Страница:
«Занавес».
Почти со злостью она вынула страницу из машинки и положила ее на стопку аккуратно отпечатанных страничек. Конец.
Мгновенная злость прошла, и она почувствовала, что опустошена, вымотана до конца. Завтра, когда ее обступят реальности жизни, которые она день за днем отстраняла от себя, упиваясь писанием, еще не наступило, А когда наступит, ей придется думать о деньгах, о счетах... Нужно выйти из этих четырех стен, вступить в мир людей и появиться на рынке, который оценит или осудит ее творчество.
Она почувствовала, как в ней нарастает нервное возбуждение, а потом ее стало трясти. Чего ты боишься, Джери-Ли? — спросила она сама себя. Ты не сделала ничего дурного. Ты работала. И у тебя были все основания не покидать свой кокон...
Но ее руки стали трястись так сильно, что она не могла удержать их на месте. Тогда она пошла на кухню, достала пузырек валерьянки, накапала в стакан и выпила с водой.
Посмотрела на часы. Два часа тридцать пять минут. Фред придет домой не раньше, чем через полтора часа. По уик-эндам он выступал в баре на Сорок девятой стрит и освобождался лишь к трем утра. Комок в животе понемногу стал рассасываться, она почувствовала себя несколько легче.
Постепенно возвращалась уверенность в себе.
Так или иначе, дело сделано. Пьеса закончена. Завтра она может снова вернуться к жизни. Нет ничего, чего она боится, ничего, что могло бы ее испугать. Разве что того, что творится в ее собственной голове...
Первое, что она должна будет сделать, это отдать пьесу Фэннону. Он обещал, что поставит ее. Когда-то обещал. Потом она должна будет сходить в салон красоты. Нет, вначале она пойдет в салон красоты, а только потом отнесет пьесу Фэннону. Она хочет выглядеть наилучшим образом, когда появится в его кабинете.
Она начала раскладывать отпечатанные странички: первый экземпляр, копия, первый... Неплохо отпечатано. В машинописном бюро не смогли бы напечатать лучше — а берут они больше сотни за пять копий. Она быстренько разложила их на полке, накрыла машинку и отправила ее в стенной шкаф. Без машинки комната выглядела на удивление пустой. Впервые за шесть месяцев машинка не была в ней главным предметом.
Настроение стало подниматься — такой важный момент в ее жизни!
Достойный того, чтобы его отметить. Ночь, шампанское и икра. Она открыла буфет. Так... — шабли и орешки. Тоже не так плохо.
Она поставила бутылку вина в морозильник, накрыла скатерть на маленький стол, поставила два подсвечника со свечами и высыпала всю баночку орешков в стеклянную вазочку. Быстренько привела в порядок комнату, даже опорожнила корзину для бумаг. Теперь в комнате не оставалось ни малейшего следа суматошной работы. Она зажгла свечи, выключила свет и отступила к двери полюбоваться и оценить эффект.
Теплый желтоватый свет свечей оживил комнату.
Удовлетворенная, она вошла в ванную комнату и сбросила рубашку и джинсы-Еще оставалось время принять душ и сделать что-нибудь с волосами до прихода Фреда. В конце концов, сегодня был особый день — или ночь? — и ей хотелось, чтобы все было особым.
Несмотря на все усилия кондиционеров, воздух в баре был спертым, тяжелым от сигаретного дыма и запаха пота и пива. Фред посмотрел на часы.
Без четверти три. Оставалось вкалывать всего пятнадцать минут. Он посмотрел на белые клавиши пианино. Не было никакого желания петь и играть — никто не слушал, а если даже кто-то и слушал, то вряд ли мог что-нибудь услышать сквозь шум голосов.
Из своего уголка в дальнем конце зала он оглядел бар. Девицы ублажали посетителей... Неплохая ночь. Пожалуй, половина мужчин была в военной форме. Теперь он понимал, почему владельцы так яростно выступали против запрета для солдат посещать подобные заведения. Без них не было бы никакого бизнеса.
— Фред! — услышал он.
Фред повернулся и увидел стоящую рядом Лисию. Это была крупная, ширококостная цветная девушка в светлом парике а lа Нэнси Уилсон.
Неофициально она была главной над девицами в баре. Она излучала мягкое спокойствие, которое, как он знал, было обманчивым, потому что в глубине ее натуры скрывалась жестокость и даже сила. По этой ли причине или еще почему, но никто не позволял себе валять с ней дурака — ни другие девицы, ни посетители. Она болтала с ними, выпивала, но когда бар закрывался, — уходила домой одна.
— Получили заказ для меня? — спросил он и взял мелодичный аккорд.
— Ага, — хозяин хочет, чтобы ты играл до четырех.
— Вот дерьмо! — сказал он, не переставая играть и петь. — Я выдохся.
Я здесь уже пять часов непрерывно вкалываю.
— Получишь двойную плату за лишний час, — сказала она.
Это означало еще десять долларов. Он получал двадцать пять за пять часов обычной работы.
— Что это он вдруг так расщедрился?
— А ты погляди, как переполнен бар. Но все они начнут расходиться, как только ты перестанешь играть, — решат, что бар закрывается и вечер кончился.
Фред прикинул, ждет ли его Джери-Ли, и решил, что скорее всего, она уже пошла спать.
— О'кей, — сказал он.
Лишние десять долларов не помешают. Тем более, что сегодня было его первое выступление за последние три недели.
Джери-Ли посмотрела на часы. Полчетвертого. Он должен был бы уже прийти домой. Она почувствовала, как напряжение снова стало охватывать ее.
Конечно, глупо волноваться. Надо лучше держать себя в руках. Нет ничего такого, из-за чего следовало бы волноваться. Разве она не кончила пьесу?
Косячок, наверное, поможет, подумала она. Она пошла в спальню, достала маленький целлофановый пакетик с травкой из ящика в ночном столике. Им с Фредом нравилось прибалдеть перед тем, как заниматься сексом. И сейчас несколько затяжек наверняка помогут ей...
Она села на диван, стала медленно, тщательно свертывать самокрутку, потом лизнула папиросную бумагу, заклеила и полюбовалась делом рук своих.
Косячок получился гладким и аккуратным, концы тщательно закручены. Она зажгла спичку и прикурила.
Первая затяжка. Она втянула дым как можно глубже в легкие и задержала дыхание. Было что-то успокаивающее в том изысканном удовольствии, которое дает первая затяжка. Она затянулась еще раз и почувствовала, как напряжение отпускает ее. Так-то оно лучше. Она опять бросила взгляд на часы. Три сорок пять. Ничего страшного.
И тут она почувствовала, что в горле все пересохло, и ей хочется пить. Травка всегда оказывает на нее именно такой эффект. Она пошла к холодильнику, открыла дверцу, достала бутылку вина, налила себе стакан, выпила. И сразу же взлетела к небу...
Фред удивится, когда придет и увидит ее в таком состоянии. Обычно к его приходу она либо уже спала крепким сном, либо сидела, сгорбившись, за пишущей машинкой. Конечно, для него это было не самым лучшим, но он никогда не жаловался. Только однажды сказал ей:
— Крошка, похоже на то, что ты совсем забыла, что можно и получать удовольствие. Не можешь же ты вечно жить в таком напряжении.
Тот день был не самым удачным, и она закричала в ответ:
— Да что ты можешь знать об этом, черт бы тебя побрал? У тебя все просто: ты получаешь ангажемент или не получаешь ангажемент. И когда у тебя нет ангажемента, тебе не надо выдавливать из себя, из своего нутра что-то, что стоит того, чтобы быть услышанным другими. Хотя ты не знаешь, стоит ли оно того, плохо ли это или хорошо. Ты идешь работать, если ты получаешь работу. Если нет, — ты сидишь тут, болтаешься по комнатам, пьешь пиво, куришь травку и смотришь на меня днем и ночью. Лишь бы перепихнуться. Ничто тебя не тревожит.
Он тогда уставился на нее и смотрел, ни слова не говоря, целую минуту, затем пошел в ванную комнату и закрылся. Через некоторое время она услышала шум душа. Когда он вошел, все ее раздражение уже прошло и она готова была к покаянию.
— Я виновата, — сказала она. — Я вовсе не хотела кричать на тебя так.
Он кивнул и молча пошел в спальню. Вернулся уже со скрученным косячком. Прикурил и подал ей:
— Ты придешь в себя, как только закончишь пьесу, — сказал он.
Что ж, теперь она закончена, и Джери-Ли действительно пришла в себя и даже чувствует себя замечательно. Она еще раз затянулась, а потом запила затяжку глотком вина, смыла сухость в горле. Впервые за долгое время почувствовала себя совершенно свободно. Внутри нее разливалось тепло, обнимало ее. Проснулось возбуждение. Потом она почувствовала, что в промежности стало мокро. Этого с ней не случалось уже давным-давно. Боже, да она изнывает от желания. Она не смогла его дождаться... Глупый, он этого не знает, но он мог бы иметь ее сейчас так, что голова бы взорвалась и разлетелась, так, как никогда еще в жизни он не имел ни одной женщины...
Глава 3
Глава 4
Почти со злостью она вынула страницу из машинки и положила ее на стопку аккуратно отпечатанных страничек. Конец.
Мгновенная злость прошла, и она почувствовала, что опустошена, вымотана до конца. Завтра, когда ее обступят реальности жизни, которые она день за днем отстраняла от себя, упиваясь писанием, еще не наступило, А когда наступит, ей придется думать о деньгах, о счетах... Нужно выйти из этих четырех стен, вступить в мир людей и появиться на рынке, который оценит или осудит ее творчество.
Она почувствовала, как в ней нарастает нервное возбуждение, а потом ее стало трясти. Чего ты боишься, Джери-Ли? — спросила она сама себя. Ты не сделала ничего дурного. Ты работала. И у тебя были все основания не покидать свой кокон...
Но ее руки стали трястись так сильно, что она не могла удержать их на месте. Тогда она пошла на кухню, достала пузырек валерьянки, накапала в стакан и выпила с водой.
Посмотрела на часы. Два часа тридцать пять минут. Фред придет домой не раньше, чем через полтора часа. По уик-эндам он выступал в баре на Сорок девятой стрит и освобождался лишь к трем утра. Комок в животе понемногу стал рассасываться, она почувствовала себя несколько легче.
Постепенно возвращалась уверенность в себе.
Так или иначе, дело сделано. Пьеса закончена. Завтра она может снова вернуться к жизни. Нет ничего, чего она боится, ничего, что могло бы ее испугать. Разве что того, что творится в ее собственной голове...
Первое, что она должна будет сделать, это отдать пьесу Фэннону. Он обещал, что поставит ее. Когда-то обещал. Потом она должна будет сходить в салон красоты. Нет, вначале она пойдет в салон красоты, а только потом отнесет пьесу Фэннону. Она хочет выглядеть наилучшим образом, когда появится в его кабинете.
Она начала раскладывать отпечатанные странички: первый экземпляр, копия, первый... Неплохо отпечатано. В машинописном бюро не смогли бы напечатать лучше — а берут они больше сотни за пять копий. Она быстренько разложила их на полке, накрыла машинку и отправила ее в стенной шкаф. Без машинки комната выглядела на удивление пустой. Впервые за шесть месяцев машинка не была в ней главным предметом.
Настроение стало подниматься — такой важный момент в ее жизни!
Достойный того, чтобы его отметить. Ночь, шампанское и икра. Она открыла буфет. Так... — шабли и орешки. Тоже не так плохо.
Она поставила бутылку вина в морозильник, накрыла скатерть на маленький стол, поставила два подсвечника со свечами и высыпала всю баночку орешков в стеклянную вазочку. Быстренько привела в порядок комнату, даже опорожнила корзину для бумаг. Теперь в комнате не оставалось ни малейшего следа суматошной работы. Она зажгла свечи, выключила свет и отступила к двери полюбоваться и оценить эффект.
Теплый желтоватый свет свечей оживил комнату.
Удовлетворенная, она вошла в ванную комнату и сбросила рубашку и джинсы-Еще оставалось время принять душ и сделать что-нибудь с волосами до прихода Фреда. В конце концов, сегодня был особый день — или ночь? — и ей хотелось, чтобы все было особым.
Несмотря на все усилия кондиционеров, воздух в баре был спертым, тяжелым от сигаретного дыма и запаха пота и пива. Фред посмотрел на часы.
Без четверти три. Оставалось вкалывать всего пятнадцать минут. Он посмотрел на белые клавиши пианино. Не было никакого желания петь и играть — никто не слушал, а если даже кто-то и слушал, то вряд ли мог что-нибудь услышать сквозь шум голосов.
Из своего уголка в дальнем конце зала он оглядел бар. Девицы ублажали посетителей... Неплохая ночь. Пожалуй, половина мужчин была в военной форме. Теперь он понимал, почему владельцы так яростно выступали против запрета для солдат посещать подобные заведения. Без них не было бы никакого бизнеса.
— Фред! — услышал он.
Фред повернулся и увидел стоящую рядом Лисию. Это была крупная, ширококостная цветная девушка в светлом парике а lа Нэнси Уилсон.
Неофициально она была главной над девицами в баре. Она излучала мягкое спокойствие, которое, как он знал, было обманчивым, потому что в глубине ее натуры скрывалась жестокость и даже сила. По этой ли причине или еще почему, но никто не позволял себе валять с ней дурака — ни другие девицы, ни посетители. Она болтала с ними, выпивала, но когда бар закрывался, — уходила домой одна.
— Получили заказ для меня? — спросил он и взял мелодичный аккорд.
— Ага, — хозяин хочет, чтобы ты играл до четырех.
— Вот дерьмо! — сказал он, не переставая играть и петь. — Я выдохся.
Я здесь уже пять часов непрерывно вкалываю.
— Получишь двойную плату за лишний час, — сказала она.
Это означало еще десять долларов. Он получал двадцать пять за пять часов обычной работы.
— Что это он вдруг так расщедрился?
— А ты погляди, как переполнен бар. Но все они начнут расходиться, как только ты перестанешь играть, — решат, что бар закрывается и вечер кончился.
Фред прикинул, ждет ли его Джери-Ли, и решил, что скорее всего, она уже пошла спать.
— О'кей, — сказал он.
Лишние десять долларов не помешают. Тем более, что сегодня было его первое выступление за последние три недели.
Джери-Ли посмотрела на часы. Полчетвертого. Он должен был бы уже прийти домой. Она почувствовала, как напряжение снова стало охватывать ее.
Конечно, глупо волноваться. Надо лучше держать себя в руках. Нет ничего такого, из-за чего следовало бы волноваться. Разве она не кончила пьесу?
Косячок, наверное, поможет, подумала она. Она пошла в спальню, достала маленький целлофановый пакетик с травкой из ящика в ночном столике. Им с Фредом нравилось прибалдеть перед тем, как заниматься сексом. И сейчас несколько затяжек наверняка помогут ей...
Она села на диван, стала медленно, тщательно свертывать самокрутку, потом лизнула папиросную бумагу, заклеила и полюбовалась делом рук своих.
Косячок получился гладким и аккуратным, концы тщательно закручены. Она зажгла спичку и прикурила.
Первая затяжка. Она втянула дым как можно глубже в легкие и задержала дыхание. Было что-то успокаивающее в том изысканном удовольствии, которое дает первая затяжка. Она затянулась еще раз и почувствовала, как напряжение отпускает ее. Так-то оно лучше. Она опять бросила взгляд на часы. Три сорок пять. Ничего страшного.
И тут она почувствовала, что в горле все пересохло, и ей хочется пить. Травка всегда оказывает на нее именно такой эффект. Она пошла к холодильнику, открыла дверцу, достала бутылку вина, налила себе стакан, выпила. И сразу же взлетела к небу...
Фред удивится, когда придет и увидит ее в таком состоянии. Обычно к его приходу она либо уже спала крепким сном, либо сидела, сгорбившись, за пишущей машинкой. Конечно, для него это было не самым лучшим, но он никогда не жаловался. Только однажды сказал ей:
— Крошка, похоже на то, что ты совсем забыла, что можно и получать удовольствие. Не можешь же ты вечно жить в таком напряжении.
Тот день был не самым удачным, и она закричала в ответ:
— Да что ты можешь знать об этом, черт бы тебя побрал? У тебя все просто: ты получаешь ангажемент или не получаешь ангажемент. И когда у тебя нет ангажемента, тебе не надо выдавливать из себя, из своего нутра что-то, что стоит того, чтобы быть услышанным другими. Хотя ты не знаешь, стоит ли оно того, плохо ли это или хорошо. Ты идешь работать, если ты получаешь работу. Если нет, — ты сидишь тут, болтаешься по комнатам, пьешь пиво, куришь травку и смотришь на меня днем и ночью. Лишь бы перепихнуться. Ничто тебя не тревожит.
Он тогда уставился на нее и смотрел, ни слова не говоря, целую минуту, затем пошел в ванную комнату и закрылся. Через некоторое время она услышала шум душа. Когда он вошел, все ее раздражение уже прошло и она готова была к покаянию.
— Я виновата, — сказала она. — Я вовсе не хотела кричать на тебя так.
Он кивнул и молча пошел в спальню. Вернулся уже со скрученным косячком. Прикурил и подал ей:
— Ты придешь в себя, как только закончишь пьесу, — сказал он.
Что ж, теперь она закончена, и Джери-Ли действительно пришла в себя и даже чувствует себя замечательно. Она еще раз затянулась, а потом запила затяжку глотком вина, смыла сухость в горле. Впервые за долгое время почувствовала себя совершенно свободно. Внутри нее разливалось тепло, обнимало ее. Проснулось возбуждение. Потом она почувствовала, что в промежности стало мокро. Этого с ней не случалось уже давным-давно. Боже, да она изнывает от желания. Она не смогла его дождаться... Глупый, он этого не знает, но он мог бы иметь ее сейчас так, что голова бы взорвалась и разлетелась, так, как никогда еще в жизни он не имел ни одной женщины...
Глава 3
В четыре утра бар закрылся. Через десять минут исчезли все посетители и большинство девиц. Бармены не тратили лишних слов — любой клиент, желающий еще посидеть над пивом, внезапно обнаруживал, что оно куда-то исчезло у него из-под носа.
Фред устало сложил свои ноты, сунул в кожаную папку и пошел к кассе получать деньги. Бармен стоял к нему спиной и считал наличность. Фред терпеливо стоял, ожидая, когда тот закончит считать. Он знал, что прерывать его — себе дороже станет.
Рядом с ним возникла Лисия.
— Хозяин хочет поставить тебе выпивку, — сказала она.
— Блеск! Тогда бурбон и содовая, — сказал с благодарностью Фред.
— Один «Джек Даниэл» с содовой — крикнула Лисия и пояснила:
— В баре разливное виски все равно, что моча. Разбавляют ровно пополам.
— Спасибо.
Бармен отвлекся от денег, налил стакан и вернулся в кассу.
— Будем! — сказал Фред, сделав небольшой глоток.
— Ты ему понравился, — сказала Лисия. — Он говорит, что ты знаешь свою музыку.
— Поблагодари его от моего имени, — церемонно сказал Фред.
Давно уже никто не говорил ничего хорошего о его музыке.
— Что ты собираешься делать? — спросила неожиданно Лисия.
— В каком смысле?
— В смысле работы, — сказала она.
— Найти еще один разовый ангажемент.
— А днем у тебя нет никакой работы?
— Нет. Только моя музыка. Ничего другого я не знаю.
— Чем же ты занимаешься все время?
— Ищу ангажементы, — сказал он. — И еще есть несколько песен, над которыми я работаю.
— Ты пишешь песни?
Он кивнул.
— Единственная сложность в том" что я никого не могу заставить прослушать их. Издатели заняты крупными именами, и, кроме того, единственное, что их сейчас интересует — это рок. Нацепи гитару на юнца, одень его в хипповые обноски, да если он еще и с бородой — тут же вывернутся наизнанку, чтобы законтрачить его.
— Может быть, хозяин может помочь тебе? — спросила она. — У него есть контакты с некоторыми музыкальными компаниями.
— Я был бы очень обязан.
— Позволь, я пойду, поговорю с ним, — сказала она. Он задумчиво смотрел, как она шла в глубину бара и потом исчезла в офисе, расположенном между дамским и мужским туалетами, и думал, что ничего путного из этого не выйдет. Но все равно, он благодарен ей за то, что она проявила интерес. За все то время, пока он был с Джери-Ли, разговор о его сочинениях даже не возникал. Она была слишком погружена в свою работу. В ее мозгах просто не оставалось места для мыслей о чем-либо другом, кроме ее работы, ее пьесы.
Вернулась Лисия и сказала:
— Он сказал мне, что у него дома есть пианино. Если ты согласен зайти к нему, он послушает твои песни.
— Сейчас? — удивился Фред. — Уже четыре часа утра.
— Хозяин ночной человек, — сказала она. — Для него сейчас что-то вроде середины дня. Он не встает раньше семи вечера.
Фред недолго думал, — Джери-Ли безусловно уже спит. Он не ожидал ничего особенного от показа, но лучше использовать хоть какой-то шанс, чем сидеть и ничего не делать.
— О'кей, — сказал он.
— Идем, идем, — поторопила она. — Моя машина припаркована у гаража Радио Сити. Хозяин велел мне доставить тебя к нему домой.
Машина оказалась серебристым кадиллаком с откидным черным верхом и сиденьями, обтянутыми черной кожей. Фред утонул в кресле рядом с Лисией и глубоко вздохнул. Две вещи на свете волновали его неизменно — запах новой машины и запах новой бабы. Странным образом, видимо, по ассоциации, один запах всегда вызывал в памяти и второй. А эта машина пахла, как новая!
Лисия включила автомагнитофон, когда они выехали на Сорок вторую стрит. Пел Нат Кинг Коул. Одну из своих лучших и популярнейших песен — «Слишком молод».
— Никогда никто из музыкантов не сможет встать вровень с Кингом, — сказал он.
— Кинг умер, — ответила она спокойно.
— Она лихо свернула на Авеню Америкас и поехала к центру.
Безошибочно вписалась в «зеленую улицу», и он не заметил, как они оказались в парке.
— Хорошая машина, — сказал он.
— Мне нравится, — сказала она безо всякого выражения.
Она выехала из парка на Семьдесят вторую у перекрестка с Пятой авеню и свернула на Йорк-авеню. Там обогнула одно из зданий новой постройки и съехала к цокольному гаражу. Затормозила и стала ждать служащего.
— Здесь мы поднимаемся на лифте, — сказала Фреду.
Лифтер хорошо знал ее. Он прикоснулся двумя пальцами ко лбу и сказал:
— Доброе утро.
— Доброе утро, — ответила она.
Лифтер знал, куда она едет, и остановил лифт с машиной, не задавая лишних вопросов, на седьмом этаже. Фред пошел за ней по коридору, устланному пушистым ковром. Вероятно, она очень близка с этим человеком.
Служитель и лифтер даже не позвонили наверх, как это обычно делается в подобных домах, чтобы сообщить о приходе гостя. Она остановилась у одной из дверей, достала из сумочки ключи. Он мысленно кивнул сам себе — точно, она с этим человеком близка. Очень близка. У нее даже свой собственный ключ.
Свет в квартире был уже включен, и Фред последовал за ней через просторную прихожую, скорее, настоящий холл, в еще более просторную жилую комнату. Окна, казалось, окружали комнату, потому что выходили на все стороны — и на Ист-Ривер, и на Трайбороу-стрит. В алькове, недалеко от углового окна, стоял белый кабинетный рояль. Фред застыл в молчаливом восторге — подобное он видел до сих пор только в кино.
— Отличное местечко у этого человека, — сказал он. Она взглянула на него и ничего не сказала. Немного погодя спросила:
— "Джек Дэниэл" с содовой? Он кивнул.
Она налила ему и подождала, пока он не сделал глоток.
— О'кей?
— Чудно, — он кивнул и тут же, услышав шаги, оберну лея-Белая девушка с длинными каштановыми волосами и голубыми глазами в белом длинном халате вошла в комнату.
— Я спала, — сказала она Лисий, — но услышала голоса.
— Прости, что мы тебя разбудили, девочка. Но Фред пришел специально, чтобы сыграть для нас, — она обратилась к Фреду:
— Фред, это Сэм.
Полностью — Саманта. Сэм, это Фред... — и она вопросительно поглядела на него.
— Лафайет, — сказал он быстро.
— Фред Лафайет, — повторила Лисия. Девушка протянула ему руку.
— Рада познакомиться с вами.
— И я рад познакомиться, — сказал он. Рука девушки была холодной.
Фред пожал ее и повернулся к Лисий:
— А где хозяин? Я могу начать в любое время.
Лисия очень спокойно посмотрела на него.
— Вы можете начинать сейчас.
Он уставился на нее. И неожиданно все встало на свои места. Он выступал в этом баре уже четыре вечера и еще ни разу не встречал хозяина.
— Вы? — в его голосе отчетливо слышалось удивление.
Она кивнула. Он поставил стакан на маленький кофейный столик.
— Пожалуй, мне лучше уйти, — сказал он. — Не люблю, когда меня мистифицируют.
Лисия ответила ему совершенно спокойно:
— Никто вас не мистифицирует. Вы сказали, что не можете добиться, чтобы кто-нибудь прослушал вас. Хорошо, я согласна послушать вашу музыку, если решу, что она того стоит.
— А часто вы это делаете?
— Впервые.
— Почему именно я?
— Я занималась музыкой в колледже. Но у меня нет таланта, Я могу изобразить, будто я пою или играю, но это подделка. Но когда я слышу настоящее, я сразу же понимаю. Я услышала кое-что из того, что вы играли в баре. У вас есть стиль, действительно собственный стиль, что в наше время редкость. Вы исполняете эти песни так, словно вы их написали сами.
Фред помолчал, потом спросил:
— Вы управляете «Зеленым баром»?
— Я владелец, — сказала она просто. — И запомните на тот случай, если у вас появятся какие-нибудь идеи относительно того, что я, мол, заинтересовалась вашим черным жирным концом, — выкиньте все это из головы.
Я вполне счастлива и мне ничего не нужно. Просто я услышала вашу игру и подумала, что если в вас есть то, что необходимо настоящему музыканту — а мне кажется, что есть, — то мы можем на этом кое-что заработать.
Он посмотрел на нее, потом на белую девушку и понял, что сегодня он очень медленно соображает.
— Что вы хотите услышать? — спросил он. — Быстрый танец, медленный, балладу, попмузыку, кантри или блюз?
— Играйте то, что Придет вам в голову, — сказала она. — А я послушаю.
— Я хочу спать, — сказала внезапно девушка.
— Хорошо, девочка, — сказала Лисия, и ее голос, как ему показалось, стал мягче.
Девушка ушла, не сказав «спокойной ночи».
— Я могу придти завтра, — сказал Фред.
— Зачем? Я привезла вас сюда играть. Играйте. Лисия подошла вместе с ним к роялю. Он сел, улыбнулся, прислушиваясь к своим взвинченным чувствам. Как давно он не мог за инструментом играть только то, что подсказывало ему его собственное настроение, что было в его голове!
Он не сыграл и восьми аккордов вступления к написанной им песне, как Лисия поняла, что интуиция ее не обманула. В игре была магия. Настоящая магия.
Фред устало сложил свои ноты, сунул в кожаную папку и пошел к кассе получать деньги. Бармен стоял к нему спиной и считал наличность. Фред терпеливо стоял, ожидая, когда тот закончит считать. Он знал, что прерывать его — себе дороже станет.
Рядом с ним возникла Лисия.
— Хозяин хочет поставить тебе выпивку, — сказала она.
— Блеск! Тогда бурбон и содовая, — сказал с благодарностью Фред.
— Один «Джек Даниэл» с содовой — крикнула Лисия и пояснила:
— В баре разливное виски все равно, что моча. Разбавляют ровно пополам.
— Спасибо.
Бармен отвлекся от денег, налил стакан и вернулся в кассу.
— Будем! — сказал Фред, сделав небольшой глоток.
— Ты ему понравился, — сказала Лисия. — Он говорит, что ты знаешь свою музыку.
— Поблагодари его от моего имени, — церемонно сказал Фред.
Давно уже никто не говорил ничего хорошего о его музыке.
— Что ты собираешься делать? — спросила неожиданно Лисия.
— В каком смысле?
— В смысле работы, — сказала она.
— Найти еще один разовый ангажемент.
— А днем у тебя нет никакой работы?
— Нет. Только моя музыка. Ничего другого я не знаю.
— Чем же ты занимаешься все время?
— Ищу ангажементы, — сказал он. — И еще есть несколько песен, над которыми я работаю.
— Ты пишешь песни?
Он кивнул.
— Единственная сложность в том" что я никого не могу заставить прослушать их. Издатели заняты крупными именами, и, кроме того, единственное, что их сейчас интересует — это рок. Нацепи гитару на юнца, одень его в хипповые обноски, да если он еще и с бородой — тут же вывернутся наизнанку, чтобы законтрачить его.
— Может быть, хозяин может помочь тебе? — спросила она. — У него есть контакты с некоторыми музыкальными компаниями.
— Я был бы очень обязан.
— Позволь, я пойду, поговорю с ним, — сказала она. Он задумчиво смотрел, как она шла в глубину бара и потом исчезла в офисе, расположенном между дамским и мужским туалетами, и думал, что ничего путного из этого не выйдет. Но все равно, он благодарен ей за то, что она проявила интерес. За все то время, пока он был с Джери-Ли, разговор о его сочинениях даже не возникал. Она была слишком погружена в свою работу. В ее мозгах просто не оставалось места для мыслей о чем-либо другом, кроме ее работы, ее пьесы.
Вернулась Лисия и сказала:
— Он сказал мне, что у него дома есть пианино. Если ты согласен зайти к нему, он послушает твои песни.
— Сейчас? — удивился Фред. — Уже четыре часа утра.
— Хозяин ночной человек, — сказала она. — Для него сейчас что-то вроде середины дня. Он не встает раньше семи вечера.
Фред недолго думал, — Джери-Ли безусловно уже спит. Он не ожидал ничего особенного от показа, но лучше использовать хоть какой-то шанс, чем сидеть и ничего не делать.
— О'кей, — сказал он.
— Идем, идем, — поторопила она. — Моя машина припаркована у гаража Радио Сити. Хозяин велел мне доставить тебя к нему домой.
Машина оказалась серебристым кадиллаком с откидным черным верхом и сиденьями, обтянутыми черной кожей. Фред утонул в кресле рядом с Лисией и глубоко вздохнул. Две вещи на свете волновали его неизменно — запах новой машины и запах новой бабы. Странным образом, видимо, по ассоциации, один запах всегда вызывал в памяти и второй. А эта машина пахла, как новая!
Лисия включила автомагнитофон, когда они выехали на Сорок вторую стрит. Пел Нат Кинг Коул. Одну из своих лучших и популярнейших песен — «Слишком молод».
— Никогда никто из музыкантов не сможет встать вровень с Кингом, — сказал он.
— Кинг умер, — ответила она спокойно.
— Она лихо свернула на Авеню Америкас и поехала к центру.
Безошибочно вписалась в «зеленую улицу», и он не заметил, как они оказались в парке.
— Хорошая машина, — сказал он.
— Мне нравится, — сказала она безо всякого выражения.
Она выехала из парка на Семьдесят вторую у перекрестка с Пятой авеню и свернула на Йорк-авеню. Там обогнула одно из зданий новой постройки и съехала к цокольному гаражу. Затормозила и стала ждать служащего.
— Здесь мы поднимаемся на лифте, — сказала Фреду.
Лифтер хорошо знал ее. Он прикоснулся двумя пальцами ко лбу и сказал:
— Доброе утро.
— Доброе утро, — ответила она.
Лифтер знал, куда она едет, и остановил лифт с машиной, не задавая лишних вопросов, на седьмом этаже. Фред пошел за ней по коридору, устланному пушистым ковром. Вероятно, она очень близка с этим человеком.
Служитель и лифтер даже не позвонили наверх, как это обычно делается в подобных домах, чтобы сообщить о приходе гостя. Она остановилась у одной из дверей, достала из сумочки ключи. Он мысленно кивнул сам себе — точно, она с этим человеком близка. Очень близка. У нее даже свой собственный ключ.
Свет в квартире был уже включен, и Фред последовал за ней через просторную прихожую, скорее, настоящий холл, в еще более просторную жилую комнату. Окна, казалось, окружали комнату, потому что выходили на все стороны — и на Ист-Ривер, и на Трайбороу-стрит. В алькове, недалеко от углового окна, стоял белый кабинетный рояль. Фред застыл в молчаливом восторге — подобное он видел до сих пор только в кино.
— Отличное местечко у этого человека, — сказал он. Она взглянула на него и ничего не сказала. Немного погодя спросила:
— "Джек Дэниэл" с содовой? Он кивнул.
Она налила ему и подождала, пока он не сделал глоток.
— О'кей?
— Чудно, — он кивнул и тут же, услышав шаги, оберну лея-Белая девушка с длинными каштановыми волосами и голубыми глазами в белом длинном халате вошла в комнату.
— Я спала, — сказала она Лисий, — но услышала голоса.
— Прости, что мы тебя разбудили, девочка. Но Фред пришел специально, чтобы сыграть для нас, — она обратилась к Фреду:
— Фред, это Сэм.
Полностью — Саманта. Сэм, это Фред... — и она вопросительно поглядела на него.
— Лафайет, — сказал он быстро.
— Фред Лафайет, — повторила Лисия. Девушка протянула ему руку.
— Рада познакомиться с вами.
— И я рад познакомиться, — сказал он. Рука девушки была холодной.
Фред пожал ее и повернулся к Лисий:
— А где хозяин? Я могу начать в любое время.
Лисия очень спокойно посмотрела на него.
— Вы можете начинать сейчас.
Он уставился на нее. И неожиданно все встало на свои места. Он выступал в этом баре уже четыре вечера и еще ни разу не встречал хозяина.
— Вы? — в его голосе отчетливо слышалось удивление.
Она кивнула. Он поставил стакан на маленький кофейный столик.
— Пожалуй, мне лучше уйти, — сказал он. — Не люблю, когда меня мистифицируют.
Лисия ответила ему совершенно спокойно:
— Никто вас не мистифицирует. Вы сказали, что не можете добиться, чтобы кто-нибудь прослушал вас. Хорошо, я согласна послушать вашу музыку, если решу, что она того стоит.
— А часто вы это делаете?
— Впервые.
— Почему именно я?
— Я занималась музыкой в колледже. Но у меня нет таланта, Я могу изобразить, будто я пою или играю, но это подделка. Но когда я слышу настоящее, я сразу же понимаю. Я услышала кое-что из того, что вы играли в баре. У вас есть стиль, действительно собственный стиль, что в наше время редкость. Вы исполняете эти песни так, словно вы их написали сами.
Фред помолчал, потом спросил:
— Вы управляете «Зеленым баром»?
— Я владелец, — сказала она просто. — И запомните на тот случай, если у вас появятся какие-нибудь идеи относительно того, что я, мол, заинтересовалась вашим черным жирным концом, — выкиньте все это из головы.
Я вполне счастлива и мне ничего не нужно. Просто я услышала вашу игру и подумала, что если в вас есть то, что необходимо настоящему музыканту — а мне кажется, что есть, — то мы можем на этом кое-что заработать.
Он посмотрел на нее, потом на белую девушку и понял, что сегодня он очень медленно соображает.
— Что вы хотите услышать? — спросил он. — Быстрый танец, медленный, балладу, попмузыку, кантри или блюз?
— Играйте то, что Придет вам в голову, — сказала она. — А я послушаю.
— Я хочу спать, — сказала внезапно девушка.
— Хорошо, девочка, — сказала Лисия, и ее голос, как ему показалось, стал мягче.
Девушка ушла, не сказав «спокойной ночи».
— Я могу придти завтра, — сказал Фред.
— Зачем? Я привезла вас сюда играть. Играйте. Лисия подошла вместе с ним к роялю. Он сел, улыбнулся, прислушиваясь к своим взвинченным чувствам. Как давно он не мог за инструментом играть только то, что подсказывало ему его собственное настроение, что было в его голове!
Он не сыграл и восьми аккордов вступления к написанной им песне, как Лисия поняла, что интуиция ее не обманула. В игре была магия. Настоящая магия.
Глава 4
Джери-Ли спала на кушетке. Ее разбудил звук отпираемой двери. Она быстро села. Комната, залитая солнцем, на мгновение поплыла у нее перед глазами, а в висках возникло неприятное ощущение. Она поглядела на пустую бутылку, стоявшую между двумя выгоревшими до самых подсвечников свечами.
Неужели это она вылакала целую бутылку в одиночку?
В дверях появился Фред, удивленный тем, что она спала на кушетке.
— Я не думал, что ты не ляжешь спать... — сказал он.
— Я пыталась ждать тебя, но заснула. Сколько времени сейчас?
— Почти девять, — ответил он. Поглядел на пустую винную бутылку на столике и на свечи. — Ты что-то отмечала? По какому случаю?
— Я закончила пьесу.
Он умолк и некоторое время переваривал новость. Затем улыбнулся:
— Мои поздравления, дорогая. Это действительно нужно отметить.
— Ты не сказал мне, что задержишься на всю ночь, — она не собиралась упрекать его, но ее слова прозвучали именно как упрек.
— Я сам не знал. Все получилось неожиданно.
— Ты мог бы позвонить мне.
— Я подумал, что ты, вероятно, уже спишь, — он склонился над кушеткой, чтобы поцеловать ее. — У меня хорошие новости.
Она уловила запах дорогого виски.
— Ты выпивал?
— Самую капельку.
— Какие у тебя хорошие новости?
— Я играл для дамы, которая владеет баром. Она хочет помочь мне найти издателя и записать пластинку с моими песнями.
— Какими песнями?
— У меня есть несколько песен, которые я годами пел, отделывая постепенно.
— Ты ни разу мне не сказал.
— Ты ни разу не спросила меня. И потом все это время у тебя голова была совершенно не тем занята. И в конце концов, до сегодняшнего дня ничего не происходило, так что и говорить-те было не о чем.
Джери-Ли вдруг почувствовала легкий укол ревности.
— Значит, в «Зеленом баре» хозяйка — женщина? Он кивнул.
— И ты остался и играл для нее?
— Нет. Она отвезла меня к себе домой. У нее дома кабинетный рояль.
— А...
Она встала с кушетки. Во рту был неприятный вкус, все пересохло. Она вдруг почувствовала, как у нее портится настроение. Возбуждение и радость, охватившие ее, когда она закончила работу, куда-то улетучились. Осталась головная боль.
— Сейчас почищу зубы и пойду спать. Он пошел за ней в ванную комнату.
— Ничего такого, о чем ты думаешь, между нами не было.
— Откуда ты знаешь, что я думаю? — спросила она, глядя на него в зеркало над умывальником.
— Все было совершенно по делу.
— Конечно, — сказала она саркастически. — Ты провел в ее квартире шесть часов после работы и все время играл на рояле.
— Именно так оно и было.
Она выдавила пасту на зубную щетку.
— Тебе нет необходимости лгать мне. Ты не обязан давать мне какие-либо объяснения.
— Я не лгу.
— Я не хочу говорить об этом, — сказала она и стала чистить зубы.
— Что ты теперь собираешься делать? — спросил он, когда она вернулась в спальню.
— Отнесу копию пьесы Фэннону, — она легла в постель, потянулась за будильником, взяла его, поставила на полдень. — Но перед этим я хочу зайти в салон красоты и привести свою голову в порядок.
— Но мне кажется, она у тебя в порядке.
— А мне — нет. Бог знает как давно я делала стрижку, — она легла на подушку. — Я хочу хоть немного поспать.
Он вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Благодаря тяжелым драпри на окнах в комнате было темно. Она лежала и смотрела на стену. Ей не нравилось то, как она вела себя, но она ничего не могла с собой поделать.
Он даже не задумывался все это время, как взвинчена, напряжена была она и какое огромное значение для нее имела эта пьеса. И он никогда не проявил даже самого крохотного любопытства и не попросил ее прочитать, что она пишет. Во всяком случае, у нее всегда было такое ощущение, что все, касающееся ее писательской работы, его совершенно не волновало и не касалось. Единственное, в чем у них было общее — это секс.
Будильник зазвонил и вырвал ее из глубокого сна. Его трезвон проник в самую глубину усталых нервов, и Джери-Ли вскочила, протянула дрожащую руку, чтобы заткнуть его. Выключила, поставила рядом с ночником, закурила, несколько раз глубоко затянулась и чуть-чуть успокоилась. И вовремя — зазвонил телефон.
Женский голос спросил:
— Я могу попросить к телефону Фреда?
— Минутку.
Фред спал на кушетке в гостиной. Она тронула его за плечо:
— Тебя к телефону.
— Кто там еще?
— Я не спрашивала.
Он снял трубку аппарата, стоявшего рядом с кушеткой. Она вернулась в спальню. Закрыла за собой дверь и положила на рычаг трубку своего телефона. В ванной комнате она уставилась в зеркало, разглядывая свое лицо. То, что она видела там, ей определенно не нравилось. Цвет лица приобрел оттенок, который обычно бывает у людей, долгое время проведших в помещении. Она подумала — как, интересно, выглядит та женщина, сколько ей лет... Ей пришлось подавить в себе неожиданно возникшее желание подслушать их разговор.
Что происходит с ней?
Все эти ревнивые мысли совершенно не в ее духе. не имеют к ней никакого отношения. Ее и Фреда ничего не связывает, ни она ему не принадлежит, ни он ей не (' принадлежит. Они были вместе только потому, что им нравилось быть вместе. И как только один из них захочет уйти, он волен в любой момент сделать это. Но они прожили вместе шесть месяцев, сблизились, и эта совместность иногда начинает выкидывать странные штуки, порождать нелепые мысли.
Теперь она жалела, что ответила по телефону незнакомой женщине. Не нужно было подходить к телефону совсем... Но тогда и Фред бы не подошел — он никогда не подходит сам к телефону. Из-за ее матери...
Ее мать ужасно рассердилась, когда обнаружила, что они живут вместе.
Она и до этого не одобряла те принципы, по которым позволяла себе жить Джери-Ли. Но поселиться с черным — это уже было для нее чересчур! И она не постеснялась высказать все, что думает по этому поводу, прямо им в лицо.
Не было никакого сомнения, с ее точки зрения, что Фред погубил жизнь Джери-Ли.
В какой-то момент она даже пригрозила, что добьется судебного приговора для Джери-Ли, но тут дочери пришлось напомнить ей, что это уже давно не в ее власти. После этого крупного разговора все отношения между дочерью и матерью почти полностью прервались. Прошло уже четыре месяца после того, как Джери-Ли в последний раз видела мать, и несколько недель после их последнего телефонного разговора.
Может быть, ей нужен психиатр? Но даже если бы у нее и был хороший специалист, она не могла бы ему платить.
Она отвернулась от зеркала и открыла аптечку. Перебирая лекарства, она подумала, что все-таки они не такие дорогие, как психиатр. Она извлекла пузырек с надписью «Кваалюд 500 мг». Пожалуй, то, что нужно.
Либриум расслабляет, валиум успокаивает и помогает заснуть, а это лекарство обладает двойным действием — и успокоит, и взбодрит. Она проглотила таблетку, встала под душ и пустила самую сильную струю холодной воды.
Укутавшись в махровую простыню, она уселась на край кровати и стала названивать Фэннону.
— Студия Адольфа Фэннона, — ответил ей женский голос.
— Мистера Фэннона, пожалуйста. Говорит Джери-Ли Рэндол.
— Подождите минутку, пожалуйста.
Внезапно Джери-Ли почувствовала, что сердце ее начинает яростно колотиться в грудной клетке. Прошло уже больше года. Может быть, он даже и забыл о своем обещании.
В трубке что-то щелкнуло и раздался голос:
— Джери-Ли! Рад тебя слышать! Она постаралась, чтобы голос ее звучал легко и непринужденно:
— Очень рада услышать твой голос, Адольф.
Неужели это она вылакала целую бутылку в одиночку?
В дверях появился Фред, удивленный тем, что она спала на кушетке.
— Я не думал, что ты не ляжешь спать... — сказал он.
— Я пыталась ждать тебя, но заснула. Сколько времени сейчас?
— Почти девять, — ответил он. Поглядел на пустую винную бутылку на столике и на свечи. — Ты что-то отмечала? По какому случаю?
— Я закончила пьесу.
Он умолк и некоторое время переваривал новость. Затем улыбнулся:
— Мои поздравления, дорогая. Это действительно нужно отметить.
— Ты не сказал мне, что задержишься на всю ночь, — она не собиралась упрекать его, но ее слова прозвучали именно как упрек.
— Я сам не знал. Все получилось неожиданно.
— Ты мог бы позвонить мне.
— Я подумал, что ты, вероятно, уже спишь, — он склонился над кушеткой, чтобы поцеловать ее. — У меня хорошие новости.
Она уловила запах дорогого виски.
— Ты выпивал?
— Самую капельку.
— Какие у тебя хорошие новости?
— Я играл для дамы, которая владеет баром. Она хочет помочь мне найти издателя и записать пластинку с моими песнями.
— Какими песнями?
— У меня есть несколько песен, которые я годами пел, отделывая постепенно.
— Ты ни разу мне не сказал.
— Ты ни разу не спросила меня. И потом все это время у тебя голова была совершенно не тем занята. И в конце концов, до сегодняшнего дня ничего не происходило, так что и говорить-те было не о чем.
Джери-Ли вдруг почувствовала легкий укол ревности.
— Значит, в «Зеленом баре» хозяйка — женщина? Он кивнул.
— И ты остался и играл для нее?
— Нет. Она отвезла меня к себе домой. У нее дома кабинетный рояль.
— А...
Она встала с кушетки. Во рту был неприятный вкус, все пересохло. Она вдруг почувствовала, как у нее портится настроение. Возбуждение и радость, охватившие ее, когда она закончила работу, куда-то улетучились. Осталась головная боль.
— Сейчас почищу зубы и пойду спать. Он пошел за ней в ванную комнату.
— Ничего такого, о чем ты думаешь, между нами не было.
— Откуда ты знаешь, что я думаю? — спросила она, глядя на него в зеркало над умывальником.
— Все было совершенно по делу.
— Конечно, — сказала она саркастически. — Ты провел в ее квартире шесть часов после работы и все время играл на рояле.
— Именно так оно и было.
Она выдавила пасту на зубную щетку.
— Тебе нет необходимости лгать мне. Ты не обязан давать мне какие-либо объяснения.
— Я не лгу.
— Я не хочу говорить об этом, — сказала она и стала чистить зубы.
— Что ты теперь собираешься делать? — спросил он, когда она вернулась в спальню.
— Отнесу копию пьесы Фэннону, — она легла в постель, потянулась за будильником, взяла его, поставила на полдень. — Но перед этим я хочу зайти в салон красоты и привести свою голову в порядок.
— Но мне кажется, она у тебя в порядке.
— А мне — нет. Бог знает как давно я делала стрижку, — она легла на подушку. — Я хочу хоть немного поспать.
Он вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Благодаря тяжелым драпри на окнах в комнате было темно. Она лежала и смотрела на стену. Ей не нравилось то, как она вела себя, но она ничего не могла с собой поделать.
Он даже не задумывался все это время, как взвинчена, напряжена была она и какое огромное значение для нее имела эта пьеса. И он никогда не проявил даже самого крохотного любопытства и не попросил ее прочитать, что она пишет. Во всяком случае, у нее всегда было такое ощущение, что все, касающееся ее писательской работы, его совершенно не волновало и не касалось. Единственное, в чем у них было общее — это секс.
Будильник зазвонил и вырвал ее из глубокого сна. Его трезвон проник в самую глубину усталых нервов, и Джери-Ли вскочила, протянула дрожащую руку, чтобы заткнуть его. Выключила, поставила рядом с ночником, закурила, несколько раз глубоко затянулась и чуть-чуть успокоилась. И вовремя — зазвонил телефон.
Женский голос спросил:
— Я могу попросить к телефону Фреда?
— Минутку.
Фред спал на кушетке в гостиной. Она тронула его за плечо:
— Тебя к телефону.
— Кто там еще?
— Я не спрашивала.
Он снял трубку аппарата, стоявшего рядом с кушеткой. Она вернулась в спальню. Закрыла за собой дверь и положила на рычаг трубку своего телефона. В ванной комнате она уставилась в зеркало, разглядывая свое лицо. То, что она видела там, ей определенно не нравилось. Цвет лица приобрел оттенок, который обычно бывает у людей, долгое время проведших в помещении. Она подумала — как, интересно, выглядит та женщина, сколько ей лет... Ей пришлось подавить в себе неожиданно возникшее желание подслушать их разговор.
Что происходит с ней?
Все эти ревнивые мысли совершенно не в ее духе. не имеют к ней никакого отношения. Ее и Фреда ничего не связывает, ни она ему не принадлежит, ни он ей не (' принадлежит. Они были вместе только потому, что им нравилось быть вместе. И как только один из них захочет уйти, он волен в любой момент сделать это. Но они прожили вместе шесть месяцев, сблизились, и эта совместность иногда начинает выкидывать странные штуки, порождать нелепые мысли.
Теперь она жалела, что ответила по телефону незнакомой женщине. Не нужно было подходить к телефону совсем... Но тогда и Фред бы не подошел — он никогда не подходит сам к телефону. Из-за ее матери...
Ее мать ужасно рассердилась, когда обнаружила, что они живут вместе.
Она и до этого не одобряла те принципы, по которым позволяла себе жить Джери-Ли. Но поселиться с черным — это уже было для нее чересчур! И она не постеснялась высказать все, что думает по этому поводу, прямо им в лицо.
Не было никакого сомнения, с ее точки зрения, что Фред погубил жизнь Джери-Ли.
В какой-то момент она даже пригрозила, что добьется судебного приговора для Джери-Ли, но тут дочери пришлось напомнить ей, что это уже давно не в ее власти. После этого крупного разговора все отношения между дочерью и матерью почти полностью прервались. Прошло уже четыре месяца после того, как Джери-Ли в последний раз видела мать, и несколько недель после их последнего телефонного разговора.
Может быть, ей нужен психиатр? Но даже если бы у нее и был хороший специалист, она не могла бы ему платить.
Она отвернулась от зеркала и открыла аптечку. Перебирая лекарства, она подумала, что все-таки они не такие дорогие, как психиатр. Она извлекла пузырек с надписью «Кваалюд 500 мг». Пожалуй, то, что нужно.
Либриум расслабляет, валиум успокаивает и помогает заснуть, а это лекарство обладает двойным действием — и успокоит, и взбодрит. Она проглотила таблетку, встала под душ и пустила самую сильную струю холодной воды.
Укутавшись в махровую простыню, она уселась на край кровати и стала названивать Фэннону.
— Студия Адольфа Фэннона, — ответил ей женский голос.
— Мистера Фэннона, пожалуйста. Говорит Джери-Ли Рэндол.
— Подождите минутку, пожалуйста.
Внезапно Джери-Ли почувствовала, что сердце ее начинает яростно колотиться в грудной клетке. Прошло уже больше года. Может быть, он даже и забыл о своем обещании.
В трубке что-то щелкнуло и раздался голос:
— Джери-Ли! Рад тебя слышать! Она постаралась, чтобы голос ее звучал легко и непринужденно:
— Очень рада услышать твой голос, Адольф.