Роберсон Дженнифер. Создатель меча

   – Что-то произошло, – подозрительно сказала она. – Телек и Стиганд заставили тебя в чем-то поклясться? Это они дали тебе задание? Или ты пообещал что-то вока ради того, чтобы они ухаживали за мной?
   – Нет. Я поеду домой сразу после того, как обнаружу их логово. Я не давал никаких клятв Телеку и Стиганду или обещаний вока. Я должен сделать это для себя, – я помолчал. – Если не хочешь, можешь не ехать.
   – Чье логово? – не поняла она. – Этих тварей? Гончих? Тигр, не хочешь же ты сказать…
   – Я обещал, Дел. И должен сдержать обещание.
   Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и от этого лучше я себя не почувствовал. Не знаю ни одного мужчину, которому было бы приятно услышать в лицо, что большую часть своей жизни он и понятия не имел, что такое ответственность. Песчаный Тигр, к которому Дел привыкла, за такое дело не взялся бы, и она растерянно молчала. Но я и не ждал ответа. Все, что она переживала, я легко читал по ее лицу.
   – Тигр…
   – Поэтому я здесь, в самой середине Северного нигде, Дел. А ты думала почему? Я выслеживаю гончих и пойду за ними до Ясаа-Ден и дальше, куда угодно. Я собираюсь найти волшебника, который их послал.
   – И убить его, – закончила она.
   – Хотелось бы, – согласился я. – Конечно если он не настолько вежлив, чтобы превратить мои слова в похвальбу.
   Она заткнула пряди волос за уши.
   – Вот оно что. Ты выслеживаешь гончих, чтобы убить их хозяина, а я выслеживаю Аджани, надеясь на тот же результат. В чем разница, Тигр? Почему ты прав, а я нет?
   – Я не хочу сейчас спорить…
   – Я и не собираюсь спорить. Я спрашиваю.
   – Несколько отличаются причины, – раздраженно сказал я. – Не считая того, что эти твари гнали нас уже не помню сколько месяцев, они еще и убили людей. И среди убитых были дети.
   – Да, – согласилась Дел, – а Аджани убил мою родню… и дети там тоже были.
   – Аиды, Дел, – я хотел сесть поудобнее, но тут же пожалел, что пошевелился. – Ты преследуешь его из мести, чистой и простой. Я не скажу, что это неправильно – тому, что сделал Аджани, оправдания нет – но, по-моему, ты потеряла ощущение реальности. Тебя сейчас ведет за них ненужная гордость и глупая одержимость, а эти чувства пользы еще никому не приносили.
   – Значит ты бы предпочел, чтобы я лежала в постели какого-нибудь мужчины, занималась его домом и рожала ему четырнадцать детей?
   Я прищурился.
   – Ну, четырнадцать это многовато. Тяжело для женщины, я думаю.
   Но Дел не унималась.
   – Нет, Тигр, ответь. Ты бы предпочел увидеть меня в постели мужчины, а не в круге? – она учтиво помолчала. – Может быть в твоей постели вместо твоего круга?
   – В моей постели я тебя уже видел, – грубовато ответил я, – и в моем круге тоже. Не знаю, что ты получила от первого, но второе чуть не отправило тебя в другой мир.
   Я знал, что ей было больно. Я и сейчас порезал глубоко.
   – Ты прав, – наконец согласилась она, – ты прав. А насчет первого? Не знаю. Не знаю, что я получила переспав с тобой, даже не знаю, что должна была получить. А теперь в качестве платы за твои труды я опять должна буду спать с тобой?
   – Я иду на Север, – ответил я, – или куда угодно за гончими. Ты можешь идти со мной, можешь повернуть в другую сторону. Дело твое. Но если ты пойдешь со мной, платы я от тебя не потребую. Спать со мной ты не обязана, Дел. Тебе стало легче?
   Она не сводила с меня глаз.
   – Я думала, это будет ценой.
   – Плата за тренировки? – я покачал головой. – Когда-то я этого хотел, когда мы только встретились и ты пообещала этим расплатиться, поскольку денег у тебя не было. И ты заплатила, баска, очень щедро заплатила в конце концов… Но только к тому времени я уже не считал это платой, да и ты, думаю, тоже. Так что об этой сделке, наверное, можно забыть, – я пожал плечами. – Если хочешь пойти со мной чтобы готовиться к встрече с Аджани, все ограничится тренировками. После того, что случилось, прежних отношений между нами быть не может.
   – Ты не продержишься, – объявила она. – Поход может затянуться на несколько недель, а тебя и на пару дней не хватит.
   – Давай поспорим, – предложил я.
   Дел широко улыбнулась.
   – Я тебя слишком хорошо знаю. С моей стороны было бы нечестно соглашаться на заранее выигранный спор.
   – Неужели? Ты это серьезно? Тогда позволь объяснить тебе, почему у меня больше шансов выиграть, – я встретился с ней глазами. – Когда из мужчины делают дурака, ему не всегда хочется лечь в постель с женщиной, которая его до этого довела. Когда мужчину использовали – а он об этом даже не подозревал и не мог воспротивиться – он может и не испытать желание лечь в постель с женщиной, которая сделала это, – я изо всех сил старался говорить ровно. – А когда мужчина объясняет женщине, что же она сделала, а она упорно отказывается признать, что была неправа, его вообще перестают волновать мысли о ночи с ней, потому что в женщине ему нравится не только тело и умение делать что-то в постели. Ему нравятся преданность и честность.
   Дел ничего не сказала. Да и сказать ей было нечего.
   – За последний год ты умудрилась изжить из себя эти бесполезные качества, так, Делила? Так что наверное теперь уже не имеет значения, что я думаю.
   Лицо Дел совсем побелело.
   – Тигр…
   – Подумай об этом, – сказал я. – И для разнообразия подумай обо мне, а не только о своих клятвах чести, не только о своей одержимости.
   Дел медленно приходила в себя. Я сумел застать ее врасплох и надавить на несколько болезненных точек. Не зная, что делать дальше, Дел вернулась к началу разговора.
   – А я все равно уверена… все равно уверена, что ты проиграешь.
   Я пожал плечами.
   – Тогда давай поспорим.
   Она оценивающе осмотрела меня.
   – И сколько ты поставишь?
   Несколько секунд я внимательно разглядывал ее, а потом вынул из ножен мой меч.
   Мне сразу стало хорошо. Тепло, хорошо и приятно, словно ласковая женщина обняла меня за шею.
   Словно напившаяся крови яватма защищала меня от всех бед.
   Все волоски на руках встали дыбом. Все мои силы ушли на то, чтобы выпустить меч. Яватма светилась под лунными лучами.
   Дел совсем побелела. Я кивнул, подтверждая ответ на вопрос, который она не смогла задать.
   – Теперь ты знаешь, несколько я серьезен.
   – Но… ты не можешь. Ты не можешь ставить свой меч.
   – Я уже поставил.
   Она смотрела на лежащее передо мной оружие.
   – И что я с ним буду делать?
   – Если выиграешь – а этого не случится – все, что захочешь. Он будет твоим.
   – У меня есть свой меч, – ее левая рука поднялась, чтобы потрогать перевязь и рукоять. – У меня есть меч, Тигр.
   – Тогда продай его. Отдай, сломай, расплавь, – я пожал плечами. – Мне все равно, Дел. Если выиграешь, делай с ним что хочешь.
   Она медленно покачала головой.
   – Ты так и не научился уважать то, чего не понимаешь…
   Я не дал ей договорить:
   – Уважение можно заслужить, баска, но оно не покупается. И даже не вырабатывается, как это принято в Стаал-Уста. Потому что уважение неизвестно чего, это ничто, пустое слово. Пустота, Дел, и ничего больше.
   Она снова покачала головой.
   – Этот меч был создан для тебя… ты сам создал его…
   – Это кусок стали, – резко сказал я.
   – Ты завершил ритуалы, просил благословения…
   – …и вонзил меч в тебя.
   Дел осеклась.
   – Ты действительно думаешь, что я буду носить меч, который пытался убить тебя?
   Дел посмотрела на Бореал. Вспоминая круг. Вспоминая танец.
   – Я могла бы убить тебя, – произнесла она совсем без интонаций.
   – Ты пыталась. Из-за меня ты потеряла контроль и ты пыталась. Честно говоря, я этого от тебя и добивался, чтобы ты забыла о своей песне, – я пожал плечами. – Но я не хотел убивать тебя, я не собирался этого делать. Меч меня заставил… кровожадный, злой меч.
   – Злой, – эхом откликнулась она.
   – Он был злым, – сказал я. – Я чувствовал это. Я слышал это внутри себя.
   Что-то в моих словах ее насторожило.
   – Но… сейчас он не злой?
   Я мрачно улыбнулся.
   – Уже нет. Он получил что хотел, как та гончая.
   Дел медленно кивнула.
   – Значит ты кого-то убил. Тебе пришлось. Ты напоил яватму.
   Я задумчиво прищурился.
   – Ну… не совсем. Убил кое-кого – да, но ты и представить не можешь кого. И совсем не так, как ты думаешь.
   Дел помрачнела и настойчиво спросила:
   – Что ты сделал, Тигр?
   – Убил кое-кого, – повторил я. – Белого, с серебристыми пятнами, – сам не знаю, почему я ничего не сказал о шкуре, которую засунул в седельную сумку. – Но я не пел.
   – Снежный лев, – сказала Дел. – Ты совсем не пел?
   – Я танцор меча, Дел, я не певец, или как вы это там называете. Я убиваю людей обычным мечом и при этом не пою.
   Дел задумчиво покачала головой.
   – Не имеет значения, пел ты вслух или про себя. Действует даже беззвучная песня. Петь могут и немые.
   Я хмуро посмотрел на нее.
   – Как?
   Она улыбнулась.
   – Песню можно петь и в тишине. Песня может звучать в душе, хотя никто не будет ее слышать. А для меча главное это душа и чувства.
   Я вспомнил о песне, которую слышал, стоя у обрыва над озером. Она звучала в моей голове с того момента, как меч узнал свое имя. Благодаря Кантеада, я был просто не в силах ее забыть.
   И она поселилась в моем мече.
   – Мне не нужна магия, – объявил я. – Я этого не хочу, Дел.
   – Конечно. Но ты ему нужен, – она указала на меч. – Я нашла тебя с помощью своей яватмы, я разрисовала небо мечом – ты видел сияние, огни. Все это от песни, Тигр… и ты мог бы сделать тоже самое.
   Вопросов было так много, что я не мог задавать их по одному.
   – Зачем ты это сделала? И как ты сумела так быстро меня догнать? Особенно с этой раной… Она должна была приковать тебя к постели еще на пару месяцев, – и вдруг холодок пробежал у меня по спине. – Ты же ничего – магического – не сделала? Не давала никаких обещаний? Не заключала новых пактов? Я знаю твои привычки.
   – То, что я сделала, тебя не касается.
   – Дел… что ты сделала? – я внимательно смотрел на нее. – Что конкретно ты сделала?
   Она плотно сжала губы.
   – У меня есть яватма.
   Один ответ на любой вкус. Мне он сказал более чем достаточно.
   – Значит ты ей спела, так? Попросила помощи у магии? Предложила ей отдать еще часть своей человечности в обмен на колдовские силы?
   – То, что я сделала…
   – …меня не касается, Дел. Я знаю, знаю… Ты всегда доказывала мне это всеми возможными способами, – я не мог сказать все, что хотел. Для этого пришлось бы открыться и остаться без защиты. – Как ты сделала это? Магией? – я приподнял брови. – С ее помощью ты меня и догнала?
   Она задумчиво смотрела в костер.
   – В этом нет никакой магии, Тигр. Они сказали мне, что ты поехал в Ясаа-Ден. Я хорошо знаю Север… я срезала путь.
   Я ждал. Больше никаких объяснений не последовало и поэтому я спросил:
   – А зачем ты разрисовала небо?
   Она пожала плечами.
   – Надеялась, что ты увидишь и придешь.
   Для меня такое признание уже кое-что, а для Дел даже слишком много.
   – Но ты сама пришла ко мне, – сказал я. – Я не пошел и ты пришла сама.
   Она коснулась рукояти меча, очень мягко.
   – Когда я стояла там и увидела тебя, я поняла, что ты уйдешь, что мне придется идти за тобой, – Дел печально улыбнулась. – Мужчина подчиняется своей гордости.
   Я помрачнел, с ненавистью ощущая приступ вины.
   – Я не понял, какой смысл разрисовывать небо.
   Дел слабо засмеялась.
   – Может и не понял. Можно было сделать что-то другое. Магии многое подвластно, ты же видел мою яватму.
   – Хм.
   Дел пожала плечами.
   – Ты клялся мне, что никогда не воспользуешься ею, никогда не убьешь, не напоишь ее кровью. Но ты убил, Тигр, и ты создал песню для своего клинка, – она снова взглянула на мой меч. – Нравится тебе это или нет, но в нем есть магия, сила. И если ты не научишься управлять ею, она будет управлять тобой.
   Я посмотрел на Бореал, скрывающую в ножнах чудовищную мощь. Я знал, на что она была способна, пробуждаясь по призыву Дел. Если дать ей волю…
   Нет, об этом лучше не думать. Думай о чем-нибудь другом.
   – У тебя, – сказал я, – песчаная болезнь. Мое время истекло, твоя очередь сторожить.
   Дел, онемев от изумления, уставилась на меня, а я лег и закутался в одеяла.

8

   Легко входить в старый ритм. Мы с Дел бродили вместе достаточно долго, чтобы выработать ежедневное расписание. Все очень просто: один разводит костер, другой готовит еду, вместе мы занимаемся лошадьми. Мы знали, когда они нуждаются в отдыхе, когда отдых нужен нам и где лучше останавливаться на ночлег. Почти все мы делали не переговариваясь, срабатывали старые привычки.
   Забыть их было легко. Так же легко вспоминалось, что когда-то мы были вместе. А потом какая-то мелочь напоминала о долгих шести неделях, которые мы провели порознь, и я вспоминал почему.
   Мы ехали к Ясаа-Ден по следам гончих. Мы мало говорили друг с другом, потому что не знали, что сказать, по крайней мере я точно не знал. Что думала Дел – знала или не знала – было, как всегда, ее личным делом и, как всегда, совершенно никого не касалось, если только ей не приходило в голову поделиться. В данный момент ей это в голову не пришло.
   Она ехала передо мной. Жеребцу это не нравилось, но я сдерживал его. Мне не хотелось затягивать повод рвущегося вперед жеребца, и я поставил его за чалым. Меня вполне устраивало второе место. Вот только жеребец со мной не согласился.
   Дел сидела в седле очень прямо. Она всегда держалась прямо, но теперь поза была вынужденной – она просто боялась согнуться из-за раны. Не имело значения, признавала Дел это или нет – и сколько магии она использовала – я знал, что ей было больно. И знал, каких усилий стоило ей продолжать путешествие.
   Бореал делила ее спину пополам – от левого плеча до правого бедра, как и мой Самиэль. Я смотрел на Бореал и мысленно желал ей самого худшего, и думал о своем мече. Что он от меня хотел? Что он задумывал заставить меня сделать?
   Но снова переведя взгляд на Бореал, я забыл о Самиэле. Я отметил, как спокойно яватма Дел ехала в кожаных ножнах, как отдыхал меч, скрывая смертоносный клинок, пряча благословенную богами сталь, которая пела свою песню, так же как Делила.
   И впервые я всерьез задумался, какая часть одержимости Дел была рождена клинком, а не мозгом самой Дел?
   Почти все, что я знал о яватмах, рассказали мне Дел и Кем, но даже получив кровный клинок, я почти не слушал их поучений. Только в тот момент, когда меч показал мне, как он жаждет крови, я понял, насколько независимой может быть яватма. А значит Дел могла не в полной мере отвечать за свои поступки. Разве она не просила – сколько раз на моей памяти – помощи Бореал? Ее силы?
   Я рассматривал витую рукоять. Неужели Дел намеренно подчинила себя магическому мечу? Неужели ей до такой степени хотелось отомстить?
   Дел принесла клятвы. Я и сам в жизни часто клялся, но не так серьезно. По крайней мере не теми клятвами, которые заставляют тебя делать что-то, даже если ты этого уже не хочешь. С Дел все было по-другому. Клятвы Дел не шли ни в какое сравнение с обычными легкомысленными обещаниями. Именно они заставили ее стать танцором меча, бросить ребенка. Они привели ее на Юг, искать похищенного брата.
   Они заставили ее разыскивать танцора меча по имени Песчаный Тигр, который знал людей, которых она не знала, и мог объяснить ей, как разыскать их.
   Любой человек может переделать себя, подстраиваясь под свои нужды и образ жизни. Я, например, когда-то был рабом, а потом стал свободным человеком и отправился на поиски силы, чтобы отстоять свою свободную жизнь. Жизнь, в которой я сам принимал решения, а не подчинялся требованиям других.
   А подчинения от меня требовали многие. Если я нанимался к танзиру, я должен был выполнять его приказы, но бывали случаи, когда я отказывался. Я прожил много лет и жизнь научила меня безжалостно убивать людей, которые заслуживали смерти или пытались убить меня. Долгое время я получал удовольствие убивая, вкладывая в смертельный удар всю свою ненависть к людям, но постепенно я повзрослел и стал относиться ко всему спокойнее. Я был свободным. Никто уже не мог заставить меня снова стать рабом. Больше мне не нужно было убивать.
   Вот только в жизни я больше ничему не научился.
   Я не мог без танцев мечей, такую жизнь я выбрал по своей воле. Я формально обучался и стал танцором меча седьмого ранга, а таких на Юге очень мало. Я стал смертельно опасным человеком.
   Который готов служить своим мечом любому, у кого были деньги.
   По природе, все танцоры мечей одинокие души. В конце концов тяжело наемному убийце вести нормальную жизнь. Шлюхи не прочь поспать с нами, пока у нас есть деньги и слава – иногда и репутация хорошая плата – но приличные женщины замуж за таких как мы, обычно не выходят. Потому что человек, который зарабатывает на жизнь мечом, всегда ходит по острию клинка, а женщина, которая собирается прожить долгую жизнь с мужчиной, не захочет сразу терять его.
   Конечно бывают и исключения. Танцоры мечей женятся или просто живут с одной женщиной, не пройдя обряда, но это редкость. Большинство всю жизнь одиноки, и умираем мы, не оставляя ни женщины, ни ребенка, которые бы оплакали нашу смерть.
   И на то есть причина. Ответственность за дом и семью может лишить танцора меча необходимой собранности.
   А я встретил Дел. За последние два месяца в моих глазах она изменилась, она стала другой. Не из-за того, что я узнал о ее дочери, хотя конечно от этого относиться к ней я стал иначе, а из-за того, что она сделала, и что я сделал. Из-за того, какими мы стали.
   Преданность – чувство святое. Ее нужно ценить, ею нужно дорожить. Два человека нашей профессии, где преданность так часто покупается, сталкиваются с нею очень редко. Преданность внутри круга это просто абстрактное понятие. Слишком часто в танце кто-то умирает или жертвует гордостью, а это разрушает самую крепкую дружбу. Но несмотря на это, мы с Дел какое-то время знали, что такое преданность. Какое-то время мы жили с ней.
   Но мы отреклись от нее в круге Стаал-Уста.
   Аиды, баска, чего бы я не отдал за старые дни.
   Вот только какие старые дни? Которые я провел с ней? Или без нее?
   Без нее мне было легче. Потому что я едва не убил ее.
   Поправляя волосы, Дел на секунду повернулась в седле и я увидел ее лицо – тонко очерченный овал, изумительные черты. Боль, клятвы и одержимость сделали из юной плоти маску хрупкой красоты. Холодной, остро отточенной красоты, которая заставляла вспомнить о стекле.
   Стекло слишком легко бьется. Как бы не разбилась и Дел.
 
   Я проснулся, едва взошло солнце, и поискал глазами Дел. Я уже поймал себя на том, что занимаюсь этим каждое утро с тех пор, как мы встретились, и это меня раздражало. Но все равно каждое утро я с тревогой искал ее, чтобы успокоиться.
   И каждое утро я говорил себе: да, Дел здесь, да, она здесь.
   И это совсем не сон.
   Хмыкнув, я сел. Попытался потянуть мышцы и размять суставы, не разбудив ее, потому что ни один мужчина не захочет демонстрировать женщине доказательство того, как быстро он стареет, как года берут свою дань. Я медленно поднялся и пошел, тоже медленно, к жеребцу. Я осматривал его каждое утро. Следы от когтей быстро заживали, но шерсть на них отрастала белая. Как и я, жеребец будет носить эти шрамы до смерти.
   Мне показалось, что гнедой выглядел повеселее – или присутствие чалого возродило в нем интерес к жизни. Какой бы ни была причина, он все больше напоминал моего старого знакомого гнедого. Очень неприятную личность.
   Я провел рукой по крупу жеребца, взъерошив густую зимнюю шерсть. Зима сдавала свои позиции, гнедой это чувствовал и шерсть с него сыпалась клоками.
   – Тигр…
   Я обернулся. Дел стояла около костра. Одеяла лежали на земле, на ней были привычные белые одежды. Светлые волосы она заплела в косу и перевязала белым шнурком. Она подняла перевязь и ножны и Бореал выскользнула, окунувшись в солнечные лучи и засветившись.
   – Потанцуешь со мной, Песчаный Тигр?
   Я внимательно посмотрел на нее.
   – Ты не в форме, Дел. Еще рано.
   – Но когда-то нужно начинать. Я не танцевала слишком долго.
   Не знаю почему, но я разозлился.
   – Аиды, женщина, у тебя песчаная болезнь! Вряд ли ты сама сможешь атаковать, а уж против моей атаки точно не выстоишь. Или ты думаешь, что я слепой?
   – Я думаю, что ты боишься.
   Что-то внутри меня дернулось.
   – Снова ты за старое.
   – И снова, и снова, – она приподняла смертоносную яватму. – Потанцуй со мной, Песчаный Тигр. Окажи честь, подтвердив договор, который мы заключили.
   Гордость заставила меня сделать шаг к моему мечу, но только один шаг. Я покачал головой.
   – Не сейчас, баска. С возрастом приходит мудрость. Ты не заманишь меня в круг. Эти времена отошли. Я слишком хорошо изучил все твои уловки.
   Кончик ее меча слегка дрогнул, потом клинок сверкнул – она перехватила рукоять и вонзила клинок вниз, глубоко в землю.
   – Я заманиваю тебя? – переспросила она. – Нет.
   И прежде чем я успел остановить ее, Дел встала на колени перед мечом. Руки она сложила на груди, коса соскользнула с плеча и ее кончик доставал до земли.
   – Достойный кайдин, – сказала Дел, – поделишься ли ты со мной частью своего умения?
   Я смотрел на Северную женщину, почтительно ожидавшую от меня ответа и во мне закипал гнев. Он был таким сильным, что от него кружилась голова.
   – Встань, – выдавил я.
   Она только склонила голову.
   – Поднимись, Делила.
   Полное имя заставило ее вздрогнуть, но не заставило подняться.
   В конце концов, по опыту зная, что она не уступит, я сам подошел к ней. Она чувствовала, что я рядом – слух у нее был не хуже, чем у меня и она не могла не услышать моей ругани. Но она не поднялась. Она только приподняла голову.
   Я протянул негнущуюся руку и схватил Бореал.
   – Нет… – подавив вскрик, Дел отшатнулась. Болезнь и боль лишили ее прежней силы и быстроты. В моих руках я держал доказательство этого.
   – Да, – сказал я, – мы заключили сделку, баска, и я выполню все, что обещал. Но не сейчас. Еще рано… Мы еще не готовы, – я устало покачал головой. – Может дело в том, что я старею или становлюсь мудрее. А может просто слепая гордость, присущая молодости, заставляет тебя рисковать собой, – я провел рукой по лбу, отбросив мешающие волосы. – Аиды, я не знаю… а может таковы все танцоры мечей. Я когда-то вел себя так же.
   Дел ничего не сказала. Она стояла на коленях, опираясь одной рукой о землю, а другой сжимая ребра. Ее щеки покраснели, на жемчужно-белой коже горели малиновые пятна.
   Я вздохнул, приставил кончик Бореал к земле и нажал на нее, медленно, чтобы она встала прямо. Потом так же медленно и осторожно я опустился на колени рядом с Дел и начал расстегивать тяжелый пояс.
   Глаза Дел расширились.
   – Что ты делаешь?
   – Хочу тебе кое-что показать, – я отбросил пояс и приподнял складки шерстяной туники. – Смотри, – сказал я, – видишь? Твоя работа, Дел. Чистый, ровный порез мечом. И он болит. Он болит как в аидах и еще долго будет болеть, Дел. Может быть до конца жизни. Потому что я не такой молодой, каким хотел бы быть. Я выздоравливаю не так быстро, как раньше. Раны болят дольше. Я учусь на своих ошибках, потому что эти ошибки постоянно напоминают о себе.
   Лицо Дел посерело. Она сосредоточенно смотрела на уродливый шрам. На Юге, на фоне загорелой кожи, он не казался бы таким страшным, но на Севере почти весь мой загар сошел. Ярко-красный на бледно-коричневом – не самое приятное сочетание.
   – Мне больно, баска, и я устал. Я хочу только одного: вернуться домой, на Юг, где я смогу согреться под солнцем и не думать больше о Северном снеге. Но я не могу вернуться пока не закончу то, что обещал сделать, и поэтому мне приходится оставаться на Севере.
   Дел тяжело сглотнула.
   – Я просто хочу танцевать.
   Я прикрыл шрам туникой.
   – Я не прошу тебя показать твой шрам, потому что прекрасно знаю, как он выглядит. Я сам сделал его, баска… я знаю, каким был удар. Я видел, что он сделал с тобой. Если ты сейчас войдешь в круг, ты не переживешь и одного танца, – я подобрал свой меч, лежавший на земле между нами. – Один раз я чуть не убил тебя, я не стану снова рисковать.
   – Слишком долго… – прошептала она.
   Скривившись, я поднялся.
   – У тебя еще вся жизнь впереди, моя Северная баска. Ты молода, ты поправишься, ты восстановишь свои силы. Ты снова будешь танцевать, Делила… это я тебе обещаю.
   – А сколько тебе лет? – вдруг спросила она.
   Я нахмурился.
   – По-моему я тебе уже говорил.
   – Нет. Ты просто говорил, что ты старше меня, – к моему удивлению Делила улыбнулась. – Это я уже знаю.
   – Ну… я так и думал, – я раздраженно потер шрамы песчаного тигра. – Не знаю. Я уже совсем не молодой. А какая разница? Для тебя это имеет значение? После всего, что с нами было?
   – Тигр, не делай драмы из своего возраста. Я просто хочу знать, в каком возрасте человек может называть себя совсем немолодым.
   – А сколько тебе? – парировал я. Ответ я прекрасно знал, но женщины обычно ненавидят такие вопросы.
   Дел даже не моргнула и не заколебалась.
   – Через три дня будет двадцать один.
   – Аиды, – с отвращением сказал я. – Я мог бы быть твоим отцом.
   – Ему было сорок, когда его убили, – серьезно сообщила Дел. – Сколько тебе осталось до сорока?
   – Слишком мало, – кисло пробормотал я.

9

   Следующие два дня мы с Дел ехали на северо-восток. В нашей компании здоровым был только чалый; жеребцу, мне и Дел приходилось нелегко. Никому из нас не доставляли удовольствие проблемы со здоровьем, нам не хотелось даже разговаривать о них, и поэтому, принимая во внимание наши раны, почти все время мы держали рты закрытыми.