Роббинс Гарольд. Одинокая леди

   — Эта подойдет?
   — Замечательно.
   — Вы можете пойти в ванную первой, — сказала Лисия и отдала ей ночную рубашку.
   Джери-Ли взяла ее и вошла в ванную, закрыв за собой дверь. Быстро разделась и аккуратно повесила одежду на вешалку. Извлекла зубную щетку из упаковки, почистила зубы, вымыла лицо. До этого момента она чувствовала себя великолепно, просто замечательно, а сейчас вдруг занервничала. Она полезла в сумочку, стала перебирать там вещи. Насколько она помнила, у нее должен быть с собой валиум. Наконец она нашла таблетку и быстро проглотила ее. От одной мысли, что валиум ей всегда помогает, начала успокаиваться.
   Когда она вышла из ванной комнаты, Лисия взглянула на нее и улыбнулась.
   — Ночнушка немного великовата. Джери-Ли оглядела себя — действительно, подол волочился по полу.
   — Точно, великовата, — согласилась она. Лисия указала на кровать, стоящую у стенки.
   — Это ваша.
   Джери-Ли подошла к кровати, села, механически потянулась к пачке сигарет, достала одну, закурила. Лисия почувствовала, что гостья нервничает.
   — Все в порядке? — спросила она.
   — Сейчас приду в норму. У меня был трудный и плохой день — вот и все.
   — Не волнуйтесь, вам не о чем беспокоиться, — сказала Лисия низким, грудным голосом. — Я привезла вас домой вовсе не для того, чтобы соблазнять. Я вообще Даже не думала, что вы останетесь на ночь.
   — Я рада. Рада. что вы пригласили и оставили на ночь. Это единственное хорошее, что случилось со мной за целый день.
   — Тогда все хорошо, — сказала Лисия и подошла к встроенному в стену шкафу. Быстренько стянула с себя блузку через голову, расстегнула и спустила юбку, переступила через нее и, чуть напрягшись, расстегнула на спине лифчик.
   Джери-Ли затушила сигарету. Взглянула наЛисию — та уже набросила на себя бежевый пеньюар, который по цвету почти не отличался от цвета ее кожи. Джери-Ли нырнула под простыни.
   Лисия села на соседнюю кровать.
   — Как вам показалась моя маленькая семья?
   — Семья маленькая, но зато я увидела большую любовь.
   Лисия довольно улыбнулась.
   — Вот почему я держу их здесь. В городе даже любовь иная, такую не получишь...
   — Вы правильно поступаете...
   — Но Бонни достаточно быстро растет, — сказала Лисия. — Мальчик, такой, как Бонни, нуждается в отце. Джери-Ли ничего не ответила.
   — Вы думаете, он не примет Фреда? — спросила Лисия.
   — Фред любит детей, — сказала Джери-Ли вместо ответа.
   — А что насчет меня? — спросила Лисия. — Он что-нибудь говорил обо мне?
   — Только то, что вы нравитесь ему. И он вас уважает.
   — Но он же знает обо мне: он видел меня с Сэм. — Лисия некоторое время молчала. — Впрочем, это вовсе не означает, что я не люблю мужчин. Я просто избегаю их. Все, что с ними связано, означает вечный бой. Они не любят, они сражаются.
   — Фред не такой. Он очень нежный мужчина. Лисия встала с кровати.
   — Не знаю, ничего пока не знаю, — сказала она с сомнением. — Мне еще нужно очень хорошо подумать. Не хочу ошибиться.
   — Вы не сделаете ошибки, — сказала Джери-Ли. — Все, что вы сделаете, будет правильно.
   — Вы действительно так думаете?
   — Да, именно так. Лисия вдруг рассмеялась.
   — Хватит о моих проблемах. Ложитесь и засыпайте. — Она выключила свет. — Спокойной ночи.
   — Спокойной ночи.
   Джери-Ли проследила взглядом за тем, как Лисия шла в ванную комнату, как закрылась за ней дверь. Потом уставилась в темноту... потом услышала, как пошла вода... Закрыла глаза. Возвращения Лисий она уже не слышала. И не почувствовала ее поцелуй на щеке и, уж конечно, не слышала ее шепота:
   — Бедная маленькая девочка... Она крепко-крепко спала.

Глава 10

   Этот чертов калифорнийский солнечный свет — никуда от него не денешься, — подумала она, открывая глаза. Господи! Чего бы она только ни дала за один дождливый день!
   Она, наконец, совершенно проснулась и подумала о Лисий, На мгновение она почти ощутила теплую сладость ее нежной гладкой кожи, дающей такое наслаждение пальцам. Но тут до ее слуха донеслись голоса из-за закрытой двери, и видение исчезло.
   Она села в кровати и прислушалась. Голосов было два: один мужской, другой женский. Оба говорили приглушенно. Мужской голос становился все более настойчивым. Прошло еще несколько мгновений. Дверь отворилась.
   В комнату заглянула Анджела.
   — Ты проснулась?
   — Да.
   — Я только что заглядывала к тебе — ты спала. Я не хотела будить тебя.
   — Ничего страшного. Кто там пришел?
   — Джордж.
   — Какого черта! — сказала Джери-Ли. — Что он хочет?
   — Не знаю. Он просто говорит, что ему крайне важно повидаться с тобой. Я скажу ему, чтобы он уходил, что ты слишком плохо себя чувствуешь, хорошо?
   — Нет. — Джери-Ли сбросила ноги с кровати. Джордж был слишком эгоистичен, чтобы прийти просто так, нанести визит вежливости. За его приходом что-то явно кроется, без всякого сомнения. — Я его приму.
   Попроси подождать минутку, пока я заскочу в ванную.
   — Хорошо. Скажи мне, когда ты будешь готова. Я впущу его.
   — Не надо. Я выйду туда.
   — А ты не думаешь, что тебе следовало бы оставаться в постели? — спросила неодобрительно Анджела.
   — Зачем? Я не больна. Всего-навсего маленький гнусный абортик.
   Дверь за Анджелой закрылась, и Джери-Ли пошла в ванную комнату. Села на толчок и сменила томпон. Кровотечение усилилось по сравнению с утром, а в низу живота побаливало. Она проглотила две таблетки аспирина и таблетку перкодана, чтобы унять боль. Затем умылась холодной водой и почувствовала себя лучше. Подкрасила губы, положила немного румян на щеки, причесалась.
   Когда она вошла в комнату, Джордж поднялся на ноги и воскликнул:
   — Эй! Ты вовсе не выглядишь больной.
   — Макияж, — улыбнулась она и села в кресло напротив. — Чему обязана?
   — Я хотел поговорить с тобой, — сказал он. — Хотел бы объяснить тебе, что я действительно очень жалею, что все так получилось.
   Она смотрела на него и ничего не отвечала.
   — Нам не нужно было так спешить, — сказал он. — Нужно было сохранить ребенка.
   На этот раз ей не удалось скрыть своего удивления.
   — Ты что, шутишь?
   — Никоим образом, — сказал он совершенно искренне. — Я именно это и хотел тебе сказать.
   — А как же твоя жена?
   — Она бы не возражала, она бы согласилась, — сказал он, и его голубые глаза смотрели на нее ясно и безмятежно. — Вчера вечером мы с ней поговорили об этом. Мы бы усыновили ребенка, и не было бы никаких проблем.
   — О Господи!
   — Розмари была бы рада иметь ребенка. Она так любит детей.
   — Тогда почему бы вам самим не родить?
   — Все этот проклятый, черт бы его побрал, сериал, в котором она занята, — сказал он. — У нее жесткий контракт на три года. Это очень большие деньги. Особенно с гонорарами за повторный показ. Если она забеременеет, контракт окажется нарушенным и его расторгнут.
   — А на какие шиши, по-вашему, я должна была жить все то время, пока ходила бы с пузом? — спросила Джери-Ли со всей саркастичностью, на какую была способна.
   Но стрела ее язвительности пролетела мимо.
   — Мы и об этом говорили, — сказал он серьезно. — Ты бы согласилась жить с нами. Таким образом, мы бы все были как бы вовлечены в это дело.
   — Не могу поверить, — сказала Джери-Ли и потрясла головой.
   — Вполне осуществимый план, — сказал он. — Вчера вечером мы были в гостях у моего психотерапевта. Он устраивал особый прием. И все согласились, что идея могла бы отлично сработать.
   — Все? Он кивнул.
   — Все! Ты же знаешь моего психотерапевта, — мы называем его психик.
   У него пациенты — из числа самых влиятельных лиц в городе. Раз в месяц мы встречаемся у него на своеобразном собеседовании, целью которого является повышение уровня нравственности. Проблемы совести. Вот так и возникла эта идея.
   Джери-Ли знала его врача. Если вы совершенно не нуждались в его помощи в тот момент, когда обратились к нему, то уже к концу первого вашего визита вы будете остро нуждаться в помощи хорошего психиатра.
   Конечно, при условии, что вы хорошо известный человек и можете позволить себе платить сотню за час.
   — Ах, вот значит как! — сказала она с раздражением. — Нечего сказать — удружил! Мне понадобилось целых два года, чтобы этот город стал воспринимать меня серьезно. И в один вечер вы навесили на меня репутацию придурка.
   — Да ничего подобного, Джери-Ли! — совершенно искренне запротестовал он. — Мы все совершенно откровенны на таком приеме у нашего психика. Мы открыто говорим друг с другом, и все очень высоко ценят тебя, уважают, поверь мне!
   — Конечно, — пробурчала она.
   — Точно, я говорю. Возьми, к примеру. Тома Касла. Он выпускает твою картину.
   — Ну и что же он? — спросила она заинтересованно, надеясь узнать что-нибудь, что может подтвердить слова ее агента.
   — Он сказал, что разговаривал с твоим агентом о том, чтобы ты написала сценарий, основанный на твоей книге. И еще он сказал, что убежден — только ты можешь это сделать. Особенно после того, как написанный Уорреном сценарий по твоей книге оказался таким безнадежным.
   — Чего же он ждет? — спросила она.
   — Он сказал, что студия не позволяет ему начинать действовать, пока нет звезды.
   — Вот же какое дерьмо! — сказала она с отвращением. — Ничего не меняется. Так что же идет раньше — яйца или курица?
   — Он сказал, что на студии хотят, чтобы снимался я. Если я соглашусь, они дадут ему полное добро.
   Она не смогла удержаться и буквально взвилась:
   — Так Бога ради, что тебя держит?
   — Собственно, именно по этому делу я и пришел к тебе, — объяснил он ей терпеливо. — Я прочитал книгу. Но я не уверен, гожусь ли на эту роль именно я. Мне кажется, что ведущая роль там написана более возрастная.
   — Не волнуйся, ты отлично можешь сыграть ее, — сказала она твердо.
   — Но мой возраст, — продолжал он протестовать.
   — Помнишь Джимми Дина в «Гиганте»? Он сыграл сорокалетнего, когда ему было двадцать три — двадцать четыре. А ты, как актер, не хуже него. У тебя есть те же качества, и ты действуешь на зрителя безотказно.
   Она просто видела, как актерское самолюбие начало работать.
   — Ты действительно так считаешь? — спросил он. — Хм... Джимми Дин...
   Она кивнула.
   — А что, по-твоему, заставило меня обратиться в первую очередь к тебе?
   — Будь я проклят... — сказал он с удивлением в голосе и во взгляде.
   — А я никогда даже и не думал об этом.
   Но она видела, что ему приятно.
   — Если ты будешь играть, я могу написать такую роль, что у всех задницы взмокнут, — добавила она для большей убедительности. — Вместе мы сможем добиться такого, что это будет само совершенство. Он задумчиво кивнул и сказал:
   — Если подумать, это дьявольски интересная роль.
   — Такая попадается раз в жизни, — продолжала подогревать его Джери-Ли. — Мечта актера. Исполнение этой роли сразу же поставит тебя в ряд с Мак-Куином и Редфордом. — Она засмеялась и торжественно произнесла:
   — Джордж Баллентайн, суперзвезда!
   Он тоже рассмеялся, потом его лицо опять стало серьезным и он спросил:
   — А кто будет режиссером? У Джимми Дина были Казан и Джордж Стивене.
   Нам нужен самый лучший: Коппола, Шлезингер, кто-то такого калибра.
   — Ты назови его — и мы добудем.
   — Мне нужно подумать, — сказал он. — Я обговорю все со своим агентом.
   — Ты расскажи ему то, что я тебе сказала. Самое главное то, что мы сможем работать вместе.
   — Конечно, — ответил он, но Джери-Ли видела, что он думает о чем-то другом.
   — Скажи, как ты думаешь, Розмари сможет сыграть ту девочку?
   — Мне кажется, что ты только что говорил о ее контракте на три года в сериале, не так ли?
   — Во-первых, она может договориться и получить разрешение сыграть эпизодическую роль, — сказал он. — Кроме того, все будет выглядеть куда пристойнее, если мы все вместе будем в этом участвовать. Особенно после того, что произошло.
   — Почему бы и нет? — она кивнула. — Роскошная смесь для кассового успеха.
   — Мне пришла в голову одна мысль, — сказал он. — Почему бы тебе не приехать завтра к нам на ужин? Я бы пригласил моего агента, и мы бы все спокойненько обсудили все вместе.
   Вот уж чего она не хотела бы делать — обсуждать всем вместе!
   — Почему бы тебе вначале не обмозговать все самому? — выдвинула она встречное предложение. — А встретиться мы бы могли в конце недели, когда я немного окрепну и почувствую себя лучше.
   — Замечательно, — сказал он и поднялся. И вдруг она заметила на его лице смущенное выражение.
   — Вот же чертовщина! — сказал он и сунул руку в карман.
   — В чем дело?
   — Сам не могу понять, что в тебе есть такого, Джери-Ли? — спросил он со смущенным смешком. — Каждый раз, когда я оказываюсь рядом с тобой, — у меня встает.
   — Ты сделал мне очаровательный комплимент, — рассмеялась она, поднялась и нежно поцеловала его в щеку. — Но тебе придется потерпеть и сохранить его в таком виде до тех пор, пока я не приду в себя и не поправлюсь.
   — Он ушел? — спросилаАнджела, выходя из кухни. Джери-Ли кивнула.
   — Мне он не нравится, — сказала Анджела категорически. — По его вине тебе пришлось пройти через эту операцию, а он даже не подумал спросить, как ты себя чувствуешь. Он бы поперся прямо в твою спальню, если бы я его не остановила. Эгоистичный, жлобский сукин сын.
   Джери-Ли посмотрела на подружку и расхохоталась.
   — И ко всему он еще и актер, что делает все вышесказанное тобой еще хуже, — сказала она.
   — Не вижу ничего смешного, — сказала Анджела. — Я бы не стала разговаривать с человеком, подвергшим меня таким мучениям.
   Джери-Ли покачала задумчиво головой.
   — Не он один виноват, — сказала она. — До сих пор для того, чтобы забеременеть, нужны были двое. И если бы я не торопилась, то обязательно вспомнила бы о диафрагме.
   Доктор закончил осмотр и выпрямился.
   — У вас все идет хорошо, — сказал он. — Завтра, если хотите, можете начать выходить из дому. Но, конечно, не утомляться. Если почувствуете, что устали, возвращайтесь домой и ложитесь в постель.
   — О'кей, Сэм.
   — В понедельник придете в клинику, и я еще раз, окончательно, посмотрю вас.
   — Я стала чувствовать себя, как подержанная автомашина.
   — Не беспокойтесь, — улыбнулся он, — у вас запас прочности еще на добрых пятьдесят тысяч миль. Кроме того, у меня появилась идея насчет одной новой детали в вашем моторе: если ее заменить, вы будете двигаться даже лучше, чем до недавнего времени.
   — Что это?
   — Я только что получил данные клинических испытаний нового средства.
   Это медная спираль, совсем небольшая. Я думаю, вы сможете с ней свободно ходить.
   — Закажите для меня — я попробую.
   — Я уже сделал заказ, — сказал доктор. — Всего хорошего.
   — До свидания, Сэм, — сказала она. В это время зазвонил телефон. Она подняла трубку и одновременно крикнула Сэму:
   — Я не провожаю!
   Звонил ее агент.
   — Кто это у тебя был?
   — Доктор, — сказала она устало. Все агенты были одинаковы — они жаждали знать о тебе все до донышка.
   — И что он сказал?
   — Что я буду жить! В общем, завтра я могу выйти из дому.
   — Хорошо, — ответил агент. — Нам необходимо устроить встречу, — его голос понизился до конфиденциального шепота. — У меня есть кое-какие хорошие новости, но я бы не хотел говорить об этом по телефону.
   Вот еще одна характерная для всех агентов черта: все у них должно быть совершенно секретно. Никто из них в делах не желает доверять телефону, даже если речь идет о том, чтобы прочитать заголовки из ежедневной газеты.
   — Ты хочешь сообщить о том, что хорошо, если Джордж будет участвовать в фильме? В его голосе прозвучало удивление.
   — Я думал, что ты лежишь в постели. Откуда ты узнала?
   — Ради Бога, Майк, — рассмеялась она, — ты же знаешь обо мне и Джордже.
   — Нет, я не знаю! Что ты и Джордж?
   — Ну, то, что это его ребенка мне вычистили только что.
   — Вот же сукин сын! — воскликнул он. Потом он умолк и, видимо, размышлял. Наконец, заговорил, и в голосе его появилось нечто вроде успокоенности. — Но в таком случае для нас все значительно упрощается! Ему придется выслушать тебя. Ты можешь потребовать, чтобы он согласился сыграть главную роль!
   — Я не могу потребовать от него ничего! — сказала Джери-Ли, — Все, что я могу, это попытаться уговорить его.
   — Он тебе должен кое-что, — сказал агент многозначительно.
   — Ничего он мне не должен, — сказала она категорически. — Я живу совсем по другим правилам: я взрослая девица, и я не делаю ничего, чего я не хотела бы делать.
   — Ты можешь хотя бы прийти ко мне в офис завтра утром? Я попытаюсь объяснить тебе, как все это важно!
   — В одиннадцать тебя устроит?
   — Хорошо, — сказал он. — Я рад, что ты чувствуешь себя лучше.
   — Я тоже рада, — сказала она.
   В трубке щелкнуло, и она положила ее. Вздохнула. Нет, он был все-таки хорошим агентом, но жил в древнем мире и, соответственно, с юмором у него не все в порядке. Анджела сидела на кушетке и читала рекламный журнал.
   — Что сказал доктор? — спросила она.
   — Что мне лучше. Словом, завтра я могу выйти.
   — Вот и хорошо, — сказала Анджела. — Ты хочешь обедать?
   Джери-Ли пожала плечами.
   — Может быть, вырезку? Или цыпленка? — спросила Анджела. — На всякий случай я достала из морозильника и то, и другое.
   — Вырезку, — сказала Джери-Ли без, всяких сомнений. — Мне нужно набраться сил.
   Анджела поднялась и пошла на кухню.
   — Тогда я начинаю готовить, — крикнула она. — Будет еще салат и картофельная соломка в масле по-французски.
   — И мы откроем бутылочку красного вина, — сказала Джери-Ли. — Хорошее вино. Шамбертен, то, что ты мне подарила. Я сохранила ее специально для такого вечера.
   — А ты не забыла? — спросила Анджела.
   — Не забыла.
   — Свечи поставим? — спросила Анджела.
   — Пойдет. Я скручу пару самокруток. Одну мы выкурим до обеда, другую после, перед тем как лечь спать.
   Анджела продолжала улыбаться, и голос ее звучгл радостно и легко, когда она сказала:
   — Совсем как в добрые старые времена.
   Джери-Ли грустно посмотрела ей вслед, когда та уходила на кухню.
   Все-таки есть в ней что-то очень трогательное...
   Добрые старые времена... Только очень молодое существо может так думать. Или очень старый человек. Нет такого понятия — добрые старые времена. Есть только хорошее время и плохое время. И иногда хорошее приходит одновременно с плохим, а в другой раз плохое приходит вместе с хорошим. Все зависит от того, что творится в данный момент у вас в мыслях, в каком времени вы себя сами ощущаете — в хорошем или плохом.
   Вот, к примеру, время, когда Джери-Ли превратилась в Джейн Рэндолф, и время, когда Джейн Рэндолф верну лась в эту жизнь и снова стала Джери-Ли Рэндол. Какое из них было хорошим, а какое плохим? Она не знала какое. Но, в любом случае, это не были «старые времена». Все произошло не так уж и давно.

Глава 11

   Янтарный раскаленный глаз софита над крохотной сценой, на которой она танцевала, слепил ее, и поэтому все, что происходило в зале, было как бы затянуто желтоватым туманом. Яростные, ядовитые звуки рока заглушали голоса сидящих за столиками. Ее тело, вызолоченное светом софита, лоснилось от пота, струйки его сбегали по обнаженной груди. Она судорожно вдыхала воздух, растянув губы в заученной улыбке. Нарастало утомление.
   Спина и ноги болели. Даже груди ныли от противоестественных вращательных движений.
   Наконец музыка умолкла, но она еще мгновение стояла на сцене, словно не понимая, что с ней. Потом вскинула руки над головой в традиционном приветствии танцоров клуба «Гоу-Гоу» и поклонилась. Во время глубокого поклона зрители получили последнюю возможность полюбоваться безупречной формой ее груди, и затем янтарный раскаленный глаз софита под потолком сцены погас.
   Она посмотрела с вызовом на мужчин, стоящих у бара, — они отводили глаза в сторону. Аплодисментов не было, только загудел бесконечный ровный прибой разговоров. Она опустила руки, спустилась со сцены и прошла за крохотный занавес.
   За кулисами она услышала по внутреннему радио, как менеджер клуба объявляет следующий номер:
   — Леди и джентельмены! С огромной радостью клуб «Гоу-Гоу» представляет звезду нашего шоу, приехавшую к нам прямо из Сан-Франциско, девушку, о которой вы все читали, девушку, которую вы все жаждете увидеть, оригинальную, несравненную, единственную Золотоволосую Дикарку, мисс Билли Кичкок, и ее двух близняшек сорок восьмого калибра!
   Все это время Билли стояла за занавесом. Ее гигантские груди вызывающе торчали, натягивая шелк кимоно. В одной руке она держала пузырек, в другой коротенькую жесткую соломинку.
   — Как там сегодня публика, Джейн? — спросила она.
   — О'кей, Билли, — ответила Джери-Ли и сняла с вешалки свой махровый халат. — Они пришли ради тебя, и все, что я могла сделать, — разогреть их немного к твоему выходу.
   — Тоже мне! Трахатели все они никчемные, а туда же лезут, — сказала Билли без какой-либо злости или вражды к сильному полу.
   Она опустила соломинку в пузырек и приставила к ноздре. Сильно втянула сперва одной, потом другой ноздрей и протянула пузырек Джери-Ли.
   — Не хочешь понюшку, Джейн?
   Джери-Ли отрицательно покачала головой.
   — Нет, спасибо. Если понюхаю, то не смогу заснуть всю ночь. А мне нужно выспаться.
   Билли спрятала пузырек и соломинку в карман кимоно.
   — Девственная тетушка танцовщиц клуба «Гоу-Гоу», — сказала она без раздражения.
   Джери-Ли опять кивнула.
   Кокаин, таблетки безедрина и амфитамина, все эти «бенниз и аммиз», без которых девочки не могли продержаться всю ночь, выходя на сцену за вечер четыре, а то и шесть раз по полчаса каждый выход — и так на протяжении всех семи дней в неделю. Билли выскользнула из кимоно и отдала его Джери-Ли.
   — Как я выгляжу?
   — Фантастика! Я до сих пор не верю, что такое возможно.
   Билли усмехнулась. Ее глаза заблестели под воздействием кокаина.
   — Тебе придется верить тому, что видишь! — сказала она, указав с гордостью на свои груди, такие огромные, что и правда трудно было поверить. — Кэрол утверждает, что у нее титьки больше, чем у меня, но я-то знаю точно — ее доктор сказал мне, что она остановилась на-сорок шестом размере, а у меня — железные сорок восемь!
   Джери-Ли знала, что речь идет о Кэрол Доуд, первой танцовщице-топлесс в Сан-Франциско. Билли ненавидела ее потому, что все внимание прессы и всю рекламу захватила она.
   — Удачи тебе, Билли! Иди и уделай их всех!
   — Я знаю отличный способ! — рассмеялась Билли. — Если они не станут аплодировать, я просто уроню свои штучки им на голову!
   Билли исчезла за занавесом, и музыка умолкла. Джери-Ли знала, что свет всюду вырублен, и пока Билли не займет свое место в центре сцены под лучом софита, все будет погружено в темноту.
   Вдруг раздался рев восторженной толпы — это включился софит, и в янтарном пятне на сцене возникла Билли. Ударил рок, раздались аплодисменты, свистки.
   Джери-Ли устало улыбалась сама себе, пробираясь в гримерную. Она шла и думала: ради этого они пришли в клуб. И наконец получили то, зачем пришли, — и счастливы.
   В гримерной не было никого, хотя, кроме нее, здесь еще переодевались три девушки. Она закрыла за собой дверь и сразу же подошла к холодильнику.
   Кувшин с охлажденным чаем был наполовину пуст. Она быстро достала подносик со льдом, взяла несколько кубиков, бросила в кувшин, затем налила чай в высокий стакан, Щедро долила водкой и сделала большой глоток.
   Наконец, по мере того как ледяная жидкость двигалась по горлу и дальше, вниз, к желудку, она стала испытывать облегчение. Удивительно, как хорошо помогают водка и ледяной чай. Эта смесь дает одновременно облегчение, возбуждение и возмещает потерю жидкости во время выступления, когда она потеет как в турецкой бане.
   Не торопясь, она сняла с головы короткий бледно-соломенный парик и встряхнула свои собственные длинные светлорусые волосы так, чтобы они упали на плечи. Танцовщицы «Гоу-Гоу» не носят длинных волос, потому что это не нравится посетителям. Иногда длинные волосы закрывают грудь.
   Она открыла баночку с кремом и стала снимать грим, покрывающий густым слоем лицо.
   Дверь отворилась, и вошел менеджер. Она следила за ним в зеркале, продолжая убирать грим с лица. Он достал носовой платок, промокнул лоб.
   — Там убийственная теснота, — сказал он. — Так много набилось народу, что и дохнуть невозможно.
   — Не гневите Бога, — сказала она. — На той неделе вы жаловались, что можно гонять голубей в зале.
   — Я не жалуюсь, — он залез в карман, достал конверт и бросил его на гримировальный столик. — Это за минувшую неделю. Сосчитайте.
   Она приоткрыла конверт.
   — Двести сорок долларов — и все тут, — она бросила взгляд на копию распечатки по начислению гонорара. Всего начислено три сотни шестьдесят пять. Но с вычетами, комиссионными агенту и расходами на ужин оставалось две сотни сорок.
   — Вы бы могли удвоить гонорар чистыми, если бы слушались меня.
   — Я в такие игры не играю, Дэнни.
   — Вы странная девочка, Джейн. А какая у вас игра, — хотел бы я знать?
   — Я вам уже говорила, Дэнни. Я писатель.
   — Ага. Я знаю, что вы мне говорили, — сказал он, но в голосе его не чувствовалось, что он поверил ей.