-матовым от пудры лицом и высокой сложной причёской, украшенной золотыми цепочками. Говорила она томно, манерно растягивая слова, а порой начинала подражать хнычущим интонациям маленькой девочки. Титуса все это злило. Не выдержав, он резким движением, ни о чем не предупредив, поднял забрало. Эмрела в ужасе ахнула.
   — Смиренный брат один на один подрался с демоном, — прервал неловкую паузу Малевот.
   — С богиней, — угрюмо поправил Титус.
   — А что это за богиня? — стараясь не смотреть на его лицо, спросила Эмрела. — Она была красивая?
   — Она слишком много пила.
   — Кстати, о благородном напитке, — вмешался Малевот, вовремя уловивший, что его новый протеже того и гляди нахамит влиятельной даме. — Повернитесь к окну, смиренный брат! Нет-нет, направо! Мы как раз проезжаем через Хмельную площадь, и справа находятся наши знаменитые на весь просвещённый мир винные погреба. Раньше их называли Обулеевские погреба, поскольку они принадлежали виноторговцам Обулеям, а ныне это Королевские погреба, ибо двести лет назад их выкупил король Чидолес. Там хранятся образцы всех существующих вин, дешёвых и дорогих, редчайших и широко распространённых. Заметьте, несмотря на беспорядки в Халгате, никто не покусился разграбить их, ибо это наша особая гордость, наша, так сказать, светская святыня! Тут все халгатийцы едины — и аристократы, и разбойники. Нигде больше нет такой полной и уникальной коллекции!
   Длинное бревенчатое здание с каменным крыльцом и громадной — ярда три с половиной в ширину, столько же в высоту — двустворчатой дверью. Вытянув шею, Титус с интересом глядел на достопримечательность, покуда карета не завернула за угол.
   Ещё несколько кварталов, поворот, остановка. Снаружи доносился гомон толпы.
   — Узнайте, в чем дело, молодой человек, — велела Эмрела секретарю министра.
   Тот распахнул дверцу и спрыгнул на брусчатку. Титус видел в проёме площадь, скопление людей, увенчанное куполом большое здание. От основания купола отходили мостики, соединяющие его с соседними домами.
   — Это площадь Праведной Веры. — Министру, похоже, понравилась роль гида. — Вы видите перед собой храм Истинных Богов. Что там такое?
   Вернулся Эгвур:
   — Там Сасхан Живодёр из шайки Рагеля Чернобородого.
   — Он призывает толпу к беспорядкам?
   — Нет, он всенародно кается.
   — Что?!
   Если королевский министр и придворная дама выразили недоумение, близкое к шоку, то афарию происходящее показалось вполне естественным: Луиллий Винабиус в своих трактатах не раз указывал на то, что покаяние — благая цель и вершина развития личности.
   — Выясни-ка, что это на него нашло, — приказал Малевот секретарю.
   Так как обстановка была спокойная, все выбрались из кареты. Смеркалось. Светились окна окрестных домов и фонари. На висячих мостиках суетились привлечённые зрелищем зильды, отчего мостики слегка покачиваясь. Впереди тёмной массой колыхалась толпа, оттуда доносились скорбные возгласы:
   — …Чёрен и ужасен, аки темень ночная, и алчным гладом пылают глаза его, и кровава разверстая пасть…
   Появился Эгвур, с озадаченно-кислой гримасой на холёном безбородом лице:
   — Это действительно Сасхан. Он утверждает, что всю шайку Рагеля, включая самого Рагеля, пожрал адский чёрный зверь. Сасхан якобы чудом уцелел, дабы принести людям весть о скором возмездии за грехи.
   — Как пожрал? — тонким голосом спросила Эмрела.
   — Да никак, — поморщился министр. — Не страшитесь, прелестница. И святые отцы, и учёные мужи давно уже сошлись во мнении, что никакого адского чёрного зверя нет. Тот, кто утверждает обратное, впадает в ересь, а сие наказуемо. Надобно бы построже с простонародьем, чтоб не увлекались глупыми байками…
   — Что же тогда случилось? — Дама зябко поёжилась под шуршащей накидкой.
   — Ничего. Разбойники перепились… либо обкурились ведьминой травкой, что ещё вероятней. Совесть у них нечиста, вот Сасхану и привиделась кровавая разверстая пасть. Гм, что же делать-то, что делать? Повязать бы его сейчас да в темницу, пока не опомнился, так ведь Рагель с дружками завтра же явятся вызволять…
   — А может, я с ним поговорю? — предложил Титус. — Покаяние — это прекрасно, трогательно, возвышенно… Я уверен, что сумею убедить Сасхана не сворачивать с этой стези. И ему благо, и государству польза!
   — Что ж, попробуйте, — согласился Малевот. — Вы же монах, человеческая душа — по вашей части. Ежели негодяй спятил и вы поможете ему укорениться в этом состоянии, у нас будет на одну проблему меньше.
   Сие неприкрыто циничное высказывание покоробило афария, но он не подал вида и направился к кающемуся, проталкиваясь через толпу.
   Разбойник стоял на коленях перед крыльцом храма Истинных Богов. Человек лет сорока, с копной нечёсаных светлых волос, рябым лицом и широкими округлыми плечами. Оружия при нем не было, дорогая парчовая рубаха разорвана, под ней просвечивала волосатая грудь.
   — Эх, на виселицу бы его… — пробормотал Малевот, протиснувшийся следом за Титусом.
   Святые отцы, выглядывавшие из-за богато разукрашенных приотворённых дверей храма, не знали, что делать: с одной стороны, раскаявшийся Сасхан являл собой, в назидание всему народу, образчик похвального смирения, но с другой — ересь ведь несёт, умы баламутит!
   Подойдя, Титус опустился рядом с разбойником на колени:
   — Брат, я скорблю вместе с тобой.
   — Кто ты? — размазывая по лицу слезы и грязь, спросил Сасхан. — Не осталось у меня братьев, зверь всех сгубил. Выпустили его боги на землю за грехи наши, ибо не ведали мы ни жалости, ни страха. Познал я теперь свою ничтожную малость. Зверь их рвал на куски и пожирал, рвал и пожирал! В нищете я родился, в нищете возрос, познал разбойную удаль, набил карманы неправедным золотом. А ныне каюсь!
   — В нищете? — переспросил Титус. Слушая несвязную речь Сасхана, он все более и более проникался тёплым чувством к этому человеку. — Брат, я ведь тоже из нищих! Воистину, мы с тобой братья. Взгляни на меня.
   Он поднял забрало.
   — Кто это тебя? — воззрился на него сквозь туман слез Сасхан.
   — Одна из великих богинь моего мира, чьё имя здесь неведомо. Я лишил её законной избранной жертвы и тем самым причинил зло моему народу, а также Ордену афариев, который меня взрастил, и это моя вина, кою должен я искупить. Неспроста привёл меня перст Создателя Миров в ваш Облачный мир, неспроста мы встретились. Это знак судьбы! Я думаю, брат Сасхан, суждено нам с тобой вместе каяться и вместе искупать грехи свои, намеренные и непреднамеренные. Пойдём со мной!
   Вслед за Титусом разбойник поднялся с колен. Раздавленный пережитым ужасом, он готов был подчиниться кому угодно, хоть пятилетнему ребёнку, но никто не осмеливался подойти к грозному Сасхану Живодёру, все топтались на расстоянии и глазели, перешёптываясь. Титус первый предложил ему своё руководство — и Сасхан безропотно повиновался.
   Толпа расступилась перед ними, образовав широкий коридор.
   — Куда вы его? — шепнул на ухо афарию Малевот, пристроившийся с другой стороны. — Учтите, в темницу нельзя, будут неприятности с Рагелем!
   — Я его у себя поселю.
   — У себя?.. Я же везу вас в королевский дворец! Смиренный брат, нельзя туда с разбойником!
   — Думаете, если он из нищих, значит — не человек? — отрывисто спросил Титус. — Я тоже родился в нищете!
   — Вы — другое дело, вы образованный монах, ваши нравственные качества не вызывают сомнений… А это убийца, насильник, грабитель! Не слыхали вы, что про него рассказывают!
   — Он теперь мой названый брат, — отрезал Титус. — Возьмём его с собой. Клянусь, я его перевоспитаю.
   — А… Так вы его использовать хотите? — Лицо министра озарилось пониманием. — Использовать разбойника — это остроумно… Стране нужны новые солдаты, сборщики налогов… Что ж вы сразу не сказали? Тогда, конечно, возьмём с собой!
   Сасхан молча, как заводная кукла, шагал рядом с Титусом. Втроём они подошли к карете, и тут возникло новое препятствие — в лице Эмрелы. Когда афарий велел своему подопечному лезть внутрь, придворная дама загородила дорогу и надменно прошипела сквозь зубы, что не пустит к себе в карету грязного завшивевшего разбойника. На Титуса она смотрела, как на злейшего врага.
   — Перегнули вы, смиренный брат, — укоризненно шепнул Малевот.
   Титусу очень хотелось усадить раскаявшегося злодея в карету, и он чуть не ввязался в спор, но тут Сасхан, вновь бухнувшись на колени, возразил:
   — Недостоин я, люди добрые, таковой знатной чести! Пинайте меня, как собаку, таскайте за уши, как зильда! А мне все будет мало, ибо чудом избег я кровавой пасти адского чёрного зверя! Негоже мне ездить с вами, вдоволь пограбил я таких карет, а напоследок, из озорства греховного, изливал я гнусную мочу на обивку их бархатную и атласную. И за то меня кара постигла. Лучше я следом за каретой побегу, как зильд, как собака!
   Поджав губы, Эмрела холодно кивнула: такой вариант её устраивал. Министр озабоченно нахмурился. Он уже начал набрасывать в уме планы использования перевербованного Сасхана в своих интересах, а теперь возникла угроза: вдруг разбойник по дороге придёт в себя, одумается — и только его и видели?
   — Я побегу вместе с ним! — решительно заявил Титус.
   Спорить никто не стал, и Малевот сразу успокоился. Окликнув кучера, велел не гнать. Его секретарь галантно подал руку Эмреле, все трое забрались внутрь. Лакированная дверца захлопнулась. Провожаемая тихим ропотом толпы, карета свернула с площади в одну из боковых улиц. Титус и Сасхан Живодёр трусцой бежали следом.

Глава 7

   Шертон, Роми и Лаймо шагали мимо трехэтажных бревенчатых зданий мрачноватого вида. Они отправились на поиски мага — самого лучшего, какой есть в Суаме, — и заодно посмотреть город. Богиня осталась в лесу. Шертону пришлось дать ей слово, что они вернутся.
   — Жду вас до завтрашнего утра, а потом пойду искать, — предупредила Нэрренират. — Как бы я хотела сменить облик и составить вам компанию… Ладно, Шертон, береги Роми и добудь мне что-нибудь выпить!
   После этого напутствия великая богиня исчезла в гуще кустарника.
   — Мы от неё сбежим? — спросил Лаймо, когда копыта гувлов зацокали по дороге.
   — Нет. Я дал слово.
   — Ну… Я думал… — Лаймо смутился.
   — Представляешь, что начнётся в Суаме, если она заявится туда искать нас? — спросила Роми.
   Уплатив въездную пошлину монетами местной чеканки, они оставили гувлов на постоялом дворе поблизости от городских ворот и дальше пошли пешком.
   После часовой прогулки по улицам и визита в лавку готового платья Роми наотрез отказалась от халгатийской дамской одежды. Уж лучше она и дальше будет изображать мальчишку. Туалеты аристократок были по-своему красивы, но неудобны. Запакованная в такой наряд женщина теряла свободу движений и не могла ни ездить верхом, ни идти быстрым шагом; кроме того, надевать и снимать некоторые из их составных частей без посторонней помощи невозможно. Платья женщин незнатного происхождения, достаточно удобные, сидели на своих владелицах мешковато и были выдержаны в беспросветно унылой цветовой гамме.
   Шертон купил для Роми ладно скроенную охотничью кожаную куртку и посоветовал не снимать шляпу без необходимости — черты лица у неё слишком тонкие и нежные, чтоб она могла сойти за парня без дополнительной маскировки. Дабы избегнуть лишних вопросов, Знак на левом запястье она забинтовала, как делала это в Панадаре.
   Суама была необычным для них городом, однако разнообразием похвастать не могла. Роми и Лаймо сошлись на том, что самое интересное здесь — это мостики между крышами, то там, то тут перечёркивающие ватное небо.
   Пообедать они зашли в трактир, где сразу привлекли всеобщее внимание: экзотически одетые чужеземцы (судя по одёжке, из благородных!), странный выговор, странный оттенок кожи… Велев ребятам помалкивать, Шертон в одиночку поддерживал разговор. Да, они приехали из дальних краёв, со стороны зноя (что такое “юг”, здесь не знали — так же, как что значит “север”, “восток” и “запад”); ищут хорошего мага, ибо на одного из них кто-то навёл порчу. Из ответов Шертон понял, что маги здесь не в чести, священники не любят их и не велят населению обращаться к ним за помощью. Священники, то есть жрецы богов? А сами они владеют магией? Нет, конечно, зачем она святым отцам! Их дело — молиться, собирать свою десятину и наставлять народ на путь истинный.
   Все это не обнадёживало. Видимо, в мирах-ловушках работают не те правила, что в обыкновенных мирах.
   Адрес мага Шертон все-таки узнал. После того как проклятый маг Кешилай истребил в одночасье королевскую армию, святые отцы ухватились за шанс разделаться со всеми прочими магами, которых они почитали за конкурентов, и призвали народ бить и выгонять из города нечестивых чернокнижников. В итоге изгнали всех, кроме Бирвота. Когда к нему пришли, тот сделал что-то такое, отчего погромщики побежали прочь не оглядываясь. И поджечь его дом не удалось: огонь, едва затеплившись, погас, зато на поджигателях одежда сама собой вспыхнула и мигом сгорела дотла — осрамил честных людей злодей-чернокнижник.
   “То, что надо, — решил Шертон. — Профессионал”…
   Назвали ему адреса ещё нескольких магов (избитые и ограбленные погромщиками, те потом вернулись, заплатив святым отцам за дозволение остаться в Суаме). Они излечивали желающих от мелких болячек, занимались розыском потерянных вещей, гадали девушкам на женихов. Шертона они не заинтересовали.
   Бирвот жил в наиболее сырой и грязной части города, в одноэтажном кирпичном доме, который ни единым мостиком не был связан с соседними строениями. В деревянной паутине, затянувшей небо над Суамой, зияла прореха: наглядное свидетельство отгороженности мага от здешних обывателей.
   Поднявшись по неровным каменным ступенькам, Шер-тон постучал. Роми и Лаймо остановились у него за спиной.
   Дверь открылась нескоро. В тёмном коридоре стоял неряшливо одетый человек с крупным носом и полоской встопорщенных рыжеватых усиков над верхней губой, бледный, как и все халгатийцы. Ещё нестарый, он выглядел нездоровым и усталым.
   — Здравствуйте, — сказал Шертон. — Я ищу мага Бирвота. Это вы?
   — Зачем ищете?
   — Долгий разговор. Я не враг.
   — Вижу. — Человек на шаг отступил. — Я Бирвот, проходите. Вы не один?
   — Это мои ученики, Роми и Лаймо. Меня зовут Арсений Шертон.
   — Воин? — Взгляд мага задержался на рукоятке меча над его плечом.
   — Можно и так сказать.
   Коридор привёл их в комнату с пылающим камином и занавешенными окнами. Дров в камине не было, ровное красновато-оранжевое пламя горело само собой, наполняя помещение теплом.
   — Вас это не удивляет? — растерялся вдруг хозяин.
   — Что не удивляет? — осведомился Шертон.
   — Это! — Бирвот кивнул на свой камин.
   Они переглянулись, пытаясь сообразить, чему надо удивляться. Первой догадалась Роми:
   — Вы поддерживаете открытый огонь, вместо того чтобы просто установить тут горячую магическую плиту, это необычно, да?
   Маг молча опустился в ближайшее кресло. А Роми почувствовала себя неловко: возможно, она допустила бестактность?
   — Это девушка, — указав на неё, заметил Бирвот.
   — Девушка, — не стал отрицать Шертон.
   Роми сняла шляпу, белые волосы рассыпались по плечам. Бирвот поднялся, отвесил ей немного театральный поклон и спросил:
   — Неужели вас совсем не удивило то, что камин топится без дров?
   — Так на то вы и маг! — вступил в разговор Лаймо. — Вы используете магию, чтоб отапливать свой дом, вполне логично. Если бы вы, владея магией, тратились на дрова, это бы удивляло.
   — Странные вы люди, — покачал головой маг. — В кои-то веки пустил кого-то к себе домой — и на тебе… Ну, а как вам вот это понравится?
   Невзрачная с виду стеклянная ваза на столе вдруг замерцала мягким золотистым светом.
   — Магическая лампа! — обрадовалась Роми. — Значит, они тут все-таки есть!
   Бирвот выглядел сражённым.
   — Послушайте, разве вас не смущает то, что я маг?
   — А что нас должно смущать? — Лаймо наконец-то удивился. — Вы же представитель уважаемой профессии…
   — Где это профессия мага считается уважаемой? — криво усмехнулся Бирвот.
   — В Панадаре. Это мир, из которого мы прибыли. Наступила долгая-долгая безмолвная пауза. Если кто-то сейчас и выглядел ошарашенным, так это сам Бирвот.
   — Я прошу вас быть моими гостями, — предложил он, когда сумел взять себя в руки. — Не обращайте внимания на некоторый беспорядок… У меня найдётся все, что вам нужно: еда, чистые постели, ванна с тёплой водой…
   Услыхав про ванну, Роми встрепенулась: в последний раз она мылась ещё до того, как попала в тюрьму в Верхнем Городе.
   — Даже кусок мыла где-то лежит, — заверил её хозяин дома. — Вы расскажете мне о Панадаре?
   — Расскажем, — отозвался Шертон, молча, с невозмутимым лицом наблюдавший за разговором.
   Готово. Маг на крючке.
   Сквозь широкие окна, разделённые решётчатыми рамами на множество стеклянных квадратиков, внутрь сочился дневной свет, но его не хватало, чтобы рассеять сумрак тронного зала. В двухъярусных канделябрах горели сотни свечей, язычки пламени отражались в лакированном паркете. Сводчатый оштукатуренный потолок, расписанный блеклыми цветами, подпирали украшенные резьбой деревянные колонны. Меж ними, в строгом соответствии со своим чином, стояли придворные.
   Король Актарей и королева Нилония сидели на возвышении под ажурным деревянным шатром (о том, что шатёр и троны сделаны из дерева, сказал Титусу Малевот — все это было покрыто толстым слоем позолоты и так сверкало, что хотелось зажмуриться). Вдовая королева Лусилла, истинная правительница Халгаты, скромно пристроилась сбоку, на маленьком стульчике, всем своим видом показывая, что она здесь не главная, вроде как в гости на минутку заглянула. У неё было округлое пухлое лицо доброй тётушки, озарявшееся время от времени заразительно-открытой улыбкой, но афарий, сумевший заметить холодок у неё в глазах, не поверил этой улыбке. Актарей, которому надутые оттопыренные губы придавали сходство с капризным мальчишкой, выглядел недовольным и не вполне трезвым. Некрасивая, зато безупречно одетая и причёсанная Нилония, похожая в своём пышном платье на серебряную вазу, самозабвенно играла роль надменной, но милостивой королевы.
   Об этих троих Титус быстро составил более-менее определённое представление, однако царедворцы таили свою суть под покровом тщательно соблюдаемого этикета. Впрочем, он уже познакомился с министром благоуправления, его секретарём и придворной дамой. Все тут одного поля ягода. Лицемерные богачи. И рядом нет Магистра, который мог бы отчитать Титуса за непохвальную предвзятость суждений…
   — Как вам понравился халгатийский дворец, смиренный брат? — поинтересовалась Лусилла, когда его представили королевской семье.
   — Очень красивый дворец.
   — Получше-то нигде не видал, а? — Королева издала удовлетворённый смешок. — У нас в Халгате три достопримечательности: дворец, какого ни у кого больше нет, наши каменные тракты и винные погреба на Хмельной площади. Слыхал про нашу знаменитую коллекцию вин? Вот то-то! А соседи наши — темнота дремучая. Говорят, войной на нас идти собираются, да никогда не посмеют. По сравнению с панадарскими интерьерами халгатийские дворцовые покои отличались почти деревенской бесхитростностью убранства. А война действительно назревает — об этом Титус знал со слов Малевота, у которого были свои агенты в соседних государствах.
   — Да, ваше величество, — дипломатично поклонился Титус.
   — Эк тебе рожу-то изгадили! — Она вздохнула и покачала головой. — Ну да ничего, притерпимся… Ты вот что, Титус, на меня не обижайся, я всегда правду вслух говорю, потому что для меня все тут как родные. За каждого душой болею. Меня за глаза так и называют — “всеобщая бабушка”. Думают, я не знаю, а я давно уже о том проведала! — Она добродушно рассмеялась и погрозила пальцем застывшим шеренгам придворных. — Ну и пусть, бабушка и есть бабушка, дурного не скажет…
   Неверно. За глаза её называли “всеобщая тёща” либо “королевская тёща”, министр благоуправления успел просветить на этот счёт своего протеже. “Бабушка” была плодом фантазии Лусиллы, но Титус не стал рассеивать её иллюзии.
   — Титус, Малевот сказал, что вы можете набрать и обучить для нас новую армию… — воспользовавшись паузой, начал король Халгаты.
   — Да обожди, Актарей, — отмахнулась Лусилла. — Сам не знаешь, чего мелешь! Какая там тебе армия, не ты же будешь командовать. Титус, нам этих надо набрать, несколько сотен всадников… Или нет, пеших, которые мечами махают. Будешь обучать их… Только лучше сначала всадников, а пеших потом, верхом на гувлах они лучше смотрятся…