Селецкий Алексей. Нелюдь

   — Привал. Здесь можно и поговорить, — рюкзак плавно скользнул с плеча под куст. — Пить хочешь?
   Сил хватило только на кивок. И на то, чтобы не выронить здоровенную флягу в матерчатом чехле — пластиковую, белую, наполненную чем-то теплым. В нос ударил горький травяной запах.
   — Ты пей, пей. Вот увидишь, сразу полегчает!
   Глоток чуть не застрял в горле — попробовал выскочить обратно, но испугался сурового взгляда Александра и начал пробиваться поглубже. Наконец шершавый комок упал в желудок, подпрыгнул там, перекатился и затих. Второй прошел гораздо легче, а потом отвратительное пойло как-то сразу утратило и запах, и вкус. Даже прохладнее стало.
   — Теперь прислоняйся к рюкзаку и отдыхай. Хочешь, могу пенку развернуть, ляжешь. Ноги не болят с непривычки?
   — Н-не знаю. Я их вообще не чувствую. Ой!
   — Вот видишь, и чувствительность вернулась… Садись, не стесняйся. Через час танцевать сможешь. У вас там вроде бы праздник намечался — ты так и не рассказала, по какому поводу и что в программе.
   — Праздник как праздник. Летний солнцеворот, купальская ночь — не слышал, что ли? — говорить не хотелось. Хотелось спать. — Потом его еще начали Ивановым днем называть. Ивана Купала.
   — Погоди, так ведь до Иванова дня еще две недели! — Александр шумно плюхнулся под куст на другой стороне полянки, зажмурился. — И вообще, какое отношение имеет ихний Иоанн Предтеча к нашему Древнему Народу?
   — Никакого. Поэтому не по церковному календарю и празднуем, а по Солнцу. И не Иванов день, а Солнцеворот, не понял, что ли? — Лена подозрительно покосилась на спутника. Нет, не посмеивается. Глаза прикрыл, но вроде бы слушает внимательно. — Этот праздник во все времена и во всех странах отмечали, только везде по-своему. Даже войны прекращали…
   — Иногда и начинали, — приоткрыл один глаз Александр. Горестно вздохнул, заметив удивление собеседницы. — Эх, молодежь! Древний Народ возродить пытаетесь, капли крови высчитываете, а собственных дедов-прадедов забыли. Которые этой кровушки пролили… Что у нас в стране в этот день вспоминают? Неужели совсем не помнишь? «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа…» — слышала в детстве такую песню? Ладно, проехали, вернемся к нашей славной компании. Что ж там такое в программе праздника намечалось, что мне видеть не нужно? Как праздновать собирались?
   — Не знаю. Мы сначала просто собирались выехать в лес, посидеть, песни попеть, через костер попрыгать, и… ну… — Щеки заметно порозовели. — В общем, в озере искупаться. Ночью.
   — Надо полагать, в чем мама родила. По старому русскому обычаю, — уточнил Александр. — Каковой, в свою очередь, восходит к языческим обрядам плодородия и прочему циклу сельских работ. И чего, спрашивается, краснеть? Участвовать, значит, можно, а разговаривать об этом — нет? Не вижу ничего особенного, мы вроде бы взрослые люди. Теперь, если можно, поясни одну вещь: почему «сначала»? Что такого потом случилось?
   — Да ничего, в общем-то. Просто мы пораньше приехали, палатки поставили, всех остальных ждали. Народ подходил по одному, по два, потом из старших небольшая компания подвалила: Андрюха-парашютист со своей Татьяной, Костя, еще кто-то, я его раньше не видела. Сказали, что могут и остальные вечером заехать — мол, все вместе праздновать будем, надо все-таки ближе быть, по своим углам не разбредаться.
   — Они как, тоже в озере купаться собрались? Или сразу заявили: у нас так не праздновали, это все человеческое?
   — Собирались, а почему бы и нет? — удивилась Лена. — Им когда Леха сказал, они сначала не хотели, а потом прикололись. Андрей этот только ворчал, что холодно на рассвете в воду лезть, он лучше в спальник нырнет.
   — Погоди, а почему на рассвете? Обычно наша молодежь в полночь бегает… И чем они всю ночь заниматься намерены?
   — Да не знаю я! Не говорил никто! Ребята дровами на всю ночь запасались — так, чтобы подольше хватило, и не на маленький огонек, а посолиднее что-то. Еще Леха с Костиком ходили по поляне, что-то прикидывали, даже две палатки переставить пришлось. Они там какое-то заросшее кострище нашли, вот на нем и решили большой костер жечь. Даже рулетку взяли и высчитали, где канавку рыть. Ну, чтобы лес не зажечь, вокруг окопать решили. Такой круг огромный, я еще… — девушка замолчала, задумалась. Потом испуганно посмотрела на Александра. — Круг… Вот я дура… Нет, ты видел где-нибудь такую дуру?!
   — Я, Леночка, много чего в жизни видел. Успокойся, я и не таких дур встречал. Если сообразила, почему — уже не безнадежно, поверь. А теперь постарайся припомнить, что именно они в круге вычерчивали? Пентаграмму?
   — А ты-то как догадался? Неужели знал?
   — Ну, если берут рулетку, а не прикидывают на глазок и отмеряют шагами — дело серьезное, точности требует. А дальше и догадываться не нужно. Нужно сразу знать. Так все же, что там было, в круге-то?
   — Сейчас, подожди, нарисую…
   — Э, нет, лучше не надо! Еще накличешь чего-нибудь! Ты так объясни, словами. Я понятливый.
   — Ну-у-у… Точно не запомнила, но, кажется, большой круг они на шесть частей делили, а не на пять. Потом внутри, у самого кострища, еще один вычертили — а вот что там было, я уже не видела. Я как раз с обедом возилась.
   — Погоди, в этот раз вроде бы не твоя очередь дежурить была?
   — Да какое там дежурство! — Лена раздраженно отмахнулась. — Все делом заняты были, каждый своим, а готовить кому поручить? Аньке? Так она и дома на плите не умеет. Ты лучше скажи, к чему они там готовились? А то у меня уже коленки дрожат — вдруг кого зарежут? Тут по телевизору такого насмотришься, да и в городе поговаривают… Ну его, лучше не надо!
   — О чем не надо? — теперь Александр открыл оба глаза. И смотрел очень внимательно. — О том, что в этих местах людей режут… пардон, «совершают убийства в ритуальных целях»? И такое бывало. Не раз. Или о том, что кто-то из милой компании мог и тебя зарезать? Собственно, почему бы и нет. Но из наших — вряд ли. По крайней мере из тех, кого я знаю. Кишка тонка. Тренироваться нужно, хотя бы на кошках, а вот просто так зарезать даже не первого встречного, а своего приятеля… хотя какие у вас тут приятели… Вот те ребята, которые нам навстречу должны были попасться, — эти да, эти могли. Без всякого ритуала. Потому я их и почуял.
   — И что теперь? — прозвучало совсем жалобно, почти сквозь слезы. — Что мы теперь делать будем? Может, все-таки в город, в милицию? Есть же у них сейчас какой-то отдел, который всеми этими делами занимается? Ритуалами, сектами разными…
   — Есть, как не быть. Только вот связываться я с ними не хочу. Видишь ли, я еще не до конца понял одну вещь, — Александр задумчиво подпер голову кулаком. — Какими ритуальными делами наши доблестные менты занимаются, а главное — как именно? Моя милиция, конечно, меня бережет… Но я уж лучше сам как-нибудь. Они нас уже и от наркотиков берегут, и от террористов, и от «скинов» — зачем таким занятым людям лишнюю работу подкидывать? Есть тут у меня одно предложение, чем можно заняться в ближайшие три-четыре часа… до темноты, в общем.
   — И чем же? Куда-нибудь пойдем? — встрепенулась девушка.
   — Скорее наоборот. Считай, что мы уже пришли. В этом месте нас не найдут, пока на голову не наступят да и то могут внимания не обратить. Так что ты как хочешь, а я сейчас все-таки разверну пенку и закрою глаза. Впрочем, могу и на спальнике, а пенку уступлю одной нервной барышне. Как тебе привычнее будет?
   — Да ты что! Я сейчас вообще… Да я не заснуть — чихнуть боюсь!
   — Я же говорю — нервная. Как знаешь, но я бы советовал вздремнуть, если получится. Или хотя бы прилечь, ноги вытянуть. Ночью вряд ли удастся. По крайней мере, мне. Тебя до трамвая провожу и пойду смотреть, что же они там нарисовали.
   — Я с тобой, — неожиданно набралась храбрости Лена. — Я домой не поеду. Буду тебе помогать.
   — Особенно тем, что тебя не придется таскать на руках или просить замолчать в нужный момент, — уточнил Александр. — Еще варианты помощи найдутся?
   — Не знаю… Я пока не думала…
   — Вот до вечера и подумай. Лучше все-таки лежа, хотя бы из соображений маскировки. Так что вот тебе спальник — хочешь залазь, хочешь сверху ложись. Рекомендую сверху, жарко все-таки. А я сейчас еще одну вещь найду, — последние слова прозвучали глухо, из рюкзака. — Во-от эту.
   На свет появился странный серый сверток. Александр сноровисто подергал за обматывавшие «вещь» веревочки, привязал три из них к кустам, взмахнул рукой — и половину полянки накрыла пятнистая ткань. Впрочем, какого именно цвета были эти пятна и даже где они начинались и кончались, сказать было достаточно сложно. Полотнище чуть колыхнулось, и пятна изменили цвет и положение — все оттенки тускло-серого. Больше всего это напоминало нефтяную пленку на воде, только ткань не поблескивала на солнце. Переливы были матовыми, словно упавший на землю клочок осеннего тумана. Лена дотянулась, пощупала странный полог — нет, все-таки настоящая ткань. Даже чуть рубчатая. Сверху еще и какая-то маслянистая. Жирная, будто и в самом деле мазутом политая.
   — Любуешься? Хорошая материя, к тому же воду не пропускает. И, между прочим, свободно продается. Дорого, но дело того стоит. С расцветкой, правда, я намучился: золотистые или лиловые — сколько угодно, в любом магазине, а вот такую тусклую специально заказывать пришлось. Зато этот полихром разве что на свежем снегу в глаза бросается.
   — Так ты что, знал, что прятаться придется?! Или как там у тебя — чувствовал?
   — И не знал, и не чувствовал, — Александр выглядел несколько смущенным. — Просто люблю быть не слишком приметным, что в толпе, что в лесу. Можешь считать меня маньяком, можешь — психом. Когда тебя замечают, это не всегда хорошо, можешь поверить. Вот, например, кто-то сегодня уже обратил свое внимание, с нас пока хватит. Так, теперь станочек вместо стойки приспособим — и милости прошу к нашему шалашу! Залезай, устраивайся!
   — А ты?
   — У меня еще одно дело есть.
   По матерчатой крыше шуршало, полог слегка подергивался и прогибался. Ноги в больших ботинках потоптались туда-сюда, потом как-то неожиданно нырнули под навес.
   — Все, теперь нас точно никто побеспокоить не должен. Закрывай глазки и лежи тихо, — Александр Устроился как-то по-кошачьи: на животе, подобрав руки под себя. — Кстати, не забудь придумать, как же ты мне можешь помочь. У тебя на это четыре часа. А я, пожалуй, вздремну…

* * *

   Сообразить, где она и что вообще происходит, сразу не удалось. Ни потолка, ни неба. Сизые сумерки и серая колышущаяся пелена. Шорох и какие-то отрывистые удары — то ли неимоверно далекие, то ли невероятно тихие. Туп, туп-туп, туп. Туп. Полное отупение. И кто-то рядом.
   Лена попробовала вскочить — на голову ей тут же упала сырая, пахнущая чем-то едким и знакомым тряпка. Попыталась вскрикнуть — рот зажали прямо через эту тряпку.
   — Не ори! Ты мне всю дичь распугаешь! И навес уронила, теперь сама поправляй. Вставай, вставай, а то уши отлежишь.
   Голос она узнала еще до того, как рука убралась с лица и скинула ткань. Александр помог выпутаться из серых складок, сразу сунул в ладонь какой-то тюбик:
   — Лучше сразу намажься. Главное — шею, лицо и руки, а то сожрут. Даже до остановки не дойдешь.
   На нос упала холодная капля, встряхнула голову и расставила все по своим местам. Зачесались укушенные места — сразу несколько, а рук только две… По кустам и серому навесу бродил, спотыкаясь, лесной дождь. Вернее, та его часть, которая скатывалась с дубовой листвы над головой. Сумерки. Пасмурные летние сумерки, и можно только гадать — зашло уже солнце или просто не хочет пробиваться через сизые тучи. Час, когда черную нитку от белой отличаешь запросто, а вот зеленую от синей — увы.
   Мазь была вонючей, едкой, комариные укусы от нее начинали зудеть вдвое сильнее. Зато новых не прибавлялось, только гудело вокруг ненасытное облако. В этом овраге вроде бы сухо, и откуда только кровопийцы собрались! Разве что их сюда специально собрали. Правда, для чего это потребовалось — для медленного жестокого убийства или для отпугивания всего теплокровного, — Лена никак не могла решить. На всякий случай она растирала мазь и по одежде — комариный нос не пробивает разве что джинсы. Да и то лишь старые, давно не стиранные, задубевшие до жестяного громыхания. В этом она уже успела убедиться. Александр деловито рылся в рюкзаке, что-то втискивал в разбухшие карманы пятнистой куртки и под нее, вешал на широкий пояс разные чехлы и коробки. Выпрямился, попрыгал, поправил все, что гремело или мешало.
   — Ну что, готова? Деньги есть, домой доедешь?
   — Никуда я не поеду!
   — Тогда сиди здесь. Вещи стереги. До утра не появлюсь — выбирайся сама, главное — все время вниз. Там будет ручей, по нему можно до дач дойти. Два километра вниз по течению, маршрутка начинает бегать часов с восьми.
   — Ты что, хочешь меня здесь оставить?! — возмутилась Лена. — А кто меня пугал кабанами и волками?! И теперь одну бросаешь!
   — Не бросаю, а оставляю в проверенном месте, — уточнил Александр. — Человек здесь точно не найдет, а зверь этот запах за версту учует и сбежит. Очень уж неаппетитно мы сейчас пахнем, даже для комаров. Так что можешь забираться в спальник, если не хочешь домой под одеяло.
   — Я с тобой хочу! И вообще, я придумала, чем я тебе пригожусь.
   — Чем?
   — Ты кого из наших старших в лицо знаешь? То-то, а я почти всех! Ты ведь туда собрался, посмотреть, что наши делать будут. Угадала?
   — Ну, предположим… Ладно, засчитываю. Обещал взять, если придумаешь, значит, возьму. Собирайся.
   — Да я уже готова, мне собирать нечего, это у тебя полный мешок.
   — Готова? — Александр прищурился, одним глазом оглядел будущую напарницу с головы до ног. Наклонился над рюкзаком, что-то вытащил. — Держи!
   В Лену полетело что-то темное, шелестящее. Оказалось — здоровенный плащ, пятнистый снаружи, серебристый изнутри.
   — И как это надевать? Я же в нем запутаюсь!
   — Ничего, ничего, надевай. Сейчас по месту подгоним.
   Следующие несколько минут Лена вертелась, приседала, замирала неподвижно, опасливо косясь на огромную иголку в мужских руках.
   — А теперь руки подними. Выше, выше, над головой! И помаши! Ложись! Если хочешь со мной ходить, эту команду ты должна выполнять как робот — не думать, не выбирать, где мягче, падать моментально и куда придется. Хоть на муравейник, хоть на коровью лепешку, понятно? Повторим. Встать! Ложись! Встать! Ложись! Куда поднимаешься без команды?! Слушай, давай я сам разберусь, кто из них кто, а? Ты здесь посидишь, потом я тебе всех опишу, и расскажешь, кто это был. Мне их имена пока что не важны… Встать! Три шага вперед! Ложись!
   — Здесь же кусты! — возмутилась девушка, — Куда ложиться-то?!
   — А вдоль кустов упасть трудно? Или не сообразила? Ладно, это дело безнадежное… В одежке не путаешься, и то спасибо. Теперь займемся косметикой, — из бездонных карманов куртки был извлечен очередной тюбик. — Не бойся, с репеллентами эта краска не реагирует. Даже лучше, потом проще отмывать. Закрой глаза!
   Через минуту Лена порадовалась, что не взяла с собой зеркальце. Даже самое маленькое. В какую маску превратилось ее лицо, даже догадываться было страшно. Скорее всего, поперек и чуть наискось пролегла широкая полоса, и повсюду разбежались полоски поменьше. Возможно, они рисовались по какой-то специальной системе, но по прикосновениям уловить ее не удалось. Ощущение было такое, словно всю физиономию наскоро заляпали сапожным кремом. Судя по цвету пальцев Александра, «косметика» была угольно-черной…
   — А ты сам почему не разрисовываешься? Или это только мне обязательно?
   — Угадала, я и так обойдусь. Меня и без этого вряд ли заметят, а ты головой слишком много вертишь. И глаза широко раскрытые, блестят.
   — От чего им блестеть, темень кромешная! Вон тучи какие — даже звезд не будет!
   — В том-то и дело, — Александр поморщился. — Была бы луна, все проще — лист блеснул, бутылка или пакет какой-нибудь, мусора хватает… ты не забывай, нам к кострам подходить.
   — Так близко?!
   — Не так уж далеко. Я не только посмотреть, я, если получится, и послушать хочу. Значит, метров сто, самое большее. Тебя подальше оставлю, ты ползать не умеешь.
   — Я…
   — Сказал — не умеешь, значит, не умеешь! — Голос прозвучал неожиданно сурово. Даже грозно. — И без самодеятельности, если сдохнуть не хочешь! Не умереть, а именно сдохнуть! Падать — не умеешь, бегать — не умеешь, прыгать — тоже. Таскать приходится. Ползать — тем более не умеешь, тут мозоль на брюхе должна быть.
   — А у тебя есть?
   — Как-нибудь покажу. Все, на этом разговоры закончим. Нужно будет что-то показать — только руками, рот не открывай! Подниму руку — стой, не шевелись! Махну вниз — ложись и не дыши! Ладно, остальное сообразишь. Последняя инструкция: тебя защиту ставить учили? Не только от удара, но и от просмотра?
   — Учили. Да я и сама уже умела, когда с нашими познакомилась…
   — Ну-ка, закройся. Умельцы, блин! Ты что делаешь?!
   — Как что? Ты же сам сказал — защиту поставить! Зеркальный купол, все вроде получилось.
   — Получилось, — покивал Александр. — Просто великолепно получилось. Зеркало — хоть смотрись. Купол — хоть палатку ставь. Все вместе отсвечивает на несколько километров. Дошло? Так, переучивать тебя некогда, попробуем вот как: вместо зеркальной стены вокруг тебя должны вырасти кусты. Невысокие, но колючие, плотные — в прятки играла? Лежишь за кустиком, тебя не видно, а ты в дырочки посматриваешь… только особо не приглядывайся, а то дырка увеличится. Теперь попробуем еще раз поставить защиту.
   Лена попробовала. Только представила себе невидимые ветви — голову и горло словно сжали чьи-то руки. Твердые и беспощадные. Шлепанье дождевых капель сменилось злобным шипением. Она попыталась вздохнуть. Не смогла. Деревянные руки давили все сильнее, выдавливали не только жизнь, но и душу… и вдруг отпустили. Зато появились другие — теплые, надежные. Одна обвилась вокруг талии, другая крепко придержала за плечо.
   — Падать при этом не обязательно.
   — Я-а-а… — Воздух наконец-то прорвался в легкие, и на несколько секунд все вокруг поплыло и смазалось.
   — Отдышись, отдышись. Бывает с непривычки. В следующий раз попробуй не из воздуха кусты создавать, а из земли проращивать. Лесу, знаешь ли, так привычнее, он им быстрее место найдет. Да и деревья в твой круг не попадут.
   — Я… больше… никогда… Меня… чуть не задавили, — последние слова дались гораздо легче.
   — Раз задавит, два задавит, а потом привыкнете, — пробормотал Александр. — Потом будет легче, по себе знаю. И вообще, лес к тебе тоже еще не привык. По крайней мере, к этим твоим способностям.
   — А ты откуда знаешь? И вообще, где ты всему этому научился? У кого, у Лехи? Я же помню, как ты свечку гасил… а тут вдруг такое!
   — Долгая история, ночи не хватит, а нам идти пора. На месте попрыгай! Хорошо, греметь нечему, — Александр и сам прыгнул пару раз, прислушался. Запихнул рюкзак под серый, уже почти неразличимый в темноте полог. Нагнулся, подергал какие-то веревки. — Теперь пошли. Смотри под ноги, держись за мной и постарайся не наступать на сучки. Все, дальше молчком, — он повернулся, махнул рукой и скрылся за кустами.
   Осталось только идти следом. Разглядеть что-нибудь было почти невозможно, разве что тропинка чуть выделялась среди травы и прошлогодней листвы. Буквально с каждым шагом лес становился все темнее и темнее. Ветви над головой сначала слились в дымчатый покров, потом вдруг четко обрисовались. «Зарево, — поняла Лена. — Огни большого города. Если тучи низкие, света будет не меньше, чем от луны». Под ногой хрустнуло, и Александр, не оборачиваясь, приподнял руку над плечом и погрозил пальцем.
   В овраге было совсем темно, пару раз Лена обнаружила — весьма чувствительно для лба и груди — рядом с тропинкой раскидистые кусты. От шиповника она каким-то чудом увернулась в самый последний миг: огромные когти-шипы проскрежетали по плащу. Под кустом кто-то дернулся и помчался вверх по склону, отчаянно шурша и треща. Александр остановился, огляделся, прислушался и махнул рукой — подойди поближе!
   — Так дело не пойдет, — прошипел он на ухо. — У тебя что, куриная слепота? Не видишь ничего в сумерках?
   — Какие тут сумерки, тут ночь! Может, нам чуть медленнее идти? — Лена старалась шептать тихо, но убедительно. — Тогда я хоть присмотреться смогу…
   — Тогда мы к полуночи не успеем. Ты верхним зрением пользуйся. Кусты, деревья — они живые, их сразу видно. И корни под ногами, кстати, тоже.
   — Верхнее… А-а, поняла! А земля, камни? Ветки сухие?
   — Не видишь — ну и бог с ними. Ладно, сейчас нам немного пошуметь можно, не подкрадываемся все-таки. Вот когда ваш костер увидим — тогда на ощупь пойдем, а пока… Тут сейчас много всяких разгуливает. Все, пошли. Не сбивайся с тропы и на меня поглядывай.
   Идти и в самом деле стало легче. По крайней мере, настолько, что можно было позволить думать о чем-то еще, кроме тропинки и кустов. Например, о том, почему вышагивающий впереди вояка сказал «верхнее зрение». Все знатоки, которых знала Лена, называли его «тонким», «вторым», даже «духовным». А вот «верхнее»… У кого же он все-таки учился? И откуда вообще взялся?
   Впереди чуть посветлело. Или только показалось? Нет, не показалось — над пятнистым плечом взметнулась широкая ладонь. Лена замерла и запоздало удивилась: вот уж никогда не думала, что сможет так быстро научиться команды выполнять… Александр присел, двинулся вперед по-утиному, вперевалку, правой рукой словно нашаривая что-то над самой землей. Приподнялся, всмотрелся, выпрямился. Подозвал к себе коротким взмахом. Показал куда-то вперед и влево. Там, вдали, деревья были подсвечены дрожащим светом, переливающимся от розового к оранжевому. На несколько мгновений показалась яркая звездочка, уколола глаза и тут же расплылась, исчезла.
   — Костер. Почти километр, — прошептал на ухо Александр. — То ли палатки его прикрывают, то ли еще что-то.
   — Это наши?
   — Нет, в другой стороне. Еще какая-то компания. Просто я тебе показать хотел, как далеко его заметно, даже в лесу. И отсвечивает хорошо. Правда, здесь овраг, вдоль него все дальше видно. Кстати, не пугайся, но справа от нас в кустах хрюшка сидит. Дикая. Метров сто до нее, а мы чуть приблизимся. Так что если затрещит и побежит — не пугайся, ей страшнее.
   — Как ты ее увидел?! — Лена не сдержалась, от удивления чуть повысила голос. Тут же воняющая репеллентом рука прижала губы.
   — Тихо! Тут не только она может быть! Поверху увидел, как же еще? Присмотрись — вон там, на склоне… Потопали дальше, не в зоопарке все-таки.
   Действительно, затрещало солидно — как будто через кусты по склону покатилась каменная глыба. Рокочущая тень перемахнула через тропинку и помчалась по кустам дальше в овраг. Где-то вдалеке обиженно хрюкнули, и все затихло.
   Ненадолго. Редкие щелчки дождя по кронам становились все громче. Потом исчезли — пришел ветер, зашумел над головой, сбросил с листьев воду и начал швырять холодные капли в лицо. Александр приостановился, обернулся, сказал весело:
   — Погодка как по заказу! Теперь можно немного и шагу прибавить. Да не натягивай капюшон, откинь! Ничего же не услышишь. Кто тут купаться среди ночи собирался? Ну, не озеро, так душ. Зато вода чище и пиявок нет. И спать не хочется.
   Какой там сон! Разверзлись хляби небесные, ливень ударил штормовой волной. Во что собирался вслушиваться проводник-лесовик, непонятно: гул и стон прокатились по лесу. Мокрыми тряпками шлепали листья, ветки трещали так, словно их кто-то грыз огромными тупыми зубами. Отсвет далекого костра погас, и Лена не взялась бы даже показать, где именно он был. Тропинка под ногами сначала намокла, потом понемногу расплылась липкой грязью. Над головой перекатился бледный сполох. Через полминуты сквозь шум деревьев и ветра донеслось сердитое ворчание грома.
   Прибавить шаг не получалось. Ветер и дождь заставляли идти чуть ли не спиной вперед, мокрая грязь облепила кроссовки и уже ехидно чавкала внутри. Молнии полыхали все чаще и ближе. Очередная ярко-лиловая вспышка на миг высветила застывшие в воздухе алмазные россыпи, и тут же все скрылось в непроглядном мраке. Грохнуло так, что удар почувствовали даже плечи. Лена остановилась, затрясла головой. Как бы ни называлось это зрение… Сейчас у нее не было никакого. Даже обычного. И слуха тоже.
   — Все, стоим здесь! — Хлопнувшая по плечу рука заставила не вздрогнуть — подпрыгнуть. На долю секунды показалось, что опускаться придется уже где-нибудь далеко: ветер чуть не перевернул в воздухе. — Давай вон под тот куст, там рядом высоких деревьев нет. На гребень сейчас пусть мои враги вылазят!
   — Н-н-не люб-бишь т-ты их! — простучала зубами Лена, покорно ныряя куда-то во мрак и неизвестность. Плащ на ней жил собственной жизнью: дергался, потрескивал, временами разворачивал хозяйку из стороны в сторону. — И в-воб-бще ж-жест-токий т-ты ч-человек!