Страница:
Порой, когда она сидела в прогретой солнцем пыльной комнате на втором этаже виллы и прислушивалась к доносящимся извне звукам, или по ночам, когда вокруг развалин ползал похожий на громадный кусок желе обитатель бассейна, а она пыталась уснуть, свернувшись на голом полу, у неё мелькала мысль: не лучше ли пойти в храм Нэрренират и сдаться?
Её удержали от этого страх и самолюбие. Вспоминая монстра с человеческой головой, Роми содрогалась: ей не хотелось иметь ничего общего с таким существом. Вдруг Нэрренират, дабы отомстить ей, примет какой-нибудь чудовищный облик, когда дело дойдёт до близости? Роми обладала достаточно развитым воображением, чтобы подумать о такой возможности. Кроме того, Нэрренират назвала её на суде “имуществом” и “собственностью” — будь она хоть трижды великая богиня, а это хамство! И ругается так, что хочется заткнуть уши… Нет, компромисс немыслим.
За оконным проёмом с выбитой рамой сгущались сумерки. Роми спустилась на первый этаж. Здесь отсутствовала часть стены, за проломом теснились окутанные ароматом одичавшие розовые кусты, виднелся бортик бассейна с мутной водой.
Возле бассейна Роми задержалась. До полуночи далеко, час его обитателя ещё не пробил, да и осколок Сойона лежит у неё в кармане — и все же она, сосредоточившись, послала притаившемуся в воде существу импульс дружелюбия. Вопреки расхожему мнению, не все потусторонние создания, называемые “нечистью” или “нежитью”, одержимы страстью нападать на людей — так же как не все собаки норовят покусать каждого встречного. К тому, кто живёт в бассейне, Роми испытывала тёплое чувство: его соседство охраняло её от визитёров.
Выглянув в просвет между кустами, она довольно ловко — научилась за эти дни — перелезла через решётку. Улица тонула в сумерках. Пока можно погулять, жители окрестных домов выставят еду поближе к полуночи, чтобы зильды раньше времени не сожрали (после полуночи угощение все равно достанется зильдам, но это уже другой вопрос).
Роми побрела по улице, стараясь изобразить шаркающую походку оборванца, которого никогда не учили двигаться грациозно. Через некоторое время ссадины и синяки сойдут, тогда она будет больше похожа на себя… Да и воины Нэрренират рано или поздно обыщут виллу, богиня наверняка снабдила их надёжной защитой от нечисти. Надо искать другое место, безопасное… Но в Панадаре нет безопасных для неё мест.
Все чаще Роми подумывала о бегстве в Одичалые Миры. Далеко не все они “одичалые”, просто в Панадаре привыкли их так называть. Там тоже можно жить. Боги её не найдут, благодаря осколку Сойон, а местные люди ничего о ней не знают — и она затеряется… Да, это единственный выход.
Роми знала, что база магических машин для путешествий через междумирье находится неподалёку от Верхнего Города. Остановившись, припомнила направление. В той стороне. Если ей удастся спрятаться в одной из машин и покинуть Панадар, пусть Нэрренират, Ицналуан и остальные хоть до скончания века за ней охотятся!
— Они собирались в Окрапос. Тубмон хотел, чтоб его доставили в Чеплему, и в итоге договорились: сначала в Окрапос, потом в Чеплему. В Окрапосе они задержались надолго, меняли товар на товар. Тубмон был очень раздражителен, все время торопил их. Он невзлюбил одного малого из шайки, Дергуса, и часто называл его коротышкой, а тот злился. Кончилось поножовщиной, Дергус заколол нашего клиента.
Маг-сыщик, черноглазый, с нервным живым лицом, умолк, сцепив пальцы. Его напарник с непроницаемым видом пил молодое виноградное вино из кубка с гербом университета.
— Куда они дели веши Тубмона? — спросил ректор.
— Что-то присвоили, что-то продали. Шкатулку обменяли на мешок золотых слитков — она произвела на кочевников большое впечатление.
— Сукины дети… — пробормотал профессор Ламсеарий.
Невежественные кочевники из Окрапоса ведать не ведают, что такое информационная шкатулка! Вполне могут поломать её… Надо поспешить. Надо, чтобы Арсений взялся за ум и отправился в Окрапос. А для этого надо найти магическую машину. Ректор покопался в своей рыхлой, перепутанной памяти: есть у него давние связи, чтобы все это устроить. Без шкатулки трудно думать, но в комоде лежат старые бумажки, которые помогут разобраться, что это за связи. Кажется, кто-то из Департамента Налогов и Сборов…
Он по-детски обрадовался тому, что хоть что-то помнит. Все эти опасные для богов установки, которые ему как теологу приходилось отлаживать, высосали из него силы, здоровье, память — непомерно страшная плата за благополучие Верхнего Города.
Ничего, когда к нему вернётся шкатулка, его голова будет работать, как эти самые… ага, как механические часы. Лишь бы Арсений не подвёл.
Глава 2
Её удержали от этого страх и самолюбие. Вспоминая монстра с человеческой головой, Роми содрогалась: ей не хотелось иметь ничего общего с таким существом. Вдруг Нэрренират, дабы отомстить ей, примет какой-нибудь чудовищный облик, когда дело дойдёт до близости? Роми обладала достаточно развитым воображением, чтобы подумать о такой возможности. Кроме того, Нэрренират назвала её на суде “имуществом” и “собственностью” — будь она хоть трижды великая богиня, а это хамство! И ругается так, что хочется заткнуть уши… Нет, компромисс немыслим.
За оконным проёмом с выбитой рамой сгущались сумерки. Роми спустилась на первый этаж. Здесь отсутствовала часть стены, за проломом теснились окутанные ароматом одичавшие розовые кусты, виднелся бортик бассейна с мутной водой.
Возле бассейна Роми задержалась. До полуночи далеко, час его обитателя ещё не пробил, да и осколок Сойона лежит у неё в кармане — и все же она, сосредоточившись, послала притаившемуся в воде существу импульс дружелюбия. Вопреки расхожему мнению, не все потусторонние создания, называемые “нечистью” или “нежитью”, одержимы страстью нападать на людей — так же как не все собаки норовят покусать каждого встречного. К тому, кто живёт в бассейне, Роми испытывала тёплое чувство: его соседство охраняло её от визитёров.
Выглянув в просвет между кустами, она довольно ловко — научилась за эти дни — перелезла через решётку. Улица тонула в сумерках. Пока можно погулять, жители окрестных домов выставят еду поближе к полуночи, чтобы зильды раньше времени не сожрали (после полуночи угощение все равно достанется зильдам, но это уже другой вопрос).
Роми побрела по улице, стараясь изобразить шаркающую походку оборванца, которого никогда не учили двигаться грациозно. Через некоторое время ссадины и синяки сойдут, тогда она будет больше похожа на себя… Да и воины Нэрренират рано или поздно обыщут виллу, богиня наверняка снабдила их надёжной защитой от нечисти. Надо искать другое место, безопасное… Но в Панадаре нет безопасных для неё мест.
Все чаще Роми подумывала о бегстве в Одичалые Миры. Далеко не все они “одичалые”, просто в Панадаре привыкли их так называть. Там тоже можно жить. Боги её не найдут, благодаря осколку Сойон, а местные люди ничего о ней не знают — и она затеряется… Да, это единственный выход.
Роми знала, что база магических машин для путешествий через междумирье находится неподалёку от Верхнего Города. Остановившись, припомнила направление. В той стороне. Если ей удастся спрятаться в одной из машин и покинуть Панадар, пусть Нэрренират, Ицналуан и остальные хоть до скончания века за ней охотятся!
— Они собирались в Окрапос. Тубмон хотел, чтоб его доставили в Чеплему, и в итоге договорились: сначала в Окрапос, потом в Чеплему. В Окрапосе они задержались надолго, меняли товар на товар. Тубмон был очень раздражителен, все время торопил их. Он невзлюбил одного малого из шайки, Дергуса, и часто называл его коротышкой, а тот злился. Кончилось поножовщиной, Дергус заколол нашего клиента.
Маг-сыщик, черноглазый, с нервным живым лицом, умолк, сцепив пальцы. Его напарник с непроницаемым видом пил молодое виноградное вино из кубка с гербом университета.
— Куда они дели веши Тубмона? — спросил ректор.
— Что-то присвоили, что-то продали. Шкатулку обменяли на мешок золотых слитков — она произвела на кочевников большое впечатление.
— Сукины дети… — пробормотал профессор Ламсеарий.
Невежественные кочевники из Окрапоса ведать не ведают, что такое информационная шкатулка! Вполне могут поломать её… Надо поспешить. Надо, чтобы Арсений взялся за ум и отправился в Окрапос. А для этого надо найти магическую машину. Ректор покопался в своей рыхлой, перепутанной памяти: есть у него давние связи, чтобы все это устроить. Без шкатулки трудно думать, но в комоде лежат старые бумажки, которые помогут разобраться, что это за связи. Кажется, кто-то из Департамента Налогов и Сборов…
Он по-детски обрадовался тому, что хоть что-то помнит. Все эти опасные для богов установки, которые ему как теологу приходилось отлаживать, высосали из него силы, здоровье, память — непомерно страшная плата за благополучие Верхнего Города.
Ничего, когда к нему вернётся шкатулка, его голова будет работать, как эти самые… ага, как механические часы. Лишь бы Арсений не подвёл.
Глава 2
Разбуженный лучами солнца, проникавшими в комнату сквозь окно с простеньким красно-зелёным витражом, Лаймо откинул сетчатый полог, сел на кровати и первым делом, преодолевая привычное внутреннее сопротивление, осмотрел своё тело. На руках, на ногах, на груди, на животе — ничего.
Взяв с подоконника зеркало в медной оправе, он встал спиной к другому зеркалу, висевшему на стене. Чисто. Он не отмечен Знаком Мегэса, на этот раз заморозят не его.
Каждое утро Лаймо начинал с этой процедуры — подобно множеству других панадарцев, кроме тех, кто безвылазно жил за периметрами Хатцелиуса. До жертвоприношения Мегэсу оставалось четыре дня.
Глубоко вздохнув, отбросив страхи, он натянул штаны и тунику с эмблемой Департамента Налогов и Сборов. Интересно, на что похожа жизнь без богов? И есть ли где-нибудь такие миры?
По рассохшейся лесенке Лаймо спустился на первый этаж. Лалия, арендованная матерью рабыня, собирала на стол в гостиной. Она игриво улыбнулась ему, он равнодушно кивнул в ответ.
Лалию мать арендовала для него. “Дабы ты не бегал по девкам, как твой отец, который на старости лет добегался до того, что его упырь загрыз! Получай дома все, чего тебе по молодости нужно, да спасибо скажи — вон как я ради тебя стараюсь, ничего не жалею!” То, что Лалия, рослая манглазийка с невыразительным рябым лицом и бесформенной фигурой, флегматичная и отменно глупая, совсем не нравилась Лаймо, с точки зрения матери значения не имело.
— Мама, я её не хочу!
— Раз мать велела, хочешь! — прикрикнула она таким же тоном, как в детстве, когда заставляла его пить тёплое молоко с пенкой. — И не смей спорить с матерью!
Лаймо понимал, что она старается сделать как лучше, что у неё просто нет денег на аренду молодой и красивой рабыни. Понимал, что она за него боится, особенно с тех пор, как погиб отец, служивший в Департаменте Градопопечения на мелкой должности. В присутствии жены тот был человеком тихим и незаметным, но любил выпить, частенько наведывался в дешёвые бордели и однажды, не уследив за временем, не успел вернуться домой до полуночи. Его тело, полностью обескровленное, с рваной раной на шее, нашли наутро неподалёку от борделя Мартолиды в квартале Каменных Собак. После этого у матери появилась навязчивая идея во что бы то ни стало переселиться в Верхний Город, а через год, когда Лаймо исполнилось шестнадцать, она арендовала Лалию — и та, холодная, безучастно-покорная, пропитанная кухонными запахами, стала его еженощным кошмаром.
Правда, в последнее время он её к себе в постель не пускал. Отговаривался тем, что устаёт на работе.
Умывшись под медным рукомойником возле крылечка, Лаймо вернулся в дом. Мать уже сидела в гостиной и встревоженно повернулась, услыхав его шаги.
— Ничего нет, — ответил Лаймо на невысказанный вопрос, занимая своё место за столом.
— Спасибо тебе, милостивый Мегэс! — с чувством прошептала мать. — Лаймо, богов всегда нужно благодарить. Пусть нас минует их гнев и пусть на нас падёт их милость. Что это у тебя, туника запачкалась? Переоденься, брось эту в стирку. Я всегда тебя учила, что надо чисто одеваться. Если б ты чисто одевался, тебя бы, может, и великая Нэрренират заметила, а то ходишь такой, словно тебя некому обстирать!
Мать задела его больное место: три восьмидневья назад, на исходе месяца Магнолии, Лаймо каждое утро и каждый вечер тщательно осматривал своё тело в поисках Знака, но не со страхом, а с робкой надеждой. Как и многие, он мечтал стать избранником Нэрренират, божественно-прекрасной в человеческом облике, щедрой к тем, кто сумеет добиться её расположения… Разумеется, его мечты не сбылись. Раз на него даже смертные девушки внимания не обращают, что уж говорить о богине!
— Пей чай, остынет, — велела мать. — И лепёшку скушай. Вот эту, румяненькую. Совсем спал с лица, один нос торчит… Лалия сказала, вчера ты опять не возлёг с ней. Может, на тебя порчу навели? Надо бы к магу сходить…
— Мама, я устаю, — откусив от лепёшки, объяснил Лай-мо. — Побегай два раза в день по этим лестницам! Ни на что больше сил не остаётся, честное слово.
— Надо было чисто одеваться, — покачала головой мать. — Тогда бы Нэрренират обратила на тебя свой взор, и мы бы сейчас на серебре — на золоте ели! И эскалаторы бы эти не остановились… А то она отметила своим Знаком какую-то сумасшедшую девку из Верхнего Города, и та сначала в канализации пряталась, а потом, когда из Департамента Жертвоприношений за ней пришли, кучу народа перестреляла. Соседка рассказывала: две дюжины трупов оттуда вынесли.
— Откуда — оттуда? — удивился Лаймо.
— Из канализации. Слушать надо, что люди-то говорят, тогда все будешь знать!
Лаймо взглянул на часы, наскоро допил чай, вежливо поблагодарил мать за завтрак и выскочил из пёстро обставленной гостиной, заполонённой множеством безделушек, над которыми господствовала висевшая в стенной нише бронзовая маска Благосклонной Юмансы — среди всех богов Панадара мать с особым рвением почитала эту богиню.
Пробежка до станции Ирисы, недолгий отдых в перламутрово-розовом вагоне, вторая пробежка, изматывающий подъем по лестницам, третья пробежка… В Департамент он все-таки не опоздал. Он никогда не опаздывал на работу.
Столоначальник, появившийся четверть часа спустя, с неодобрением посмотрел на него и велел идти в кабинет к начальнице Отдела.
— Нагадил ты нам, Лаймо! — проворчала Фаида в ответ на приветствие. — Как последний шелудивый зильд нагадил! Сидели мы тут, ни о чем не тужили, а ты, со своими несходящимися линиями, всему Отделу свинью подложил! Как это называется, а?
— Но я — то в чем виноват, госпожа? — заморгал обескураженный Лаймо. — Если так и есть… Я же заметил, сказал вам… Не я, так все равно бы кто-нибудь сказал… Чем раньше, тем лучше…
Фаида скривилась:
— Не оправдывайся! Получается, что из Окрапоса уже больше года идёт контрабанда, а мы тут — ни ухом ни рылом! Ты хоть понимаешь, как некрасиво получилось? Если б мы раньше забили тревогу, другое дело…
— Так раньше я ваших графиков не видел, — объяснил он, окончательно растерявшись. — Мне же их никто не показывает…
— Значит, тебя надо сделать начальником, на моё место посадить? — ядовито осведомилась Фаида. — Раз ты такой умный и глазастый, все замечаешь! Ох, устроил ты нам, ох, устроил…
Лаймо никак не мог понять, в чем его обвиняют. Он ведь ничего не “устраивал”, а всего лишь заметил тревожные показатели и поставил руководство в известность. Он-то ждал, что его похвалят за усердие…
— А чего это от тебя потом несёт? — нахмурилась Фаида.
Лаймо смутился: его туника до сих пор не просохла.
— Извините, госпожа. Пришлось бегом, я живу далеко, за периметром…
— Потому что проспал! — перебила начальница. — Да, с дисциплиной у тебя плоховато, опаздываешь… Ну, вот что: раз ты кашу заварил, я командирую тебя в Окрапос с инспекцией, и на месте разберёшься, чего у них там не так.
Лаймо замер. Его — в Окрапос? В параллельный мир? Вот это да… Только вчера он с тоской думал о том, что ничего не увидит в этой жизни, кроме Нижнего и Верхнего Города, и вдруг — такой поворот! Междумирье, командировка в иное пространство… Воистину, даже ему иногда везёт!
— И нечего тут вымышлять причины, из-за которых ты не сможешь туда отправиться! — с усилием подняв своё тучное тело с кресла, крикнула Фаида. — У нас так: кто виноват, тот и работает.
Она была довольна: все-таки удалось ей этого молодого да раннего приструнить. Аж рот приоткрыл, побледнел… Испугался! Несмотря на свой тридцатилетний стаж службы в Департаменте, Фаида не могла без страха думать о междумирье. То, что трехмерных пространств неисчислимое множество, казалось ей противоестественным, ужасным… Сама она от таких командировок увиливала всеми правдами и неправдами. А Лаймодий не увильнёт! Небось после этого шёлковый станет и больше не будет тыкать своё начальство носом в факты, на которые проще закрыть глаза. Наберётся ума-разума.
Оглядев свой элегантный кабинет, обставленный массивной дубовой мебелью с бронзовыми завитушками, Фаида смерила взглядом щуплого мальчишку, остолбеневшего у двери, и улыбнулась: пусть знает своё место.
— Спасибо, госпожа… — прошептал Лаймо.
— Я надеюсь, что данные, которые ты привезёшь из Окрапоса, всех нас удовлетворят, — прозрачно намекнула начальница.
— Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие!
Лаймо воспрянул духом: в Окрапосе он постарается докопаться, что к чему, и привезёт стопроцентно точные данные. Тогда она убедится в его объективности и перестанет сердиться.
“Сломался, — подумала Фаида. — Понял! Но в Окрапос я тебя все равно загоню, теперь без этого не обойтись…”
Тут она вспомнила о поступившей сегодня разнарядке насчёт инструктажа, который ей вменялось провести с каждым из сотрудников Отдела. Мысль об инструктаже вызвала у Фаиды иронический вздох: они, что же, там, наверху, полагают, что Отдел контроля за товарообменом с Окрапосом должен бросить свои текущие дела и заняться ловлей преступников? Для этого есть соответствующие Департаменты, городская стража, Орден афариев и маги-сыщики. Нет же, надо всех перебаламутить!
— Подойди сюда. Я тебя заодно проинструктирую, и ты распишешься, что ознакомлен с императорским приказом.
Лаймо подошёл.
— А ты за собой не следишь… — оглядев его вблизи, протянула Фаида. — Встрёпанный какой-то, щеки ввалились… Наверно, совсем ничего не кушаешь. На вот, угощайся!
Она пододвинула к нему золочёную тарелку с белыми ноздреватыми лепёшками ихлавы, заблудившуюся на столе среди деловых бумаг и канцинвентаря. Раздражал её этот Лаймодий: ни разу не удосужился показать, что видит в своей руководительнице женщину, однако сейчас, когда ему светила командировка в потустороннее пространство (так Фаида называла про себя параллельные миры), её вдруг охватило сентиментально-жалостливое чувство, захотелось позаботиться о нем, накормить его.
Лаймо ихлаву не любил, но по опыту знал: если в начальнице проснулся материнский инстинкт, просто так она не отстанет. Поэтому он вежливо поблагодарил и положил одну лепёшку в рот. Вязкое приторное лакомство тут же разбухло, он начал судорожно двигать челюстями.
— Кушай, ихлава содержит все необходимые человеку питательные вещества. А эта свеженькая, просто чудо! Все время забываю, какой у нашего Драгохранителя пароль… Сейчас! — Припомнив, она произнесла рифмованной скороговоркой несколько лишённых смысла звуковых сочетаний, и выкрашенный под бронзу металлический зверь, притаившийся в углу кабинета, широко разинул пасть. — Ну и выдумали! Кто-то там, — она закатила глаза к потолку, — решил сделать нашу жизнь интересной! Возьми это.
Императорский ордер на арест. С большой гербовой печатью. “Выдан Лаймодию Гортониусу, младшему регистратору Статистического подразделения Департамента Налогов и Сборов…”
— М-м-м?.. — вытаращив глаза, промычал Лаймо. Говорить членораздельно с ихлавой во рту он не мог. И никто не сможет.
— Верхний Город задыхается без эскалаторов, — объяснила Фаида, — поэтому всем нам предложили поиграть в игру “Своими руками поймай преступника”. Не бойся, никого ты не должен арестовывать. Просто носи этот документ с собой, и все. У меня тоже такой есть, их выдают всем госслужащим. Достань-ка из Драгохранителя печать Отдела, её надо поставить под императорской.
Присев на корточки перед зловещим в своей неподвижности бронзовым зверем, Лаймо вытянул шею, высматривая печать в куче разнообразных предметов, вроде сломанных карандашей, цилиндрических сафьяновых футляров с документами или фарфоровых баночек с косметикой.
— Ты слыхал об истории с избранной жертвой Нэрренират? — спросила Фаида. — Лаймо, я с тобой разговариваю! Лаймодий! А, ты же ихлаву кушаешь… Ладно, кушай, а то совсем изголодался. Пока жертвоприношение не состоится, эскалаторы не заработают, поэтому гражданский долг каждого — арестовать Роману До-Энселе. Маги предполагают, что она завладела осколком кристалла Сойон, из-за этого её невозможно обнаружить магическими средствами. Все боги сумасшедшие. Не понимаю я эту Нэрренират, на что ей сдалась паршивая безответственная девчонка… С жиру бесится, а у нас проблемы!
Заметив краешек печати, Лаймо сунул руку в пасть Драгохранителя. В следующий момент бронзовые челюсти захлопнулись.
Боль. Адская, невыносимая, но крик застрял в горле — вместе с приторным комом ихлавы.
— …Итак, мы должны расшибиться и арестовать Роману До-Энселе! — доносился до него будто издалека полный сарказма голос Фаиды. — Это, конечно, ерунда, но это — наш долг! Долг каждого гражданина! А то они подумают, что мы тут мышей не ловим! Лучше, Лаймо, сделай, как я говорю: забудь об этом. А ордер пусть лежит у тебя в кармане.
Он все-таки сумел издать полухрип-полумычание.
— Лаймо?.. Лаймо, да что ты делаешь?!
Около пяти минут у Фаиды ушло на то, чтобы осмыслить происходящее; попытаться оттащить Лаймо в сторону, без намёка на положительный результат; вспомнить, что пароль она произнесла неправильно (это был пароль-ловушка, она перепутала, в правильном предпоследнее слово другое); пробормотать, всхлипывая, нужный пароль. Суетясь вокруг Лаймо, она причитала:
— Бедный мальчик, потерпи… Да что же ты натворил! Главное, слушайся меня, и все будет хорошо…
Он мечтал потерять сознание, но забытьё не приходило.
Оставив его на полу, Фаида выглянула в коридор, велела кому-то бежать за целителем.
Опершись на левый локоть, Лаймо скосил глаза на свою правую руку, побывавшую в пасти у Драгохранителя, увидал, что с ней стало, и его наконец-то охватила спасительная дурнота.
Очнулся он на койке в комнате исцеления. Боли не было, правое предплечье туго перебинтовано.
— Подвигай пальцами, — приказала женщина в бело-зеленой мантии, сидевшая в кресле возле стеллажа с магическими штуковинами.
Лаймо подвигал.
— Хорошо, — целительница кивнула. — На четвёртый день можешь снять повязку. У тебя была раздроблена кость. Ступай и больше не суй руки куда не надо.
Лаймо хотелось рассмотреть разложенные на полках предметы, но его без церемоний выставили в коридор, где ждали своей очереди ещё двое пациентов.
Он поднялся к себе на пятый этаж. Все коридоры и лестницы в здании Статистического подразделения были серые, гулкие, беспросветно-унылые, по ним скользили, как безмолвные духи умерших, занятые уборкой рабы. Ничего, скоро он будет далеко отсюда, в Окрапосе.
Фаида распекала его битых полчаса: мол, он нарочно это устроил, чтобы подвести её, уклониться от командировки и получить компенсацию за производственную травму, она его насквозь видит. Отупевший от пережитого Лаймо вначале пытался оправдываться, потом сдался и замолчал. Наконец Фаида успокоилась. Недовольно кривя губы, спросила:
— Ты помнишь мои инструкции насчёт ордера на арест?
Лаймо напряг память и обнаружил, что не помнит ничего. Виновато моргая, пробормотал:
— Какой ордер? Извините, госпожа, я, кажется, забыл…
— Ордер на арест Романы До-Энселе. Ты получил его перед тем, как сдуру полез в пасть к Драгохранителю. Ох, чему вас только в школе учат! А мы, руководство, потом отвечай за вас… Он должен лежать у тебя в кармане, поищи.
Неловко извернувшись, Лаймо сунул левую руку в правый карман. Вот она, хрустящая бумажка.
— Посмотри ещё на это, — поставив на ордер печать Отдела, Фаида кивнула на магическое зеркало.
Лицо юной девушки, темноглазой и беловолосой.
— Это Романа До-Энселе. Ты должен знать, как она выглядит. Если тебя остановит на улице проверяющий из Департамента Жертвоприношений, ты представься, покажи ему ордер и скажи, что вносишь свой посильный вклад в поиски преступницы, понял?
— А как я вношу вклад? — растерялся Лаймо.
— Да никак, — поморщилась Фаида. — Все это чистая условность. Но если мы будем отлынивать, нам в следующем квартале дотации урежут. Распишись вот здесь. Если ненароком её увидишь, ни в коем случае не связывайся, не глупи, наше дело — сторона.
— Да конечно, не свяжусь, — обмакнув перо в чернильницу и накарябав свою подпись на разграфлённом бланке, согласился Лаймо. — Я же не стражник и не афарий.
— В общем, будь хорошим мальчиком… — Фаида откинулась на спинку кресла, выпятив грудь. — Хватит того, что ты с Драгохранителем учудил. А в командировку все равно отправишься, больше послать некого. Обождём несколько дней, пока ё тебя все заживет, — и собирай вещички.
Сообщение от ректора Шертону передал хозяин информария, куда он заглянул на исходе дня, чтобы узнать последние новости.
“Арсений, я должен сказать тебе кое-что важное. Только при личной встрече. Жду. Венцлав”.
Ректор разослал это письмо по всем информариям Нижнего Города, и в одном из них, расположенном на втором этаже ветхой постройки из жёлтого кирпича, оно отыскало адресата. Хозяин, старый маг в драном парчовом халате, сказал, что пришло оно после полудня по университетскому каналу. Заплатив, Шертон просмотрел новости (ничего существенного), вышел из домика, перекошенного, как отражение в подёрнутой рябью воде, и зашагал к станции рельсовой дороги.
Ему до сих пор не удалось напасть на след Романы До-Энселе. Амулеты и другие магические средства не помогали. Если у неё Сойон — так и должно быть. Нижний Город огромен, и она исчезла в нем, как упавшая в песок капля воды.
Расспрашивать бесполезно: почти каждый мечтал найти её, дабы получить от той или иной из заинтересованных сторон обещанную награду. Граждане по нескольку раз в день обшаривали чердаки и подвалы своих домов. Какие-то предприимчивые люди уже успели сдать агентам из Департамента Жертвоприношений двух фальшивых Роман До-Энселе (глухонемую нищенку и одурманенную наркотиками куртизанку), но в итоге угодили в каталажку за мошенничество.
Купив карту Нижнего Города, на которой были скрупулёзно отмечены все нехорошие места, оккупированные нечистью, Шертон как раз эти места и осматривал: обладая Сойоном, девушка может прятаться там, ничего не опасаясь.
Дважды дошло до драки с упырями, один раз некто полупрозрачный, маячивший в углу заброшенного фабричного цеха, попытался сломить волю Шертона и ввести его в транс. Обычно же нечисть ограничивалась пассивным наблюдением: вторжение уверенного в своих силах человека, который преследует какие-то непонятные цели и ничего не боится, — это её обескураживало. Пугало. Дешевле не связываться, тем более что кругом полным-полно податливых, боязливых, готовых кричать, убегать, обмирать от страха — в общем, играть по навязанным правилам.
Правда, Шертон даже здесь был не одинок. Иные маги, прельстившиеся наградой, а также храмовые воины Нэрренират и жрецы Ицналуана, защищённые силой своих богов, тоже обыскивали населённые нежитью укромные уголки. Шертону довелось стать свидетелем вооружённой стычки между людьми Ицналуана и Нэрренират: обе группы одновременно подошли к полузатопленному сараю на берегу реки, который издавна пользовался дурной славой. Романы там не было, Шертон успел удостовериться в этом до прихода конкурентов.
— Арсений, у меня для тебя горькая новость, — тихо промолвил ректор, возлежавший на диване среди нагромождения смятых подушек. — Ты уж не обессудь, что я тебе об этом говорю… Её убили.
— Кого? — спросил Шертон.
— Ту девушку. Да как же её… — Он вынул из кармана шёлковой пижамы клочок бумаги. — Роману До-Энселе. Понимаешь, такое дело… Это государственная тайна. Её разыскали и убили агенты Высшей Торговой Палаты. А то непонятно, кому отдавать, если найдётся, — Нэрренират или Ицналуану, ссориться-то с обоими не с руки… Ну и рассудили, что лучше без эскалаторов, нежели иметь во врагах Ицналуана. Он создавать не горазд, а ломать о-го-го как умеет, коли на него найдёт! В общем, приняли меры. Тело уничтожили на месте, бестелесное существо ушло. Видно, где-то затаилось, раз боги до сих пор ни о чем не ведают. Меня об этом официально известили как теолога, а я тебе по секрету говорю. Как другу… А то время понапрасну тратишь. Мне жалко, Арсений, но девчонки у тебя ещё будут, ты ведь здоровый мужик, не то, что я…
Венцлав засмеялся, смех перешёл в кашель, и он потянулся слабой пухлой рукой к столику в изголовье, за склянкой с лекарством.
Шертон молчал. Значит, убили… Он почти не знал её, и все равно ощутил боль потери.
— Арсений, тебе ведь сейчас нечего делать, — откашлявшись и проглотив пилюлю, требовательно произнёс ректор. — Будь другом, слетай за моей шкатулкой. Она в Окрапосе, вор продал её кочевникам. Ты найдёшь её. Чтобы ты — да не нашёл! С меня полторы тысячи золотых скер, тебе ведь, наверно, нужны деньги… И все накладные расходы возмещу. Пожалуйста, не отказывайся. Больше я никому не могу это дело доверить, обманут. А, Арсений?
Взяв с подоконника зеркало в медной оправе, он встал спиной к другому зеркалу, висевшему на стене. Чисто. Он не отмечен Знаком Мегэса, на этот раз заморозят не его.
Каждое утро Лаймо начинал с этой процедуры — подобно множеству других панадарцев, кроме тех, кто безвылазно жил за периметрами Хатцелиуса. До жертвоприношения Мегэсу оставалось четыре дня.
Глубоко вздохнув, отбросив страхи, он натянул штаны и тунику с эмблемой Департамента Налогов и Сборов. Интересно, на что похожа жизнь без богов? И есть ли где-нибудь такие миры?
По рассохшейся лесенке Лаймо спустился на первый этаж. Лалия, арендованная матерью рабыня, собирала на стол в гостиной. Она игриво улыбнулась ему, он равнодушно кивнул в ответ.
Лалию мать арендовала для него. “Дабы ты не бегал по девкам, как твой отец, который на старости лет добегался до того, что его упырь загрыз! Получай дома все, чего тебе по молодости нужно, да спасибо скажи — вон как я ради тебя стараюсь, ничего не жалею!” То, что Лалия, рослая манглазийка с невыразительным рябым лицом и бесформенной фигурой, флегматичная и отменно глупая, совсем не нравилась Лаймо, с точки зрения матери значения не имело.
— Мама, я её не хочу!
— Раз мать велела, хочешь! — прикрикнула она таким же тоном, как в детстве, когда заставляла его пить тёплое молоко с пенкой. — И не смей спорить с матерью!
Лаймо понимал, что она старается сделать как лучше, что у неё просто нет денег на аренду молодой и красивой рабыни. Понимал, что она за него боится, особенно с тех пор, как погиб отец, служивший в Департаменте Градопопечения на мелкой должности. В присутствии жены тот был человеком тихим и незаметным, но любил выпить, частенько наведывался в дешёвые бордели и однажды, не уследив за временем, не успел вернуться домой до полуночи. Его тело, полностью обескровленное, с рваной раной на шее, нашли наутро неподалёку от борделя Мартолиды в квартале Каменных Собак. После этого у матери появилась навязчивая идея во что бы то ни стало переселиться в Верхний Город, а через год, когда Лаймо исполнилось шестнадцать, она арендовала Лалию — и та, холодная, безучастно-покорная, пропитанная кухонными запахами, стала его еженощным кошмаром.
Правда, в последнее время он её к себе в постель не пускал. Отговаривался тем, что устаёт на работе.
Умывшись под медным рукомойником возле крылечка, Лаймо вернулся в дом. Мать уже сидела в гостиной и встревоженно повернулась, услыхав его шаги.
— Ничего нет, — ответил Лаймо на невысказанный вопрос, занимая своё место за столом.
— Спасибо тебе, милостивый Мегэс! — с чувством прошептала мать. — Лаймо, богов всегда нужно благодарить. Пусть нас минует их гнев и пусть на нас падёт их милость. Что это у тебя, туника запачкалась? Переоденься, брось эту в стирку. Я всегда тебя учила, что надо чисто одеваться. Если б ты чисто одевался, тебя бы, может, и великая Нэрренират заметила, а то ходишь такой, словно тебя некому обстирать!
Мать задела его больное место: три восьмидневья назад, на исходе месяца Магнолии, Лаймо каждое утро и каждый вечер тщательно осматривал своё тело в поисках Знака, но не со страхом, а с робкой надеждой. Как и многие, он мечтал стать избранником Нэрренират, божественно-прекрасной в человеческом облике, щедрой к тем, кто сумеет добиться её расположения… Разумеется, его мечты не сбылись. Раз на него даже смертные девушки внимания не обращают, что уж говорить о богине!
— Пей чай, остынет, — велела мать. — И лепёшку скушай. Вот эту, румяненькую. Совсем спал с лица, один нос торчит… Лалия сказала, вчера ты опять не возлёг с ней. Может, на тебя порчу навели? Надо бы к магу сходить…
— Мама, я устаю, — откусив от лепёшки, объяснил Лай-мо. — Побегай два раза в день по этим лестницам! Ни на что больше сил не остаётся, честное слово.
— Надо было чисто одеваться, — покачала головой мать. — Тогда бы Нэрренират обратила на тебя свой взор, и мы бы сейчас на серебре — на золоте ели! И эскалаторы бы эти не остановились… А то она отметила своим Знаком какую-то сумасшедшую девку из Верхнего Города, и та сначала в канализации пряталась, а потом, когда из Департамента Жертвоприношений за ней пришли, кучу народа перестреляла. Соседка рассказывала: две дюжины трупов оттуда вынесли.
— Откуда — оттуда? — удивился Лаймо.
— Из канализации. Слушать надо, что люди-то говорят, тогда все будешь знать!
Лаймо взглянул на часы, наскоро допил чай, вежливо поблагодарил мать за завтрак и выскочил из пёстро обставленной гостиной, заполонённой множеством безделушек, над которыми господствовала висевшая в стенной нише бронзовая маска Благосклонной Юмансы — среди всех богов Панадара мать с особым рвением почитала эту богиню.
Пробежка до станции Ирисы, недолгий отдых в перламутрово-розовом вагоне, вторая пробежка, изматывающий подъем по лестницам, третья пробежка… В Департамент он все-таки не опоздал. Он никогда не опаздывал на работу.
Столоначальник, появившийся четверть часа спустя, с неодобрением посмотрел на него и велел идти в кабинет к начальнице Отдела.
— Нагадил ты нам, Лаймо! — проворчала Фаида в ответ на приветствие. — Как последний шелудивый зильд нагадил! Сидели мы тут, ни о чем не тужили, а ты, со своими несходящимися линиями, всему Отделу свинью подложил! Как это называется, а?
— Но я — то в чем виноват, госпожа? — заморгал обескураженный Лаймо. — Если так и есть… Я же заметил, сказал вам… Не я, так все равно бы кто-нибудь сказал… Чем раньше, тем лучше…
Фаида скривилась:
— Не оправдывайся! Получается, что из Окрапоса уже больше года идёт контрабанда, а мы тут — ни ухом ни рылом! Ты хоть понимаешь, как некрасиво получилось? Если б мы раньше забили тревогу, другое дело…
— Так раньше я ваших графиков не видел, — объяснил он, окончательно растерявшись. — Мне же их никто не показывает…
— Значит, тебя надо сделать начальником, на моё место посадить? — ядовито осведомилась Фаида. — Раз ты такой умный и глазастый, все замечаешь! Ох, устроил ты нам, ох, устроил…
Лаймо никак не мог понять, в чем его обвиняют. Он ведь ничего не “устраивал”, а всего лишь заметил тревожные показатели и поставил руководство в известность. Он-то ждал, что его похвалят за усердие…
— А чего это от тебя потом несёт? — нахмурилась Фаида.
Лаймо смутился: его туника до сих пор не просохла.
— Извините, госпожа. Пришлось бегом, я живу далеко, за периметром…
— Потому что проспал! — перебила начальница. — Да, с дисциплиной у тебя плоховато, опаздываешь… Ну, вот что: раз ты кашу заварил, я командирую тебя в Окрапос с инспекцией, и на месте разберёшься, чего у них там не так.
Лаймо замер. Его — в Окрапос? В параллельный мир? Вот это да… Только вчера он с тоской думал о том, что ничего не увидит в этой жизни, кроме Нижнего и Верхнего Города, и вдруг — такой поворот! Междумирье, командировка в иное пространство… Воистину, даже ему иногда везёт!
— И нечего тут вымышлять причины, из-за которых ты не сможешь туда отправиться! — с усилием подняв своё тучное тело с кресла, крикнула Фаида. — У нас так: кто виноват, тот и работает.
Она была довольна: все-таки удалось ей этого молодого да раннего приструнить. Аж рот приоткрыл, побледнел… Испугался! Несмотря на свой тридцатилетний стаж службы в Департаменте, Фаида не могла без страха думать о междумирье. То, что трехмерных пространств неисчислимое множество, казалось ей противоестественным, ужасным… Сама она от таких командировок увиливала всеми правдами и неправдами. А Лаймодий не увильнёт! Небось после этого шёлковый станет и больше не будет тыкать своё начальство носом в факты, на которые проще закрыть глаза. Наберётся ума-разума.
Оглядев свой элегантный кабинет, обставленный массивной дубовой мебелью с бронзовыми завитушками, Фаида смерила взглядом щуплого мальчишку, остолбеневшего у двери, и улыбнулась: пусть знает своё место.
— Спасибо, госпожа… — прошептал Лаймо.
— Я надеюсь, что данные, которые ты привезёшь из Окрапоса, всех нас удовлетворят, — прозрачно намекнула начальница.
— Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие!
Лаймо воспрянул духом: в Окрапосе он постарается докопаться, что к чему, и привезёт стопроцентно точные данные. Тогда она убедится в его объективности и перестанет сердиться.
“Сломался, — подумала Фаида. — Понял! Но в Окрапос я тебя все равно загоню, теперь без этого не обойтись…”
Тут она вспомнила о поступившей сегодня разнарядке насчёт инструктажа, который ей вменялось провести с каждым из сотрудников Отдела. Мысль об инструктаже вызвала у Фаиды иронический вздох: они, что же, там, наверху, полагают, что Отдел контроля за товарообменом с Окрапосом должен бросить свои текущие дела и заняться ловлей преступников? Для этого есть соответствующие Департаменты, городская стража, Орден афариев и маги-сыщики. Нет же, надо всех перебаламутить!
— Подойди сюда. Я тебя заодно проинструктирую, и ты распишешься, что ознакомлен с императорским приказом.
Лаймо подошёл.
— А ты за собой не следишь… — оглядев его вблизи, протянула Фаида. — Встрёпанный какой-то, щеки ввалились… Наверно, совсем ничего не кушаешь. На вот, угощайся!
Она пододвинула к нему золочёную тарелку с белыми ноздреватыми лепёшками ихлавы, заблудившуюся на столе среди деловых бумаг и канцинвентаря. Раздражал её этот Лаймодий: ни разу не удосужился показать, что видит в своей руководительнице женщину, однако сейчас, когда ему светила командировка в потустороннее пространство (так Фаида называла про себя параллельные миры), её вдруг охватило сентиментально-жалостливое чувство, захотелось позаботиться о нем, накормить его.
Лаймо ихлаву не любил, но по опыту знал: если в начальнице проснулся материнский инстинкт, просто так она не отстанет. Поэтому он вежливо поблагодарил и положил одну лепёшку в рот. Вязкое приторное лакомство тут же разбухло, он начал судорожно двигать челюстями.
— Кушай, ихлава содержит все необходимые человеку питательные вещества. А эта свеженькая, просто чудо! Все время забываю, какой у нашего Драгохранителя пароль… Сейчас! — Припомнив, она произнесла рифмованной скороговоркой несколько лишённых смысла звуковых сочетаний, и выкрашенный под бронзу металлический зверь, притаившийся в углу кабинета, широко разинул пасть. — Ну и выдумали! Кто-то там, — она закатила глаза к потолку, — решил сделать нашу жизнь интересной! Возьми это.
Императорский ордер на арест. С большой гербовой печатью. “Выдан Лаймодию Гортониусу, младшему регистратору Статистического подразделения Департамента Налогов и Сборов…”
— М-м-м?.. — вытаращив глаза, промычал Лаймо. Говорить членораздельно с ихлавой во рту он не мог. И никто не сможет.
— Верхний Город задыхается без эскалаторов, — объяснила Фаида, — поэтому всем нам предложили поиграть в игру “Своими руками поймай преступника”. Не бойся, никого ты не должен арестовывать. Просто носи этот документ с собой, и все. У меня тоже такой есть, их выдают всем госслужащим. Достань-ка из Драгохранителя печать Отдела, её надо поставить под императорской.
Присев на корточки перед зловещим в своей неподвижности бронзовым зверем, Лаймо вытянул шею, высматривая печать в куче разнообразных предметов, вроде сломанных карандашей, цилиндрических сафьяновых футляров с документами или фарфоровых баночек с косметикой.
— Ты слыхал об истории с избранной жертвой Нэрренират? — спросила Фаида. — Лаймо, я с тобой разговариваю! Лаймодий! А, ты же ихлаву кушаешь… Ладно, кушай, а то совсем изголодался. Пока жертвоприношение не состоится, эскалаторы не заработают, поэтому гражданский долг каждого — арестовать Роману До-Энселе. Маги предполагают, что она завладела осколком кристалла Сойон, из-за этого её невозможно обнаружить магическими средствами. Все боги сумасшедшие. Не понимаю я эту Нэрренират, на что ей сдалась паршивая безответственная девчонка… С жиру бесится, а у нас проблемы!
Заметив краешек печати, Лаймо сунул руку в пасть Драгохранителя. В следующий момент бронзовые челюсти захлопнулись.
Боль. Адская, невыносимая, но крик застрял в горле — вместе с приторным комом ихлавы.
— …Итак, мы должны расшибиться и арестовать Роману До-Энселе! — доносился до него будто издалека полный сарказма голос Фаиды. — Это, конечно, ерунда, но это — наш долг! Долг каждого гражданина! А то они подумают, что мы тут мышей не ловим! Лучше, Лаймо, сделай, как я говорю: забудь об этом. А ордер пусть лежит у тебя в кармане.
Он все-таки сумел издать полухрип-полумычание.
— Лаймо?.. Лаймо, да что ты делаешь?!
Около пяти минут у Фаиды ушло на то, чтобы осмыслить происходящее; попытаться оттащить Лаймо в сторону, без намёка на положительный результат; вспомнить, что пароль она произнесла неправильно (это был пароль-ловушка, она перепутала, в правильном предпоследнее слово другое); пробормотать, всхлипывая, нужный пароль. Суетясь вокруг Лаймо, она причитала:
— Бедный мальчик, потерпи… Да что же ты натворил! Главное, слушайся меня, и все будет хорошо…
Он мечтал потерять сознание, но забытьё не приходило.
Оставив его на полу, Фаида выглянула в коридор, велела кому-то бежать за целителем.
Опершись на левый локоть, Лаймо скосил глаза на свою правую руку, побывавшую в пасти у Драгохранителя, увидал, что с ней стало, и его наконец-то охватила спасительная дурнота.
Очнулся он на койке в комнате исцеления. Боли не было, правое предплечье туго перебинтовано.
— Подвигай пальцами, — приказала женщина в бело-зеленой мантии, сидевшая в кресле возле стеллажа с магическими штуковинами.
Лаймо подвигал.
— Хорошо, — целительница кивнула. — На четвёртый день можешь снять повязку. У тебя была раздроблена кость. Ступай и больше не суй руки куда не надо.
Лаймо хотелось рассмотреть разложенные на полках предметы, но его без церемоний выставили в коридор, где ждали своей очереди ещё двое пациентов.
Он поднялся к себе на пятый этаж. Все коридоры и лестницы в здании Статистического подразделения были серые, гулкие, беспросветно-унылые, по ним скользили, как безмолвные духи умерших, занятые уборкой рабы. Ничего, скоро он будет далеко отсюда, в Окрапосе.
Фаида распекала его битых полчаса: мол, он нарочно это устроил, чтобы подвести её, уклониться от командировки и получить компенсацию за производственную травму, она его насквозь видит. Отупевший от пережитого Лаймо вначале пытался оправдываться, потом сдался и замолчал. Наконец Фаида успокоилась. Недовольно кривя губы, спросила:
— Ты помнишь мои инструкции насчёт ордера на арест?
Лаймо напряг память и обнаружил, что не помнит ничего. Виновато моргая, пробормотал:
— Какой ордер? Извините, госпожа, я, кажется, забыл…
— Ордер на арест Романы До-Энселе. Ты получил его перед тем, как сдуру полез в пасть к Драгохранителю. Ох, чему вас только в школе учат! А мы, руководство, потом отвечай за вас… Он должен лежать у тебя в кармане, поищи.
Неловко извернувшись, Лаймо сунул левую руку в правый карман. Вот она, хрустящая бумажка.
— Посмотри ещё на это, — поставив на ордер печать Отдела, Фаида кивнула на магическое зеркало.
Лицо юной девушки, темноглазой и беловолосой.
— Это Романа До-Энселе. Ты должен знать, как она выглядит. Если тебя остановит на улице проверяющий из Департамента Жертвоприношений, ты представься, покажи ему ордер и скажи, что вносишь свой посильный вклад в поиски преступницы, понял?
— А как я вношу вклад? — растерялся Лаймо.
— Да никак, — поморщилась Фаида. — Все это чистая условность. Но если мы будем отлынивать, нам в следующем квартале дотации урежут. Распишись вот здесь. Если ненароком её увидишь, ни в коем случае не связывайся, не глупи, наше дело — сторона.
— Да конечно, не свяжусь, — обмакнув перо в чернильницу и накарябав свою подпись на разграфлённом бланке, согласился Лаймо. — Я же не стражник и не афарий.
— В общем, будь хорошим мальчиком… — Фаида откинулась на спинку кресла, выпятив грудь. — Хватит того, что ты с Драгохранителем учудил. А в командировку все равно отправишься, больше послать некого. Обождём несколько дней, пока ё тебя все заживет, — и собирай вещички.
Сообщение от ректора Шертону передал хозяин информария, куда он заглянул на исходе дня, чтобы узнать последние новости.
“Арсений, я должен сказать тебе кое-что важное. Только при личной встрече. Жду. Венцлав”.
Ректор разослал это письмо по всем информариям Нижнего Города, и в одном из них, расположенном на втором этаже ветхой постройки из жёлтого кирпича, оно отыскало адресата. Хозяин, старый маг в драном парчовом халате, сказал, что пришло оно после полудня по университетскому каналу. Заплатив, Шертон просмотрел новости (ничего существенного), вышел из домика, перекошенного, как отражение в подёрнутой рябью воде, и зашагал к станции рельсовой дороги.
Ему до сих пор не удалось напасть на след Романы До-Энселе. Амулеты и другие магические средства не помогали. Если у неё Сойон — так и должно быть. Нижний Город огромен, и она исчезла в нем, как упавшая в песок капля воды.
Расспрашивать бесполезно: почти каждый мечтал найти её, дабы получить от той или иной из заинтересованных сторон обещанную награду. Граждане по нескольку раз в день обшаривали чердаки и подвалы своих домов. Какие-то предприимчивые люди уже успели сдать агентам из Департамента Жертвоприношений двух фальшивых Роман До-Энселе (глухонемую нищенку и одурманенную наркотиками куртизанку), но в итоге угодили в каталажку за мошенничество.
Купив карту Нижнего Города, на которой были скрупулёзно отмечены все нехорошие места, оккупированные нечистью, Шертон как раз эти места и осматривал: обладая Сойоном, девушка может прятаться там, ничего не опасаясь.
Дважды дошло до драки с упырями, один раз некто полупрозрачный, маячивший в углу заброшенного фабричного цеха, попытался сломить волю Шертона и ввести его в транс. Обычно же нечисть ограничивалась пассивным наблюдением: вторжение уверенного в своих силах человека, который преследует какие-то непонятные цели и ничего не боится, — это её обескураживало. Пугало. Дешевле не связываться, тем более что кругом полным-полно податливых, боязливых, готовых кричать, убегать, обмирать от страха — в общем, играть по навязанным правилам.
Правда, Шертон даже здесь был не одинок. Иные маги, прельстившиеся наградой, а также храмовые воины Нэрренират и жрецы Ицналуана, защищённые силой своих богов, тоже обыскивали населённые нежитью укромные уголки. Шертону довелось стать свидетелем вооружённой стычки между людьми Ицналуана и Нэрренират: обе группы одновременно подошли к полузатопленному сараю на берегу реки, который издавна пользовался дурной славой. Романы там не было, Шертон успел удостовериться в этом до прихода конкурентов.
— Арсений, у меня для тебя горькая новость, — тихо промолвил ректор, возлежавший на диване среди нагромождения смятых подушек. — Ты уж не обессудь, что я тебе об этом говорю… Её убили.
— Кого? — спросил Шертон.
— Ту девушку. Да как же её… — Он вынул из кармана шёлковой пижамы клочок бумаги. — Роману До-Энселе. Понимаешь, такое дело… Это государственная тайна. Её разыскали и убили агенты Высшей Торговой Палаты. А то непонятно, кому отдавать, если найдётся, — Нэрренират или Ицналуану, ссориться-то с обоими не с руки… Ну и рассудили, что лучше без эскалаторов, нежели иметь во врагах Ицналуана. Он создавать не горазд, а ломать о-го-го как умеет, коли на него найдёт! В общем, приняли меры. Тело уничтожили на месте, бестелесное существо ушло. Видно, где-то затаилось, раз боги до сих пор ни о чем не ведают. Меня об этом официально известили как теолога, а я тебе по секрету говорю. Как другу… А то время понапрасну тратишь. Мне жалко, Арсений, но девчонки у тебя ещё будут, ты ведь здоровый мужик, не то, что я…
Венцлав засмеялся, смех перешёл в кашель, и он потянулся слабой пухлой рукой к столику в изголовье, за склянкой с лекарством.
Шертон молчал. Значит, убили… Он почти не знал её, и все равно ощутил боль потери.
— Арсений, тебе ведь сейчас нечего делать, — откашлявшись и проглотив пилюлю, требовательно произнёс ректор. — Будь другом, слетай за моей шкатулкой. Она в Окрапосе, вор продал её кочевникам. Ты найдёшь её. Чтобы ты — да не нашёл! С меня полторы тысячи золотых скер, тебе ведь, наверно, нужны деньги… И все накладные расходы возмещу. Пожалуйста, не отказывайся. Больше я никому не могу это дело доверить, обманут. А, Арсений?