Подвойская Леонида. Предтечи Зверя. Книга вторая. Алёна

   Да за один только такой взгляд любая девушка станет волшебницей и сотворит хоть маленькое, но чудо! А Алёна была далеко не "любой". Но и боль переносилась легче, и работа, если это можно было бы так назвать, спорилась. Только вот рука – рука под браслетом. Когда она, обессилев в очередной раз, начала съезжать в кресле, сильные руки подхватили её и перенесли во второе кресло. Только вот, задержали они её на миг в своих… объятиях? Или почудилось?
   – Лучше всего – сейчас, пока утро, – шёпотом сообщила Алёна своё мнение Дику.
   – А не повредит?
   – Ну, я всё..эээ… соединила. Яркий свет может, наверное, вызвать неприятные эмоции…
   – Стелла, ты не врач, правда? Ну, не корчи из себя. Говори без всех этих…
   – Вот я и говорю – лучше сейчас и сразу. Ну ладно, Эдди. Просыпайся. И посмотри на мир Божий – не удержалась Алёна от сентенции.
   Мальчик проснулся, открыл, было глаза, но тотчас зажмурил.
   – Что это, – страшно побледнев, прошептал он.
   – Ну ничего, Эдди. Вылечили твои голубые глазки и ты опять…
   – Это правда? – опять зашептал мальчик. – Это – не сон?
   – Хочешь, ущипну? – предложила Алена.
   – Зачем? – изумился Эдди, от удивления широко открыв глаза.
   – Ну, у нас для того, чтобы проверить, сон или… – начала объяснять Алёна и осеклась. Несчастный, на годы погружённый в темноту ребёнок, выхваченный теперь к свету чудесной силой девушки, смотрел в мир и молча, уже не закрывая глаз, плакал. И это скуластое мокрое от слёз остроносенькое личико было столь трогательным, что начала всхлипывать и Алёна.
   – Развели сырость. Ну, ей простительно – девчонка. Но ты то? Давай, успокаивай.
   Я сейчас, – всё- таки голос Дика предательски задрожал, и он выскочил из спальни.
   Но маленький Эдди не мог сейчас успокаивать. Он только переводил взгляд на предметы в комнате, затем – на Алёну, потом смотрел в окно – и вновь на волшебницу. И потрясённо шептал: " Спасибо… спасибо… спасибо…".
   – Ну, хватит, – улыбнулась, наконец, Алёна. – И не раскисать. У нас ещё всё впереди. Это только цветочки.
   – Что " впереди"? – не понял ребёнок.
   – Лечение, милый мой, лечение.
   – То есть…это… ещё не насовсем? – побледнел Эдди. Ему было жутко вернуться в царство тьмы хотя бы не минуту.
   – Да нет, что ты, что ты! – испугалась его реакции Алёна. – Я же об…остальном.
   Там так быстро не вылечишь.
   – Я знаю. Врачи сказали, что вообще… Но и про зрение они говорили тоже самое.
   А ты… вылечишь?
   – Конечно. Только, чтобы быстрее было, придётся мне помогать.
   – Всё, что надо, что скажешь…
   – Во – первых, слушаться.
   – Буду. А ты красивая. Не случайно этот… Дик. А ты, правда, его девушка?
   – Во-вторых не трепаться… Нет, это он так придумал, чтобы тебя вчера успокоить.
   – Ну, для моего отца ты действительно совсем ещё дитё…
   – Прекратили!
   – Слушаюсь, мэм!
   В это время в комнату пришёл Дик с кофе и булочками на подносе.
   – Решил сам. Слуги здесь надёжные, но бережёного… Какие планы? – поинтересовался он, отхлёбывая из своей чашки.
   – Мне надо спать и набираться сил. Со спиной Эдди будет непросто.
   – А как отец? Вы ему уже сказали?
   – Твой воздушный волк принимает утреннюю ванну. Я пока ему ничего не говорил, но подготовлю. А Вам, сеньорита, пока лучше выйти. Ну, на пару минут. Два таких потрясения одновременно он может не выдержать.
   – Это кто? Мой отец может не выдержать? Да плохо вы все его знаете! – заступился сын.
   – Вот как? Тогда сидите. Я через минуту буду.
   И действительно, через минуту две в комнату зашёл хмурый Кондор. Трудно сказать, что он думал увидеть и чего "приятного" ждал от уцелевшего подручного босса. Но, увидев, воскресшую девушку он вначале крепко сомкнул, можно сказать сжал, глаза, потом вновь открыл. Да, перед ним сидела та самая фея и даже в том самом костюме, в котором приняла вчера смерть.
   – Ты… Вы… – подался вперёд пилот. Задрожавшей рукой он очень осторожно прикоснулся к челке девушки, затем дотронулся одним пальцем до щеки.
   – Щекотно, – отклонилась Алёна.
   – Ты… Ты! Ты!!! – закричал Кондор. Потом он, словно обезумевший, схватил девушку в охапку и закружил по комнате, но вдруг остановился, усадил в кресло и упав на колени, протянул к ней руки.
   – Я же думал… Но я же видел! Скажи… скажи, что это ты!
   – Да я это, я…- улыбалась, тронутая такой реакцией Алена.
   Пилот закрыл глаза и всё так же, на коленях, начал шептать благодарственную молитву.
   – Эээ, вижу я, что наврал Дики. Вижу, чья она девушка, – подал голос Эд.
   – Ты… здесь? Но почему? – повернулся к Роберту вертолётчик.
   – Ну, после твоего подвига ребёнком могли заинтересоваться… уцелевшие…
   – А ты, пап, и не изменился за эти годы.
   – Чего это ты… Господи! Да что же это? – Кондор метнулся к сыну и стал жадно разглядывать его глаза. – Ты… ты…
   – Да вижу я, папка! Вон, брился и порезался. А вон – седина. Тогда ещё не было.
   – Господи… Господи… Господи… – только и повторял отец, не вникая в слова ребёнка. – Но как? Но почему? Ведь… Ведь… Господи!
   – Это она. Твоя девушка. За одну ночь! Правда, Дик говорит, что она – его девушка…
   – Его девушка?! – рассеянно переспросил Кондор. – Его девушка… Это – Вы? Это как же? Ведь я…я… Господи!
   – Ну, если сейчас и этот разрыдается – подал голос Дик, – то и я не удержусь. А у меня дела. Поэтому разрешите пока отлучится. Кондор, послушай. Да приди ты в себя, в конце концов! Ещё не хэппи энд! Сейчас Стелла будет отдыхать. Я уезжаю.
   Займись ребёнком. Особенно перед прислугой не мелькай. Ты, в конце концов, меня слышишь? Ладно. А ты Эдди, говорил… В общем, когда твой герой очухается, передай мою просьбу.
   – Как же это всё… Я же видел… А у Эдди это в впрямь… – пробормотал Кондор, когда Роберт вышел.
   – Я не знаю как, Кондор…
   – Папу зовут Григ, – встрял Эдуард, прижимаясь к отцовой всё- же мокрой щеке.
   – Это, Григорий, что – ли? – уточнила Алена.
   – Нет, просто Григ.
   – Причуда матери. Она очень любила музыку Грига, вот и назвала.
   – Вы из хорошей семьи.
   – Из "плохих семей" в лётные училища не прорвёшься, – усмехнулся Григ – Кондор.
   – О, у меня дед был…- начал было ребёнок.
   – Подожди, дорогой. Дед подождёт. А я вот могу с ним очень быстро встретиться, если не узнаю, что произошло. Я же сам видел…
   – Вы видели немного раньше и другое. И своими глазами, а?
   – Но я думал… Я боялся смотреть… тогда. А здесь всё так неожиданно и я своими глазами…
   – Всё, проехали. Главное – я жива. А он – уже нет.
   – Ну, мне Шлёма это доложил…
   – Он не Шлёма и он с нами.
   – Даже так… А что с сыном?
   – Вылечила. Сегодня ночью.
   – Да, па, она обещает и… всё остальное вылечить.
   – Это правда? – прошептал, застыв в диком напряжении, Григ.
   – Да, правда… – просто ответила Алёна. Тогда пилот вскочил и выбежал из комнаты.
   – Нет, нервишки у него расшатались – прокомментировал сын. – Но ты его прости.
   Ты не представляешь, что… он… со мной… Он же… знаешь… только со мной…
   Из рейса – и ко мне… А я злой был… болело всё… И темно… Потом притерпелся… А он с лайнера на эту вертушку, чтобы… – сбивчиво защищал своего отца Эдуард. И давился слезами жалости за своего Грига.
   – Перестань. Ты можешь гордится своим Кондором! – успокоила его Алена.
   – Но ты, всё- таки, не его девушка?
   – Но ты уже задрал! Я же сказала – нет!
   – Ну и слава Богу!
   – А ты, всё же, эгоист. Ох, и хлебнёт ещё с тобой твой папка.
   – Пусть маму не забывает!
   – Ну, пусть делает, что хочет. А мне вообще- то надо поспать.
   Но уснуть сразу не удалось. Всё ещё не уехавший Ричард потребовал список, кому передать средства от реализации камней.
   – У меня тоже есть дело, Стелла. По поводу… – покосился вошедший Кондор на Ричарда, – по поводу твоего багажа из джунглей.
   – Да, золото! – спохватилась девушка. – Ричард, и его надо тоже, как и те камни.
   Там, Фернандо на свадьбу, Умайте на новую фазенду, соседям… Я вот посплю и составлю список.
   – Хорошо, только…
   – Да?
   – Фернандо…
   – Что Фернандо? – охрипшим вдруг голосом переспросила Алёна.
   – Нет Фернандо.
   – Не можешь найти?
   – Но ты уже поняла сама… Его нашли в трюме баркаса… Он там почти с момента, как из тюрьмы выпустили… Пытали…
   – Нет, но нет же! Но неправда же! Господи, но нет же! Ты это сейчас придумал? Ты давно знал? И ничего не рассказал? Нет, и ничего не сделал? – девушка собираясь с мыслями, и не ждала ответов на свои вопросы.
   – Кто? Ктооо?!! – зарычала вдруг она.
   – Их величество Принц. Точнее, он командовал, а занимались его заплечных дел мастера.
   – Ты знаешь, где они сейчас? Поехали!
   – Это глупо. Мелкая такая месть. И некогда. И… вообще не надо.
   – Поехали! Или я сама! Я же их… Но за что? За что? А ты, ты почему не спас?
   – Такие дела проходили мимо меня. У меня, как у еврея, больше склонность к финансам. А принц и его живодёры…
   – Поехали!!! Если бы я знала… Если бы я знала, и звери бы не понадобились!
   Эдди, отдыхай.
   – Ну, крутая! Ты их поубиваешь?
   – Мокрого места не оставлю!
   – Во! А то "бандиты – тоже люди"!
   В машине некоторое время ехали молча.
   – Почти сразу после освобождения… Это значит, он меня проводил и… Это что получается, я его на смерть отправила?
   – Ну, зачем так?
   – Он просился со мной. На коленях руки целовал. А я… Господи, если бы я всё решила наоборот, может, оба бы были целы…
   – Цезарю нужна была информация о тебе. Подвернулся бы Уго…
   – Поняла. Зачем, ну зачем я полезла в эти джунгли? Лечить! Лечить!!! И кого!!!
   Лучше было здесь всю эту мразь поубивать!
   – Лечить всегда лучше, чем убивать.
   – Фернандо, Фернандо…
   – Ты так его любила?
   – Ты что, жалеешь только тех людей, кого любишь? А которые любят тебя?
   – А…! Поклонников? Знаешь, фея, у меня другой статус. Поклонниц не предусматривающий.
   – Молчи, ради Бога! Не нарывайся! И езжай быстрее! Чего плетёшься? Имей в виду, пока эти гады живы, я никуда отсюда не уеду.
   – Понял, – сдался, наконец, Ричард и нажал на акселератор.
   Машина остановилась в портовом районе.
   – За углом этого склада открытая кафешка. В свободное время они там. Главный – "Рубленый".
   Узнаешь. У него действительно лицо, как из дерева вырубленное. Главный садюга – Штопор. Тоже узнаешь. Вертлявый такой.
   – Как я поняла, ты со мной не пойдёшь?
   – Мне ещё не разрешено раскрываться.
   – Тогда жди здесь, агент! – девушка зло хлопнула дверкой и направилась в указанном Диком направлении.
   "Кафешка" была обыкновенной летней забегаловкой. Сейчас по случаю утреннего времени в ней действительно торчала только одна компания. Рубленого и Штопора Алёна определила сразу. Их внешность отнюдь не умилила девушку и не охладила мстительный порыв. Неизвестно, толи род занятий сделал эти морды такими отвратительными, толи наоборот, но все они вызывали какую-то гадливость. Алёна всё больше убеждалась в том, что симпатичных мерзавцев не бывает. Мерзость рано или поздно разедает не только душу, но и тело. И в первую очередь – лицо становится мордой. Это писателям и режиссёрам такие же мерзавцы платят, чтобы их в романтическом свете представляли.
   – Рубленый, я по делу!
   – Ого! – с такими сеньоритами дел ещё не имел, – осклабился Рубленый.
   – А может, потом, и со мной какие делишки поимеем? – вывернулся на своём стуле Штопор и тут же залился тонким мелким смешком. Тем самым… остальные хохотнули басом, но тоже премерзко.
   – Я по поручению Фернандо.
   – Это ещё кто такой?
   – Забыли уже?
   – Я не у всех, с кем имею дело, имена спрашиваю.
   – Ну, как же, Рубленный! – встрял в разговор Штопор. – Мы его про какую-то девку долго расспрашивали. Ну, вспоминай. В трюме. Я ещё тогда новую методику применил.
   О! Так это она самая и есть? Ты – та самая? Жаль, Цезарь не дожил до такой радости.
   – Ша, штопор! Болтаешь много. Ну, что просил передать покойничек?
   – Должок вернуть просил. Сначала ему – Алёна опалила взглядом уже подошедшего к ним Штопора и тот, схватившись за живот, упал, засучив ногами. В этот же момент ей по глазам блеснул нож – всё-таки Рубленый был заматерелый бандюга и реакция была незамедлительной.
   – Получи назад, – полыхнула ему резкой болью по глазам девушка. И словно загудел рядом стоящий сухогруз – так заорал Рубленный. Ничего не понимая, остальные четверо вскочили и кинулись на выручку.
   – И вам того – же, – расправилась с ними мстительница. И пока вся компания каталась по земле, оглашая окрестности неслыханными ранее криками боли, Алёна завернула за угол и метнулась к машине.
   – Всё, поехали, – почти спокойно сказала она. По дороге она молчала, не отвечая на вопросительные взгляды Дика.
   – Но всё равно же узнаю! – взмолился, наконец, он. – Поубивала?
   – Ещё нет. То есть… Вначале помучатся.
   – Что ты с ними сделала? Ну, со Штопором, – догадываюсь.
   – Не догадываешься. И не спрашивай.
   – Ладно. А с остальными?
   – Для начала вырезала глаза.
   – Чччтоо? – даже затормозил Ричард.
   – Фигурально, конечно. Но боль – настоящая. И ослепнут по настоящему. И сдохнут по – настоящему.
   – Ты думаешь, этим ты проймешь остальных?
   – А мне сейчас плевать на остальных. Сейчас этим – по грехам и мука.
   В своём нынешнем убежище Алёна заявила, что не хочет отдыхать и взялась, было, за Эда. Но затем, вспомнив, как лечила Фернандо и Уго у Марты, упала на кровать и разревелась, уткнувшись в подушку. Эдди, попробовал, было, её утешать, но отец отнёс его в другую комнату. За ними вышел и Дик. Оставшись одна, девушка вволю выплакалась, после чего всё-таки уснула. Агент съехал по своим делам, а Кондор, он же Григ, устроились у навороченного компа. Когда бедный ребёнок потерял зрение, компьютеры были… Нет, нельзя сказать, чтобы совсем того… С их развитием всё больше облегчался доступ в сеть и слепым. У Эдди обострились слух и чувствительность пальцев. Кондор не жалел денег на новинки, облегчающие контакт слепого ребёнка с компом. Но теперь, теперь!
   – Пап, ты теперь можешь заниматься своими делами. Я позанимаюсь.
   – Хорошо, тогда я – тоже, – отец откуда – то вытащил и раскрыл довольно объёмную книгу.
   – Ого! – прокомментировал Эд, прочитав слово " Библия" на переплёте.
   – Ищу ответ на один вопрос, – смущённо пробурчал Григ.
   – Похоже, папа, что мы с тобой будем искать ответ на один вопрос. Но ты правда… в неё не втюрился?
   – Сын! Прекрати немедленно! – громыхнул Кондор. Но затем, ласково прижав голову ребёнка к своей груди, сменил тон.
   – Ты же знаешь, что лучше нашей мамки не было, нет, и не будет. И что я любил и буду любить только её одну. А она мне как… как… не знаю, сынок. Но ничего, слышишь, ничего такого!
   – Спасибо папа… ладно, давай искать…
   Вечером девушка вышла из спальни молчаливая и задумчивая. Её встретили задумчивые взгляды трёх пар глаз.
   – Ну что, вперёд? – поинтересовалась она.
   – А поесть? Я тут похозяйничал, – начал было Кондор.
   – Не знаю… Время… Хотя, давайте, – махнула рукой девушка.
   За столом тоже сидели тихо. Алёна отведала кулинарных изысков Кондора и признала, что зелёный салат и запеченные овощи ему удались.
   – Ты вообще не ешь мяса? – поинтересовался непосредственный Эдуард.
   – Да, вообще…
   – А я уже знаю, кто ты! – заявил ребёнок.
   – Да что ты! Ну, и кто же?
   – Ты та самая, которая поубивала всех в борделе, потом покалечила банду портовиков, потом в тюрьме…
   – Это то, что я сделала, Эдди, а не то, кто я такая. Я даже знаю, кто я. Но я и не знаю, кто я такая. И зачем я здесь. И что всем от меня надо.
   – Это папа знает. Я весь день у компа сидел, а он Библию читал. Расскажи, па.
   – Нет, глупости, – потупился Кондор.
   – Ну почему – же, – едко улыбнулась Алёна. – Давайте проведём на эту тему конференцию.
   – Я только думал…
   – Всё. Эдди, пойдём. Пора, дорогой.
   – Мне тоже, – подхватился Ричард. – Я видел, ты сам можешь помочь, – обратился он к Кондору. Тот с явным удовольствием согласился.
   Алёна с новыми силами взялась за недуг мальчика. Дольше терпела боль и больше отдавала своих чудесных жизненных сил – до опустошения, до глубокого обморока.
   Вначале покалывал, а потом жёг огнём, мешая исцелению, браслет. Но девушка, лишь мельком поглядывая на своего Куки, терпела и продолжала. И закончила – таки исцеление за одну ночь.
   – А теперь, – встань и иди. Пока – от кровати к отцу, – устало, но торжествующе скомандовала девушка.
   – А… а больно не будет? – испугался этого чуда ребёнок.
   – Ничога, не помрешь, – улыбнулась Алёна.
   – Что? – вытаращился Эдди. Алёна спохватилась, что сказала эти слова на родном языке, как говорила ей когда-то мама. Повторила на португальском. А когда увидела, как мальчик, сделав два шага, попал в объятия Кондора, сердце сжалось за своих братиков. Она тут с чужими возится, а что со своими?
   – Ты пока… Мышцы долго не работали. Будут болеть. С месяц. Но терпи. Это пройдёт. Только аккуратно. Постепенно. Не то, чтобы повредишь, но всё- таки…
   Увидев слёзы на глазах обоих и почувствовав, что Кондор сейчас начнёт какие-нибудь безумия благодарности, девушка упала на кровать и, повернувшись лицом к стене, уснула.
   – Ей всё- же действительно пора домой, – обратился Кондор к откуда-то вернувшемуся Дику.
   – Вылечила?
   – Да. Уже даже прошёлся. Сейчас снова за компом. И я даже не знаю, чему он больше рад – глазам или ногам.
   – Всё пригодится. Ладно. Слушай. Тебе надо исчезать. Многие видели, как ты Цезаря. И кончить тебя – дело чести наследника. И пока идёт грызня за наследство – испарись.
   – Я и сам знаю, – сглотнул слюну пилот. Только куда было с калекой. Вот теперь…
   – Вот теперь – держи твои новые документы. – И поедешь туда… куда здесь сказано.
   – Но здесь написано, что я владелец…
   – Да. А вот здесь твой капитал. Вообще-то не советую носить или хранить, но открывать счёт тебе лучше самому.
   – Сколько здесь? – вдруг охрипшим голосом спросил Кондор.
   – Много. Очень много. Я бы столько не дал.
   – А кто дал?
   – И не догадываешься? – Ричард кивнул в сторону спальни. – Ты же её сокровища вывез и сохранил.
   – Но это не так! – подхватился Григ.
   – Иди, объясняйся сам. Но лучше – возьми. Ей тоже хватило. И тем, кого она назвала. Кто остался жив… Всё. Завтра прощаемся. Рейс самый для неё подходящий.
   – Уже?
   – Сам говорил: "Пора".
   – Но не так скоро…
   – Пора.
   – Знаешь, что я думаю? Мне бы такую дочку!
   – Не старый ещё, заведёшь.
   – Нет! Я уж останусь со своим Бэби. Да и не заводятся такие.
   – Но откуда-то берутся!
   – Д-а-а. Ладно. Пойду, тоже завалюсь до вечера. Ночью ещё дела.
 

Глава 21

 
   Традиционно задёргивавшийся на конечной станции поезд выхватил девушку из прошлого. Не всё, не всё ещё прояснилось. Но пока хватит. И на этот раз Алёна подъехала к областному суду на такси. Ничего за год не изменилось. Здание суда стояло нерушимо, как та самая пирамида – "дыра смерти". Только вот зашедшая в это святилище правосудия Алёна была уже не той простодушной девочкой.
   – Мне к Горн, – сообщила она не терпящим возражений тоном дежурному милиционеру.
   Трудно сказать, что именно подействовало – наглый тон или странный, обещающий большие неприятности прищур васильковых глаз наглой девицы, но дежурный подхватился и мало того, что пропустил – назвал и этаж и номер кабинета.
   Судья в это время изволила обедать.
   – Кого ещё? – с набитым ртом начала, было, служительница Фемиды, но осеклась. В дверь вошла девушка, ставшая для судьи постоянным кошмаром, совестью, воющей неприкаянной собакой по ночам.
   " Мама умерла" – вспоминала она безнадёжные слова той девочки.
   "Прошу изменить меру пресечения" – просила прокурорша. "Я отказываюсь от обвинения!" – закричала эта государственная обвинительница, когда она отклонила это ходатайство. Прокуроршу выперли потом с работы. Говорят, жива, и неплохо устроилась. А я… А я довела бы дело до обвинения, если бы не такой "подарок" отца этой девочки. Зато осталась при должности. И в фаворе у губернатора, требовавшего "оперативно и примерно покарать мерзавца". Но начала попивать. А для одинокой женщины это страшно. " Трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри. Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок!". Так всхлипывал Булгаковский прокуратор Иудеи. И кто, уже из трусости предавший своих друзей, родных, свое дело, свою совесть и свою Родину, не подпишется под этими словами? Лия Горн подписалась бы. Потом дошли сведения о пропаже этой девочки. Предполагали самое страшное. Но время шло, всё как-то улеглось. А совесть – совесть она почти закормила и стала вообще толстой и неприятной клушей. Сознавая это, видя даже просто физическую неприязнь, Лия озлобилась. Это отразилось на работе, и в течение года Горн стала считаться самой принципиальной и самой "жёсткой" судьёй. И вот сейчас…
   – Мстить пришла? Давай. Только быстро, пока я опять не струсила. А то…
   – Не грозите. Тогда мы с мамой ещё боялись, а теперь…
   – Смелая? Ну, давай. Я себя уже исказнила, давай теперь ты.
   – Вы?!!! Исказнились? Судя по… Ладно. Я и не за этим. Скажите… Когда мама вышла после допроса, ей стало плохо. И больше всего её… Она повторяла: "Что не скажут – не верь". Что за вопрос такой?
   – Это касалось… Ну… Отношений в семье. Ведь твой отец… Покойный…Твою маму… Тоже покойную… По пьяному делу…
   – Да. Было. И что тут такого?
   – Вопрос был: " За что?" – Ну и?
   – Ответила одна из потерпевших, не помню фамилию. Она сказала, что…, в общем, что твой отец… ну, тебе не отец. Что даже не похожа ты.
   – А вы такое оскорбление…
   – А что я могла? Она же потерпевшая. Тоже сына потеряла…
   – Вот оно что… Вот что тебя так ударило, мама… – девушка встала со стула и пошла к выходу.
   – Подожди, ты куда? А как… ты? А как… я?
   – Каждому по грехам и мука, – занятая своими мыслями девушка вышла из кабинета, даже не заметив, как злорадно блеснул камушками – глазами её Куки.
   Следователь прокуратуры, откинувшись в кресле, рассматривал девчонку, задающую наглые вопросы. Он был далеко не трус, по крайней мере, не считал себя таковым.
   Уже, с переводом в областной аппарат, с назначением следователем " по особо важным делам" начала прорезаться заносчивость, чувство превосходства перед простыми смертными.
   – Да, я. И прекрасно его помню. Его же суд прекратил потом из – за самоубийства виновного.
   – Из-за самоубийства невиновного.
   – Ого! Вот что, милая девушка. Вы пришли туда, где такими словами не бросаются.
   Суд прекратил дело за смертью, понимаете, а не за недоказанностью, или тем более, за невиновностью.
   – Вы мне скажите лучше, – отмахнулась девушка от юридических тонкостей, – вы сами верите, что мой отец…
   – Отец! Ну конечно, отец! Как я сразу-то… Но послушай, ты же пропала? Ты же и сейчас в розыске! Ты только подожди секундочку – следователь потянулся к телефону.
   – Никуда я не убегу от вас. Подождите со своим розыском! – резко приказала Алёна и тянущаяся к телефону рука вдруг онемела. Пока не прочувствовав взаимосвязи, собеседник девушки начал растирать правую руку левой, недоуменно глядя на эту обнаружившуюся пропажу.
   – И где это ты была целый год?
   – Вы, – девушка подалась через стол, – Вы верите, что это… совершил он.
   – Конечно, – продолжая растирать руку, подтвердил "важняк". – Если бы я не был уверен, то… Господи, да что же это! Она же холодная! Он вскочил, было, куда-то бежать за помощью, но вдруг почувствовал, как онемела левая нога.
   " Инсульт! – мелькнуло в сознании. Правая рука – левая нога".
   – Девушка, звони в "Скорую"! Спасай! Инсульт! Эй, там, – закричал он, стуча в стенку здоровой рукой. Нет! Он на выезде. Да звони же и беги к шефу. Да кого-нибудь позови!
   – Вы знали, что моего отца избивали в тюрьме? Он говорил Вам об этом? Отвечайте, и всё пройдёт. Если нет, ещё и ослепнете.
   – Да что же это! У меня тут, а она! Господи. Господи!!! – это он взвыл в ответ на наступившую темноту.
   – Это чтобы поверили. Говорите и всё пройдёт.
   – Что? Что говорить-то? – перешёл вдруг на быстрый свистящий шепот следователь.
   – Вы верили, что это мой отец совершил преступление?
   – При чём здесь вера? Убеждён был! И сейчас… Да и некому было больше.
   – Зачем – же отца тогда в камере надо было избивать?
   – Это не я. Это – они. Для чистоты. И для оперативности! Знае…те, как на нас сверху давили! Такой резонанс, а мы по очевидному делу копаемся… Вон, даже в суде, Зойка отказалась от обвинения, так её уволили под чистую.
   – Как это, отказалась? Когда я была…
   – Ну, вот так и отказалась. И если бы не потерпевшие, отца твоего должны были бы и выпустить.
   – Им Бог судья. А вот, кто бил… Кто?
   – Нестеренко и Хлыстов. Они и сейчас там же, только уже капитаны.
   – А начальник тюрьмы?
   – Изолятора? Тот же. Подполковник Барский.
   – Где мои братики?
   – Это – уже не знаю. Это – забота суда была.
   – Почему – суда?
   – Ну, вы же остались сиротами, когда… когда дело в суде было. Поэтому в деле должно быть сообщение.
   – Дадите посмотреть дело.
   – Ты… Вы что? оно же в архиве суда.
   – Всё равно где. Мне ненадолго. И потом… адрес Севера.
   – Даже так? Ну что же. У меня записан. И телефон тоже. Хотя, сегодня он занят – одного их крутого юбилей стравляют. В гостинице Октябрь. Всё сняли. От крыши до подвала. Размах… А с делом… Знаешь, я позвоню, скажу, что ты у нас практикантка, чтобы дали почитать. Прямо там, в архиве, а? Только вот глаза, а?