Страница:
— Все-таки решила исправить орфограмму! Не выдержала душа филолога! — ехидно отметил из-за спины знакомый голос. Тут же подхватил второй:
— Танек, зря стараешься с журналистикой, быть тебе училкой!
А ведь только что оглядывалась, и никого не было! Откуда они взялись? Не в подъезде же стояли?! Такой толпой, десять минут и совершенно бесшумно. И подошли еще тише. Неужели в упор не разглядела? И чутье не помогло. Еще и ухмылочка у Наташки… Да и остальные хороши: Димка, шкаф с пальцами, ржет, Алиска ему подхихикивает. Женька с Сергеем на рыжую поглядывают, как бобики на хозяйку, зубы скалят, только что хвостами не виляют. Не отрастили еще, но стараются. Один Костя сдерживается, Чуть приподнялась губа — и все. При желании можно считать улыбкой. Что-то в последнее время он словно каменный, то ли устал, то ли новый имидж у него. Великого и бесстрастного. И говорит, словно каждое слово жерновами перемалывает.
— Ладно, хватит смеяться, — даже скрип почудился. — Задумался человек, не заметил. Тем более вы под моим куполом были. Подвинься, Таня, дай открыть.
— Вот именно — человек! Танюша, когда же ты привыкнешь по-нашему смотреть? — однако улыбку Наталья спрятала. Только зеленые глаза остались едкими. Даже цвет у них сегодня какой-то химический. Кислотный. — Нельзя же так расслабляться! Я понимаю, жара, сессия, но с твоей-то подготовкой, с таким опытом…
— При чем здесь подготовка? — холодно заметил Костя, позвякивая ключами. — Ее уровня все равно не хватило бы. И твоего, кстати, тоже. Несмотря на опыт и привычку. Хочешь проверить?
— Не хочу, — почти прошипела Наталья. — Я же тебе не предлагаю…
— Проходите, — дверь заскрежетала и распахнулась. — Все, проехали. Каждый хорош на своем месте, все мы умные и сильные. А теперь пойдем заниматься делами. Их сегодня много.
Все двинулись вниз по пыльным ступенькам. Еще одна дверь — вот оно, царство прохлады! Сырое, темное, половину коридора занимают хрюкающие и урчащие трубы. Кто сказал, что ад — под землей, а рай — на тропических островах?! Нежиться на пляже сейчас явно никому не хотелось.
Темный проход, поворот, снова клацанье замка, потом тихий щелчок выключателя. Комнатушка — четыре шага вдоль и три поперек. Стол у дальней стены. Встык, буквой Т, еще два. Десяток казенных, канцелярских стульев. Шкаф с полуоторванной дверцей. Какие-то выгоревшие и отсыревшие фотографии на стене. Пожелтевшая таблица с трафаретным заголовком: «График дежурства». И в углу — новенький вентилятор на высокой «ноге».
Расселись. Поговорили о погоде, о работе-учебе-семье… Кто-то пожаловался на духоту — замельтешили под проволочной решеткой лопасти, начали гонять подвальную затхлость из угла в угол.
Подходили опоздавшие. Запыхавшись, ссыпался по ступенькам белобрысый Стас в темном от пота хай-ратнике. Начал оправдываться некими совершенно мистическими причинами, но под насмешливым взглядом Натальи стушевался, забормотал что-то совсем невнятное и скромно сел поближе к двери. Андрей спокойно поздоровался со всеми, улыбнулся Татьяне. Нахмурился:
— Танюша, что-то случилось?
— Ничего, — девушка отвела глаза. Очень неудачно — пришлось смотреть на рыжую копну. Отвернулась, стала разглядывать асфальтовое пятно на каблуке. — Настроения нет.
— Поня-атно… — парашютист громыхнул стулом, подсаживаясь ближе. Нашел под столом руку, чуть сжал шершавой ладонью. — Уже успели испортить? Ладно, исправим.
— Вряд ли.
— Подожди, там видно будет. У тебя на нынешний вечер какие планы?
— Сидеть и учить. Послезавтра экзамен.
— Крайний?
— То есть? — изумилась Татьяна. Собеседник чуть смущенно рассмеялся.
— Привычка… Точнее, маленькое суеверие. Никогда не слышала?
— Не-ет…
— Ну, тогда начинай собирать современный фольклор. И никогда не говори «последний прыжок», «последний вылет» и прочее в том же духе. Почему, объяснить или уже не нужно?
— Нет, спасибо, сама догадалась. А что, часто сбывается?
— Редко, говорят, — улыбка исчезла, зато чуть нахмурились брови. И потемнел и'глаза. — Но если уж кто сказал — бывает, что и последний.
— Извини… Не надо было спрашивать, наверное?
— Почему? Все нормально, дело житейское. А жизнь у нас сейчас такая, что и суеверия иной раз сбываются, и хорошие приметы не помогают. И вообще, парашют — не самый опасный вид спорта. Особенно если все делаешь правильно и не ищешь лишних приключений.
— Так, все наговорились? — вмешался в разговор Костя. На председательском месте он смотрелся совершенно неприступно и недостижимо. Как и полагается старшему среди старших. — Хорошо. Тогда первый вопрос: еще народ ждем или сразу делами займемся? Предупреждаю, сегодня работы много и вся серьезная. Лишнего трепа не будет.
— Слушай, в такую жару и еще серьезные дела? — Стае беспокойно заерзал на своем стуле. — Тогда давай я хоть за пивом… — И тут же поперхнулся. Взгляд у Кости был такой, что холодно стало всем. Даже вентилятор показался лишним.
— Теперь по существу, — снова скрежетнули жернова. — Девять старших здесь, сегодня вопрос строго по моей специальности, так что веду я. Восемь голосов, потому что идея тоже моя. Кто не пришел — значит, тому не нужно.
— Подожди! — вскинула голову Наталья. Прислушалась к чему-то.
Медленно и гулко отозвались чьим-то ногам ступеньки. Еще несколько неторопливых шагов — и в Дверном проеме показался Алексей. Молча кивнул. Взял свободный стул, но поставил его не к столу, а в угол, рядом со шкафом. Сел, откинулся на спинку, закрыл глаза.
— Что-то случилось, Леша? Помочь? — забеспокоилась рыжая ведьма. — Ты как себя чувствуешь?
— Нормально, — ответ был вялым. Не безжизненным, но чуть живым. — Сейчас, ребята, посижу только немного.
— Слушай, но я же вижу…
— Не приставай, Наталья, — перебил холодный голос. — Не ребенок. Сказал «нормально» — остальное его дело. Алексей, ты в заседании участвовать будешь?
— Буду. Для того и пришел, — глаза так и не открылись. — О чем сегодня речь?
— Отлично. Значит, девять голосов из двенадцати, три четверти. Любое решение — от всего Народа Точнее, от Древних города Желтогорска, — поправился Костя. Взяла верх профессиональная любовь юриста к точным формулировкам. — Первый вопрос, который сегодня выносится на обсуждение: об официальной регистрации нашей общины.
— Каким образом? — тут же поинтересовался Андрей. — Как клуба по интересам или еще как?
— Как общественного объединения. Так проще всего. Сразу уточню, есть одна тонкость: можно регистрироваться как организация, движение или учреждение. В первом случае необходимо фиксированное членство, и мы сразу должны сказать, кто наш, кто нет и почему на нас нельзя чужие дела навешивать. Если движение — тогда никакого членства, от имени всех говорит выборный орган управления.
— А если этот орган не голова, а какой другой? — тихонько проворчал кто-то.
Костя кивнул и продолжил:
— Вот и я об этом же. Набегут всякие… шустрые мелкие игорьки, и потом будем еще что-то регистрировать. Поскольку большинство решит двигаться в другом направлении, то есть тусоваться и радоваться своей крутости. А мы большинству будем всячески мешать, грузить и вообще станем не старшими, а устаревшими. Больших денег у нас нет и большой политикой мы не занимаемся — значит, и толпу повернуть в нужную сторону не сможем. Или у кого-то есть предложения?
Предложений не было.
— Ну и третий вариант. Учреждение. Есть учредители, есть совет без права распоряжения имуществом и вообще с совещательным голосом, нет никакого членства. Просто оказываются определенные бесплатные услуги — хоть юридические, хоть культурные. Могут потребоваться лицензии и куча других бумаг. Поэтому лучше уж членские билеты распечатать — дешевле обойдется и может пригодиться. По крайней мере будет что показывать, если дяди с дубинками поинтересуются.
— Это точно! — радостно поддержал Стае. — Приходят менты тусовку разгонять, а мы им — корочки!
— В результате они разгоняют не тусовку, а несанкционированный митинг, — лениво заметил Андрей. — Костя, я прав? С юридической стороны?
— Не совсем, но почти. Если кому-то нужно будет, то и толпой по проспекту пройти — уже шествие. Найдут у всех эти самые корочки, припишут нарушение общественного порядка, особенно если гопа к нам прицепится. Так что все будет зависеть от того, насколько мы понравимся в большом белом доме. Который у бронзового Ленина за спиной. Поэтому я и считаю, что организация — именно то, что нам сейчас нужно. Плюс участие в официальных мероприятиях.
— Каким образом? — поинтересовался из своего угла Алексей. — Показательный магический фейерверк? Сеансы массового оздоровления? Или костюмированное представление?
— Может, и представление. Может, и массовиками-затейниками пойдем. Детишкам утренники устраивать. А еще лучше — появляться пред светлые губернаторские очи на конференциях, «круглых столах» и прочая, и прочая. И подписываться под теми обращениями, которые сверху на этот стол упадут. Понятно? Или у тебя с твоими юными туристами не то же самое? Не выводишь их на площадь, не устраиваешь «показухи» по праздникам?
— Потому и спрашиваю, что опыт… Кстати, о детишках! — Алексей чуть подался вперед. — С какого там возраста по закону это самое членство возможно?
— С восемнадцати, — чуть помедлив, ответил Костя. Стае вскинулся было — и тут же поник, уставился в стол. — Ты о своем молодняке беспокоишься? Лучше бы внимательнее смотрел, кто у тебя там тусуется.
— А в чем дело? — Светлые глаза туриста спокойно встретили ледяной взгляд, даже насмешливо прищурились. — Вроде бы ничего не натворили, народ новый приходит. Учим помаленьку. В лесу все нормально было, ты же сам за них порадовался.
— Порадовался, не спорю. И учите, и приходят. Кто у тебя там их сейчас учит?
— За меня сейчас Ромка остается. Антон в последнее время молодцом, скоро сам будет новичков гонять. Ленка помогает, чем может. Вообще сейчас у меня ядро сейчас растет, почти десяток уже. Что тебе не нравится?
— Все мне нравится, вот только ядро у тебя какое-то рыхлое. Взять тот же праздник в лесу, — Костя быстро переглянулся с Наташей, та хищно сверкнула зеленым из-под прически. — И ту же самую Ленку, которой у нас здесь когда-то не понравилось. Почему она с праздника сбежала, даже рюкзак оставила?
— Что ты мне тогда насчет Сашки сказал, помнишь? Так вот, Лена за ним поехала, а на дежурстве уже не застала. Разминулись. Пока к нему домой ездила, пока собрались — трамваи встали. Пешком не пошли, потому что гроза надвигалась. Что еще? Или ты теперь недоволен, что и его не было? — Под скулами Алексея неторопливо задвигались желваки. — С утра она приезжала, но мы уже снялись. Ее рюкзак я в свой засунул, там почти ничего не было, Ленка на поляну тащила жратву. Почти на всю компанию, кстати. Я к ней уже съездил, вещи отдал, поговорил. И вообще, если уж меня поставили молодым помогать, давай я с ними сам разбираться буду. Ты лучше скажи, как ты их к этой организации приписывать будешь, если там кое-кто и до шестнадцати не дорос еще?
— Очень просто. Наша общественная организация выступит учредителем еще одной, молодежной, входящей в нашу на правах отдельного юридического лица. Так что я вас, господин председатель, заранее поздравляю, — Костя весьма любезно улыбнулся и даже изобразил нечто, напоминающее поклон. — В молодежных организациях членство предусматривается с четырнадцати до тридцати. Руководству можно и постарше быть. Кстати, у тебя кто-нибудь старше тридцати есть? Или сразу отсеиваешь?
— Сами отсеиваются. Вот разве что тот же Сашка — ему вроде бы тридцатник уже есть.
— Это тот Александр, который контрактник? — уточнила Наташа. — Погоди, так это с ним Ленка до леса не доехала? Тогда понятно, почему. Жаль, хотелось бы познакомиться. Ты о нем столько рассказывал, о его чутье… Привел бы к нам, что ли. Вы же с ним вроде бы и раньше знакомы были, так?
— Точно. В один клуб ходили, к бардам нашим. Он потом воевать уехал, мы года четыре не виделись. Если не больше.
— Это он что, столько воевал?! — изумился Андрей. — Понравилось, что ли: три раза контракт продлевал? Или ему платили все и вовремя?
— Не все, остаток он уже здесь получал. После госпиталя, — неожиданно подал голос Дмитрий. — У Сашки там какие-то свои счеты были. Он вообще все эти дела вспоминать не любит.
— Так ты что, тоже его знаешь?! — Алексей даже подскочил на стуле. — И молчал?
— Да не то чтобы знаю, — огромные плечи качнулись, почти достав до курчавого затылка. — Общие знакомые нашлись. Раньше мы с ним иногда на тусовках пересекались, но не слишком часто. В городе встретишься, руку подашь: «Привет, как дела?» — и разбежались, а потом вспоминаешь, где виделись да кто познакомил. А вообще как раз у «зажигалки» разговорились, когда я прошлый раз заходил. Там и вспомнили друг друга. И потом еще он мотался, работу искал, и в нашу контору забегал.
— Так, хорошо, все его знают пять лет, он воин, бард, чутье у него нечеловеческое. Древняя Кровь имеется, — снова ледяные глаза быстро впились в зеленые и тут же повернулись к Алексею. — Приводи своего Сашу, может, и у нас с ним общие знакомые найдутся. Не захочет к нам сюда — пусть у тебя заместителем числится. Особенно если все-таки будет на общих мероприятиях появляться, а не только на тусовке. Приведешь — будем его обсуждать. При нем, чтобы совсем вежливо было. Сейчас вернемся к нашей повестке дня. Насчет устава намечающейся организации… Это еще кто?
Подвальное эхо подхватило шаги и обрывки разговора. Два голоса. Один старческий, но еще вполне крепкий и уверенный, без дребезжания и заикания. Второй — сильный и наглый, небрежно сплевывающий слова и не стесняющийся в их подборе. Впрочем, и выбор-то не слишком велик. Два голоса, а шагают человека три, не меньше. Даже с поправкой на эхо…
— Вот здесь, Виктор Палыч, налево, у нас тренажерный зал, — заскрипел ключ, ухнула открывшаяся дверь. Теперь старика узнали все. Управдом, он же — заведующий клубом «Романтик». Благодетель и надзиратель. Значит, кого-то еще облагодетельствовал.
Залязгали железки, что-то пронзительно заскрипело. Третий голос, совсем молодой, неуверенно заявил: «Не, а ниче вроде?» Мощно отозвался невидимый Виктор Палыч:
— Па-айдет, хрен ли надо для разгону. Так, а что пошире? Типа, там, зал… Тут, блин, что ли?
Последние слова прозвучали совсем близко и остались без ответа. В комнату заглянул… Все почему-то ожидали классического «новоросса» из анекдотов — с золотой цепью и пальцами, которым мешают сойтись перстни. Или, на совсем уж худой случай, клубящуюся и выпирающую из майки-борцовки тучу мышц с полнолунием бритого лба над ней.
Виктор Павлович ожиданий не оправдал. Был он не слишком высок и скорее жилист, чем мускулист. На темечке странным квадратом прилепился короткий ежик русых волос. И одет был несолидно: просторные штаны серо-синего камуфляжа, подпоясанные офицерским ремнем-портупеей, и сетчатый жилет-безрукавка с множеством карманов — сетка тоже пятнистая, только зелено-бурая. А самым несолидным был возраст. Лет двадцать пять, никак не старше. «Как раз в молодежную организацию», — подумала Татьяна.
Она жестоко подавила совершенно неуместный смешок и оглянулась на Костю.
Ни малейшего следа былой неприступности и холодности. Разве что отнести к последней бледные пятна, проступившие на щеках. А глаза… Не видела еще у него таких глаз Татьяна. Никогда. Не думала, что такие могут быть. Впрочем, довольно быстро уменьшились до нормального размера. На лице даже появилось какое-то подобие дружелюбной улыбки:
— Ну здравствуй, что ли… Витек… — Голос Кости все-таки дрогнул. — Давно не виделись. Заходи, гостем будешь.
— Ты… Ну, блин, это… Ты тут чего? — Гость владел собой несколько хуже, чем пригласивший его молодой юрист. Точнее, в несколько раз хуже. А когда Наталья тряхнула головой, откидывая свою рыжую шевелюру, квадратная челюсть почти упала в один из жилетных карманов. — И ты… Ну, блин… Вы чего?
— Тебя вот ждем, Витя! Костя прав: сколько не встречались, надо же когда-нибудь! — Наташа мило блеснула улыбкой и прищурила глазки — только изумрудные искры мелькнули. — А вообще-то у нас тут свой клуб. Экологический и культурный. Так что будем соседями.
— Не, ну, привет… — трудно было понять, поздоровался он или просто вырвалось. — Экологи, значит. Вы чего, в «Гринпис» пошли?
— Или еще в какую-то пись… — угодливо хохотнули в коридоре.
На этот раз не угадали: жилистая рука исчезла из виду, потянулась, кого-то нашарила. Квакнуло, глухо ударило по бетону.
— Не, Витек, нуты…
— Усохни! — Гость снизошел до того, что обернулся и рявкнул: — Я их еще до армии знал, просек тему? Они меня от срока отмазали. Все? Или еще что?
— Все… Так и сказал бы…
— Не спрашивают тебя — так меньше вые… Прощения просим, девушки!
— Да ладно, все свои, — улыбка Натальи стала просто обворожительной. Во всех смыслах: Татьяна почувствовала, как сдавило виски и чуть зашумело в ушах. Витек недоуменно потряс головой, совершенно по-детски захлопал глазами. — Ты лучше скажи, где был, какими судьбами сюда попал? Да не стой на пороге, заходи! Народ, уступите кто-нибудь стул человеку!
Женька, самый молодой в компании, отреагировал молниеносно: вскочил, отстранился, подвинул. Вытянулся у стены — разве что не по стойке «смирно». За что и был удостоен сразу двух благосклонных взглядов: гостя и хозяйки. На последнюю он, впрочем, почти не смотрел. Его приятель Сергей вообще ел Витька глазами, как лейб-гвардейский фельдфебель на параде — царя-батюшку при генеральской свите. Андрей тоже разглядывал нового участника заседания, но несколько хмуро и подозрительно. Особенно парашютиста заинтересовал левый нагрудный карман сетчатого жилета.
— Порядок, выдержит, не рассыплется, — удовлетворенно заметил жилистый пришелец, покачавшись на предложенном стуле. — Где был? Да где я не был?! Я тогда из города смотал, в Москву поехал, с хохлами на какой-то стройке вламывал. С восьми до восьми. Хавчик хозяйский, вагончик с печкой — чего еще? Летом достроили, бабки в руки — и гуляй дальше. А прописки нет, менты долбят. В Питере — та же муть, еще и не приткнешься нигде. Домой приехал — а тут повестка: Родина, мать ее, зовет! Хотел закосить, да Игоря вспомнил…
— Рэмбо? — негромко уточнил Костя.
— Его, земля ему пухом, — Витек помолчал. Потом как-то поник, сгорбился, кашлянул. Вздохнул тяжело. — Слушай, может, помянем его? Эй, Вован!
— Может, не надо, на жару-то? — поморщилась Наталья. — И вообще, ты помнишь, что мы водку не пьем?
— А мы не пить, мы помянуть. Где там… — В дверь сунулся парень помоложе Виктора Павловича, но и ростом, и плечами заметно больше. Мощная рука потирала красное пятно на скуле, глаза смотрели чуть испуганно. — Так, Вован, возле остановки «комок», возьмешь кагор и три… точно, три стакана. Бери тот, что с собором.
— Есть поближе точка, — вмешался Костя. — Выйдешь из подвала, перед тобой дом. Обойдешь слева, над первым же подвалом вывеска. Только бери тот, где купола на соборе золотые, а не желтые. И что-нибудь на закусь-возьми, хоть шоколадку.
— Слышал? Шесть минут! — Витек взглянул на часы. — Время пошло!
— Виктор Па… — заглянувший в комнату управдом едва удержался на ногах, когда с топотом стартовала живая ракета. — Вы помещение смотреть будете?
— Да ладно, был бы там зал, а нам сойдет! Значит, в ту субботу, и половину я принесу.
— Вы говорили, сразу… — старик замялся.
— Сейчас, обождите минутку! — скрипнул опустевший стул. Открылась еще одна дверь, скрипнули половицы. Гулко, как из колодца, докатилось: «Ну, сойдет, а я че сказал?» И тихо, слабо, но достаточно настойчиво: «Насчет оплаты, Виктор Палыч…» Послышался шорох, словно в городском парке осенью. «Все? Значит, мы с пацанами приходим. Без проблем? Тогда прощения прошу, я у вас тут. старых друзей встретил». Управдом кашлянул, забряцал чем-то металлическим: «Да-да, я понимаю. Тогда до субботы, Виктор Палыч? И ключи сразу возьмите, у меня вторые есть. Этот — наружная, этот — нижняя, вот эти — тренажеры и зал. Запомните?» Прощались уже перед дверью кабинета. Витек несколько секунд смотрел в спину старику, словно прицеливался, потом вернулся за стол. Еще раз взглянул на часы.
— Так, время у него еще есть… У меня тут тоже свой клуб намечается, — вместо улыбки получился зверский оскал. — Не очень культурный, зато очень экологический. А то очень много всякого нехорошего народа развелось. Портят людям окружающую среду, загрязняют.
— Много. Даже чересчур, — согласился Костя. — Ты кого именно сейчас вспомнил?
— Да вот, вернулся я домой, а тут у вас как с ума все посходили. Куда ни глянь — колдуны, куда ни плюнь — кто-то кому-то гадит… — Витек захохотал, оскалился чуть дружелюбнее. — Не боись, не о вас! Да, вот, может, и вы к нам присоединитесь?
— Ты сначала толком расскажи, чем заниматься будете, — негромко заметила Наталья. — Может, мы тем же самым заняты.
— Я и говорю — природу очищать. Чтобы людям можно дышать было. А то не продохнуть стало от таких, кто за людей никого не держит. Нет, блин, мы тогда тоже сдуру много нахреначили, но я как послушал, что теперь поехало, так мы тихие были. Баловство одно. Что у вас в городе творят, слышали? Детей, блин, режут! Знаете про такое?
— Рассказывали, — кивнул Костя. — Знаешь, Витек, это мелочи.
— Ну ни хрена же себе, мелочи! — даже зубы скрипнули. — Это, блин, беспредел полный! Что еще терпеть, а?!
— Это мелочи, — откликнулась Наталья. — То же самое, что и раньше, только крови бояться перестали. Насмотрелись за это время, такая вот теперь соплячня подросла. Когда ворье мелкое начинает глаза отводить, чтобы сумку сдернуть, это тоже еще баловство. Ты лучше о другом подумай, да и ребят своих спроси: кому все это нужно?
— Что нужно? — нахмурился Витек. — Чтобы резали?
— Чтобы глаза отводили. И чтобы не боялись никого и ничего. Мы, если не забыл еще, хоть кого-то над собой чувствовали, потому и не особенно размахивались. А теперь мы от всего отошли, а нынешние только себя и слушают. Вот только, если помнишь, в этих делах просто так даже ворона не каркает.
Загремело на лестнице и в коридоре. Запыхавшийся Вован протянул бутылку с красной этикеткой, широкую плитку в черной обертке и три — один в другом — пластиковых стаканчика.
— Пять тридцать две, норматив выполнил, — Витек оторвал взгляд от часов и одобрительно хлопнул гонца по плечу. — Вот так вас, духи, учить надо! Все, поставь сюда и свободен. Постой с Козырем в тенечке, можете пивка по баночке. По одной.
— Не, а… — жалобно посмотрел на принесенное Вован. Рука на его плече сжалась, пальцы вмялись в мускулы, и парень побледнел. Но высвободиться не пытался.
— Ты, типа, не сечешь? Оборзел, сам хочешь? Позоришь меня, Вован?
— Не-ет, я пивка-а…
— Во, допер. Мы человека знали, а ты нет. Пошел! — Рука разжалась. — Что останется, ваше. Тоже помянете, когда до вас дойдет. Кру-гом! Бегом отсюда!
На этот раз топот затих почти сразу. Только дважды скрипнул пол: не иначе, бегущего заносило на поворотах.
— Учишь их, учишь, а один… Не, ты скажи, Кость, я не прав? — Под черной оберткой горлышка оказалась фирменная пробка. Не пластиковый колпачок, а «корка» с виднеющимся через зелень стекла черным штампом. — Вот, блин, закрыли! Штопор есть у кого? Или дальше загоним?
— Дай-ка сюда! — Костя подождал, пока бутылка через третьи руки доплывет над столом, плотно обхватил горлышко. Накрыл сверху ладонью. На пару секунд закрыл глаза. Глухое «шпок!», резкое движение рук. Вылетевшая пробка тут же была перевернута и до половины вбита обратно. — Разливать сам будешь? Тогда держи!
— Это ты как? — камуфлированный учитель ошалело уставился на торчащий коричневый пенек. — Вытянул, что ли?
— Уметь надо! А в принципе — то же самое баловство. Видишь, и оно на что-то пригодиться может, так что ты, типа, того, не всех вычищай. Мы тебе, добрый молодец, еще пригодимся.
— Не, нуты скажи, как? — не мог успокоиться Витек. — Я, типа, тоже не тупой в этом деле. Как ты это?
— Да разливай ты, что ли! — отмахнулась Наташа. — Он горлышко прогрел, пробка и выскочила. Воздухом выбило. Тут вся хитрость — чтобы стекло не лопнуло. И прогревать нужно точечно, чтобы вино не кипятить. Видел, как Юрик костер без спичек разжигал? То же самое, только аккуратнее.
— Вот, блин… Не, это надо попробовать. Этот прикол точно пригодится. А я, блин, такие продавливал, корячился. Ладно, будем знать, — темное вино полилось в стаканчики, просвечивало багровым. — Ну, не чокаясь. За Рэмбо покойного, за всех, кто не пришел.
Трое выпили. Наталья чуть поморщилась, вздохнула. Разломали темные дольки. Помолчали. Витек плеснул себе еще, проворчал:
— Вообще-то за это третьим пить положено…
— Когда-то первым и пили. Это потом уже третий стал, — негромко заметил Андрей. — В Афгане повелось, и то не сразу.
— Это кто тут под руку?! — возмутился Витек. Резко повернулся. В руке плеснуло, на стол упали вишневые капли. — Ты откуда будешь такой умный? Что, сам в Афгане воевал?
— Командир там был, рассказывал, — спокойно откликнулся парашютист. — Он в Ложкаревке служил.
— Где-е?!
— В Лашкаргахе, есть там такое местечко. Может, слышал когда? Кстати, земеля, а ты сам где был? — почему-то Андрей не смотрел в глаза собеседнику. Никак не мог оторваться от левого кармана.
— Танек, зря стараешься с журналистикой, быть тебе училкой!
А ведь только что оглядывалась, и никого не было! Откуда они взялись? Не в подъезде же стояли?! Такой толпой, десять минут и совершенно бесшумно. И подошли еще тише. Неужели в упор не разглядела? И чутье не помогло. Еще и ухмылочка у Наташки… Да и остальные хороши: Димка, шкаф с пальцами, ржет, Алиска ему подхихикивает. Женька с Сергеем на рыжую поглядывают, как бобики на хозяйку, зубы скалят, только что хвостами не виляют. Не отрастили еще, но стараются. Один Костя сдерживается, Чуть приподнялась губа — и все. При желании можно считать улыбкой. Что-то в последнее время он словно каменный, то ли устал, то ли новый имидж у него. Великого и бесстрастного. И говорит, словно каждое слово жерновами перемалывает.
— Ладно, хватит смеяться, — даже скрип почудился. — Задумался человек, не заметил. Тем более вы под моим куполом были. Подвинься, Таня, дай открыть.
— Вот именно — человек! Танюша, когда же ты привыкнешь по-нашему смотреть? — однако улыбку Наталья спрятала. Только зеленые глаза остались едкими. Даже цвет у них сегодня какой-то химический. Кислотный. — Нельзя же так расслабляться! Я понимаю, жара, сессия, но с твоей-то подготовкой, с таким опытом…
— При чем здесь подготовка? — холодно заметил Костя, позвякивая ключами. — Ее уровня все равно не хватило бы. И твоего, кстати, тоже. Несмотря на опыт и привычку. Хочешь проверить?
— Не хочу, — почти прошипела Наталья. — Я же тебе не предлагаю…
— Проходите, — дверь заскрежетала и распахнулась. — Все, проехали. Каждый хорош на своем месте, все мы умные и сильные. А теперь пойдем заниматься делами. Их сегодня много.
Все двинулись вниз по пыльным ступенькам. Еще одна дверь — вот оно, царство прохлады! Сырое, темное, половину коридора занимают хрюкающие и урчащие трубы. Кто сказал, что ад — под землей, а рай — на тропических островах?! Нежиться на пляже сейчас явно никому не хотелось.
Темный проход, поворот, снова клацанье замка, потом тихий щелчок выключателя. Комнатушка — четыре шага вдоль и три поперек. Стол у дальней стены. Встык, буквой Т, еще два. Десяток казенных, канцелярских стульев. Шкаф с полуоторванной дверцей. Какие-то выгоревшие и отсыревшие фотографии на стене. Пожелтевшая таблица с трафаретным заголовком: «График дежурства». И в углу — новенький вентилятор на высокой «ноге».
Расселись. Поговорили о погоде, о работе-учебе-семье… Кто-то пожаловался на духоту — замельтешили под проволочной решеткой лопасти, начали гонять подвальную затхлость из угла в угол.
Подходили опоздавшие. Запыхавшись, ссыпался по ступенькам белобрысый Стас в темном от пота хай-ратнике. Начал оправдываться некими совершенно мистическими причинами, но под насмешливым взглядом Натальи стушевался, забормотал что-то совсем невнятное и скромно сел поближе к двери. Андрей спокойно поздоровался со всеми, улыбнулся Татьяне. Нахмурился:
— Танюша, что-то случилось?
— Ничего, — девушка отвела глаза. Очень неудачно — пришлось смотреть на рыжую копну. Отвернулась, стала разглядывать асфальтовое пятно на каблуке. — Настроения нет.
— Поня-атно… — парашютист громыхнул стулом, подсаживаясь ближе. Нашел под столом руку, чуть сжал шершавой ладонью. — Уже успели испортить? Ладно, исправим.
— Вряд ли.
— Подожди, там видно будет. У тебя на нынешний вечер какие планы?
— Сидеть и учить. Послезавтра экзамен.
— Крайний?
— То есть? — изумилась Татьяна. Собеседник чуть смущенно рассмеялся.
— Привычка… Точнее, маленькое суеверие. Никогда не слышала?
— Не-ет…
— Ну, тогда начинай собирать современный фольклор. И никогда не говори «последний прыжок», «последний вылет» и прочее в том же духе. Почему, объяснить или уже не нужно?
— Нет, спасибо, сама догадалась. А что, часто сбывается?
— Редко, говорят, — улыбка исчезла, зато чуть нахмурились брови. И потемнел и'глаза. — Но если уж кто сказал — бывает, что и последний.
— Извини… Не надо было спрашивать, наверное?
— Почему? Все нормально, дело житейское. А жизнь у нас сейчас такая, что и суеверия иной раз сбываются, и хорошие приметы не помогают. И вообще, парашют — не самый опасный вид спорта. Особенно если все делаешь правильно и не ищешь лишних приключений.
— Так, все наговорились? — вмешался в разговор Костя. На председательском месте он смотрелся совершенно неприступно и недостижимо. Как и полагается старшему среди старших. — Хорошо. Тогда первый вопрос: еще народ ждем или сразу делами займемся? Предупреждаю, сегодня работы много и вся серьезная. Лишнего трепа не будет.
— Слушай, в такую жару и еще серьезные дела? — Стае беспокойно заерзал на своем стуле. — Тогда давай я хоть за пивом… — И тут же поперхнулся. Взгляд у Кости был такой, что холодно стало всем. Даже вентилятор показался лишним.
— Теперь по существу, — снова скрежетнули жернова. — Девять старших здесь, сегодня вопрос строго по моей специальности, так что веду я. Восемь голосов, потому что идея тоже моя. Кто не пришел — значит, тому не нужно.
— Подожди! — вскинула голову Наталья. Прислушалась к чему-то.
Медленно и гулко отозвались чьим-то ногам ступеньки. Еще несколько неторопливых шагов — и в Дверном проеме показался Алексей. Молча кивнул. Взял свободный стул, но поставил его не к столу, а в угол, рядом со шкафом. Сел, откинулся на спинку, закрыл глаза.
— Что-то случилось, Леша? Помочь? — забеспокоилась рыжая ведьма. — Ты как себя чувствуешь?
— Нормально, — ответ был вялым. Не безжизненным, но чуть живым. — Сейчас, ребята, посижу только немного.
— Слушай, но я же вижу…
— Не приставай, Наталья, — перебил холодный голос. — Не ребенок. Сказал «нормально» — остальное его дело. Алексей, ты в заседании участвовать будешь?
— Буду. Для того и пришел, — глаза так и не открылись. — О чем сегодня речь?
— Отлично. Значит, девять голосов из двенадцати, три четверти. Любое решение — от всего Народа Точнее, от Древних города Желтогорска, — поправился Костя. Взяла верх профессиональная любовь юриста к точным формулировкам. — Первый вопрос, который сегодня выносится на обсуждение: об официальной регистрации нашей общины.
— Каким образом? — тут же поинтересовался Андрей. — Как клуба по интересам или еще как?
— Как общественного объединения. Так проще всего. Сразу уточню, есть одна тонкость: можно регистрироваться как организация, движение или учреждение. В первом случае необходимо фиксированное членство, и мы сразу должны сказать, кто наш, кто нет и почему на нас нельзя чужие дела навешивать. Если движение — тогда никакого членства, от имени всех говорит выборный орган управления.
— А если этот орган не голова, а какой другой? — тихонько проворчал кто-то.
Костя кивнул и продолжил:
— Вот и я об этом же. Набегут всякие… шустрые мелкие игорьки, и потом будем еще что-то регистрировать. Поскольку большинство решит двигаться в другом направлении, то есть тусоваться и радоваться своей крутости. А мы большинству будем всячески мешать, грузить и вообще станем не старшими, а устаревшими. Больших денег у нас нет и большой политикой мы не занимаемся — значит, и толпу повернуть в нужную сторону не сможем. Или у кого-то есть предложения?
Предложений не было.
— Ну и третий вариант. Учреждение. Есть учредители, есть совет без права распоряжения имуществом и вообще с совещательным голосом, нет никакого членства. Просто оказываются определенные бесплатные услуги — хоть юридические, хоть культурные. Могут потребоваться лицензии и куча других бумаг. Поэтому лучше уж членские билеты распечатать — дешевле обойдется и может пригодиться. По крайней мере будет что показывать, если дяди с дубинками поинтересуются.
— Это точно! — радостно поддержал Стае. — Приходят менты тусовку разгонять, а мы им — корочки!
— В результате они разгоняют не тусовку, а несанкционированный митинг, — лениво заметил Андрей. — Костя, я прав? С юридической стороны?
— Не совсем, но почти. Если кому-то нужно будет, то и толпой по проспекту пройти — уже шествие. Найдут у всех эти самые корочки, припишут нарушение общественного порядка, особенно если гопа к нам прицепится. Так что все будет зависеть от того, насколько мы понравимся в большом белом доме. Который у бронзового Ленина за спиной. Поэтому я и считаю, что организация — именно то, что нам сейчас нужно. Плюс участие в официальных мероприятиях.
— Каким образом? — поинтересовался из своего угла Алексей. — Показательный магический фейерверк? Сеансы массового оздоровления? Или костюмированное представление?
— Может, и представление. Может, и массовиками-затейниками пойдем. Детишкам утренники устраивать. А еще лучше — появляться пред светлые губернаторские очи на конференциях, «круглых столах» и прочая, и прочая. И подписываться под теми обращениями, которые сверху на этот стол упадут. Понятно? Или у тебя с твоими юными туристами не то же самое? Не выводишь их на площадь, не устраиваешь «показухи» по праздникам?
— Потому и спрашиваю, что опыт… Кстати, о детишках! — Алексей чуть подался вперед. — С какого там возраста по закону это самое членство возможно?
— С восемнадцати, — чуть помедлив, ответил Костя. Стае вскинулся было — и тут же поник, уставился в стол. — Ты о своем молодняке беспокоишься? Лучше бы внимательнее смотрел, кто у тебя там тусуется.
— А в чем дело? — Светлые глаза туриста спокойно встретили ледяной взгляд, даже насмешливо прищурились. — Вроде бы ничего не натворили, народ новый приходит. Учим помаленьку. В лесу все нормально было, ты же сам за них порадовался.
— Порадовался, не спорю. И учите, и приходят. Кто у тебя там их сейчас учит?
— За меня сейчас Ромка остается. Антон в последнее время молодцом, скоро сам будет новичков гонять. Ленка помогает, чем может. Вообще сейчас у меня ядро сейчас растет, почти десяток уже. Что тебе не нравится?
— Все мне нравится, вот только ядро у тебя какое-то рыхлое. Взять тот же праздник в лесу, — Костя быстро переглянулся с Наташей, та хищно сверкнула зеленым из-под прически. — И ту же самую Ленку, которой у нас здесь когда-то не понравилось. Почему она с праздника сбежала, даже рюкзак оставила?
— Что ты мне тогда насчет Сашки сказал, помнишь? Так вот, Лена за ним поехала, а на дежурстве уже не застала. Разминулись. Пока к нему домой ездила, пока собрались — трамваи встали. Пешком не пошли, потому что гроза надвигалась. Что еще? Или ты теперь недоволен, что и его не было? — Под скулами Алексея неторопливо задвигались желваки. — С утра она приезжала, но мы уже снялись. Ее рюкзак я в свой засунул, там почти ничего не было, Ленка на поляну тащила жратву. Почти на всю компанию, кстати. Я к ней уже съездил, вещи отдал, поговорил. И вообще, если уж меня поставили молодым помогать, давай я с ними сам разбираться буду. Ты лучше скажи, как ты их к этой организации приписывать будешь, если там кое-кто и до шестнадцати не дорос еще?
— Очень просто. Наша общественная организация выступит учредителем еще одной, молодежной, входящей в нашу на правах отдельного юридического лица. Так что я вас, господин председатель, заранее поздравляю, — Костя весьма любезно улыбнулся и даже изобразил нечто, напоминающее поклон. — В молодежных организациях членство предусматривается с четырнадцати до тридцати. Руководству можно и постарше быть. Кстати, у тебя кто-нибудь старше тридцати есть? Или сразу отсеиваешь?
— Сами отсеиваются. Вот разве что тот же Сашка — ему вроде бы тридцатник уже есть.
— Это тот Александр, который контрактник? — уточнила Наташа. — Погоди, так это с ним Ленка до леса не доехала? Тогда понятно, почему. Жаль, хотелось бы познакомиться. Ты о нем столько рассказывал, о его чутье… Привел бы к нам, что ли. Вы же с ним вроде бы и раньше знакомы были, так?
— Точно. В один клуб ходили, к бардам нашим. Он потом воевать уехал, мы года четыре не виделись. Если не больше.
— Это он что, столько воевал?! — изумился Андрей. — Понравилось, что ли: три раза контракт продлевал? Или ему платили все и вовремя?
— Не все, остаток он уже здесь получал. После госпиталя, — неожиданно подал голос Дмитрий. — У Сашки там какие-то свои счеты были. Он вообще все эти дела вспоминать не любит.
— Так ты что, тоже его знаешь?! — Алексей даже подскочил на стуле. — И молчал?
— Да не то чтобы знаю, — огромные плечи качнулись, почти достав до курчавого затылка. — Общие знакомые нашлись. Раньше мы с ним иногда на тусовках пересекались, но не слишком часто. В городе встретишься, руку подашь: «Привет, как дела?» — и разбежались, а потом вспоминаешь, где виделись да кто познакомил. А вообще как раз у «зажигалки» разговорились, когда я прошлый раз заходил. Там и вспомнили друг друга. И потом еще он мотался, работу искал, и в нашу контору забегал.
— Так, хорошо, все его знают пять лет, он воин, бард, чутье у него нечеловеческое. Древняя Кровь имеется, — снова ледяные глаза быстро впились в зеленые и тут же повернулись к Алексею. — Приводи своего Сашу, может, и у нас с ним общие знакомые найдутся. Не захочет к нам сюда — пусть у тебя заместителем числится. Особенно если все-таки будет на общих мероприятиях появляться, а не только на тусовке. Приведешь — будем его обсуждать. При нем, чтобы совсем вежливо было. Сейчас вернемся к нашей повестке дня. Насчет устава намечающейся организации… Это еще кто?
Подвальное эхо подхватило шаги и обрывки разговора. Два голоса. Один старческий, но еще вполне крепкий и уверенный, без дребезжания и заикания. Второй — сильный и наглый, небрежно сплевывающий слова и не стесняющийся в их подборе. Впрочем, и выбор-то не слишком велик. Два голоса, а шагают человека три, не меньше. Даже с поправкой на эхо…
— Вот здесь, Виктор Палыч, налево, у нас тренажерный зал, — заскрипел ключ, ухнула открывшаяся дверь. Теперь старика узнали все. Управдом, он же — заведующий клубом «Романтик». Благодетель и надзиратель. Значит, кого-то еще облагодетельствовал.
Залязгали железки, что-то пронзительно заскрипело. Третий голос, совсем молодой, неуверенно заявил: «Не, а ниче вроде?» Мощно отозвался невидимый Виктор Палыч:
— Па-айдет, хрен ли надо для разгону. Так, а что пошире? Типа, там, зал… Тут, блин, что ли?
Последние слова прозвучали совсем близко и остались без ответа. В комнату заглянул… Все почему-то ожидали классического «новоросса» из анекдотов — с золотой цепью и пальцами, которым мешают сойтись перстни. Или, на совсем уж худой случай, клубящуюся и выпирающую из майки-борцовки тучу мышц с полнолунием бритого лба над ней.
Виктор Павлович ожиданий не оправдал. Был он не слишком высок и скорее жилист, чем мускулист. На темечке странным квадратом прилепился короткий ежик русых волос. И одет был несолидно: просторные штаны серо-синего камуфляжа, подпоясанные офицерским ремнем-портупеей, и сетчатый жилет-безрукавка с множеством карманов — сетка тоже пятнистая, только зелено-бурая. А самым несолидным был возраст. Лет двадцать пять, никак не старше. «Как раз в молодежную организацию», — подумала Татьяна.
Она жестоко подавила совершенно неуместный смешок и оглянулась на Костю.
Ни малейшего следа былой неприступности и холодности. Разве что отнести к последней бледные пятна, проступившие на щеках. А глаза… Не видела еще у него таких глаз Татьяна. Никогда. Не думала, что такие могут быть. Впрочем, довольно быстро уменьшились до нормального размера. На лице даже появилось какое-то подобие дружелюбной улыбки:
— Ну здравствуй, что ли… Витек… — Голос Кости все-таки дрогнул. — Давно не виделись. Заходи, гостем будешь.
— Ты… Ну, блин, это… Ты тут чего? — Гость владел собой несколько хуже, чем пригласивший его молодой юрист. Точнее, в несколько раз хуже. А когда Наталья тряхнула головой, откидывая свою рыжую шевелюру, квадратная челюсть почти упала в один из жилетных карманов. — И ты… Ну, блин… Вы чего?
— Тебя вот ждем, Витя! Костя прав: сколько не встречались, надо же когда-нибудь! — Наташа мило блеснула улыбкой и прищурила глазки — только изумрудные искры мелькнули. — А вообще-то у нас тут свой клуб. Экологический и культурный. Так что будем соседями.
— Не, ну, привет… — трудно было понять, поздоровался он или просто вырвалось. — Экологи, значит. Вы чего, в «Гринпис» пошли?
— Или еще в какую-то пись… — угодливо хохотнули в коридоре.
На этот раз не угадали: жилистая рука исчезла из виду, потянулась, кого-то нашарила. Квакнуло, глухо ударило по бетону.
— Не, Витек, нуты…
— Усохни! — Гость снизошел до того, что обернулся и рявкнул: — Я их еще до армии знал, просек тему? Они меня от срока отмазали. Все? Или еще что?
— Все… Так и сказал бы…
— Не спрашивают тебя — так меньше вые… Прощения просим, девушки!
— Да ладно, все свои, — улыбка Натальи стала просто обворожительной. Во всех смыслах: Татьяна почувствовала, как сдавило виски и чуть зашумело в ушах. Витек недоуменно потряс головой, совершенно по-детски захлопал глазами. — Ты лучше скажи, где был, какими судьбами сюда попал? Да не стой на пороге, заходи! Народ, уступите кто-нибудь стул человеку!
Женька, самый молодой в компании, отреагировал молниеносно: вскочил, отстранился, подвинул. Вытянулся у стены — разве что не по стойке «смирно». За что и был удостоен сразу двух благосклонных взглядов: гостя и хозяйки. На последнюю он, впрочем, почти не смотрел. Его приятель Сергей вообще ел Витька глазами, как лейб-гвардейский фельдфебель на параде — царя-батюшку при генеральской свите. Андрей тоже разглядывал нового участника заседания, но несколько хмуро и подозрительно. Особенно парашютиста заинтересовал левый нагрудный карман сетчатого жилета.
— Порядок, выдержит, не рассыплется, — удовлетворенно заметил жилистый пришелец, покачавшись на предложенном стуле. — Где был? Да где я не был?! Я тогда из города смотал, в Москву поехал, с хохлами на какой-то стройке вламывал. С восьми до восьми. Хавчик хозяйский, вагончик с печкой — чего еще? Летом достроили, бабки в руки — и гуляй дальше. А прописки нет, менты долбят. В Питере — та же муть, еще и не приткнешься нигде. Домой приехал — а тут повестка: Родина, мать ее, зовет! Хотел закосить, да Игоря вспомнил…
— Рэмбо? — негромко уточнил Костя.
— Его, земля ему пухом, — Витек помолчал. Потом как-то поник, сгорбился, кашлянул. Вздохнул тяжело. — Слушай, может, помянем его? Эй, Вован!
— Может, не надо, на жару-то? — поморщилась Наталья. — И вообще, ты помнишь, что мы водку не пьем?
— А мы не пить, мы помянуть. Где там… — В дверь сунулся парень помоложе Виктора Павловича, но и ростом, и плечами заметно больше. Мощная рука потирала красное пятно на скуле, глаза смотрели чуть испуганно. — Так, Вован, возле остановки «комок», возьмешь кагор и три… точно, три стакана. Бери тот, что с собором.
— Есть поближе точка, — вмешался Костя. — Выйдешь из подвала, перед тобой дом. Обойдешь слева, над первым же подвалом вывеска. Только бери тот, где купола на соборе золотые, а не желтые. И что-нибудь на закусь-возьми, хоть шоколадку.
— Слышал? Шесть минут! — Витек взглянул на часы. — Время пошло!
— Виктор Па… — заглянувший в комнату управдом едва удержался на ногах, когда с топотом стартовала живая ракета. — Вы помещение смотреть будете?
— Да ладно, был бы там зал, а нам сойдет! Значит, в ту субботу, и половину я принесу.
— Вы говорили, сразу… — старик замялся.
— Сейчас, обождите минутку! — скрипнул опустевший стул. Открылась еще одна дверь, скрипнули половицы. Гулко, как из колодца, докатилось: «Ну, сойдет, а я че сказал?» И тихо, слабо, но достаточно настойчиво: «Насчет оплаты, Виктор Палыч…» Послышался шорох, словно в городском парке осенью. «Все? Значит, мы с пацанами приходим. Без проблем? Тогда прощения прошу, я у вас тут. старых друзей встретил». Управдом кашлянул, забряцал чем-то металлическим: «Да-да, я понимаю. Тогда до субботы, Виктор Палыч? И ключи сразу возьмите, у меня вторые есть. Этот — наружная, этот — нижняя, вот эти — тренажеры и зал. Запомните?» Прощались уже перед дверью кабинета. Витек несколько секунд смотрел в спину старику, словно прицеливался, потом вернулся за стол. Еще раз взглянул на часы.
— Так, время у него еще есть… У меня тут тоже свой клуб намечается, — вместо улыбки получился зверский оскал. — Не очень культурный, зато очень экологический. А то очень много всякого нехорошего народа развелось. Портят людям окружающую среду, загрязняют.
— Много. Даже чересчур, — согласился Костя. — Ты кого именно сейчас вспомнил?
— Да вот, вернулся я домой, а тут у вас как с ума все посходили. Куда ни глянь — колдуны, куда ни плюнь — кто-то кому-то гадит… — Витек захохотал, оскалился чуть дружелюбнее. — Не боись, не о вас! Да, вот, может, и вы к нам присоединитесь?
— Ты сначала толком расскажи, чем заниматься будете, — негромко заметила Наталья. — Может, мы тем же самым заняты.
— Я и говорю — природу очищать. Чтобы людям можно дышать было. А то не продохнуть стало от таких, кто за людей никого не держит. Нет, блин, мы тогда тоже сдуру много нахреначили, но я как послушал, что теперь поехало, так мы тихие были. Баловство одно. Что у вас в городе творят, слышали? Детей, блин, режут! Знаете про такое?
— Рассказывали, — кивнул Костя. — Знаешь, Витек, это мелочи.
— Ну ни хрена же себе, мелочи! — даже зубы скрипнули. — Это, блин, беспредел полный! Что еще терпеть, а?!
— Это мелочи, — откликнулась Наталья. — То же самое, что и раньше, только крови бояться перестали. Насмотрелись за это время, такая вот теперь соплячня подросла. Когда ворье мелкое начинает глаза отводить, чтобы сумку сдернуть, это тоже еще баловство. Ты лучше о другом подумай, да и ребят своих спроси: кому все это нужно?
— Что нужно? — нахмурился Витек. — Чтобы резали?
— Чтобы глаза отводили. И чтобы не боялись никого и ничего. Мы, если не забыл еще, хоть кого-то над собой чувствовали, потому и не особенно размахивались. А теперь мы от всего отошли, а нынешние только себя и слушают. Вот только, если помнишь, в этих делах просто так даже ворона не каркает.
Загремело на лестнице и в коридоре. Запыхавшийся Вован протянул бутылку с красной этикеткой, широкую плитку в черной обертке и три — один в другом — пластиковых стаканчика.
— Пять тридцать две, норматив выполнил, — Витек оторвал взгляд от часов и одобрительно хлопнул гонца по плечу. — Вот так вас, духи, учить надо! Все, поставь сюда и свободен. Постой с Козырем в тенечке, можете пивка по баночке. По одной.
— Не, а… — жалобно посмотрел на принесенное Вован. Рука на его плече сжалась, пальцы вмялись в мускулы, и парень побледнел. Но высвободиться не пытался.
— Ты, типа, не сечешь? Оборзел, сам хочешь? Позоришь меня, Вован?
— Не-ет, я пивка-а…
— Во, допер. Мы человека знали, а ты нет. Пошел! — Рука разжалась. — Что останется, ваше. Тоже помянете, когда до вас дойдет. Кру-гом! Бегом отсюда!
На этот раз топот затих почти сразу. Только дважды скрипнул пол: не иначе, бегущего заносило на поворотах.
— Учишь их, учишь, а один… Не, ты скажи, Кость, я не прав? — Под черной оберткой горлышка оказалась фирменная пробка. Не пластиковый колпачок, а «корка» с виднеющимся через зелень стекла черным штампом. — Вот, блин, закрыли! Штопор есть у кого? Или дальше загоним?
— Дай-ка сюда! — Костя подождал, пока бутылка через третьи руки доплывет над столом, плотно обхватил горлышко. Накрыл сверху ладонью. На пару секунд закрыл глаза. Глухое «шпок!», резкое движение рук. Вылетевшая пробка тут же была перевернута и до половины вбита обратно. — Разливать сам будешь? Тогда держи!
— Это ты как? — камуфлированный учитель ошалело уставился на торчащий коричневый пенек. — Вытянул, что ли?
— Уметь надо! А в принципе — то же самое баловство. Видишь, и оно на что-то пригодиться может, так что ты, типа, того, не всех вычищай. Мы тебе, добрый молодец, еще пригодимся.
— Не, нуты скажи, как? — не мог успокоиться Витек. — Я, типа, тоже не тупой в этом деле. Как ты это?
— Да разливай ты, что ли! — отмахнулась Наташа. — Он горлышко прогрел, пробка и выскочила. Воздухом выбило. Тут вся хитрость — чтобы стекло не лопнуло. И прогревать нужно точечно, чтобы вино не кипятить. Видел, как Юрик костер без спичек разжигал? То же самое, только аккуратнее.
— Вот, блин… Не, это надо попробовать. Этот прикол точно пригодится. А я, блин, такие продавливал, корячился. Ладно, будем знать, — темное вино полилось в стаканчики, просвечивало багровым. — Ну, не чокаясь. За Рэмбо покойного, за всех, кто не пришел.
Трое выпили. Наталья чуть поморщилась, вздохнула. Разломали темные дольки. Помолчали. Витек плеснул себе еще, проворчал:
— Вообще-то за это третьим пить положено…
— Когда-то первым и пили. Это потом уже третий стал, — негромко заметил Андрей. — В Афгане повелось, и то не сразу.
— Это кто тут под руку?! — возмутился Витек. Резко повернулся. В руке плеснуло, на стол упали вишневые капли. — Ты откуда будешь такой умный? Что, сам в Афгане воевал?
— Командир там был, рассказывал, — спокойно откликнулся парашютист. — Он в Ложкаревке служил.
— Где-е?!
— В Лашкаргахе, есть там такое местечко. Может, слышал когда? Кстати, земеля, а ты сам где был? — почему-то Андрей не смотрел в глаза собеседнику. Никак не мог оторваться от левого кармана.