Смирнов Андрей. Рыцарь

   ...Между тем совершенные и крестьяне пришли на кладбище. Катарские священники прочли над умершими несколько молитв. Не по-латыни, как положено у католиков, а на лангедокском языке.
   После похорон совершенные пришли в дом Аманды. Андрэ был все так же плох. Но не помер, слава Богу!
   Благословив хлеб и размягчив его в воде, совершенные попытались накормить рыцаря этим хлебом. Известно ведь, что священный хлеб многими необыкновенными свойствами обладает, и в том числе и целительскими. Не раз Тибо был свидетелем, как творились посредством благословленного хлеба подлинные чудеса. Замерли все в доме, глядя на раненого с надеждой и с почтительностью – на совершенных. Тибо тоже замер. А ну как, отведав священного хлеба, встанет тотчас его сеньор, рассмеется и скажет: «А я здоров!»
   Не встал. Даже и проглотить катарский хлеб не смог Андрэ. Захрипел и не задохнулся едва.
   Один из совершенных нахмурился и сказал с осуждением:
   – Не хочет этот рыцарь принимать Хлеба Жизни.
   Тут с Тибо оцепенение спало и понял он, что пора своего сеньора выручать. Потому как уморить его так могут. Набрался Тибо смелости и сказал совершенным:
   – Без толку его так лечить. Он же католик. Потому и хлеба этого чудесного не приемлет.
   Тут все присутствующие в комнате посмотрели на Тибо и Андрэ с некоторой враждебностью и даже как будто отодвинулись от них, как от чумных.
   – Так вы католики, значит... – протянул тот здоровяк, который заколол шлюху. Звали его Николо.
   Один из совершенных – тот, который Андрэ священным хлебом кормил, – незаметно вытер об одежду руки и пробормотал недовольно: «Додумались, кого Хлебом Жизни кормить...»
   Тут Тибо зло взяло.
   – Я-то, может, и не совсем католик, – начал он, – а господин мой в какой вере воспитывался, при той и остался! Выходит, как деревню вашу от Луи спасать – так он для вас хорош, а как помочь спасителю – так он сразу и грязный католик! По-доброму, по-катарски вы нас еще и в первый раз приняли – так по-доброму, что у этой чертовки вашей ночевать пришлось!.. Может, и сейчас за порог выкинете?!
   И глянул на поселян, набившихся в комнату. Поселяне как будто смутились и глаза отвели. Тут выступила вперед госпожа Аманда.
   – Хватит глотку драть, – сказала она Тибо. – Не на ярмарке.
   Обратилась затем к совершенным.
   – Прав он, – молвила она, – полторы седмицы назад не по-христиански поступили мы с этими людьми, не дав им приюта. Это моя вина – до сих пор за мужа моего, Себастьяна, ненавижу всех франков. Только этот рыцарь, хоть он и не нашей веры, отплатил нам за зло добром. Неужели и теперь мы ему ничем не поможем?.. Ведь может быть, как выздоровеет он, поймет, на чьей стороне правда, оставит своего мерзкого злого Бога и примет истинную христианскую веру? Ведь и Спаситель наш говорил: «Кто из вас, имея сто овец и потерявши одну, не оставит девяносто девяти и не отправится искать заблудшую?»
   – Сестра, – ответил ей совершенный, – ты сама не знаешь, о чем просишь. Мы не сможем исцелить его. Прежде всего следует исцелить дух, но это невозможно, пока он не примет нашей веры. Разве мы кудесники? Разве мы лечим собственной властью? Нет, мы – только слуги Пославшего нас. И благодать, которую Он дал нам, – не наша, но действует через нас. А благодать эта заключена в Хлебе Жизни. Этот же человек не принимает его. Потому и помочь ему невозможно. Да стоит ли отчаиваться? Поскольку этот рыцарь принял смерть, выступив за правое дело, следующее его рождение будет лучше.
   Возможно, ему доведется родиться здесь, в Лангедоке, и услышать голос истинного учения. Не бойтесь смерти, братья и сестры мои, но принимайте ее с радостью! Ибо смерть для добрых людей – дверь в лучшую жизнь. Впрочем, и злые, и неверующие не сбрасываются навечно в ад – как учат римские епископы, – но поскольку ад есть этот мир, снова возрождаются в нем – и так до тех пор, пока не услышат истинного учения, не поверят, не примут консола-ментум и, очистившись от грехов своих, не вознесутся к престолу Истинного Бога...
   Пока все с благоговением внимали словам совершенного, Тибо все больше мрачнел. Когда совершенный закончил, присутствующие еще некоторое время почтительно молчали, а потом староста покряхтел, помялся и брякнул:
   – А может... это... Может, к Иммануилу его свозить?
   Совершенные поджали губы. Особенно враждебным сделалось лицо старшего.
   – Иммануил – кто такой? – спросил Тибо старосту.
   – Да... это... – Под взглядами совершенных староста и сам уже не рад был, что вылез. – Чудотворец он... Даже и мертвых оживлять умеет... говорят...
   – Этот Иммануил – антихристова предтеча, – отчеканил совершенный. – Прельститель человеков. К нему ездить – навек душу загубить.
   Тибо хмыкнул. Он был уверен: нет такого греха, на который в Риме не отыскалась бы индульгенция. А с катарскими священниками – и того проще. Поворчат-поворчат, да и простят. Причем бесплатно.
   Тут Тибо вспомнил, что так до сих пор и не замолил грех общения с ведьмой, и мысленно поклялся сделать это сразу же, как только излечится сьер Андрэ. И свечку Господу высотой в локоть поставить. И какой-нибудь катарской общине пожертвовать... немного.
   Одно из этих двух обещаний уж точно должно было Господу понравиться.
   Уговорившись таким образом с Богом, Тибо спросил:
   – И далеко этот ваш Иммануил живет?
   – Не, – ответил староста, – недалеко... Рядом совсем.
   Совершенные мрачно уставились на старосту. Тот прикусил язык.

* * *

   Возможно, Тибо так бы и не смог выбить из старосты точного объяснения, где живет неведомый чудотворец. Но вмешалась госпожа Аманда и настояла. Совершенные хмурились, но больше ни в какие пререкания не вступали. Видимо, решили, что душе отъявленного католика подобный богомерзкий шаг – поездка к предтече антихриста – повредит уже не очень сильно. А родится Андрэ после каким-нибудь нечистым животным – так сам он и виноват.
   Запрягли телегу. Аманда выделила Николо и еще двоих мужичков в сопровождающие.
   Дорога была знакомая. Всего-то дней десять прошло, как Тибо с господином уезжали по ней от ведьмы. А вот и знакомый брод. Только бы не застрять здесь с телегой...
   Не застряли. Кое-как перевалили на другую сторону.
   Когда катили мимо баронского замка, стража их окликнула. Тибо отозвался: к святому, мол, недужного везем. Кого – уточнять не стал: помнил, что его господин и барон малость повздорили. А святого тут уважали, да и Тибо стража помнила.
   Ехали всю ночь. А к утру, обогнув с юга Севеннскую Общину, подобрались к горам. Выслали вперед одного из мужичков.
   – Тама пещерка есть, – объяснил Николо, – где святой человек обитает. Да, может, и нет его там. Бывает, уходит он. А уж как уйдет, так и не найдешь. Коли нет его в пещерке – значит, выходит, не повезло нам.
   Тибо вздохнул и поглядел на хозяина. Господин, к которому Тибо относился, особенно в последнее время, почти с отеческой заботой, был бледен, как сама смерть. Но живой... Пока.
   Тут вернулся посыльный. Отер пот, махнул рукой:
   – Дома он...
   Николо удовлетворенно кивнул:
   – Повезло, значит. Ну, взяли его, что ли?
   Они осторожно переложили сьера Андрэ на его собственный плащ, подняли и понесли наверх.

Глава десятая

   За сутки до этого.
 
   ...Недалеко от сожженной деревни прячутся четверо людей. Рассвет еще не наступил, и темные плащи делают их совершенно незаметными во тьме леса.
   Легкий свист. Сидящие в засаде настораживаются, но тут же успокаиваются.
   – А, это ты, Лука... – Предводитель отпускает рукоять меча.
   – Я.
   Невысокий коренастый итальянец, в котором Тибо легко узнал бы гонца, с которым они с господином беседовали на постоялом дворе Герарда, смотрит на сожженную деревню.
   – Нашего рыцаря еще не было, – констатирует он.
   – Как видишь. Женщин отправил?
   – Через три недели будут в Испании. Как думаешь, зачем они графу понадобились?
   – Это не наше с тобой дело, – отрезает предводитель.
   – А молоденькая, скажу тебе, очень даже... – Лука мечтательно шевелит пальцами.
   – Заткнись, – обрывает его предводитель. Он нервничает.
   Некоторое время они молчат.
   – Ничего не выйдет, – внезапно говорит Лука. – Он увидит, что дом сожгли, и поедет обратно.
   – Значит, сами им займемся, – цедит сквозь зубы предводитель.
   Лука с сомнением качает головой.
   – Не знаю, что там Великий Мастер сделал с его душой, но мечом вертеть он не разучился. Я был в Эгиллеме. Я видел.
   – Тихо!
   В свете затухающего пожара Лука, предводитель и остальные видят сутулую фигуру, медленно бредущую по деревне. Человек растерян. Он кашляет от дыма, спотыкается...
   – А вот и ответ, – говорит Лука.
   Он выбирается из укрытия, неторопливо подходит к монаху, спрашивает что-то и вдруг втыкает нож ему в грудь. Монах не успевает даже вскрикнуть.
   Положив мертвеца на землю, Лука оглядывается. Остальные также покинули укрытие и теперь стоят рядом.
   – Вон там – кузница, – показывает Лука одному из них. – Найди какие-нибудь штыри или гвозди. Надо приколотить его к видному месту.
   Предводитель не возражает. Его люди выполняют указания Луки.
   – А теперь уходим, – командует тот, когда тело монаха повисает на столбе.
   Предводитель опять не возражает, только вполголоса спрашивает:
   – Зачем ты это сделал?
   Лука смотрит на него выпуклыми черными глазами.
   – Захотелось, – говорит он.

* * *

   ...Рядом кто-то был. Шелестела одежда, шуршала солома на полу, когда этот «кто-то» передвигался по комнате. Сами шаги были легкие, почти неслышные. Пахло дымом и хвоей.
   Звякнуло что-то металлическое. Зажурчала вода.
   Я открыл глаза и удивился. Во-первых, оказалось, что нахожусь я не в доме, а в каком-то каменном склепе – впрочем, склепе относительно благоустроенном. Во-вторых, я вспомнил драку в Чертовом Бору и ее весьма печальный для меня финал. Меня опять убили? Причем так же позорно, как в прошлый раз...
   Я осторожно повернул голову, приготовившись к вспышке боли.
   Никаких неприятных ощущений не последовало.
   У очага стоял человек среднего роста, в рваном дорожном плаще. Почувствовав мой взгляд, он повернулся и приветливо кивнул:
   – Доброе утро.
   И улыбнулся.
   Я обомлел.
   Конечно, не от того, что он пожелал мне доброго утра.
   А от того, что он произнес эти слова на чистейшем русском языке.
   Блин! Значит, меня все-таки грохнули!
   Человек у очага был темноволос, бородат и облачен в длинное серое платье наподобие монашеского. Волосы у него были длинные, вьющиеся. Борода такая же. Нос с горбинкой. На еврея похож.
   Я сел. Ничего не болело. Бедро, в котором (я помнил) проделали порядочную дыру, было замотано окровавленными тряпками, но по ощущениям – в полном порядке.
   Нет, это был не склеп. Пещера. Пол выстлан свежим лапником, деревянные полати, накрытые одеялом, – моя постель. Табуретка, сундук, полка. На полке и на полу – некоторое количество глиняной и медной посуды. Со стороны входа проникал дневной свет.
   Я подумал и попытался заговорить на русском. Вышло не очень.
   – К-то ви тако-й?..
   Очень интересно. Куда я попал на этот раз?
   Человек покачал головой.
   – Видимо, нам лучше перейти на другой язык, – сказал он на языке Андрэ де Монгеля. – Здесь меня называют отшельником Иммануилом.
   – Очень приятно... А мое имя вам, очевидно, известно? – задал я вопрос с подковыркой.
   – Мне известны оба, – кивнул Иммануил.
   – Ну-ка поясните, что происходит! – потребовал я. Отшельник ничего не ответил.
   Я взбесился:
   – Да кто ты, черт возьми, такой?
   – По-моему, я уже назвал себя, – благодушно ответил мой собеседник.
   Я помнил, что, когда начал валиться с лошади, меня что-то ударило... Может, я не умер? Тогда – что, крыша съехала? Я потер ладонями виски. Нет, с головой кажется все в порядке.
   – Откуда вы знаете русский?
   – Со всяким человеком я предпочитаю общаться на его собственном языке.
   – Это не ответ.
   – Нет. Это ответ.
   Я вздохнул. Ссориться с этим загадочным дядькой мне почему-то не хотелось.
   – И сколько языков вы знаете?
   – Все.
   Вот так, Леня.
   – И кто же вы такой, монах?
   – Здесь меня зовут святым отшельником, – усмехнулся мой собеседник. – Тем не менее я не отшельник. И не святой.
   Я подумал. Еще раз оглядел пещерку.
   – Где я нахожусь?
   – У меня в гостях.
   – Да?.. И каким образом я здесь очутился?
   – Вас привезли люди, которых вы спасли от разбойника Луи... Кстати, повязку с бедра можете снять.
   Я так и поступил. Бинты заскорузли от крови. Я начал осторожно их отдирать... Интересно, сколько я уже тут лежу?
   – Вас привезли сегодня утром.
   Я снова поглядел на господина «полиглота»... Я что, задал этот вопрос вслух?.. Да, наверное. Пробормотал себе под нос, а он и услышал.
   – А где я все это время валялся? – поинтересовался я, продолжая разматывать повязки и гадая, сколько же времени прошло. – В Чертовом Бору, наверное?
   – Ваше героическое сражение с Луи Каорским, – ответил Иммануил с едва заметной иронией, – состоялось не далее как вчера утром.
   Чего?!.. Он что, рехнулся?..
   Потом я посмотрел на собственную ногу и подумал, что если кто из нас и рехнулся, так это я. Я прекрасно помнил, что был ранен. Значит, сколько бы ни прошло времени, шрам-то должен был остаться!
   Шрама не было.
   Я ощупал ногу. Потом еще раз – голову.
   Бред какой-то...
   Господин Всезнайка между тем спокойно продолжал заниматься своими делами. Подкинул дров в огонь. Посолил воду. Достал с полки узелок с зернами. Растолок зерна в ступке.
   Непонятность на непонятности сидит и непонятностью погоняет... Но надо было выяснить самый главный вопрос.
   – Так кто вы все-таки такой? – спросил я в четвертый раз.
   – Я уже назвался.
   – Нет, я имею в виду – вообще?
   – Вообще? – Похоже, что этот вопрос его позабавил. – Вообще – это как?
   Я разозлился.
   – Послушайте, – прорычал я. – Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Вам что-то известно насчет того, кто я такой и как я здесь очутился. Что вам известно и главное – откуда? Это вы меня сюда вселили? – Я ударил кулаком в мощную грудь сьера Андрэ де Монгеля.
   – Вы это так воспринимаете? – улыбнулся Иммануил.
   – А как, черт побери, я еще это должен воспринимать?!
   Еврей-полиглот отрицательно покачал головой.
   – Я вас никуда не вселял, – порадовал он меня. – Да и вы сами, строго говоря, никуда не вселялись. Просто вы... видите вещи такими, какими вас научили их видеть. Начитались в книгах историй о переселении душ, вот и мерите все привычной мерой.
   – Не понял.
   Господин Всезнайка, помешав воду в котелке, опустился на табуретку. С ложкой в руках.
   – Жил один рыцарь, – произнес он. – По-своему этот рыцарь искренне верил в Бога и старался делать все, что, как ему казалось, должно было понравиться Богу. Каждое воскресенье рыцарь, как и положено, посещал Церковь. И, слушая проповедь и рассказы из Священного Писания, не раз и не два удивлялся рыцарь: как же так – в древности люди не только не верили божьим людям, но наоборот – гнали их и преследовали.
   «Как они могли быть настолько слепы? Вот будь я на их месте...» – частенько думал рыцарь.
   Между тем он продолжал жить как жил, служа Богу верой и мечом. Но с некоторых пор стало брать его сомнение – а угодно ли Богу то, что он делает? Не может ли так быть, что Бог как раз на стороне тех, против кого он обращает свое оружие? Может быть, через тысячу лет кто-нибудь тоже услышит о его времени и удивится: почему люди, жившие в это время, не могли отличить Божье дело от фарисейства? И очень хотел рыцарь понять, на чьей стороне правда. Так же хотел понять, как понимал – как ему казалось – он время библейское. Увидеть так, как будут видеть его время люди через тысячу лет... И Господь внял его молитве. Правда, попутно этот рыцарь забыл все остальное, но... – Тут Иммануил сделал паузу. – Но иначе выполнить его просьбу было бы невозможно.
   – Почему?
   – А вы подумайте сами.
   Я подумал. Все было логично. Но невероятно.
   – Вы откуда все это знаете? – хрипло спросил я. Иммануил грустно улыбнулся.
   – Это только догадка. Я не знаю, что же именно с вами произошло. Может быть, истолковывая события таким образом, я и не совсем прав, но одно я могу вам сказать совершенно точно: вы не одержимый.
   Желудок завязался в тугой ком. Если моя память и жизнь в Санкт-Петербурге, которую я помню, – ноль без палочки, то... Мне стало страшно.
   – Почему вы так в этом уверены, что я не одержим?
   Иммануил посмотрел на меня, как мне показалось, с сочувствием:
   – Потому что у вас одна душа, а не две, Андрэ, и вы не бесноватый.
   Я помолчал. Потом спросил:
   – Вы ясновидец?
   На лице хозяина пещерки промелькнула легкая улыбка:
   – Я не колдун и не чародей, если вы это имеете в виду.
   – Да? А кто же вы в таком случае?
   – Человек.
   – Я тоже человек, но не умею считать, сколько там у человека душ находится. И читать чужие мысли я тоже не умею.
   – Зато вот я не умею пользоваться мечом и щитом.
   – Я и говорю – колдун.
   Иммануил продолжал спокойно взирать на меня. В глаза ему смотреть было не то чтобы неприятно... скорее – трудно.
   – Я не колдун, – повторил он. – Вся моя власть – от Бога.
   Я привалился к стене, стараясь в глаза этому то ли колдуну, то ли святому не смотреть. Надо все обдумать. Спокойно.
   Вода в котелке закипела. Иммануил бросил в котелок толченые зерна.
   Как и ведьма, этот святой раскусил меня довольно просто. Но истолковал, естественно, по-своему... Никакого двадцатого века нет, многоуважаемый сьер Андрэ, это только ваш глюк!.. Как же!.. Сам ты глюк... Э, нет – так думать о нем не годится, он же мысли читать умеет...
   Иммануил тихо рассмеялся.
   Точно – мысли читает.
   – Это вы меня вылечили? – спросил я на всякий случай.
   – Нет.
   – А кто?
   – Бог.
   Как все просто. Бог вылечил. Вопросы есть? Вопросов нет...
   – Между прочим, – заметил святой, не отрываясь от котелка, – все действительно очень просто. И я не понимаю, зачем вы, Андрэ, ищете какие-то сложные объяснения. Вы что, больше поверили бы мне, если бы я сказал, что я колдун или пришелец с Венеры?
   Помолчав немного, он добавил:
   – Ведь если вдуматься – то кому же еще творить чудеса, как не Богу? И даже если все, что вы помните о своем прошлом-будущем, – правда, не должны ли вы быть благодарны Богу за то, что он дал вам вторую жизнь, а потом, посредством меня – еще и третью? Ведь вы уже дважды умирали, Андрэ. Или Леонид, если вам угодно. Так ответьте мне: неужели даже это не заставило вас задуматься о том, что есть истина? Что вам нужно, чтобы поверить? Чтобы небо на землю упало?..
   Иммануил неожиданно замолчал и опустил глаза. Казалось – слова так и рвутся из него, но по каким-то причинам он заставляет себя молчать.
   А говорил он красиво. И дело было не только в том, что он говорил, но и как он говорил. Когда он умолк, я понял, что был буквально поглощен, зачарован его голосом, его словами, взглядом его карих глаз, его лицом.
   – Что же вы? Продолжайте... – попросил я. Он покачал головой.
   – Но почему?
   – Когда-то, – последовал неохотный ответ, – я дал себе слово никогда больше не читать проповедей.
   – Вы были проповедником?
   – Давно... Иногда я почти сожалею об этом.
   – Почему?
   – Человек, убивающий своего брата ради наживы, менее отвратителен, чем тот, кто убивает ближнего ради истины, веруя при этом, что творит добро.
   Некоторое время мы молчали. Я размышлял.
   – Давно вы тут живете?
   – Да я, можно сказать, здесь и не живу. Так, захожу иногда... Передайте мне, пожалуйста, масло... Оно вон в том горшочке... Спасибо.
   – Угу...
   – Между прочим, – заметил хозяин пещерки, – с теми добрыми людьми, которые привезли вас сюда, был и ваш слуга. Он очень беспокоился о вашем здоровье.
   – Да, Тибо... – Я задумчиво кивнул. – Это на него похоже... С ним-то все в порядке?
   – Да. Он вас ждет в Севеннской Общине.
   – Что он там делает? Почему он не здесь?
   – Я отослал его, – объяснил святой. – Община – самое ближнее отсюда поселение. Кроме того, Тибо звал в гости один из людей, которые привезли вас. Брат у него там живет... Хлеб лежит вон в том узелке.
   – Вот в этом?
   – Да.
   – Скажите... – Я помедлил. – А можно ли вернуть... память?..
   – Вашу прежнюю память? Память сьера Андрэ?
   – Да.
   – Можно. Но вы уверены, что хотите именно этого? Ведь тогда вам придется забыть то, что вы помните сейчас.
   – Это обязательно?
   Иммануил кивнул:
   – Иначе вы сойдете с ума.
   Я задумался:
   – А нельзя как бы... ну хоть частично ее вернуть, что ли?..
   – Я думаю, рано или поздно это произойдет само собой.
   Господин отшельник разлил содержимое котелка в две глиняные миски, одну из которых протянул мне. Так же была мне выдана и ложка.
   Похлебка была вкусной. На поверхности плавали какие-то маленькие черные кусочки. Оказалось, что это поджаренное сало.
   Съев пару ложек, я вдруг понял, что проголодался так, как будто не ел перед этим неделю, и нетерпеливо набросился на еду. Таким образом, в нашем разговоре наступила пауза. Отшельник вкушал похлебку с аппетитом, хотя и без такой жадности, как я.
   Я полагал, что осилю свою долю в две минуты, но, видимо, недооценил размеры миски. Отшельник уже давно покончил со своей порцией и теперь благожелательно поглядывал на меня. Наконец я почувствовал, что наелся. И посмотрел на отшельника. О чем бы его спросить?
   – Значит, вы утверждаете, что я – самый обычный рыцарь, увидевший какой-то странный сон... видение... И ничего из того, что я помню, на самом деле не существует? Так?
   – А разве нет? – произнес отшельник. – Где в таком случае находится город Святого Петра, который остался в вашей памяти? Вы можете показать мне этот город?
   – Нет, но... Я, наверное, смогу найти место, где он будет заложен через пятьсот лет.
   Отшельник кивнул.
   – Через пятьсот лет он, может быть, и возникнет. Если того захочет Бог. Но сейчас это только видение. Пусть даже и истинное.
   – Ну, не знаю... Может, вы и правы.
   Помолчали. Наконец я решился:
   – Иммануил... Вот вы все говорите: Бог, Бог... А вы хоть раз видели этого Бога?
   – Видел. И не раз. Я и сейчас Его вижу.
   – Вы что, серьезно?.. Ну и каков Он из себя?
   Отшельник покачал головой:
   – Сколько весит музыка? Как пахнет звезда? Каков облик слова? Андрэ, ответьте на эти три вопроса, и я расскажу вам, как выглядит Бог.
   «Ловко увильнул... – подумал я. – Явно когда-то был проповедником. Сектантом каким-нибудь небось...»
   Иммануил смотрел на меня и чуть улыбался.
   – Вот видите, – произнес он. – Даже на такие простые вопросы вы не знаете ответа, а спрашиваете о Боге.
   – Не знаю, потому и спрашиваю.
   – Как выглядят любовь, сострадание и милость? Бог – примерно так же.
   – Ладно, – я покосился на свое излеченное бедро, – с вами не поспоришь... Что, честно, только один день прошел?
   – Честно.
   – И вы просто щелкнули пальцами и излечили меня?
   Иммануил предпочел не отвечать.
   – А еще какие чудеса вы умеете делать?
   – Разные. Какие Господь захочет, такие и умею.
   – А вы можете взглядом остановить человеку сердце?
   – Зачем?
   Я пожал плечами:
   – Ну, не знаю... Может же возникнуть такая ситуация, когда это будет необходимо.
   Отшельник фыркнул.
   – Сколько лет живу на свете, а еще ни разу такая ситуация не возникала.
   – Ну вот, допустим, захочет вас кто-нибудь убить...
   – Не следует бояться тех, кто умерщвляет тело.
   – Бояться их, может быть, и не стоит, но вот суметь защититься...
   – Андрэ, они не в состоянии принести вреда ни вам, ни мне, ни любому другому человеку.
   – Вы так думаете?
   Отшельник кротко посмотрел на меня, а потом, доверительно понизив голос, сообщил:
   – Все люди бессмертны.
   – Это вы так считаете...
   – Нет, – сказал Иммануил, – это не я так считаю. Это так есть на самом деле.
   – По вашему мнению.
   – Андрэ, вы – всего лишь имя, записанное Творцом на небесных скрижалях. Ну как вы можете умереть?
   – Пырнет меня кто-нибудь кинжалом – вот и сдохну.
   – Если вас кто-нибудь ударит кинжалом, вы не перестанете быть тем, кем вы сейчас являетесь. Следовательно, вы не умрете.
   Я покачал головой. Усмехнулся:
   – Вы что, хотите сказать, что я неуязвим?
   – Как и всякий человек.
   – Только вот кроме вас, никто об этом не знает.
   Иммануил кивнул:
   – Вы правы. Большинство людей действительно об этом не знают. Некоторые думают, что знают, но... но на самом деле они тоже не знают. Иначе не занимались бы таким бессмысленным занятием, как истребление своих ближних.