Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга вторая. Алёна

   – По такому обвинению, как у тебя – запросто.
   – Но мне уже пятнадцать! шестнадцатый.
   – Акселерация. Всё спишем на акселерацию. Настаивай на том, что тебе без недели четырнадцать. Поверь моему опыту, ни одна экспертиза не подтвердит и не опровергнет. А у вас со скольки казнят?
   – Ннне знаю. Мне кажется, вообще не казнят. Нет, читала про какого-то маньяка.
   Того расстреляли. А женщин, по – моему нет.
   – Ну, не важно. Скажи, Стелла, только по честному, мне же тебя защищать. Ты всё это сделала?
   – Наверное, я, – вздохнула девушка. Я не знаю… Но так получалось. Я очень злилась, и они падали. Я не видела, чтобы они… Но потом сказали. И вот этого, патлатого из банды… Всё время забываю…
   – Рон?
   – Ну да. Я крикнула и он упал.
   – А что крикнула?
   – Сдохни, сволочь!
   – Что?
   – В общем, умри, – спохватилась Алёна, что кричала на русском языке.
   – То есть ты кричала на своём языке, а он всё равно понял и умер?
   – Ну да. А… что врачи говорят? Отчего он умер?
   – Знаешь, вот такой толстый неприятный, на пирсе…
   – Помню, Фант.
   – Его тебе и не вменяют. По заключению врачей он умер от жутчайшего припадка эпилепсии… Хотя, никогда ею и не страдал. А вот Рон…
   – Да?
   – У Рона – резаные повреждения желудка, печени и почки. Словно, его же навахой.
   А эти, в отеле, от острого болевого шока.
   – И всё?
   – А тебе мало? Тогда слушай – причину слепоты установили как невосстановимое поражение зрительных нервов.
   – От чего?
   – От неизвестного воздействия. Может, от какого газа, может, вируса. Это у тебя будут спрашивать, что ты с ними сделала и как?
   – Я же говорю, я злая была. Этот, в отеле, он подглядывал, когда тот, здоровый, меня хотел… А те, те тоже пялились, когда я… – Алёна спохватилась и замолчала.
   – А где скрывалась? – вроде бы как и не заметил паузы адвокат. – я к тому, что если люди подтвердят… Ведь знаешь, что некоторых арестовали, как сообщников.
   – Ай, ну какие там сообщники, – и девушка передала защитнику ту же байку.
   – Странно. После таких чудес они тебя даже ночевать не оставили?
   – Побоялись, наверное, – пожала плечами девушка. Да и не хотела я. Сама боялась.
   Никому не верила. Пока с Фернандесом и Уго не познакомилась.
   – Ну, более – менее ясно. Точнее, ничего не ясно. Кто же ты такая?
   – По большому счёту – не знаю, – вздохнула девушка.
   – Ладно, будем разбираться, – вздохнул защитник и нажал кнопку.
   – Теперь я разъясню тебе твои права и допрошу по предъявленному обвинению, – вошёл в камеру шеф полиции. А вот этот офицер- кивнул он на молоденького щуплого полицейского будет вести протокол. Итак, фамилия, имя, возраст.
   – Стелла Роуз, пятнадцать лет.
   – Но… – подхватился защитник.
   – Не хочу врать по пустякам.
   – Пустяки? – возмутился и капитан.
   – Спрашивайте дальше.
   Когда девушку отвели в отдельную камеру, оставшиеся дружно закурили и несколько минут помолчали.
   – Ну и, – нарушил молчание капитан.
   – Не знаю. Не верю. Чтобы такая девчушка… чертовщина какая-то, – ответил защитник.
   – Откуда она всё- таки?
   – И думать нечего. Явно русская. Она на смертной казни попалась.
   – Она много где уже не применяется. Это не показатель!
   – Но кэп, она же русская! Вы знаете. Из того, что в борделе накопали, знаете.
   – Ладно, будем считать, что она попалась на смертной казни. Что ещё?
   – Она верила в то, что говорила. По крайней мере тогда, наедине. А с вами просвечивалась неискренность. Девочка не любит врать, но кое в чём врёт.
   – Да, там, где выгораживает дружков.
   – Скорее, дружка. И его родственников. Но тем не менее, кэп, их вам придётся выпускать. Такое ходатайство я заявлю.
   – А уж это, мэтр, не ваша забота. Вы защищаете кого? Вот и защищайте!
   – Я за справедливость, кэп. Ради этого даже вот на такое сотрудничество иду – он обвёл рукой камеру. На беседы с прослушкой. Для пользы дела. И тут, думаю, освободить всех этих задержанных – для пользы дела.
   – Не убедили, но подумаю. Ладно, мэтр. Имейте в виду, вот – вот нагрянут федералы. Они уже сорвались из своих засад, умники, – довольно фыркнул шеф полиции. – Мы им опять утёрли нос. А остальные, о ком вы печётесь, всё- таки числятся за ними. Ох, чувствую, хлебнём мы с ней. Скорее бы её в центр. Вот, слышите? Что там? – крикнул он, уже выходя из камеры. Это был какой-то рёв теплоходной сирены. Вскоре показался и сам теплоход – здоровенная неприятная женщина в полицейском мундире.
   – Вот, сержант начала новенькую обыскивать, а той не понравилось.
   – Онааа, сволооочь, скааазааала, неее трооогайтеее, а яяяааа, кааак полоооженнооо. И вооот – сержант протянула свои руки, на которых страшно вздулись пальцы и запястья. Они чем-то стали похожи на клешни огромного краба.
   – Немедленно в госпиталь! Новенькую – в одиночку. Вход к ней кого бы то ни было – только с моего позволения. А вам, сержант, я говорил и не раз, личный обыск надо проводить действительно, как положено.
   – Ноо яяяя…
   – Всё, в госпиталь.
   Оказавшийся свидетелем этой сцены мэтр не удержался и прыснул в спину удалявшейся женщине.
   – Да, мэтр, да, эта девушка не так проста. Лучше её не гневить. А то тоже что, не дай Бог, распухнет. Чем грешим.
   Распрощавшись с защитником и дав ещё некоторые указания, капитан взял протокол и куда-то отправился в своём полицейском автомобиле.
   Одиночка была сухой и горячей, как духовка. Но Алёне сейчас было не до этого.
   Что с Фернандо? Если с ней почти галантно беседовал начальник полиции, то это не означает, что вот так копы ведут себя со всеми. И где все остальные? Вспомнив опыт со шпиком в кустах, девушка легла на покрытую каким-то тряпьём кровать и решила попробовать прозондировать тюрьму. Яркий свет в камере поначалу мешал сосредоточиться. Потом начал приставать надзиратель, крича в окошко, что лежать до отбоя нельзя. Для начала девушка послала ему ту самую усыпляющую волну и вскоре услышала из-за двери похрапывание. Прикрыв глаза, Алёна начала мысленно заглядывать в камеры – вначале близлежащие, а затем – во всё более и более дальние. Вскоре ей пришлось прерваться, приходя в себя – на такие черные, мрачные или огненно – болезненные чувства она наталкивалась. И почти везде боль, боль, просто физическая боль. Бьют здесь. И крепко бьют. И не только охранники.
   Вот в той, через две камеры, сейчас два явных уголовника избивают и без того уже избитого… Господи, Фернандо! Девушка вскочила с койки и кинулась на стену. Как и в прошлый раз, она тут же оказалась за стеной, абсолютно голая. Не обращая внимание на дружное:" Ах!" трёх сидевших в ней мужиков она с криком перепрыгнула двумя шагами и эту камеру и оказалась там, у Фернандо. Бедного парня распластали на полу и смачно покрякивая били ногами. Они были неприятны, они были черны даже в мыслях, закоренело подлы и мерзки по своей натуре. По крайней мере, так определила Алёна, выжигая своим гневом их нервы.
   – А вы, – обернулась она к троим остальным, вжавшимся в стены- немедленно его на койку, обмойте и помогите. И если ещё кто хоть пальцем! – Девушка склонилась над Фернандо, проверяя, насколько опасны новые повреждения. Ничего серьёзного. На всякий случай она погладила юношу своими целительными лучами. Тот открыл глаза, улыбнулся.
   – Я буду рядом. Потерпи, – прошептала она. Но надо было исчезать. На крики бьющихся в судорогах уголовников уже гремели в коридоре тяжёлые шаги. Алёна вновь вошла в стену.
   – Во бля! Опять! – отреагировали на повторное появление голой девушки в соседней камере.
   – Цыц! Ничего не было! Иначе языки поотсыхают! – бросила она вытаращимся соседям.
   Для наглядности она на минуточку похолодила им языки. Просто вспомнила, как на спор зимой лизнула железную дверную ручку. Мужички взвыли, а Алёна уже одевалась в своей камере. Потом её затрясло и девушка рухнула в койку. Такие упражнения, возможно, с непривычки, отняли много энергии и кудесница уставилась немигающим взглядом на мощную, вмурованную в потолок лампу.
   Некоторое время персоналу изолятора было не до неё. Страшно орали отморозки в шестой камере. Выли трое мошенников в пятой. В четвёртой было тихо – настолько тихо, что прислонившись спиной к её двери, смачно храпел надзиратель. Это было вообще невиданно и неслыханно. Но не смертельно. Надзирателя заменили, уголовников отволокли в госпиталь, к этой мелкой сошке из пятой доктор заглянул сам.
   – Не знаю, чего они там лизнули, но у всех троих что – то вроде ожогов кончиков языков. До чего только эти придурки не додумаются!
   – Но что?!!! Что они могли горячее лизать? И зачем?!!! – изумился лейтенант.
   – Из горячего – только лампу. А зачем – вы у них спросите. Может, так надумали в госпиталь попасть?
   – Ладно. Спросим, – скривившись пообещал коп.
   Но если происшедшее с незадачливыми мошенниками вызывало весёлое недоумение, то дела с женщиной – сержантом и бандитами из шестой были гораздо тревожнее. Руки у сержанта нетрадиционной ориентации продолжали опухать и эта опухоль поднималась всё выше. А страшно пухшие пальцы на кончиках начали темнеть.
   – Словно яд. Как змея укусила.
   – Она и есть змея. Я сразу почувствовала. Как только увидела…
   – Чего тогда тискать начала?
   – Я попросила бы вас, док! – взревнула сержант.
   – А! – махнул рукой врач. – Перед смертью уже не грозиться, а исповедоваться надо.
   – Перед смертью? Но док!!!
   – Вы же полицейский. Примите мужественно правду. Я не знаю противоядия. Мы сейчас же вас отправим в центральную больницу. Но и там – сомневаюсь. Поэтому…
   – В больницу? Сомневаюсь? – сержант вскочила и рванулась из госпиталя. Ураганом разметая всех на своём пути, она добралась до камеры "змеи", одним ударом опухшей руки оглушила надзирателя и ворвалась к Алёне. Упав перед девушкой на колени она с мольбой протянула к ней свои ужасные клешни.
   – Пощади! пощади и помилуй! Никогда больше! Никогда! Думаешь, это блажь у меня?
   А кому из мужиков я нужна такая? У меня двое детей, и то мужики по большой пьяни…
   А потом оба сбежали. Наутро! Но… Моя вина! Моя вина! Никогда больше! Детей жалко!
   – А чужих? Таких как я?
   – Но я же… Я же… Пощади!
   – Ладно. Встаньте. Руки вот сюда, на койку, пожалуйста.
   И сержант с изумлением увидела, как из тонких пальчиков девушки, протянутых над её распухшими ручищами, полились тонкие лучики.
   – Вот и всё.
   – Всё?
   – Да, сейчас опухоль начнёт спадать и скоро совсем пройдёт. Но если вы вновь к кому -нибудь, как ко мне…
   – Не будет этого! Ох, не будет! Спасибо тебе, – пообещала женщина, наблюдая, как её клешни начали уменьшаться в размерах. – Если что будет надо… пределах дозволенного, конечно…- продолжила она, поспешно выходя из камеры. Ведь кто её знает, эту ведьму. Ещё что опять не понравится и нашлёт какую проказу.
   – Спасибо, но мне пока ничего… – начала девушка, но дверь камеры уже захлопнулась.
   – Вот, док! И не док ты, а так…, – уже набравшись наглости потрясала через некоторое время сержант своими руками перед носом полицейского врача. – Ишь ты:
   " Перед смертью! Не знаю противоядия!" А девка эта без всяких противоядий!
   – Это она? Во даёт! – восхитился врач, несмотря на язвительный тон сержанта. – Эй коллеги, может, и этих, из шестой, не отправлять, а к новенькой на исцеление? – отмахнувшись от злорадствующей женщины, он кинулся к врачам, хлопотавшим над скрюченными татуированными телами.
   – Нет, коллега. Их не на исцеление, их на исповедь. По всем показателям, какой-то яд, типа нервно – паралитического. Словно выжигает нервы. С периферии к центру.
   Сейчас же отправляем, хотя – не жильцы. А между нами – врач отвёл в сторону коллегу – пусть подыхают. Мразь ещё та.
   Вошедший в камеру Алёны "федерал" сразу не понравился девушке. Низенький даже для представителей этого народа, он был ни стройным, ни гибким, а каким-то иссохшим что-ли. Гадкое угреватое лицо с подвижными губами. Нижняя, брезгливо искривившись, отвислая, верхняя, приподнятая, будто в оскале. Вместе – приоткрытый в брезгливом оскале рот с жёлтыми прокуренными зубами. Глаза на выкате. Наглый взгляд. Впалые щёки. И какие-то мерзко-маленькие, крысиные ушки.
   Чем-то он был похож на Алёниного одноклассника Игоря. Тот при такой внешности был переполнен ядом и постоянно готов к подлостям. Этот, федерал, видимо, тоже.
   Он молча постоял у входа, бесцеремонно рассматривая девушку, затем вихлястой походкой, раскачивая своими иссохшими бёдрами, подошёл и уселся рядом с девушкой на койку.
   – Будем знакомится, – изобразил он улыбку.
   " Гиена" – вспомнила Алёна. Точно, всё вместе создавало образ гиены. Всё же отличался он от одноклассника. Того они звали "Шакалёныш". И ещё "Гадёныш". Это подходило и к нынешнему.
   – Я сотрудник эээ одной государственной организации, защищающей безопасность государства. Как меня звать, тебе знать не обязательно, будешь ко мне обращаться:
   "господин офицер".
   " Что-вы, что-вы, какие мы" – подумалось Алёне. Этот хлыщь, в свои двадцать пять лет, получил, наверное, лейтенанта и теперь важничает. Она вспомнила, как надувался гордостью один из выпускников их школы, приехавший домой уже не в курсантских, а лейтенантских погонах.
   – О себе скажу, что я веду особо важные дела и в отношении особо опасных преступников, угрожающих основам нашего государства. поэтому, если я здесь и беседую с тобой, то ты вляпалась в очень гадкую историю.
   – Я это знаю, – вздохнула Алёна. – Скажите, а эти… публичные дома, эти банды, они действительно так опасны?
   – Какие публичные дома, какие банды?
   – Ну, я же рассказывала. И если вы приехали, значит…
   – Я расследую факты группового убийства и увечий. По нашим данным, у тебя имеется какое-то эээ пока неустановленное оружие. Или газ, или ещё что… И это ты мне расскажешь, правда? И это будет серьёзным смягчающим обстоятельством. может, даже, исключительным. Во всяком случае я смогу ходатайствовать перед присяжными…
   – Это что? Меня судить будут?
   – А ты думала, за пять убийств награждать?
   – Но они же первыми! Они… Я же рассказывала.
   – Я знаю, слышал. Читал – поправился он. На самом деле "господин офицер" прослушал записи бесед арестованной с начальником полиции и " наедине с защитником". – Но меня это не интересует. Это всё – здешнему следователю. Моя проблема и мой вопрос – где оружие.
   – Да нет никакого оружия! Я же говорила…
   – Послушай, детка – начал терять терпение собеседник. Те, с кем я общался по долгу службы зовут меня Челюсти. И знаешь почему? Пережую, выдавлю все соки, выдавлю всю правду, а потом выплюну. Но, думаю, нам с тобой это не понадобиться, правда?
   – Правда, – согласилась Алёна, рассматривая гадёныша внутренним зрением. Она тоже начинала терять терпение. А эти намёки напомнили ей про избитого Фернандо.
   У этой Гиены был на удивление здоровый организм. Все органы. Но ничего. Проучить можно. Только легонько, – вспомнила она, что происходит при её необузданном гневе.
   – Скажите… эээ… господин офицер. Вы не страдаете эээ анурезом?
   – С чего это ты взяла? – аж подпрыгнул офицер.
   – Ну, мне кажется, что вы… эээ мочитесь и дома в койку, и при начальстве и при подчинённых.
   – Бред какой-то! Ты что? Издеваться? Господи! Господи Боже!
   Последних три слова он уже прошептал, глядя, как расплывается пятно на его брюках.
   – Я же говорю. И теперь всегда, при девушках, при подчинённых и особенно, при начальстве…
   Гиена с каким-то повизгиванием вылетела из камеры, а Алёна, довольно улыбаясь, растянулась на койке. Этот тоже наверняка прибежит молить о пощаде. С таким заболеванием он уже не офицер. А власть любит. Договоримся. А что если поискать остальных? Ведь Фернандо я нашла. И девушка продолжила мысленно ощупывать камеры.
   Капитан полиции и федерал встретились позже назначенного срока. Оба были хмуры и озабочены. И всё-же коп с удовлетворением рассматривал физиономию представителя нелюбимого им ведомства. Впервые с это гиенной морды съехала эта смесь самоуверенности, безгрешности и брезгливого отвращения к окружающим. Он был чем -то потрясён и напуган.
   – Ваш бос звонил? – высказал догадку кэп.
   – Нет. Ещё нет.
   – Тогда подождём. Я получил указания… о которых вы должны узнать от вашего шефа. До этого можем поговорить о других задержанных. Думаю, что их следует уже отпустить. Мой босс считает, что…
   – Господин капитан, они числятся за нами. И решение о них буду принимать я! – вновь обретая самоуверенность, скривил свой рот Гадёныш. Но в это время зазвонил телефон.
   – Да. Да. Передаю. Ваш – прошептал коп, протягивая трубку федералу.
   – Слушаю. Да. Так. Первый? Первый вариант? Господи! – вдруг прошептал " господин офицер", сжимая ноги и хватаясь свободной рукой за ширинку в брюках.
   – Да- да слушаю, – сдавленным голосом продолжил он. – Понял. На моё усмотрение.
   Господи!
   Сидевший кэп, вытаращив глаза, смотрел, как на джинсах говорившего расплывается пятно. Когда пахнуло аммиаком, пропали последние сомнения и капитан начал раздуваться, сдерживая смех.
   – Да. Всё понял. Принимаю к исполнению. Что с ранее задержанными? Здесь предлагают… На моё усмотрение? Слушаюсь.
   Федерал положил трубку, мутным взглядом посмотрел на багрового капитана и пробормотав " минутку" пулей вылетел из кабинета.
   – Сцыкун – прохрипел коп и, наконец, расхохотался. Как бы не был серьёзен последующий разговор, но это. Но это… И капитан, вытирая слёзы, вновь расхохотался.
   Но уже через пол- часа они вновь встретились в этом же кабинете. Переодевшийся федерал и отсмеявшийся полицейский хмуро курили.
   – Я прямо заявляю, что мне это не нравится, – начал, наконец, капитан. – Но я на службе. Как и вы. Мне поручено оказать вам содействие… сегодня ночью. А потом убедится в… происшествии и подтвердить ваши выводы, какими бы они ни были.
   – Даже если я скажу, что это вы?
   – Не скажете. Самоубийство.
   – Об этом не говорилось. Откуда вы знаете, что такое "первый вариант"? – вскинулся Гадёныш.
   – Не знаю я никаких вариантов, молодой человек. Просто сейчас нас всех дёргает за ниточки кто- то, повыше вашего и моего шефа.
   – Возможно- возможно… И всё-же, не забывайтесь, господин капитан!
   – Нет, что вы! Разве такое забывается!
   Поняв намёк, федерал было окрысился, но капитан сидел с таким непроницаемым видом, что его слова можно было бы отнести и к предстоящей совместной "операции".
   – Думаю, для чистоты и убедительности следует всё-же отпустить остальных, задержанных по делу. Вроде как всё выяснилось, действительно во всём виновна одна психованная малолетка, которая… – ну, понимаете, – развил идею убедительности анурезный офицер.
   – Вы не погодам мудры. Небось, не одно такое дельце… разрешили, – на всякий случай польстил юнцу кэп. Да и почему бы не польстить этому ссыкуну, если его решение совпадало с его мыслями.
   – Да нет. Это моя первая на таком уровне. Но до этого на месте… тоже…справлялся.
   Вот и оценили, – купился на похвалу Гадёныш. – Я думаю, что это вы объявите для прессы, что всё разъяснилось и все подозреваемые освобождены?
   – Я согласен, – проворчал начальник полиции. – Но как объяснить сами убийства?
   – Газ. Сильнодействующий газ в баллончике. Кстати, это объясняет и ослепления тоже. Мы и сами…
   – А эти… исцеления?
   – Гипноз.
   – Не похоже.
   – Ваши заботы, – начал вновь злиться федерал.
   – Да-а. Ладно… Пойду собирать эту пишущую хевру.
   – Э, нет. Пресс-конференцию уже собирают. Хотите чистеньким выскользнуть? Не выйдет. Гадёныш схватился за мобильник и вскоре в кабинет ввалились двое очень неприятных личностей. Вроде обычные, серые, точнее, коричневые аборигены. Обычно одеты, обычно пострижены. Обычного роста и телосложения. Даже лица без особых примет. Но Каинова печать проступает всегда – и через серость и сквозь непомерную яркость. Бог метит убийц безошибочно. И надо быть таким же уродом или отпетым циником, чтобы этой печати не заметить. Во взгляде, в жестах, в мимике.
   Это были два федеральных специалиста по " особым поручениям". Понимая свою значимость и не считая за авторитетов какого-то молодого попугая и местного копа, они без приглашения умастились в креслах.
   – Девушка нашлась. Поступила команда на вариант номер один. Сегодня ночью. – начал их коллега- федерал.
   – О чём говорить, шеф? Нам команда дана.
   – Начальник полиции должен оказать любое необходимое содействие.
   – Значит так, – начал один из каиновых последователей. – Содействие только одно – у камеры не должно быть надзирателя. Вы можете это устроить?
   – Ну, это несложно. Скажем, во время пересменки, это с двух до трёх ночи, окажется, что…
   – Кэп, нам это неинтересно. С двух до трёх? Договорились.
   – Но имейте в виду, случай уникальный. Эта девушка, – начал было инструктировать их начальник.
   – Шеф, ну зачем. Это для вас случай уникальный. Все они по первому разу…
   – Что? – взъярился шеф. – Вы с кем так…? Встать! – заорал молодой федерал на своих подручных. Те вскочили, но их физиономии вместо покорности, чинопочитания, раскаяния или злобы, наконец, выразили ошеломлённое недоумение.
   – О Господи! Опять! – всхлипнул, поубавив спесь, молодой шеф.
   " Действительно, опять" – мысленно согласился начальник полиции, разглядывая расплывающееся пятно на новых джинсах Гадёныша.
   – Всё остальное – потом. Кэп, вы- к прессе – бросил федерал, уже вылетая из комнаты.
   Сдерживая из чувства корпоративности смех, заплечных дел мастера попросили ещё " господина начальника" показать камеру, где находилась жертва.
   – Хорошо девка. Жаль, что такая лошадка пропадёт необъезженной, – вздохнул старший. – Но дело есть дело. Значит, с двух до трёх?
   – Знаете, вообще-то такой срок покажется подозрительным.
   – Понимаем, кэп. Всё понимаем. Мы потом испаримся, а тебе отплёвываться? Хорошо.
   С двух до эээ четверти третьего.
   – И вы успеете? И чтобы достоверно?
   – Безусловно.
   – Хорошо. Тогда… До свидания.
   – Тогда… прощайте, капитан. Думаю, больше ни вы нас, ни мы вас не увидим.
   – Дай Бог! – тяжело вздохнул коп.
   – Бог здесь ни при чём. Сами понимаете, в таких делах он не помощник. – Расхохотавшись этой довольно странной шутке весёлый убийца приобнял своего более молчаливого коллегу и они покинули полицейское здание. И чем они занимались до двух часов ночи, осталось неизвестным.
   Капитан же отдувался перед прессой, доказывая недавно согласованную с федералами байку. Впрочем, " отдувался" – сильно сказано. Применяя на самые каверзные вопросы стереотипное " без комментариев" он чувствовал себя довольно комфортно.
   А добавляя к этому " надеюсь, дальнейшее следствие ответит на ваш вопрос", он считал, что создаёт себе алиби. Довольно заулыбавшись на вопрос о судьбе ранее задержанных лиц, капитан сообщил, что за недостатком улик в соучастии, они все именно сейчас освобождаются. Так что если есть желающие взять интервью и у них…
   Начальник полиции знал, что всех этих несчастных рыбаков предупредили о молчании, а для особо приставучих журналистов приготовили даже несколько ничего не значащих ответов. Была обещана и солидная компенсация за время, проведенное в камерах. Уже завтра, узнав о страшном конце этой целительности, у этого быдла даже желание пропадёт что – ни будь вспоминать. Хотя…
   Уже к концу дня он заглянул в камеру.
   – Всех твоих подельников сейчас выпускают. Я публично объявил об их абсолютной невиновности.
   – Спасибо, – односложно ответила девушка.
   – Могу ли я для тебя ещё что сделать?
   – Да. Если можно, сообщите Фернандо, что мне теперь больше ждать нечего. Пусть ждут они.
   – Передам. А чего ждать, где?
   – Чего ждать, они знают. Где? Ну, не у входа же! Совсем наоборот.
   – Загадками говоришь. Но передам. Что ещё?
   – Знаете… Эти из той камеры, где Фернандо. В татуировках. Они умерли?
   – Кто тебе… Да, умерли. По дороге в госпиталь.
   – Мне теперь надо… А давайте, я вас немного подлечу?
   – Ещё чего, – вскочил с тюремной койки кэп. – Во камикс будет для надзирателя!
   – Ну и что! А так, если сильно разволнуетесь, вас хватит удар. Потом откажет почка. И всё. А вы ведь добрый… в душе.
   – Покаркай! Ведьма! – разозлился коп. – Так вот, я тоже прорицатель. Попомнишь мои слова – тебя и точно переживу. – С этими словами полицейский выскочил из камеры.
   – Прощайте.
   – Никаких контактов без моего ведома. Н-и-к-а-к-и-х, – ещё раз проинструктировал он надзирателя. В разговоры не вступать. В камеру, тем более, не входить, что бы там не происходило!
   Уже дома, умастив своё объёмное тело в кресле и потягивая холодное пиво, он, насупившись, вспоминал этот последний разговор.
   – Какая – то она подавленная. А кто в тюрьме порхает? Разве что эти… Но откуда она знала? Хотя, они избили этого её бойфренда. Кто – то передал? А эта хохма с соседней камерой? Уже через час языки у них стали нормальными, но о причинах молчат. А с этой, коровой – сержантом? Н-е-е-е-т, там рассудили правильно. А этот, Фернандо, обрадовался, когда я передал эти слова. Как? " Мне больше ждать нечего, пусть они ждут"? Уже создала секту, где сама богиня? Чтобы ждали второго пришествия? Богиня. Ведьма! Ишь, накаркала! "Удар, почка".
   Посмотрела на мои объёмы, вот и придумала, – успокоил он себя. Ну, ничего, всё её колдовство сегодня кончится. И мой грех тоже, – вздохнул капитан, придрёмывая в кресле. Поскольку ночью предстояли дела, он решил в кровать не перебираться.