Роберсон Дженнифер. Создатель меча

   – Ты должна знать, что он за человек.
   – Расскажи мне, – предложил я. – Я-то ничего не знаю.
   Беллин выразительно махнул рукой.
   – На жаргоне жителей приморья таких людей называют мусарреа. Это переводится примерно как «человек, который сияет очень ярко», как самая большая звезда на небе. Я плавал по морю, мы называли эту звезду Путеводная и прокладывали по ней курс, – Беллин нахмурился, взглянув на наши лица. – Не понимаете? Он сияет ярче всех. Он пламя, а мы бабочки… Аджани привлекает нас, а неосторожных пламя сожжет до смерти.
   Мне нечего было сказать, но Дел Беллин не убедил.
   – Аджани убийца, – отрезала она. – Он убил всех моих близких и продал моего брата в рабство. Я была там, я знаю, что говорю.
   Беллин внимательно смотрел на нее. Дел говорила спокойно, он от этого не менее убедительно.
   – И больше никто об этом не знает. А когда Аджани объявит себя джихади, никто уже в это не поверит.
   Я взглянул на Дел и мне стало больно. Я видел как ей хотелось назвать Беллина вруном, опровергать все, сказанное им, потому что окажись это правдой, Аджани становился всемогущим. Дел провела шесть лет своей жизни, готовя для него тюрьму, уверяя себя, что рано или поздно отомстит ему. Тогда он был просто Аджани. Человеком, который разрушил ее жизнь.
   Теперь он становился кем-то другим. Тюрьма была разрушена. Играть приходилось по правилам, которых Дел не знала.
   Мне было больно смотреть на нее. Она мучительно пыталась осознать услышанное. Дел приходилось начинать бой с Аджани до того, как они встретились.
   Я вернул меч в ножны и буркнув:
   – Схожу за топорами, – вышел на улицу.
   Когда я вернулся, Беллин сидел на земле, прислонившись спиной к потрескавшейся кирпичной стене. Дел молча мерила шагами комнату: светлая, черноглазая кошка, заключенная в клетку.
   Я вернул Беллину топоры. Он уже держал топор, который отдала ему Дел.
   – Ты уверен? – спокойно спросил я. – Ты в этом совершенно уверен?
   В приглушенном лунном свете Беллин казался совсем мальчишкой.
   – Я знаю не все, только то, что он нам сказал, – топоры звякнули, когда Беллин легко собрал их в одну руку. В отличие от знакомых мне тяжелых огромных топоров эти имели хороший баланс и были такими же смертельно опасными. – Я пират. Я умею распознать удачу и схватить ее. Меня в жизни выручает быстрый ум и еще более быстрый язык – ты это уже знаешь, – Беллин широко улыбнулся. – Я научился видеть сущность под кожей. А у Аджани кожа очень тонкая.
   – Продолжай, – я опустился на землю рядом с ним.
   Беллин вздохнул.
   – Теперь я скажу то, чего не знаю, но о чем догадываюсь. Я провел на Юге несколько месяцев и, думаю, успел кое-что узнать о Южных порядках, – он кинул быстрый взгляд на Дел, застывшую в тени в четырех шагах от нас. – На Юге властью обладают только танзиры.
   – Это естественно, – сказал я. – Все об этом знают.
   – А может Северянин претендовать на домейн?
   Я подумал и ответил:
   – Наверное нет. Даже если бы ему удалось набрать людей, чтобы завоевать домейн, его никогда не признали бы танзиром. Пришел бы другой Южанин, привел с собой наемников и Северянин лишился бы домейна… а может и жизни.
   Дел вышла из тени.
   – Он борджуни, – холодно объяснила она. – Он много лет убивал и грабил. Что ему еще надо?
   Беллин пожал плечами.
   – Аджани уже под сорок.
   Удар попал в цель. Я задумчиво потер шрам, вздохнул и согласился:
   – Да, пора менять образ жизни. Самое время заняться чем-то посерьезнее, – хмурясь, я поднялся и расхаживая по комнате, начал выкладывать свои рассуждения. – Хорошо. Будем считать, что Аджани честолюбив – мы знаем, что так оно и есть; скажем, он еще жаден – это мы тоже знаем; и допустим у него талант воодушевлять людей и управлять ими – в это мы верим с твоих слов. А теперь давайте предположим, что он хочет не просто получить домейн. Ему нужно все. Или по крайней мере большая часть.
   – «Давайте предположим», – эхом отозвался Беллин с оттенком согласия.
   Я продолжил, не замедляя шага.
   – Но как это сделать? Убив врага. В нашем случае врагов, – я помолчал. – Мы знаем, что убийство для Аджани не в новость, он привык убивать – но ему нужно оружие. Особое оружие, которому никто не сможет противостоять. И я говорю не о мече.
   – Люди, – догадалась Дел.
   – Люди, – согласился я. – Столько людей, чтобы танзиры сразу сдались.
   – Ему нужны племена, – продолжила Дел, – но он знает, что объединить их невозможно, они не выступят вместе даже против танзиров – ты не раз об этом говорил.
   Я кивнул.
   – И поэтому он использует религию. Племена невероятно суеверны… Он объявляет себя мессией, перед которым племена будут благоговеть, потому что услышал от него то, что хотят услышать: обещание превратить песок в траву, – я резко перестал шагать. – И если он так неотразим, как рассказывает Беллин, они подчинятся всем его приказам, даже начнут священную войну.
   – Но он простой человек, – отчаянно выкрикнула Дел.
   – Он сияет очень ярко, – мягко заметил Беллин.
   Все молчали, а потом я сказал то, что и так было ясно:
   – Эта новость все меняет.
   Дел упрямо покачала головой.
   – Я все равно убью его.
   – Тогда лучше сделай это быстро и без предупреждения, – сухо предложил я.
   – Я не убийца, Тигр, – разозлилась она. – Я делаю все при дневном свете. Мне нечего скрывать.
   – Прекрасно, – одобрил я. – Вперед, баска, и ты начнешь священную войну.
   – Но ведь нет мессии! – в отчаянии закричала Дел. – Нет джихади! Все это ложь!
   – Ты слышала, что сказал Беллин? Или ты просто не поняла? – я ткнул пальцем в будущую шишку. – Не имеет значения, что мы знаем или думаем… Главное – во что верят люди. Если ты убьешь джихади, твоей крови им не хватит. Они начнут резню.
   – Тигр…
   – Ты этого хочешь?
   – А ты хочешь, чтобы я просто уехала из Искандара?
   – После всех твоих клятв? – я покачал головой. – Нет. Я хочу, чтобы ты все обдумала.
   – Я уже все обдумала, – отрезала Дел и повернулась к Беллину. – Где Аджани?
   – Где-то в предгорьях. Точно я не знаю.
   – Но ты же работаешь на него, – Дел подозрительно прищурилась.
   Беллин пожал плечами.
   – Я должен был приехать в Искандар и распространять слухи. Аджани встречался с нами недалеко от Харкихала и объяснил, что делать. Потом он уехал, чтобы подготовить свое божественное появление.
   – Ты можешь узнать, где он? – спросил я.
   – Он будет здесь через день или два.
   – Тигр задал вопрос, – сказала Дел. – На этот раз он говорит дело.
   Как мило было с ее стороны признать это.
   Беллин выпрямился и засунул топоры под рубашку. За поясом они скрывались в складках ткани.
   – Могу попробовать, – задумался он. – Но Аджани прячется, он не хочет, чтобы его нашли. Он будет скрываться, пока не придет время появиться джихади.
   Я вспомнил о воинах, собравшихся в предгорьях. Похоже они знали, где он. Может он был с ними.
   И я снова увидел мертвого Мараба, с содранной кожей и отрезанными гехетти.
   Не хотел бы я так расплатиться за неудавшуюся попытку убить Аджани.
   – Что-нибудь придумаем, – пообещал я.
   Беллин ухмыльнулся.
   – Сын Песчаного Тигра тоже постарается.

14

   Дел молчала всю дорогу до дома. Я не мог придумать, что бы сказать, как вырвать ее из этой тишины, да и мне самому было не до разговоров. Слишком многое нужно было обдумать.
   Аджани джихади? Невозможно.
   И все же в словах Беллина был смысл. Если все это было правдой, клятвы Дел могли доставить нам много неприятностей.
   И она это знала.
   В дом мы не вошли, потому что Дел остановилась около двери и вдруг, судорожно сцепив руки, вжалась в осыпающуюся стену.
   – Шесть лет, – простонала она. – Уже шесть лет они мертвы… Шесть лет я мертва, – Дел покатала голову по стене, тщетно пытаясь отогнать страшные воспоминания. – Мессия, мессия… Да как он может?
   – Дел…
   – Он мой. Только мой. Ради этого я и выжила, только поэтому я жива… поэтому я не сдалась.
   – Я знаю, Дел…
   Она не слушала.
   – Всю дорогу до Стаал-Уста я кормила себя ненавистью, мечтала о мести, обещанной мне Северными богами. Тогда мне нечего было есть, но я не чувствовала голода, потому что у меня была ненависть… когда у меня не было воды, мне не хотелось пить, потому что всегда меня поила ненависть…
   – Дел замолчала, словно услышав со стороны свою истерику – Дел всегда боялась давать волю своим чувствам.
   Справившись с голосом, она продолжила:
   – И когда я узнала, что у меня будет ребенок, я тоже жила ненавистью… она заставила меня выжить. Она не дала мне умереть. Боги не позволили мне умереть, чтобы я могла исполнить свои клятвы. Ребенок был свидетелем этого, хотя я еще не знала о нем.
   Я молчал.
   Дел посмотрела на меня.
   – Ты понимаешь, что такое ненависть. Ты жил ею, как и я… Ты ел и пил ее, ты спал с ней… но ты не позволил ей поглотить тебя. Ты не позволил ей подменить тебя, – Дел спрятала лицо в ладонях. – Я изувечена. Я неправа. Я не женщина, не человек и даже не танцор меча. Я только ненависть… Она сожрала все во мне.
   И снова я услышал Чоса Деи: «Одержимость правит, а сострадание вредит».
   Дел запустила пальцы в волосы, убирая со лба светлые пряди. Ее лицо кривилось от отчаяния.
   – Если Аджани у меня заберут, от «меня» ничего не останется.
   Мне было больно, но я заставил себя говорить твердо.
   – Значит в итоге ты решила позволить ему выиграть. После шести лет, после всех этих клятв…
   – Ты не пони…
   – Я очень хорошо понимаю, Делила. Ты сама говорила, я тоже жил ненавистью. Я знаю ее вкус, запах, много лет я не расставался с ней ни на минуту. И я знаю, насколько она соблазнительна, как она старается овладеть тобой… и с каким удовольствием берешь помощником вместо человека.
   Лицо Дел совсем побледнело.
   – Все, что я делала, я делала ради этой ненависти. Я выносила дочь и бросила ее… Я обучалась в Стаал-Уста… Я убила много людей… – Дел тяжело перевела дыхание. – Я пыталась отнять свободу у дорогого мне человека, а потом чуть не убила его.
   Я растерялся и не сразу придумал, что сказать, а потом промямлил:
   – Ну не убила же. Я ведь выжил.
   Взгляд Дел не изменился.
   – А если бы он не выжил, я бы не позволила себе тратить время на переживания. Я бы заставила себя забыть о боли и идти вперед, искать Аджани… одна, как раньше. Женщина, живущая ненавистью, одержимая… – голос сорвался, но Дел нашла в себе силы продолжить. – Почему ты здесь, Тигр? Почему ты не бросишь меня?
   Я хотел коснуться ее, но не стал. Я хотел ей все сказать, но не смог. Я не умею объясняться. Такой танец мечей нас с Дел танцевать не научили. Мы умели танцевать только в круге, с оружием в руках.
   Мне пришлось пожать плечами и небрежно бросить:
   – А я думал, это ты меня никак не бросишь.
   Дел не улыбнулась.
   – Ты не клялся. Ты не обязан искать Аджани.
   Я лениво поддал ногой камень и он укатился в темноту. Проводив его взглядом, я подошел к Дел и прислонился к стене.
   – Знаешь, клятвы не всегда нужны. Иногда все просто идет своим чередом.
   Дел посмотрела на меня и глубоко вздохнула.
   – Из-за тебя мне так тяжело.
   Я разглядывал темноту аллеи.
   – Ты боишься?
   – Аджани? Нет. Я ненавижу его так сильно, что страха не чувствую.
   – Нет. Ты боишься того, что будет потом.
   Дел закрыла глаза.
   – Да, боюсь, – тихо сказала она. – Боюсь, что не почувствую того, что должна почувствовать.
   – Что именно баска?
   – Радость. Успокоение. Наслаждение. Восторг, – Дел открыла глаза и заговорила с горечью. – То, что чувствует человек, проведя ночь с любимым человеком или убив ненавистного врага.
   Я хмуро уставился в землю.
   – Когда я был мальчишкой, – начал я, – я поклялся убить одного человека. Я действительно собирался это сделать. В моей душе была только ненависть. Как и ты, я жил ею. Я ею питался. Каждую ночь я ложился с нею спать и повторял звездам: я убью его. Я был совсем мальчишкой. Дети часто произносят клятвы, но редко их выполняют. Я от своих слов отступать не собирался… и эта клятва помогла мне продержаться, пока в лагерь не пришел песчаный тигр и не загрыз детей. Эта клятва заставила меня взять самодельное копье и самому пойти в Пенджу убивать песчаного тигра. Я решился на это потому что знал, если я убью зверя, племя обязано будет выполнить любую мою просьбу. И тогда я бы попросил.
   – Свободу, – пробормотала Дел.
   Я медленно покачал головой.
   – Возможность убить шукара.
   Дел резко повернулась ко мне.
   – Старика?
   – Этот старик больше других старался заставить меня почувствовать, что я живу в аидах. Только он и заставил меня выжить.
   – Но ты его не удил.
   – Нет. Три дня я был без сознания. За меня говорила Сула. Она сказала, что я хочу получить свободу, – я пожал плечами. – А я хотел убить шукара и этим освободиться – не физически, а морально. Я мог представить только такую свободу.
   – А вместо этого Салсет тебя прогнали.
   – Я был свободен идти куда пожелаю. Чула умер.
   – Что ты говоришь, Тигр?
   – Что в конце концов я победил. Больше всего старик хотел, чтобы я умер, а не ушел… А я его обманул.
   – Тигр…
   Я заставил себя говорить спокойно.
   – Иногда мы стремимся не к тому, что нам действительно нужно. А мы этого не понимаем.
   Дел не ответила.
   Она прислонилась к стене, как и я долго молчала и смотрела в темноту, и наконец заговорила:
   – Ты думаешь, я не права?
   Я криво улыбнулся.
   – Не имеет значения, что я думаю.
   – Имеет, – сказала она и повернулась ко мне. – Мне всегда было важно знать, что ты думаешь.
   – Всегда?
   – Ну, может не сразу… Когда мы встретились, ты был невыносимым, настоящим самоуверенным Южанином, – Дел даже улыбнулась. – Я думала, что тебя обязательно придется ударить по голове, чтобы вбить в нее хоть немного ума… или может кастрировать, чтобы ты начал думать мозгами, а не тем, что у тебя ниже пояса.
   – Ты даже не представляешь, что можешь сделать с мужчиной, Делила, когда он впервые видит тебя. Поверь мне, ни один человек – ни один нормальный мужчина – не может думать о чем-то другом.
   – Никогда к этому не стремилась, – поморщилась Дел. – Это ноша, а не дар.
   – Мило, – лениво сказал я. – А я-то никогда не считал это ношей.
   Дел покосилась на меня.
   – Тщеславие тебе не к лицу.
   – Мне все к лицу.
   – Даже Чоса Деи?
   Я нахмурился: игра закончилась.
   – Он ко мне не имеет никакого отношения, – мрачно сообщил я. – Он не часть меня. Он даже не часть меча. Он просто паразит.
   – Но паразит смертельно опасный. Теперь ясно, что мессия не Шака Обре… – Дел помолчала. – Я до сих пор не могу поверить. Аджани – мессия.
   Я пожал плечами.
   – Он одержим убийством. Может в этой истории с джихади не все подстроено Аджани – ведь первым Оракула и джихади упомянул святой из Ясаа-Ден – а Аджани состряпал план уже потом, услышав о приходе мессии.
   Дел покачала головой.
   – Не могу поверить, что человек, которого я знала и тот, с кем познакомился Беллин, одно и то же лицо.
   Я нерешительно посмотрел на Дел, но все же заговорил:
   – А ты уверена, что знаешь, какой он человек? Ты помнишь только жестокость и убийства… ты видела как Аджани и его люди вырезали всю твою семью, ты видела Джамайла в огне, ты страдала от… ухаживаний Аджани. Тебе было всего пятнадцать и в этом кошмаре ты не могла правильно оценить человека, разобраться в нем. Тебя переполняли чувства – а они плохие советчики.
   – Зато они помогают забыть обо всем и сосредоточиться только на поиске убийцы, – отрезала Дел.
   – И мы вернулись к тому, с чего начали, – я отошел от стены. – А может и нет.
   – Может и нет? Тигр, что ты…
   – Пошли, – сказал я, направляясь вниз по улице. – Мне надо поговорить с одним человеком.
   – Сейчас? Уже поздно…
   – Пошли, баска. Дело неотложное.
 
   Эламайн конечно была уверена, что я пришел к ней. Пока не увидела Дел.
   – Эснат, – коротко потребовал я.
   Сабо, поприветствовавший нас в дверях, сразу отправился за хозяином, а Эламайн осталась стоять в центре комнаты, закутанная в шелк волос, стекавших по ее ночной рубашке из-под которой виднелись изящные ножки. Оторваться от них было трудно, и я подумал, что взгляд Южанина волнует любая часть тела женщины поскольку обычно все эти прелести скрыты под бурнусом.
   – Эснат? – повторила она.
   – Он нужен мне по делу, – сообщил я. – Ты спокойно можешь идти спать.
   Эламайн покосилась на Дел и снова взглянула на меня.
   – Я пойду, – прошептала она, – но только с тобой.
   – Не теряй время, – предложила Дел. – Он мужчина, Эламайн, а не домашний котик… и я, в отличие от тебя, считаю, что у него больше здравого смысла и чистоты чем ты ему выделяешь. Можешь липнуть к нему и хитрить, на него это не подействует.
   Золотые глаза Эламайн расширились.
   – А кто липнет? Кто хитрит? Я не скрываю, чего хочу в отличие от тебя с твоими желаниями… Ты носишь мужское оружие…
   Закончить Эламайн не успела – в комнату вошел Эснат.
   Он видимо спал и Сабо разбудил его. Увидев нас, Эснат привел в порядок одежду и легкое движение бровей выдало его удивление по поводу присутствия в комнате Эламайн. Тонкие волосы цвета пыли не скрывал тюрбан, как при нашей первой встрече, и они свисали до узких плеч. Прыщей на подбородке стало еще больше, и только тут я окончательно понял, что согласился танцевать за этого человека чтобы он мог произвести впечатление на женщину.
   Но сейчас Южная вежливость была ни к чему.
   – Давай начистоту, – потребовал я. – Зачем ты сюда приехал?
   Сабо, Эснат и Эламайн изумленно уставились на меня. Такого вопроса они не ожидали.
   – Зачем? – повторил я. – Саскаат далеко отсюда, это маленький домейн. С чего бы вам отправляться в долгий путь к Искандару? Зачем, если уж на то пошло, вообще решили танзиры сюда приехать? В чем дело?
   Взгляд Эсната изменился. Я понял, что близок к цели.
   – Не заставляй меня терять время, – настаивал я. – Ты настоящий танзир и человек неглупый, хотя тебе удается убеждать в обратном Эламайн и остальных. Маскарад окончен, Эснат. Мне нужна правда. Тогда и я кое-что скажу тебе.
   Эснат осмотрелся, показал рукой на подушки и опустился на ближайшую, пока мы с Дел решали, куда бы присесть.
   – Из-за Оракула, – спокойно сказал он.
   Эламайн, открывшая рот чтобы возмутиться, быстро его закрыла. Ее лоб прорезала тонкая морщинка. Ответ Эсната Эламайн озадачил: она-то верила, что они приехали в Искандар по совсем другой причине.
   Эснат раздраженно махнул рукой.
   – Эламайн, сядь. Нет смысла отсылать тебя спать, ты все равно подслушаешь у двери. Так что сядь и держи рот закрытым, может чему-то научишься, – Эснат взглянул на Сабо. – Ты тоже останься, Сабо. Ты знаешь этого человека лучше, чем я.
   Эламайн села. Сабо сел. Эснат снова повернулся ко мне.
   – Вы его боитесь, – сказал я. – Его предсказания о приходе джихади пугают каждого танзира, ведь они могут сбыться.
   Эснат кивнул.
   – Оракул поднял племена. Когда пошли слухи, что он предсказывает появление джихади здесь, в Искандаре, мы не обратили на это внимания. А племена его поддержали и все вышли из Пенджи. Тут мы заволновались.
   – Значит вы пришли сюда, чтобы убить Оракула прежде чем он покажет джихади.
   Эснат покачал головой.
   – Я не хочу убивать его. Я боюсь, что тогда ситуация выйдет из-под контроля. Есть еще танзиры, которые думают так же. Мы хотим избежать священной войны и не начинать ее убийством Оракула. Мы пришли в Искандар, чтобы убедить остальных.
   – А остальным война выгодна?
   Эснат пожал плечами.
   – Хаджиб и его сторонники уверены, что ее не избежать. Они думают, что только смерть Оракула успокоит племена. Без вождя, объединяющего их, они снова вспомнят о племенной вражде, – Эснат почесал подбородок, оставив на нем красные полосы. – Они уже собрали целую армию и до сих пор продолжают нанимать танцоров. Они считают, что смогут подавить восстание еще до его начала, – Эснат скривился. – Эти люди привыкли к абсолютной власти, они и представления не имеют, что такое вера, как она объединяет людей… даже пустынные племена.
   Хаджиб. Хаджиб. Где-то я слышал это имя… Потом я вспомнил. Лена говорила о танзире, который хотел встретиться со мной. Теперь я знал зачем.
   – Но ты же понимаешь, – сказал я, – ты и еще несколько человек, чем все это кончится.
   – Кровавой бойней, – не задумываясь, ответил Эснат.
   – И ты не хочешь доводить до этого.
   – Нет, это погубит Юг, – Эснат нахмурился, скользнув взглядом по Сабо, Эламайн, Дел. – Племена не будут представлять для нас угрозы если останутся такими, какими были многие десятилетия: замкнутыми, независимыми. Пусть мирно бродят по Югу. Но если они объединятся с единой целью, пойдут сражаться за веру, они станут самым опасным врагом, какого только можно приобрести. Они с радостью погибнут за своего джихади, уверенные, что это святая смерть… Такая война уничтожит Юг. Для нас – для каждого – лучше оставить все так, как есть.
   – Племена могут не согласиться.
   Эснат пожал плечами.
   – Ты и сам знаешь, что они довольны своей жизнью… не появись Оракул, они бы ни за что не вышли из пустыни.
   – Они верят, что джихади превратит песок в траву, – тихо сказал я.
   – Глупость, – отмахнулся Эснат. – Мы разумные люди и понимаем, что это невозможно.
   – А магия, – напомнила Дел.
   Эснат посмотрел на нее, быстро оценил с кем имеет дело и улыбнулся.
   – У тебя своя магия, баска, есть она и у Песчаного Тигра. Но ты же должна понимать, какая сила нужна, чтобы изменить весь Юг. Вряд ли сейчас в мире найдется такая магия, если она вообще когда-нибудь была.
   – Хватит о магии, – буркнул я. – Сейчас нужно подумать о другом, – я поерзал на подушке, раздумывая, с чего бы начать. – Эснат, что бы ты сказал, ты и твои сторонники, если бы узнал, что джихади не существует?
   – Что наши мысли схожи, – усмехнулся танзир. – Но что в этом толку? Хаджибу и его людям все равно, есть джихади или нет.
   Я чуть подался вперед.
   – А если я скажу тебе, что за священной войной стоит один человек, но он не настоящий джихади? Обычный человек, как ты и я, но очень умный. Он потихоньку заставляет племена поверить, что он джихади, чтобы они завоевали для этого человека Юг.
   Глаза Эсната расширились.
   – Обычный человек?
   – Обычный Северянин, обладающий даром убеждения.
   Ошеломленный Эснат не сводил с меня глаз, раздумывая, к чему могло привести мое заявление.
   – Но ведь тогда… – Эснат не закончил. – Это невозможно.
   – Разве? Подумай. Один человек нанимает другого и предлагает ему объявить себя «Оракулом». Он отправляет наемника к разным племенам, предварительно объяснив, что говорить, и Оракул сообщает, что джихади превратит песок в траву, чтобы племенам легче было жить. Джихади отдаст племенам весь Юг.
   Эснат молчал.
   – Проходит время, и уже сами племена разносят слух по Пендже и по всему Югу. Так потихоньку Оракул засеивает землю, семена прорастают и в конце концов дадут плоды.
   – Один человек, – прошептал Эснат.
   – Его зовут Аджани, – сказал я. – Он борджуни с Севера. Говорят выдающаяся личность.
   Помрачневший Эснат потер подбородок.
   – Хаджиб не станет слушать, – пробормотал он. – Мы пытались с ним поговорить, но его люди нас не слушают. Они злы и могущественны, и не хотят даже думать о компромиссе, если можно решить дело войной, – Эснат тревожно посмотрел на меня. – Они хотят войны, Тигр. И им нужно, чтобы она началась и закончилась в Искандаре, подальше от их домейнов.
   – В опасности будут не только домейны, – добавил я. – По Пендже и сейчас тяжело проводить караваны из-за борджуни и враждебно настроенных племен, а если племена поднимут настоящее восстание, они могут перерезать пути караванов. Этим они уничтожат домейны не врываясь в них с оружием, – я покачал головой. – Некоторые, конечно, выживут, но маленькие города, живущие торговлей, погибнут. А Саскаат? Ты кормишь людей тем, что привозят караваны, правильно?
   – Конечно. Саскаат живет торговлей.
   – Значит что?
   – Значит что… – задумчиво повторил он. – А что делать, если остальные танзиры не захотят слушать? Мы же не можем разогнать их по домам, хотя это было бы лучшим выходом.
   – Брось им вызов, – вдруг предложила Дел.
   Эснат внимательно посмотрел на нее.
   – Что значит «брось вызов»?
   – Мы на Юге или нет? – спокойно поинтересовалась Дел. – Танзиры здесь часто решают споры танцем мечей. Для этого нанимают двух танцоров. Все решается оружием и все подчиняются танцу.
   – Это Южная традиция, – поддержал я. – Она может помочь.
   Эснат уставился на нее.
   – Мы уже пытались убить Оракула.
   – Если Оракул существует, – добавил я. – Может Аджани уже освободил его от обязанностей и отпустил. А если он уже объявил себя джихади – или собирается сделать это в ближайшее время – его наверное окружает охрана, – я покачал головой. – Сегодня мы видели чем кончил человек, поднявший руку на Оракула. Можно представить чем закончится попытка убить джихади. Вряд ли танзиры найдут еще одного желающего рискнуть.
   – Но есть и другие способы. Хаджиб не успокоится.
   Я покачал головой.
   – Успокоится, если решение вынесет танец мечей. Он обязан будет подчиниться и оставить в покое Оракула и джихади. Если твои сторонники и сторонники Хаджиба согласятся доверить решение танцу, война закончится раньше, чем начнется.