Страница:
— Ой! — Вылезая, Залина неловко ударилась головой об край стола. — Ой-ой-ой! — Она схватилась за ушибленное место двумя руками. — Полковник… Александр… Вы не поможете мне? Я так и не нашла эту проклятую ручку.
Рюмин развел руками — «о чем вы говорите?» — и изобразил на лице искреннюю готовность помочь, хотя неторопливость и некая обреченность движений говорили, скорее, об обратном.
И тут… Севастьянов подумал, что первое впечатление вовсе не было обманчивым. Он даже поразился, как это сразу не пришло ему в голову.
Плиева поднесла палец к губам, а потом показала на широкую спину Рюмина, торчавшую из-под стола.
Эта жестикуляция была более чем доходчивой. Генерал медленно опустил веки — «понял» — и приготовился тянуть время.
Рюмин возился долго. Он кряхтел, сопел и вообще чувствовал себя как здоровый кот, забравшийся в птичью клетку. Наконец он вылез и сокрушенно покачал головой.
— Не могу найти. Не знаю, куда она укатилась. Хотите, я дам вам свою? — Он полез во внутренний карман пиджака, но Залина остановила его.
— Спасибо, не надо. — Она обворожительно улыбнулась. — Я уже достала другую. У меня всегда с собой небольшой запас.
Рюмин глубоко вздохнул… Задержал на пару секунд дыхание… Потом улыбнулся в ответ и сказал:
— Пожалуйста. — Но улыбка его выглядела кислой.
— Ой, мы, кажется, уже подлетаем! — оживилась Плиева. Она протянула руку к иллюминатору.
Внизу, на изумрудно-зеленой траве летного поля стояла различная техника. В основном это были вертолеты Тульской дивизии ВДВ. Шоссе перегородили могучие «Уралы» с кузовами, крытыми брезентом — машины тыловых частей ПВО и Серпуховского артиллерийского училища.
Севастьянов заметил, как от здания аэроклуба отъехал уазик и помчался к ним. «Встречают!» Он почувствовал знакомую дрожь.
Теперь он был генералом с армией. Все необходимые инструменты были под рукой.
— Договорим на земле! — прокричал он. — Боюсь, сорву голос, а мне еще сегодня петь.
Никто больше не сказал ни слова.
Офицер в голубом берете и с капитанскими погонами на плечах выпрыгнул из уазика и лихо отдал генералу честь.
— Командир отдельной роты спецназа капитан Некрасов! — привычной четкой скороговоркой отрапортовал он.
Генерал убрал руку от козырька — теперь камуфляжная кепка молодцевато сидела на голове, скрывая седину, — и протянул капитану руку.
Плиева заметила, что он чуть дольше, чем следовало, задержал взгляд на подтянутой фигуре капитана. «Наверное, вспомнил о старшем сыне, ведь тот тоже был капитаном. И должность— почти такая же…» Она подумала, что, может быть, даже внешне капитан Некрасов чем-то похож на самого Севастьянова… Точнее, на Севастьянова лет двадцать назад.
Генерал словно торопился подтвердить ее мысли:
— Капитан! С этого момента вы и вверенное вам подразделение поступаете в мое личное распоряжение.
— Слушаюсь! — Рука взметнулась к берету. Она просто мелькнула в воздухе, вот была вытянута по шву и вот — уже застыла, едва касаясь кончиками пальцев правой брови.
Залина украдкой взглянула на Рюмина. Похоже, он оценил быстроту капитана. Эта самая рука, если ее не остановить, могла легко перерубить шею ребром ладони.
Генерал открыл заднюю дверцу машины, приглашая Плиеву. Как только она села, он запрыгнул на переднее сиденье. Его движения вдруг тоже стали легкими и стремительными. Некрасов уже сидел за рулем.
— Поехали! — сказал Севастьянов.
Рюмин едва успел плюхнуться на сиденье рядом с Залиной и захлопнуть дверцу. Он навалился на женщину плечом, тихо шепча извинения, Плиева кивнула и слегка отодвинулась.
— Штаб, я думаю, разместим в аэроклубе.
Уазик мчался по полю. Некрасов вцепился в руль, генерал— в ручку, торчавшую из передней панели. Двум пассажирам заднего сиденья приходилось нелегко, и если бы не мягкая матерчатая крыша, их головы могли бы серьезно пострадать.
У башенки аэроклуба генерал сказал спецназовцу:
— Капитан, помогите полковнику! Ему надо отобрать до взвода самых надежных, проверенных людей и обеспечить необходимым транспортом. Естественно, речь не идет о вашей роте, — пояснил он, увидев немой вопрос в глазах Некрасова. Севастьянов жестом пригласил Залину пройти в башенку и затем, обернувшись, добавил: — И вот еще что. Снимите с машины тент. Я прихватил с собой крем от загара, — он тряхнул чемоданчиком, — так что опасаться мне нечего.
— Есть! — Лицо Некрасова оставалось бесстрастным, хотя… в глазах мелькнули какие-то искорки.
— Кто командует частями десантников? — спросил Севастьянов.
— Замкомандира дивизии полковник Серебров.
— Понял. Передайте ему, что через пятнадцать минут я жду его в штабе. Это же относится и к командирам других подразделений. Вы мне понадобитесь сразу же, как только закончите с полковником.
Севастьянов повернулся и пошел вслед за Плиевой в здание аэроклуба.
— Зачем потребовался этот спектакль с ручкой? — спросил он у Залины, едва они остались одни.
— Лишние уши.
— Не доверяете коллеге?
— Нет. Не доверяю лишним ушам.
— Но в данном случае это одно и то же.
— Просто совпадение. В рапорте я все равно изложу все без утайки.
Севастьянов внимательно посмотрел на нее. «А ты ТА еще штучка…» Ответный взгляд говорил: «Да, я еще ТА…»
— У нас пятнадцать минут. Что вы хотели мне сказать? Как я понял, наедине?
Плиева подошла к столу, стоявшему в центре комнаты. На столешнице ничего не было. Аэроклубовские бумаги, собранные в аккуратную кучку, лежали рядом на полу. Севастьянов уловил ее вопросительный взгляд:
— Присаживайтесь, пожалуйста, — и сел напротив. Залина достала из «дипломата» распечатки и разложила их на столе. Немного помедлила и начала говорить:
— Я все время думаю о том, что происходит. Пытаюсь найти в этом смысл.
— Хм… — Начало не сулило ничего хорошего, и генерал уже решил, что эти пятнадцать минут будут потеряны впустую, но тем не менее приготовился выслушать.
— Вы знаете, генерал… Я не верю в контакты с инопланетянами! — решительно заявила Плиева. Это звучало по меньшей мере странно.
— Позвольте… А что же, по-вашему, лежит в лесу? Вы что, хотите сказать, что мы все организованно бредим? — Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Та штука, которая лежит в лесу, вполне материальна. Но я сильно сомневаюсь, что внутри нее кто-то сидит. Кто-то живой. Кто-то, с кем можно вести переговоры.
— Интересно… Тогда что же это?
— Я отрицаю возможность контакта с внеземными цивилизациями — назовем их так. По одной простой причине — мы находимся на разных уровнях развития. Этот разрыв слишком велик, и поэтому никакой контакт между нами невозможен.
— Хорошо, — задумчиво сказал Севастьянов. — Допустим, я приму вашу точку зрения? Что из этого следует?
— Давайте попытаемся проанализировать все имеющиеся факты. По порядку. Любую ситуацию можно рассматривать, исходя из двух крайних принципов. Первый я называю «принцип ужастика», а второй — «принцип детерминированности». Предопределенности, если по-русски.
— Я в курсе, — обронил генерал, но Залина не обратила на это внимания, она и не думала ставить под сомнение познания Севастьянова.
— Так вот, истина, конечно, всегда лежит где-то посередине. Где-то между. Но, чтобы до нее докопаться, надо обозначить границы. Вы согласны?
— Полностью. Начнем с «принципа ужастика». Что это такое?
— Генерал, вы любите ужастики? Ну, фильмы или книжки про оборотней, монстров, вампиров?
— Ненавижу.
— А я люблю. Но не в этом дело. Я заметила, что самые хорошие ужастики — которые действительно производят впечатление — это те, где все происходит потому, что происходит. Как только автор пытается объяснить, ПОЧЕМУ это происходит, очарование теряется.
— Вроде как фокусник показывает двойное дно у своего цилиндра, откуда он достает кролика? — догадался Севастьянов.
— Именно! — Залина торжествующе подняла палец, глаза ее горели. — Вы сразу ухватили суть. Мы можем действовать в соответствии с этим принципом: мол, тарелка прилетела потому, что прилетела, стрелять по мишени с закрытыми глазами, но, боюсь, удачи мы не добьемся. Разве что случайно.
— Принято. Перейдем ко второму принципу. Детерминированности, да?
— Да. Он заключается в том, что ничто на свете не происходит случайно. Все предопределено и подчинено изначальному замыслу.
— Ну, — генерал помял подбородок, — тут я с вами не совсем согласен… — Последние слова прозвучали глухо, и Залина заколебалась… Но потом решила, что должна это сказать.
Она умела быть жесткой… и даже жестокой, если требовалось.
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Я знаю, что вам тяжело об этом думать. И все же… Не следует смотреть на мир через призму личной трагедии… Вашей и вашей семьи.
— Вы думаете… что мой сын… Что изменить ничего было нельзя?
— Думаю, да. С момента его рождения. А может быть, еще раньше. Но, простите, я вернусь к нашей теме
— Да. — Генерал потер висок. — Прошу вас.
— Итак. Мы имеем некий набор исходных фактов. Наша задача — попытаться найти в них какую-то связь. Хотя бы видимость связи. До конца это все равно не удастся, но попробовать стоит. Начнем с самого начала. Прежде всего — примем это за постулат, как некую незыблемую истину, не нуждающуюся в проверке: наличие у цивилизации технологии межпланетных перелетов (а может, межзвездных, межгалактических и так далее, суть одна — очень далеких) предполагает наличие высокотехнологичного оружия.
— Не буду с этим спорить.
— Если бы нас хотели просто уничтожить, то сделали бы это за полчаса. В масштабах всей планеты, и, скорее всего, с нею заодно. Но этого пока не произошло. Почему?
— Ну-у-у… — Вопрос поставил Севастьянова в тупик. — Может, они все-таки хотят пойти на контакт? Но уже с позиции силы?
— Опять вы за свое… — отмахнулась Залина. — Представьте, что вы получили новую квартиру, в которой полно тараканов. Что вы будете делать?
— Выводить их.
— Вот. То есть — уничтожать.
— Разумеется. Я не отношу тараканов к числу домашних животных.
— И на контакт вы с ними не пойдете?
— Естественно… Погодите… Вы хотите сказать, что мы для них — что-то вроде тараканов?
— А кто мы для них? «Братья по разуму»? Поезжайте в Ферзиково, зайдите в пивную и попробуйте поговорить с местными забулдыгами о чем угодно. На сколько вас хватит?
— Думаю, минут на пятнадцать, от силы.
— Правильно. А ведь это — представители вашего биологического вида. По сути, такие же, как вы. Вы чувствуете? Даже минимальная разница в уровне интеллекта очень сильно затрудняет контакт, а в случае с инопланетным разумом эта возможность практически сведена к нулю.
— Значит… — Генерал не мог сдержать смех. До него вдруг дошел весь абсурд и комичность ситуации. — Значит… Значит, мы с вами — два разумных таракана? Сидим в своей норке и обсуждаем, как бы нам обхитрить НЕЧТО, превосходящее нас во всех отношениях на несколько порядков?
— Значит, так. Но согласитесь, наши поступки тоже детерминированы — самим фактом появления этой тарелки.
— Пусть так… И что же мы можем сделать?
— Давайте думать вместе. Смотрите. Мне только сейчас пришло в голову, что аналогия с тараканами более чем уместна. Вы помните рекламу по телевизору? Рекламу средства от тараканов? По-моему, «Комбат Рэйд», но я могу и ошибаться.
Севастьянова осенило.
— Да-да. Я знаю, о чем вы говорите! Один таракан заражается, потом заражает остальных…
— Остается только смести их трупики на совок и выкинуть в мусоропровод, — подхватила Плиева. — Именно это я и имела в виду.
— И чем же нас заражают?
— А нас не надо заражать. Все уже есть в нас самих.
— Вот как?
— Да. Латентная, то есть —скрытая, агрессивность. Это — двигатель прогресса. Человек — самое агрессивное существо в структуре биосферы. Причем его агрессия проявляется как вне, так и внутри своего вида. Вспомните всю историю человеческой цивилизации. Разве хоть один год прошел без войны? Даже часа не прошло. Мы все время напряжены, мы носим этот заряд в себе, а в последнее время, вследствие информационного взрыва, агрессии только прибавилось. И она постоянно ищет выход. Постоянно. Эта штука пострашнее ядерной энергии. Стоит найти ключик, который отпирает ей двери, и все…
— Вы хотите сказать, что эта штука принесла нам ключик? — догадался Севастьянов.
— Это только предположение, частности могут расходиться, но, думаю, в целом оно верное. Посмотрите на факты! Что у нас есть? Разбившийся вертолет дракинского аэроклуба. Выведенный из строя спутник. Происшествие с патрульной машиной. Взорвавшийся радар — здесь, в Дракине. — Она ткнула пальцем в потолок. — Человек с неадекватным поведением, задержанный в Тарусе. Обгоревший диспетчер в серпуховском штабе МЧС. И — повесившийся Липатов. Семь эпизодов. Из них три я бы выделила в отдельную группу, а именно: человек из Тарусы, Липатов и патрульная машина. Вертолет пока под вопросом — мы не знаем, что там произошло. Но в этих трех случаях налицо неконтролируемый выброс агрессии. Причем, когда под рукой не было другого объекта, агрессия проявлялась по отношению к себе. Что скажете? Генерал развел руками:
— Скажу, что ваши логические построения безупречны. Думаю, мы имеем право допустить, что поле может, — Севастьянов стал загибать пальцы, — а) убивать, и даже на расстоянии, посредством электронных приборов, б) заставлять убивать и в) заставлять убивать себя. Вы ведь это хотели сказать?
— Да, примерно.
— Значит, мы имеем дело не с межпланетным кораблем с пришельцами на борту, а с куском отравы, которую нам кто-то подбросил?
— По всей видимости.
— И эта отрава — не что иное, как психотропное оружие?
— Психотропного оружия нет в природе, — отрезала Плиева. — Это — досужая выдумка журналистов.
— В природе, может, и нет. А в ваших лабораториях?
— Я… — она нахмурилась, — не уполномочена обсуждать такие темы.
— Sapient! sat, — заметил генерал. В переводе с латыни это означало «умному достаточно».
— Я рада, что вы меня поняли. — Она тряхнула густой челкой. — Так вот, я думаю, что мы столкнулись здесь с чем-то подобным. Только гораздо более мощным.
— Допустим. Что вы предлагаете? Через, — он посмотрел на часы, — шесть минут здесь соберутся командиры подразделений, и я должен буду перед каждым поставить конкретную задачу.
Плиева развела руками:
— Боюсь, у меня нет предложений. Пока. Севастьянов нахмурился:
— Вот как? Такая прочувствованная речь, и никаких выводов? Мы что с вами, впустую сотрясали воздух? В таком случае мы по праву можем считать себя тараканами.
— Я не сказала «выводов», — резко ответила она. — А только «предложений». Мы действительно пока ничего не можем сделать.
— Разве? — В голосе генерала послышалось недоверие… И — самая малость ехидства.
— Ну а вам что первое приходит в голову?
— Например, поднять в воздух звено стратегических бомбардировщиков…
Плиева не дала ему договорить:
— То есть использовать высокоточное оружие? Бомбы с лазерным прицелом и ракеты с программируемыми боеголовками? Электронику, одним словом. И где гарантия, что эта ракета не улетит прямиком в Кремль? Вспомните спутник.
— Хорошо. Пример неудачный. Как насчет более традиционных видов оружия? Артиллерия, например. Я, пока летел в вертолете, — генерал достал из кармана план и стал увлеченно раскладывать его на столе, как мальчишка, собирающийся сыграть в «морской бой», — присмотрел одну высотку в нескольких километрах отсюда. Если поставить там две-три батареи, то снаряды по настильной траектории… — Он нахмурился, увидев, что его предложение не вызвало у Залины никакого энтузиазма.
— Вспомните снимки со спутника. Эта штука прошла земную атмосферу и даже не поцарапалась. Это все равно как если бы вы прошли сквозь двухметровую бетонную стену целым и невредимым. Может, прямое попадание и причинило бы ей вред. Но… Вы уверены, что мы сможем точно попасть? Или будем кидать снаряды наобум, квадратно-гнездовым способом? Тогда на вашей совести окажется смерть полковника Рюмина. Он наверняка застрелится, потому что ни о какой информационной безопасности в этом случае не может быть и речи.
— Хм… Ну, тогда…
— Набрать добровольцев в штурмовую группу, — перебила его Залина. — Забросить их в ЗОНУ и ждать, пока они начнут отрезать друг другу уши. Или — соберутся в кружок рядом с этой тарелкой и устроят групповое харакири. Заметьте, это в лучшем случае. В худшем — они прорвутся через кордоны и натворят здесь каких-нибудь дел.
— Так что же… — До Севастьянова только сейчас по-настоящему стала доходить серьезность ситуации. — Выхода нет?
— Выход всегда есть. Поэтому мы — люди, а не тараканы. Но я бы посоветовала вам не трогать пока эту штуку, какое бы давление сверху на вас ни оказывали. Потому что… Быть может, она только этого и ждет.
Взгляд генерала упал на план, лежавший на столе. Рядом с ним лежала бумажка — та самая, полученная из офиса МТС. Севастьянов вдруг улыбнулся:
— А знаете, Залина Александровна… Я — практик. А у вас одни теории. И вот что я хочу вам сказать: ваша теория ни к черту не годится!
— Это почему же? — насторожилась Плиева. Слова генерала даже не сами слова, а тон, которым они были сказаны, — задели ее за живое.
— Если они такие разумные, эти ваши инопланетяне, то почему же они положили свою таблетку в такое неудачное место? А? В зону, где нет покрытия мобильной сети? Смотрите, — он положил схему рядом с планом, и Залина увидела, что ПЯТНО меньше, чем территория, не охваченная сигналом. — Они ведь могли передавать свое чертово поле от вышки к вышке? Так ведь? А они сунули ее именно сюда? Может, все наши рассуждения неверны?
— Может, — задумчиво сказала Плиева. — Они могли, как вы выражаетесь, положить ее в Антарктиду, и там бы ее точно никто не нашел. А могли — во внутренний двор Пентагона. Или — на Красную площадь. Но им почему-то потребовалось именно сюда. Почему?
— Ну, так что это? Раз уж мы договорились, что это не может быть контактом, то как мы это назовем? Неудачным вторжением?
— Ну-у-у… — Теперь она не выглядела такой уверенной. Где-то в своих рассуждениях она упустила одно, но очень важное, звено. И ответ был где-то близко, она чувствовала это. — Мне кажется, это больше похоже на эксперимент… Не контакт, не вторжение, а эксперимент… Репетиция… — Нужное слово вертелось на языке, но никак не могло сорваться.
— Решено, — подвел итог генерал. — Расставляем фигуры на доске. Думаю, у нас есть в запасе час. Потом меня заставят перейти к более решительным действиям. Если что-нибудь надумаете — поделитесь со мной. Ладно?
— Угу. — Плиева кивнула. — Генерал!
— Да?
— У меня появилась одна мысль… Севастьянов тяжело вздохнул:
— У меня от своих голова идет кругом… Выкладывайте.
— Механизм психических процессов до конца не изучен… Подозреваю, что до САМОГО конца он не будет изучен никогда. Может быть, это поле действует избирательно? В целом — одинаково, но на каждого — чуть-чуть по-разному?
— Значит, на кого-то оно не действует вовсе?
— Генерал, — твердо сказала Плиева, — если из ЗОНЫ выйдет хоть один человек, я хотела бы с ним поговорить. Пусть берегут его, как зеницу ока. Мне НАДО с ним поговорить.
— Хорошо. Это я вам обещаю. А сейчас, — он взглянул на часы, — извините. Меня не поймут, если вы будете присутствовать на нашей тайной вечере.
— Обычное дело. Мужской шовинизм.
— Ну, не надо так категорично…
— Я все понимаю. — Она встала и начала собираться. — Вы меня любезно выпроваживаете, потому что прежде всего видите во мне женщину, а потом уже — психолога. Мне это даже где-то льстит. Но сейчас я веду себя как психолог, а потом уже — как женщина. Я не обижаюсь. Спасибо, что выслушали меня.
Залина уложила бумаги обратно в «дипломат» и щелкнула замками. У двери генерал ее окликнул:
— Залина Александровна!
Она обернулась, и… В этом повороте головы было что-то роковое. Севастьянов даже удивился, как не вовремя могут приходить в голову такие мысли.
— Я вам верю. Час я продержусь. А вы пока постарайтесь что-нибудь придумать.
— А если не придумаю?
— Тогда… молитесь. За всех нас.
— Ваш оптимизм, генерал… — Она коротко рассмеялась, но этот смешок получился немного нервным. — Заразителен.
Плиева открыла дверь и увидела собравшихся офицеров.
Капитан Некрасов, застывший, как янычар, на пороге, хранил молчание.
Залина вышла, капитан посмотрел на Севастьянова и, получив утвердительный кивок, отступил, пропуская командиров на совещание в здание дракинского аэроклуба, который сегодня стал штабом.
Они смеялись, катаясь по траве, и, наверное (подумала Рита), представляли собой странное и жалкое зрелище.
Она — с опухшей и треснувшей нижней губой, волосы спутались и свисают на глаза, как пакля, пиво застыло хрупкой корочкой на затылке, руки покрыты грязью и зеленым соком травы… Да и Джордж выглядел не лучше. Кровь на щеке запеклась бурой коростой, волосы стоят дыбом, словно его хорошенько ударило током, рукав толстовки — в красных разводах, а из порванного носка торчит желтая пятка.
Достойная парочка!
Смех прошел так же неожиданно, как и настиг их. Рита даже знала, что послужило сигналом, ПОЧЕМУ они вдруг перестали смеяться…
Она в очередной раз (давно уже сбилась со счету, они будто открыли самую удачную шутку в мире, действующую безотказно, как щекотка) выставила палец и покрутила им в воздухе, а Джордж, заливаясь радостными воплями, схватил ее за руку, поднес к губам и тихо, украдкой, поцеловал.
Поцеловал ее указательный палец, тот самый, которым включалась машина веселого смеха. Он сделал это словно нечаянно, будто не вкладывал никакого смысла в легкое прикосновение губ. Но… С того момента все изменилось, и они оба об этом знали.
Она тоже сделала вид, что ничего не заметила, а если и заметила, то не придала никакого значения, как если бы он скинул с ее ноги ползущую гусеницу или мошку (наверняка ощутив при этом сквозь плотную джинсовую ткань мягкое тепло ее бедра), но все же это был поцелуй.
Настоящий, пусть мимолетный, но глубокий и нежный поцелуй.
Он длился всего мгновение, и Джордж почему-то вдруг испугался, что она отдернет руку… или не обратит на это никакого внимания…
Но она СДЕЛАЛА ВИД, что не обратила внимания, хотя на самом деле… Он видел, что она только СДЕЛАЛА ВИД.
И смех оборвался — так же неожиданно, как и начался. Они оба почувствовали себя маленькими детьми, катавшимися на карусели, которая вдруг остановилась.
Хохот, радостные крики, ветер выжимает маленькие слезинки из уголков глаз, круг внезапно разламывается и превращается в одну бесконечную прямую, и кажется, что это не кончится никогда… Никогда — будет длиться всю жизнь, а может, даже больше, чем всю жизнь, вечно, до тех пор, пока существуют Земля и звезды, пока дует ветер и шумит море, пока рука в замасленной перчатке не дернет рубильник.
И тогда ощущение радостного стремительного покоя сменяется… Нет, не обидой и не разочарованием — чем-то другим. Чувством тупика, из которого нет выхода. И возврата нет. Та поездка на карусели, что обещала быть вечной, закончена, и в нее больше никогда не вернуться.
И даже если заставить папу быстро сбегать в кассу, чтобы купить еще один билетик, и сесть на ту же самую лошадку (или паровоз, или самолет, или машину), то это будет уже ДРУГАЯ карусель.
Все теперь пойдет ПО-ДРУГОМУ.
Они оба почувствовали этот момент, тонкий и звенящий, как прощание с детством, с той лишь разницей, что в случае с детством этот момент находишь потом, роясь в памяти и отбрасывая ненужные воспоминания, пыльные и докучливые, ты только потом ощущаешь, что он, оказывается, был, был, ты просто не заметил… Это как путешествие на машине времени, но они…
Они почувствовали это в ту же секунду, время не утратило свою цельность, в нем не оказалось пустот и дырок, легкий, почти невесомый, но такой настоящий поцелуй четко совпал с очередным взмахом маятника.
Они ощутили тревогу. Что-то надвигалось. Что-то ждало их впереди. Что-то, уже показавшееся на горизонте, неумолимо, будто черная дыра, притягивающее к себе. И этот поцелуй… Он был похож на преждевременное прощание, словно холодный поцелуй на перроне за пять минут до отправления поезда.
Джордж смутился, Рита отвела взгляд.
— Я попробую завести байк, — сказал он. Рита кивнула.
— Ты всю залил меня пивом, — сказала она с ненужным упреком.
Слова вырвались сами по себе, они ничего не значили, но они требовали какой-то эмоциональной окраски, и наиболее подходящим оказался упрек, хотя он тоже не значил ничего.
— Оно теплое. Нагрелось на солнце…
Диалог стал рассыпаться, как та стена в Гурьеве, реплики потеряли смысл, они просто издавали звуки, не надеясь на то, что смогут выразить свои чувства… И не надеясь на ответное понимание.
— Движок заглох… Тут два цилиндра… Иногда бывает нелегко выставить зажигание… Но я умею…
Джордж поковылял к байку, горячий асфальт жег босую пятку.
Рита скинула рюкзачок, покопалась в нем, достала расческу… Бросила ее обратно, затянула завязки… Потом снова ослабила их, достала расческу и стала нервно, с каким-то ожесточением, расчесываться…
Рюмин развел руками — «о чем вы говорите?» — и изобразил на лице искреннюю готовность помочь, хотя неторопливость и некая обреченность движений говорили, скорее, об обратном.
И тут… Севастьянов подумал, что первое впечатление вовсе не было обманчивым. Он даже поразился, как это сразу не пришло ему в голову.
Плиева поднесла палец к губам, а потом показала на широкую спину Рюмина, торчавшую из-под стола.
Эта жестикуляция была более чем доходчивой. Генерал медленно опустил веки — «понял» — и приготовился тянуть время.
Рюмин возился долго. Он кряхтел, сопел и вообще чувствовал себя как здоровый кот, забравшийся в птичью клетку. Наконец он вылез и сокрушенно покачал головой.
— Не могу найти. Не знаю, куда она укатилась. Хотите, я дам вам свою? — Он полез во внутренний карман пиджака, но Залина остановила его.
— Спасибо, не надо. — Она обворожительно улыбнулась. — Я уже достала другую. У меня всегда с собой небольшой запас.
Рюмин глубоко вздохнул… Задержал на пару секунд дыхание… Потом улыбнулся в ответ и сказал:
— Пожалуйста. — Но улыбка его выглядела кислой.
— Ой, мы, кажется, уже подлетаем! — оживилась Плиева. Она протянула руку к иллюминатору.
Внизу, на изумрудно-зеленой траве летного поля стояла различная техника. В основном это были вертолеты Тульской дивизии ВДВ. Шоссе перегородили могучие «Уралы» с кузовами, крытыми брезентом — машины тыловых частей ПВО и Серпуховского артиллерийского училища.
Севастьянов заметил, как от здания аэроклуба отъехал уазик и помчался к ним. «Встречают!» Он почувствовал знакомую дрожь.
Теперь он был генералом с армией. Все необходимые инструменты были под рукой.
— Договорим на земле! — прокричал он. — Боюсь, сорву голос, а мне еще сегодня петь.
Никто больше не сказал ни слова.
Офицер в голубом берете и с капитанскими погонами на плечах выпрыгнул из уазика и лихо отдал генералу честь.
— Командир отдельной роты спецназа капитан Некрасов! — привычной четкой скороговоркой отрапортовал он.
Генерал убрал руку от козырька — теперь камуфляжная кепка молодцевато сидела на голове, скрывая седину, — и протянул капитану руку.
Плиева заметила, что он чуть дольше, чем следовало, задержал взгляд на подтянутой фигуре капитана. «Наверное, вспомнил о старшем сыне, ведь тот тоже был капитаном. И должность— почти такая же…» Она подумала, что, может быть, даже внешне капитан Некрасов чем-то похож на самого Севастьянова… Точнее, на Севастьянова лет двадцать назад.
Генерал словно торопился подтвердить ее мысли:
— Капитан! С этого момента вы и вверенное вам подразделение поступаете в мое личное распоряжение.
— Слушаюсь! — Рука взметнулась к берету. Она просто мелькнула в воздухе, вот была вытянута по шву и вот — уже застыла, едва касаясь кончиками пальцев правой брови.
Залина украдкой взглянула на Рюмина. Похоже, он оценил быстроту капитана. Эта самая рука, если ее не остановить, могла легко перерубить шею ребром ладони.
Генерал открыл заднюю дверцу машины, приглашая Плиеву. Как только она села, он запрыгнул на переднее сиденье. Его движения вдруг тоже стали легкими и стремительными. Некрасов уже сидел за рулем.
— Поехали! — сказал Севастьянов.
Рюмин едва успел плюхнуться на сиденье рядом с Залиной и захлопнуть дверцу. Он навалился на женщину плечом, тихо шепча извинения, Плиева кивнула и слегка отодвинулась.
— Штаб, я думаю, разместим в аэроклубе.
Уазик мчался по полю. Некрасов вцепился в руль, генерал— в ручку, торчавшую из передней панели. Двум пассажирам заднего сиденья приходилось нелегко, и если бы не мягкая матерчатая крыша, их головы могли бы серьезно пострадать.
У башенки аэроклуба генерал сказал спецназовцу:
— Капитан, помогите полковнику! Ему надо отобрать до взвода самых надежных, проверенных людей и обеспечить необходимым транспортом. Естественно, речь не идет о вашей роте, — пояснил он, увидев немой вопрос в глазах Некрасова. Севастьянов жестом пригласил Залину пройти в башенку и затем, обернувшись, добавил: — И вот еще что. Снимите с машины тент. Я прихватил с собой крем от загара, — он тряхнул чемоданчиком, — так что опасаться мне нечего.
— Есть! — Лицо Некрасова оставалось бесстрастным, хотя… в глазах мелькнули какие-то искорки.
— Кто командует частями десантников? — спросил Севастьянов.
— Замкомандира дивизии полковник Серебров.
— Понял. Передайте ему, что через пятнадцать минут я жду его в штабе. Это же относится и к командирам других подразделений. Вы мне понадобитесь сразу же, как только закончите с полковником.
Севастьянов повернулся и пошел вслед за Плиевой в здание аэроклуба.
— Зачем потребовался этот спектакль с ручкой? — спросил он у Залины, едва они остались одни.
— Лишние уши.
— Не доверяете коллеге?
— Нет. Не доверяю лишним ушам.
— Но в данном случае это одно и то же.
— Просто совпадение. В рапорте я все равно изложу все без утайки.
Севастьянов внимательно посмотрел на нее. «А ты ТА еще штучка…» Ответный взгляд говорил: «Да, я еще ТА…»
— У нас пятнадцать минут. Что вы хотели мне сказать? Как я понял, наедине?
Плиева подошла к столу, стоявшему в центре комнаты. На столешнице ничего не было. Аэроклубовские бумаги, собранные в аккуратную кучку, лежали рядом на полу. Севастьянов уловил ее вопросительный взгляд:
— Присаживайтесь, пожалуйста, — и сел напротив. Залина достала из «дипломата» распечатки и разложила их на столе. Немного помедлила и начала говорить:
— Я все время думаю о том, что происходит. Пытаюсь найти в этом смысл.
— Хм… — Начало не сулило ничего хорошего, и генерал уже решил, что эти пятнадцать минут будут потеряны впустую, но тем не менее приготовился выслушать.
— Вы знаете, генерал… Я не верю в контакты с инопланетянами! — решительно заявила Плиева. Это звучало по меньшей мере странно.
— Позвольте… А что же, по-вашему, лежит в лесу? Вы что, хотите сказать, что мы все организованно бредим? — Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Та штука, которая лежит в лесу, вполне материальна. Но я сильно сомневаюсь, что внутри нее кто-то сидит. Кто-то живой. Кто-то, с кем можно вести переговоры.
— Интересно… Тогда что же это?
— Я отрицаю возможность контакта с внеземными цивилизациями — назовем их так. По одной простой причине — мы находимся на разных уровнях развития. Этот разрыв слишком велик, и поэтому никакой контакт между нами невозможен.
— Хорошо, — задумчиво сказал Севастьянов. — Допустим, я приму вашу точку зрения? Что из этого следует?
— Давайте попытаемся проанализировать все имеющиеся факты. По порядку. Любую ситуацию можно рассматривать, исходя из двух крайних принципов. Первый я называю «принцип ужастика», а второй — «принцип детерминированности». Предопределенности, если по-русски.
— Я в курсе, — обронил генерал, но Залина не обратила на это внимания, она и не думала ставить под сомнение познания Севастьянова.
— Так вот, истина, конечно, всегда лежит где-то посередине. Где-то между. Но, чтобы до нее докопаться, надо обозначить границы. Вы согласны?
— Полностью. Начнем с «принципа ужастика». Что это такое?
— Генерал, вы любите ужастики? Ну, фильмы или книжки про оборотней, монстров, вампиров?
— Ненавижу.
— А я люблю. Но не в этом дело. Я заметила, что самые хорошие ужастики — которые действительно производят впечатление — это те, где все происходит потому, что происходит. Как только автор пытается объяснить, ПОЧЕМУ это происходит, очарование теряется.
— Вроде как фокусник показывает двойное дно у своего цилиндра, откуда он достает кролика? — догадался Севастьянов.
— Именно! — Залина торжествующе подняла палец, глаза ее горели. — Вы сразу ухватили суть. Мы можем действовать в соответствии с этим принципом: мол, тарелка прилетела потому, что прилетела, стрелять по мишени с закрытыми глазами, но, боюсь, удачи мы не добьемся. Разве что случайно.
— Принято. Перейдем ко второму принципу. Детерминированности, да?
— Да. Он заключается в том, что ничто на свете не происходит случайно. Все предопределено и подчинено изначальному замыслу.
— Ну, — генерал помял подбородок, — тут я с вами не совсем согласен… — Последние слова прозвучали глухо, и Залина заколебалась… Но потом решила, что должна это сказать.
Она умела быть жесткой… и даже жестокой, если требовалось.
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Я знаю, что вам тяжело об этом думать. И все же… Не следует смотреть на мир через призму личной трагедии… Вашей и вашей семьи.
— Вы думаете… что мой сын… Что изменить ничего было нельзя?
— Думаю, да. С момента его рождения. А может быть, еще раньше. Но, простите, я вернусь к нашей теме
— Да. — Генерал потер висок. — Прошу вас.
— Итак. Мы имеем некий набор исходных фактов. Наша задача — попытаться найти в них какую-то связь. Хотя бы видимость связи. До конца это все равно не удастся, но попробовать стоит. Начнем с самого начала. Прежде всего — примем это за постулат, как некую незыблемую истину, не нуждающуюся в проверке: наличие у цивилизации технологии межпланетных перелетов (а может, межзвездных, межгалактических и так далее, суть одна — очень далеких) предполагает наличие высокотехнологичного оружия.
— Не буду с этим спорить.
— Если бы нас хотели просто уничтожить, то сделали бы это за полчаса. В масштабах всей планеты, и, скорее всего, с нею заодно. Но этого пока не произошло. Почему?
— Ну-у-у… — Вопрос поставил Севастьянова в тупик. — Может, они все-таки хотят пойти на контакт? Но уже с позиции силы?
— Опять вы за свое… — отмахнулась Залина. — Представьте, что вы получили новую квартиру, в которой полно тараканов. Что вы будете делать?
— Выводить их.
— Вот. То есть — уничтожать.
— Разумеется. Я не отношу тараканов к числу домашних животных.
— И на контакт вы с ними не пойдете?
— Естественно… Погодите… Вы хотите сказать, что мы для них — что-то вроде тараканов?
— А кто мы для них? «Братья по разуму»? Поезжайте в Ферзиково, зайдите в пивную и попробуйте поговорить с местными забулдыгами о чем угодно. На сколько вас хватит?
— Думаю, минут на пятнадцать, от силы.
— Правильно. А ведь это — представители вашего биологического вида. По сути, такие же, как вы. Вы чувствуете? Даже минимальная разница в уровне интеллекта очень сильно затрудняет контакт, а в случае с инопланетным разумом эта возможность практически сведена к нулю.
— Значит… — Генерал не мог сдержать смех. До него вдруг дошел весь абсурд и комичность ситуации. — Значит… Значит, мы с вами — два разумных таракана? Сидим в своей норке и обсуждаем, как бы нам обхитрить НЕЧТО, превосходящее нас во всех отношениях на несколько порядков?
— Значит, так. Но согласитесь, наши поступки тоже детерминированы — самим фактом появления этой тарелки.
— Пусть так… И что же мы можем сделать?
— Давайте думать вместе. Смотрите. Мне только сейчас пришло в голову, что аналогия с тараканами более чем уместна. Вы помните рекламу по телевизору? Рекламу средства от тараканов? По-моему, «Комбат Рэйд», но я могу и ошибаться.
Севастьянова осенило.
— Да-да. Я знаю, о чем вы говорите! Один таракан заражается, потом заражает остальных…
— Остается только смести их трупики на совок и выкинуть в мусоропровод, — подхватила Плиева. — Именно это я и имела в виду.
— И чем же нас заражают?
— А нас не надо заражать. Все уже есть в нас самих.
— Вот как?
— Да. Латентная, то есть —скрытая, агрессивность. Это — двигатель прогресса. Человек — самое агрессивное существо в структуре биосферы. Причем его агрессия проявляется как вне, так и внутри своего вида. Вспомните всю историю человеческой цивилизации. Разве хоть один год прошел без войны? Даже часа не прошло. Мы все время напряжены, мы носим этот заряд в себе, а в последнее время, вследствие информационного взрыва, агрессии только прибавилось. И она постоянно ищет выход. Постоянно. Эта штука пострашнее ядерной энергии. Стоит найти ключик, который отпирает ей двери, и все…
— Вы хотите сказать, что эта штука принесла нам ключик? — догадался Севастьянов.
— Это только предположение, частности могут расходиться, но, думаю, в целом оно верное. Посмотрите на факты! Что у нас есть? Разбившийся вертолет дракинского аэроклуба. Выведенный из строя спутник. Происшествие с патрульной машиной. Взорвавшийся радар — здесь, в Дракине. — Она ткнула пальцем в потолок. — Человек с неадекватным поведением, задержанный в Тарусе. Обгоревший диспетчер в серпуховском штабе МЧС. И — повесившийся Липатов. Семь эпизодов. Из них три я бы выделила в отдельную группу, а именно: человек из Тарусы, Липатов и патрульная машина. Вертолет пока под вопросом — мы не знаем, что там произошло. Но в этих трех случаях налицо неконтролируемый выброс агрессии. Причем, когда под рукой не было другого объекта, агрессия проявлялась по отношению к себе. Что скажете? Генерал развел руками:
— Скажу, что ваши логические построения безупречны. Думаю, мы имеем право допустить, что поле может, — Севастьянов стал загибать пальцы, — а) убивать, и даже на расстоянии, посредством электронных приборов, б) заставлять убивать и в) заставлять убивать себя. Вы ведь это хотели сказать?
— Да, примерно.
— Значит, мы имеем дело не с межпланетным кораблем с пришельцами на борту, а с куском отравы, которую нам кто-то подбросил?
— По всей видимости.
— И эта отрава — не что иное, как психотропное оружие?
— Психотропного оружия нет в природе, — отрезала Плиева. — Это — досужая выдумка журналистов.
— В природе, может, и нет. А в ваших лабораториях?
— Я… — она нахмурилась, — не уполномочена обсуждать такие темы.
— Sapient! sat, — заметил генерал. В переводе с латыни это означало «умному достаточно».
— Я рада, что вы меня поняли. — Она тряхнула густой челкой. — Так вот, я думаю, что мы столкнулись здесь с чем-то подобным. Только гораздо более мощным.
— Допустим. Что вы предлагаете? Через, — он посмотрел на часы, — шесть минут здесь соберутся командиры подразделений, и я должен буду перед каждым поставить конкретную задачу.
Плиева развела руками:
— Боюсь, у меня нет предложений. Пока. Севастьянов нахмурился:
— Вот как? Такая прочувствованная речь, и никаких выводов? Мы что с вами, впустую сотрясали воздух? В таком случае мы по праву можем считать себя тараканами.
— Я не сказала «выводов», — резко ответила она. — А только «предложений». Мы действительно пока ничего не можем сделать.
— Разве? — В голосе генерала послышалось недоверие… И — самая малость ехидства.
— Ну а вам что первое приходит в голову?
— Например, поднять в воздух звено стратегических бомбардировщиков…
Плиева не дала ему договорить:
— То есть использовать высокоточное оружие? Бомбы с лазерным прицелом и ракеты с программируемыми боеголовками? Электронику, одним словом. И где гарантия, что эта ракета не улетит прямиком в Кремль? Вспомните спутник.
— Хорошо. Пример неудачный. Как насчет более традиционных видов оружия? Артиллерия, например. Я, пока летел в вертолете, — генерал достал из кармана план и стал увлеченно раскладывать его на столе, как мальчишка, собирающийся сыграть в «морской бой», — присмотрел одну высотку в нескольких километрах отсюда. Если поставить там две-три батареи, то снаряды по настильной траектории… — Он нахмурился, увидев, что его предложение не вызвало у Залины никакого энтузиазма.
— Вспомните снимки со спутника. Эта штука прошла земную атмосферу и даже не поцарапалась. Это все равно как если бы вы прошли сквозь двухметровую бетонную стену целым и невредимым. Может, прямое попадание и причинило бы ей вред. Но… Вы уверены, что мы сможем точно попасть? Или будем кидать снаряды наобум, квадратно-гнездовым способом? Тогда на вашей совести окажется смерть полковника Рюмина. Он наверняка застрелится, потому что ни о какой информационной безопасности в этом случае не может быть и речи.
— Хм… Ну, тогда…
— Набрать добровольцев в штурмовую группу, — перебила его Залина. — Забросить их в ЗОНУ и ждать, пока они начнут отрезать друг другу уши. Или — соберутся в кружок рядом с этой тарелкой и устроят групповое харакири. Заметьте, это в лучшем случае. В худшем — они прорвутся через кордоны и натворят здесь каких-нибудь дел.
— Так что же… — До Севастьянова только сейчас по-настоящему стала доходить серьезность ситуации. — Выхода нет?
— Выход всегда есть. Поэтому мы — люди, а не тараканы. Но я бы посоветовала вам не трогать пока эту штуку, какое бы давление сверху на вас ни оказывали. Потому что… Быть может, она только этого и ждет.
Взгляд генерала упал на план, лежавший на столе. Рядом с ним лежала бумажка — та самая, полученная из офиса МТС. Севастьянов вдруг улыбнулся:
— А знаете, Залина Александровна… Я — практик. А у вас одни теории. И вот что я хочу вам сказать: ваша теория ни к черту не годится!
— Это почему же? — насторожилась Плиева. Слова генерала даже не сами слова, а тон, которым они были сказаны, — задели ее за живое.
— Если они такие разумные, эти ваши инопланетяне, то почему же они положили свою таблетку в такое неудачное место? А? В зону, где нет покрытия мобильной сети? Смотрите, — он положил схему рядом с планом, и Залина увидела, что ПЯТНО меньше, чем территория, не охваченная сигналом. — Они ведь могли передавать свое чертово поле от вышки к вышке? Так ведь? А они сунули ее именно сюда? Может, все наши рассуждения неверны?
— Может, — задумчиво сказала Плиева. — Они могли, как вы выражаетесь, положить ее в Антарктиду, и там бы ее точно никто не нашел. А могли — во внутренний двор Пентагона. Или — на Красную площадь. Но им почему-то потребовалось именно сюда. Почему?
— Ну, так что это? Раз уж мы договорились, что это не может быть контактом, то как мы это назовем? Неудачным вторжением?
— Ну-у-у… — Теперь она не выглядела такой уверенной. Где-то в своих рассуждениях она упустила одно, но очень важное, звено. И ответ был где-то близко, она чувствовала это. — Мне кажется, это больше похоже на эксперимент… Не контакт, не вторжение, а эксперимент… Репетиция… — Нужное слово вертелось на языке, но никак не могло сорваться.
— Решено, — подвел итог генерал. — Расставляем фигуры на доске. Думаю, у нас есть в запасе час. Потом меня заставят перейти к более решительным действиям. Если что-нибудь надумаете — поделитесь со мной. Ладно?
— Угу. — Плиева кивнула. — Генерал!
— Да?
— У меня появилась одна мысль… Севастьянов тяжело вздохнул:
— У меня от своих голова идет кругом… Выкладывайте.
— Механизм психических процессов до конца не изучен… Подозреваю, что до САМОГО конца он не будет изучен никогда. Может быть, это поле действует избирательно? В целом — одинаково, но на каждого — чуть-чуть по-разному?
— Значит, на кого-то оно не действует вовсе?
— Генерал, — твердо сказала Плиева, — если из ЗОНЫ выйдет хоть один человек, я хотела бы с ним поговорить. Пусть берегут его, как зеницу ока. Мне НАДО с ним поговорить.
— Хорошо. Это я вам обещаю. А сейчас, — он взглянул на часы, — извините. Меня не поймут, если вы будете присутствовать на нашей тайной вечере.
— Обычное дело. Мужской шовинизм.
— Ну, не надо так категорично…
— Я все понимаю. — Она встала и начала собираться. — Вы меня любезно выпроваживаете, потому что прежде всего видите во мне женщину, а потом уже — психолога. Мне это даже где-то льстит. Но сейчас я веду себя как психолог, а потом уже — как женщина. Я не обижаюсь. Спасибо, что выслушали меня.
Залина уложила бумаги обратно в «дипломат» и щелкнула замками. У двери генерал ее окликнул:
— Залина Александровна!
Она обернулась, и… В этом повороте головы было что-то роковое. Севастьянов даже удивился, как не вовремя могут приходить в голову такие мысли.
— Я вам верю. Час я продержусь. А вы пока постарайтесь что-нибудь придумать.
— А если не придумаю?
— Тогда… молитесь. За всех нас.
— Ваш оптимизм, генерал… — Она коротко рассмеялась, но этот смешок получился немного нервным. — Заразителен.
Плиева открыла дверь и увидела собравшихся офицеров.
Капитан Некрасов, застывший, как янычар, на пороге, хранил молчание.
Залина вышла, капитан посмотрел на Севастьянова и, получив утвердительный кивок, отступил, пропуская командиров на совещание в здание дракинского аэроклуба, который сегодня стал штабом.
* * *
Двенадцать часов двадцать минут. Шоссе Таруса — Калуга.Они смеялись, катаясь по траве, и, наверное (подумала Рита), представляли собой странное и жалкое зрелище.
Она — с опухшей и треснувшей нижней губой, волосы спутались и свисают на глаза, как пакля, пиво застыло хрупкой корочкой на затылке, руки покрыты грязью и зеленым соком травы… Да и Джордж выглядел не лучше. Кровь на щеке запеклась бурой коростой, волосы стоят дыбом, словно его хорошенько ударило током, рукав толстовки — в красных разводах, а из порванного носка торчит желтая пятка.
Достойная парочка!
Смех прошел так же неожиданно, как и настиг их. Рита даже знала, что послужило сигналом, ПОЧЕМУ они вдруг перестали смеяться…
Она в очередной раз (давно уже сбилась со счету, они будто открыли самую удачную шутку в мире, действующую безотказно, как щекотка) выставила палец и покрутила им в воздухе, а Джордж, заливаясь радостными воплями, схватил ее за руку, поднес к губам и тихо, украдкой, поцеловал.
Поцеловал ее указательный палец, тот самый, которым включалась машина веселого смеха. Он сделал это словно нечаянно, будто не вкладывал никакого смысла в легкое прикосновение губ. Но… С того момента все изменилось, и они оба об этом знали.
Она тоже сделала вид, что ничего не заметила, а если и заметила, то не придала никакого значения, как если бы он скинул с ее ноги ползущую гусеницу или мошку (наверняка ощутив при этом сквозь плотную джинсовую ткань мягкое тепло ее бедра), но все же это был поцелуй.
Настоящий, пусть мимолетный, но глубокий и нежный поцелуй.
Он длился всего мгновение, и Джордж почему-то вдруг испугался, что она отдернет руку… или не обратит на это никакого внимания…
Но она СДЕЛАЛА ВИД, что не обратила внимания, хотя на самом деле… Он видел, что она только СДЕЛАЛА ВИД.
И смех оборвался — так же неожиданно, как и начался. Они оба почувствовали себя маленькими детьми, катавшимися на карусели, которая вдруг остановилась.
Хохот, радостные крики, ветер выжимает маленькие слезинки из уголков глаз, круг внезапно разламывается и превращается в одну бесконечную прямую, и кажется, что это не кончится никогда… Никогда — будет длиться всю жизнь, а может, даже больше, чем всю жизнь, вечно, до тех пор, пока существуют Земля и звезды, пока дует ветер и шумит море, пока рука в замасленной перчатке не дернет рубильник.
И тогда ощущение радостного стремительного покоя сменяется… Нет, не обидой и не разочарованием — чем-то другим. Чувством тупика, из которого нет выхода. И возврата нет. Та поездка на карусели, что обещала быть вечной, закончена, и в нее больше никогда не вернуться.
И даже если заставить папу быстро сбегать в кассу, чтобы купить еще один билетик, и сесть на ту же самую лошадку (или паровоз, или самолет, или машину), то это будет уже ДРУГАЯ карусель.
Все теперь пойдет ПО-ДРУГОМУ.
Они оба почувствовали этот момент, тонкий и звенящий, как прощание с детством, с той лишь разницей, что в случае с детством этот момент находишь потом, роясь в памяти и отбрасывая ненужные воспоминания, пыльные и докучливые, ты только потом ощущаешь, что он, оказывается, был, был, ты просто не заметил… Это как путешествие на машине времени, но они…
Они почувствовали это в ту же секунду, время не утратило свою цельность, в нем не оказалось пустот и дырок, легкий, почти невесомый, но такой настоящий поцелуй четко совпал с очередным взмахом маятника.
Они ощутили тревогу. Что-то надвигалось. Что-то ждало их впереди. Что-то, уже показавшееся на горизонте, неумолимо, будто черная дыра, притягивающее к себе. И этот поцелуй… Он был похож на преждевременное прощание, словно холодный поцелуй на перроне за пять минут до отправления поезда.
Джордж смутился, Рита отвела взгляд.
— Я попробую завести байк, — сказал он. Рита кивнула.
— Ты всю залил меня пивом, — сказала она с ненужным упреком.
Слова вырвались сами по себе, они ничего не значили, но они требовали какой-то эмоциональной окраски, и наиболее подходящим оказался упрек, хотя он тоже не значил ничего.
— Оно теплое. Нагрелось на солнце…
Диалог стал рассыпаться, как та стена в Гурьеве, реплики потеряли смысл, они просто издавали звуки, не надеясь на то, что смогут выразить свои чувства… И не надеясь на ответное понимание.
— Движок заглох… Тут два цилиндра… Иногда бывает нелегко выставить зажигание… Но я умею…
Джордж поковылял к байку, горячий асфальт жег босую пятку.
Рита скинула рюкзачок, покопалась в нем, достала расческу… Бросила ее обратно, затянула завязки… Потом снова ослабила их, достала расческу и стала нервно, с каким-то ожесточением, расчесываться…