Роберсон Дженнифер. Создатель меча

   Я мрачно посмотрел на нее.
   – А он знает, что он в мече?
   Дел пожала плечами.
   – Даже если не знает, это не имеет значения. Чоса Деи переделывает вещи, изменяя их по своему желанию. Он попытается сделать то же с твоим мечом.
   – А если я кому-нибудь отдам его?
   Дел криво улыбнулась.
   – А напившаяся крови яватма с именем позволит кому-нибудь до себя дотронуться?
   – Если я скажу этому человеку имя Самиэля, он сможет.
   Дел досадливо пожала одним плечом.
   – Да, сможет. Этот кто-то сможет браться за меч. Но он не ты, он не сможет контролировать магию. Он не удержит Чоса Деи.
   Я сказал что-то короткое и очень выразительное.
   Дел пропустила мое замечание мимо ушей.
   – Интересно… – пробормотала она.
   – Интересно? Что тебе интересно? Что тебя еще заинтересовало?
   Она задумчиво посмотрела на меня.
   – Шака Обре.
   – Брат Чоса? Почему ты о нем вспомнила?
   – Потому что может быть, только может быть, он смог бы помочь.
   – Он просто сказка.
   – Чоса Деи тоже считали сказкой.
   Я нахмурился, обдумывая ее слова.
   – Мне не нужна помощь чародея.
   – Тигр…
   – Я и сам с этим справлюсь.
   Светлые брови выгнулись.
   – Неужели?
   – Дай мне немного времени, я что-нибудь придумаю. И кстати, давай отсюда выбираться.
   Я сделал три шага к занавесу.
   – Тигр.
   Я обернулся.
   – Что?
   Дел показала на меч, погребенный в том, что осталось от Чоса Деи.
   – А, – я вернулся, наклонился, но не коснулся меча. – Что-то должно случиться?
   – Не знаю.
   – Спасибо за полезную информацию, – поблагодарил я. – Я думал, ты все знаешь об этой чепухе.
   – Я многое знаю об этой «чепухе», – согласилась она. – Но ты сделал то, что до тебя никто не делал.
   – Никто?
   – Никто. Ан-истойя, отправляющегося в кровное путешествие, всегда сопровождает поручитель, чтобы подобного не случилось.
   – Значит это первый опыт.
   Дел только кивнула.
   Быть лучшим в чем-то всегда приятно. Совсем другое дело быть первым – это может быть опасно, а у меня никогда не хватало нахальства так рисковать собой.
   Я глубоко вздохнул, протянул руку…
   – Можно я тебе кое-что посоветую? – вмешалась Дел.
   Я резко отдернул руку.
   – Что?
   – Убедись, что ты сильнее, Тигр. Сейчас, в эту минуту. Если Чоса почувствует в тебе слабость, он не замедлит воспользоваться этим.
   Я кинул на нее злобный взгляд, потом выпрямился и ударом ноги выкинул меч из обгорелой кучи одежды, костей, плоти.
   Сталь клацнула о каменный пол. Ничего не случилось – меч лежал спокойно.
   Вот только клинок потемнел.
   Нахмурившись, я переступил через останки и осмотрел оружие. Рукоять была такой же как всегда – светлой, сияющей – но клинок стал грязно-серым, темным, а кончик совсем почернел, словно обгорел.
   – Ну ладно, – сказал я, – а это почему?
   Дел стояла рядом со мной, сжимая свою яватму. Осмотрев мой меч, она перевела взгляд на свой клинок. Вызванный к жизни, он излучал жемчужно-розовое сияние. Ничего похожего на черноту. Да и не одна яватма из тех, что я видел, не была серой.
   – Не знаю, – призналась Дел. – Никто не может сказать, каким будет цвет пока яватма его не покажет.
   – Значит ты думаешь, что это ее истинный цвет.
   Дел слабо вздохнула.
   – Наверное. Цвет проявляется сразу после того, как меч напоили и призвали.
   – Мне не нравится ни черный, ни серый, я предпочитаю что-нибудь поярче. Что-нибудь поближе к пустынному.
   Дел изумленно уставилась на меня.
   Защищаясь, я пожал плечами.
   – У каждого есть свои слабости. Я не люблю черный и серый.
   – Может это из-за того, что яватма второй раз напилась крови?
   Я стоял глядя вниз, на серый клинок, руки на бедрах, пожевывая окровавленную губу. Потом, нетерпеливо пожав плечами, я наклонился и поднял его.
   Ничего. Совсем ничего. Меч казался холодным и мертвым.
   Я нахмурился.
   – А что, он…
   – Тигр!
   В этот момент я уже приземлялся задницей на каменный пол. Приподнявшись, я изумленно уставился на меч, лежавший в трех футах от меня.
   По-прежнему серый с черным концом. Но чернота поднялась выше.
   Дел прикрывала рот ладонью. После минуты молчания она выдавила сквозь пальцы:
   – С тобой все в порядке?
   – А тебе пришлось снова бить меня в грудь?
   – Нет.
   – Ну тогда, надо думать, в порядке, – на этот раз вставать было еще больнее, но я умудрился сделать это с минимумом жалоб. Я постоял секунду или две, пока пещера не перестала кружиться, и мрачно посмотрел на меч.
   – Он злой.
   – Кто?
   – Самиэль. Чоса Деи возмутился. Он не понял, что уже мертв… или как там называется это состояние.
   Дел сделала шаг к мечу.
   – А он знает?
   – Что знает?
   – Где Шака Обре?
   – В аиды… – я свирепо покосился на нее. – Я сказал, что сам разберусь, баска… без помощи Шака Обре.
   – Я просто думала, что это хороший шанс, – заметила Дел.
   Я подошел к мечу.
   – Ладно, давай выбираться отсюда.
   – Как? – спросила Дел. – Ты не помнишь, что случилось, когда мы пытались прорваться сквозь охрану?
   Я помнил это очень хорошо. Нелегко забыть, как ты бродил по тоннелям в горе, похожей на дракона.
   – Но теперь Чоса Деи мертв, а значит охрана без работы. Кроме того, я думаю, что если бы мы воспользовались Северной магией, о которой ты все время говоришь, мы могли бы выяснить как отсюда выбраться.
   – Да, если только ты выяснишь, как поднять твой меч.
   Вообще-то все оказалось проще, чем я думал. Пришлось только показать Чоса кто из нас хозяин.
   Мы с Дел подошли к занавесу. Тщательно осмотрев его, мы не обнаружили ничего нового. Это была охрана, поставленная Шака Обре, чтобы удержать в тюрьме Чоса Деи. Она выпускала дым, впускала людей и не позволяла Чоса выйти.
   Не позволяла выйти нам.
   Пот сбегал по моим вискам.
   – Давай попробуем, – предложил я, сжимая рукоять обеими руками.
   Дел нахмурилась.
   – Ты не…
   Клинок дернулся. Я тоже.
   – Давай. Хватит тянуть.
   Дел повернулась, подняла меч, посмотрела на меня. Я тоже прицелился кончиком меча в занавес и вместе мы прошли через него, словно это был обычный шелк.
   За нашими спинами охрана рассеялась дымом. Тюрьма была разрушена. Через шестьсот сорок два года Чоса Деи вырвался на свободу. И пока мы не найдем Шака Обре, я не смогу освободиться от него.

17

   Мы сидели в доме Главы Ясаа-Ден, отдыхая физически и морально. Из уважения к нам все обитатели дома ушли. Помогая друг другу, мы смыли кровь и грязь и переоделись в чистую одежду, которую дали нам Халвар и его жена. Я сидел на мохнатой шкуре, крепко зажмурив глаза, скрестив ноги, и скрипел зубами, а Дел занималась моими ранами, оставленными когтями и камнями, смазывая их травяной пастой.
   – Сиди спокойно, – приказала она, когда мои глаза открылись.
   – Больно.
   – Знаю что больно. Но будет еще больнее если укусы воспалятся. Особенно вот этот.
   Она сделала это нарочно. Я дернулся и выругался, а потом выругался еще сильнее – это Дел любезно улыбнулась и добавила мази на укус в самом низу живота. Дел расстегнула пояс моих штанов, обнажив исцарапанную и искусанную кожу, и теперь натирала ее мазью, наслаждаясь моими страданиями.
   – Я и сам могу это сделать, – сказал я. – И кстати, этим могла бы заняться и жена Халвара, она предлагала.
   – Все в Ясаа-Ден предлагали, Тигр. Ты теперь герой. Эти люди дадут тебе все, что ты попросишь, если смогут достать, – Дел сидела на полу и разглагольствовала. – Ну что, будешь требовать с них те две монеты?
   Дел сменила грязные белые одежды на голубые. Нежный голубой оттенял цвет ее глаз. Светлые ресницы, светлые волосы, бледная кожа. Она была изранена и измучена не меньше, чем я, но почему-то взглянув на нее, я бы в это не поверил.
   – Нет, – вспыльчиво ответил я. – Я хочу только избавиться от этого меча, чтобы жить спокойно. А в данный момент мне нужна теплая постель и фляга акиви. Поскольку мы на Севере, сойдет и амнит.
   – Ты получишь свой амнит, тебе даже предоставят постель. А что касается тепла, то это зависит оттого, сколько женщин ты в эту постель положишь.
   Я хмыкнул. На мне было столько ран, царапин и укусов, что я сомневался, смогу ли получить удовольствие от общения с кем-то в постели. Мне бы только прилечь и уснуть.
   – Сначала ужин, – напомнила Дел, когда мои глаза начали закрываться.
   – Это празднование.
   – А они не могут отпраздновать без меня?
   – Нет. Тогда им некому будет петь песни о спасении и благодарности.
   Я снова хмыкнул.
   – Тебе споют.
   – Не я убила Чоса Деи.
   – Но ты прикончила половину гончих.
   – Которые когда-то были жителями этой деревни, – Дел говорила серьезно. – Наверное об этом лучше не рассказывать. Пусть они думают, что их друзья погибли, а не превратились в тварей, которые убивали все больше людей, включая своих родственников, – она откинула волосы с глаз. – Это будет по-доброму.
   Это будет ложью, но и ложь бывает во благо.
   – Ну тогда давай мне тунику и пошли. У меня уже желудок завывает.
   Дел протянула мне мягкую нижнюю тунику из невыкрашенной шерсти. Потом, когда я натянул ее, Дел достала зеленую верхнюю тунику и та зазвенела паутиной бусинок: бронзовых, медных, янтарных.
   – Ну это слишком, – пробормотал я. – Он отдал мне лучшую.
   – В знак его уважения и благодарности, – Дел умела говорить вежливо когда хотела.
   Я растерянно посмотрел на нее.
   – Я бы все равно полез на эту гору. Дело не в Ясаа-Ден и не в бедах этих людей. Я преследовал гончих. Если бы они пошли в другое место, я бы отправился за ними.
   – Но они не пошли, и ты тоже, – Дел медленно поднялась с пола, стараясь не вздрогнуть от боли. Яватма, как обычно, отдыхала в перевязи у Дел за спиной. – Они ждут нас, Тигр. Мы окажем им честь своим присутствием.
   Я нахмурился и осторожно поднялся. Постепенно я разрывал последние связи с Югом. Сначала Разящий, разбитый в танце с Тероном, потом мои Южные шелка, которые я сменил на Северные меха, и наконец моя перевязь, ее я оставил в горе Чоса Деи. Частицы моего прошлого, разбросанные по дороге.
   Я поднял меч – ни перевязи, ни ножен у меня не было – и вышел вслед за Дел из дома. В Дел не было ничего, совсем ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы Юг. Северная баска до костей, независимо оттого, жила она на Севере или Юге. Я менялся. Дел оставалась такой же.
   Пора возвращаться домой, сказал я.
   Но сказал про себя.
 
   Горячая еда, огненный амнит и теплые пожелания окружающих словно сговорились сделать все, чтобы усыпить меня во время праздничного угощения. Вечерний воздух становился все холоднее и поверх новой шерстяной одежды я накинул две шкуры. Я сидел как меховой бугорок на третьей шкуре и время от времени умудрялся разодрать веки, пока Халвар услаждал слух собравшихся – на Высокогорном – рассказом о моих подвигах.
   Вернее наших подвигах, участие Дел не осталось без внимания.
   – Не засыпай, – зашипела она с соседней шкуры.
   – Я пытаюсь. Аиды, баска… а чего ты ожидала? Разве ты не устала после всего, что случилось?
   – Нет, – отрезала она, – я слишком молода для этого.
   Я решил не отвечать на ее выпад, поскольку был слишком уверен, что она врет. Может конечно Дел еще не засыпала, но в том, что все у нее болело, я не сомневался. Это было заметно по ее скованным движениям, по неестественной позе.
   – И сколько еще нам нужно здесь просидеть?
   – Пока не закончится празднование, – Дел вполуха слушала Халвара и разговаривала со мной. – Мы поели и теперь Халвар пересказывает людям все, что услышал от нас. Когда он закончит, все споют песню освобождения, а потом все будут сидеть, вспоминать рассказ Халвара, восхищаться им и пить за твое здоровье, – она помолчала, внимательно рассматривая меня. – Но поскольку стоит на тебя раз взглянуть, и сразу становится ясно, что ты этого не вынесешь, может тебе разрешат уйти.
   Я кивнул, подавляя зевок. Это отняло у меня весь остаток сил.
   Халвар сказал что-то Дел, глядя на меня. Дел выслушала Главу и из вежливости перевела мне его слова – я уловил может одно слово из двадцати: песня.
   Я кивнул.
   – Пусть поют. Я слушаю.
   Дел бросила на меня неодобрительный взгляд и быстро ответила. Глава усмехнулся, повернулся к жителям деревни, укутанным в теплые меха, и объявил что-то. И снова я увидел как люди побежали за музыкальными инструментами.
   Я сидел – вежливая улыбка застыла на лице – и пытался изобразить полную заинтересованность песней. Мое собственное пение хотя и помогло покончить с Чоса Деи, не повлияло на мою нелюбовь к музыке. Музыку я по-прежнему считал шумом, хотя готов был признать, что в этом шуме была определенная система. Я думаю, любителям пение жителей Ясаа-Ден показалось бы приятным.
   Дел-то не скрывала удовольствия. Она сидела, завернувшись в белые шкуры, глаза ее пристально смотрели в пространство, она совсем забылась в музыке. Может в грезах она вернулась в детство, где ее родня так же собиралась чтобы спеть. И я вдруг задумался, а пела ли Дел кому-нибудь кроме меча?
   Когда песня закончилась, Халвар снова повернулся к нам и что-то сказал. На этот раз даже Дел растерялась.
   – Что? – спросил я приподнимаясь.
   – Сейчас придет святой, чтобы бросить кости Оракула.
   – Старик любит азартные игры?
   Дел отмахнулась.
   – Нет… Он будет бросать кости так, как делали в древности, чтобы узнать будущее. Это теперь люди бросают их на деньги.
   Я хотел выдать еще один комментарий, но появился святой. Он остановился перед нами, поклонился и сел на шкуру, аккуратно разложенную Халваром. Он был ОЧЕНЬ старым, чаще всего такими и бывают святые, чья жизнь наполнена чрезмерным количеством ритуалов. Я вспомнил шукара Салсет
   – он тоже был чем-то вроде святого или колдуна – и задумался, похожи ли обычаи Севера на обычаи Юга.
   Старик – седой, голубоглазый, дрожащий – видимо чего-то ждал. Какой-то юноша принес низкий треножник и осторожно поставил его перед стариком. На трех ножках лежала тарелка из полированного золота. Ободок, слегка выгибавшийся вверх, покрывали Северные руны.
   Я прищурился.
   – Ты кажется говорила, что в Ясаа-Ден не найдется и пары медных монет?
   – Именно монет, – согласилась Дел. – Это подставка Оракула и блюдо. Они есть в каждой деревне… конечно если их не украли или не выменяли, – Дел пожала плечами. – Старые традиции приносятся в жертву, если от их гибели зависит выживание людей.
   Из складок меховой одежды старик вытащил кожаный мешочек и осторожно развязал шнурок. Содержимое мешочка он высыпал на ладонь: пригоршню отполированных камней. Полупрозрачные, жемчужно-белые камешки раскатились по ладони, отливая зеленым, красным и голубым. Один камень был черным, но в глубине его светилось столько цветов, что я не смог в них разобраться.
   Я нахмурился.
   – Но ведь это не настоящие кости. Это камни. Кости Оракула должны быть из настоящих костей.
   – Это кости земли, – сказала Дел. – Им придали форму и отполировали.
   Я хмыкнул.
   – Может быть, но с такими костями я еще дела не имел.
   – Конечно, – согласилась Дел. – В отличие от тех, с которыми ты имел дело эти действуют.
   Я открыл рот, чтобы запротестовать – вот еще, новости – но промолчал. Хотя я и не верил в предсказания, я точно знал, что Дел бросит мне в лицо, вздумай я сказать что-то грубое о старике и его камнях. Она напомнит о Чоса Деи, которого и сама считала сказкой, пока он чуть не убил ее.
   И я решил не давать ей шанса высказаться.
   Старик бросил камни на золотое блюдо. Как и следовало ожидать, они зазвенели и покатились, образовывая случайные узоры. Хотя человек, использовавший камни для предсказания, ни за что бы не назвал получившиеся узоры случайными. Это даже я знал.
   Старик бросал камни семь раз, прежде чем заговорил. Произнес он только одно слово.
   После которого пришла очередь Дел нахмуриться.
   – Джихади, – повторил старик.
   Дел взглянула на Халвара, словно меня рядом не было.
   – Я не понимаю.
   Халвар, озадаченный не меньше чем Дел, покачал головой.
   – Джихади, – снова сказал старик и собрал камни в руку.
   Все жители деревни растерянно смотрели на святого. Они-то конечно ожидали мудрых слов или обещаний грядущего процветания, а вместо этого святой Ясаа-Ден произнес слово, которое ни один из них не знал.
   – Джихади, – спокойно сказал я, – это Южное слово.
   – Южное? – Дел нахмурилась сильнее. – Почему? При чем здесь Южное слово?
   – Точнее это Пустынный, а не Южный… Видимо это связано с моим присутствием, я ведь Южанин, – я мягко улыбнулся. – Хотя зная, что означает это слово, я сомневаюсь, что оно относится ко мне лично, – я усмехнулся, потом пожал плечами. – Он должно быть имеет в виду что-то другое или кого-то другого. Он стар, в конце концов, а это просто симпатичные камешки.
   – Почему? – подозрительно спросила Дел. – Что такое джихади?
   – Мессия, – ответил я.
   Косы ударили по плечам, когда она резко повернулась к святому. Дел задала вопрос вежливо, но я уловил нотки сомнения. Дел просила разъяснений.
   Старик охотно еще раз кинул камни, и снова они застыли, образовав узоры, которые ничего мне не говорили.
   Старик изучил их и кивнул.
   – Джихади, – повторил он, а потом добавил что-то на Высокогорном, закончив другим Пустынным словом.
   – Искандар? – тут же переспросил я. – А какое отношение ко всему этому имеет Искандар?
   Дел посмотрела на меня.
   – Я даже не знаю, что это такое.
   – Старая история, – раздраженно бросил я. – Искандар это место, названное в честь человека, который предположительно был Мессией. Я не знаю, сколько правды в этой сказке… сама представляешь, в какую небылицу может превратиться самая заурядная история, – я перехватил ее взгляд и понял, что она тоже подумала о Чоса Деи. – В любом случае, Искандар – место, где этот самый мессия встретил смерть.
   Дел внимательно смотрела на меня.
   – Он был убит? Казнен?
   Я ухмыльнулся.
   – Это было бы слишком романтично. Его ударила по голове собственная лошадь и через десять дней он умер. Поэтому и сомневаются в его подлинности – настоящий мессия не мог умереть из-за такой ерунды, – я пожал плечами. – Вообще-то я об этом мало знаю, я всегда пропускал мимо ушей подобные сказки, но я слышал, что на смертном ложе он обещал вернуться. Все это случилось сотни лет назад. Искандар теперь в руинах, и я не верю в джихади, о котором говорил этот старик.
   Дел хмурилась так, что брови сошлись у переносицы.
   – Он говорит, что мы отправимся туда.
   – В Искандар? – я даже не потрудился скрыть улыбку. – Значит у старика песчаная болезнь.
   Дел пожевала губу.
   – Если Аджани там…
   – Его там нет, я обещаю, баска… От Искандара остались одни руины, там никто не живет. Даже Аджани туда не пойдет, если конечно он не любитель пообщаться с привидениями.
   – Тогда почему святой это сказал?
   Рассудительно осмотрев собравшихся Северян, я сформулировал ответ в вежливой форме.
   – Видишь ли, иногда люди пытаются защитить сделанные ими высказывания настаивая на их правдивости, хотя на самом деле все обстоит совсем по-другому.
   – Он не врет, – объявила Дел.
   Я даже вздрогнул. Я так старательно подбирал слова, а Дел выложила все напрямик.
   – Конечно не врет, – согласился я. – Разве я говорил, что он врет?
   – Ты сказал…
   – Я сказал, что все люди ошибаются. Надеюсь больше предсказаний не будет? Мы можем идти спать?
   Дел повернулась к святому и сказала что-то на Высокогорном. Он тут же бросил камни и прочитал получившийся узор.
   – Ну? – вмешался я, не дождавшись перевода.
   – Оракул, – сказала она.
   – А это кости Оракула…
   – Нет, не кости… Оракул. Появился человек, который предсказывает приход джихади, – Дел смотрела куда-то сквозь меня. – Он не мужчина и не женщина, – она нахмурилась. – Этого я не понимаю.
   – А никто и не ждал, что ты поймешь, баска. Все продумано: чтобы добиться объяснений, надо заплатить, – я улыбнулся святому, уважительно склонил голову и повторил эти действия в сторону Халвара. – Теперь-то мы можем пойти спать?
   Дел не скрывала своего раздражения.
   – Тигр, я клянусь… ты стал стариком. Куда ушли времена, когда ты мог просиживать ночами, лакая амнит и рассказывая байки в кантинах.
   – Я встретил тебя, – парировал я. – Я связался с тобой и, в аиды, меня лупили больше раз, чем я могу сосчитать, – я медленно поднялся и поплотнее обернул шкуры вокруг плеч. – Такой ответ тебя удовлетворит?
   Захваченная врасплох Дел ничего не сказала. Я пошел спать.
 
   Я проснулся в полной темноте и сел, опираясь на руку. Меч, лежавший рядом со мной, светился. Он был красным, как овеваемые ветром угли, и горячим как горн кузнеца. Горячим как огонь Чоса Деи во внутренностях дракона.
   – Нет, – четко сказал я и обхватил рукоять.
   Я собрал все силы, чтобы отразить атаку, потом меня начало трясти. Виной был не жар меча, а сила, вздымавшаяся в нем. Грубая, враждебная сила, не поддававшаяся контролю.
   – Нет, – снова сказал я, поднимаясь на колени. Шкуры с меня упали. На мне не осталось ничего, кроме позаимствованных у Халвара штанов. На Севере я успел понять, что под мехом теплее спать раздетым, но в Ясаа-Ден пришлось изменить привычке. Хотя кроме нас с Дел в доме никого не было, спать голым в чужом жилище казалось мне невежливым.
   Сила пробежала по моим ладоням, добралась до локтей, от нее заболели плечи.
   – Да провались ты в аиды, – выдохнул я. – Прошлый раз я победил тебя, сделаю это и сейчас.
   Было больно. Аиды, как же больно… но я не собирался сдаваться. Я упрямый.
   Чоса Деи это не понравилось. Я чувствовал как он в мече проверяет границы своей тюрьмы. Интересно, знал ли он что случилось, где он оказался; понял ли, что он мертв. Для такого человека как Чоса, привыкшего красть и жизни, и магию, ужасом будет обнаружить, что его собственную жизнь, а с ней и умение переделывать вещи, похитили.
   Он снова проверил клинок. Я собрал всю силу воли, почувствовал возрастающее любопытство, стремление понять.
   И ощутил, как Самиэль пытается вернуть себе магию, которую отбирал у него волшебник.
   Сколько еще? Мысли скользили как-то смутно. Сколько еще это будет продолжаться?
   Сила заколебалась, потом неожиданно вернулась обратно в меч по моим онемевшим рукам. Я медленно разжал пальцы и опустил оружие. Меня трясло, пот стекал по лицу и ребрам.
   Подул ветерок и я понял, что промерз до костей. Дрожа с ног до головы, я снова забрался под шкуры, жадно впитывая остатки тепла. Я прижал мех к подбородку, попытался расслабить мышцы. Дрожь не унималась и я зажал ладони между коленями, ожидая, когда же наступит облегчение.
   На мое левое плечо опустилась чья-то рука, хотя я едва мог чувствовать прикосновение через шкуры.
   – Тигр… с тобой все в порядке?
   Я вздохнул, наполняя воздухом и грудь, и живот, так же старательно выдохнул и попытался ответить ровно.
   – Я думал ты еще там, с Халваром и остальными.
   – Уже очень поздно, почти рассвет. Я проспала несколько часов.
   Часов. Значит она видела, что случилось.
   – С тобой все в порядке? – повторила она.
   – Оставь меня в покое, – попросил я. – Дай мне заснуть.
   – Ты дрожишь. Тебе холодно?
   – Иди спать, Дел. Из-за тебя я не могу заснуть.
   Грубость подействовала. Рука убралась. Через секунду отошла и Дел, чтобы забраться под свои шкуры, разложенные в трех футах от моих.
   Я дрожал, покрывался испариной, старался расслабить руки, которые настойчиво пытались задергаться в судорогах. Я чувствовал как напряжение сжимает плечи, спускается ниже, скручивает спину. Я не хотел биться в судорогах… аиды, как же мне от этого удержаться… Лучше бы меня ударили ножом, по крайней мере такая боль мне знакома.
   Собраться, собраться… очень медленно дрожь убывала. Я развел колени, освободил руки и почувствовал как ослабли сухожилия. Страшная боль от подступавших судорог медленно ушла из спины и плеч и наконец-то я смог полностью расслабиться. Облегчение переполнило всего меня.
   Я не удержался и вздохнул с облегчением, потом перекатился на левый бок, поправляя шкуры, и обнаружил, что Дел смотрит на меня.
   Она сидела на одеялах, скрестив ноги и завернувшись в одну шкуру. В доме было темно, светились лишь тлеющие угли, но бледные волосы и совсем белое лицо отражали этот слабый свет. Я очень хорошо видел ее лицо. И то, что оно выражало.
   – Что случилось? – прохрипел я.
   Она ответила не сразу, словно в этот момент была где-то далеко. Она просто внимательно, сосредоточенно смотрела на мое лицо.
   Я повторил настойчивее:
   – В чем дело?
   В голубых глазах что-то заблестело.
   – Я была неправа, – сказала она.
   Я уставился на нее, лишившись дара речи.
   – Я была неправа, – повторила она.
   И по ее лицу потекли слезы.
   – Неправа, – выдавила она. – Все мои причины – ерунда, все извинения
   – ерунда. Ради собственного эгоизма я предала твое доверие.
   Прошло какое-то время, прежде чем я сумел выдавить сквозь сжавшееся горло:
   – Ради Калле…
   – Я была неправа, – объявила Дел. – Дочь это дочь, и ради нее можно пожертвовать многим, но использовать тебя так, как это сделала я, превратить тебя в плату… – ее голос сорвался и она тяжело сглотнула. – Я сделала с тобой примерно то же, что Аджани сделал со мной. Он отобрал у меня свободу… а я пыталась отобрать свободу у тебя.