Страница:
— А можно, я в рубку пойду? Я на корабле в первый раз.
— Кора-а-абль! — усмехнулся Олег. — Ладно уж, иди, если Ваня не прогонит. Но тогда будет тебе задание: гляди по сторонам, и как заметишь что-нибудь интересное — сразу мне говори. Не только глазами гляди, понятно?
Романтическая рулевая рубка оказалась полутемной комнатушкой. Даже коридором — примерно метр в ширину, меньше трех — в длину. С одного борта — дверь, и с другого — дверь. На передней стене три окошка — маленькое круглое посередине и квадратные, чуть побольше — по сторонам. Зато перед круглым окошком расположился самый настоящий штурвал: деревянный, с точеными спицами и рукоятками, поблескивающий какими-то золотистыми деталями. Небольшой, но настоящий, точно такой же, как на разных рисунках и «морских» сувенирах.
Вот только не стоял за этим штурвалом этакий «морской волк» в лихо заломленной фуражке и с дымящейся трубкой в зубах. За штурвалом вообще никто не стоял.
Сидевший на высоком табурете больше походил на слесаря из домоуправления, чем на капитана. Лысеющий мужичонка в сером засаленном ватнике, из-под которого виднелась не первой свежести тельняшка. Вместо фуражки капитанскую голову венчала изрядно повыгоревшая кепочка с еле различимой надписью «Речфлот». Морщинистые руки, увитые тусклой синевой татуировок, спокойно лежали на коленях.
Капитан не обращал внимания не только на появившуюся в рубке девушку, но и на реку. Дремал. Или делал вид, что дремлет. Тем не менее катер по-прежнему бойко вспарывал речную воду, уверенно бежал туда, куда было нужно. Или туда, куда он считал нужным.
Пока что, судя по всему, катеру хотелось уткнуться в камыши на приближающемся берегу.
До берега оставалось метров тридцать, не больше, когда Ваня решил вмешаться. Не очнулся от своей дремоты — просто лениво возложил правую руку на штурвал. Деревянное колесо чуть провернулось, и катер плавно отвернул от берега. Из желтовато-бурой стены листьев с истошным кряканьем поднялись две утки. Рука на несколько секунд крепко придержала штурвал и вернулась на привычное место.
— Не пугайси, — из-под голубоватого козырька сонно блеснул глаз. — Машинка вумная, сама добегить. Она по ентому маршруту дольше бегает, чем ты на свете живешь, и сама все знает. Ты лучше по сторонам поглядывай, как Олег велел.
— А вы что, тоже верхним зрением смотрите? — догадалась Татьяна.
— И верхним, и нижним. Когда захочу. А сейчас надобности нет. Я же говорю — машинка все знает. И я вместе с ней. Тут не город, тут проще. Там кто-нибудь под колеса нырнуть норовит, а на реке сейчас разве что моторка какая проскочит, так ее по шуму…
Ваня не договорил. На стенке возле его колена ожил какой-то серый ящик. Зашуршал, заскрипел, потом трескучим голосом произнес:
— «Яррславец» снизу у Черных Вод, ответьте «Вол-гонефти»!
Капитан моментально выхватил откуда-то серую трубку, похожую на телефонную. Поднес к уху, попутно приподняв козырек.
— «Волгонефть» — «Рубин»! Левыми расходимся!
— Понял, левыми! Ты, что ли, Вань? «Дозорный» сегодня где, не знаешь?
— Час назад стоял где всегда, за мостом. За старым. А что?
— Да ничего, — рация с присвистом вздохнула. — Должок есть, опять солярку шакалить будет. Ну, бывай.
— Бывай, — Ваня повесил трубку на место. — А так все был о приятно…
— Это вы о чем? — не поняла Татьяна.
— Сейчас сама увидишь, — капитан поморщился, словно ему предлагали хлебнуть нашатырного спирта. Потом высунулся в дверь, обернулся к корме: — Прикройтесь, отмашка!
Что такое отмашка, Татьяна спросить не успела. Рука с синим якорьком легла на небольшой пульт, щелкнул выключатель. И тут же визгливый пронзительный скрежет ударил по ушам. Ввинтился, вошел в голову и там взорвался голубым фейерверком. Почему-то слева огней было больше.
Девушка моргнула, хотела потрясти головой — снова ударило и оглушило. Рубка побледнела и расплылась. Татьяна зажмурилась, потом все-таки открыла глаза. Все было нормально, только где-то над головой загудело, треснуло — и левый борт подсветило призрачным бело-лиловым светом, похожим на вспышку электросварки.
— Все, хватит с них, — капитан снова щелкнул выключателем. Вздохнул. — До чего, однако, противная штука. Сколько лет, а все не привыкну. Уже и защиту ставить пробовал… — Ваня махнул рукой и поудобнее устроился на своем табурете.
— А… что это было?
— Мелкие неудобства на наши… Гм-м, не головы, в общем. Во-он с той длинной бочкой расходимся, — козырек качнулся куда-то вверх. Татьяна машинально посмотрела на ближайшее облако, потом опустила взгляд к реке. Впереди, километрах в трех, и в самом деле виднелось какое-то довольно большое судно. — Видишь? Кроме радио, положено и отмашку давать — сигнал то есть, как расходиться будем. Лампа мощная, импульсная. То ли частоты какие-то совпадают, то ли еще что — поверху режет каждый раз, как ножом. Илья и тот ничего не смог сделать, каждый раз сам закрывается. Не то чтобы опасно, но неприятно, — Ваня внимательно посмотрел на девушку. — Э-э, да ты и на себе проверила! Что, не успела прикрыться? Или не сумела?
— И то и другое, — честно призналась Татьяна. — Как-то неожиданно все. И противно.
— Противно, — согласился капитан. — А что неожиданно… Эх, деваха, если бы все ожидать можно было! Ну ничего, научишься. Погоди, тут повнимательнее надо. Приплыли почти.
Катер прошел между двумя островками, несколько минут скользил вдоль небольшого обрывчика.
— Так, а теперь выйди-ка отсюда. Мешать будешь, — Ваня вскочил с табурета, встал за штурвал. — Поди к Олегу, только сядь, не маячь. Мне обзор нужен.
Олег Алексеевич вяло приподнял голову, чуть подвинулся. Татьяна примостилась на железке, как кошка на заборе: вроде бы надежно, но и свалиться есть куда. Очень даже просто.
Особенно если этот забор выдергивать. Катер резко качнуло, повело куда-то в сторону. Двигатель заворчал чуть громче. Немного притих, пробубнил что-то еле слышно. Опять коротко прогрохотал, и вдоль борта сердито зашипела мутная пена. Новый рывок, и «ярославец» протиснулся в узкую — не развернешься — протоку. Почти сразу же над головой сомкнулся зеленый с золотом навес — деревья стояли у самой воды, и через протоку дотягивались не только тоненькие веточки, но и солидные узловатые сучья.
Водный коридор посреди леса повернул, еще раз, еще — и внезапно деревья раздвинулись. Почти сразу же нос катера покатился влево, заскрипел, чуть дернулся. Почти уткнулся в берег — глинистый откос с торчащими корнями и небольшими норками. За кормой забурлило, поплыли какие-то ошметки, стебли.
— Приплыли, — Ваня вышел из рубки, нырнул в люк. На корме зашумели, засуетились. Двигатель стукнул пару раз и замолчал.
— Что случилось? На мель сели?
— Нет, просто приплыли. Помоги-ка, сходню выдвинем, — Олег оживился, взялся за длинную доску с приколоченными поперечинами. — Вот так, на верх обрыва… Вот и хорошо! Кстати, задание мое ты так и не выполнила, так что получай наряд вне очереди: картошку чистить умеешь?
— Нечего тут армейские порядки вводить. Женщине мужик должен дарить наряды, а не назначать.
— Так то своей… — попробовала пошутить Татьяна и тут же снова занялась картошкой: слишком уж свирепо блеснули очки собеседницы.
— Какая разница, чьей! Тем более если чужая! А если разобраться, то с ученицей надо быть вежливее, чем с родной дочкой! — Тяжелый охотничий нож дважды перечеркнул блестящие бока картофелины, желтоватые куски плюхнулись в воду. — Дочка никуда не денется, пока замуж не выйдет… да и потом тоже. Все равно и любить будет, и воспитание с малых лет идет. А сейчас злости тебе добавь — вот она вместе с наукой и останется. Где-нибудь прорежется потом. Ты кем хочешь стать?
— Не знаю еще. Пока что Олег Алексеевич только самому простому учит.
— Это и без него могли бы. Учитель из него… Командиром быть — это он запросто, а педагог никакой. Можешь поверить, я пятнадцать лет в школе. Высшая категория.
— Вы… учительница?!
— А что, совсем не похожа?
— Нет, почему же…
Со своими школьными учителями Татьяна рассталась каких-то три месяца назад и до сих пор немного робела перед ними. И вообще перед преподавателями — даже молодыми. А сидевшей рядом с ней женщине явно было за тридцать. Это если по человеческим меркам.
На самом деле, наверное, больше — до сих пор не получалось сразу узнавать возраст Древних. Впрочем, если в школе пятнадцать лет проработала, то вряд ли больше сорока.
Обычная женщина, выглядящая на все свои годы, — не больше, но и не меньше. Чуть полноватая, с короткой стрижкой. На плечи накинута видавшая виды куртка-ветровка, настолько выгоревшая и застиранная, что и цвета не разобрать. Большие очки на переносице. Почему-то эти очки не давали Татьяне покоя: казалось бы, Древний Народ со всей своей магией мог бы и зрение исправить… если вообще оно у Древних может испортиться. Или верхнее зрение может помочь при близорукости? Надо будет потом у Олега Алексеевича спросить.
— Простите, Любовь… — сразу захотелось назвать по имени-отчеству. Неудобно как-то на «ты» с учительницей.
— Васильевна. Но вроде бы договаривались, что просто Люба? Вот давай так и продолжать. Заодно и про картошку не забывай. Что хотела спросить?
— А что вы преподаете?
— Историю мировой культуры, во второй гимназии. До этого — музыку, я и сейчас студию веду, — в котелок отправилась еще одна четвертованная картофелина. — И сейчас ты спросишь, кто я у Древних. Угадала?
— Угу, — нож Татьяне достался острый, как бритва, но слишком длинный. По крайней мере, для такого ответственного занятия, как чистка чего-нибудь. Выковыривание же глазков превращалось в сложную операцию, в ходе которой нужно было ухитриться не откромсать половину чего-нибудь — или картошки, или пальца. Хорошо хоть глазки эти были неглубокими.
— Думаешь, знахарка, колдунья или еще кто-нибудь в том же роде? Не-ет, милая. Это муж у меня специалист и сына учит. Меня тоже пробовал научить — я начала было, а потом отказалась.
— Почему?! — от удивления Татьяна чуть не отхватила себе половину ногтя. Нож скользнул вдоль пальца и с мокрым хрустом снес верхушку клубня.
— Осторожней, порежешься. Отказалась, потому что не всем нужно этим заниматься. Даже если получается, не нужно. Я уж не говорю, что не надо бы никому в такие дела лезть, не для людей это.
— Но вы… Мы же не совсем люди. Так ведь?
— Может, и так, — Люба тяжело вздохнула. — Хотя это еще с какой стороны смотреть. Я вот себя человеком чувствую. Просто каких-то способностей больше, каких-то меньше. Вот с верхним зрением у меня не очень получается, зато настроение хорошо чувствую — и у людей, и в природе. Только не вижу, а слышу. Выше или ниже, тише или громче. Вот в лесу — там музыка, и здесь тоже, а в городе иногда такой скрежет, что голова болит. Одно спасение — жить по-человечески, тогда меньше воспринимаешь. Все, хватит картошки. Дай-ка луковицу, там возле тебя пакет лежит черный. И сходи-ка, потревожь наших рыбаков, скажи, что у нас все готово. Если хотят уху — пусть ловят, а не забавляются.
Рыбаков было трое. Олег с Ильей азартно швыряли блесны вдоль камышей, а с кормы катера грустно глядел на поплавок капитан Ваня. Татьяна недоуменно повернулась к учительнице:
— А почему вы думаете…
— Не думаю, а просто знаю. Хотели бы рыбешки наловить — уже по полному ведру было бы. Не в первый раз с ними. Им, понимаешь ли, тоже хочется по-человечески пожить, хотя бы на рыбалке. А по-нашему рыбачить — это неспортивно. Ладно, сейчас сама схожу, поговорю с ними.
Люба тяжелой поступью пошла к берегу. Что она говорила, слышно не было. Только блеснула над бородой улыбка Ильи и смущенно поправил кепочку капитан. Олег просто кивнул, еще раз взмахнул удилищем, покрутил ручку катушки — и по речке раскатился гулкий удар. Длинное зеленое тело выпрыгнуло из воды, боком плюхнулось обратно, рванулось — пластиковый прут в руках Олега согнулся крутой дугой. «Да не возись ты с ней, глуши сразу!» — донесся женский голос. Илья махнул рукой и отвернулся, пошел к катеру.
Через несколько минут Люба вернулась к костерку. В одной руке — ведерко, пальцы другой цепко впились в глаза щуки. Пасть судорожно подергивалась у самого плеча учительницы, а хвост молотил траву и время от времени сочно шлепал по мокрой штанине. Чуть ниже колена.
— Вот видишь, могут же, если захотят!
— Это… что? — Татьяна не сразу пришла в себя. Зеленое чудище шлепнулось поодаль от костерка, запрыгало в пожухлой траве. — То есть они с самого начала могли поймать?
— И я тебе о том же, — Люба вздохнула. — Как молодых учить, так сразу — другое мышление, смотрите на мир иначе, вы теперь не те, что раньше… А как сами до удочек дорвались — так сразу же дайте им без этого пожить, дайте по-прежнему подумать и на мир посмотреть!
— Может, им самим от этого всего отдохнуть хочется?
— Отдохнуть? — учительница ловко перехватила нож, ударила черенком по щучьему черепу — раз, другой. Хвост задрожал, вяло махнул напоследок и замер. — От чего отдохнуть, Таня? От жизни? Если это наша жизнь — от нее не устанешь, просто будешь так жить. И не задумываться, почему именно так. Тебя ведь этому учат, правда?
Татьяна не ответила. Посмотрела еще раз на берег — Олег складывал спиннинг, что-то недовольно высказывая Илье. Тот кивал, соглашался, но глядел при этом не на собеседника. На дубовую рощицу, рыжевшую осенними листьями у дальнего поворота протоки. Не нравилось что-то Илье в этой роще — а может, просто чего-то он ждал от этих дубков.
Олег почувствовал взгляд, обернулся. Не торопясь, Шагнул к катеру, положил снасти на палубу. Пошел к костру, по пути сорвал пучок травы — руки вытереть.
— Ну и как у вас дела? Как картошка, как рыбка?
— Ненастоящее это все, — неожиданно для себя самой выпалила Татьяна.
— Ничего себе! — Глаза старика полезли под седую шевелюру. — Что тут ненастоящее? Картошку на рынке брали, щучка вот…
— Вы же знаете, что я не об этом!
— Знаю. А ты не злись, не злись. Или хотя бы учись свою злость прятать, — Олег неожиданно помрачнел, искоса посмотрел на Любу. — Так что у нас тут ненастоящее? И почему?
— Все это, — девушка кивнула на катер, потом в сторону котелка. — Весь этот пикник на берегу, отдых на природе. И вообще… все.
— Вообще-то все вокруг настоящее. Не веришь — засунь палец щуке в пасть, пощупай зубы. И природа настоящая, и пикник. Уха должна быть настоящая — если получится, конечно. Я вот давно так не отдыхал, честное слово. Очень давно. А что не только отдыхаем — это ты должна была еще раньше заметить. Для того и задание давал, да ты сама просмотрела все. Учись, привыкай, теперь у тебя все с изнанкой — вот и приучайся ее видеть. А пока — ладно уж, покажу. Пошли. Любовь Васильевна, одна управитесь?
— Справлюсь, — учительница пожала плечами. — Если что, еще два помощника есть.
— Тогда пошли, — повторил Олег и, не оглядываясь, зашагал к рощице.
Татьяна поплелась следом. Запоздало попробовала вглядеться в дубки верхним зрением — и ничего не поняла. Дубы как дубы, роща как роща. Единственное, что отличало это место от любого соседнего перелеска, — зыбкое зеленоватое марево у самой земли. Такое уже приходилось видеть, и не раз. Летом. Летом — а сейчас осень!
Додумать эту мысль не удалось. Из куста на опушке поднялся молодой парень в пятнистых штанах и жилете с множеством карманов, накинутом на голое тело. Весьма мускулистое тело, кстати. Олег молча кивнул, и паренек шагнул в сторону, пропуская пришедших. Жилет колыхнулся, и на загорелой груди Татьяна успела увидеть небольшую татуировку — скорпион с какими-то цифрами над спинкой. И ниже — короткая надпись, но вот разобрать ее не удалось.
Парень весело подмигнул и пошел следом. Где-то его Татьяна уже встречала, но вот где именно — хоть режь, не вспомнить. На катере его не было, это точно. — Ну вот и пришли, — Олег остановился, и задумавшаяся девушка чуть не уткнулась носом в плечо старика. — Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. А мешать не будем.
Сначала Татьяна не различала ничего, кроме переливающейся тени дубовых ветвей на небольшой полянке. Попробовала присмотреться по-другому — голова закружилась от всплесков зеленого огня и желтых сполохов. Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Наконец удалось разглядеть на дальней стороне поляны человека в стареньком джинсовом костюме. Даже узнала — он-то на катере был. Муж учительницы Любы. Виктор, кажется. Как причалили — подхватил сумку и пошел «за последними грибами», а с ним и еще четверо пассажиров. Интересно, а они где? Не видно. А смотреть верхним зрением Татьяна больше не хотела.
Виктор был занят отнюдь не грибами. Он стоял с закрытыми глазами, чуть приподняв руки, и дирижировал невидимым оркестром.
Осторожно, без резких взмахов. Тихо. Очень тихо. Бесшумно.
— Что он делает? — прошептала Татьяна Олегу в спину.
— Место лечит, — ответил тот чуть громче, но все-таки вполголоса. — Вон, посередине кострище видишь? А теперь вокруг посмотри.
Кострище она заметила только теперь. Приглядевшись, заметила и то, что было вокруг: какие-то серые линии, словно выгоревшие в прошлогодней листве… Выгоревшие?! Татьяна отшатнулась, снова налетела на плечо — на этот раз молодое и крепкое. Тут же вспомнила, где она видела этого парня — там же, где и сама чертила на земле такие же линии, складывающиеся в аккуратную, очень правильную фигуру.
— Узнала рисунок? — В голосе Олега не было ни насмешки, ни какого-нибудь интереса. — Только здесь не один человек был, а компания. Тоже, впрочем, любители приключений. Повеселились, похулиганили, а убирать нам. Праздник у них был, видите ли, день Дагона. Хорошо хоть без крови его отмечают, не так загадили все. Да и место спокойное, возле города хуже было бы.
— Вы и после меня так… лечили? — догадалась Татьяна.
— Не совсем так, но похоже. Ты по-другому набедокурила. Пожалуй, хуже, чем здесь. Эти-то своим делом были заняты, а ты все вокруг раздергала. Здесь просто — помочь немного, и лесок все сам затянет, еще до морозов. Только зола останется. Так что это и в самом деле отдых, ну и уборка между делом. По осени нужно такие мелкие помойки убирать, чтобы к зиме чисто было.
— А большие помойки есть? И где?
— Э-э, чего тебе захотелось! Бывают и большие, и такие, что вовсе не уберешь. Только там гулять незачем, и пикник рядом не устроишь. Там серьезная работа, но пока — тьфу-тьфу — давненько не видывали. А лучше вообще не давать гадить по-крупному, только не всегда получается.
— Как тогда, возле города?
— Как тогда, — хмуро кивнул Олег. — Там как раз такое, что век не уберешь.
— Олег Алексеевич, а все-таки: что тогда было? Вы обещали рассказать, и все время — в другой раз…
— И на этот раз не расскажу.
— Но почему?! Не вовремя? Или такой большой секрет?
— Не секрет, просто не хочется вспоминать. Да и не поймешь ты пока всего. Вот научишься всему, что нужно, тогда и расскажу… может быть. Или кто-нибудь другой расскажет. Знаешь что, — Олег поднял сухую веточку, повертел в руках, потом с хрустом переломил. — Подойди с этим к Илье. Попроси рассказать — он тоже все знает. А если будет ко мне отсылать — так ему и передай, что мне вспоминать не хочется. Ну все, посмотрела на настоящее? — Голос Олега неожиданно изменился. Словно и не было только что мрачного взгляда и тяжелого дыхания, не сходились седые брови. — Тогда пошли обратно. Наряд вне очереди я тебе не отменял, после обеда котелок помоешь. Гриша, закончите здесь — долго не бродите, уха остынет!
ГЛАВА 5
— Кора-а-абль! — усмехнулся Олег. — Ладно уж, иди, если Ваня не прогонит. Но тогда будет тебе задание: гляди по сторонам, и как заметишь что-нибудь интересное — сразу мне говори. Не только глазами гляди, понятно?
Романтическая рулевая рубка оказалась полутемной комнатушкой. Даже коридором — примерно метр в ширину, меньше трех — в длину. С одного борта — дверь, и с другого — дверь. На передней стене три окошка — маленькое круглое посередине и квадратные, чуть побольше — по сторонам. Зато перед круглым окошком расположился самый настоящий штурвал: деревянный, с точеными спицами и рукоятками, поблескивающий какими-то золотистыми деталями. Небольшой, но настоящий, точно такой же, как на разных рисунках и «морских» сувенирах.
Вот только не стоял за этим штурвалом этакий «морской волк» в лихо заломленной фуражке и с дымящейся трубкой в зубах. За штурвалом вообще никто не стоял.
Сидевший на высоком табурете больше походил на слесаря из домоуправления, чем на капитана. Лысеющий мужичонка в сером засаленном ватнике, из-под которого виднелась не первой свежести тельняшка. Вместо фуражки капитанскую голову венчала изрядно повыгоревшая кепочка с еле различимой надписью «Речфлот». Морщинистые руки, увитые тусклой синевой татуировок, спокойно лежали на коленях.
Капитан не обращал внимания не только на появившуюся в рубке девушку, но и на реку. Дремал. Или делал вид, что дремлет. Тем не менее катер по-прежнему бойко вспарывал речную воду, уверенно бежал туда, куда было нужно. Или туда, куда он считал нужным.
Пока что, судя по всему, катеру хотелось уткнуться в камыши на приближающемся берегу.
До берега оставалось метров тридцать, не больше, когда Ваня решил вмешаться. Не очнулся от своей дремоты — просто лениво возложил правую руку на штурвал. Деревянное колесо чуть провернулось, и катер плавно отвернул от берега. Из желтовато-бурой стены листьев с истошным кряканьем поднялись две утки. Рука на несколько секунд крепко придержала штурвал и вернулась на привычное место.
— Не пугайси, — из-под голубоватого козырька сонно блеснул глаз. — Машинка вумная, сама добегить. Она по ентому маршруту дольше бегает, чем ты на свете живешь, и сама все знает. Ты лучше по сторонам поглядывай, как Олег велел.
— А вы что, тоже верхним зрением смотрите? — догадалась Татьяна.
— И верхним, и нижним. Когда захочу. А сейчас надобности нет. Я же говорю — машинка все знает. И я вместе с ней. Тут не город, тут проще. Там кто-нибудь под колеса нырнуть норовит, а на реке сейчас разве что моторка какая проскочит, так ее по шуму…
Ваня не договорил. На стенке возле его колена ожил какой-то серый ящик. Зашуршал, заскрипел, потом трескучим голосом произнес:
— «Яррславец» снизу у Черных Вод, ответьте «Вол-гонефти»!
Капитан моментально выхватил откуда-то серую трубку, похожую на телефонную. Поднес к уху, попутно приподняв козырек.
— «Волгонефть» — «Рубин»! Левыми расходимся!
— Понял, левыми! Ты, что ли, Вань? «Дозорный» сегодня где, не знаешь?
— Час назад стоял где всегда, за мостом. За старым. А что?
— Да ничего, — рация с присвистом вздохнула. — Должок есть, опять солярку шакалить будет. Ну, бывай.
— Бывай, — Ваня повесил трубку на место. — А так все был о приятно…
— Это вы о чем? — не поняла Татьяна.
— Сейчас сама увидишь, — капитан поморщился, словно ему предлагали хлебнуть нашатырного спирта. Потом высунулся в дверь, обернулся к корме: — Прикройтесь, отмашка!
Что такое отмашка, Татьяна спросить не успела. Рука с синим якорьком легла на небольшой пульт, щелкнул выключатель. И тут же визгливый пронзительный скрежет ударил по ушам. Ввинтился, вошел в голову и там взорвался голубым фейерверком. Почему-то слева огней было больше.
Девушка моргнула, хотела потрясти головой — снова ударило и оглушило. Рубка побледнела и расплылась. Татьяна зажмурилась, потом все-таки открыла глаза. Все было нормально, только где-то над головой загудело, треснуло — и левый борт подсветило призрачным бело-лиловым светом, похожим на вспышку электросварки.
— Все, хватит с них, — капитан снова щелкнул выключателем. Вздохнул. — До чего, однако, противная штука. Сколько лет, а все не привыкну. Уже и защиту ставить пробовал… — Ваня махнул рукой и поудобнее устроился на своем табурете.
— А… что это было?
— Мелкие неудобства на наши… Гм-м, не головы, в общем. Во-он с той длинной бочкой расходимся, — козырек качнулся куда-то вверх. Татьяна машинально посмотрела на ближайшее облако, потом опустила взгляд к реке. Впереди, километрах в трех, и в самом деле виднелось какое-то довольно большое судно. — Видишь? Кроме радио, положено и отмашку давать — сигнал то есть, как расходиться будем. Лампа мощная, импульсная. То ли частоты какие-то совпадают, то ли еще что — поверху режет каждый раз, как ножом. Илья и тот ничего не смог сделать, каждый раз сам закрывается. Не то чтобы опасно, но неприятно, — Ваня внимательно посмотрел на девушку. — Э-э, да ты и на себе проверила! Что, не успела прикрыться? Или не сумела?
— И то и другое, — честно призналась Татьяна. — Как-то неожиданно все. И противно.
— Противно, — согласился капитан. — А что неожиданно… Эх, деваха, если бы все ожидать можно было! Ну ничего, научишься. Погоди, тут повнимательнее надо. Приплыли почти.
Катер прошел между двумя островками, несколько минут скользил вдоль небольшого обрывчика.
— Так, а теперь выйди-ка отсюда. Мешать будешь, — Ваня вскочил с табурета, встал за штурвал. — Поди к Олегу, только сядь, не маячь. Мне обзор нужен.
Олег Алексеевич вяло приподнял голову, чуть подвинулся. Татьяна примостилась на железке, как кошка на заборе: вроде бы надежно, но и свалиться есть куда. Очень даже просто.
Особенно если этот забор выдергивать. Катер резко качнуло, повело куда-то в сторону. Двигатель заворчал чуть громче. Немного притих, пробубнил что-то еле слышно. Опять коротко прогрохотал, и вдоль борта сердито зашипела мутная пена. Новый рывок, и «ярославец» протиснулся в узкую — не развернешься — протоку. Почти сразу же над головой сомкнулся зеленый с золотом навес — деревья стояли у самой воды, и через протоку дотягивались не только тоненькие веточки, но и солидные узловатые сучья.
Водный коридор посреди леса повернул, еще раз, еще — и внезапно деревья раздвинулись. Почти сразу же нос катера покатился влево, заскрипел, чуть дернулся. Почти уткнулся в берег — глинистый откос с торчащими корнями и небольшими норками. За кормой забурлило, поплыли какие-то ошметки, стебли.
— Приплыли, — Ваня вышел из рубки, нырнул в люк. На корме зашумели, засуетились. Двигатель стукнул пару раз и замолчал.
— Что случилось? На мель сели?
— Нет, просто приплыли. Помоги-ка, сходню выдвинем, — Олег оживился, взялся за длинную доску с приколоченными поперечинами. — Вот так, на верх обрыва… Вот и хорошо! Кстати, задание мое ты так и не выполнила, так что получай наряд вне очереди: картошку чистить умеешь?
* * *
Картошку почистили быстро. И мало ее было — а много ли надо на котелок ухи? — и чистить пришлось не в одиночку.— Нечего тут армейские порядки вводить. Женщине мужик должен дарить наряды, а не назначать.
— Так то своей… — попробовала пошутить Татьяна и тут же снова занялась картошкой: слишком уж свирепо блеснули очки собеседницы.
— Какая разница, чьей! Тем более если чужая! А если разобраться, то с ученицей надо быть вежливее, чем с родной дочкой! — Тяжелый охотничий нож дважды перечеркнул блестящие бока картофелины, желтоватые куски плюхнулись в воду. — Дочка никуда не денется, пока замуж не выйдет… да и потом тоже. Все равно и любить будет, и воспитание с малых лет идет. А сейчас злости тебе добавь — вот она вместе с наукой и останется. Где-нибудь прорежется потом. Ты кем хочешь стать?
— Не знаю еще. Пока что Олег Алексеевич только самому простому учит.
— Это и без него могли бы. Учитель из него… Командиром быть — это он запросто, а педагог никакой. Можешь поверить, я пятнадцать лет в школе. Высшая категория.
— Вы… учительница?!
— А что, совсем не похожа?
— Нет, почему же…
Со своими школьными учителями Татьяна рассталась каких-то три месяца назад и до сих пор немного робела перед ними. И вообще перед преподавателями — даже молодыми. А сидевшей рядом с ней женщине явно было за тридцать. Это если по человеческим меркам.
На самом деле, наверное, больше — до сих пор не получалось сразу узнавать возраст Древних. Впрочем, если в школе пятнадцать лет проработала, то вряд ли больше сорока.
Обычная женщина, выглядящая на все свои годы, — не больше, но и не меньше. Чуть полноватая, с короткой стрижкой. На плечи накинута видавшая виды куртка-ветровка, настолько выгоревшая и застиранная, что и цвета не разобрать. Большие очки на переносице. Почему-то эти очки не давали Татьяне покоя: казалось бы, Древний Народ со всей своей магией мог бы и зрение исправить… если вообще оно у Древних может испортиться. Или верхнее зрение может помочь при близорукости? Надо будет потом у Олега Алексеевича спросить.
— Простите, Любовь… — сразу захотелось назвать по имени-отчеству. Неудобно как-то на «ты» с учительницей.
— Васильевна. Но вроде бы договаривались, что просто Люба? Вот давай так и продолжать. Заодно и про картошку не забывай. Что хотела спросить?
— А что вы преподаете?
— Историю мировой культуры, во второй гимназии. До этого — музыку, я и сейчас студию веду, — в котелок отправилась еще одна четвертованная картофелина. — И сейчас ты спросишь, кто я у Древних. Угадала?
— Угу, — нож Татьяне достался острый, как бритва, но слишком длинный. По крайней мере, для такого ответственного занятия, как чистка чего-нибудь. Выковыривание же глазков превращалось в сложную операцию, в ходе которой нужно было ухитриться не откромсать половину чего-нибудь — или картошки, или пальца. Хорошо хоть глазки эти были неглубокими.
— Думаешь, знахарка, колдунья или еще кто-нибудь в том же роде? Не-ет, милая. Это муж у меня специалист и сына учит. Меня тоже пробовал научить — я начала было, а потом отказалась.
— Почему?! — от удивления Татьяна чуть не отхватила себе половину ногтя. Нож скользнул вдоль пальца и с мокрым хрустом снес верхушку клубня.
— Осторожней, порежешься. Отказалась, потому что не всем нужно этим заниматься. Даже если получается, не нужно. Я уж не говорю, что не надо бы никому в такие дела лезть, не для людей это.
— Но вы… Мы же не совсем люди. Так ведь?
— Может, и так, — Люба тяжело вздохнула. — Хотя это еще с какой стороны смотреть. Я вот себя человеком чувствую. Просто каких-то способностей больше, каких-то меньше. Вот с верхним зрением у меня не очень получается, зато настроение хорошо чувствую — и у людей, и в природе. Только не вижу, а слышу. Выше или ниже, тише или громче. Вот в лесу — там музыка, и здесь тоже, а в городе иногда такой скрежет, что голова болит. Одно спасение — жить по-человечески, тогда меньше воспринимаешь. Все, хватит картошки. Дай-ка луковицу, там возле тебя пакет лежит черный. И сходи-ка, потревожь наших рыбаков, скажи, что у нас все готово. Если хотят уху — пусть ловят, а не забавляются.
Рыбаков было трое. Олег с Ильей азартно швыряли блесны вдоль камышей, а с кормы катера грустно глядел на поплавок капитан Ваня. Татьяна недоуменно повернулась к учительнице:
— А почему вы думаете…
— Не думаю, а просто знаю. Хотели бы рыбешки наловить — уже по полному ведру было бы. Не в первый раз с ними. Им, понимаешь ли, тоже хочется по-человечески пожить, хотя бы на рыбалке. А по-нашему рыбачить — это неспортивно. Ладно, сейчас сама схожу, поговорю с ними.
Люба тяжелой поступью пошла к берегу. Что она говорила, слышно не было. Только блеснула над бородой улыбка Ильи и смущенно поправил кепочку капитан. Олег просто кивнул, еще раз взмахнул удилищем, покрутил ручку катушки — и по речке раскатился гулкий удар. Длинное зеленое тело выпрыгнуло из воды, боком плюхнулось обратно, рванулось — пластиковый прут в руках Олега согнулся крутой дугой. «Да не возись ты с ней, глуши сразу!» — донесся женский голос. Илья махнул рукой и отвернулся, пошел к катеру.
Через несколько минут Люба вернулась к костерку. В одной руке — ведерко, пальцы другой цепко впились в глаза щуки. Пасть судорожно подергивалась у самого плеча учительницы, а хвост молотил траву и время от времени сочно шлепал по мокрой штанине. Чуть ниже колена.
— Вот видишь, могут же, если захотят!
— Это… что? — Татьяна не сразу пришла в себя. Зеленое чудище шлепнулось поодаль от костерка, запрыгало в пожухлой траве. — То есть они с самого начала могли поймать?
— И я тебе о том же, — Люба вздохнула. — Как молодых учить, так сразу — другое мышление, смотрите на мир иначе, вы теперь не те, что раньше… А как сами до удочек дорвались — так сразу же дайте им без этого пожить, дайте по-прежнему подумать и на мир посмотреть!
— Может, им самим от этого всего отдохнуть хочется?
— Отдохнуть? — учительница ловко перехватила нож, ударила черенком по щучьему черепу — раз, другой. Хвост задрожал, вяло махнул напоследок и замер. — От чего отдохнуть, Таня? От жизни? Если это наша жизнь — от нее не устанешь, просто будешь так жить. И не задумываться, почему именно так. Тебя ведь этому учат, правда?
Татьяна не ответила. Посмотрела еще раз на берег — Олег складывал спиннинг, что-то недовольно высказывая Илье. Тот кивал, соглашался, но глядел при этом не на собеседника. На дубовую рощицу, рыжевшую осенними листьями у дальнего поворота протоки. Не нравилось что-то Илье в этой роще — а может, просто чего-то он ждал от этих дубков.
Олег почувствовал взгляд, обернулся. Не торопясь, Шагнул к катеру, положил снасти на палубу. Пошел к костру, по пути сорвал пучок травы — руки вытереть.
— Ну и как у вас дела? Как картошка, как рыбка?
— Ненастоящее это все, — неожиданно для себя самой выпалила Татьяна.
— Ничего себе! — Глаза старика полезли под седую шевелюру. — Что тут ненастоящее? Картошку на рынке брали, щучка вот…
— Вы же знаете, что я не об этом!
— Знаю. А ты не злись, не злись. Или хотя бы учись свою злость прятать, — Олег неожиданно помрачнел, искоса посмотрел на Любу. — Так что у нас тут ненастоящее? И почему?
— Все это, — девушка кивнула на катер, потом в сторону котелка. — Весь этот пикник на берегу, отдых на природе. И вообще… все.
— Вообще-то все вокруг настоящее. Не веришь — засунь палец щуке в пасть, пощупай зубы. И природа настоящая, и пикник. Уха должна быть настоящая — если получится, конечно. Я вот давно так не отдыхал, честное слово. Очень давно. А что не только отдыхаем — это ты должна была еще раньше заметить. Для того и задание давал, да ты сама просмотрела все. Учись, привыкай, теперь у тебя все с изнанкой — вот и приучайся ее видеть. А пока — ладно уж, покажу. Пошли. Любовь Васильевна, одна управитесь?
— Справлюсь, — учительница пожала плечами. — Если что, еще два помощника есть.
— Тогда пошли, — повторил Олег и, не оглядываясь, зашагал к рощице.
Татьяна поплелась следом. Запоздало попробовала вглядеться в дубки верхним зрением — и ничего не поняла. Дубы как дубы, роща как роща. Единственное, что отличало это место от любого соседнего перелеска, — зыбкое зеленоватое марево у самой земли. Такое уже приходилось видеть, и не раз. Летом. Летом — а сейчас осень!
Додумать эту мысль не удалось. Из куста на опушке поднялся молодой парень в пятнистых штанах и жилете с множеством карманов, накинутом на голое тело. Весьма мускулистое тело, кстати. Олег молча кивнул, и паренек шагнул в сторону, пропуская пришедших. Жилет колыхнулся, и на загорелой груди Татьяна успела увидеть небольшую татуировку — скорпион с какими-то цифрами над спинкой. И ниже — короткая надпись, но вот разобрать ее не удалось.
Парень весело подмигнул и пошел следом. Где-то его Татьяна уже встречала, но вот где именно — хоть режь, не вспомнить. На катере его не было, это точно. — Ну вот и пришли, — Олег остановился, и задумавшаяся девушка чуть не уткнулась носом в плечо старика. — Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. А мешать не будем.
Сначала Татьяна не различала ничего, кроме переливающейся тени дубовых ветвей на небольшой полянке. Попробовала присмотреться по-другому — голова закружилась от всплесков зеленого огня и желтых сполохов. Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Наконец удалось разглядеть на дальней стороне поляны человека в стареньком джинсовом костюме. Даже узнала — он-то на катере был. Муж учительницы Любы. Виктор, кажется. Как причалили — подхватил сумку и пошел «за последними грибами», а с ним и еще четверо пассажиров. Интересно, а они где? Не видно. А смотреть верхним зрением Татьяна больше не хотела.
Виктор был занят отнюдь не грибами. Он стоял с закрытыми глазами, чуть приподняв руки, и дирижировал невидимым оркестром.
Осторожно, без резких взмахов. Тихо. Очень тихо. Бесшумно.
— Что он делает? — прошептала Татьяна Олегу в спину.
— Место лечит, — ответил тот чуть громче, но все-таки вполголоса. — Вон, посередине кострище видишь? А теперь вокруг посмотри.
Кострище она заметила только теперь. Приглядевшись, заметила и то, что было вокруг: какие-то серые линии, словно выгоревшие в прошлогодней листве… Выгоревшие?! Татьяна отшатнулась, снова налетела на плечо — на этот раз молодое и крепкое. Тут же вспомнила, где она видела этого парня — там же, где и сама чертила на земле такие же линии, складывающиеся в аккуратную, очень правильную фигуру.
— Узнала рисунок? — В голосе Олега не было ни насмешки, ни какого-нибудь интереса. — Только здесь не один человек был, а компания. Тоже, впрочем, любители приключений. Повеселились, похулиганили, а убирать нам. Праздник у них был, видите ли, день Дагона. Хорошо хоть без крови его отмечают, не так загадили все. Да и место спокойное, возле города хуже было бы.
— Вы и после меня так… лечили? — догадалась Татьяна.
— Не совсем так, но похоже. Ты по-другому набедокурила. Пожалуй, хуже, чем здесь. Эти-то своим делом были заняты, а ты все вокруг раздергала. Здесь просто — помочь немного, и лесок все сам затянет, еще до морозов. Только зола останется. Так что это и в самом деле отдых, ну и уборка между делом. По осени нужно такие мелкие помойки убирать, чтобы к зиме чисто было.
— А большие помойки есть? И где?
— Э-э, чего тебе захотелось! Бывают и большие, и такие, что вовсе не уберешь. Только там гулять незачем, и пикник рядом не устроишь. Там серьезная работа, но пока — тьфу-тьфу — давненько не видывали. А лучше вообще не давать гадить по-крупному, только не всегда получается.
— Как тогда, возле города?
— Как тогда, — хмуро кивнул Олег. — Там как раз такое, что век не уберешь.
— Олег Алексеевич, а все-таки: что тогда было? Вы обещали рассказать, и все время — в другой раз…
— И на этот раз не расскажу.
— Но почему?! Не вовремя? Или такой большой секрет?
— Не секрет, просто не хочется вспоминать. Да и не поймешь ты пока всего. Вот научишься всему, что нужно, тогда и расскажу… может быть. Или кто-нибудь другой расскажет. Знаешь что, — Олег поднял сухую веточку, повертел в руках, потом с хрустом переломил. — Подойди с этим к Илье. Попроси рассказать — он тоже все знает. А если будет ко мне отсылать — так ему и передай, что мне вспоминать не хочется. Ну все, посмотрела на настоящее? — Голос Олега неожиданно изменился. Словно и не было только что мрачного взгляда и тяжелого дыхания, не сходились седые брови. — Тогда пошли обратно. Наряд вне очереди я тебе не отменял, после обеда котелок помоешь. Гриша, закончите здесь — долго не бродите, уха остынет!
ГЛАВА 5
Мир грохотал, трещал и сотрясался. Время от времени он еще и кренился, и тогда в маленьком квадратном иллюминаторе показывались то лохматая грива близкого леса, то бетонные коробки города. Впрочем, Андрею было не до вида из окошка. Гораздо больше его занимали приборы и дрожащая на крохотном столике карта.
— Захожу на цель, — раздалось в наушниках сквозь треск и рокот. — Высота сто, до цели пятьсот… Четыреста пятьдесят… Четыреста…
Андрей плотнее прижал к горлу кожаные мешочки ларингофонов:
— Скорость чуть сбрось, быстро идешь. Курс?
— Двести семьдесят. Скорость сбрасываю до двадцати. До цели триста… Двести пятьдесят… Двести… Сто пятьдесят… Сто…
— Зависни! — выкрикнул Андрей. На экранчике одного из приборов заплясали цифры. Вертолет задрожал сильнее, и прибор словно испугался такой крупной дрожи. Цифры замерли. Но на каком значении, черт побери! За несколько секунд от робких одного-двух десятков они дошли почти до трех сотен. На карте появилась крупная точка с прыгающей надписью: «286». Таких точек было довольно много, но трехзначная надпись появилась впервые. До этого рекорд был шестьдесят три… — Дальше, самым малым! Ниже можешь?
— Не могу, ЛЭП мешает. Все, пополз! — качнуло, цифры опять начали меняться. — До цели семьдесят… Пятьдесят… — на приборе заканчивался отсчет третьей сотни. — Сорок…
Тридцать… Мать!!!
Андрея мотнуло из стороны в сторону, повело по кругу. Шлем чиркнул по какому-то углу, под рукой смялась в гармошку карта. Рокот изменился, вертолет застонал и завалился на бок. Потом нос машины пошел вверх, стон сменился сердитым ревом, да и тот постепенно становился все тише, спокойнее.
— Все, можешь менять штаны, — наушники тяжело вздохнули. — Отходим от цели.
— Что случилось?
— Хрен его знает. То ли поток какой-то, то ли мать его перетак… Просели, чуть провода не зацепили. У тебя как, наука? Все цело? Посмотрел, что нужно?
— Заходи еще раз. Курс тот же, скорость, высота — те же.
— Рехнулся? — поинтересовались наушники. — Второго выхода не гарантирую. Там киловольт двести, учти!
— Двести пятьдесят. Заходи еще раз. Мы не прошли над целью.
— Давай я тебе вдоль ЛЭП зайду. Хоть пять раз подряд.
— Боевой курс — двести семьдесят, высота — сто, скорость та же, от ста… нет, от ста двадцати — ползком. Как можешь.
— Твою мать, наука! У тебя семья есть?
— У меня приказ, у тебя тоже.
— У меня приказ тебя возить, а не сдуру гробиться! Завтра пройдем. Может, этого потока не будет.
— Сейчас.
— Твою перемать! Все, уходим домой. После такого надо машину проверить.
— Проверишь. Пройдешь еще раз и проверяй сколько влезет. Но сейчас ты зайдешь на цель, понял?! Я тут не на карусели катаюсь! Приказ напомнить? Дословно?!
— Иду на повторный заход, — трудно было не угадать по голосу все, что летчик думает о своем пассажире. Плевать. Плевать на его нервы. Ему бы показать то, что успел заметить Андрей на приборе, когда их мотало и трясло. Да еще и объяснить, что к чему. Жаль, что нельзя. Не положено. Хороший парень этот пилот. Воевал опять-таки. Но знать, что именно они здесь измеряют, ему совсем ни к чему. Пусть думает, что радиацию или химию. Подписку дал, но если не знает — еще надежнее.
— До цели триста… Двести пятьдесят…
Андрей выглянул в иллюминатор. Вот и ЛЭП. Цели не видно, она по курсу. Все, некогда — прибор!
— Сто пятьдесят… Сто двадцать… Сто…
Опять бешеная пляска цифр. Переключить! Вот никогда не думал, что придется этот диапазон использовать.
— Пятьдесят… Сорок… Тридцать… — Вертолет качнулся, задергался. Припадочный, наверное. — Прошли ЛЭП, двадцать… — Голос хриплый какой-то. — Десять… Цель!
— Дальше! Курс, скорость — те же! — выкрикнул Андрей. Точки он уже не ставил, просто торопливо записывал на краю карты показания прибора. Растущие. И за целью — растущие!
— Как теперь счи… — летчик не договорил. Вертолет тряхнуло, что-то звонко щелкнуло и зашипело с присвистом. Серый экранчик заполнился восьмерками и погас. Мигнул и пропал красный огонек на панели. В следующее мгновение кресло попыталось выскользнуть из-под Андрея, ремни придавили плечи. Почти сразу же со страшной силой ударило снизу. Боль проскользнула от поясницы к затылку и огненной струей хлестнула под череп. Потом все вокруг начало переворачиваться и темнеть. Почему-то темноту рассекали серо-зеленые молнии. «Как краска на борту», — успел подумать Андрей, прежде чем молнии погасли и пришла тьма.
Александр не удивился. Привык. То ли мысли совпадают, то ли Олег их угадывает. Читать точно не может — особенно теперь.
— А город на Илью оставим?
— Почему бы и нет? Он у нас мужик крепкий, все, что надо, знает. Попомни мои слова — уйду на покой, его на мое место выберут.
— Так, может, мне сразу к нему идти? — Александр привстал на стуле.
— Сиди уж, раз пришел. На вот, перекуси с дороги, — на столе появился пакет с пряниками. — Или тебе чего еще сообразить? Картошку, макароны?
— Не надо, хватит. Я ужинал.
— Перед тем, как в город въехать? — уточнил Олег и неодобрительно покачал головой. — Эк тебя, парень, развезло. В руках себя держать нужно, в руках. Давит тебя или тошнит, а в любой обстановке ты должен быть как огурчик. И при необходимости таким же огурчиком закусывать. Если уж просто в городе невмоготу, представь, что с тобой будет…
— Что у вас тут? Случилось что-то или только намечается?
— А ничего пока не случилось. Ровным счетом ничего, — Олег хитро прищурился. — Местные проблемы. Вот о чем они говорят и что из них может вырасти — это как раз ты мне должен ответить, ведун.
— Захожу на цель, — раздалось в наушниках сквозь треск и рокот. — Высота сто, до цели пятьсот… Четыреста пятьдесят… Четыреста…
Андрей плотнее прижал к горлу кожаные мешочки ларингофонов:
— Скорость чуть сбрось, быстро идешь. Курс?
— Двести семьдесят. Скорость сбрасываю до двадцати. До цели триста… Двести пятьдесят… Двести… Сто пятьдесят… Сто…
— Зависни! — выкрикнул Андрей. На экранчике одного из приборов заплясали цифры. Вертолет задрожал сильнее, и прибор словно испугался такой крупной дрожи. Цифры замерли. Но на каком значении, черт побери! За несколько секунд от робких одного-двух десятков они дошли почти до трех сотен. На карте появилась крупная точка с прыгающей надписью: «286». Таких точек было довольно много, но трехзначная надпись появилась впервые. До этого рекорд был шестьдесят три… — Дальше, самым малым! Ниже можешь?
— Не могу, ЛЭП мешает. Все, пополз! — качнуло, цифры опять начали меняться. — До цели семьдесят… Пятьдесят… — на приборе заканчивался отсчет третьей сотни. — Сорок…
Тридцать… Мать!!!
Андрея мотнуло из стороны в сторону, повело по кругу. Шлем чиркнул по какому-то углу, под рукой смялась в гармошку карта. Рокот изменился, вертолет застонал и завалился на бок. Потом нос машины пошел вверх, стон сменился сердитым ревом, да и тот постепенно становился все тише, спокойнее.
— Все, можешь менять штаны, — наушники тяжело вздохнули. — Отходим от цели.
— Что случилось?
— Хрен его знает. То ли поток какой-то, то ли мать его перетак… Просели, чуть провода не зацепили. У тебя как, наука? Все цело? Посмотрел, что нужно?
— Заходи еще раз. Курс тот же, скорость, высота — те же.
— Рехнулся? — поинтересовались наушники. — Второго выхода не гарантирую. Там киловольт двести, учти!
— Двести пятьдесят. Заходи еще раз. Мы не прошли над целью.
— Давай я тебе вдоль ЛЭП зайду. Хоть пять раз подряд.
— Боевой курс — двести семьдесят, высота — сто, скорость та же, от ста… нет, от ста двадцати — ползком. Как можешь.
— Твою мать, наука! У тебя семья есть?
— У меня приказ, у тебя тоже.
— У меня приказ тебя возить, а не сдуру гробиться! Завтра пройдем. Может, этого потока не будет.
— Сейчас.
— Твою перемать! Все, уходим домой. После такого надо машину проверить.
— Проверишь. Пройдешь еще раз и проверяй сколько влезет. Но сейчас ты зайдешь на цель, понял?! Я тут не на карусели катаюсь! Приказ напомнить? Дословно?!
— Иду на повторный заход, — трудно было не угадать по голосу все, что летчик думает о своем пассажире. Плевать. Плевать на его нервы. Ему бы показать то, что успел заметить Андрей на приборе, когда их мотало и трясло. Да еще и объяснить, что к чему. Жаль, что нельзя. Не положено. Хороший парень этот пилот. Воевал опять-таки. Но знать, что именно они здесь измеряют, ему совсем ни к чему. Пусть думает, что радиацию или химию. Подписку дал, но если не знает — еще надежнее.
— До цели триста… Двести пятьдесят…
Андрей выглянул в иллюминатор. Вот и ЛЭП. Цели не видно, она по курсу. Все, некогда — прибор!
— Сто пятьдесят… Сто двадцать… Сто…
Опять бешеная пляска цифр. Переключить! Вот никогда не думал, что придется этот диапазон использовать.
— Пятьдесят… Сорок… Тридцать… — Вертолет качнулся, задергался. Припадочный, наверное. — Прошли ЛЭП, двадцать… — Голос хриплый какой-то. — Десять… Цель!
— Дальше! Курс, скорость — те же! — выкрикнул Андрей. Точки он уже не ставил, просто торопливо записывал на краю карты показания прибора. Растущие. И за целью — растущие!
— Как теперь счи… — летчик не договорил. Вертолет тряхнуло, что-то звонко щелкнуло и зашипело с присвистом. Серый экранчик заполнился восьмерками и погас. Мигнул и пропал красный огонек на панели. В следующее мгновение кресло попыталось выскользнуть из-под Андрея, ремни придавили плечи. Почти сразу же со страшной силой ударило снизу. Боль проскользнула от поясницы к затылку и огненной струей хлестнула под череп. Потом все вокруг начало переворачиваться и темнеть. Почему-то темноту рассекали серо-зеленые молнии. «Как краска на борту», — успел подумать Андрей, прежде чем молнии погасли и пришла тьма.
* * *
— В лес мне пора, Саша. Старею я, на этот раз совсем старею. Устал.Александр не удивился. Привык. То ли мысли совпадают, то ли Олег их угадывает. Читать точно не может — особенно теперь.
— А город на Илью оставим?
— Почему бы и нет? Он у нас мужик крепкий, все, что надо, знает. Попомни мои слова — уйду на покой, его на мое место выберут.
— Так, может, мне сразу к нему идти? — Александр привстал на стуле.
— Сиди уж, раз пришел. На вот, перекуси с дороги, — на столе появился пакет с пряниками. — Или тебе чего еще сообразить? Картошку, макароны?
— Не надо, хватит. Я ужинал.
— Перед тем, как в город въехать? — уточнил Олег и неодобрительно покачал головой. — Эк тебя, парень, развезло. В руках себя держать нужно, в руках. Давит тебя или тошнит, а в любой обстановке ты должен быть как огурчик. И при необходимости таким же огурчиком закусывать. Если уж просто в городе невмоготу, представь, что с тобой будет…
— Что у вас тут? Случилось что-то или только намечается?
— А ничего пока не случилось. Ровным счетом ничего, — Олег хитро прищурился. — Местные проблемы. Вот о чем они говорят и что из них может вырасти — это как раз ты мне должен ответить, ведун.