Орлов Антон. Мир-ловушка

   Лежать на ребристой крышке сундука было неудобно, однако на сыром полу ещё хуже. Скорчившись, Атхий пытался уснуть. Раз этот тип, который за ним гоняется, до сих пор не объявился, можно передохнуть. Никакой он не служитель Карнатхора: боги обеспечивают защиту своим приверженцам, и те не. страшатся ночной нежити. Но лютый человек, воистину лютый, здесь Феймара права! Чего он орал-то вслед?.. Что-то насчёт его, Атхиевой, задницы… Припомнив эту подробность, Козья Харя поёжился от внезапно накатившего ужаса. Нет, этого самого он никому не позволит… Он только с девками согласен, хоть они, суки, и воротят от него нос.
   Выспаться ему не удалось, но подвал он покинул, едва рассвело. Выскочив наружу, столкнулся с тёткой, которая вышла из подъезда с пустой корзиной. Та удивлённо усмехнулась. Это показалось Атхию обидным, и он полоснул её ножом поперёк груди, а потом пустился бежать. Позади закричали.
   Возле поворота Козья Харя обернулся: женщина стояла около подъезда, прижимая к груди покрасневшие от крови руки, из окон обшарпанного трехэтажного дома выглядывали другие жильцы… А сама виновата, пусть не оскорбляет!
   Он со всех ног помчался к эстакаде. Скорее, пока не появился тот тип… Надо оторваться от него, а после разыскать Тубмона и получить свою долю за шкатулку: этот проныра небось уже все дела с заказчиком уладил.

Глава 9

   Титус сошёл с поезда на остановке Жёлтые Луга, сбежал по эскалатору и выскочил из-под арки на разогретую, как жаровня, каменную площадку.
   Внутри было прохладно и красиво. Снаружи — пыль, галдёж, сумятица запахов, жара.
   Никаких Жёлтых Лугов здесь не было и в помине. Только тонущая в мареве мозаика крыш, неровные мостовые, сточные канавы, заваленные мусором пустыри. Кое-где вдоль стен и заборов попадались островки горького желтоцвета. Его агрессивный, стойкий аромат перебивал все остальные запахи и у многих вызывал головную боль, но люди терпели, поскольку издревле считалось, что он отпугивает нечисть. Титус знал, что это не так, однако суеверия живучи.
   От эстакады вела вниз древняя гранитная лестница, её истёртые ступеньки оккупировали лоточники и нищие (на площадку перед аркой их не пускали служащие рельсовой дороги). К Титусу потянулось множество рук, но он промчался мимо, нахмуренный и целеустремлённый. Как говаривал один из его наставников, похмелье — злейший враг афария. За ужином Титус напился, дабы заглушить душевную боль, и теперь чувствовал себя муторно, а на специальные упражнения, избавляющие от симптомов похмелья, не осталось времени: Атхий опередил его, удрал на рассвете.
   Миновав лестницу, Титус остановился у её подножия, глянул в магическое зеркальце и с досады пробормотал непристойное ругательство, прихваченное у Эрмоары До-Энселе. Козья Харя с каждой минутой удалялся. Придётся за ним побегать… Титус активировал амулет, незримой нитью связанный с паучком, и устремился вперёд. Похмелье понемногу выветривалось.
   Отравленный шип надо удалить сегодня. Завтра будет поздно.
   Надвигались и уплывали назад тесно сдвинутые дома, их окна провожали бегущего человека равнодушными взорами. На одной из улиц за Титусом увязался зильд, но потом отстал. Амулет подсказывал, куда свернуть: афарий улавливал его сигналы, как собственные бессознательные импульсы, и безошибочно выбирал направление.
   Атхия он настиг в окрестностях храма Цохарра. Тут находился трактир, он же воровской притон — Козья Харя завернул туда пообедать.
   Поглядывая время от времени в зеркальце, Титус сидел на корточках за кустом акации в конце переулка и наслаждался передышкой. Пот на лице высох, рубашка всё ещё оставалась мокрой после долгого бега. Редкие прохожие обходили его стороной. Подошли двое стражников в шлемах с начищенными гребнями, спросили, кто такой. Титус вытащил из-за ворота цепочку с перстнем афария. Те, молча переглянувшись, двинулись дальше: и императорский двор, и Высшая Торговая Палата поддерживали Орден.
   В переулке стояли двухэтажные оштукатуренные дома, в незапамятные времена побелённые извёсткой, а теперь просто грязные. Притон выделялся среди них только вывеской — потемневшая доска, на которой смутно проступают какие-то разводы (в прошлом надпись и картинка). Над крышами высилась усечённая пирамида цвета заходящего солнца. Храм Цохарра.
   С тех пор как Цохарр взбесился и угодил в ловушку, храм пустовал. Всё ценное расхитили воры, в заброшенном здании завелась нежить. Здешние домовладельцы вскладчину заплатили магу, который очертил храм магическим кругом и наложил запирающее заклятье: это обошлось дешевле, чем менять место жительства.
   Из дверей трактира наконец-то вышел Козья Харя. Афарий, скрытый от него разросшейся акацией, пружинисто поднялся, нащупал за пазухой коробочку с золотой булавкой. Он воспользуется этой штукой для доброго дела, чтобы спасти Атхия. Неизвестно, как отнеслась бы к этому Эрмоара… но он ничего ей не скажет.
   С подозрением осмотревшись, Атхий сунул руки в карманы и расхлябанной походкой побрёл к другому концу переулка. Титус пошёл следом, постепенно ускоряя шаг, держа булавку наготове. Ещё два десятка ярдов…
   Тощему, в рыжих подпалинах, зильду, который сидел на крыше углового дома, Козья Харя чем-то не понравился, и он запустил в Атхия гнилой свёклой. Тот издал панический возглас, подпрыгнул, с диким выражением на лице оглянулся, увидал неотвратимо приближающегося Титуса — и пустился бежать со всех ног.
   Проклиная всех зильдов на свете, — и особенно вот эту бестию в рыжих подпалинах! — афарий побежал за ним. Булавку на бегу убрал в коробочку, спрятал в карман.
   Они миновали храм Цохарра. В скудной тени окрестных построек скорчились изнурённые люди в обносках. Не нищие, ибо они ничего ни у кого не просили. В их глазах застыла безмерная тоска.
   У каждого из великих богов есть свои приверженцы. Не последнюю роль тут играет расчёт: если живёшь в нестабильном, сложном, полном опасностей мире, лучше иметь могущественного покровителя. Но кое-кто поклонялся богам по иной причине.
   Среди обитателей Панадара встречались люди, полностью лишённые сознания собственной значимости, неспособные на самостоятельную умственную работу — и свою внутреннюю пустоту они заполняли раболепным преклонением перед высшими существами. Каждое из божеств Панадара, при всех своих скверных качествах, обладало яркой индивидуальностью. Подбирая крохи этой индивидуальности, их поклонники обретали иллюзию самодостаточности.
   Когда Цохарр исчез, его приверженцы, принадлежавшие к этой категории, пережили чудовищный шок. Кто-то из них сумел оправиться, прилепившись душой к другому божеству. Кто-то вскоре умер. Кто-то продолжал влачить призрачное существование, лишённое мыслей и иных чувств, кроме всепоглощающей тоски, ибо их мысли и чувства ушли вместе с Цохарром. Этих, последних, тоже оставалось всё меньше и меньше.
   Атхий и Титус промчались мимо, не вызвав у них даже искорки интереса.
   Полуразрушенные башни из тёмного кирпича, несколько кварталов подряд. Сюда никто не заглядывал, кроме вездесущих зильдов, но с наступлением темноты даже те отсюда удирали. В городе было не меньше десятка таких омертвелых участков. Тишина тут стояла особая: словно кто-то притаился в засаде, не издавая ни звука, готовясь к броску… Атхий и Титус разорвали её громким топотом и хрустом кирпичного крошева под подошвами. И потом ещё долго нечто незримое колебалось, постепенно успокаиваясь, как потревоженная стоячая вода.
   Трущобы. Козья Харя знал тут каждую щель, Титус не потерял его только благодаря подсказкам амулета.
   Один из рынков Нижнего Города, с длинными крытыми галереями для торговцев. Атхий опрокинул под ноги преследователю корзину грецких орехов, но в число обязательных для афариев тренировок не зря входит бег с препятствиями: Титус прыгнул, перелетел через опасное место и угодил в объятия налогового инспектора, степенно шествовавшего по проходу между прилавками в сопровождении раба, который держал над его головой расписной зонтик от солнца. Все трое, включая раба, рухнули на землю — к несказанной радости торговцев.
   — Ты чего?.. — прохрипел тучный инспектор, растерянно отталкивая Титуса.
   — Я это… человека спасаю… — пристыженно объяснил афарий.
   Вскочил и побежал дальше.
   Бычья площадь, храм Шеатавы — нагромождение блоков из чёрного базальта, на первый взгляд хаотичное, но, если присмотреться, подчинённое законам странной, варварской гармонии.
   Несмотря на устрашающий вид храма, Шеатава был богом очень даже приличным: он принадлежал к числу тех немногих, кто не требовал человеческих жертвоприношений. В жертву ему приносили быков и овец — и великий бог пожирал их, оборачиваясь гигантским львом, а людей не трогал. Вот и сейчас по широкой, заваленной навозом улице к вратам храма брело стадо быков с вызолоченными рогами, в сопровождении жреческой процессии. Животные нервничали, но двигались вяло, так как в течение трех дней перед церемонией им в питьё подмешивали наркотик.
   Атхий, а за ним и Титус вихрем пронеслись между вратами и стадом. Позади кто-то восторженно крикнул:
   — Знамение!..
   Козья Харя оказался вёртким и проворным, как зильд, афарий никак не мог его поймать, а время шло, солнце понемногу сползало к горизонту. Титус пытался на бегу объяснить насчёт отравленного шипа, однако обречённый Атхий его не слушал.
   Эстакада Нэрренират.
   Рельсовая дорога унесла их в другую часть города. Здесь теснились трехэтажные дома, оштукатуренные, но без фресок, из-за чего они выглядели странно голыми. Попетляв среди них, Атхий выбежал на площадь Пустых Фонтанов, загромождённую разбитыми каменными чашами. Фонтаны давным-давно не работали, в чашах зеленела пробившаяся сквозь трещины трава.
   На том краю площади ощетинились ребристыми колоннами казённые учреждения. Там как раз заканчивался рабочий день, и Козья Харя, рассчитывая затеряться в толпе, помчался из последних сил. Титус, наоборот, сбавил темп. Пусть Атхий успокоится и почувствует себя в безопасности — тогда-то он настигнет его, вонзит парализующую булавку и удалит шип.
   Он отстал от Атхия, однако не намного. Ровно настолько, чтобы тот потерял его из виду.
   Впереди, над крышами, гигантским раскрытым веером поднималось здание из белого и розоватого мрамора. Храм Нэрренират.
   Атхий устремился в ту сторону, а за ним и Титус. Увидав суетливую фигурку Атхия в конце улицы, которая выводила на площадь перед храмом, он с шага перешёл на бег. Булавку приколол к жилету на груди. Каковы бы ни были препятствия, он выполнит свой милосердный долг.
   Площадь Зовущего Тумана представляла собой обширное пространство, вымощенное в шахматном порядке чёрными и белыми плитами, пересечённое четырьмя ажурными колоннадами. В центре, где колоннады сходились, стояла на постаменте мраморная статуя десятифутовой высоты, с аметистовыми глазами. Изображала она прекрасную нагую женщину — великую богиню Нэрренират в человеческом облике.
   Затравленно озираясь, лавируя между колоннами, путаясь под ногами у паломников, которые направлялись к храму (Титус припомнил, что сегодня у приверженцев Нэрренират какой-то культовый праздник), Атхий двинулся наискось через площадь. Афарий постепенно сокращал дистанцию.
   В очередной раз оглянувшись, Козья Харя заметил его. На невзрачном прыщавом лице преступника отразилась смесь паники и злобной решимости.
   — Убью! — надсадно завопил он, сунув руку за пазуху. — Чего пристал, убью!
   — Я не причиню тебе вреда! — в который раз уже пообещал Титус, медленно приближаясь.
   — Вот у меня чего! — Атхий показал что-то, зажатое в кулаке. — Савбиев Огонь! Беги от меня, паскуда, убью!
   Амулет Ваттам, десятикратно увеличивающий остроту зрения, Титус носил на мочке правого уха, вроде клипсы. Прошептав коротенькое активирующее заклинание, он смог рассмотреть, что держит Козья Харя: небольшую коробочку с алым иероглифом на крышке.
   — Атхий, не надо!
   — Всех убью!
   Их голоса звенели, отражаясь от мраморных плоскостей. Эхо ещё не затихло, а губы Атхия начали беззвучно шевелиться.
   Савбиев Огонь — страшное оружие. Металлическая коробочка начинена веществом сложного состава: три компонента — естественного происхождения, четвёртый — магический. Если произнести заклинание, магический компонент мгновенно раскаляется, что позволяет трём другим составляющим вступить в реакцию, которая возможна лишь при очень высокой температуре. Когда разбуженная таким образом чудовищная сила разорвёт коробочку изнутри, сам Атхий не пострадает, ибо одна из частей активирующего заклинания обеспечит ему индивидуальную защиту.
   Правая рука афария сама выхватила из поясной сумки самострел, заряженный оловянным шариком. Был у него ещё один, с “сонными шипами”, но на таком расстоянии стрелять из него бесполезно. А шарик, благодаря магии, придающей ему начальное ускорение, бьёт на полторы сотни футов и свалит взбесившегося быка, не то что человека.
   Следя за губами Атхия, Титус поднял руку с самострелом. Это оружие сделано таким образом, что даже заклинания произносить не надо, нажал на спусковой крючок — и готово. Когда курок соприкоснётся с амулетом, сила, заложенная в него магом-оружейником, вытолкнет шарик.
   Он медлил. Время пока есть, ибо заклинание, активирующее Савбиев Огонь, довольно-таки длинное, и Титус отчаянно надеялся, что Козья Харя передумает, остановится. Он не хотел, чтобы на него пала чья-либо кровь. Избежать стези убийцы, ибо для убийцы нет оправданий…
   — Атхий, одумайся! — крикнул он. — Бегите, люди!
   Козья Харя продолжал шептать. Вот он дошёл до фразы, обеспечивающей защиту, и Титус, который читал по губам, произнёс эту фразу синхронно с ним. Сделал он это машинально, ибо так его учили наставники в Доме афариев. Теперь он тоже был защищён, однако все остальные… Он мог спасти их, нажав на спусковой крючок, но ведь за это придётся заплатить жизнью Атхия!
   Титус не хотел, не хотел, не хотел оказаться перед таким выбором.
   Козья Харя кончил шептать и швырнул в него коробочку. Раздался оглушительный хлопок, незримая сила бросила Титуса навзничь. Когда он поднялся на ноги, слегка оглушённый, в воздухе висели облака мельчайшей пыли. Среди развороченных плит и мраморных обломков корчились окровавленные люди. Некоторые не шевелились. Рассечённые трещинами колонны опасно покачивались.
   Атхий убегал. Титус побежал за ним. Он ни о чём не думал, думать он сейчас просто не мог. Знал только, что нужно довести начатое дело до конца… Он чуть не наступил на чью-то оторванную руку, поскользнулся в крови, и его стошнило.
   Воздух позади раздирали крики. Внезапно они смолкли, и тогда Титус всё-таки оглянулся: из распахнутых дверей храма Нэрренират выползал искрящийся лиловый туман; за считанные секунды он окутал изуродованную площадь, так что ничего больше нельзя было рассмотреть.
   Титус наконец опомнился от шока и понял, что плачет. Ничего, теперь всё обойдётся. Раз туман — значит, жрецы сумели призвать богиню, и та конечно же исцелит своих паломников. Все они будут здоровее прежнего… Он вытер дрожащей ладонью мокрое от слёз лицо и опять побежал за Атхием.
   Спасибо Создателю, что он не стал убийцей! На нём нет ничьей крови.
   Козью Харю он настиг около Медного моста. Этот древний мост соединял берега реки, исчезнувшей задолго до рождения Титуса и Атхия. Её пересохшее русло заполнили глинобитные лачуги, отделённые друг от друга крохотными виноградниками и чёрно-зелёными лоскутьями огородов. Сам мост тоже кто-то пытался приспособить под жильё: к перилам стоймя прикрутили прогнившие доски, сплели навес из ивовых прутьев. Но это было давно, сейчас тут никто не жил.
   Измотанного погоней Титуса наделил новой силой гнев: человек, которого он хочет спасти от смерти, едва не сделал его убийцей! Догнав Атхия, он уклонился от ножа, подсечкой сбил противника с ног и прежде, чем тот успел откатиться, вонзил ему в плечо золотую булавку. Атхий сразу расслабился и уставился на него с бессмысленно-покорным выражением.
   — Вставай! — приказал Титус. — Иди вперёд!
   Они вступили на мост, под сень ивового навеса. Титус глянул в зазор меж двух досок: внизу, по тропинке, брели четверо стражников. Что ж, он сдаст им Козью Харю, как только вытащит шип.
   — Снимай штаны! — приказал он с отвращением.
   Атхий подчинился. Сквозь щели в плетёнке проникали солнечные лучи, и чёрную точку смертоносного шипа Титус увидал сразу. Достав из поясной сумки пинцет, он вырвал шип из ягодицы Атхия, спрятал в коробочку, приложил к кровоточащей ранке тампон с целебным снадобьем. Всё. Козья Харя спасён!
   Подцепив ногтями сияющую головку булавки, Титус выдернул её. Атхий вздрогнул, запутался в спущенных штанах и во весь рост растянулся на пыльных досках.
   Снизу доносились, приближаясь, голоса стражников.
   — Я не могу тебя отпустить, — нависнув над преступником, мрачно сказал Титус. — Ты нанёс увечья невинным людям, в то время как тебе ничто не угрожало! Меня ведь интересовала только твоя задница…
   Козья Харя по-звериному взвыл, боком метнулся к перилам, протиснулся в дыру между досками и сиганул вниз.
   Испугавшись, что он расшибётся, афарий приник к щели. Нет, всё в порядке… Атхий приземлился прямо перед стражниками. Сейчас он что-то невнятно объяснял им, придерживая штаны и всхлипывая. Титус не смог разобрать ни слова. Зато раскатистый бас стражника прозвучал отчётливо:
   — Да это же Атхий по прозвищу Козья Харя! За него, голубчика, награда назначена… Ты арестован!
   — Ага, арестуйте меня! — шмыгая носом, судорожно затягивая завязки штанов, согласился Козья Харя. — Сам сдаюся в руки закона!
   На сердце у Титуса потеплело. Всё-таки не зря он гонялся за Атхием: тот раскаялся, повернулся лицом к добру и готов понести ответ за свои преступления. Усилия афария затрачены не напрасно, и те люди на площади пострадали не напрасно. Возблагодарив Создателя, Титус быстрым шагом пошёл прочь: он не хотел объясняться со стражей и впутывать в это дело Орден.
   Окружённый стражниками Козья Харя в это время плакал и никак не мог успокоиться: очнувшись без штанов, он испытал страшнейшее потрясение.
   — Демон это… — выдавил он, истерически всхлипывая. — Лютый демон… Околдовал меня до беспамятства и это самое… как называется… обесчестить хотел! А бегает он за мной уже который день, такой лютый… И далась ему моя бедная жопа…
   — Заткнись и иди! — Стражник, связавший ему руки, толкнул его в спину. — Ты столько людей ни за что порезал, какая там у тебя, засранца, честь!
   — Лучше в тюрьме пересижу… — всхлипнул Атхий. — А то вдруг он опять…
   — Тюрьма давно тебя ждёт, — кивнул другой стражник.
   Уловив, что никто ему не сочувствует, Козья Харя обиженно замолчал и поплёлся по тропинке, петляющей среди виноградников. Стражники шли следом, весело переговариваясь: они собирались, получив награду за поимку неуловимого Атхия, устроить гулянку.

Глава 10

   Нанятые ректором маги-сыщики установили, кто похитил шкатулку: некий Тубмон, изгнанный из Школы Магов за воровство, скользкая личность, небезызвестная в уголовных кругах Нижнего Города. Куда он делся после кражи — вот этого сыщики сказать не могли. Зато им удалось выяснить, что Тубмона разыскивают их коллеги, нанятые господином До-Пареселе из Департамента Постижения и Учения.
   Последнее ректора не удивило: молодой профессор-теолог Кагиларий, зять сего влиятельного сановника, — один из первых претендентов на его место. Стало быть, Тубмона нанял До-Пареселе, а проходимец обманул клиента и сбежал? Сыщики склонялись к такой версии.
   Розыски продолжались.
   В толпе нарядных людей, неспешно фланирующих по бульвару Монаршьей Милости, Шертон чувствовал себя чужаком. В закоулках Нижнего Города у него такого ощущения не возникало, а здесь, в Верхнем… Верхний Город — не его территория.
   Впереди заиграла музыка, плотность толпы увеличилась. Над головами гуляющих плавали радужные шары, похожие на мыльные пузыри. Время от времени то один, то другой беззвучно лопался, рассыпаясь фейерверком прохладных разноцветных блёсток. Фокусы императорских магов-учеников.
   Он узнал её сразу. Узнал и вначале удивился — что она здесь делает? — но потом вспомнил, что по выходным студентам разрешено покидать территорию университета. Шертон сам до сих пор не понял, что его привлекает в этой девчонке. Она была не очень-то в его вкусе: слишком юная, слишком хрупкая — дотронуться боязно. И вдобавок, как объяснил Венцлав, наркоманка. Несколько раз, встречая её в коридорах университета, он пытался завязать разговор, но она от него шарахалась, а Шертон избегал связываться с женщинами, которые его боятся.
   И всё же его к ней тянуло. Одно он знал наверняка: магия тут ни при чём (специально сходил к высококлассному магу, чтобы тот проверил его на предмет привораживающих заклятий).
   Беловолосая девочка не стала углубляться в толпу, остановилась у края газона, возле цветущей магнолии.
   — Привет, Романа, — окликнул Шертон.
   Её плечики под тонкой тканью студенческой рубашки напряглись. Она вежливо поздоровалась.
   — А мы с вами уже не в первый раз совершенно случайно оказываемся в одном и том же месте. — Он заметил припухлость и красноту вокруг её тёмных, с золотыми крапинками глаз. — Вы чем-то расстроены?
   — Нет. — Романа отступила в сторону толпы.
   — Знаете, я ведь специалист по части проблем… в том числе неразрешимых. Вдруг я смогу вам помочь?
   — Спасибо, это моё личное дело, — отрезала она, прежде чем скрыться за чужими спинами,
   Шертон шагнул было следом, но остановился. Хорош он будет, если начнёт гоняться за девчонкой… У неё своя жизнь, у него своя. Не сегодня-завтра сыщики Венцлава вычислят шкатулку, и тогда он наконец-то займётся делом.
   Несколько раз оглянувшись, Роми убедилась, что Шертон её не преследует, и сбавила темп.
   Солнце садилось, золотя установленные на высоких башнях чаши-ловушки. Впереди, за массой гуляющих, играли на арфе, над бульваром плыл аромат магнолий. Она забрела далеко от университета, и возвращаться не хотелось, но скоро придётся повернуть обратно.
   Клазиний и Фоймус сумели превратить её жизнь в пытку. В последнее время они постоянно угрожали ей изнасилованием, однако Роми не принимала эти угрозы всерьёз: не рискнут, поскольку тогда им от наказания не отвертеться. Но слушать их всё равно было противно.
   Её тело покрывали синяки и рубцы, один раз ей за шиворот плеснули какую-то дрянь, от которой кожа потом целые сутки зудела.
   Может, зря она ничего не сказала Шертону? Роми давно уже заметила, что руки у него не такие, как у большинства её знакомых: жёсткие и сильные, с загрубевшими костяшками, ребро ладони — сплошная мозоль. Человек с такими руками должен кое-что знать о драках и убийствах! Вдруг бы он посоветовал, что делать…
   Нет. Вряд ли. Роми горько усмехнулась, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей
   Она ведь уже пробовала поговорить о своих проблемах с Титусом. Наверняка Шертон скажет ей то же самое. Тем более, что он друг ректора!
   Она всё сделает сама, без чужой помощи.
   Весь день Титус добирался сквозь лабиринт Нижнего Города до квартала Сонных Танцоров. Воспользоваться рельсовой дорогой Нэрренират он не осмелился.
   И надо же было случиться, чтоб Козья Харя вспомнил про коробочку с Савбиевым Огнём на площади Зовущего Тумана! Богиня и без того разгневана, взрыв около храма вряд ли поспособствовал улучшению её настроения. С теми, кто навлёк на себя её гнев, Нэрренират расправлялась быстро и жестоко. Вдруг она не станет вникать, кто активировал бомбу, и кара падёт на Титуса — просто потому, что он тоже там был?
   Переночевал он в одной из гостиниц, рассчитанных на припозднившихся прохожих, которых полночь застигла вдали от дома. На рассвете тронулся в путь. Пешком. По дороге ему несколько раз попадались информарии, украшенные зазывно-яркими вывесками: любой желающий может зайти туда, заплатить магу-хозяину и узнать последние новости — например, много ли народа погибло на площади Зовущего Тумана. Ничто не мешало Титусу это сделать, но он не смог себя заставить. Потом.
   Обдумывая, как бы поубедительней оправдать непредвиденную задержку, он дотащился в сумерках до гостиницы Бедолиуса. Пожалуй, стоит сказать, что он выполнял не терпящее отлагательств важное задание… Да, такое объяснение нельзя назвать ложью.
   Похожий на жреца секретарь в этот раз хранил ледяное молчание, даже на приветствие не ответил. Поймав его неприязненный взгляд, Титус слегка удивился: в чём дело?
   Распахнулись рассохшиеся дверные створки с красно-сине-жёлтыми витражами. Эрмоара стояла посреди комнаты.
   — Госпожа, я должен перед вами извиниться, ибо я пришёл без Роми, — начал Титус, выпрямляясь после почтительного поклона. — Видите ли, я занимался чрезвычайно важным делом…
   — Ублюдок!
   Тяжёлая затрещина отшвырнула его к двери, ещё несколько пядей — и он бы врезался затылком в одну из створок. Эрмоара ударила раскрытой ладонью, и теперь левая щека горела, как обожжённая. Морщась и моргая, афарий сообразил: заклятье силы. Да, наверняка заклятье силы… Иначе субтильная пожилая дама не смогла бы простой пощёчиной сбить его с ног. А он даже среагировать не успел!