Страница:
Все это Соловьев даже не понял, а ОЩУТИЛ. И то, что он чудом остался жив — это тоже СЛУЧАЙ. Просто случай… Или…
Он почувствовал себя плохо, так плохо, что едва успел добежать до кювета и спустить штаны.
Издалека, на ТОЙ стороне цистерны, послышалось ровное стрекотание двигателя — судя по звуку, мотоциклетного. Он смог разобрать чьи-то голоса, но, конечно же, не могло быть и речи о том, чтобы встать во весь рост и закричать: «Эй, кто там живой! Идите сюда!»
Иногда человек не может встать во весь рост, потому что ситуация заставляет его сидеть на корточках. Многим приходится делать это всю жизнь. И это — тоже случай… Или нет?
— Вот так номер! — пробормотал Джордж. Рита высунулась из-за его плеча.
— Что будем делать?
На языке вертелась какая-то грубость, но Джордж сдержался.
— Не знаю.
Он оглянулся на «пятерку», стоявшую у обочины. В машине никого не было.
— Не знаю, — повторил он и про себя добавил: «Пока».
Безвыходных положений не бывает — это Джордж знал наверняка.
«Из любой ситуации есть выход, и не один», — любил говорить Сошник. И, понимая, что сказал очевидную, давно известную всем вещь (Джордж подозревал, что слово «банальный» не водилось в Сошниковом лексиконе), добавлял: «Из любой ситуации есть ДОСТОЙНЫЙ выход».
Странное дело, этот парень не блистал умом, но частенько говорил УМНЫЕ вещи. Из этого напрашивался вывод: прописные истины скорее всего прописаны людьми недалекими, людьми, не ведающими сомнений в своей правоте.
Умный сто раз подумает, прежде чем отпустить слова на волю, и потом, скорее всего, промолчит. Но с дураками не так, они буквально сыпят афоризмами. Может, поэтому их нелегко распознать? Или, наоборот, легко? Покажите мне человека, уверенного в своей правоте — и я покажу вам настоящего, отпетого дурака?
Джордж усмехнулся. Наверное, так.
Но эти размышления нисколько не продвинули его — в решении главного вопроса: как объехать лежащую на дороге цистерну? Вариант «бросить байк и переться дальше пешком» он даже не рассматривал.
Если его возьмут, то пусть возьмут верхом на байке.
Джордж еще раз осмотрел цистерну. Она уже не горела, а дымилась. Значит, лежит здесь давно. Но ведь сюда должен кто-то приехать, разве не так? Кто-то же должен тушить всю эту хрень? Кто-то должен составлять протокол?
Его передернуло при мысли о людях, которые приедут составлять протокол. Встречаться с ними Джордж не хотел. Более того, эта встреча была ему совершенно противопоказана.
— Будем искать объезд, — сказал он Рите.
— Но… — попробовала возразить девушка. Джордж оборвал ее:
— Тебе надо в Ферзиково или нет? Если хочешь, оставайся здесь.
Он не хотел оставлять Риту, девушка была нужна ему, и Джордж это понимал. Но и времени на раздумья тоже не было. Поэтому он нарочно выбрал грубоватый тон: мол, не хочешь — слезай с байка. Сиди тут и дыши гарью.
— К тому же, — привел он аргумент, только что пришедший в голову, — пока эту штуку оттащат с дороги, пока восстановят движение, пройдет много времени. Не знаю, доберешься ли ты домой засветло… Тебе, можно сказать, повезло, что ты меня встретила. Байк — это не машина. Сейчас найдем какую-нибудь тропинку и лесом объедем это место. Затем вернемся на трассу, и через полчаса уже будем в Ферзикове. Как тебе такой расклад?
— Хорошо, — кивнула Рита.
«Похоже, эта дурочка и впрямь думает, что ей повезло. Ничего, может, все обойдется, и она даже не узнает, что прикрывала мне спину. Наверное, обойдется». Теперь Джордж не сильно опасался погони с ЭТОЙ СТОРОНЫ: цистерна стала для милицейских машин непреодолимой преградой. А по ТУ СТОРОНУ? Еще неизвестно, что ждет его там. Ведь существует такая простая штука, как радио, и для сообщения про одинокого байкера обгоревшая груда металлолома — не помеха. «Ничего, пробьемся!»
Джордж развернулся и медленно поехал назад, выискивая какую-нибудь узкую дорожку, даже тропинку — что угодно, ровное и утоптанное. Трясина была теперь справа от него, и он туда не смотрел — только влево.
Метрах в тридцати показался съезд. Может, он вел к излюбленному месту пикников, а может, грибники оставляли там машины — кто знает? Не важно, для Джорджа это было как раз то, что нужно.
Раздавшийся невдалеке вой сирены заставил его внести коррективы: «Это как раз то, что мне сейчас нужно БОЛЬШЕ ВСЕГО». Не раздумывая, он прибавил газу, проскочил последние метры и повернул налево. Спуск был довольно крутым, и Джордж крикнул Рите:
— Держись крепче! — Он почувствовал, как она попыталась сомкнуть руки на его животе, но не достала. Тогда она сжала пальцами куртку. «Кожа толстая, что ей сделается?»
Краем глаза Джордж успел уловить бледное в ярком свете дня голубоватое мигание проблесковых маячков.
«Вовремя. Теперь не возьмут». Байк, перекатываясь с кочки на кочку, катился по дорожке, все дальше и дальше в лес, Джордж больше не оглядывался.
— Володя, тебе не кажется, что в воздухе пахнет грозой? — спросил Бурцев молчаливого водителя. Тот кивнул.
— И над деревьями прямо по курсу вьется какой-то дымок, — продолжал Кстин.
— Угу. — На этот раз Володя был более разговорчив.
— Ну что ж, — Кстин, получив подтверждение своим словам, выглядел удовлетворенным, — тогда включай музыку! Пусть все знают, что помощь идет!
Он повернулся к Мезенцеву:
— Заметьте, уважаемый летописец, я мог бы сказать «едет», но, принимая во внимание скорость передвижения нашей боевой пароварки, правильнее будет «идет». Учтите это на будущее. Тотальная честность — вот главное в любой хорошей книге.
— Да. — Мезенцев залился краской. С тотальной честностью у него как-то не получалось. Он ровным счетом ничего не знал о спецназе, но тем не менее в красках живописал подвиги капитана Некрасова и его команды.
В Афганистане он провел полгода. А осколок в бедро заработал совсем глупо — боевая граната разорвалась в руках пьяного прапорщика, когда тот с котелками подошел за своей порцией каши к полевой кухне — Мезенцев служил поваром. Прапорщика собрали и послали в «цинке» на родину, а Мезенцев, провалявшись два месяца в полевом госпитале (осколок там вытащить не решились — артерия оказалась близко, но, к счастью, не задета), отправился дослуживать срок в Кантемировскую дивизию, о чем, собственно говоря, не жалел. Там тоже были нужны повара, и он еще год варил первые блюда в столовой сорок третьего полка.
— Ну да, честность, конечно… — пробормотал он.
— Не просто честность, а ТОТАЛЬНАЯ честность, — подчеркнул Кстин, погрозив летописцу — «почвеннику» пальцем.
Володя щелкнул какими-то тумблерами, и салон наполнился воем сирены.
Кстин покачал головой и прокричал:
— Вот эту музыку я люблю! А еще больше люблю, когда она замолкает. Это значит, что пора пить пиво! — Он многозначительно посмотрел на Мезенцева.
Дмитрий кивнул: мол, помню. Кстин отвернулся и ухватился за ручку, торчавшую перед ним
Пастухов ткнул Мезенцева локтем в бок.
— Вот такую бы тачку, да? — Док показывал на божественно красивую «испано-сюизу».
— Да, — авторитетно согласился Мезенцев. Мужчины, они как большие дети, ничто не заставит их забыть о любимых игрушках — оружии и машинах. И женщинам, во избежание разочарований, не стоит становиться между ними и их игрушками. «Первым делом — самолеты», девушки в списке приоритетов идут во втором десятке.
Мезенцев усмехнулся и перевел взгляд на дорогу. Впереди показалась огромная цистерна, перегородившая шоссе.
— Вон он! Вон! — вдруг заорал Мезенцев, тыча пальцем в лобовое стекло.
Байк… Угольно-черный байк съезжал с дороги куда-то в лес. Рита сидела, обняв байкера в черной куртке и белом шелковом шарфе. Она по-прежнему была с ним.
Кстин повернулся и едва успел уклониться, иначе дрожавший от возбуждения Мезенцев выколол бы ему пальцем глаз.
— Дорогой мой! У меня стопроцентное зрение. Вы чуть было не сократили его ровно наполовину. Я понимаю ваше волнение: муза есть муза. Но зачем же так кричать?
— Поезжайте за ним. Его надо догнать!
— Нет, уважаемый! — Голос Бурцева стал серьезным. — Не хочу вас разочаровывать, но у нас тут, похоже, дела поважнее. — Он потянулся за рацией.
— Остановите машину! — Мезенцев распахнул дверь и занес ногу, собираясь спрыгнуть на ходу.
Это было лишним: Володя и так уже тормозил. Не собирался же он, в самом деле, таранить цистерну?
— Сумасшедший, — пробурчал водитель. Мезенцев, не обращая на него внимания, выскочил из машины и бросился в лес за мотоциклистом.
— Да, — задумчиво сказал Кстин. — Видимо, я переоценивал писательскую братию. Прогнило что-то в королевстве Датском… Авторитет «почвенников» сильно упал в моих глазах. — Он вздохнул, последний раз посмотрел на широкую спину неудавшегося летописца, огромными скачками убегавшего в лес, и взял рацию. — За работу, мальчики! Гвардию — в огонь!
Пастухов с сожалением закрыл журнал и отложил в сторону. Взял большой пластиковый ящик с красным крестом на боку и ступил на дорогу.
Перед ними лежала ЗОНА, и Мезенцев только что пересек ее границу. Но никто из них не знал об этом.
Личный состав отдела собрался довольно быстро. Все понимали, что незапланированная тревога (та, о которой не предупреждали заранее) — штука серьезная. Настоящих, боевых —тревог здесь не было уже два года — с тех самых пор, когда трое бандитов, напавшие в Калуге на инкассаторскую машину, пытались спрятаться в лесу. Одного потом поймали, второго застрелили при попытке оказать сопротивление, а третий исчез. Исчез, как сгинул, что ни у кого не вызвало удивления — в здешних лесах иногда исчезали люди: дачники, грибники, бомжи… И никто их больше не видел.
Но сейчас дело обстояло куда серьезнее. Нападение на патрульную группу, два автомата пропали. Если верить раненому Николаеву, то это сделал свой — старший наряда, сержант Попов. Но даже если Попов ни при чем, это мало что меняло, два боевых автомата — это как-никак… А поблизости — Бронцы, и в этой деревне обитает сотня душ. Или уже меньше?
Костюченко метался по зданию отдела.
«Вот ведь выпал денек! И почему это обязательно должно было случиться в мое дежурство?»
Но его как дежурного ожидало еще кое-что. На десерт. Когда шумиха с нападением на дежурную машину уляжется, когда ситуация наконец разрешится, прокуратура займется Липатовым. И тогда Костюченко обязательно спросят — на каком основании гражданин без достаточных оснований был помещен в камеру ИВС? Тот самый гражданин, который потом был найден повесившимся? Или — повешенным? В протоколе будет уклончивое — «висевшим в петле».
«Нет, все-таки надо написать рапорт о нападении на должностное лицо, находящееся при исполнении — чтобы прикрыть себе попу». Он понимал, что рапорт — не такое уж и надежное прикрытие, скорее — порция вазелина, который сделает последующие процедуры не столь болезненными.
Он вернулся в дежурку, пододвинул журнал и взял ручку. Он даже не успел задуматься, с чего начнет писать рапорт: в этот момент на улице затормозила знакомая «Волга».
«Не успел», — подумал Костюченко. Он схватил со стола фуражку и опрометью бросился на крыльцо — докладывать.
Начальник Ферзиковского РОВД подполковник Денисов, грузный мужчина сорока с небольшим лет, вылез из машины и направился к двухэтажному зданию отдела.
Дежурный выбежал на крыльцо, щелкнул каблуками и отдал честь.
— Товарищ подполковник…
— Выехали на место? — перебил Денисов.
— Так точно. Майор Ларионов возглавил группу…
— Хорошо… В кабинет! — Стремительность его движений никак не вязалась с некоторой полнотой, которую рано или поздно приобретают все начальники, перешагнувшие звание майора. Быстрыми шагами он прошел в свой кабинет — третья дверь от дежурки, — закрыл дверь и стал переодеваться в форму.
Звонок дежурного оторвал его от приятного занятия: вдвоем с одной очень интересной дамой, дачницей из Калуги, они собирались распить бутылочку винца и… Затем поговорить немного о видах на урожай.
Бабенка была не первой молодости (тех же лет, что и он, для Денисова это означало — старая), но достаточно бойкая и в рабочем состоянии.
Откровенно говоря, ни ей, ни ему не хотелось, чтобы дело дошло до урожая, поэтому посевную надо было провести с умом. Но за это Денисов не беспокоился: не дети ведь, в конце-то концов. Бутылка вина быстро опустела, он уже готовился выйти в поле и вспоминал, в каком кармане находится предохранительное устройство, которое нужно надеть на плуг, рука шарила в кармане куртки, и в этот момент раздался звонок.
Служба есть служба — мобильный Денисов не отключал ни на минуту. Услышав голос Костюченко, он сразу понял, что произошло нечто из ряда вон. Всякий раз, когда происходило нечто из ряда вон (стоило признать — к счастью, в Ферзикове это происходило нечасто), он не мог без отвращения смотреть на свой китель мышиного цвета. В такие моменты в голову лезли нехорошие мысли — и почему он только не стал нотариусом?
Денисов галантно извинился (по крайней мере, он старался быть галантным, но это нелегко, когда счет идет на секунды), сказал, что посевную придется отложить — «надеюсь, ненадолго», — надел куртку и побежал к машине. Та была припаркована за домом — чтобы любопытные не задавались лишними вопросами: мол, откуда у начальника РОВД такая тяга к работе с населением? Вроде он уже пятнадцать лет как не участковый.
Его черная «Волга» была слишком приметной: иногда это мешало.
Денисов открыл ворота, внимательно осмотрелся. По счастливому стечению обстоятельств, дом, в котором жила дачница, стоял на самом краю поселка. Даже можно сказать — в некотором отдалении от него. На отшибе.
На дороге никого не было. Он быстро вернулся в машину, завел мотор и вылетел на улицу. Ворота закрывать за собой не стал — ни к чему лишний раз светиться.
Он нажал на газ и помчался через весь поселок, хозяйским взглядом окидывая улицы и дома. Но вроде ничего особенного на улицах не происходило. Все было, как всегда.
Перед большим щитом с нарисованной румяной девицей, державшей еще более румяный каравай, он свернул направо, на улицу Карпова. Девица немного косила на один глаз, и с шеей у нее что-то было не в порядке, но, насколько мог судить Денисов по собственному опыту, на ситуацию в городе это никак не влияло. Он машинально прочел надпись на щите: «Добро пожаловать!» и так же машинально кивнул.
Слева промелькнул «Белый дом» — управление районной администрации, справа — клуб. Он проехал центральную площадь — «пятак», как ее здесь называли — и перед вокзалом снова повернул направо. Второй дом по правую руку — это и есть отдел. Денисов остановился, вылез из машины.
Перед визитом к дачнице он снял форму, рассчитывая, что в штатском будет выглядеть не столь официально, тогда хозяйка быстрее перейдет от «товарища подполковника» к Володе. А теперь чувствовал себя так, словно его застукали голым на пляже, он настолько привык к милицейскому кителю, что без него уже было как-то неуютно.
Денисов зашел в кабинет, открыл шкафчик и быстро переоделся. Он сел за стол и, зная, что лейтенант ожидает под дверью, крикнул:
— Заходи!
— Товарищ подполковник! — с порога зачастил Костюченко. — За время вашего отсутствия…
Денисов слушал его и тер виски: вино неожиданно ударило в голову и подействовало расслабляюще. Больше всего ему сейчас хотелось немного вздремнуть на кушетке, стоявшей у окна. Однако новости были такие, что тут уж не до сна.
— Значит, со слов Николаева получается, что это Попов?
— Так точно, — подтвердил Костюченко.
— Ты инструктировал его перед заступлением в наряд?
— Да.
— Ну и…
Костюченко пожал плечами:
— Я не заметил ничего такого…
— Понятно. Ничего такого, что могло бы объяснить, почему нормальный с виду парень вдруг хватается за автомат… Ничего такого. В управление доложил?
— Пока нет…
— Я сам доложу… — Он внимательно посмотрел на Костюченко. — Что-нибудь еще? — Глаза Денисова сузились, и дежурному это совсем не понравилось, но надо было выкладывать все до конца.
— Еще… Липатов.
— Что такое?
Костюченко вкратце рассказал.
— Дундук! — отреагировал начальник. — Прокуратуру вызвал?
— Так точно!
— Рапорт написал? Дежурный замялся:
— Пишу…
Денисов покачал головой.
— Одно к одному. Сначала что-то случилось с Липатовым… — Он помедлил, обдумывая, как увязать эти два происшествия. Он чувствовал, что должна быть какая-то связь, но она не была очевидной. — Затем эта стрельба — на том же месте… правильно я понимаю? На том же самом месте?
Костюченко кивнул и одновременно пожал плечами. Наверное, это означало, что все обстоит именно так, хотя он и не уверен.
— Попов докладывал что-нибудь по рации?
— Никак нет.
— А вообще кто-нибудь из наряда выходил на связь?
— Нет.
Денисов поджал пухлые губы.
— Что, у них не было времени доложить? Все произошло так неожиданно? Или что-то случилось с рацией?
Костюченко молчал. Он знал, что Денисов рассуждает вслух, его ответа не требовалось.
— Значит, так. — Начальник откинулся в кресле. — Личный состав вооружен?
— Так точно.
— Машина Николаева на ходу?
— Да.
— Проверь — работает рация или нет. Где сам Николаев?
— В больнице.
— Пошли кого-нибудь толкового… Нет. Не надо. Послушай, принеси мне аспирина… — Он опять потер виски. — Жена не звонила?
— Никак нет.
— Хорошо. Иди…
Он услышал топот ног по коридору: дежурный торопился исполнять приказания.
Ну что? Настало время командовать. Как говорится, пить до дна чашу ответственности… Денисов глубоко вздохнул. Ему опять не нравился этот мышиный цвет.
Сейчас многое зависело от действий опергруппы, возглавляемой майором Ларионовым, одним из заместителей Денисова. Если им удастся быстро найти и обезвредить Попова… Впрочем, он не был до конца уверен, что это именно Попов. Возможно, у старшины болевой шок и он сказал что-то не то, а может, Костюченко понял его неправильно — все может быть. Денисову было ясно одно — что ничего на самом деле не ясно. Но, как бы то ни было, он обязан был доложить о происшествии в управление.
Послышался стук в дверь.
— Да!
Вошел Костюченко.
— Товарищ подполковник! Рация в машине работает. Вот. — Он подошел к столу и поставил бело-зеленый цилиндр аспирина УПСА.
— Спасибо! — Денисов убрал аспирин. — Лейтенант, объяви ребятам из ДПС — пусть останавливают всех подряд, соблюдая максимальную осторожность. В общем, ты знаешь… Давай!
— Слушаюсь.
Когда Костюченко вышел, Денисов налил в стакан воды из графина и бросил туда две таблетки. Таблетки зашипели, как маленькие гейзеры, он почувствовал на своей руке крошечные капельки, вылетающие из стакана. Денисов подождал, пока они растворятся. Все это время он обдумывал предстоящий доклад, и чем больше думал, тем больше убеждался, что между двумя сегодняшними происшествиями должна быть какая-то связь. Не может это быть просто совпадением. Никак не может.
Он залпом выпил белую шипящую воду, это его чуть-чуть освежило. Денисов вздохнул и протянул руку к телефону. Он уже собирался снять трубку, как вдруг телефон зазвонил.
— Слушаю.
— Товарищ подполковник, оперативный дежурный по области. — Голос Костюченко дрожал от волнения. — Переключаю.
Денисов подобрался. В трубке послышался щелчок, затем-властный громкий голос:
— Але!
— Начальник Ферзиковского РОВД подполковник Денисов, — отрапортовал он.
— Доложите о происшествиях за последние три часа, — потребовал оперативный.
Денисов похолодел. «Уже знают! Откуда?»
— У нас чэпэ — нападение на патрульную группу с применением огнестрельного оружия. Обстоятельства происшествия выясняются, введен в действие план «Перехват», наместо выслана…
Оперативный сорвался на крик, чуткая мембрана усилила его до такой степени, что Денисов невольно убрал трубку от уха.
— Отставить! Сейчас же вернуть людей назад! Как поняли?
— Понял вас — вернуть людей назад. А?.. — Он пробовал что-то спросить, но оперативный не давал вставить ни слова. Видимо, ему самому только что НАГОРЕЛО.
Денисов услышал шорох: оперативный листал какие-то бумаги.
— Денисов! Где это произошло?
— В районе деревни Бронцы…
— Слушай меня. Немедленно выставить оцепление… — снова шорох, — у железнодорожного переезда. В сторону Бронцев никого не пускать. Самим дальше — ни ногой. Ждать прибытия основных сил. В вашем районе проводится войсковая операция. Командующий — генерал-лейтенант Севастьянов. С этой минуты ты находишься в его полном распоряжении. Оставайся на связи, жди указаний. И вот еще что — постарайся к его прибытию представить точный доклад обо всем, что происходило сегодня, начиная… С девяти ноль-ноль. Приказ ясен?
— Так точно.
— Выполняй.
— Слушаюсь.
— Денисов!
— Да.
В трубке повисло недолгое молчание. Затем снова раздался голос оперативного, но на этот раз он был уже не таким уверенным:
— С той стороны… со стороны Бронцев и Юркина могут быть попытки проникновения… Там ведь остались люди?
«Что значит остались? Они там и есть. Их больше сотни…» — Денисов почувствовал, как по его спине поползли нехорошие мурашки.
— Так вот. Твоя задача — не пускать их дальше переезда. Понял?
«Понять-то я понял, но.. Как это сделать? И почему…»
— Так точно, понял. Разрешите уточнить?
— Давай.
— Какими средствами я должен это обеспечить? Снова пауза. Сосредоточенное сопение. Видимо, оперативному самому не хотелось это говорить.
— Любыми, вплоть до применения табельного оружия. У Денисова перехватило дыхание.
— Табельного оружия? — Он впервые позволил себе переспросить.
— Ты слышал.
— Я хотел бы иметь письменный приказ, — твердо сказал Денисов.
Оперативный будто ждал этих слов.
— Сейчас тебе отправят шифрованную телеграмму. Но ты все равно должен быть готов. Твоя задача — продержаться до прибытия основных сил.
— Что-нибудь серьезное?
Шелест бумаг и какие-то голоса на заднем плане.
— Я сам пока толком ничего не знаю. Мы в этой упряжке— пристяжные. Коренником идет армия и безопасность… — Видимо, оперативный и так уже сказал много лишнего Он помолчал. — Нам прислали ноты, и мы должны петь. Ты понял?
— Да… — Денисов помедлил, потом добавил: — Так точно.
— Выполняй. Для тебя главное — удержать оцепление. Переезд — ни метром дальше.
— Слушаюсь.
В трубке раздались короткие гудки. Он машинально взглянул на часы: одиннадцать тридцать шесть. Затем вскочил из-за стола, распахнул дверь и побежал по коридору в дежурку.
— Костюченко! Срочно соедини с Ларионовым!
Денисова вдруг прошиб пот, он стоял перед пультом и тяжело дышал. Костюченко вызвал машину, которая в это время неслась по дороге в Бронцы, и передал трубку начальнику.
— Валера! Слушай меня внимательно и не задавай лишних вопросов. Я приказываю… — «Вот она, та самая чаша ответственности, нотариусы даже не знают, какова она на вкус».
— Приказываю занять позицию у переезда, перед Чекиной будкой… С места не двигаться. В сторону Бронец никого не пускать — ни машины, ни людей, — никого. А с той стороны, — у него внезапно запершило в горле, Денисов прокашлялся, — никого не выпускать. В случае сопротивления приказываю применять табельное оружие.
«Проще говоря, стреляй по своим. Клади их всех на этом гребаном переезде. Потому что… Потому что так надо, но только не спрашивай, почему — я и сам не знаю»
— Майор Ларионов, как поняли меня? Он увидел, как вытянулось лицо Костюченко. «Наверное, с лицевой мускулатурой Ларионова творится сейчас то же самое».
— Повторите приказ, товарищ подполковник, — послышалось в трубке. — Мне показалось…
— Тебе ничего не показалось! — заорал Денисов. — Никого не пускать через переезд — ни туда, ни обратно. Если кто-то ОТТУДА будет прорываться, стрелять на поражение! Выполнять! — Он отдал трубку Костюченко. — Придет телеграмма — завизируй и ко мне на стол. Я в больницу.
Он выбежал на улицу, сел в машину и завел двигатель.
«Я уже и не помню, когда БЕГАЛ на службе в последний раз», — подумал он про себя, выворачивая руль.
Машина, запущенная сообщением генерала Белоусова, работала без сбоев и ошибок — как часы. Собственно, на этом этапе никаких трудностей и не предвиделось: комплекс мер, которые необходимо было принять в случае ситуации «Визит», разработали уже давно. Пока не надо было задумываться — только исполнять.
Белоусов получил доклад старшего смены в одиннадцать ноль пять. Пять-шесть минут он потратил на проверку полученных данных, затем — примерно в одиннадцать одиннадцать доложил министру обороны. В аппарате министра тоже понимали, что тянуть с этим делом не стоит. Референты были под стать своему шефу — такие же молодые и подтянутые, они не стали ждать, пока телевидение приедет осветить их брифинг, а из буфета принесут минеральную воду. Четырех минут им оказалось вполне достаточно, чтобы оценить РЕАЛЬНОСТЬ угрозы.
Он почувствовал себя плохо, так плохо, что едва успел добежать до кювета и спустить штаны.
Издалека, на ТОЙ стороне цистерны, послышалось ровное стрекотание двигателя — судя по звуку, мотоциклетного. Он смог разобрать чьи-то голоса, но, конечно же, не могло быть и речи о том, чтобы встать во весь рост и закричать: «Эй, кто там живой! Идите сюда!»
Иногда человек не может встать во весь рост, потому что ситуация заставляет его сидеть на корточках. Многим приходится делать это всю жизнь. И это — тоже случай… Или нет?
* * *
То же время. То же место.— Вот так номер! — пробормотал Джордж. Рита высунулась из-за его плеча.
— Что будем делать?
На языке вертелась какая-то грубость, но Джордж сдержался.
— Не знаю.
Он оглянулся на «пятерку», стоявшую у обочины. В машине никого не было.
— Не знаю, — повторил он и про себя добавил: «Пока».
Безвыходных положений не бывает — это Джордж знал наверняка.
«Из любой ситуации есть выход, и не один», — любил говорить Сошник. И, понимая, что сказал очевидную, давно известную всем вещь (Джордж подозревал, что слово «банальный» не водилось в Сошниковом лексиконе), добавлял: «Из любой ситуации есть ДОСТОЙНЫЙ выход».
Странное дело, этот парень не блистал умом, но частенько говорил УМНЫЕ вещи. Из этого напрашивался вывод: прописные истины скорее всего прописаны людьми недалекими, людьми, не ведающими сомнений в своей правоте.
Умный сто раз подумает, прежде чем отпустить слова на волю, и потом, скорее всего, промолчит. Но с дураками не так, они буквально сыпят афоризмами. Может, поэтому их нелегко распознать? Или, наоборот, легко? Покажите мне человека, уверенного в своей правоте — и я покажу вам настоящего, отпетого дурака?
Джордж усмехнулся. Наверное, так.
Но эти размышления нисколько не продвинули его — в решении главного вопроса: как объехать лежащую на дороге цистерну? Вариант «бросить байк и переться дальше пешком» он даже не рассматривал.
Если его возьмут, то пусть возьмут верхом на байке.
Джордж еще раз осмотрел цистерну. Она уже не горела, а дымилась. Значит, лежит здесь давно. Но ведь сюда должен кто-то приехать, разве не так? Кто-то же должен тушить всю эту хрень? Кто-то должен составлять протокол?
Его передернуло при мысли о людях, которые приедут составлять протокол. Встречаться с ними Джордж не хотел. Более того, эта встреча была ему совершенно противопоказана.
— Будем искать объезд, — сказал он Рите.
— Но… — попробовала возразить девушка. Джордж оборвал ее:
— Тебе надо в Ферзиково или нет? Если хочешь, оставайся здесь.
Он не хотел оставлять Риту, девушка была нужна ему, и Джордж это понимал. Но и времени на раздумья тоже не было. Поэтому он нарочно выбрал грубоватый тон: мол, не хочешь — слезай с байка. Сиди тут и дыши гарью.
— К тому же, — привел он аргумент, только что пришедший в голову, — пока эту штуку оттащат с дороги, пока восстановят движение, пройдет много времени. Не знаю, доберешься ли ты домой засветло… Тебе, можно сказать, повезло, что ты меня встретила. Байк — это не машина. Сейчас найдем какую-нибудь тропинку и лесом объедем это место. Затем вернемся на трассу, и через полчаса уже будем в Ферзикове. Как тебе такой расклад?
— Хорошо, — кивнула Рита.
«Похоже, эта дурочка и впрямь думает, что ей повезло. Ничего, может, все обойдется, и она даже не узнает, что прикрывала мне спину. Наверное, обойдется». Теперь Джордж не сильно опасался погони с ЭТОЙ СТОРОНЫ: цистерна стала для милицейских машин непреодолимой преградой. А по ТУ СТОРОНУ? Еще неизвестно, что ждет его там. Ведь существует такая простая штука, как радио, и для сообщения про одинокого байкера обгоревшая груда металлолома — не помеха. «Ничего, пробьемся!»
Джордж развернулся и медленно поехал назад, выискивая какую-нибудь узкую дорожку, даже тропинку — что угодно, ровное и утоптанное. Трясина была теперь справа от него, и он туда не смотрел — только влево.
Метрах в тридцати показался съезд. Может, он вел к излюбленному месту пикников, а может, грибники оставляли там машины — кто знает? Не важно, для Джорджа это было как раз то, что нужно.
Раздавшийся невдалеке вой сирены заставил его внести коррективы: «Это как раз то, что мне сейчас нужно БОЛЬШЕ ВСЕГО». Не раздумывая, он прибавил газу, проскочил последние метры и повернул налево. Спуск был довольно крутым, и Джордж крикнул Рите:
— Держись крепче! — Он почувствовал, как она попыталась сомкнуть руки на его животе, но не достала. Тогда она сжала пальцами куртку. «Кожа толстая, что ей сделается?»
Краем глаза Джордж успел уловить бледное в ярком свете дня голубоватое мигание проблесковых маячков.
«Вовремя. Теперь не возьмут». Байк, перекатываясь с кочки на кочку, катился по дорожке, все дальше и дальше в лес, Джордж больше не оглядывался.
* * *
То же время. То же место.— Володя, тебе не кажется, что в воздухе пахнет грозой? — спросил Бурцев молчаливого водителя. Тот кивнул.
— И над деревьями прямо по курсу вьется какой-то дымок, — продолжал Кстин.
— Угу. — На этот раз Володя был более разговорчив.
— Ну что ж, — Кстин, получив подтверждение своим словам, выглядел удовлетворенным, — тогда включай музыку! Пусть все знают, что помощь идет!
Он повернулся к Мезенцеву:
— Заметьте, уважаемый летописец, я мог бы сказать «едет», но, принимая во внимание скорость передвижения нашей боевой пароварки, правильнее будет «идет». Учтите это на будущее. Тотальная честность — вот главное в любой хорошей книге.
— Да. — Мезенцев залился краской. С тотальной честностью у него как-то не получалось. Он ровным счетом ничего не знал о спецназе, но тем не менее в красках живописал подвиги капитана Некрасова и его команды.
В Афганистане он провел полгода. А осколок в бедро заработал совсем глупо — боевая граната разорвалась в руках пьяного прапорщика, когда тот с котелками подошел за своей порцией каши к полевой кухне — Мезенцев служил поваром. Прапорщика собрали и послали в «цинке» на родину, а Мезенцев, провалявшись два месяца в полевом госпитале (осколок там вытащить не решились — артерия оказалась близко, но, к счастью, не задета), отправился дослуживать срок в Кантемировскую дивизию, о чем, собственно говоря, не жалел. Там тоже были нужны повара, и он еще год варил первые блюда в столовой сорок третьего полка.
— Ну да, честность, конечно… — пробормотал он.
— Не просто честность, а ТОТАЛЬНАЯ честность, — подчеркнул Кстин, погрозив летописцу — «почвеннику» пальцем.
Володя щелкнул какими-то тумблерами, и салон наполнился воем сирены.
Кстин покачал головой и прокричал:
— Вот эту музыку я люблю! А еще больше люблю, когда она замолкает. Это значит, что пора пить пиво! — Он многозначительно посмотрел на Мезенцева.
Дмитрий кивнул: мол, помню. Кстин отвернулся и ухватился за ручку, торчавшую перед ним
Пастухов ткнул Мезенцева локтем в бок.
— Вот такую бы тачку, да? — Док показывал на божественно красивую «испано-сюизу».
— Да, — авторитетно согласился Мезенцев. Мужчины, они как большие дети, ничто не заставит их забыть о любимых игрушках — оружии и машинах. И женщинам, во избежание разочарований, не стоит становиться между ними и их игрушками. «Первым делом — самолеты», девушки в списке приоритетов идут во втором десятке.
Мезенцев усмехнулся и перевел взгляд на дорогу. Впереди показалась огромная цистерна, перегородившая шоссе.
— Вон он! Вон! — вдруг заорал Мезенцев, тыча пальцем в лобовое стекло.
Байк… Угольно-черный байк съезжал с дороги куда-то в лес. Рита сидела, обняв байкера в черной куртке и белом шелковом шарфе. Она по-прежнему была с ним.
Кстин повернулся и едва успел уклониться, иначе дрожавший от возбуждения Мезенцев выколол бы ему пальцем глаз.
— Дорогой мой! У меня стопроцентное зрение. Вы чуть было не сократили его ровно наполовину. Я понимаю ваше волнение: муза есть муза. Но зачем же так кричать?
— Поезжайте за ним. Его надо догнать!
— Нет, уважаемый! — Голос Бурцева стал серьезным. — Не хочу вас разочаровывать, но у нас тут, похоже, дела поважнее. — Он потянулся за рацией.
— Остановите машину! — Мезенцев распахнул дверь и занес ногу, собираясь спрыгнуть на ходу.
Это было лишним: Володя и так уже тормозил. Не собирался же он, в самом деле, таранить цистерну?
— Сумасшедший, — пробурчал водитель. Мезенцев, не обращая на него внимания, выскочил из машины и бросился в лес за мотоциклистом.
— Да, — задумчиво сказал Кстин. — Видимо, я переоценивал писательскую братию. Прогнило что-то в королевстве Датском… Авторитет «почвенников» сильно упал в моих глазах. — Он вздохнул, последний раз посмотрел на широкую спину неудавшегося летописца, огромными скачками убегавшего в лес, и взял рацию. — За работу, мальчики! Гвардию — в огонь!
Пастухов с сожалением закрыл журнал и отложил в сторону. Взял большой пластиковый ящик с красным крестом на боку и ступил на дорогу.
Перед ними лежала ЗОНА, и Мезенцев только что пересек ее границу. Но никто из них не знал об этом.
* * *
Одиннадцать часов двадцать четыре минуты. Ферзиковский РОВД.Личный состав отдела собрался довольно быстро. Все понимали, что незапланированная тревога (та, о которой не предупреждали заранее) — штука серьезная. Настоящих, боевых —тревог здесь не было уже два года — с тех самых пор, когда трое бандитов, напавшие в Калуге на инкассаторскую машину, пытались спрятаться в лесу. Одного потом поймали, второго застрелили при попытке оказать сопротивление, а третий исчез. Исчез, как сгинул, что ни у кого не вызвало удивления — в здешних лесах иногда исчезали люди: дачники, грибники, бомжи… И никто их больше не видел.
Но сейчас дело обстояло куда серьезнее. Нападение на патрульную группу, два автомата пропали. Если верить раненому Николаеву, то это сделал свой — старший наряда, сержант Попов. Но даже если Попов ни при чем, это мало что меняло, два боевых автомата — это как-никак… А поблизости — Бронцы, и в этой деревне обитает сотня душ. Или уже меньше?
Костюченко метался по зданию отдела.
«Вот ведь выпал денек! И почему это обязательно должно было случиться в мое дежурство?»
Но его как дежурного ожидало еще кое-что. На десерт. Когда шумиха с нападением на дежурную машину уляжется, когда ситуация наконец разрешится, прокуратура займется Липатовым. И тогда Костюченко обязательно спросят — на каком основании гражданин без достаточных оснований был помещен в камеру ИВС? Тот самый гражданин, который потом был найден повесившимся? Или — повешенным? В протоколе будет уклончивое — «висевшим в петле».
«Нет, все-таки надо написать рапорт о нападении на должностное лицо, находящееся при исполнении — чтобы прикрыть себе попу». Он понимал, что рапорт — не такое уж и надежное прикрытие, скорее — порция вазелина, который сделает последующие процедуры не столь болезненными.
Он вернулся в дежурку, пододвинул журнал и взял ручку. Он даже не успел задуматься, с чего начнет писать рапорт: в этот момент на улице затормозила знакомая «Волга».
«Не успел», — подумал Костюченко. Он схватил со стола фуражку и опрометью бросился на крыльцо — докладывать.
Начальник Ферзиковского РОВД подполковник Денисов, грузный мужчина сорока с небольшим лет, вылез из машины и направился к двухэтажному зданию отдела.
Дежурный выбежал на крыльцо, щелкнул каблуками и отдал честь.
— Товарищ подполковник…
— Выехали на место? — перебил Денисов.
— Так точно. Майор Ларионов возглавил группу…
— Хорошо… В кабинет! — Стремительность его движений никак не вязалась с некоторой полнотой, которую рано или поздно приобретают все начальники, перешагнувшие звание майора. Быстрыми шагами он прошел в свой кабинет — третья дверь от дежурки, — закрыл дверь и стал переодеваться в форму.
Звонок дежурного оторвал его от приятного занятия: вдвоем с одной очень интересной дамой, дачницей из Калуги, они собирались распить бутылочку винца и… Затем поговорить немного о видах на урожай.
Бабенка была не первой молодости (тех же лет, что и он, для Денисова это означало — старая), но достаточно бойкая и в рабочем состоянии.
Откровенно говоря, ни ей, ни ему не хотелось, чтобы дело дошло до урожая, поэтому посевную надо было провести с умом. Но за это Денисов не беспокоился: не дети ведь, в конце-то концов. Бутылка вина быстро опустела, он уже готовился выйти в поле и вспоминал, в каком кармане находится предохранительное устройство, которое нужно надеть на плуг, рука шарила в кармане куртки, и в этот момент раздался звонок.
Служба есть служба — мобильный Денисов не отключал ни на минуту. Услышав голос Костюченко, он сразу понял, что произошло нечто из ряда вон. Всякий раз, когда происходило нечто из ряда вон (стоило признать — к счастью, в Ферзикове это происходило нечасто), он не мог без отвращения смотреть на свой китель мышиного цвета. В такие моменты в голову лезли нехорошие мысли — и почему он только не стал нотариусом?
Денисов галантно извинился (по крайней мере, он старался быть галантным, но это нелегко, когда счет идет на секунды), сказал, что посевную придется отложить — «надеюсь, ненадолго», — надел куртку и побежал к машине. Та была припаркована за домом — чтобы любопытные не задавались лишними вопросами: мол, откуда у начальника РОВД такая тяга к работе с населением? Вроде он уже пятнадцать лет как не участковый.
Его черная «Волга» была слишком приметной: иногда это мешало.
Денисов открыл ворота, внимательно осмотрелся. По счастливому стечению обстоятельств, дом, в котором жила дачница, стоял на самом краю поселка. Даже можно сказать — в некотором отдалении от него. На отшибе.
На дороге никого не было. Он быстро вернулся в машину, завел мотор и вылетел на улицу. Ворота закрывать за собой не стал — ни к чему лишний раз светиться.
Он нажал на газ и помчался через весь поселок, хозяйским взглядом окидывая улицы и дома. Но вроде ничего особенного на улицах не происходило. Все было, как всегда.
Перед большим щитом с нарисованной румяной девицей, державшей еще более румяный каравай, он свернул направо, на улицу Карпова. Девица немного косила на один глаз, и с шеей у нее что-то было не в порядке, но, насколько мог судить Денисов по собственному опыту, на ситуацию в городе это никак не влияло. Он машинально прочел надпись на щите: «Добро пожаловать!» и так же машинально кивнул.
Слева промелькнул «Белый дом» — управление районной администрации, справа — клуб. Он проехал центральную площадь — «пятак», как ее здесь называли — и перед вокзалом снова повернул направо. Второй дом по правую руку — это и есть отдел. Денисов остановился, вылез из машины.
Перед визитом к дачнице он снял форму, рассчитывая, что в штатском будет выглядеть не столь официально, тогда хозяйка быстрее перейдет от «товарища подполковника» к Володе. А теперь чувствовал себя так, словно его застукали голым на пляже, он настолько привык к милицейскому кителю, что без него уже было как-то неуютно.
Денисов зашел в кабинет, открыл шкафчик и быстро переоделся. Он сел за стол и, зная, что лейтенант ожидает под дверью, крикнул:
— Заходи!
— Товарищ подполковник! — с порога зачастил Костюченко. — За время вашего отсутствия…
Денисов слушал его и тер виски: вино неожиданно ударило в голову и подействовало расслабляюще. Больше всего ему сейчас хотелось немного вздремнуть на кушетке, стоявшей у окна. Однако новости были такие, что тут уж не до сна.
— Значит, со слов Николаева получается, что это Попов?
— Так точно, — подтвердил Костюченко.
— Ты инструктировал его перед заступлением в наряд?
— Да.
— Ну и…
Костюченко пожал плечами:
— Я не заметил ничего такого…
— Понятно. Ничего такого, что могло бы объяснить, почему нормальный с виду парень вдруг хватается за автомат… Ничего такого. В управление доложил?
— Пока нет…
— Я сам доложу… — Он внимательно посмотрел на Костюченко. — Что-нибудь еще? — Глаза Денисова сузились, и дежурному это совсем не понравилось, но надо было выкладывать все до конца.
— Еще… Липатов.
— Что такое?
Костюченко вкратце рассказал.
— Дундук! — отреагировал начальник. — Прокуратуру вызвал?
— Так точно!
— Рапорт написал? Дежурный замялся:
— Пишу…
Денисов покачал головой.
— Одно к одному. Сначала что-то случилось с Липатовым… — Он помедлил, обдумывая, как увязать эти два происшествия. Он чувствовал, что должна быть какая-то связь, но она не была очевидной. — Затем эта стрельба — на том же месте… правильно я понимаю? На том же самом месте?
Костюченко кивнул и одновременно пожал плечами. Наверное, это означало, что все обстоит именно так, хотя он и не уверен.
— Попов докладывал что-нибудь по рации?
— Никак нет.
— А вообще кто-нибудь из наряда выходил на связь?
— Нет.
Денисов поджал пухлые губы.
— Что, у них не было времени доложить? Все произошло так неожиданно? Или что-то случилось с рацией?
Костюченко молчал. Он знал, что Денисов рассуждает вслух, его ответа не требовалось.
— Значит, так. — Начальник откинулся в кресле. — Личный состав вооружен?
— Так точно.
— Машина Николаева на ходу?
— Да.
— Проверь — работает рация или нет. Где сам Николаев?
— В больнице.
— Пошли кого-нибудь толкового… Нет. Не надо. Послушай, принеси мне аспирина… — Он опять потер виски. — Жена не звонила?
— Никак нет.
— Хорошо. Иди…
Он услышал топот ног по коридору: дежурный торопился исполнять приказания.
Ну что? Настало время командовать. Как говорится, пить до дна чашу ответственности… Денисов глубоко вздохнул. Ему опять не нравился этот мышиный цвет.
Сейчас многое зависело от действий опергруппы, возглавляемой майором Ларионовым, одним из заместителей Денисова. Если им удастся быстро найти и обезвредить Попова… Впрочем, он не был до конца уверен, что это именно Попов. Возможно, у старшины болевой шок и он сказал что-то не то, а может, Костюченко понял его неправильно — все может быть. Денисову было ясно одно — что ничего на самом деле не ясно. Но, как бы то ни было, он обязан был доложить о происшествии в управление.
Послышался стук в дверь.
— Да!
Вошел Костюченко.
— Товарищ подполковник! Рация в машине работает. Вот. — Он подошел к столу и поставил бело-зеленый цилиндр аспирина УПСА.
— Спасибо! — Денисов убрал аспирин. — Лейтенант, объяви ребятам из ДПС — пусть останавливают всех подряд, соблюдая максимальную осторожность. В общем, ты знаешь… Давай!
— Слушаюсь.
Когда Костюченко вышел, Денисов налил в стакан воды из графина и бросил туда две таблетки. Таблетки зашипели, как маленькие гейзеры, он почувствовал на своей руке крошечные капельки, вылетающие из стакана. Денисов подождал, пока они растворятся. Все это время он обдумывал предстоящий доклад, и чем больше думал, тем больше убеждался, что между двумя сегодняшними происшествиями должна быть какая-то связь. Не может это быть просто совпадением. Никак не может.
Он залпом выпил белую шипящую воду, это его чуть-чуть освежило. Денисов вздохнул и протянул руку к телефону. Он уже собирался снять трубку, как вдруг телефон зазвонил.
— Слушаю.
— Товарищ подполковник, оперативный дежурный по области. — Голос Костюченко дрожал от волнения. — Переключаю.
Денисов подобрался. В трубке послышался щелчок, затем-властный громкий голос:
— Але!
— Начальник Ферзиковского РОВД подполковник Денисов, — отрапортовал он.
— Доложите о происшествиях за последние три часа, — потребовал оперативный.
Денисов похолодел. «Уже знают! Откуда?»
— У нас чэпэ — нападение на патрульную группу с применением огнестрельного оружия. Обстоятельства происшествия выясняются, введен в действие план «Перехват», наместо выслана…
Оперативный сорвался на крик, чуткая мембрана усилила его до такой степени, что Денисов невольно убрал трубку от уха.
— Отставить! Сейчас же вернуть людей назад! Как поняли?
— Понял вас — вернуть людей назад. А?.. — Он пробовал что-то спросить, но оперативный не давал вставить ни слова. Видимо, ему самому только что НАГОРЕЛО.
Денисов услышал шорох: оперативный листал какие-то бумаги.
— Денисов! Где это произошло?
— В районе деревни Бронцы…
— Слушай меня. Немедленно выставить оцепление… — снова шорох, — у железнодорожного переезда. В сторону Бронцев никого не пускать. Самим дальше — ни ногой. Ждать прибытия основных сил. В вашем районе проводится войсковая операция. Командующий — генерал-лейтенант Севастьянов. С этой минуты ты находишься в его полном распоряжении. Оставайся на связи, жди указаний. И вот еще что — постарайся к его прибытию представить точный доклад обо всем, что происходило сегодня, начиная… С девяти ноль-ноль. Приказ ясен?
— Так точно.
— Выполняй.
— Слушаюсь.
— Денисов!
— Да.
В трубке повисло недолгое молчание. Затем снова раздался голос оперативного, но на этот раз он был уже не таким уверенным:
— С той стороны… со стороны Бронцев и Юркина могут быть попытки проникновения… Там ведь остались люди?
«Что значит остались? Они там и есть. Их больше сотни…» — Денисов почувствовал, как по его спине поползли нехорошие мурашки.
— Так вот. Твоя задача — не пускать их дальше переезда. Понял?
«Понять-то я понял, но.. Как это сделать? И почему…»
— Так точно, понял. Разрешите уточнить?
— Давай.
— Какими средствами я должен это обеспечить? Снова пауза. Сосредоточенное сопение. Видимо, оперативному самому не хотелось это говорить.
— Любыми, вплоть до применения табельного оружия. У Денисова перехватило дыхание.
— Табельного оружия? — Он впервые позволил себе переспросить.
— Ты слышал.
— Я хотел бы иметь письменный приказ, — твердо сказал Денисов.
Оперативный будто ждал этих слов.
— Сейчас тебе отправят шифрованную телеграмму. Но ты все равно должен быть готов. Твоя задача — продержаться до прибытия основных сил.
— Что-нибудь серьезное?
Шелест бумаг и какие-то голоса на заднем плане.
— Я сам пока толком ничего не знаю. Мы в этой упряжке— пристяжные. Коренником идет армия и безопасность… — Видимо, оперативный и так уже сказал много лишнего Он помолчал. — Нам прислали ноты, и мы должны петь. Ты понял?
— Да… — Денисов помедлил, потом добавил: — Так точно.
— Выполняй. Для тебя главное — удержать оцепление. Переезд — ни метром дальше.
— Слушаюсь.
В трубке раздались короткие гудки. Он машинально взглянул на часы: одиннадцать тридцать шесть. Затем вскочил из-за стола, распахнул дверь и побежал по коридору в дежурку.
— Костюченко! Срочно соедини с Ларионовым!
Денисова вдруг прошиб пот, он стоял перед пультом и тяжело дышал. Костюченко вызвал машину, которая в это время неслась по дороге в Бронцы, и передал трубку начальнику.
— Валера! Слушай меня внимательно и не задавай лишних вопросов. Я приказываю… — «Вот она, та самая чаша ответственности, нотариусы даже не знают, какова она на вкус».
— Приказываю занять позицию у переезда, перед Чекиной будкой… С места не двигаться. В сторону Бронец никого не пускать — ни машины, ни людей, — никого. А с той стороны, — у него внезапно запершило в горле, Денисов прокашлялся, — никого не выпускать. В случае сопротивления приказываю применять табельное оружие.
«Проще говоря, стреляй по своим. Клади их всех на этом гребаном переезде. Потому что… Потому что так надо, но только не спрашивай, почему — я и сам не знаю»
— Майор Ларионов, как поняли меня? Он увидел, как вытянулось лицо Костюченко. «Наверное, с лицевой мускулатурой Ларионова творится сейчас то же самое».
— Повторите приказ, товарищ подполковник, — послышалось в трубке. — Мне показалось…
— Тебе ничего не показалось! — заорал Денисов. — Никого не пускать через переезд — ни туда, ни обратно. Если кто-то ОТТУДА будет прорываться, стрелять на поражение! Выполнять! — Он отдал трубку Костюченко. — Придет телеграмма — завизируй и ко мне на стол. Я в больницу.
Он выбежал на улицу, сел в машину и завел двигатель.
«Я уже и не помню, когда БЕГАЛ на службе в последний раз», — подумал он про себя, выворачивая руль.
* * *
Одиннадцать часов двадцать четыре минуты — одиннадцать часов тридцать шесть минут. Москва.Машина, запущенная сообщением генерала Белоусова, работала без сбоев и ошибок — как часы. Собственно, на этом этапе никаких трудностей и не предвиделось: комплекс мер, которые необходимо было принять в случае ситуации «Визит», разработали уже давно. Пока не надо было задумываться — только исполнять.
Белоусов получил доклад старшего смены в одиннадцать ноль пять. Пять-шесть минут он потратил на проверку полученных данных, затем — примерно в одиннадцать одиннадцать доложил министру обороны. В аппарате министра тоже понимали, что тянуть с этим делом не стоит. Референты были под стать своему шефу — такие же молодые и подтянутые, они не стали ждать, пока телевидение приедет осветить их брифинг, а из буфета принесут минеральную воду. Четырех минут им оказалось вполне достаточно, чтобы оценить РЕАЛЬНОСТЬ угрозы.