Страница:
— Нигде.
— Во дворце поселишься, мы там живём, как короли. Воняет только, стервецы какие-то все углы зассали… Народ имеет право на месть королям, потому что много страдал, так говорит Титус. Но это же теперь мой дворец! Узнаю, кто нассал, — зверю отдам, моё слово закон. Пошли, странник… Эй, удальцы!
Он нетвёрдо встал, подбежавшие гвардейцы подхватили его под руки. Шертон вышел из трактира следом, изображая пьяного.
— Пошли, — повторил Благодетель. — Во дворец…
— Я после приду. Вечером. Хочу по городу погулять… Вечером будем пить?
— Будем пить… Это… С тобой два удальца пойдут, от греха…
Сасхан со свитой повернул к центру, Шертон в сопровождении двух гвардейцев побрёл в другую сторону. Надо проветриться. Пожалуй, сейчас он слишком пьян, чтобы разговаривать с Нэрренират. И надо бы заранее выяснить, все ли с ней в порядке. Иногда и боги сходят с ума.
Когда начало темнеть, Шертон отделался от удальцов Сасхана. Несмотря на количество выпитого вина, он все ещё намного превосходил обычных, нетренированных людей. Отметив дом с подходящими для его замысла балконами, нависающими над улицей, он свернул, сделал небольшой крюк по окрестным переулкам, потом внезапно ускорил шаги — и после нового поворота оттолкнулся от земли, ухватился за перила, перевалился на балкон. Сквозь зазоры меж вертикальными дощечками он видел появившихся из-за угла гвардейцев. Те оглядывались, ничего не понимая, потом отправились на поиски.
Немного подождав, Шертон спрыгнул на разбитую мостовую и чуть не поскользнулся, приземлившись. В голове шумело. В Верхнем Городе его снабдили амулетом с протрезвляющим заклятьем, но здесь, в мире-ловушке, этой штукой не воспользуешься. А жаль.
Бдительно озираясь, чтобы не нарваться на своих сопровождающих, он доплёлся до зверинца, обнесённого заплесневелой кирпичной стеной. Перелез через стену. Перелез неуклюже — сторонний наблюдатель вряд ли сделал бы такой вывод, но, по меркам самого Шертона, после основательной пьянки с Благодетелем он был более чем не в форме.
За оградой стоял острый звериный запах, в тёмных клетках горели чьи-то глаза, там урчали, фыркали, шебуршились. А в кирпичной сторожке возле запертых на засов ворот светилось окно, прикрытое шторкой. Кто-то из служащих дежурит… Огонёк погас — видимо, там задули свечу. Скрипнула дверь.
— Здравствуйте, — окликнул Шертон.
Интересно, что сделает сторож, обнаружив ночью на территории зверинца пьяного?
— Кто здесь? — тихий голос пожилого человека.
— Посетитель. Я приехал издалека, хочу посмотреть на ваших животных. Не откажетесь поужинать? У меня есть кое-какая еда.
— Идите сюда, — позвал сторож, пошире распахнув дверь.
Повозившись с огнивом, он вновь зажёг свечу, озарившую комнатушку с грубо сколоченным столом, двумя табуретами и дощатой лежанкой в углу. Шертон извлёк из кармана пакет с печеньем и плитку шоколада.
— Угощайтесь, — предложил он хозяину, худощавому старику в поношенной форменной ливрее служащего зверинца. — У вас нет чего-нибудь от перепоя?
— Капустный рассол есть.
Старик ушёл, вернулся с кувшином и щербатой глиняной кружкой. На его морщинистых бледных щеках темнели царапины, оставленные опасной бритвой, под левым глазом набухла паутинка капилляров. Взгляд мутноватый, усталый.
— Если пустите переночевать, я заплачу. Неохота пьяному куда-то тащиться на ночь глядя…
— Сюда-то вы как попали?
— Через забор. Меня зовут Арс Шертон.
Он налил себе холодного рассола и осушил кружку.
— Меня Паселей. Я тут теперь и за смотрителя, и за работника, и за сторожа… Из прежних один остался.
— А где остальные?
— Кто куда подались. Сейчас я кьянху заварю…
Кьянха — травяной настой на кипятке, широко распространённый в Облачном мире. Похож на чай. Паселей разжёг закопчённую медную жаровню в углу, поставил котелок. Шертон понемногу трезвел. За кьянхой с печеньем разговор наладился, и наконец он спросил, выбрав момент:
— Вам тут не страшно?
— Чего страшного-то? Звери не люди, худого не сделают.
— А как же адский зверь?
— А что зверь? Живёт себе… — Старик насупился и замолчал.
— Он ведь людей ест?
Паселей продолжал молчать, сосредоточенно размачивая в кьянхе квадратик панадарского печенья. На его лице проступило выражение обиды.
— Простите, — сказал Шертон. — Я понимаю, что вы в этом не виноваты.
— И она не виновата! А про неё все только худое говорят… Что дают, то и ест. Иначе с голоду помрёт, потому что ничего другого ей не дадут! Она этого не хочет, да и Обсидиановой ямы ей никак не выбраться, а железные запоры там такие хитрые, вовек не откроешь…
— Вы пытались её выпустить?
— Найда хоть и зверь, а разумна. Негоже её в яме держать.
— Как вы её назвали?
— Найда. Собака у меня была, Найдой звали. Все-все понимала… Потом её кто-то камнем зашиб, со зла. — Старик вздохнул. — Вот я и зову чёрного зверя Найдой. Ничего, откликается…
Итак, Нэрренират предпочла сохранить инкогнито. В её положении это понятно… Однако то, что великая богиня согласилась на собачье имя, Шертона изрядно удивило.
— Я должен потолковать с ней. Потом, когда совсем протрезвею.
— Зачем? — Паселей насторожился. Его взгляд остановился на рукоятке меча, торчащей над плечом гостя. — Вы что же… убивать её пришли? Думаете, она чудовище? Это люди к ней в яму людей кидают, а сама она никого не тронет! Она добрая! Когда мою внучку… — Его голос вдруг задрожал. — Ветяну мою… Двенадцать лет ей было… Только перед Найдой я и смог выговориться, а люди донесли бы… Что я, мол, враг нищей Халгаты, справедливыми революционными порядками недоволен…
Шертон молчал. Столько боли таилось за мутной поволокой усталости и печали, окутывающей его собеседника, что сейчас он не смел произнести ни слова, опасаясь ещё больше разбередить открывшуюся рану.
Паселей тоже замолчал, уставился в угол.
— Я не собираюсь её убивать, — выдержав паузу, сказал Шертон. — Она меня знает. Я пришёл, чтобы освободить её. Значит, запоры там сложные?
— Несусветно сложные! — встрепенувшись, начал торопливо объяснять Паселей. — Чернокнижное что-то… Защёлкиваются легко, а потом не откроешь. Я не одну ночь возился, да все без толку. То ли какое-то особое слово наложено, то ли ещё чего… И решётки не перепилишь, они заговорённые — любой инструмент враз тупится.
Маг должен справиться. Шертон потянулся за кувшином, налил ещё рассола.
— Когда её кормят?
— По утрам.
— Я уйду раньше, когда начнёт светать.
Паселей вышел в сени, зачерпнул котелком воды из ведра, опять поставил на раскалённую жаровню.
— Это люди творят зло, а не звери, — заговорил он, опершись локтями о стол. — Внучку мою Ветяну… Надругались над ней, она слегла в горячке и на десятый день умерла. И никто не в ответе… Ходил я жаловаться, суда просил, а мне от ворот поворот: мол, раз это сотворили гвардейцы из неимущего люда, нельзя их судить, потому как раньше их много притесняли и тем самым они заслужили снисхождение. Это, мол, революционная справедливость, которую принёс Благодетель! Вот так у нас теперь… А кто недоволен, тот враг.
— В яму спуститься можно? — выждав, спросил Шертон.
— Можно. Человек-то сквозь решётку пролезет, и лестница там привязана. Я как раз к ней собирался, к Найде, как вы появились. Мы часто разговариваем. Я рассказываю ей про дела в Суаме, а она, поверите ли, все выслушает и тут же скажет, как дальше дела пойдут. И ведь всегда угадывает! Она это называет мудрёным словечком — анализ. Вот так-то, животное иногда поумней человека будет…
— Она не животное.
— Вот-вот, и я говорю, разумное создание! А её в яму засадили, как дикого зузага. Между прочим, Найда меня надоумила, как сделать, чтобы зверей наших кормили. Вначале-то революционное правительство без довольствия зверинец оставило, я уж на помойках начал промышлять… Пожаловался ей. Она меня порасспрашивала, а потом велела написать в Палату прошение о признании животных бывшего королевского зверинца нищими животными. Мне это чудно показалось, а она говорит: мол, чтоб у них выиграть, надо сыграть по их правилам. Я тогда прямо в яме, под её диктовку, накорябал бумагу. И что бы вы думали?.. — Старик сделал паузу. — Помогло! Выдали грамоту с печатью о том, что наши звери — нищие звери, и поставили на государственное довольствие! Теперь хоть и худо-бедно, а каждый день зверьё кормим. У меня два паренька-помощника есть, днём приходят, а по ночам я тут один остаюсь. Да оно и хорошо, можно с Найдой поговорить…
— Пошли к ней! — Шертон поднялся.
Теперь он был в форме для объяснений с богиней.
Паселей зажёг мутный фонарь, погасил жаровню, задул свечу, и оба вышли в ватную темень. В скудном свете чернели прутья клеток, блестела вода в небольших круглых бассейнах. Под ногами поскрипывал гравий. В одной из клеток кто-то зарычал, почуяв чужака.
— Ну, тихо, тихо… — повернувшись в ту сторону, успокаивающе пробормотал сторож.
Свернув, они оказались на просторной открытой площадке. Блики света скользнули по полированному камню.
— Вот она, яма-то. — Старик поставил фонарь на бортик и позвал: — Найда!
Яму перекрывали две толстые литые решётки, одна над другой. Под второй свет дробился, отражаясь от узких сверкающих плоскостей. Внизу пошевелилось что-то большое и чёрное.
— Ты не один, Паселей? — спросил хорошо знакомый Шертону хриплый голос.
— Со мной тут человек… — Сторож оглянулся на гостя.
— Нэрренират, это я.
— Шертон? Надолго же ты исчез…
— Я нашёл врата-выход и вернулся за тобой. Сейчас я спущусь к тебе. Где лестница?
— Вот, — показал старик. — Осторожно, там на решётке ножи.
Перебравшись через скользкий бортик, Шертон сбросил в яму верёвочную лестницу, и через мгновение его подошвы коснулись каменного пола, устланного соломой. Следом за ним, прицепив фонарь к поясу, полез Паселей.
— Вот уж не рассчитывала, что мы с тобой ещё когда-нибудь встретимся! — насмешливо хмыкнула Нэрренират. Она лежала, наполовину свернувшись, возле идеально отполированной обсидиановой стенки.
— Когда ты забралась в винный погреб, я пытался отговорить тебя от идеи напиться в стельку. Если помнишь, ты послала меня подальше. И я не обещал, что буду вызволять тебя, если ты по пьянке попадёшь в неприятности.
— Ты сам сейчас пьян.
— Был. Пришлось выпить с Благодетелем Нищей Халгаты.
— С Сасханом? — В тёмных глазах богини что-то сверкнуло — то ли звериные огоньки, то ли крохотные отражения фонаря, покачнувшегося на поясе у сторожа. — Давно мечтаю познакомиться с ним поближе… Где Роми?
— О ней будет особый разговор. Перед тем как я освобожу тебя, нам надо кое о чем договориться.
Спустившийся Паселей поставил фонарь на пол и привычно уселся на кучку соломы у стены. Озарённый тусклым светом обсидиановый колодец играл несметным множеством бликов, холодно сияли прикреплённые к нижней решётке лезвия.
— Ну разумеется, я тебя отблагодарю. Миллион золотых скер наличными плюс бесплатный проезд по рельсовой дороге в течение всей твоей нынешней жизни. Устраивает?
— Вполне. Спасибо за щедрое предложение, великая, но ты должна ещё кое-что пообещать. Во-первых, ты не станешь мстить мне за то, что я не пришёл за тобой полгода назад. Ты не убьёшь меня, ни сама, ни чужими руками, и не причинишь мне вреда, ни физическим, ни магическим способом.
— Охотно обещаю, ты всегда мне нравился. Теперь мы договорились?
— Ещё нет. То же самое ты обещаешь насчёт моих спутников — это Роми, Лаймодий и Бирвот, здешний маг. Он полетит с нами в Панадар.
— Им я тоже не причиню вреда. Даю слово.
— У Бирвота есть какие-то свои дополнительные условия… Без него нам запоры не открыть. И последнее. Ты перестанешь преследовать Роми.
— Шертон, ты слишком много берёшь на себя, договариваясь за других. Повторяю, никому из вас я не причиню зла. Но что касается деталей… Ты уверен, что наверняка знаешь, чего хочет или не хочет Роми? Будет лучше, если каждый из твоих друзей заключит со мной договор самостоятельно. Решая за других, ты рискуешь вызвать их недовольство. При том варианте, который предлагаю я, мы избежим недоразумений. Приведи их сюда, и договоримся. Где они сейчас?
— За городом. Мы придём за тобой послезавтра, когда стемнеет. Учти, у нас не будет времени на торг.
— Я не собираюсь торговаться. Просто я хочу услышать их пожелания от них, а не от посредника.
Шертон смотрел на богиню с подозрением: уж не замыслила ли она какую-нибудь каверзу? Её звериная морда была лишена мимики, вертикальные кошачьи зрачки сузились в загадочные щёлки, голос звучал мягко и убедительно. Не разберёшь.
— Ладно… — Это у него нет времени на торг, у него и у Панадара! — Но в яму они спускаться не будут.
— А ты иногда бываешь тупым… — промурлыкала Нэрренират. — Боишься, что я возьму их в заложники? После того как я дала слово, что не причиню им вреда?
Он пожал плечами и сел на солому. Хмель все ещё до конца не выветрился… А солома тут чистая, никаких кровавых пятен. Шертон осматривался, богиня за ним наблюдала.
— Интересно?
— Ты вела здесь не очень-то достойную жизнь.
— Посмотрела бы я на тебя на моем месте… И на любого из вас! — Её сужающийся к концу длинный хвост агрессивно шевельнулся. — Я не хотела умирать, и я не умерла. А чтобы жить, я должна есть! Если ты решил, что мне нравится быть орудием казни, ты заблуждаешься. Одну ошибку я все же сделала: не убила этого… мерзавца афария, когда он был у меня в руках! Это он превратил Халгату в криминальное государство.
— Не думал я, что афарий на такое способен…
— Этот способен. В Нижнем Городе, когда я наняла его, чтобы выкрасть Роми, я вдоволь наслушалась его трёпа! Он напакостил не потому, что имел цель напакостить. Он действовал, исходя из благих намерений, …………, — богиня процедила отвратительное ругательство. — Шертон, ты бы видел, как изувечены тела тех несчастных, кого бросают ко мне в яму! Они все равно не смогли бы полноценно жить дальше. Единственное, что я могу сделать, — это убивать их быстро, без боли. Человек на моем месте сошёл бы с ума.
— Послезавтра ты будешь свободна, — избегая смотреть ей в глаза, угрюмо пообещал Шертон. Чувствовал он себя муторно.
— Если собираешься блевать, проваливай отсюда, — предупредила Нэрренират. — Только этого мне тут не хватало…
— Ничего, я в порядке.
— Когда я отсюда выйду, я прежде всего навещу Сасхана и Титуса. Никто не может использовать меня таким образом и не расплатиться за это.
Сверху что-то шлёпнулось, стукнув Шертона по колену. Гнилая картофелина.
— Зильды… — прошипела богиня. — Эти мерзкие твари швыряют сюда всякую дрянь. Ненавижу зильдов.
Шертона мутило — не от выпитого вина, а от того, как паршиво все сложилось. Не попрощавшись, он взобрался по верёвочной лестнице, вылез из Обсидиановой ямы и побрёл к сторожке. Зверинец занимал небольшую территорию, осенённую дырявым деревянным куполом, приподнятым над клетками на столбах-опорах. Сейчас купол канул во тьму, только слышно было, как скребутся и повизгивают наверху зильды.
Немного поплутав, Шертон вышел к кирпичному домику у ворот. Зажигать свечу не стал. Впотьмах устроился спать на полу, завернувшись в плащ.
Глава 5
— Во дворце поселишься, мы там живём, как короли. Воняет только, стервецы какие-то все углы зассали… Народ имеет право на месть королям, потому что много страдал, так говорит Титус. Но это же теперь мой дворец! Узнаю, кто нассал, — зверю отдам, моё слово закон. Пошли, странник… Эй, удальцы!
Он нетвёрдо встал, подбежавшие гвардейцы подхватили его под руки. Шертон вышел из трактира следом, изображая пьяного.
— Пошли, — повторил Благодетель. — Во дворец…
— Я после приду. Вечером. Хочу по городу погулять… Вечером будем пить?
— Будем пить… Это… С тобой два удальца пойдут, от греха…
Сасхан со свитой повернул к центру, Шертон в сопровождении двух гвардейцев побрёл в другую сторону. Надо проветриться. Пожалуй, сейчас он слишком пьян, чтобы разговаривать с Нэрренират. И надо бы заранее выяснить, все ли с ней в порядке. Иногда и боги сходят с ума.
Когда начало темнеть, Шертон отделался от удальцов Сасхана. Несмотря на количество выпитого вина, он все ещё намного превосходил обычных, нетренированных людей. Отметив дом с подходящими для его замысла балконами, нависающими над улицей, он свернул, сделал небольшой крюк по окрестным переулкам, потом внезапно ускорил шаги — и после нового поворота оттолкнулся от земли, ухватился за перила, перевалился на балкон. Сквозь зазоры меж вертикальными дощечками он видел появившихся из-за угла гвардейцев. Те оглядывались, ничего не понимая, потом отправились на поиски.
Немного подождав, Шертон спрыгнул на разбитую мостовую и чуть не поскользнулся, приземлившись. В голове шумело. В Верхнем Городе его снабдили амулетом с протрезвляющим заклятьем, но здесь, в мире-ловушке, этой штукой не воспользуешься. А жаль.
Бдительно озираясь, чтобы не нарваться на своих сопровождающих, он доплёлся до зверинца, обнесённого заплесневелой кирпичной стеной. Перелез через стену. Перелез неуклюже — сторонний наблюдатель вряд ли сделал бы такой вывод, но, по меркам самого Шертона, после основательной пьянки с Благодетелем он был более чем не в форме.
За оградой стоял острый звериный запах, в тёмных клетках горели чьи-то глаза, там урчали, фыркали, шебуршились. А в кирпичной сторожке возле запертых на засов ворот светилось окно, прикрытое шторкой. Кто-то из служащих дежурит… Огонёк погас — видимо, там задули свечу. Скрипнула дверь.
— Здравствуйте, — окликнул Шертон.
Интересно, что сделает сторож, обнаружив ночью на территории зверинца пьяного?
— Кто здесь? — тихий голос пожилого человека.
— Посетитель. Я приехал издалека, хочу посмотреть на ваших животных. Не откажетесь поужинать? У меня есть кое-какая еда.
— Идите сюда, — позвал сторож, пошире распахнув дверь.
Повозившись с огнивом, он вновь зажёг свечу, озарившую комнатушку с грубо сколоченным столом, двумя табуретами и дощатой лежанкой в углу. Шертон извлёк из кармана пакет с печеньем и плитку шоколада.
— Угощайтесь, — предложил он хозяину, худощавому старику в поношенной форменной ливрее служащего зверинца. — У вас нет чего-нибудь от перепоя?
— Капустный рассол есть.
Старик ушёл, вернулся с кувшином и щербатой глиняной кружкой. На его морщинистых бледных щеках темнели царапины, оставленные опасной бритвой, под левым глазом набухла паутинка капилляров. Взгляд мутноватый, усталый.
— Если пустите переночевать, я заплачу. Неохота пьяному куда-то тащиться на ночь глядя…
— Сюда-то вы как попали?
— Через забор. Меня зовут Арс Шертон.
Он налил себе холодного рассола и осушил кружку.
— Меня Паселей. Я тут теперь и за смотрителя, и за работника, и за сторожа… Из прежних один остался.
— А где остальные?
— Кто куда подались. Сейчас я кьянху заварю…
Кьянха — травяной настой на кипятке, широко распространённый в Облачном мире. Похож на чай. Паселей разжёг закопчённую медную жаровню в углу, поставил котелок. Шертон понемногу трезвел. За кьянхой с печеньем разговор наладился, и наконец он спросил, выбрав момент:
— Вам тут не страшно?
— Чего страшного-то? Звери не люди, худого не сделают.
— А как же адский зверь?
— А что зверь? Живёт себе… — Старик насупился и замолчал.
— Он ведь людей ест?
Паселей продолжал молчать, сосредоточенно размачивая в кьянхе квадратик панадарского печенья. На его лице проступило выражение обиды.
— Простите, — сказал Шертон. — Я понимаю, что вы в этом не виноваты.
— И она не виновата! А про неё все только худое говорят… Что дают, то и ест. Иначе с голоду помрёт, потому что ничего другого ей не дадут! Она этого не хочет, да и Обсидиановой ямы ей никак не выбраться, а железные запоры там такие хитрые, вовек не откроешь…
— Вы пытались её выпустить?
— Найда хоть и зверь, а разумна. Негоже её в яме держать.
— Как вы её назвали?
— Найда. Собака у меня была, Найдой звали. Все-все понимала… Потом её кто-то камнем зашиб, со зла. — Старик вздохнул. — Вот я и зову чёрного зверя Найдой. Ничего, откликается…
Итак, Нэрренират предпочла сохранить инкогнито. В её положении это понятно… Однако то, что великая богиня согласилась на собачье имя, Шертона изрядно удивило.
— Я должен потолковать с ней. Потом, когда совсем протрезвею.
— Зачем? — Паселей насторожился. Его взгляд остановился на рукоятке меча, торчащей над плечом гостя. — Вы что же… убивать её пришли? Думаете, она чудовище? Это люди к ней в яму людей кидают, а сама она никого не тронет! Она добрая! Когда мою внучку… — Его голос вдруг задрожал. — Ветяну мою… Двенадцать лет ей было… Только перед Найдой я и смог выговориться, а люди донесли бы… Что я, мол, враг нищей Халгаты, справедливыми революционными порядками недоволен…
Шертон молчал. Столько боли таилось за мутной поволокой усталости и печали, окутывающей его собеседника, что сейчас он не смел произнести ни слова, опасаясь ещё больше разбередить открывшуюся рану.
Паселей тоже замолчал, уставился в угол.
— Я не собираюсь её убивать, — выдержав паузу, сказал Шертон. — Она меня знает. Я пришёл, чтобы освободить её. Значит, запоры там сложные?
— Несусветно сложные! — встрепенувшись, начал торопливо объяснять Паселей. — Чернокнижное что-то… Защёлкиваются легко, а потом не откроешь. Я не одну ночь возился, да все без толку. То ли какое-то особое слово наложено, то ли ещё чего… И решётки не перепилишь, они заговорённые — любой инструмент враз тупится.
Маг должен справиться. Шертон потянулся за кувшином, налил ещё рассола.
— Когда её кормят?
— По утрам.
— Я уйду раньше, когда начнёт светать.
Паселей вышел в сени, зачерпнул котелком воды из ведра, опять поставил на раскалённую жаровню.
— Это люди творят зло, а не звери, — заговорил он, опершись локтями о стол. — Внучку мою Ветяну… Надругались над ней, она слегла в горячке и на десятый день умерла. И никто не в ответе… Ходил я жаловаться, суда просил, а мне от ворот поворот: мол, раз это сотворили гвардейцы из неимущего люда, нельзя их судить, потому как раньше их много притесняли и тем самым они заслужили снисхождение. Это, мол, революционная справедливость, которую принёс Благодетель! Вот так у нас теперь… А кто недоволен, тот враг.
— В яму спуститься можно? — выждав, спросил Шертон.
— Можно. Человек-то сквозь решётку пролезет, и лестница там привязана. Я как раз к ней собирался, к Найде, как вы появились. Мы часто разговариваем. Я рассказываю ей про дела в Суаме, а она, поверите ли, все выслушает и тут же скажет, как дальше дела пойдут. И ведь всегда угадывает! Она это называет мудрёным словечком — анализ. Вот так-то, животное иногда поумней человека будет…
— Она не животное.
— Вот-вот, и я говорю, разумное создание! А её в яму засадили, как дикого зузага. Между прочим, Найда меня надоумила, как сделать, чтобы зверей наших кормили. Вначале-то революционное правительство без довольствия зверинец оставило, я уж на помойках начал промышлять… Пожаловался ей. Она меня порасспрашивала, а потом велела написать в Палату прошение о признании животных бывшего королевского зверинца нищими животными. Мне это чудно показалось, а она говорит: мол, чтоб у них выиграть, надо сыграть по их правилам. Я тогда прямо в яме, под её диктовку, накорябал бумагу. И что бы вы думали?.. — Старик сделал паузу. — Помогло! Выдали грамоту с печатью о том, что наши звери — нищие звери, и поставили на государственное довольствие! Теперь хоть и худо-бедно, а каждый день зверьё кормим. У меня два паренька-помощника есть, днём приходят, а по ночам я тут один остаюсь. Да оно и хорошо, можно с Найдой поговорить…
— Пошли к ней! — Шертон поднялся.
Теперь он был в форме для объяснений с богиней.
Паселей зажёг мутный фонарь, погасил жаровню, задул свечу, и оба вышли в ватную темень. В скудном свете чернели прутья клеток, блестела вода в небольших круглых бассейнах. Под ногами поскрипывал гравий. В одной из клеток кто-то зарычал, почуяв чужака.
— Ну, тихо, тихо… — повернувшись в ту сторону, успокаивающе пробормотал сторож.
Свернув, они оказались на просторной открытой площадке. Блики света скользнули по полированному камню.
— Вот она, яма-то. — Старик поставил фонарь на бортик и позвал: — Найда!
Яму перекрывали две толстые литые решётки, одна над другой. Под второй свет дробился, отражаясь от узких сверкающих плоскостей. Внизу пошевелилось что-то большое и чёрное.
— Ты не один, Паселей? — спросил хорошо знакомый Шертону хриплый голос.
— Со мной тут человек… — Сторож оглянулся на гостя.
— Нэрренират, это я.
— Шертон? Надолго же ты исчез…
— Я нашёл врата-выход и вернулся за тобой. Сейчас я спущусь к тебе. Где лестница?
— Вот, — показал старик. — Осторожно, там на решётке ножи.
Перебравшись через скользкий бортик, Шертон сбросил в яму верёвочную лестницу, и через мгновение его подошвы коснулись каменного пола, устланного соломой. Следом за ним, прицепив фонарь к поясу, полез Паселей.
— Вот уж не рассчитывала, что мы с тобой ещё когда-нибудь встретимся! — насмешливо хмыкнула Нэрренират. Она лежала, наполовину свернувшись, возле идеально отполированной обсидиановой стенки.
— Когда ты забралась в винный погреб, я пытался отговорить тебя от идеи напиться в стельку. Если помнишь, ты послала меня подальше. И я не обещал, что буду вызволять тебя, если ты по пьянке попадёшь в неприятности.
— Ты сам сейчас пьян.
— Был. Пришлось выпить с Благодетелем Нищей Халгаты.
— С Сасханом? — В тёмных глазах богини что-то сверкнуло — то ли звериные огоньки, то ли крохотные отражения фонаря, покачнувшегося на поясе у сторожа. — Давно мечтаю познакомиться с ним поближе… Где Роми?
— О ней будет особый разговор. Перед тем как я освобожу тебя, нам надо кое о чем договориться.
Спустившийся Паселей поставил фонарь на пол и привычно уселся на кучку соломы у стены. Озарённый тусклым светом обсидиановый колодец играл несметным множеством бликов, холодно сияли прикреплённые к нижней решётке лезвия.
— Ну разумеется, я тебя отблагодарю. Миллион золотых скер наличными плюс бесплатный проезд по рельсовой дороге в течение всей твоей нынешней жизни. Устраивает?
— Вполне. Спасибо за щедрое предложение, великая, но ты должна ещё кое-что пообещать. Во-первых, ты не станешь мстить мне за то, что я не пришёл за тобой полгода назад. Ты не убьёшь меня, ни сама, ни чужими руками, и не причинишь мне вреда, ни физическим, ни магическим способом.
— Охотно обещаю, ты всегда мне нравился. Теперь мы договорились?
— Ещё нет. То же самое ты обещаешь насчёт моих спутников — это Роми, Лаймодий и Бирвот, здешний маг. Он полетит с нами в Панадар.
— Им я тоже не причиню вреда. Даю слово.
— У Бирвота есть какие-то свои дополнительные условия… Без него нам запоры не открыть. И последнее. Ты перестанешь преследовать Роми.
— Шертон, ты слишком много берёшь на себя, договариваясь за других. Повторяю, никому из вас я не причиню зла. Но что касается деталей… Ты уверен, что наверняка знаешь, чего хочет или не хочет Роми? Будет лучше, если каждый из твоих друзей заключит со мной договор самостоятельно. Решая за других, ты рискуешь вызвать их недовольство. При том варианте, который предлагаю я, мы избежим недоразумений. Приведи их сюда, и договоримся. Где они сейчас?
— За городом. Мы придём за тобой послезавтра, когда стемнеет. Учти, у нас не будет времени на торг.
— Я не собираюсь торговаться. Просто я хочу услышать их пожелания от них, а не от посредника.
Шертон смотрел на богиню с подозрением: уж не замыслила ли она какую-нибудь каверзу? Её звериная морда была лишена мимики, вертикальные кошачьи зрачки сузились в загадочные щёлки, голос звучал мягко и убедительно. Не разберёшь.
— Ладно… — Это у него нет времени на торг, у него и у Панадара! — Но в яму они спускаться не будут.
— А ты иногда бываешь тупым… — промурлыкала Нэрренират. — Боишься, что я возьму их в заложники? После того как я дала слово, что не причиню им вреда?
Он пожал плечами и сел на солому. Хмель все ещё до конца не выветрился… А солома тут чистая, никаких кровавых пятен. Шертон осматривался, богиня за ним наблюдала.
— Интересно?
— Ты вела здесь не очень-то достойную жизнь.
— Посмотрела бы я на тебя на моем месте… И на любого из вас! — Её сужающийся к концу длинный хвост агрессивно шевельнулся. — Я не хотела умирать, и я не умерла. А чтобы жить, я должна есть! Если ты решил, что мне нравится быть орудием казни, ты заблуждаешься. Одну ошибку я все же сделала: не убила этого… мерзавца афария, когда он был у меня в руках! Это он превратил Халгату в криминальное государство.
— Не думал я, что афарий на такое способен…
— Этот способен. В Нижнем Городе, когда я наняла его, чтобы выкрасть Роми, я вдоволь наслушалась его трёпа! Он напакостил не потому, что имел цель напакостить. Он действовал, исходя из благих намерений, …………, — богиня процедила отвратительное ругательство. — Шертон, ты бы видел, как изувечены тела тех несчастных, кого бросают ко мне в яму! Они все равно не смогли бы полноценно жить дальше. Единственное, что я могу сделать, — это убивать их быстро, без боли. Человек на моем месте сошёл бы с ума.
— Послезавтра ты будешь свободна, — избегая смотреть ей в глаза, угрюмо пообещал Шертон. Чувствовал он себя муторно.
— Если собираешься блевать, проваливай отсюда, — предупредила Нэрренират. — Только этого мне тут не хватало…
— Ничего, я в порядке.
— Когда я отсюда выйду, я прежде всего навещу Сасхана и Титуса. Никто не может использовать меня таким образом и не расплатиться за это.
Сверху что-то шлёпнулось, стукнув Шертона по колену. Гнилая картофелина.
— Зильды… — прошипела богиня. — Эти мерзкие твари швыряют сюда всякую дрянь. Ненавижу зильдов.
Шертона мутило — не от выпитого вина, а от того, как паршиво все сложилось. Не попрощавшись, он взобрался по верёвочной лестнице, вылез из Обсидиановой ямы и побрёл к сторожке. Зверинец занимал небольшую территорию, осенённую дырявым деревянным куполом, приподнятым над клетками на столбах-опорах. Сейчас купол канул во тьму, только слышно было, как скребутся и повизгивают наверху зильды.
Немного поплутав, Шертон вышел к кирпичному домику у ворот. Зажигать свечу не стал. Впотьмах устроился спать на полу, завернувшись в плащ.
Глава 5
Он покинул зверинец, едва облака начали наполняться светом, предупредив дремлющего на лежанке Паселея, что завтра к вечеру вернётся с друзьями.
Суама просыпалась тяжело, неохотно, как больной и вдобавок вляпавшийся в неприятности человек, который знает, что наступающий день не сулит ему ничего хорошего, и все равно должен встать, стряхнуть остатки сна, заняться опостылевшими делами.
С балконов и крылечек выплёскивали помои, за разбитыми окнами ругались. Несмотря на революцию, аристократический центр по-прежнему был обитаем, но теперь в кирпичных дворцах под корень истреблённой знати поселились новые люди. Те, кого раньше куда чаще можно было встретить в разбойничьих притонах или на больших дорогах. Мрачный небритый человек с мечом за спиной любопытства ни у кого не вызывал.
Шертон позавтракал в трактире. В былые времена это было заведение для благородных: кое-где на стенах уцелели ошметья пунцовой бархатной обивки, с потолка свисала на цепях позолоченная люстра в виде колёса с подсвечниками. Сейчас она своего назначения не выполняла, ибо кто-то предприимчивый все подсвечники из гнёзд повывинчивал. Разбитная девица в не по размеру тесном атласно-кружевном наряде придворной дамы, мятом и замызганном, принесла сухое жилистое мясо, пряные лепёшки, кружку пива и удалилась, хихикая.
Шертон угрюмо размышлял. Во-первых, ему не хотелось тащить в Суаму Роми. Вряд ли ей будет приятно окунуться в эту грязь… Но она должна заключить договор с богиней, и, кроме того, нельзя оставлять ребят в лесу без присмотра. Во-вторых, как провести их через город, не привлекая внимания? За время путешествия по Облачному миру загар у панадарцев сошёл на нет, но кожа Шертона и Лаймо все равно имела нездешний смугловатый оттенок. Вот у Роми, чистокровной идонийки, кожа от природы почти белая. Однако, погуляв по Нижнему Городу, все трое опять успели немного загореть. И одежда, чтобы не выделяться, нужна другая: лучше всего — излюбленные гвардейцами Палаты Нищих дорогие аристократические шмотки в самых немыслимых и безвкусных сочетаниях.
После трактира Шертон пошёл в королевский дворец. По площади перед монументальным каменным крыльцом слонялись одурелые с похмелья гвардейцы, к крыльцу подъезжали и отъезжали верховые. Его окликнули. Двое “удальцов”, которых приставил к нему вчера Сасхан. Они глядели на чужака, доставившего им столько хлопот, с подозрением и злобой. Шертон повернул им навстречу. Когда один открыл рот, он наградил его зуботычиной, второго ткнул пальцами в солнечное сплетение, заставив согнуться.
— Куда вы вчера делись, зильдовы дети? Сам Благодетель велел вам ходить со мной, а вы без меня умотали пить! Почему я спал в канаве, а не в постели?! Я искал вас, я, …, второй раз в вашем городе…
— Ты сам исчез! — держась за челюсть, начал оправдываться первый. — Это мы тебя искали!
— Плохо искали, — процедил Шертон.
Второй распрямился и уставился на него с ненавидящим прищуром.
— Ты, странник… За мной не пропадёт. Ты теперь ходи с оглядкой, усёк?
— Усёк.
В этот раз Шертон нанёс удар в полную силу, на поражение. Гвардеец-разбойник упал на грязную мостовую.
— Пошли, — окликнул Шертон первого. — Не люблю наглых.
Вчера он узнал достаточно, чтобы не обременять себя какими-либо принципами, общаясь с людьми Сасхана.
— Эй, молодцы-удальцы! Слушайте все! Речь держать буду!
На широком полукруглом балконе второго этажа появился Благодетель с дюжиной приближённых. Афария с изуродованным лицом среди них не было. Площадь отозвалась воодушевлёнными криками, она быстро заполнялась народом — видимо, о выступлении Сасхана людей оповестили заранее. Получивший по зубам разбойник юркнул в толпу. Неуютно ему было рядом с Шертоном. Через тело его товарища прибывающие переступали, как через бревно: к такому здесь привыкли.
Огладив ладонью светлую бороду, Сасхан Благодетель начал говорить. О том, что короли Мотони и Либны, дождавшись, когда просохнут дороги после поры ливней, двинули свои войска к границам Нищей Халгаты и злыдни урсабийцы собираются сделать то же самое, после того как у них закончатся новые выборы. Хотят разодрать Нищую Халгату на части, как найденный на дороге ничейный пирог! “А мы ихние пироги приберём к рукам и на всех поделим, потому как заодно с нами неимущие массы Либны, Мотони и Урсабы”.
— Это вы нарекли меня Благодетелем! — крикнул Сасхан. — Разве я когда-нибудь вас обманывал? Дадим же отпор захватчикам и всех врагов-кровопийц скормим адскому зверю! Они у нас узнают, что такое лютый страх! Человек отличается от зверя лесного только умом да хитростью, и больше ничем. Человек — это, молодцы, самая гадкая тварь, какую белый свет знает, уж такими мы созданы! Только страх держит человека в узде! Вот мы и заставим наших врагов-богатеев бояться и кровавыми слезами плакать, а мы сами теперича никого не боимся, для нас узды нет! Гуляйте, пейте, девок берите, каких захотите: я, Благодетель ваш, все разрешаю! Но чтоб к войне каждый был готов, чтоб ум свой молодецкий никто не пропил, чтоб меч ни у кого не затупился!
Ему ответил дружный одобрительный вопль.
— Гуляйте, да разум не теряйте! — величаво махнув рукой, напутствовал свою вольницу Сасхан и поманил пальцем Шертона. — А ты, странник, сюда поднимися, ко мне. Жду тебя в покоях.
Внутри дворец был загажен, как притон дурного пошиба в Нижнем Городе наутро после оргии. По дороге Шертону попалось несколько полуголых женщин в кружевах и драгоценной парче, нечёсаных, мутноглазых, опухших с перепоя. Они лениво возились с уборкой. От стен разило мочой. Витражные створки окон были приоткрыты, но гулявшие по галереям сквозняки не могли развеять зловоние.
Увидав Благодетеля на королевском троне, Шертон не удивился. Было бы странно, если б Сасхан облюбовал какое-нибудь иное местечко.
— Где тебя вчера нежить носила, странник?
— А, не знаю… Твои молодцы куда-то пропали, я вроде ещё где-то пил… С кем-то… Потом проснулся на улице под крыльцом и пошёл сюда.
— Так ты пропойца? — Благодетель неодобрительно покачал головой. — Это нехорошо…
— Я редко пью. Разве что когда загуляю. Значит, война не за горами?
— Не за горами. Нищей Халгате нужен человек, который сумеет командовать регулярными войсками. Я почему на тебя глаз положил? Ты ведь из тех же краёв, откуда пришёл монах Титус, у тебя и кожа похожего цвета, и обувка такая же, — он указал пальцем на высокие, со шнуровкой, панадарские ботинки Шертона. — Титус грамотен в военном деле, но он нынче совсем дурной стал, вроде больной девки. От него толку не будет. Вот я и подумал: может, вы с ним одному и тому же научены? Нам ведь туго придётся, коли на нас регулярные войска навалятся. Мы все больше привыкли, хе-хе, по лесам подстерегать путничков, набеги устраивать… Вот это по-нашенски! А генералов среди нас нету. Ежели их не найдётся, мы и сами с врагом управимся, да лучше б побыстрее и без потерь. А то провизии мало и засранцы деревенские ни пахать, ни сеять не хотят. Надобно бы нам поскорее прорваться за границу! Урсаба, Либна и Мотонь — страны богатые…
— Я согласен, — бесстрастно глядя на него, сказал Шертон. — Отчего же не позабавиться? Ты мне только дай, Благодетель, трех молодцов в помощники. И верховых гувлов, чтоб пешком пятки не отбивать. Надо осмотреть окрестности. Придётся построить укрепления для обороны — на случай, если враги подойдут к Суаме. Я посмотрю и скажу, где строить.
— Это дело, — оживился Сасхан. — А на строительство мы сгоним весь народ из города, кто раньше жил в достатке. Пущай теперь потрудятся на благо Нищей Халгаты! Как говорит мой друг Титус, богатые должны искупить вину за своё богатство.
— Я бы хотел увидеть этого Титуса. Раз мы с ним вроде как земляки… Где он?
— В герцогском дворце. — Благодетель хитро прищурился. — Сдурел он, странное городит, как в горячке, потому приходится его под замком держать. А на кой он тебе сдался, странник?
— Хочу поглядеть. Я давно не бывал там, откуда я родом.
— Ну, погляди, погляди… Щас я писца кликну, он тебе пропуск напишет. А то иначе к Титусу не пустят, я не велел.
— И ещё мне нужна генеральская одежда. Пусть мне покажут, где можно пошариться, я сам барахлишко подберу.
— Н-да, одет ты неказисто, не по-нашему, — окинув взглядом неброский костюм Шертона, покачал головой Сасхан. — Но смотри, странник… Не жалую я болтунов да предателей! Ежели ты меня предашь, пытать тебя будут десять дней подряд, а после в яму к адскому зверю бросят!
Шертон спокойно выдержал долгий испытующе-агрессивный взгляд Благодетеля.
Спустя час он выехал с королевского двора верхом на вороном гувле, в сопровождении трех разбойников. В кармане у него лежал пропуск во дворец герцога Вабигохского, где держат взаперти афария, а также пропуск в Суаму в любое время дня и ночи. Притороченный к седлу мешок был набит одеждой из парчи и атласа — Шертон подобрал её, под присмотром молодца-сторожа, в одной из дворцовых комнат, превращённой в сокровищницу. Там же он нашёл украшенную золотым тиснением картонную коробочку с пудрой.
Бывший дворец герцога Вабигохского, с пузатыми кирпичными полуколоннами, находился на соседней улице. Велев своей тройке ждать у крыльца, Шертон следом за охранниками вошёл в мрачноватый зал, увешанный охотничьими трофеями.
На первом этаже царил обычный разбойничий бардак. На втором было пусто, грязно и голо, как в манглазийских северных лесах поздней осенью. Охранники остановились перед большой дверью с полосками засохшего клея на месте содранных декоративных накладок.
— Иногда он на людей кидается, — предупредил старший, поигрывая кистенём.
Другой отпер дверь — и тут же захлопнул, едва Шертон переступил через порог. Аристократическая гостиная. Мебель и стены обиты подобранным в тон голубым атласом, на пыльном овальном столе бронзовый канделябр с тремя свечными огарками. Затоптанный паркет. Под потолком висит гирлянда деревянных фигурок — изображения добрых духов, которые так и не смогли уберечь Халгату от социальных потрясений. Окно разбито, зато снабжено витой решёткой. В углу ещё одна дверь.
Суама просыпалась тяжело, неохотно, как больной и вдобавок вляпавшийся в неприятности человек, который знает, что наступающий день не сулит ему ничего хорошего, и все равно должен встать, стряхнуть остатки сна, заняться опостылевшими делами.
С балконов и крылечек выплёскивали помои, за разбитыми окнами ругались. Несмотря на революцию, аристократический центр по-прежнему был обитаем, но теперь в кирпичных дворцах под корень истреблённой знати поселились новые люди. Те, кого раньше куда чаще можно было встретить в разбойничьих притонах или на больших дорогах. Мрачный небритый человек с мечом за спиной любопытства ни у кого не вызывал.
Шертон позавтракал в трактире. В былые времена это было заведение для благородных: кое-где на стенах уцелели ошметья пунцовой бархатной обивки, с потолка свисала на цепях позолоченная люстра в виде колёса с подсвечниками. Сейчас она своего назначения не выполняла, ибо кто-то предприимчивый все подсвечники из гнёзд повывинчивал. Разбитная девица в не по размеру тесном атласно-кружевном наряде придворной дамы, мятом и замызганном, принесла сухое жилистое мясо, пряные лепёшки, кружку пива и удалилась, хихикая.
Шертон угрюмо размышлял. Во-первых, ему не хотелось тащить в Суаму Роми. Вряд ли ей будет приятно окунуться в эту грязь… Но она должна заключить договор с богиней, и, кроме того, нельзя оставлять ребят в лесу без присмотра. Во-вторых, как провести их через город, не привлекая внимания? За время путешествия по Облачному миру загар у панадарцев сошёл на нет, но кожа Шертона и Лаймо все равно имела нездешний смугловатый оттенок. Вот у Роми, чистокровной идонийки, кожа от природы почти белая. Однако, погуляв по Нижнему Городу, все трое опять успели немного загореть. И одежда, чтобы не выделяться, нужна другая: лучше всего — излюбленные гвардейцами Палаты Нищих дорогие аристократические шмотки в самых немыслимых и безвкусных сочетаниях.
После трактира Шертон пошёл в королевский дворец. По площади перед монументальным каменным крыльцом слонялись одурелые с похмелья гвардейцы, к крыльцу подъезжали и отъезжали верховые. Его окликнули. Двое “удальцов”, которых приставил к нему вчера Сасхан. Они глядели на чужака, доставившего им столько хлопот, с подозрением и злобой. Шертон повернул им навстречу. Когда один открыл рот, он наградил его зуботычиной, второго ткнул пальцами в солнечное сплетение, заставив согнуться.
— Куда вы вчера делись, зильдовы дети? Сам Благодетель велел вам ходить со мной, а вы без меня умотали пить! Почему я спал в канаве, а не в постели?! Я искал вас, я, …, второй раз в вашем городе…
— Ты сам исчез! — держась за челюсть, начал оправдываться первый. — Это мы тебя искали!
— Плохо искали, — процедил Шертон.
Второй распрямился и уставился на него с ненавидящим прищуром.
— Ты, странник… За мной не пропадёт. Ты теперь ходи с оглядкой, усёк?
— Усёк.
В этот раз Шертон нанёс удар в полную силу, на поражение. Гвардеец-разбойник упал на грязную мостовую.
— Пошли, — окликнул Шертон первого. — Не люблю наглых.
Вчера он узнал достаточно, чтобы не обременять себя какими-либо принципами, общаясь с людьми Сасхана.
— Эй, молодцы-удальцы! Слушайте все! Речь держать буду!
На широком полукруглом балконе второго этажа появился Благодетель с дюжиной приближённых. Афария с изуродованным лицом среди них не было. Площадь отозвалась воодушевлёнными криками, она быстро заполнялась народом — видимо, о выступлении Сасхана людей оповестили заранее. Получивший по зубам разбойник юркнул в толпу. Неуютно ему было рядом с Шертоном. Через тело его товарища прибывающие переступали, как через бревно: к такому здесь привыкли.
Огладив ладонью светлую бороду, Сасхан Благодетель начал говорить. О том, что короли Мотони и Либны, дождавшись, когда просохнут дороги после поры ливней, двинули свои войска к границам Нищей Халгаты и злыдни урсабийцы собираются сделать то же самое, после того как у них закончатся новые выборы. Хотят разодрать Нищую Халгату на части, как найденный на дороге ничейный пирог! “А мы ихние пироги приберём к рукам и на всех поделим, потому как заодно с нами неимущие массы Либны, Мотони и Урсабы”.
— Это вы нарекли меня Благодетелем! — крикнул Сасхан. — Разве я когда-нибудь вас обманывал? Дадим же отпор захватчикам и всех врагов-кровопийц скормим адскому зверю! Они у нас узнают, что такое лютый страх! Человек отличается от зверя лесного только умом да хитростью, и больше ничем. Человек — это, молодцы, самая гадкая тварь, какую белый свет знает, уж такими мы созданы! Только страх держит человека в узде! Вот мы и заставим наших врагов-богатеев бояться и кровавыми слезами плакать, а мы сами теперича никого не боимся, для нас узды нет! Гуляйте, пейте, девок берите, каких захотите: я, Благодетель ваш, все разрешаю! Но чтоб к войне каждый был готов, чтоб ум свой молодецкий никто не пропил, чтоб меч ни у кого не затупился!
Ему ответил дружный одобрительный вопль.
— Гуляйте, да разум не теряйте! — величаво махнув рукой, напутствовал свою вольницу Сасхан и поманил пальцем Шертона. — А ты, странник, сюда поднимися, ко мне. Жду тебя в покоях.
Внутри дворец был загажен, как притон дурного пошиба в Нижнем Городе наутро после оргии. По дороге Шертону попалось несколько полуголых женщин в кружевах и драгоценной парче, нечёсаных, мутноглазых, опухших с перепоя. Они лениво возились с уборкой. От стен разило мочой. Витражные створки окон были приоткрыты, но гулявшие по галереям сквозняки не могли развеять зловоние.
Увидав Благодетеля на королевском троне, Шертон не удивился. Было бы странно, если б Сасхан облюбовал какое-нибудь иное местечко.
— Где тебя вчера нежить носила, странник?
— А, не знаю… Твои молодцы куда-то пропали, я вроде ещё где-то пил… С кем-то… Потом проснулся на улице под крыльцом и пошёл сюда.
— Так ты пропойца? — Благодетель неодобрительно покачал головой. — Это нехорошо…
— Я редко пью. Разве что когда загуляю. Значит, война не за горами?
— Не за горами. Нищей Халгате нужен человек, который сумеет командовать регулярными войсками. Я почему на тебя глаз положил? Ты ведь из тех же краёв, откуда пришёл монах Титус, у тебя и кожа похожего цвета, и обувка такая же, — он указал пальцем на высокие, со шнуровкой, панадарские ботинки Шертона. — Титус грамотен в военном деле, но он нынче совсем дурной стал, вроде больной девки. От него толку не будет. Вот я и подумал: может, вы с ним одному и тому же научены? Нам ведь туго придётся, коли на нас регулярные войска навалятся. Мы все больше привыкли, хе-хе, по лесам подстерегать путничков, набеги устраивать… Вот это по-нашенски! А генералов среди нас нету. Ежели их не найдётся, мы и сами с врагом управимся, да лучше б побыстрее и без потерь. А то провизии мало и засранцы деревенские ни пахать, ни сеять не хотят. Надобно бы нам поскорее прорваться за границу! Урсаба, Либна и Мотонь — страны богатые…
— Я согласен, — бесстрастно глядя на него, сказал Шертон. — Отчего же не позабавиться? Ты мне только дай, Благодетель, трех молодцов в помощники. И верховых гувлов, чтоб пешком пятки не отбивать. Надо осмотреть окрестности. Придётся построить укрепления для обороны — на случай, если враги подойдут к Суаме. Я посмотрю и скажу, где строить.
— Это дело, — оживился Сасхан. — А на строительство мы сгоним весь народ из города, кто раньше жил в достатке. Пущай теперь потрудятся на благо Нищей Халгаты! Как говорит мой друг Титус, богатые должны искупить вину за своё богатство.
— Я бы хотел увидеть этого Титуса. Раз мы с ним вроде как земляки… Где он?
— В герцогском дворце. — Благодетель хитро прищурился. — Сдурел он, странное городит, как в горячке, потому приходится его под замком держать. А на кой он тебе сдался, странник?
— Хочу поглядеть. Я давно не бывал там, откуда я родом.
— Ну, погляди, погляди… Щас я писца кликну, он тебе пропуск напишет. А то иначе к Титусу не пустят, я не велел.
— И ещё мне нужна генеральская одежда. Пусть мне покажут, где можно пошариться, я сам барахлишко подберу.
— Н-да, одет ты неказисто, не по-нашему, — окинув взглядом неброский костюм Шертона, покачал головой Сасхан. — Но смотри, странник… Не жалую я болтунов да предателей! Ежели ты меня предашь, пытать тебя будут десять дней подряд, а после в яму к адскому зверю бросят!
Шертон спокойно выдержал долгий испытующе-агрессивный взгляд Благодетеля.
Спустя час он выехал с королевского двора верхом на вороном гувле, в сопровождении трех разбойников. В кармане у него лежал пропуск во дворец герцога Вабигохского, где держат взаперти афария, а также пропуск в Суаму в любое время дня и ночи. Притороченный к седлу мешок был набит одеждой из парчи и атласа — Шертон подобрал её, под присмотром молодца-сторожа, в одной из дворцовых комнат, превращённой в сокровищницу. Там же он нашёл украшенную золотым тиснением картонную коробочку с пудрой.
Бывший дворец герцога Вабигохского, с пузатыми кирпичными полуколоннами, находился на соседней улице. Велев своей тройке ждать у крыльца, Шертон следом за охранниками вошёл в мрачноватый зал, увешанный охотничьими трофеями.
На первом этаже царил обычный разбойничий бардак. На втором было пусто, грязно и голо, как в манглазийских северных лесах поздней осенью. Охранники остановились перед большой дверью с полосками засохшего клея на месте содранных декоративных накладок.
— Иногда он на людей кидается, — предупредил старший, поигрывая кистенём.
Другой отпер дверь — и тут же захлопнул, едва Шертон переступил через порог. Аристократическая гостиная. Мебель и стены обиты подобранным в тон голубым атласом, на пыльном овальном столе бронзовый канделябр с тремя свечными огарками. Затоптанный паркет. Под потолком висит гирлянда деревянных фигурок — изображения добрых духов, которые так и не смогли уберечь Халгату от социальных потрясений. Окно разбито, зато снабжено витой решёткой. В углу ещё одна дверь.