Роберсон Дженнифер. Создатель меча

   Я постарался выровнять дыхание.
   – Это не выход.
   Дел сжала зубы.
   – А я не ищу выход, – отрезала она. – Мне нужно закончить песню.
   Я постарался говорить ровно.
   – Сколько человек ты убила за свою жизнь?
   Она прищурилась.
   – Я не знаю.
   – Десять? Двадцать?
   – Не знаю.
   – Хотя бы примерно, – настаивал я.
   Она помолчала и процедила сквозь зубы:
   – Наверное около двадцати.
   – А сколько в круге?
   – В круге? Ни одного. Я убивала только защищаясь, – она подумала и добавила: – Или защищая других. Иногда и тебя.
   – А некоторым ты мстила. Бандитам, которые были с Аджани. Ты убила несколько его человек, так? Месяцев шесть назад.
   – Да.
   – А какая-нибудь из этих смертей требовала от тебя такой собранности и сосредоточенности?
   Дел плотно сжала зубы.
   – Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты пытаешься меня убедить, что не стоит вести себя так, так концентрироваться на одном убийстве… Ты думаешь, что если мне уже приходилось убивать, то одной смертью больше…
   Я покачал головой.
   – Дело не в этом. Знаешь, Дел, мне кажется, что ты наказываешь себя. Ты заставляешь себя думать только о мести и подавлять все человеческие чувства, считая себя виновной перед родственниками, ведь ты осталась жива, а они погибли.
   Сын хозяина грохнул ведром, полным воды, протаскивая его через дверь. Я почувствовал, что Дел хочет ответить, что ответ готов, но присутствие постороннего заставило ее замолчать. Момент прошел.
   – Желаю хорошо отдохнуть, – бросил я, разворачиваясь, – а я пойду оплачивать твои долги.
   Дел молча следила как Южанин выливал воду в бочку. Если она и посмотрела мне вслед, было уже слишком поздно. Я был вне комнаты, вне гостиницы и вне себя.
 
   Я нашел его только в третьей кантине. Может он смущался или робел, а может просто хотел выпить в тихом, спокойном месте, где не задыхаешься от запаха хува и не слышишь пьяных криков, как в кантине где работала Кима.
   Но я нашел его. И обнаружив его, я застыл в полутьме дверного проема, наблюдая за ним.
   Я решил, что Набир был привлекательным парнем. Он еще подрастет, наберется сил, опыта и будет достойным соперником каждому, входящему в круг. Может уже сейчас с ним приятно было провести вечер за кувшином акиви, но я был не в духе проверять это. Настроение у меня было хуже, чем обычно, и все из-за той же женщины, которая доставила неприятности и ему.
   Набир сидел за столом в дальнем углу зала, прислонившись спиной к стене. Он запрокинул голову, но в поза не была ленивой и расслабленной. Он хмурился. Черные волосы обрамляли симпатичное, но ничем не выдающееся лицо. Темные брови сходились у переносицы – мысленно он издевался над собой. У Набира был широкий нос с небольшой горбинкой, больше похожий на мой, чем на нос Аббу, который напоминал – когда-то очень давно – клюв хищной птицы. Некоторые пустынные племена считают, что нос с горбинкой указывает на доблесть человека, его талант воина – не спрашивайте меня, с чего они это решили, но для них это естественно, как для Ханджи уродовать себя носовыми кольцами, а для Вашни носить ожерелья из фаланг человеческих пальцев.
   На столе перед Набиром лежали перевязь и меч, это их он так свирепо и разглядывал. Рядом стоял кувшин с выпивкой и чашка, но Набир не сделал ни глотка. Он просто сидел, хмурился, дулся и раздумывал, а не бросить ли ему эти танцы.
   Я прошел через зал и приостановился, когда он поднял взгляд при моем приближении. Во взгляде мелькнуло узнавание, удивление, темно-карие глаза расширились. Набир подался вперед так торопливо, что чуть не опрокинул стул, что нанесло еще один удар по его гордости.
   Я жестом предложил ему сесть, когда он начал подниматься, а сам устроился на свободном стуле.
   – Ну, – сказал я, – с танцами покончено?
   Он с яростью взглянул на меня и тут же опустил глаза. Он не мог смотреть мне в лицо.
   Я продолжил дружеским тоном:
   – В начале всем трудно. Ты не знаешь, согласится ли кто-нибудь танцевать с тобой, а поэтому боишься и спрашивать. Однажды ты набираешься мужества попросить известного мастера, танцора меча седьмого ранга – ты не сомневаешься, что проиграешь ему, а значит поражение будет не таким обидным – он отказывается. Ты уходишь, раздумывая, будет ли когда-нибудь кто-нибудь вообще с тобой танцевать, не считая недавних учеников, которые тоже только начинают, и в этот момент к тебе приходит женщина и предлагает тебе танец, – я уселся поудобнее. – Сначала ты оскорблен – танцевать с женщиной! – а потом вспоминаешь, что видел эту женщину с Песчаным Тигром, она носит меч и ходит в перевязи, как и ты. Ты замечаешь, что она высокая, сильная и родилась на Юге, и думаешь, что ей бы следовало сейчас в каком-нибудь хиорте готовить еду и растить ребенка, и ты решаешь поставить ее на место. Во имя твоего с трудом завоеванного меча и колючей Южной гордости ты принимаешь приглашение женщины, – я помолчал. – И ты проигрываешь.
   – Я стыжусь, – прошептал он.
   – Ты проиграл только по одной причине, Набир. По одной, – я наклонился над столом и налил акиви в его чашку. – Ты проиграл потому что она выиграла.
   Его ресницы дрогнули. Он быстро взглянул на меня, потом снова уставился на отложенные в сторону меч и перевязь.
   Я выпил акиви.
   – Ты проиграл из-за мужской надменности и самоуверенности.
   Он нахмурился.
   Я решил высказать ему все напрямик.
   – Она выиграла потому что танцевала лучше.
   Его загорелое пустынное лицо залила краска.
   – Как женщина может быть лучше…
   – …мужчины? – я пожал плечами. – Может причина в том, что она взяла в руки меч раньше тебя, вернее раньше начала формально обучаться. И она, как и ты, играла деревянным мечом, когда была ребенком.
   Он скрипнул зубами.
   – Я – танцор меча второго ранга.
   Я глотнул еще акиви и кивнул.
   – Этим можно гордиться, но вот что я хочу у тебя спросить: почему ты ушел, получив всего второй ранг? Их же семь, ты знаешь.
   Темные глаза сверкнули.
   – Я готов был покинуть учителя.
   – Ты устал от дисциплины, – отметил я, – и все время слышал песню монет, которые переходили в руки других танцоров, хотя могли быть твоими.
   Он помрачнел.
   – В моем уходе нет бесчестья. Некоторым хватает и года занятий.
   Я кивнул.
   – И все они быстро умирают.
   Он поднял подбородок.
   – Потому что принимают приглашение танцевать до смерти.
   – Такое случится и с тобой.
   Набир покачал головой. Темные волосы упали на откинутый капюшон бурнуса цвета индиго.
   – Я не дурак. Я понимаю, что не готов к этому.
   – Но только так и можно получить настоящие деньги, – я пожал плечами в ответ на его внимательный взгляд. – Танзиры очень щедро оплачивают убийство.
   – За такую работу…
   – …ты не возьмешься. Конечно. А что ты будешь делать, когда к тебе придет танцор меча с вызовом на танец до смерти?
   Его глаза расширились.
   – Ко мне?
   – Да, к тебе. Сначала ты будешь служить этому танзиру… – я махнул левой рукой, – потом тому танзиру… – взмах правой рукой, – и наконец кто-то решит, что от тебя пора избавиться навеки. И вот танцор меча, такой как я или Аббу Бенсир, или Дел, получит деньги и пригласит тебя в круг, где танец должен будет закончиться смертью.
   – Я могу отказаться, – предложил Набир, сразу растеряв всю свою уверенность.
   – Можешь. Даже несколько раз. Но тогда ты прославишься как трус, и больше ни один танзир не наймет тебя, – и пожал плечами. – Убивай или умри.
   Набир мрачно посмотрел на меня.
   – Зачем ты мне все это говоришь?
   – Ну, может быть потому что мне противно видеть как ты бросаешь дело, в котором мог бы стать мастером, – я сделал еще глоток акиви. – Все, что тебе нужно, это немного практики.
   Он прищурился.
   – С… тобой?
   – Со мной.
   – Но… я для этого слишком плохо танцую.
   Знал бы он, как я танцую из-за этой раны. Но об этом я ему говорить не стал.
   – Ты ведь сам просил меня танцевать с тобой. Или я что-то не понял?
   – Но я не сомневался, что проиграю. Я просто думал… – он вздохнул.
   – Я надеялся, что если меня увидят в круге с Песчаным Тигром, меня запомнят. Я знал конечно, что проиграю, но я проиграл бы Песчаному Тигру. Ты всегда побеждаешь.
   – И на тренировке ты тоже проиграешь, – отметил я, – но по крайней мере чему-то научишься, – да и я вспомню, что такое танец. – Ну, значит начнем завтра?
   Набир медленно кивнул.
   – А как… – он замолчал, подумал и все же решился спросить. – А эта женщина… она настоящий танцор меча?
   Я ухмыльнулся.
   – Если ты страдаешь оттого, что твоя репутация – и гордость – получила слишком болезненный удар, можешь успокоиться. Дел побеждала и меня.
   – ТЕБЯ?
   – Только на тренировках, конечно, – я поднялся и поставил на стол его чашку. – Спасибо за акиви. Встретимся рано утром.
   Он взлетел с табуретки.
   – Песчаный Тигр…
   – И кстати… это тебе не понадобится, – я показал на клинок. – Принеси деревянные мечи.
   – Деревянные? – недоверчиво переспросил он. – Но я не занимался с деревянными мечами с первого года…
   – Я знаю, я тоже, и по сравнению с тобой это было очень давно, – я пожал плечами. – Мне бы не хотелось увлечься и пропороть тебе живот, а деревянным мечом я могу сломать только несколько ребер, – я ухмыльнулся в ответ на его ошарашенное выражение лица. – Теперь иди и найди себе женщину
   – хотя бы ту симпатичную маленькую девчонку из кантины через дорогу, которая так тебя разглядывала – и забудь о Северных басках.
   – Она прекрасна, – выпалил Набир.
   Я не стал выяснять, которую из женщин он имел в виду. Я и раньше видел такое выражение лица.
   – Первый урок, – сказал я, – не думай об этом. Когда ты в круге – даже с женщиной, – я помолчал, – даже с такой женщиной как Дел – ты должен думать о танце и только о танце.
   – Женщине не место в круге.
   – Может быть, – я был не в настроении приводить ему какой-нибудь аргумент из набора, которым располагала Дел, наш разговор затянулся бы. – Но если уж тебе снова придется танцевать с женщиной, ты же не захочешь умереть только потому что у нее груди вместо твоих гехетти?
   – Гех… – Набир догадался и задумался. Через минуту он кивнул.
   – Я попробую не думать о женщинах и не видеть женщину. Я попробую делать так, как ты.
   Аиды, хотел бы я, танцуя с Дел, не думать о ней. Я мог видеть только женщину. Как Аббу Бенсир. Как Набир. Как остальные мужчины, которые видели ее в круге или танцевали с ней.
   Потому что тогда я смог бы забыть о крови.

8

   Мы встретились на пустыре на окраине города. Я не хотел привлекать внимание любопытных ради мальчика и ради самого себя – зачем миру знать, что Песчаный Тигр забыл что такое танец и начинает с азов?
   – Рисуй круг, – сказал я.
   Темные глаза Набира расширились.
   – Я?
   Я важно кивнул и объяснил:
   – Высокий ранг дает право сваливать на других скучные занятия, такие например, как раскапывание грязи.
   Он развел руками.
   – Нет… я только хотел сказать… Я думал, что ты сделаешь это сам, чтобы не было ошибки.
   – Ну, не так уж трудно нарисовать круг, – заметил я. – Думаю, танцор меча второго ранга сможет с этим справиться.
   Я добился чего хотел: Набир вспомнил, что и у него есть ранг, хотя и низкий. Если бы с нами занимался ученик первого ранга, Набир мог бы перепоручить это дело ему.
   Но мы были вдвоем, и поэтому Набир взял деревянный меч и спросил меня, какой круг рисовать.
   – Для разминки, – ответил я. – Нет смысла начинать танец, если не умеешь правильно двигаться, – мне бы освоиться и в круге для разминки семи шагов в диаметре. – Потом мы перейдем в круг для тренировки, а потом в полный круг для танца… когда я решу, что ты готов.
   – Но… – начал было он возражать, но замолчал. Значит из его головы не до конца выветрилось, что такое дисциплина на уроке.
   – Я знаю, – кивнул я. – Ты хотел сказать, что вчера танцевал в полном круге. Ну и что? Ты же проиграл, так что будем делать по-моему.
   Набир вспыхнул, кивнул и начал аккуратно рисовать в земле круг. Он знал размеры не хуже меня: семь широких шагов в диаметре – круг для разминки, десять – для тренировки, пятнадцать – для танца. У него была твердая рука, благодаря чему линия не сильно виляла. Это несложное дело изучают в первый год обучения: создание ровного круга. Если ученик хочет чего-то добиться, он должен точно знать, где границы круга. Вроде бы нетрудно, но это только на первый взгляд.
   Набир закончил и выжидающе посмотрел на меня, не выпуская из рук пыльного клинка.
   – Сандалии, – напомнил я, – или ты хочешь дать мне дополнительное преимущество?
   Он снова покраснел. Я понимал, как он себя чувствовал – неужели он сам так ничего и не вспомнит? – но нянчиться с ним не собирался. Он должен был забыть, что перед ним великий танцор меча, иначе он просто не сможет заниматься.
   Хотя, признаю, такое отношение мальчика мне льстило. Всегда приятно видеть, что на кого-то производит впечатление твое мастерство.
   Пусть даже не на Дел.
   Набир снял сандалии и бросил их около круга, рядом с его бурнусом, кремовым хитоном и поясом. В одной набедренной повязке, он вдруг оказался тощим Южным пареньком. Темная кожа плотно обтягивала кости, и когда он двигался, видно было как ходят сухожилия. Хотя занятия танцами сделали свое дело: кое-где уже проступали мышцы.
   Я задумался и полюбопытствовал:
   – А из какого ты племени?
   Он напрягся. Щеки Набира медленно краснели, а глаза загорались.
   – А это имеет значение? – спросил он и я почувствовал его враждебность. Оставалось только равнодушно пожать плечами.
   – В общем-то нет. Я спросил из любопытства. Я знаю много племен, но никак не могу понять, к какому ты принадлежишь. Я не сомневаюсь, что ты родился в пустыне и…
   – Да, – оборвал он меня, – но у меня нет племени, Песчаный Тигр… того, которое признало бы меня, – его челюсти напряженно сжались. – Я метис.
   – Я часто встречал метисов и среди них было много отличных парней, – я ухмыльнулся. – Да я и сам… может быть. Аиды, ты хотя бы это знаешь.
   Набир смотрел на меня через старательно нарисованный круг.
   – Ты не знаешь, чистокровный ты или метис?
   – И такое бывает, – сухо ответил я. – Может пора заняться делом?
   Набир кивнул.
   – Что сначала?
   – Работа ног.
   – Но я занимался этим почти два года назад!
   – И ничему не научился, правильно? – ядовито осведомился я и помягче добавил: – Или может ты просто подзабыл.
   В своих расчетах я не ошибся. Мои слова заставили мальчика заткнуться.
 
   Такое элементарное занятие как отработка передвижений по кругу пошло на пользу нам обоим. Правильная работа ног лежит в основе танцев мечей, это часть фундамента, который должен быть надежным, если ты собираешься хоть чему-то научиться и заниматься дальше. Неловкость в круге может позволить себе только человек, который не хочет долго жить, и поэтому не стоит жалеть о времени, потраченном на элементарные упражнения, если в будущем эти несколько часов в день, проведенные за отработкой движений в круге, могут спасти тебе жизнь.
   Я был уже очень опытным танцором меча, когда перестал включать в ежедневные занятия отработку передвижений в круге. Дел и я, до нашего танца в Стаал-Уста, тренировались вместе каждый день, или почти каждый. Работой ног в отдельности мы не занимались, потому что для нас за много лет она стала привычной, она была естественной частью тренировки, но Набиру было далеко до Дел. Чтобы сделать из него настоящего танцора меча, занятия с ним нужно было начинать с элементарного, с самых основ.
   Ну, если можно так сказать. СТОЛЬКО времени я конечно не мог на него потратить. Я танцор меча, а не шодо; лишних лет на учеников у меня не было. Аиды, да и лишних дней не было. Дел наверняка заявит, что мы отправляемся в Искандар как только почувствует, что тренировки с Аббу ей больше не нужны.
   А значит из практических занятий с Набиром я должен был вытянуть все, что мог. И из этого, в свою очередь, легко было сделать вывод, что тренироваться я должен был с большими нагрузками чем те, к которым я привык когда был здоров.
   Когда в конце концов я решил, что на сегодня хватит, пот с нас обоих тек ручьями. Харкихал – пограничный городок, от него несколько дней пути до пустыни, весна только начиналась, а даже на Юге в начале весны прохладно, но мы взмокли так, что я задыхался от запаха пота. Мне снова нужно было мыться.
   Он стоял в центре круга, удовлетворенно кивая и пошатываясь от усталости. Мокрые волосы прилипли к черепу, а у шеи с завитков стекали капли.
   – Хорошо, – выдохнул он, – хорошо.
   Ну может ему и было хорошо. А у меня все болело.
   – Теперь я вспоминаю некоторые замечания шодо, он бросал их вскользь, а я пропускал мимо ушей. Он говорил, что есть большая разница между царапиной на ребрах и разрезом в боку.
   Ему легче, подумал я. А я три месяца назад получил и то, и другое. И от одного и того же меча.
   Я только кивнул. Я стоял, положив руки на бедра, сжимая в одном кулаке деревянный меч, и пытался выровнять дыхание.
   – Что ж, Песчаный Тигр, это новый… истойя?
   Дребезжащий мужской голос, это явно не Дел. Я резко повернулся и тут же пожалел об этом. Рядом с кругом стоял Аббу Бенсир. Около него лежала моя одежда и Северная яватма в покрытых рунами ножнах из дерева кадда и кожи.
   Значит в промежутке между вчера и сегодня он успел выучить Северное слово. Он-то конечно ожидал, что я пойду в контратаку, и я очень постарался сдержаться.
   – Новый меч, новая перевязь, – спокойно закончил я.
   – Бедный старина Разящий… – Аббу покачал головой. – Сильный, должно быть, был удар. В конце концов, не часто чуле удается завоевать свободу, и уж совсем чудо, что такой чула получает меч, благословенный шодо… И увидеть этот меч разбитым… – Аббу снова покачал головой.
   Краем глаза я заметил, как Набир напрягся, услышав слово чула. Я выразительно приподнял одно плечо.
   – Новый меч лучше.
   – Правда? – Аббу Бенсир посмотрел на рукоять, поднимавшуюся над устьем ножен. – Сразу видно, что Северный. А я-то думал, что человек, рожденный в пустыне, такой как ты, никогда не прикоснется к чужому мечу.
   – Все мы меняемся, – равнодушно заметил я. – Мы становимся старше, немного мудрее… мы учимся не судить о людях и предметах по месту рождения, языку, полу…
   – Правда? – ухмыльнулся Аббу. – Должен признать, что ты прав. Да, Песчаный Тигр, женщина гораздо лучше, чем я ожидал, но все же я многому могу обучить ее.
   – Подожди пока она разогреется, – я показал ему зубы. – А еще лучше, подожди пока она запоет.
   Аббу этого не услышал, он рассматривал мои ребра. Перед тренировкой, как и Набир, я снял хитон и бурнус и остался в одной набедренной повязке, которая не скрывала ни один из шрамов, заработанных за девятнадцать лет занятий танцами и ни один из рубцов, полученных за шестнадцать лет рабства. И ни один из следов когтей песчаного тигра, который своей смертью выкупил мою свободу.
   Но все это Аббу видел и раньше – в круге танцор меча носит только набедренную повязку. История моей жизни не была секретом и скрыть я ничего не мог даже если бы захотел, потому что каждый шрам говорил за себя.
   Все их он видел и раньше. Аббу рассматривал то, что появилось совсем недавно: уродливый, багровый рубец, оставленный Бореал.
   Он быстро взглянул мне в лицо.
   – Вижу, – задумчиво заметил он.
   – Позволь мне догадаться, – сухо сказал я. – Ты собираешься пригласить меня в круг.
   Аббу покачал головой.
   – Нет. Когда мы встретимся, ты будешь тем человеком, которого я видел восемнадцать месяцев назад. Я не хочу пользоваться твоей слабостью после… этого, – он нахмурился и черные брови сошлись у переносицы. – Не многие пережили бы такое.
   – Очень великодушно с твоей стороны, – сообщил я.
   Пришла очередь Аббу показать зубы.
   – Да уж, – и он снова нахмурился и посмотрел на зажившую рану. – Ты был на Севере, – сказал он. – Все говорили, что ты ушел на Севере.
   – Да, на Севере, – я пожал плечами, – ну и что? Я не знаю ни одного танцора меча, который долго жил бы на одном месте.
   Аббу неопределенно махнул рукой.
   – Конечно… Но я слышал рассказы о Северной магии… и Северных мечах… – он внимательно и хмуро посмотрел на меня. – Сталь РЕЖЕТ, – тихо добавил он, – она не сжигает. От нее не появляются волдыри. Она не сжигает кожу.
   Она не сожгла, она заморозила. И в этом мне повезло. Баньши-укус Бореал вырвал из меня кусок такой величины, что в получившуюся дыру легко вошел бы кулак, но ледяная сталь заморозила кровь и внутренние ткани, спасая меня от невосполнимой потери крови. Яватма не задела жизненно важных органов, хвала валхайлу. Проткни меня Дел обычным Южным клинком, даже не задев жизненных центров, я бы до смерти истек кровью в круге.
   – Ну и что? – снова спросил я. – Рана заживет.
   – Ты не понимаешь? – упорствовал Аббу. – Если меч мог сделать это в круге…
   – Нет, – прямо сказал я, не оставив места сомнению. – Пусть круг останется таким, каким мы его знаем.
   – Танцор меча с клинком, способным на такое, получил бы хорошую плату золотом, драгоценностями, шелками… – Аббу пожал плечами. – Да он сам мог бы назначать цену.
   – А может и получить собственный домейн? – я ухмыльнулся. – Поверь, Аббу, оно того не стоит.
   Он снова посмотрел на мои вещи: на рукоять чужого меча, на чужие руны, обхватывающие ножны от широкого устья до отделанного медью наконечника.
   – Яватма, – выдохнул он, старательно выговаривая каждый слог. – Она произнесла это слово. Только один раз, но сказала так, что не забудешь. – Аббу отвернулся от меча и заставил себя посмотреть мне в глаза. – Как один танцор меча другого, как ученик, обучавшийся у того же шодо, я прошу разрешения познакомиться с твоим мечом.
   Это было высокопарное формальное обращение; ритуал, выполняемый каждым танцором меча, который хотел коснуться чужого оружия. Может мы и были убийцами, чаще всего против этого нечего было возразить, но настоящий танцор никогда не забывал, что такое этикет. И кое-кто из нас его даже выполнял.
   Набир, который из собственного понятия о вежливости остался в круге, чтобы не мешать двум опытным танцорам вести разговор, теперь подошел поближе. Он уже встречался с обнаженным клинком Дел. Думаю, у него было прав не меньше, чем у Аббу расспросить меня о Северном оружии.
   – А вы с Дел тренировались со сталью? Своими собственными клинками?
   Аббу удивленно посмотрел на меня.
   – Конечно.
   – Значит ты видел ее яватму.
   – Видел, но не трогал, – он криво улыбнулся. – Что-то в ней… не позволило мне это.
   Я покосился на Набира. Мальчик не сводил глаз с рукояти, сверкавшей в солнечных лучах. Сам клинок был спрятан в покрытые рунами ножны.
   Вздохнув, я вышел из круга, уронил деревянный меч для тренировки на кучку шелка, подобрал перевязь, знаком подозвал Набира и Северная сталь выскользнула под лучи Южного солнца. Я бросил перевязь и ножны, а потом показал клинок во всю длину, уложив его на левую руку, а правой держа рукоять.
   Солнечный свет стекал по рунам как вода. Чистое сияние слепило.
   Только в одном месте оно меркло.
   – А что с ним случилось? – спросил Набир. – Почему кончик обуглился?
   Обуглился. Хотел бы я, чтобы он обуглился… Но выражение Набир подобрал точное: клинок выглядел так, будто около пяти дюймов его побывали в пожаре.
   Ну, можно сказать, что и побывали. Только огнем был Чоса Деи.
   – Такой же как у нее, – уверенно заключил Аббу и, подумав, кивнул. – Значит это правда. В Северных мечах действительно скрыта магия.
   – Не во всех. В мече Дел – да, уж можешь мне поверить. А этот… с ним еще не все ясно, в этом тоже можешь поверить мне на слово.
   – Можно? – Аббу протянул руку.
   Я ухмыльнулся.
   – Ему бы это не понравилось.
   – Ему это кому? – уточнил Аббу. – Кому бы не понравилось?
   – Ему. Мечу.
   Аббу уставился на меня.
   – Ты хочешь сказать, что этот меч что-то чувствует?
   – В некотором роде, – я отодвинул рукоять, заметив, что рука Аббу уже готова ухватиться за нее. – Ну-у… Я не давал тебе разрешения, – я быстро наклонился, подобрал перевязь, убрал в ножны меч, а перевязь повесил на сгиб левой руки. – Поверь мне на слово, Аббу… лучше тебе этого не знать.
   Его лицо побагровело, зрачки расширились так, что бледно-карие глаза стали черными.
   – Ты оскорбляешь меня этим идиотским…
   – Я не собирался наносить тебе оскорбление, – перебил я его. – Поверь, Аббу, тебе действительно лучше не знать.
   – Я и так уже знаю слишком много, – рявкнул он. – Я знаю, что ты ездил на Север и отморозил себе мозги, и там же из тебя вытащили кишки, – Аббу одарил меня презрительным взглядом и еще раз посмотрел на шрам от меча Дел. – И у меня есть дела поважнее, чем стоять здесь и слушать, как ты несешь бред.
   – Так не слушай, – спокойно предложил я, чем не исправил его настроения.
   Аббу пробормотал что-то себе под нос на языке Пустыни, который я понимал – и говорил на нем – не хуже, чем он, потом развернулся на пятках и умаршировал прочь. Черный хитон заструился за его спиной.
   Я вздохнул.
   – Ну ладно, все остались живы. Наша взаимная любовь не уменьшилась.
   Набир со странным выражением лица смотрел как я наклонился, чтобы подобрать деревянный клинок, ботинки, хитон и пояс. Дождавшись, пока я закончу рассортировывать вещи, он спросил: