Роберсон Дженнифер. Создатель меча

   – Что ты пытаешься…
   – Удержать тебя от самоубийства, – ровно ответила Дел. – Ты думал я не скажу это вслух?
   – Я бы никогда…
   – Ты только что пытался. Или тебя заставили.
   Я изумленно уставился на нее. Когда первый шок прошел, я взглянул поверх крупа чалого на меч, терпеливо поджидавший жертву.
   Я НЕ МОГ. Я не мог. Такого я бы ни за что не сделал. Я выжил в аидах не для того, чтобы проститься с жизнью по доброй воле, а уж тем более отправить себя в другой мир собственной рукой.
   – Дай мне пройти, – сказал я.
   Дел сдерживала мерина.
   – Дай мне пройти, – повторил я. – Я пришел в себя, баска.
   Она странно посмотрела на меня и позволила мерину сделать несколько шагов вперед. Я услышал шипение стали, выскользнувшей из ножен, и мне в голову пришла интересная мысль: попробует ли Дел убить меня, чтобы удержать меня от самоубийства?
   Но почему-то я не засмеялся. Особенно глядя на меч.
   Я осторожно приблизился к нему – ничего не почувствовал. Ни страха, ни мрачного предчувствия, ни желания нанести себе вред. Просто легкое любопытство, чего же хотела эта штука?
   Клинок поднимался над камнями.
   Я наклонился, обхватил пальцами выступавшую из камней рукоять, стараясь держаться подальше то клинка, вынул меч и взял его как положено, двумя руками.
   Чернота снова поднялась по клинку. На этот раз она коснулась рун.
   – Он не хочет туда ехать, – выпалил я.
   – Что? – удивилась Дел.
   – Оно… он… не хочет туда ехать, – я хмуро смотрел на меч, потом поднял глаза и встретил взгляд Дел. – Чоса Деи хочет на Юг.
   Дел плотно сжала губы.
   – Скажи ему, что мы поедем на Север.
   – На северо-восток, – поправил я. – И он точно знает, какой дорогой мы едем… потому что все это он устроил, – я помолчал. – В общем, это одна из причин. И еще он хочет выбраться из меча. Подчинить себе мое тело.
   Дел убрала Бореал в ножны и подвела мерина поближе.
   – Клинок снова почернел.
   – Частично, – я повернул клинок, разглядывая обе его стороны. – А как ты думаешь, что случится, когда он весь станет черным?
   – Ты действительно хочешь это выяснить? – нехорошим голосом поинтересовалась Дел.
   Я резко посмотрел на нее.
   – Ты знаешь?
   – Нет. Но я бы не рисковала ради того, чтобы выяснить.
   – Да и я тоже, – пробормотал я. – Пора снова показать ему, кто из нас хозяин.
   Как и раньше, я сжал обеими руками рукоять. Прошлый раз мне пришлось спеть песенку, чтобы поставить Чоса Деи на место. Я вспомнил ее и она снова наполнила мою голову. Несколько секунд я не думал ни о чем, кроме уверенности в своем превосходстве над Чоса. Это было так же верно, как превосходство гнедого жеребца над чалым мерином.
   Когда я открыл глаза, с меня тек пот. Песня в моей голове умерла. Руны очистились.
   – Немного отступила, – выдохнул я. – Каждый раз чернота поднимается все выше.
   – Будь всегда настороже, – посоветовала Дел.
   – Настороже, – пробормотал я. – Это ты будь настороже.
   Ее лицо куда-то поплыло.
   – С тобой все в порядке? – тревожно спросила она.
   Я добрался до жеребца. Гнедой лениво обшаривал губами землю и успел вымазать всю морду.
   – Она спрашивает, все ли со мной в порядке. А я и сам не знаю, хорошо ли это, если со мной все в порядке. После каждого выяснения отношений с этим мечом я чувствую себя так, словно постарел лет на десять, – я вдруг застыл, ухватившись за стремя, и резко повернулся к Дел. – Ведь это не так, да?
   – Что не так?
   – Я не постарел лет на десять или двадцать?
   Дел критически осмотрела меня.
   – Не сказала бы. Ты выглядишь как обычно… Я бы дала тебе лет шестьдесят.
   – Не смешно, – бросил я и запоздало понял, что вложил в эту фразу слишком много чувства. – Ладно, ладно… Только не надо меня по всем винить. Кто знает, на что способен Чоса Деи, даже в этом мече.
   – Никто не знает, – признала Дел. – Успокойся, Тигр, ты не постарел. Ты выглядишь даже лучше, чем неделю назад – тренировки тебе на пользу. Тебе бы следовало почаще заниматься.
   – Занимался бы, если бы была возможность, – пробормотал я. – Может в Искандаре…
   Я повернулся к жеребцу, который поприветствовал меня, ткнувшись мордой мне в лицо и фыркнув. Когда гнедой фыркает, слюна летит во все стороны, на этот раз к ней примешивалась грязь, которую жеребец успел подобрать с земли.
   Я выругался, стер грязные потеки с лица и шеи и обозвал жеребца дюжиной нельстивых Южных кличек. Гнедой слышал их и раньше и поэтому даже ухом не повел. Мне оставалось только поймать повод, вставить левую ногу в стремя, с усилием приподняться и шлепнуться в седло. Устроившись, я внимательно посмотрел на Дел.
   – Ну хорошо, – сказал я, – сдаюсь. Чем быстрее мы вытащим Чоса Деи из меча, тем счастливее я буду… и если для этого придется разыскать Шака Обре, мы это сделаем.
   Дел как-то странно посмотрела на меня.
   – На это могут уйти месяцы, – заметила она, – а может и годы.
   Я стиснул зубы и кивнул.
   – Знаю. А что, в аиды, мне остается? Бороться с этой штукой весь остаток жизни?
   – Думаю, тебе следует осознать, какого рода обязательство ты сейчас на себя берешь, – спокойно сказала Дел.
   Я уставился на нее.
   – Этот меч только что пытался заставить меня вырезать самому себе кишки. Теперь это личное дело.
   На лбу Дел появились морщины.
   – Шака Обре это только имя, Тигр… Его трудно будет найти.
   Я вздохнул.
   – Но мы же нашли Чоса Деи, найдем и Шака Обре, чего бы нам это не стоило.
   Дел вдруг широко, искренне улыбнулась.
   – Ты что? – насторожился я.
   – Ты сейчас говоришь совсем как я.
   Я задумался, вспомнил сколько лет Дел искала Аджани и каких жертв ей это стоило.
   Теперь пришла моя очередь.
   Дел подвела чалого ко мне.
   – Сколько еще до Искандара?
   – Судя по рассказам Рашада, еще день пути. Завтра вечером должны быть уже в Искандаре, – я проследил взглядом за дорогой, извивающейся среди низкорослых деревьев и высокой спутанной травы.
   – Знаешь, а было бы совсем неплохо, если бы джихади оказался настоящим. Может он смог бы справиться с моим мечом.
   – Ты и сам прекрасно справляешься со своим мечом, – раздраженно заметила Дел. Помолчав, она добавила: – Главное, Тигр, это желание сделать что-то.
   Я долго смотрел на нее, потом поерзал в седле и неожиданно для самого себя сказал:
   – А знаешь, я буду просто счастлив, когда узнаю, что Аджани мертв.
   Мои слова застали Дел врасплох.
   – Почему?
   – Потому что может быть тогда ты вспомнишь, каково это, быть человеком.
   – Я… – она открыла рот, чтобы возмутиться, но замолчала.
   – ИНОГДА ты об этом вспоминаешь, – согласился я, – а потом снова становишься жестокосердной и рассудительной сукой.
   Я повернул жеребца и поехал по дороге. Через несколько секунд Дел последовала за мной.
   Тишина иногда может сказать больше чем слова.
 
   Как я слышал, Искандар был древним городом. Его построили задолго до того, как появился Харкихал. К руинам не ездили уже много лет и дорога была проложена всего несколько месяцев назад, после предсказания Оракула. Со временем она снова исчезнет, ее сотрут ветра и дожди и земля стряхнет с себя следы пилигримов, стекавшихся в Искандар чтобы увидеть джихади, но многим еще предстоит пройти по этой дороге.
   Рашад дал четкие указания, но как выяснилось, мы могли обойтись и без них. Дорога была хорошо наезжена, люди постоянно выходили из Харкихала в Искандар, а нам не хотелось искать попутчиков.
   В конце концов мы съехали с дороги. Темнело, становилось прохладнее и мой желудок начал жаловаться. Мы с Дел переехали холм и обнаружили уединенное местечко, вполне подходящее для небольшого лагеря. Мы хотели переночевать без случайных спутников – кто знает, чего ожидать от незнакомых людей.
   – Обойдемся без костра, – предложил я, слезая с жеребца.
   Дел просто кивнула. Она стащила со спины чалого седло, потник, сумы и сверток шкур и одеял, свалила все это в одну кучу и снова вернулась к мерину, устраивать его на ночь.
   Много времени на это не потребовалось. Разобравшись с лошадьми, мы расстелили одеяла и выпили воды из фляг. Солнце медленно опускалось за горизонт, все дела были переделаны, оставалось только лечь спать. Но спать нам не хотелось.
   В бледном свете полной луны я сидел на шкуре, накрыв колени одеялами, и втирал масло в жесткие ремни перевязи. Со временем кожа разомнется и будет плотно прилегать к телу, но до тех пор каждый вечер мне придется выполнять один и тот же ритуал.
   У меня было свое дело, а у Дел свое. Она вынула из ножен Бореал, достала точильный камень, масло и тряпку – для изысканно нежной заботы.
   Дел заплела волосы в косу, и наконец-то они не скрывали ее лицо. В лунном свете оно стало совсем белым с черными пятнами теней.
   Вниз по клинку и снова наверх: влекущее шипение. Потом шепот шелка по стали.
   Дел склонила голову, осматривая всю длину клинка. Светлые ресницы опустились, скрывая от меня глаза. Толстая светлая коса спадала с покрытого шелком плеча и покачивалась в такт движениям. Вниз по клинку, потом снова наверх: соблазн заострившейся стали.
   И вдруг я не выдержал и спросил:
   – О чем ты думаешь?
   Дел слабо вздрогнула. Она была где-то очень далеко.
   Я тихо повторил вопрос:
   – О чем ты думаешь, баска?
   Дел скривила губы.
   – О Джамайле, – мягко сказала она. – Я вспоминаю, каким он был.
   Я видел Джамайла только раз. Он был уже не тем человеком, каким знала его Дел.
   – Он был… малышом, – заговорила она. – Ничем не отличался от остальных детей. Он был самым младшим в семье – на пять лет моложе меня. Он так хотел, чтобы его считали мужчиной, а все обращались с ним как с ребенком.
   Я улыбнулся, представив это.
   – По-моему, это естественно.
   – Он хотел быть взрослым. Он брал пример с моего отца, братьев, потом с меня. Он говорил, что станет таким же смелым… таким же сильным… Он поклялся стать настоящим мужчиной.
   У меня не было детства, я не знал, каково это, жить в семье. Я не мог представить, что чувствовал бы Джамайл, окажись он на моем месте, что сказал бы он, желая успокоить сестру.
   – Они схватили нас вместе, – продолжила Дел. – Мы прятались под повозкой и старались стать совсем маленькими, незаметными… но борджуни подожгли повозку и мы побежали, и тут же одежда Джамайла загорелась, – голос Дел сорвался, лицо скривилось. – На нем все горело, но он не кричал. Он засунул пальцы в рот и прикусил их так, что потекла кровь. Мне пришлось толкнуть его, чтобы он упал. Он покатился по земле, а я старалась сбить пламя… тогда нас и поймали.
   Мои руки застыли на перевязи. Руки Дел продолжали затачивать клинок, но я сомневаюсь, что она это сознавала.
   – Он весь был обожжен, – говорила она, – но им было наплевать. Ожоги были тяжелыми, но не смертельными, и они поняли, что смогут на нем заработать. Только об этом они и думали: сколько заплатят за Джамайла Южные работорговцы.
   Нет, они думали не только об этом. Была еще Делила – пятнадцатилетняя красавица Северянка – но о себе Дел не рассказывала. Ее волновал только Джамайл. Важна была судьба только ее брата и семьи.
   Дел не считала, что сама она стоит такой одержимости.
   Ой баска, баска. Если бы ты только знала…
   – Но он выжил, – продолжила Дел. – Ему было тяжелее, чем мне: он провел столько лет в рабстве, его сделали евнухом, лишили языка. И пережил он все это чтобы достаться Вашни, – Дел глубоко вздохнула. – А теперь мне остается только сидеть здесь и думать, жив он или давно мертв.
   – Ты этого не знаешь.
   – Не знаю. Поэтому мне и больно.
   Рука Дел ровно водила точильный камень. Бореал тихонько напевала песню обещаний.
   – Не мучай себя напрасно, – сказал я. – Может Джамайл сейчас в полной безопасности у Вашни.
   – Они убивают чужеземцев, а он настоящий Северянин.
   – Северянин? Или был им? – я пожал плечами, а Дел наконец-то отвела взгляд от меча. – Когда мы нашли его, он провел уже пять лет на Юге, из них два года с Вашни. Может его давно считают за своего. К тому же старик любил его, об этом тоже не забудут.
   – Старики, – тихо сказала Дел, – быстро теряют силы, а с ними и свою власть.
   – Не всегда.
   – Но все старики умирают.
   Я покачал головой.
   – Дел, успокоить тебя я не смогу. Да, возможно он уже мертв, но наверняка ты утверждать не можешь.
   – Вот я и думаю: узнаю ли я когда-нибудь что с ним? Или проведу остаток жизни так и не выяснив, остался ли в этом мире еще кто-то моей крови?
   – Поверь, – грубовато сказал я, – от таких мыслей не умирают.
   Рука Дел сильнее сжала клинок.
   – Ты говоришь это потому что я жестокосердная и рассудительная сука?
   Растерявшись, я резко посмотрел на нее. Меня удивил не столько вопрос, сколько грубый тон, которым он был задан.
   – Нет, – честно ответил я. – Я говорю это исходя из собственного опыта.
   – Из собственного? – тупо переспросила она.
   Я кивнул.
   – Ты забыла кто я? У меня нет ни матери, ни отца… ни братьев, ни сестер. У меня нет ни малейшего представления, жив ли еще кто-нибудь моей крови. Я не знаю даже что это за кровь.
   – Твои родители жили на Границе, – сказала Дел. – Или они были чужеземцами.
   Я выпрямился.
   – Почему ты так решила?
   Дел пожала плечами.
   – Сложением ты похож на Северянина, а цвет кожи ближе к Южному. Конечно он не такой темный и черты лица не такие грубые. В тебе есть что-то и от Юга, и от Севера. Такие пары живут обычно на Границе, – Дел улыбнулась, оценивающе осматривая меня. – Или твои родители приехали из других земель. Ты никогда об этом не задумывался?
   Сколько раз задумывался. Каждый день моего рабства. Каждую ночь, когда спал в навозе. Никому в этом не признаваясь, даже Суле и Дел. Потому что признавшись, я выставил бы напоказ свою слабость, а слабые долго не живут.
   – Нет, – громко сказал я, чтобы остаться сильным.
   – Тигр, – Дел отложила в сторону меч. – Тебе никогда не приходило в голову, что Салсет могли соврать?
   – Соврать? – я нахмурился. – Ты о чем?
   Она села, скрестив ноги, и сцепила пальцы на коленях.
   – Ты всю жизнь был совершенно уверен, что тебя бросили в пустыне умирать. Что тебя оставили мать, отец… так ты рассказывал.
   – Мне так сказали.
   – Кто тебе сказал? – спросила Дел.
   Я нахмурился.
   – Салсет. Ты сама все знаешь. О чем этот разговор?
   – О лжи. Об обмане. О боли, которую причиняли специально, чтобы заставить мальчика-чужеземца страдать.
   Что-то дернулось у меня в животе.
   – Дел…
   – КТО тебе это сказал, Тигр? Ведь не Сула, правильно?
   – Нет, – быстро ответил я. – Сула никогда не поступала жестоко. Она была моим… – я замолчал.
   – Да. Она была твоим спасением.
   Я судорожно стиснул перевязь и выдавил:
   – И что дальше? При чем здесь Сула?
   – Когда ты узнал, что ты не Салсет?
   Я этого не помнил.
   – Я всегда знал об этом.
   – Потому что тебе это сказали.
   – Да.
   – КТО сказал тебе? Кто сказал это первым? Кто внушил тебе это так, что ты не мог даже сомневаться?
   – Дел…
   – Взрослые?
   – Нет, – я раздраженно мотнул головой. – Взрослые меня не замечали пока я не подрос так, что смог работать. Мне говорили об этом дети, всегда дети… – к горлу подступил комок и я не смог закончить. Слишком хорошо я помнил мучительные дни моего прошлого, ночные кошмары детства.
   Я вспомнил и задумался. Могли ли они врать?
   Я застыл. Все было так внезапно, странно, четко, как в танце, когда легкое движение выдает все намерения противника. Все мои чувства обострились. Я знал только кто я, где, кем я стал. И еще я знал, что очень больно было дышать.
   Дел неподвижно сидела рядом со мной и ждала.
   – Дети, – повторил я, чувствуя, что весь мой мир превращается в хаос.
   – Дети часто поступают жестоко, – тихо сказала Дел.
   – Они говорили… – я замолчал, не осмелившись произнести это вслух.
   Дел подождала и закончила за меня:
   – Они говорили, что ты не был нужен родителям и тебя оставили умирать в пустыне.
   – Все так говорили, – рассеянно пробормотал я. – Начал один, потом подхватили остальные.
   – И ты никогда не задавал вопросов.
   Я больше не мог сидеть здесь. Я больше вообще не мог сидеть. Как я мог просто оставаться на месте… Я отложил в сторону перевязь, неуклюже поднялся, сделал несколько шагов, остановился и слепо уставился в темноту. И из последних сил обернулся, чтобы возразить.
   – НЕКОМУ было задавать вопросы. Кого я мог спросить? Что я мог спросить? Я был чулой… Чулы не задают вопросов… Чулы вообще не разговаривают, потому что за любое слово их бьют.
   – Там была Сула, – тихо напомнила Дел.
   Что-то рвалось из меня. Гнев. Безумие. Боль, которую я никогда не чувствовал, потому что научился не замечать ее, а теперь воспоминания придали ей сил.
   – Мне было пятнадцать, – я не знал, как объяснить, чтобы Дел все поняла, увидела, осознала, – пятнадцать лет, когда я познакомился с Сулой. К тому времени я уже боялся спрашивать. Мне было все равно, кто я…
   – Это ложь, – быстро сказала Дел.
   Оказывается отчаяние может резать как клинок.
   – Аиды… баска, ты просто не понимаешь, – я запустил негнущиеся пальцы в волосы. – Ты просто не можешь понять.
   – Не могу, – согласилась она.
   Я повернулся к Дел и почувствовал, что мне больно смотреть на нее, больно думать о том, что она сказала. А еще больнее было признать ее возможную правоту.
   – Зря ты это сделала, – выдавил я. – Не нужно было, баска. Лучше бы ты оставила эту историю в покое… лучше бы ты оставила МЕНЯ в покое… Ты понимаешь, что натворила?
   – Нет.
   – РАНЬШЕ я знал, кто я. Я знал всю историю своей жизни. Счастлив я от этого конечно не был – да и кто будет счастлив, понимая, что родители бросили его как ненужную вещь? – но по крайней мере я не мучился неизвестностью. Мне было что ненавидеть. Я не задумывался, правду мне сказали или соврали.
   – Тигр…
   – А ты все уничтожила, – крикнул я. – И у меня совсем ничего не осталось.
   Несколько секунд Дел изумленно рассматривала меня, потом глубоко вздохнула.
   – Разве ты не хочешь узнать правду? А если тебя не бросали?
   – Ты спрашиваешь, хотел бы я узнать, что моих родителей убили борджуни? Или может быть сами Салсет? А потом забрали меня как трофей?
   Дел вздрогнула.
   – Я не это…
   Я снова повернулся к ней спиной и уставился в темноту, пытаясь разобраться в себе. Дел все сломала, перемешала. Мне нужно было восстановить свой мир, найти новые правила игры.
   Пришла моя очередь вздохнуть.
   – И что мне теперь делать? Что мне делать, Дел? Дойти до песчаной болезни мучаясь, как же узнать правду?
   – Нет, – хрипло ответила она. – Что это за жизнь?
   Я повернулся к ней.
   – Это твоя жизнь, – сказал я. – Ты наказываешь себя своей жизнью. Мне наказать себя моей?
   Дел отпрянула, тяжело дыша.
   – Я только хотела дать тебе хоть немного мира.
   Весь гнев во мне вдруг пропал. С ним ушла горечь, оставив после себя пустоту.
   – Я знаю, – прошептал я, – знаю. Может ты правильно поступила, баска. Я еще не разобрался.
   – Тигр, – тихо сказала она, – мне жаль.
   Луна осветила ее лицо. Мне было по-прежнему больно смотреть на нее.
   – Ложись спать, – посоветовал я. – Я пойду проверю жеребца и тоже лягу.
   Жеребец стоял всего в четырех шагах от нас. Он спокойно спал и прекрасно мог обойтись и без моего визита.
   Но Дел ничего не сказала.

2

   Искандар рассыпался как игрушечный городок. Солнце и дожди с легкостью разрушали глиняные постройки, дома медленно превращались в пыль, грязь, глину и горки сланца, из которых и были когда-то построены.
   – Вот глупость, – сказал я. – Тысячи людей по одному слову неизвестного фанатика оставляют дома и отправляются в разрушенный город, хотя прекрасно знают, что здесь нет даже воды.
   Дел покачала головой.
   – Вода есть – смотри, как много зелени. И потом, неужели джихади не обеспечит людей водой, если уж он решил появиться именно здесь?
   Говорила Дел сухо и иронично, точно копируя мои интонации когда речь заходила о появлении мессии. Дел, в отличие от меня, человек верующий – по крайней мере она серьезно относится к религии – и до сих пор она не проявляла нетерпимости по отношению к предсказанию Оракула. Мало того, она регулярно укоряла меня за мной цинизм и советовала уважать взгляды других, даже если они расходились с моими собственными.
   Но теперь, увидев Искандар, Дел не думала о вере и религии. Все ее мысли были только об Аджани, о предстоящем убийстве.
   И о клятвах, данных ее богам, далеким от Искандара.
   – А где Граница? – спросил я. – Ты это должна знать.
   В таких тонкостях Дел разбиралась лучше меня. В Стаал-Уста ее обучали тому, что она называла география – науке, изучающей где что находится. Я много путешествовал по Югу и хорошо знал его, но Дел могла рассказать даже о тех местах, где она никогда не была.
   – Граница? – повторила она.
   – Да, Граница. Ну знаешь, такая линия, она разделяет Юг и Север.
   Дел подарила мне взгляд, который ничего не говорил. А значит говорил он о многом.
   – Граница, – с прохладцей сказала она, – неразличима.
   – Что Граница?
   – Неразличима. Я не могу сказать, где она проходит. Местность… пересеченная.
   Жеребец споткнулся. Я поднял ему голову поводом, поддержал, и он спокойно пошел дальше.
   – Что значит пересеченная?
   Дел провела рукой.
   – А ты осмотрись. Минуту назад мы ехали по пустынному песку, сейчас мы на Северной траве, еще минута и вокруг пограничный кустарник, а потом мы можем оказаться на отшлифованных ветром камнях.
   – Правда?
   – Правда. Одно дело ехать из Джулы и Стаал-Уста и видеть, как постепенно изменяется земля… и совсем другое, когда все меняется десять раз на одном месте.
   Я вообще-то на это не обращал внимания, но после слов Дел начал осматриваться и понял, что мир вокруг нас действительно все время менялся. Даже температура не оставалась постоянной. Почти летняя жара плавно переходила в пограничный морозец, а потом воздух снова согревался.
   Петляющая дорога обогнула край плато. Слева от нас поднимались предгорья Севера, справа, за плато, тянулись пограничные земли, поросшие жестким кустарником, далеко за горизонтом они переходили в пустыню. Ниже нас, где-то на северо-востоке, раскинулось другое плато, поменьше. В его центре, на холме, стоял город Искандар.
   Он ничем не напоминал привычные пограничные крепости на вершине гор или города пустыни. Искандар не окружала высокая стена. Улицы и аллеи города были завалены обломками рассыпавшихся зданий. Прочно стояли только основания, заросшие травой.
   Наверное когда-то эти руины были величественными творениями человеческой гордости. Прошли годы, люди вернулись в город, а от величественности ничего не осталось.
   Город был наполнен пустынным сбродом. Всюду глаз натыкался на повозки, фургоны, лошадей, ослов и несчетное количество человеческой скотины, приведенное чтобы тащить вещи. Большинство людей устроились в городе, заполнив все щели, но многие поставили свои хиорты не доезжая до Искандара, создав небольшое поселение жителей пустыни, не желавших мешаться с городской толпой.
   Мы остановили лошадей на краю плато. Дорога вела вниз, но на нее мы не смотрели. Мы не сводили глаз с города.
   – Племена, – сказал я, кивнув на хиорты.
   Дел нахмурилась.
   – Откуда ты знаешь? Все люди одинаковые.
   – Нет, когда подходишь ближе. Похож я на Ханджи? – я кивнул на Искандар. – Племена не строят городов, они не будут в них жить. Племена путешествуют с фургонами и повозками, ненадолго расставляя хиорты когда хотят отдохнуть. Видишь? Вон их палатки, стоят недалеко от города.
   – Но поселившись в одном месте, они по сути создали свой город.
   – У них нет выхода, – я пожал плечами в ответ на ее взгляд. – Никогда еще так много племен не собирались вместе. Обычно даже случайная встреча кончается кровопролитием. Но сейчас они пришли по зову Оракула. Они будут терпеть друг друга пока не утрясется вопрос с джихади.
   Дел смотрела на древний город.
   – Думаешь Салсет там?
   Меня как будто ударили в живот.
   – Может быть.
   – Они бы пошли ради джихади?
   Я вспомнил шукара. Магия старика давно ослабла, иначе ОН убил бы кошку, а я бы лишился единственной возможности спастись. Среди Салсет магия считается частью религии. Если заклинания не действовали, значит боги отвернулись от племени. Много лет назад они отвернулись от шукара, иначе как же мог простой чула сделать то, что не удалось приближенному богов?
   Я подумал о вопросе Дел. Привел бы шукар племя в Искандар? Только в том случае, если бы мог извлечь из этого выгоду, если бы он решил, что это укрепит его репутацию. Если старик был еще жив.
   Год назад я с ним встречался.
   – Может быть, – сказал я, – а может и нет. Это от многого зависит.
   – Ты мог бы снова увидеть Сулу.
   Я подобрал повод.
   – Хватит прохлаждаться, поехали. Я уже вдоволь налюбовался окрестностями.
   Терять время действительно не стоило, но выразиться я мог и повежливее.
   Дел повернула чалого и поехала вниз по тропинке, вьющейся у края плато. Вниз, потом к холму, наверх, и мы в Искандаре.
   Где может наконец-то Дел найдет Аджани.
   Жеребец одолел последний подъем и вынес меня на плато, где развалины Искандара тянулись к небу. Тропинка превратилась в широкую дорогу со следами повозок и фургонов. Дорога вилась среди деревьев и зарослей кустарников, потом разветвлялась на пять дорог поуже, которые вели к пяти частям города, где они снова разбегались. До самого Искандара шли лишь две или три тропинки, остальные скрывались среди хиортов и фургонов.