Роббинс Гарольд. Одинокая леди

   — Я буду очень хорошим отцом для вас обоих. Ты очень милая девочка, и твой брат мне нравится.
   — А я вам не нравлюсь так, как он? — спросила Джери-Ля с детской безошибочной логикой.
   — Конечно же нравишься, — сказал он быстро. — Я думаю, что дал это понять достаточно ясно.
   — Но вы этого не сказали.
   — Джери-Ли! — в голосе матери опять появились нотки возмущения. — Ты не имеешь никакого права разговаривать так с мистером Рэндолом.
   — Все в порядке, Вероника, — сказал он тем же мягким, вкрадчивым голосом. — Ты мне нравишься, Джери-Ли. И я был бы горд, если бы ты согласилась, чтобы я стал твоим отцом.
   Джери-Ли смотрела ему прямо в глаза. Впервые она заметила, что в самой глубине их теплится настоящая доброта и внимание к людям. И вей в ней мгновенно ответило на это. Но сама она ничего не смогла произнести в ответ.
   — Я знаю, что никогда не сумею занять место твоего настоящего отца, но я люблю твою мать и буду очень заботливым отцом и тебе и Бобби, — сказал он со всей искренностью, на которую был способен.
   — А вы разрешите мне держать цветы на венчании? — спросила неожиданно Джери-Ли и улыбнулась от предвкушения этой радостной процедуры.
   Джон Рэндол с облегчением рассмеялся. — Ты можешь делать все, что захочешь! — сказав он и положил руку на руку матери. — Кроме одного — быть невестой.
   Через год они обвенчались. Джон Рэндол оформил отцовство по всем законам, и ее имя стало теперь Джери-Ли Рэндол.
   Когда она впервые подписалась этим новым именем, она испытала странную легкую грусть. Теперь уже практически ничего не осталось из того, что напоминало бы ей об отце и связывало с ним. Бобби, который никогда его толком не знал, уже все забыл. Возможно, что и она со временем забудет, подумала Джери-Ли.

Глава 3

   Джон Рэндол оторвал взгляд от «Нью-Йорк Тайме» и оглядел поверх газеты вошедшую в комнату к завтраку дочь. Джери-Ли обошла стол и поцеловала его в щеку, Он уловил легкий запах ее духов.
   Она села на свое обычное место и произнесла ясным, радостным голосом, как обычно:
   — Доброе утро, папа!
   Он с улыбкой поглядел на нее — Джон Рэндол по-настоящему полюбил свою приемную дочь.
   Удивительно — в ее лице не было, казалось бы, ни одной правильной черты, как бывает обычно, если женщина красива. Нос был чуть великоват, вернее даже длинноват, рот слишком крупный, скулы выдавались, а глаза казались слишком большими для такого лица. И все же все вместе это производило удивительный эффект: достаточно было один раз взглянуть на нее, чтобы уже никогда не забыть это лицо.
   Она была по-своему блистательна красива.
   Этим утром он заметил, что дочь уделила своей внешности гораздо больше внимания, чем обычно. Волосы казались еще более шелковистыми, чем всегда, кожа ослепительно белой и нежной. Хорошо, что она практически не пользуется косметикой, хотя многие девушки в ее возрасте уже злоупотребляют гримом.
   — Что-то с тобой происходит, — сказал он.
   Она взглянула на него, наливая себе молока в корнф-лекс.
   — Что ты сказал, папа?
   — Я сказал, что-то происходит с тобой.
   — Ничего особенного.
   — Ладно, ладно, — сказал он мягко. — В вашей группе появился новый мальчик?
   Она рассмеялась и покачала головой.
   — Ничего подобного!
   — Значит, по-прежнему Берни?
   Она продолжала смеяться, но ничего не ответила.
   — Должен же быть кто-то.
   — Папа, почему каждый раз это обязательно должен быть какой-то парень?
   — Потому что ты девушка.
   — Ничего подобного! Просто я встретила вчера одного человека. В автобусе.
   — В автобусе? — переспросил он с недоумением.
   — Он сидел рядом со мной вчера, — сказала она. — Представляешь, три месяца он сидел рядом со мной, и я даже подумать не могла, кто он!
   — Он? — теперь Джон действительно недоумевал. — Да кто он?
   — Уолтер Торнтон, — сказала она. — Я-то всегда думала, что он приезжает сюда только на лето. Никогда не предполагала, что он тут живет постоянно.
   — Уолтер Торнтон? — переспросил он, и в голосе его прозвучал намек на неодобрение.
   — Да. Величайший американский писатель!
   — Но он коммунист! — неодобрение в его голосе стало отчетливым, настоятельным.
   — Да кто это сказал? — возмутилась она.
   — Сенатор Маккарти. Более двух лет назад. Торнтон был вызван в комиссию на основании пятой поправки об антиамериканской деятельности и давал показания. А всем известно, что это означает. Когда газеты сообщили об этом, мы в банке серьезно рассматривали возможность попросить его перейти в какой-нибудь другой банк.
   — Так почему же не попросили? — Сам не знаю, — ответил он задумчиво.
   — Возможно, нам стало жаль его. В конце концов, в нашем городе мы — единственный банк. Для него было бы крайне неудобно искать банк в другом месте и, может быть, даже уезжать из города.
   Джери-Ли достаточно много слышала разговоров о банковском бизнесе, чтобы иметь общее представление об основах его.
   — У него достаточно большая сумма в нашем банке? — спросила она с невинным видом.
   Отчим покраснел.
   Она попала в самое больное место. Если говорить с предельной откровенностью, у этого писателя самый большой счет и самые крупные поступления наличностью. Никакой другой клиент не мог сравниться с ним.
   Словом, еженедельный его доход был фантастическим.
   — Да, — пришлось сказать ему.
   Она не стала продолжать эту тему, добравшись до сокровенной сути всей этой истории.
   Отчим посмотрел на нее. Она неуловимо отличалась от других девушек и даже женщин, которых он знал. Бесспорно, ее мать не обладала такой способностью сразу же добираться до скрытой сущности вещей, как эта девочка, еще только вступающая в юношеский возраст. Он замечал, что во многих вопросах она мыслила скорее как мужчина и в то же время оставалась абсолютной женщиной.
   — Что он из себя представляет? — спросил он с любопытством.
   — Кто этот он, который что-то из себя представляет? — спросила Вероника, внося бекон и яйца из кухни.
   — Уолтер Торнтон. Джери-Ли встретила его, когда ехала в автобусе.
   — О, вы о нем? Я прочитала в газете, что он сейчас разводится.
   Она подошла к внутренней лестнице, ведущей на второй этаж, и позвала:
   — Бобби! Спускайся завтракать! Ты уже опаздываешь в школу.
   Сверху донесся голос мальчика:
   — Я не виноват, мам! Это Джери-Ли все утро торчала в ванной.
   Вероника возвратилась к столу.
   — Я совершенно не представляю, что с ним делать. Каждый день он опаздывает и каждый день у него новая причина.
   Джон бросил хитрый взгляд на дочь. Джери-Ли чуть-чуть покраснела.
   — Не стоит волноваться, — сказал он успокоительно жене. — Обычно это бывает у мальчишек в таком возрасте. Но я всегда могу подвезти его по дороге в банк.
   Вероника обратила, наконец, свое внимание на дочь.
   — Так что он из себя представляет? Как он выглядит? Мистер Смит из супермаркета говорит, что каждый раз, когда миссис Торнтон приходит за покупками, от нее пахнет алкоголем! Порой она бывает даже просто пьяна, как ему кажется. Все они так ему сочувствуют!
   ***
   Джери-Ли пожала плечами.
   — Мне он показался очень симпатичным. Спокойным. Никогда бы не подумала, кто он на самом деле.
   — Ты ему сказала, что хочешь стать писателем? Джери-Ли кивнула.
   — Что он сказал?
   — Он сказал, что это неплохо. Он разговаривал очень вежливо.
   — Хорошо если бы он прочитал что-нибудь из твоих рассказов. Он мог бы дать тебе совет.
   — О, мама! Не говори так! — воскликнула Джери-Ли. — Такой человек, как он, не станет утруждать себя чтением всякой ерунды, написанной школьницей!
   — Не знаю, не знаю, ты во всяком случае...
   — Я не думаю, что Джери-Ли следовало бы обременять его такой просьбой, — перебил ее Джон. — Джери-Ли права. Он профессионал. И просить его читать что-то просто нехорошо. У него наверняка масса гораздо более серьезных и важных дел.
   — Но... — начала было Вероника. И опять муж перебил ее.
   — Кроме того, он не совсем тот тип человека, с которым Джери-Ли может иметь дело. Он совершенно из другого мира, не такой, как мы. У него другие мерки, другие взгляды. Наконец, общеизвестно, что у коммунистов очень свободные взгляды на мораль...
   — Он коммунист! — охнула Вероника. Джон кивнул.
   — Мистер Карсон сказал, что банку следует быть осторожным в делах с этим человеком. Нам бы не хотелось, чтобы у кого-нибудь возникли неверные представления о нашем банке из-за того, что у нас лежат его деньги.
   Мистер Карсон был президентом банка, одним из лидеров республиканской партии в городе и весьма влиятельным человеком в Порт-Клере. На протяжении двадцати лет именно он лично подбирал мэра города, хотя и был слишком скромен, чтобы занять это кресло самому.
   ***
   — Конечно, если мистер Карсон сказал... — Вероника не скрывала, что для нее это мнение решающее.
   — А я считаю, что все это совершенно несправедливо! — с неожиданной горячностью вступила в разговор Джери-Ли. — Есть много людей, которые считают, что сенатор Маккарти еще хуже, чем коммунисты.
   — Сенатор Маккарти истинный американец. Только он один тогда встал между нами и наступающим коммунизмом. И преградил ему путь. Так, как повел себя тогда Трумэн... Боже, да мы должны быть счастливы, что не отдали им всю страну! — твердо сказал Джон.
   — Твой отец совершенно прав, милая, — сказала Вероника. — И чем меньше ты будешь иметь дел с ним, тем лучше.
   Внезапно Джери-Ли почувствовала, что она на грани слез.
   — Я не имею с ним никаких дел, мама! Он всего-навсего сидел рядом со мной в автобусе!
   — Значит, все в порядке, Джери-Ли, — голос матери стал мягким и успокаивающим. — Просто проследи, чтобы люди не видели тебя слишком часто разговаривающей с ним.
   В столовую ворвался Бобби, выдвинул с грохотом стул, плюхнулся на него и стал накладывать себе на тарелку бекон и яичницу.
   — Что с тобой произошло, Бобби? Ты забыл правила приличия! Где твое «доброе утро»? Ты даже не сказал «доброе утро»!
   — Доброе утро, — пробормотал Бобби с полным ртом и хмуро поглядел на сестру. — Это все она виновата. Если бы она не торчала так долго в ванной, я бы не опаздывал.
   — Не стоит так волноваться и переживать, — сказал примирительно Джон. — Я подброшу тебя к школе. Бобби с торжеством взглянул на сестру.
   — Блеск, па! Спасибо!
   На мгновение Джери-Ли почувствовала ненависть к брату и к тому чувству мужской солидарности, которое связывало его и их отца. Впрочем, может быть, так оно и должно быть. В конце концов, она ведь девочка. Но все же обидно, что жизнь устроена так несправедливо. То, что она девочка, вовсе не причина, чтобы заставлять ее каждый раз чувствовать себя лишней в мужском мире, выталкивать ее из него.
   — Она встала из-за стола.
   — Я пошла.
   — Хорошо, дорогая моя, — сказала мать, собирая грязные тарелки.
   Джери-Ли обошла стол и как послушная девочка поцеловала мать и отца.
   Взяла учебники, вышла на улицу и заспешила к автобусной остановке.
   В это утро мистера Торнтона в автобусе не было. И на следующее утро его тоже не было, и на следующее...
   Через несколько дней она прочитала в газете, что он уехал в Голливуд на съемки своего нового фильма и что затем он отправится в Лондон, где поставлена одна из его пьес.
   Только на следующее лето, через день после того, как ей исполнилось шестнадцать лет, она снова увидела его. Но к этому времени она уже не была девочкой. Она была женщиной.
   Впрочем физически она созрела уже давно. Груди у нее начали наливаться, когда ей только-только исполнилось одиннадцать лет. К двенадцати годам у нее начались месячные. К пятнадцати в ее лице еще оставалась детская пухлявость, но за зиму она совершенно исчезла, и щеки ее словно обточил талантливым резцом неведомый мастер. Тогда же она заметила, что под мышками и на лобке волосы у нее загустели. Как и все другие девочки, она стала брить подмышки и пользоваться дезодорантом, но одновременно она уловила в себе и некоторые другие изменения.
   Началось все весной, когда она как член девчачьей группы поддержки бейсбольной команды колледжа пришла болеть за них на городской стадион.
   Как и все другие девочки, она надела специальную форму болельщиков — свободный свитер с крупными оранжево-черными буквами ПК, что означало Порт Клер, на белом фоне и очень короткую юбочку — впоследствии ее назовут мини, едва прикрывающую бедра.
   Девочки, как обычно, заняли места на своей трибуне, то есть сразу же за «домом» своей команды и дальше, по направлению ко второй и третьей базе.
   Мисс Каррузерс, педагог по физическому воспитанию колледжа, выстроила их, как обычно, перед трибуной, а сама вместе с Джери-Ли, которая в прошлом году была лидером группы поддержки, встала впереди и руководила «скандиркой», призванной воодушевлять команду.
   Минут через пятнадцать мистер Лоринг, тренер колледжа по бейсболу, подошел к ней, хмурый и решительный.
   — Мисс Каррузерс, могу ли я поговорить с вами?
   — Конечно, мистер Лоринг, — ответила преподавательница, ожидая продолжения.
   — Конфиденциально, — мрачно уточнил тренер. Она кивнула, и они отошли в сторону ложи для гостей. Оглянувшись и убедившись, что поблизости нет никого, кто мог бы расслышать, о чем он говорит, мистер Лоринг сказал раздраженно:
   — Скажите, мисс Каррузерс, что вы вознамерились сделать с моей командой?
   — Я... я не понимаю вас, — ответила она в полной растерянности.
   — Вы что, ничего не видите? — сказал он резко. — За те пятнадцать минут, что вы на трибуне, мои мальчики пропустили два легких удара, один полевой игрок споткнулся на бегу, заскочив за поле, а питчер принял простой, не крученый мяч животом, вместо того, чтобы легко поймать его.
   Она все еще не понимала.
   — Помилуйте, мистер Лоринг, какое отношение все это имеет ко мне и моим девочкам?
   — Боже! — взорвался он. — Или вы уберете этих ваших девочек отсюда, или у меня больше не останется команды к тому времени, когда начнутся календарные игры, — они все будут валяться с травмами.
   — Мистер Лоринг! — возмущенно начала она. — Мистер Лоринг, мои девочки совершенно не мешают вашим мальчикам, они просто выполняют свое дело!
   — Ваше дело — подбадривать ребят, — огрызнулся тренер, — а не дразнить и искушать их и не сводить с ума. Вы посмотрите вон на ту, — тренер указал на девушку, стоявшую впереди группы, — разве не видно, что из нее просто выпирают все ее прелести...
   — Вы имеете в виду Джери-Ли?
   — Вот ту, ту! — яростно повторил он. — Может быть, вы скажете, что это пуговицы у нее на свитере?
   Некоторое время мисс Каррузерс молча разглядывала Джери-Ли. Да, не было ни малейшего сомнения в том, что ее животная женственность бросалась в глаза. А соски под свитером, твердые и четко обрисованные, действительно торчали, как пуговицы.
   — Я понимаю, что вы имеете в виду, — пробормотала она задумчиво.
   — Вы должны что-то сделать с ней, — продолжал наступать тренер. — Хотя бы заставьте ее носить бюстгалтер или еще что там у вас есть...
   — Все мои девочки носят бюстгалтеры, — обрела голос преподавательница.
   — Тогда достаньте такой, чтобы он держал как следует! — рявкнул тренер.
   В этот момент с дальнего конца бейсбольного поля донесся грохот — полевой игрок со всего разбега врезался в ограждение и шлепнулся на землю.
   К нему бросились другие игроки. Тренер побежал туда.
   Когда Лоринг прибежал, парень уже сидел и поводил головой, словно побывал в нокдауне.
   — Черт бы тебя побрал, Берни! — заорал тренер. — Ты что, решил покончить жизнь самоубийством?
   — Нет, сэр. Я хотел поймать мяч, но солнце ослепило меня, и я потерял его из виду, сэр!
   Лоринг поднял голову и стал подчеркнуто внимательно разглядывать небо.
   — Солнце? Какое солнце? — спросил он наконец, еле сдерживая гнев. — Какое солнце, черт побери, если все небо затянуто облаками?
   Но тут он опустил голову и увидел Джери-Ли. Даже на таком расстоянии можно было различить, как волнующе двигались под свитером ее груди.
   Сдерживать себя дальше он уже не мог.
   — Мисс Каррузере! — заорал он на весь стадион. — Уберите ваших девиц с моего поля!
   Берни поджидал Джери-Ли после окончания занятий. Ом зашагали к остановке автобуса, я он легко попал в ногу с девушкой.
   — Ты не ушибся тогда, Берни? — спросила она.
   Он отрицательно покачал головой.
   — Но ты действительно врезался в забор, правда ведь? Тебе бы следовало лучше смотреть, куда бежишь. О чем ты думаешь?
   — Я... я загляделся на тебя, — признался он.
   — И глупо! Тебе следует смотреть на мяч.
   — Будто я не знаю. Тренер сказал то же самое.
   — Тогда почему же ты смотрел не на мяч, а на меня? — настаивала с невинным видом девушка.
   — Будто ты не знаешь.
   — Не знаю.
   — Ты очень выросла с прошлого года.
   — Конечно, я выросла, глупый. И ты вырос.
   — Я не в том смысле, — сказал он, поднимая руку над головой. — Я в том смысле, что... — и он выставил обе ладони перед грудью.
   — Ты имеешь в виду...
   — Угу. Прямо как у Мэрилин Монро. Все ребята говорят.
   Она покраснела и невольно опустила глаза вниз, словно хотела убедиться в правомерности такого сравнения.
   — Они идиоты, эти твои ребята, — фыркнула она, но в то же время почувствовала, что соски напряглись, и по всему телу прошла неведомая теплая волна.

Глава 4

   «Пляжный клуб», расположенный на самом мысе, обычно открывал сезон в середине мая. К этому времени сюда начинали съезжаться отдыхающие из Нью-Йорка, которые приезжали только на лето. Впрочем, сначала они приезжали только на уик-энды, а когда заканчивались занятия в школах и колледжах — и на все лето. К этому времени клуб уже всю неделю был переполнен детьми, а к концу недели и отцы семейств выбирались на пляж, чтобы подставить солнцу побелевшие за зиму тела, и лежали разморенные после тенниса или гольфа. Каждый воскресный вечер клуб устраивал обед с буфетом и с танцами для своих членов.
   Работать в этом клубе мечтали все местные молодые люди. Берни первый подал Джери-Ли мысль попробовать предложить им свои услуги.
   — Я этим летом буду работать в клубе, — похвастал он.
   — Это в каком же качестве? — Спасателем.
   — Так ты же плохонький пловец. Даже я плаваю лучше, чем ты.
   — Они это знают, — усмехнулся Берни.
   — И все равно тебя берут?
   — Угу, — кивнул он. — Они полагают, что поскольку я большой и сильный, ребятня станет слушаться меня.
   Она кивнула. В свои семнадцать лет Берни вымахал за сто восемьдесят, раздался в плечах, был мускулистым.
   — Кроме того, они уже наняли двух потрясных пловцов, чтобы охранять морской пляж, — именно там они нужны. А я буду работать в бассейне. Там легче и проще.
   — И кроме того, именно там вертятся все городские девчонки, — сказала она, испытывая странные уколы ревности. — Ты действительно хорошо устроился.
   Он покраснел.
   — Ты даже и не думай, Джери-Ли. Ты же знаешь, я не смотрю на других...
   — Даже если они заявляются в этих модных купальниках, которые французы назвали бикини?
   — Да разве можно их сравнить с тобой? — пробормотал он смущенно. — Слушай, а почему бы и тебе не попытаться получить в клубе работу?
   — А что я могу делать?
   — Я слышал, как мистер Коркорэн кому-то говорил, что им нужны официантки. Вовсе не такая уж плохая работа: несколько часов в ленч и в обед. А все остальное время ты свободна. И мы сможем часто быть вместе...
   — Не знаю, — протянула она нерешительно. — Не думаю, что отец согласится. Ты же знаешь, как он относится ко всем этим отдыхающим.
   — Но почему бы тебе не спросить?
   — А почему ты думаешь, что я могла бы получить работу официантки?
   — Мистер Коркорэн говорил, что многие девушки, с кем он уже разговаривал, недостаточно хороши. А для клуба очень важно, чтобы в нем работали красивые люди. — Он бросил на нее взгляд. — У тебя никаких проблем не будет.
   — Ты действительно так считаешь? — улыбнулась она.
   Он кивнул.
   — Может быть, и правда стоит спросить отца...
   Отец согласился, что идея хорошая.
   Он давно заметил, что дочь бурно развилась физически, н у молодых людей так же бурно возник к ней повышенный интерес. И он подумал, что теперь, когда занятия в колледже окончились, и у нее будет много свободного времени, было бы лучше, чтобы у нее появилось какое-нибудь постоянное занятие. Ну а коль скоро Джон дал согласие, он постарался сделать больше — встретился с мистером Коркорэном, переговорил с ним, после чего работа ей была обеспечена, поскольку банк владел первой закладной на клуб.
   До окончания занятий она работала только по уикэндам. Днем она сервировала ленч у бассейна, а воскресными вечерами работала как официантка в клубном обеденном зале.
   С ленчем у нее никаких сложностей не возникало, Простое меню: в основном гамбургеры и горячие сосиски, несколько типов сандвичей и к ним еще заказывали чаще всего капустный салат, картошку и жаркое по-французски. Когда ленч заканчивался — обычно это происходило около трех часов дня, она освобождалась до шести вечера. В шесть ей следовало быть в обеденном зале и помочь накрывать столы.
   Три другие девушки, с которыми она работала в обеденном зале, уже имели опыт работы в клубе — за плечами у них было по два сезона — и потому великолепно ориентировались в обстановке. В результате Джери-Ли обнаружила, что самая грязная работа странным образом досталась только ей.
   Кроме того, обеды превращались в кошмар еще и потому, что метрдотель и шеф-повар, братья-итальянцы, создавали атмосферу нервозности и паники, истерически выкрикивая что-то друг другу по-итальянски и командуя всеми на ломаном английском.
   Когда в школах закончились занятия и все отдыхающие уже перебрались сюда на лето, по воскресеньям начались танцы. Маленький оркестр приехал из Нью-Йорка. После завершения обеда Джери-Ли и другие девушки могли перейти в бар, где располагалась площадка для танцев, посидеть на террасе, послушать музыку и наблюдать, как танцуют члены клуба.
   Берни и еще один юноша обслуживали небольшие столики для коктейлей, поставленные вокруг танцевальной площадки, и Джери-Ли обычно ждала, когда Берни освободится, потому что он отвозил ее домов. Чаще всего это бывало около часу ночи.
   Отец Берни принял участие в оплате автомашины «Плимут Бельведер» 1949 года выпуска. Тем не менее, на нее ушли почти все заработанные юношей деньги. За это лето, ухаживая за машиной" работая на пляже в в баре, Берни заметно повзрослел, загорел, волосы его выгорели под солнцем, — он уже не был мальчиком.
   Его взрослению способствовали и юные девицы, дочери членов клуба. В качестве спасателя он в очередь с другим юношей всегда был у бассейна, н девицы всячески испытывали действие своих юных чар именно на нем.
   Джери-Ли отлично все это видела — обычно после полуденной работы она переодевалась в купальник и шла окунуться в бассейн, чтобы остыть после беготни, отдохнуть.
   Девицы беспрерывно просили Берни то принести коку, то сигареты, то полотенце или показать, как плавать, как исправить движение рук или научить нырять.
   Джери-Ли ловила себя на том, что где-то в глубине души у нее шевелится ревность от того, что Берни пользуется таким вниманием и явно наслаждается этим. Но она никогда не позволила себе даже намекнуть ему, что замечает все это. Чтобы совладать с собой, она обычно соскальзывала в бассейн и начинала плавать взад и вперед, делая энергичные, сильные гребки до тех пор, пока ее руки не уставали и не делались свинцовыми, словно налитые свинцом. Затем она выбиралась из бассейна в дальнем конце, в стороне от кресел спасателей, раскладывала полотенце на цементном полу, окружающем бассейн, и читала. Когда подходило время возвращаться ва работу, она сворачивала полотенце и покидала бассейн" не оглядываясь и не обращая внимания на спасателей.
   Вскоре Берни обратил внимание на странное поведение Джери-Ли и спросил вечером по дороге домой:
   — Слушай, а почему ты не разговариваешь со мной, когда приходишь искупаться днем?
   — Следи за дорогой, — сказала она, не отвечая на-его вопрос.
   — Ты на меня за что-то сердишься?
   — Нет, — коротко ответила она. И добавила:
   — Ты же знаешь правила.
   Мистер Коркорэв не потерпит, чтобы служащие общались и болтали" когда вокруг члены клуба.
   — Перестань, о чем ты! Никто не обратит внимания, и ты это прекрасно знаешь.
   — И кроме того, ты слишком занят, — и в голосе ее появился легкий нью-йоркский говорок, — о, Берни, погляди, не слишком ли короткий я делаю гребок, когда плыву кролем? Берни-и, я умираю, как хочу коку... Бе-ер-ни, дай прикурить, пожалуйста!
   — Слушай, похоже, ты ревнуешь?
   — Я? Ни капельки!
   — Но все это входит в мои обязанности.
   — Конечно! — ответила она с отчетливо различимой ноткой сарказма в голосе.
   Берни молчал всю дорогу до самого мыса. Там он поставил машину на место парковки — оттуда открывался великолепный вид на пролив — и заглушил мотор. Рядом стояли еще две или три машины с выключенными моторами и погашенным светом. Было еще очень рано. Позже, когда бар в клубе закроется, здесь будет полно машин... Из соседней машины донесся звук музыки, — там включили радиоприемник.
   Берни придвинулся к Джери-Ли и сделал попытку ее обнять. Она оттолкнула его руки.