Орлов Антон. Мир-ловушка

   Она открылась, и Шертон наконец-то увидал воочию афария Равлия Титуса. Тот был без маски. Его левую щеку, багровую, спёкшуюся, рассекали три глубоких рваных рубца. Правую и часть подбородка покрывала щетина. Всклокоченные светлые волосы тронуты ранней сединой, глаза красные, воспалённые. Человек, попытавшийся осчастливить неимущее население Халгаты, выглядел глубоко несчастным.
   — Я знаю, кто ты такой. — Он произносил слова внятно, несмотря на то, что левая сторона губ была частично парализована. — Арсений Шертон из Панадара. Как тебя сюда пропустили?
   — Договорился. Зачем ты все это сделал?
   Титус молча уселся на атласный диванчик. Шертон тоже сел.
   — У меня была цель — создать идеальное общество, — глухо заговорил афарий. — Справедливое, разумное, не отравленное идеей богатства… Можешь ли ты меня понять? Я ведь не рассчитывал, что так получится. Известно, что бедные люди добры, умеренны в потребностях, не заражены завистью и злобой. Я совершил переворот, отдал власть бедным — и вдруг они начали проявлять пороки, присущие богачам! Начали вовсю интриговать, использовать власть во зло, насаждать неравенство, попирать справедливость… Это какое-то страшное наваждение.
   — Я-то думал, что в Ордене афариев дураков нет, — обронил Шертон.
   — Один есть, — вздохнул Титус. — Он сидит перед тобой. Если тебя прислали убить меня, я перед смертью скажу тебе спасибо! Я сделал много ошибок, для которых нет оправданий. Только одно меня оправдывает — я страдаю, как все халгатийцы, вместе взятые, я постоянно ощущаю их боль. И я верю, что понемногу мои страдания все искупят.
   — Страдания ничего не искупают, — безжалостно возразил Шертон. — Страдания либо их отсутствие. — личное дело каждого. Искупить ошибки можно только действиями, направленными на реальное улучшение ситуации.
   — Ты рассуждаешь почти как она… — Титус болезненно поморщился правой стороной лица. — Была одна девушка, её звали Роми, я её любил…
   — И засадил в тюрьму, так что её чуть не казнили.
   — Ты об этом знаешь? — Он удивился, но не слишком. — Ну да, обо мне все всё знают… Я заслужил, чтобы на меня показывали пальцем. Вот, даже особая отметина есть. — Он дотронулся до изуродованной щеки и опять поморщился. — Лапа Нэрренират. Хуже всего то, что я взял у неё деньги. Выходит, я тоже в какой-то степени поддался постыдной тяге к золоту… Потом, когда я все это анализировал, меня это ужаснуло. Люди не должны тянуться к материальным благам. Здесь, в Халгате, я в том числе хотел истребить заразу богатства…
   — В этом ты преуспел, могу засвидетельствовать. Титус то ли не уловил иронии, то ли не пожелал её заметить.
   — Да, кое-что получилось, — пробормотал он, водя дрожащим пальцем по пыльной столешнице. — Люди этой страны перед лицом нищеты могут внутренне переродиться, я дал им такую возможность. Но все равно я преступник, меня надо судить и казнить… Публично! Я не хочу, чтобы Сасхан прикончил меня потихоньку. Должен быть суд, я сам готов стать своим обвинителем. Может быть, это чему-нибудь научит людей… Может, они поймут, что не все в жизни просто, от противоречий не убежишь и эти противоречия неразрешимы. Роми никак не хотела это понять… Ты не знаешь, что с ней стало потом? — Он просительно взглянул на Шертона.
   — Она жива и здорова.
   — Вот как… Значит, Нэрренират её простила? Я думал, что её в любом случае ждёт страшный конец, и скорбел о ней, но вместе с тем надеялся, что под влиянием страданий она откажется от своих неправильных взглядов на жизнь. Но я все равно рад, что она жива. Это абсурдно, но это так! Словно одним камнем на душе стало меньше…
   Шертон поднялся:
   — У меня маловато времени. Напоследок хочу дать тебе один совет. Может, и не стоило бы, ну да ладно… Ты сумеешь улизнуть из-под стражи?
   — Я афарий-исполнитель, — его голос прозвучал тускло. — Наверно, сумел бы, но не вижу смысла.
   — Я тоже не вижу смысла тебе помогать. Однако если ты не смоешься отсюда в течение суток, страшный конец тебе обеспечен.
   — Сасхан что-то задумал? — Титус напрягся, веко его левого глаза дёрнулось.
   — Я тебя предупредил. Если сбежишь, воздержись на будущее от социальных экспериментов. От того, что ты сидишь здесь и скулишь: “Я хотел совсем не этого”, людям, которым ты испортил жизнь, лучше не станет.
   Повернувшись к нему спиной, Шертон подошёл к двери, постучал. Открыли сразу. Подслушать разговор охранники не могли: и стены, и дверь достаточно массивны, а они с афарием разговаривали вполголоса.
   В компании трех разбойников Шертон совершил прогулку по равнине, якобы намечая места для траншей и редутов. Потом предложил сделать привал на опушке леса. Ему надо было избавиться от спутников, но убить ничего не подозревающих людей — не самая приятная задача. Сами того не ведая, они облегчили ему эту задачу, когда начали припоминать, смакуя подробности, как намедни “славно потешились”, пытая какого-то богатого горожанина и его домочадцев.
   Спрятав трупы в кустарнике, Шертон отправился к друзьям, ведя в поводу трех гувлов.
   Под сенью деревьев было тепло и влажно, как в бане. В гуще буйно разросшейся бледной зелени шуршали птицы и зильды. А плоские кроны ачанхов, вознесённые на недосягаемую высоту, оставались все такими же бурыми, как минувшей зимой. Они подпирали пухлый облачный свод, не позволяя ему опуститься ниже.
   — В древних книгах я читала, что раньше богов было больше, — рассказывала Роми. — Столько же, сколько сейчас людей. Жаль, что не удалось захватить с собой ничего из наших книг. Я могу что-то забыть, что-то пересказать неправильно… Ну вот, а потом, со временем, количество богов постепенно сокращалось. Никто не знает, почему. Наверно, некоторые попали в миры-ловушки и там застряли, как Нэрренират в вашем мире. Ещё какую-то часть отловили теологи, другие просто ушли за грань известной Вселенной… Это все очень расплывчато. И вдобавок теологи многое засекречивают. Но богов, особенно великих, становится все меньше и меньше. Может, когда-нибудь их вообще не будет, останутся одни люди.
   — Куда же они исчезают? — пробормотал Бирвот, разглядывая свою покрасневшую кисть, обожжённую солнцем. — Хорошо, что ты много читала… Ты никогда не думала стать волшебницей?
   — Нет. Этому нельзя научиться. Способности к магии либо есть, либо нет. У меня их нет.
   — Я ведь научился.
   — Значит, вы маг от рождения. Меня в детстве проверяли, как и всех. Магов у нас очень ценят.
   — Меня тоже проверяли, — уныло сообщил Лаймо.
   Это было не очень-то радостное воспоминание. Мать питала надежду, что её семилетний Лаймодий окажется сверходаренным магом, а после того как надежда рассыпалась, в течение долгих месяцев вздыхала и сокрушалась. Обычно вслух, в его присутствии. Из-за этого Лаймо чувствовал себя виноватым и никому не нужным.
   У него и сейчас настроение упало, хотя вроде никакой причины для этого нет, но тут кустарник затрещал, послышалось фырканье гувлов. Лаймо и Роми вскочили на ноги, выхватили мечи. Бирвот, не вставая, что-то достал из-за пазухи.
   Появился Шертон с четырьмя гувлами.
   — Привет. С богиней все в порядке. Сегодня ночуем здесь, а завтра поедем в город.
   Его рассказ о том, что творится в столице Халгаты, на ребят произвёл более сильное впечатление, чем на мага. Бирвот привык к одиночеству, горожане относились к нему враждебно, друзей и близких у него в Суаме не было. Он слушал внимательно, однако не выказывал никаких эмоций. А Роми и Лаймо побледнели, притихли, им стало не по себе. Шертон задним числом пожалел, что не опустил некоторые подробности.
   Утром, после завтрака, он вытряхнул из мешка прихваченную во дворце одежду.
   — Без маскарада не обойтись. Вы должны выглядеть, как люди Сасхана. Вот здесь пудра, она сделает вас похожими на халгатийцев.
   — Чтобы я это напялил… — подняв двумя пальцами шаровары из розового переливчатого атласа, покачал головой маг.
   — На несколько дней. Потом вы опять вернётесь к своему стилю.
   Роми тихонько вздохнула. Она всегда старалась одеваться со вкусом — чтобы вещи хорошо на ней сидели, сочетались между собой по тону… Что ж, ради успеха предприятия придётся забыть о привычках…
   Меньше всех переодевание расстроило Лаймо. Даже совсем не расстроило. Иногда, в мечтах, он видел себя пижоном-авантюристом, завсегдатаем увеселительных кварталов Нижнего Города: он ярко и броско одет, у него куча денег, к нему льнут красивые девушки… И дома его никто не пилит, и в Департамент ходить не надо! Натянув малиновые бархатные штаны, ситцевую рубаху в горошек и камзол из золотой парчи, он ощутил себя героем своей мечты.
   — Шикарно! — поглядев на него, фыркнула Роми.
   На ней был жёлтый атласный кафтан с золотыми пуговицами, выпущенная поверх кружевная манишка, грязно-белые шаровары с оборками. Волосы спрятаны под низко повязанной пёстрой косынкой. Вокруг левого глаза она, по совету Шертона, втёрла в кожу немного чёрной туши — имитация фингала.
   Аналогично вырядившийся маг кисло усмехался.
   — Похожи они теперь на халгатийцев? — обратился к нему Шертон, когда ребята закончили пудриться.
   — Похожи. А вот я на кого похож?
   — На гвардейца Палаты Нищих, что и нужно. Роми, испачкай манишку, а то слишком она у тебя чистенькая. Не видал я в Суаме аккуратных разбойников.
   Городские ворота они миновали без осложнений. У Шер-тона был именной пропуск, выданный Сасханом, у остальных — стандартные пропуска гвардейцев, которые он забрал, обыскав убитых разбойников. Да стражники и не стали заглядывать в бумаги — имиджа хватило.
   Когда отъехали от ворот, Шертон велел:
   — Теперь держитесь позади, на некотором расстоянии. Вдруг Сасхана встретим… Чтобы не начал разбираться, кто вы такие. Бирвот, знаете, где зверинец?
   — Знаю.
   — Нам туда.
   Они ехали за ним, отстав на два десятка ярдов. Улицы начали подниматься вверх, исчезли нависающие деревянные мостики. Возле ограды зверинца Шертон постучал в прикрытое ставнями окно сторожки. Чуть погодя сбоку от ворот распахнулась калитка, выглянул Паселей:
   — Это вы? А я все жду вас, и Найда ждёт…
   — Чужих нету?
   — Нету, нету…
   — Хорошо.
   — У вас там есть сарай для гувлов?
   — Есть, да он давно уж пустует.
   Махнув рукой друзьям, Шертон спешился и заставил гувла войти в калитку Остальные последовали за ним. Почуяв звериный запах, гувлы начали испуганно взвизгивать и прядать ушами. Что-то ласково бормоча, старик завёл их в сарай возле сторожки.
   Роми и Лаймо озирались: тесно сдвинутые клетки, мутноватые бассейны с громадными пёстрыми улитками, резные скамеечки… Благодаря деревянному куполу, гут постоянно царили сумерки. В прорехах виднелись облака, иногда их заслоняли тёмные вертлявые силуэты зильдов.
   — Где она? — прошептала Роми.
   — Дальше, Паселей покажет. Я сейчас схожу на разведку. Лаймо, задвинь засов.
   Шертон пешком дошёл до дворца. Там уже знали, что он теперь “свой”. Порасспрашивав разбойников, он выяснил, что Сасхан Благодетель нынче вечером занят: в тронном зале будет заседать Высшая Палата Нищих — революционное правительство Нищей Халгаты. “Так что, ежели у тебя какое дело к Благодетелю, пускай оно подождёт до завтра”. Все это Шертона вполне устраивало, и он отправился обратно.
   Перегнувшись через бортик, Роми, Лаймо и Бирвот заглядывали в Обсидиановую яму. А Нэрренират снизу вверх смотрела на них.
   — Великая, мы с вами должны заключить договор… — робко откашлявшись, начал Лаймодий.
   — Я тебя слушаю, — отозвалась богиня.
   Пока они шли по гравиевой дорожке, мельком косясь на зверей в клетках, Лаймо чувствовал себя уверенно: в таких делах он искушённый профессионал — государственный служащий, чиновник Департамента Налогов и Сборов! О договорах и сопутствующих им подводных камнях он знает все, его не проведёшь. И он вызвался быть первым, чтобы Роми, не обладающая его опытом, могла посмотреть, как это делается.
   Но сейчас, услыхав хриплый голос Нэрренират, Лаймо растерялся: он ведь заключает договор не с кем-нибудь, а с великой богиней… Богов надо чтить.
   — Что же ты замолчал?
   — Ну… извините… — Он ещё больше смутился. — Я чту вас, великая… Вы не могли бы обещать… Предварительно, перед тем как мы вас выпустим… что вы больше не будете пытаться меня съесть?
   — Обещаю, что не буду пытаться тебя съесть. Ни в сыром виде, ни в жареном.
   — И ни в каком другом! — испугавшись, что он может что-нибудь упустить, крикнул Лаймо.
   — Да, ни в варёном, ни в засахаренном, ни под соусом… Я ничего не забыла?
   В глазах у Нэрренират мерцали непонятные искорки, это его насторожило.
   — Вообще ни в каком приготовленном виде! Ни в сыром, ни в приготовленном!
   — Обещаю, ни в сыром, ни в приготовленном. Это все?
   Хорошо бы денег попросить… Если мать узнает, что у него был такой шанс, а он оплошал… Но Лаймо окончательно стушевался и смог только пролепетать:
   — Спасибо, великая, вы очень милостивы ко мне…
   Выпрямившись, он встретил взгляд Роми и сконфуженно развёл руками. Ладно, как бы там ни было, а Нэрренират его не съест.
   — Теперь я. — Роми наклонилась к решётке. — Ты должна обещать…
   — Кто подбил тебе глаз? — перебила богиня.
   — Никто. Это для маскировки. Вот что, нам надо разобраться…
   — Ну конечно, Роми, разберёмся. Я догадываюсь, каково твоё условие, и готова пойти навстречу. Мы все отлично уладим, не беспокойся! Даю слово, я не сделаю с тобой ничего такого, что тебе не понравится.
   — Хорошо, это меня устра…
   Кто-то слегка толкнул её. Лаймо. Отступив от бортика, он состроил дурацкую гримасу и выразительно помотал головой. Роми нахмурилась: мало того, что он свой договор заключил, не показав профессионализма, о котором столько распространялся, так ещё и ей мешает! Она вновь склонилась над ямой:
   — Мы договорились, Нэрренират. Больше мне от тебя ничего не надо.
   Когда она выпрямилась, Лаймо сделал рукой жест вокруг шеи и закатил глаза, изображая удавленника. Нашёл время дурачиться… Роми хотелось его стукнуть.
   К яме шагнул Бирвот:
   — Приветствую вас, великая богиня! Меня зовут Бирвот, я маг. Буду рад вам услужить, однако у меня тоже есть условия…
   — Говори.
   — Не соблаговолите ли вы заплатить мне, как и Шертону, миллион золотых наличными? Я собираюсь перебраться в Панадар, и мне понадобятся средства к существованию.
   — Миллион скер. Принято. Ещё?
   — Даже если вы будете мной недовольны, вы не причините мне никакого вреда, ни непосредственного, ни опосредованного.
   — Согласна. Что-то ещё?
   — Последнее условие… Мы проверяли, работают ли врата-выход, и в Панадаре я уже побывал. Я провёл там всего два дня, но под действием солнца у меня начали болеть глаза, воспалилась кожа. Не могли бы вы избавить меня раз и навсегда от этих недугов?
   — О, это нетрудно. Если кое-что подправить в структуре твоих глаз и ввести защитный пигмент в клетки кожи…
   — У меня кожа не в клетку! — глянув на свою руку, запротестовал маг. — Просто она очень белая по сравнению с кожей панадарцев.
   — Я принимаю все твои условия, Бирвот, и обязуюсь их выполнить, — заверила Нэрренират, а потом добавила с одобрением: — Вот это я понимаю, практичный смертный!
   — Тогда приступим, дабы не терять время. — Маг пощупал решётку. — Под заклятьем. Запоров я почему-то не вижу…
   — Надо вот тут раскопать, — потянув его за плащ, показал сторож. — Тут крышка, а под ней мудрёная железная механика. Ежели все отомкнуть, вот эти держалки, которые выходят из стены и держат решётку, сами собой раскроются. Потом надо ещё чего-то сделать, и решётка с ножами подымется вверх, но это опосля того, как первая открыта. Я уж и заступы приготовил…
   — Копайте, — велел ребятам Бирвот. — Я пока распутаю заклятье.
   Он уселся, скрестив ноги, прямо на гравий и закрыл глаза.
   — Ты почему строил рожи, когда я с Нэрренират договаривалась? — хмуро спросила Роми, разгребая заступом камни.
   — Да я тебя остановить хотел! — боязливо покосившись на яму, прошептал Лаймо. — Заключила ты договор, поздравляю…
   — Ты тоже был не на высоте.
   — Ну и что… Я все-таки навязал ей свою формулировку.
   Роми хмыкнула:
   — Это называется — навязал?
   — По крайней мере, я настоял на своих условиях! А ты согласилась на её формулировку, она обвела тебя вокруг пальца. Теперь она может все что угодно с тобой делать, лишь бы тебе это понравилось. Я же пытался дать понять…
   — А просто сказать не мог?
   — Вдруг бы она услышала…
   Роми несколько раз проговорила про себя формулировку соглашения. Вначале ей казалось, что здесь нет никакого подвоха, но слова Лаймо заставили её призадуматься.
   Под россыпью гравия обнаружилась продолговатая крышка из тёмного дерева, с позеленевшим медным кольцом. Лаймо потянул за кольцо. Крышка нехотя откинулась на скрипнувших петлях. Намотанные на ворот цепи, рычаги с гранёными рукоятками. Фиксирующие массивные замки.
   Присев, Роми и Лаймо при свете фонаря разглядывали покрытую налётом ржавчины механику.
   — Я уже пробовал, да не открыл, — вздохнул за их спинами Паселей.
   — Подождём Арса, — потрогав туго натянутую толстую цепь, предложил Лаймо.
   — Да, — согласилась Роми. — А с моим договором все в порядке. Она не может сделать со мной ничего, что мне не понравится!
   — Ты не все учитываешь. Когда я жил дома, мать арендовала мне рабыню для секса. Она была старая, некрасивая и совсем не в моем вкусе. Но в постели…
   Что-то стукнуло его по макушке. Он поглядел вверх: на поперечной балке сидел еле различимый в сумерках зильд. Ещё один камешек отскочил от плеча Роми. Вздрогнув, она отодвинулась.
   — В общем, мне все равно это нравилось, потому что тело может испытывать удовольствие, даже если сам человек не хочет. А Нэрренират — богиня, она же столько всего знает… Я-то сразу понял, что она морочит тебе голову, а ты попалась. Тебе все понравится, и формально она договор не нарушит.
   — Ничего подобного! Насчёт тебя это, может, и верно, а насчёт меня — нет.
   — Почему ты так уверена? — Лаймо слегка обиделся. — У тебя, что ли, такой большой сексуальный опыт?
   — Если хочешь знать, у меня был опыт с кузеном, когда нам было пятнадцать лет.
   — Ага, очень обширный опыт…
   — Ты мужчина, а я женщина. Это вы испытываете удовольствие от секса когда попало, независимо от рассудка. Мы устроены по-другому!
   — Не по-другому! То есть тела устроены по-разному, а каналы ощущений работают одинаково.
   — Не одинаково!
   — Ребята, вы потом продолжите этот содержательный спор.
   Смутившись, оба замолчали: над ними стоял Арс.
   — Сейчас мы должны заняться делом. Пустите-ка меня к механизму.
   Присев на корточки, он достал из кармана металлический стержень с зубчиками и начал ковыряться в одном из замков.
   Скрипнул гравий, Бирвот поднялся на ноги:
   — Я снял заклятье. Открывайте.
   Детали устройства причудливо чернели в тусклом свете фонаря. Шертон возился с замками, остальные, столпившись вокруг, наблюдали. Время от времени кто-нибудь вздрагивал: зильды, притаившиеся под куполом, кидали сверху камешки и засохшие комья грязи. Из ямы доносились ругательства.
   Наконец все замки были сняты. После нескольких экспериментов с рычагами фиксирующие зажимы со щелчками раскрылись. Решётку Шертон поднял вручную.
   — Лаймо, Роми! Держите, чтоб не упала. Нэрренират наблюдала, запрокинув голову, её глаза горели в темноте.
   — Послушай, есть один риск… — наклонившись над ямой, предупредил Шертон. — Не пытайся выпрыгнуть. Ты полгода вела малоподвижный образ жизни, сердце может сдать. Я принесу канаты, и соорудим тебе лестницу.
   — Я выпрыгну. Это тело — моё создание, у него большой запас прочности. Я каждый день тренировалась, насколько позволяли размеры дерьмовой ямы. Не тяни!
   — Тогда приготовься.
   Он повернул другой рычаг, и решётка, утыканная ножами, со скрежетом поехала вверх. Подняв её, Шертон велел:
   — Эй, отойдите подальше! Паселей, фонарь заберите. Давай!
   Большое чёрное тело вылетело из ямы и тяжело приземлилось на хрустнувший гравий.
   — Отпускаем, — сказал Шертон. Решётки упали с оглушительным лязгом.
   — Вот видишь, Найдочка, все-таки вышла ты на свободу, — вытирая увлажнившиеся глаза, бормотал Паселей. — Наконец-то боги вспомнили о справедливости…
   — Как себя чувствуешь, великая? — с тревогой глядя на богиню, спросил Шертон.
   — Хорошо. Одышка есть, но не сильная. Я быстро восстановлюсь. А-а, зильд…
   Взметнувшееся щупальце схватило зильда, свесившегося с балки, с размаху треснуло о каменный бортик и отшвырнуло в сторону.
   — Что ты делаешь?! — вскрикнула Роми.
   — Одним зильдом меньше. Все зильды — мерзкие подлые твари. Жаль, остальных не достать…
   Сверху доносились шорохи, испуганный писк. Сородичи убитого зверька поспешно попрятались в прорехах купола.
   — Паселей, — подойдя к сторожу, тихонько сказал Шертон, — больше не называйте её Найдой. Её зовут Нэрренират. За пределами вашего мира она богиня. Нэрренират, запомните.
   — Сейчас я нанесу визит Сасхану и Титусу, — обнажив клыки, сообщила богиня. — Не стоит откладывать… Шертон, ты знаешь, где эту парочку можно найти?
   — Насчёт афария не знаю, а Сасхан в королевском дворце. Там как раз Высшая Палата Нищих заседает.
   — Покажи мне дорогу!
   Звери в клетках выли, рычали, бесились, глядя на шествующее по дорожкам чудовище. Перед воротами Нэрренират остановилась. Протиснувшись между её чешуйчатым боком и стеной сторожки, Паселей отодвинул засовы, распахнул обе створки во всю ширину.
   — Не ходите с нами, — посоветовал ему Шертон. — Мы ещё заглянем к вам. Присмотрите за нашими гувлами.
   Обойдя богиню (та, глухо рыча, пыталась дотянуться до зильда, который карабкался от неё по водосточной трубе трехэтажного здания напротив), он позвал:
   — Идём, великая! Благодетеля могут предупредить, и он смоется.
   Она все же успела схватить зильда и размозжила ему голову, ударив о стенку.
   — Идём!
   Со стороны могло показаться, что зверь гонится за человеком. Шертон бежал впереди, прислушиваясь к дыханию Нэрренират, готовый сбавить темп, если оно станет неровным. Кратчайшей дорогой к бывшему королевскому дворцу. В отдалении, в неярком жёлтом свете, падавшем из окон на улицу, мелькали ещё чьи-то спины. На балконе завизжала женщина.
   Бирвот, Роми и Лаймо бежали следом.
   — Она превратилась в законченное животное! — сердито бросила на бегу Роми. — Кидается на зильдов, как собака на кошек.
   — Наверное, они её сильно допекли, пока она сидела в яме, — предположил Лаймо.
   — Все равно так нельзя!
   — Впервые вижу вблизи божество… — задыхаясь, вымолвил маг. — Я ждал чего-то другого… Неужели в Панадаре все боги такие?
   — Есть и похуже.
   Когда Шертон и Нэрренират выскочили из тёмного переулка на дворцовую площадь, среди гвардейцев-караульных, сидевших с флягами возле двух больших костров, началась паника. Появись либнийские или мотоньские диверсанты, разбойники не растерялись бы, но адского чёрного зверя здесь никто не ждал! Удальцы вскакивали, бестолково метались, размахивая оружием. Трещало оранжевое пламя. В кострах корчились, обугливаясь, покрытые резьбой и позолотой обломки мебели из ничейных дворцов, картины, свитки, книги в сафьяновых переплётах (людям Благодетеля нравилось казнить вещи, принадлежавшие прежним хозяевам Халгаты). У коновязи вставали на дыбы и рвались с привязи гувлы.
   — Смотри, — Шертон показал богине на ряд закрытых ставнями окон в левом крыле здания, — вот тронный зал. Коридор и двери там широкие, не застрянешь.
   Не обращая внимания на стрелы, отскакивающие от бронированных боков, Нэрренират прыгнула на крыльцо, выбив в прыжке обе дверные створки. Панадарцы и Бирвот бросились за ней, перешагивая через ступеньки. Маг на крыльце задержался, повернулся к площади, что-то прошептал, выбросив вперёд руку, и оба костра рванули, как пороховые бочки, осыпав гвардейцев пылающими головнями.
   Пусть Бирвот чувствовал себя в Суаме посторонним и не питал приязни к своим соотечественникам, пострадавшим от разбойничьей “революции”, пусть он заранее решил ни во что не вмешиваться — горящие книги все-таки задели его за живое.
   Пол скрипел, на затоптанном паркете оставались глубокие царапины от когтей Нэрренират. По дороге она убила двух разбойников, выскочивших навстречу. Вход в тронный зал преграждала большая лакированная дверь, перед ней богиня остановилась. Повернула голову к людям.
   — Роми, ты дальше не ходи. Вы все лучше подождите здесь, с Палатой Нищих я разберусь сама.
   Привстав на задних лапах, она обрушила на дверь передние. Одного удара хватило. Нэрренират протиснулась в проем. Оставшиеся в коридоре успели заметить Благодетеля на троне, ещё каких-то людей, враз обернувшихся. Раздался скрежет, и обзор заслонила задняя стенка шкафа из морёного дерева.
   — Сасхан, я пришла за тобой! Тишина. Разноголосый вопль.
   — Не-ет! — крик, почти нечеловеческий, переходящий в животный визг. — Это делал не я! Не я — а-а!..
   Шертону показалось, что он узнал голос Сасхана Благодетеля.
   — Почему она сказала, чтоб я не ходила дальше? — прошептала Роми, сжимая рукоятку меча. Запреты всегда вызывали у неё протест.