Смирнов Андрей. Рыцарь

   Солдатам было велено сложить оружие и подходить к нам по одному. Их тоже связали и уложили на землю.
   – Это все? – спросил де Эльбен барона. – Или еще кто-нибудь остался?
   – Все.
   Не удовлетворившись этим ответом, Ги повернулся ко мне.
   – Не верю я этой свиной морде. Наверняка там где-нибудь сидят еще два или три стрелка. По крайней мере, проверить это необходимо. Если мы попремся в замок со всей этой оравой, – он кивнул на связанных солдат, – то волей-неволей придется больше следить за ними, чем смотреть по сторонам. Поэтому надо, чтобы кто-то остался их сторожить, а кто-то сходил и проверил этот курятник. Ты не против, если пойду я?
   – Давай, – согласился я. – За этими мы присмотрим.
   Ги де Эльбен кивнул и, захватив с собой Анри, направился к воротам.
   Бенедиктов замок, как я уже сказал, был невелик. Одна башня, от которой полукольцами отходили стены, смыкавшиеся посредством окованных железом ворот. На стенах имелись зубцы, ни барбакана, ни надвратных башен не было.
   Через некоторое время, после того как де Эльбен и Анри скрылись в проеме ворот, за стенами замка раздались крики – в том числе и женские, звон металла, ругань и вопли.
   – Он что там, всех, что ли, решил вырезать? – подумал я вслух.
   В это время один из пленников начал шевелиться. Проверял, наверное, внимательно ли я за ним слежу. Пришлось ему хорошенько врезать древком копья.
   Через полчаса тамплиер и его оруженосец появились вновь. У Анри – кислый вид. Левая рука наспех перевязана, а на повязке уже выступала кровь.
   – Ты ответишь! – пообещал де Эльбен барону. И мне: – Поехали.
   И мы поехали. Во дворе замка обнаружились три мертвых человеческих тела и два – песьих. Пленных (исключая барона) мы заперли в одной из нижних комнат, предварительно удостоверившись, что в комнате нет ничего, что могло бы сойти за оружие. Дверь в комнату запиралась засовом в два пальца толщиной. Подходяще. Слуг и женщин заперли отдельно. Закрыли ворота, оставили Тибо следить за пленниками, а Рено – за дорогой.
   После чего занялись допросом барона.
   Я не стану подробно останавливаться на методах, коими де Эльбен выколачивал из барона правду. Так или иначе, к середине ночи мы обнаружили не только то золото, которое барон прятал у себя в сундуке в спальне, но и две заначки.
   – Да вы просто разбойники, – выдавил из себя барон, когда мы вскрыли вторую заначку. – Без чести и совести!..
   – Грабь награбленное, – откликнулся я. – Да и вообще, кто бы говорил... Мы слышали о твоих подвигах, Бенедикт де Бале. Так что сиди в кресле и помалкивай.
   Золото и серебро мы поделили по-братски. Барона отвели вниз, в подвалы замка, где он держал собственных пленников. Одна комнатка подходила для этой цели как нельзя лучше: мощная толстая дверь, каменные стены, а в стенах – скобы, к коим приделаны цепи и кандалы. Там мы барона и оставили.
   Взятая в этом замке добыча плюс те деньги, что я приобрел на турнире, – сумма получалась изрядная. Таскать с собой такую кучу денег довольно хлопотно. Ги посоветовал при ближайшем удобном случае поместить эту сумму в одно из орденских хранилищ. Свою добычу он тоже намеревался сдать в казну. Монаху денег иметь не полагалось. Исключительно – на пропитание и обмундирование. Но в этой малости Орден своим рыцарям никогда не отказывал. Орден Храма, помимо своих военных функций, играл в этом времени также роль солидного банка: давал ссуды под проценты, а также исправно хранил и выдавал помещенные в него деньги. Христианину заниматься ростовщичеством неприлично, но когда этим занимался целый Орден, ни один из рыцарей которого формально не располагал собственным имуществом, – то это уже другое дело.
   – ...Как думаешь, – спросил меня Ги утром, когда мы умывались у колодца, – Бенедикта лучше на воротах его собственного замка повесить или просто прирезать, без всяких затей? Или же прирезать, – он на секунду задумался, – но с затеями?
   – Подожди, подожди... Ты же обещал ему жизнь!
   – Когда? – недоуменно спросил Ги.
   – Когда мы стояли перед замком. Ты сказал: «Что лучше: лишиться части имущества, но сохранить жизнь или же быть прирезанным на месте?»
   – А, это... – Ги зевнул. – Но ведь это не обещание.
   – Это почти обещание.
   – Ну и что? Во-первых, он дважды пытался нас обмануть. Во-вторых, обещание, данное разбойнику, – это совсем не то, что обещание, которое один благородный человек может дать другому благородному человеку. Это и не обещание вовсе. Это тебе любой клирик в два счета докажет.
   – Не сомневаюсь.
   Я уже сталкивался с подобной логикой – в монастыре Сен-Жебрак.
   – Ги, мне противна мысль об убийстве безоружного.
   – А ведь в чем-то ты прав... – Он задумчиво поскреб пальцем намечающуюся щетину. – В конце концов, он же ведь не сарацин какой-нибудь... Но Андрэ, подумай сам: нам ведь еще обратно ехать с этой твоей Анной. Вернее, придется ехать тебе одному – я-то, скорее всего, в Испании останусь. Там сейчас, поговаривают, снова война с маврами начинается... Конечно, ты для возвращения можешь выбрать и другой путь. Но не лучше ли обезопасить этот, наиболее короткий? Или ты думаешь, что барон мгновенно забудет и о том, что он был нашим пленником, и о том, сколько золота мы вывезли из его замка?
   – Я выберу другой путь для возвращения.
   – Все равно... Тебе так нужен еще один враг? Мне – нет. У меня их и без того хватает.
   – Мне не нравится мысль об убийстве безоружного человека, – повторил я.
   Ги махнул рукой, сдаваясь.
   – Ну да черт с ним. Поступим с ним по-христиански, если ты так этого хочешь.

* * *

   О своем отъезде мы пленников извещать не стали. Дня через два, а может, и раньше, перепуганные слуги наберутся достаточно смелости для того, чтобы выбраться из подвала. Выбравшись, они без труда обнаружат воющих от голода солдат Бенедикта де Бале, а там, глядишь, отыщут и самого барона, по-прежнему пребывающего в цепях. Но к тому моменту мы будем уже очень далеко отсюда.
   Когда мы уже выезжали из ворот, Ги спохватился:
   – Я кое-что забыл, – и развернул коня, – я вас догоню.
   Но мы дальше не поехали, а стали ждать его перед замком. Когда наконец мой приятель вновь показался в проеме ворот, я заметил, что он вытирает лезвие меча тряпицей.
   Я тяжело вздохнул:
   – Ты все-таки его прирезал?
   Тамплиер с улыбкой качнул головой. Я продолжал смотреть на него, ожидая продолжения.
   – Если этот Бенедикт и впрямь задумает отомстить кому-нибудь из нас, вряд ли теперь он сможет это сделать. Денег у него больше нет... а оружие без больших пальцев рук держать не слишком-то удобно.
   Нет слов.
   – Впрочем, – продолжал Ги как ни в чем не бывало, – наследника он себе зачать все-таки сможет, потому как оскоплять его – как ты предлагал поначалу – я все ж не стал. Это ведь Европа, Андрэ, а не Палестина. Если мы выкинем здесь что-нибудь подобное, нас просто не поймут.

Глава четвертая

   Вот уже четвертый день подряд копыта наших коней поднимали пыль дорог Каталонии. Горы стали ниже, затем вовсе остались за нашими спинами.
   Выяснилось, что Ги более-менее разбирает испанский язык, хотя и не так хорошо, как я. То, что я понимаю и даже сносно умею разговаривать на испанском, было для меня приятным открытием – хотя, поднапрягши память, я вспомнил, что в замке барона Родриго понимал большую часть испанских романсов, которые исполняла для барона одна из обитательниц замка. В моем родном двадцатом веке я никаких языков, кроме родного русского не знал, а в школе по английскому всегда имел твердую тройку. А Андрэ, оказывается, полиглот.
   Мне стало интересно, где мой «предшественник» по телу успел выучить испанский язык. Улучив момент, когда ни Ги, ни его оруженосцев не было поблизости, я заговорил на эту тему с Тибо.
   Тибо забеспокоился. Он вообще начинал беспокоиться и переживать, когда в силу обстоятельств речь заходила о моей потерянной памяти. В обычной жизни он об этом быстро забывал – привык, притерпелся к моему изменившемуся характеру – и вспоминать о последствиях поединка с де Бошем решительно не желал. Приходилось крепко наседать на него и прямо-таки вытягивать нужную информацию.
   – Так это... – сообщил он мне наконец, почесав в затылке, – учитель ваш был испанец.
   – Какой еще учитель?
   – Которого батюшка ваш специально для вас с Жераром из Испании выписал. Они же, испанцы, народ такой... Военный. Шибко повоевать любят. Потому и доспехи и мечи изготовляют самые лучшие, и сами энтими мечами ловко махать умеют...
   – Ааа... Учитель фехтования.
   – Ну да, я про что и говорю, ваша милость! – торжествующе заключил Тибо.
   Я только вздохнул.
   Время от времени мы нагоняли других путников и расспрашивали, не знают ли они, где находится замок Альгарис. Выяснили, что замок этот находится на юге Каталонии. Наконец совершенно неожиданно хозяин постоялого двора, где мы остановились, выдал определенную информацию.
   – Через три дня будете, – сообщил он. – Это во владениях графа Альфаро.
   Одарил нас довольно недружелюбным взглядом и ушел.
   Ги пожал плечами.
   – Странные они какие-то, эти испанцы... – Он разрезал бараний бок, поданный хозяином к нашему столу, и впился зубами в сочное, приправленное чесноком мясо. – Фуф фы с фобой фафтанемся...
   – Чего-чего?
   Ги прожевал то, что было во рту, и повторил:
   – Тут мы с тобой расстанемся, Андрэ. Под Сариньеной находится одно из наших командорств. Может, я там и останусь. А может, и нет. Посмотрим. Тебе со мной ехать резону нет никакого, а сообщить родственникам Родриго о его смерти ты и без меня, думаю, сможешь.
   – Смогу.
   – Я не знаю, на сколько я там задержусь. Но, как выберусь, обязательно заеду к тебе. Ты ведь тоже не сразу с этой Анной обратно через Пиренеи отправишься? Она же, черт побери, дама... А дамы, – он сделал неопределенное движение пальцами, – копошиться любят. Но если ты все-таки обратно сразу поедешь и по дороге меня не встретишь – пошли весточку.
   – Обязательно.
   – И знаешь что: как разберется с этой наследницей Родриго, возвращайся-ка обратно. Тут же война назревает, слышал? Я тут поговорил с одним доном... Собственно, война бы уже давно началась, если б один из приближенных эмира Альмансора не развернул против него свои войска...
   – Хочет сам называться эмиром?
   – Какое там... – Ги махнул рукой. – У эмира войска в десять раз больше. Никто не может понять, на что надеется этот мальчишка... Юсуф, кажется, его зовут... В переговоры он ни с кем не вступает, а командует своими людьми на редкость бездарно. Эмир его, конечно, раздавит, но на это потребуется некоторое время. Так что оборачивайся поскорее. К самой потехе приедешь.
   Я покачал головой:
   – Не могу. Я ведь дал Родриго слово, что прослежу, чтобы с Анной все было в порядке. Так что какое-то время придется пожить в Лангедоке.
   Ги огорчился. Но данное слово (слово, которое один благородный человек дал другому благородному человеку) – это вещь серьезная.

* * *

   Мы расстались на перекрестке дорог. Ги поехал на запад, в Сариньену, я – дальше на юг, к замку Альгарис. Снова, как и в начале моего путешествия, в Лангедоке, я был один в незнакомой стране, без спутников и друзей. Только верный Тибо, мой пузатый Санчо Панса, следовал за мной.
   По дороге я думал о племяннице Родриго. Как она выглядит? Сколько ей лет? Путешествие с приятной молодой девушкой может доставить немалое удовольствие. И я уже его предвкушал. Почему-то я был уверен, что родственница Родриго именно такова. Среди испанок много красавиц даже в низших сословиях, а уж среди благородных...
   Без всяких приключений мы добрались до реки Эрбо и переправились через нее, наняв лодку в одной из прибрежных деревень. По пути я пытался расспросить о замке Альгарис и о его хозяйке, но не слишком успешно. Дорогу мне показывали, но не более. Местные жители, похоже, недолюбливали чужих и всячески уклонялись от разговора. Так думал я, пока не увидел замок. Вернее, развалины замка.
   Его взяли штурмом. Причем относительно недавно: и года не прошло. Правая стена была полностью разрушена, две башни из четырех разбиты. Донжон дочерна обгорел. Я не стал лазать по руинам: ясно, что никого живого там не было, а все, чем побрезговали победители, наверняка растащили крестьяне из местной деревеньки.
   А вот с ними я был не прочь потолковать.
   Но они со мной – нет. Стоило мне задать вопрос о замке, как эти люди становились глухонемыми. И даже серебряная монета не могла развязать их языки.
   Я так ничего и не выяснил, пока не наткнулся на араба, дом которого стоял в стороне от деревни. Араб был христианином, о чем красноречиво свидетельствовал железный крест, выставленный напоказ, поверх рубашки. Вообще, в Испании можно было встретить множество ему подобных – мавров, принявших христианство, или европейцев, перешедших в сарацинскую веру. За пять столетий беспрерывных войн тут все перемешалось...
   – Этот пес разорил их, – вызывающе посмотрев на меня, процедил араб.
   – Какой пес?
   – В этих землях есть только один пес, кабальеро.
   – И кто же он?
   – Дон Альфаро де Кориньи, будь проклято его имя!
   – Я вижу, ты его сильно ненавидишь.
   Мой собеседник прищурился, как это умеют делать только арабы. На лице его отчетливо читались ярость и ненависть.
   – Мой брат был человеком дона Яго Альгариса, – сказал он наконец. – Ему не посчастливилось – он остался в живых, когда этот дьявол взял замок.
   – И что же стало с твоим братом?
   – Его колесовали, как и других людей дона Яго. Так же поступили и с самим доном – да благословит Господь саму память об этом человеке!
   Да, невеселая история.
   – В замке жила благородная девушка, – сказал я. – Ее звали Анна. Что произошло с ней?
   – Вы говорите о племяннице дона Яго, кабальеро?
   – Да.
   – Про то, что с ней стало, лучше и не спрашивать. Да покарает Господь этого дьявола Альфаро.
   – Она мертва?
   – Я не знаю, кабальеро. Ее увезли.
   – Значит, она в замке этого Альфаро?
   Если так, то эта история еще не закончена. Араб оглянулся и осенил себя крестным знамением:
   – Лучше не произносить лишний раз этого имени.
   Я усмехнулся:
   – Почему? Опасаешься, что он может услышать?
   – Да, – с самым серьезным видом ответил этот человек. – Он колдун и сын Иблиса... то есть Сатаны. Говорят, его отец вызвал Сатану и подложил под него свою жену – и от того союза жена его и понесла...
   Я снова усмехнулся. Ну да, на следующий день после смерти Роберта де Вигуэ я услышал от торговки яблоками подробный рассказ о том, каким первоклассным колдуном был Роберт Волк и как он мог по желанию превращаться в волка или в птицу. Похоже, здесь было то же самое. Видимо, сознание простого человека этой эпохи не допускало мысли, что тот или иной мерзавец может быть просто мерзавцем. Нет, он обязательно должен быть еще вероотступником и колдуном. Как же без этого...
   – Расскажи-ка мне еще что-нибудь об этом... ммм... колдуне. Где он живет, насколько он богат, могуществен?
   Араб еще раз огляделся. Задержал взгляд на дверях своего дома. Когда он снова посмотрел на меня, выражение лица у него было в точности как у тех крестьян, что отказывались со мной говорить.
   – У меня жена и четверо детей, кабальеро. Поговорите лучше с кем-нибудь другим. – Араб пожал плечами. – Может, Санчо? Трактирщик...
   Ладно, и на том спасибо. Я бросил арабу монету и поехал к трактиру.
   Трактирщик поначалу тоже пытался изобразить глухонемого, но кнутом и пряником мне удалось из него кое-что извлечь. О судьбе самой Анны он ничего не знал, зато оказалось, что, помимо замка и прилегающих земель (которые теперь платили подати Альфаро), у рода Альгарисов имелось большое поместье на северо-востоке. Поместье это дон Альфаро тоже сжег, но кое-кто из его обитателей сумел удрать. Вопрос: куда?
   Трактирщик долго мялся, посматривая то на мое грозное лицо, то на серебряную монету, которую я вертел в руках. Когда к серебряной монете прибавилась еще одна, он под большим секретом сообщил мне, что поговаривают – поговаривают, хотя он сам ничего об этом толком не знает, – что уцелевшие Альгарисы переселились за Гаудолопе (это такая местная речка), под покровительство какого-то дона Диего Тольпенсьеро. Не без труда я выдавил из трактирщика дополнительные подробности. Этого хватило, чтобы снова пуститься в путь.

* * *

   ...И вот я на месте. Этот замок, к моей радости, еще никто не разрушил. Привратник, которому я сообщил, что ищу кого-нибудь из Альгарисов, послал мальчишку наверх.
   Вскоре мальчишка вернулся, и нас с Тибо пропустили внутрь.
   Во дворе замка обнаружился здоровенный мужик с двуручным мечом на плече. На мужике была кожаная броня, утяжеленная металлическими кольцами, а физиономия его густо обросла иссиня-черной бородой.
   – Я Альгарис, – рыкнул мужик, смерив меня взглядом, – а ты кто такой?
   Слово «ты» он почти выплюнул.
   Сзади засопел Тибо. Он был уверен, что сейчас череп наглеца будет испытан на прочность.
   Ну да, я с большим удовольствием проверил бы, как бородач управляется со своей железякой, но сдержался.
   Сделав вид, что не заметил оскорбительного тона, я спешился и назвал себя.
   Бородатого звали Эгвеньо.
   У меня возникло устойчивое ощущение, что этот человек только и ищет повода, как бы кого-нибудь убить. Приходилось разговаривать крайне спокойно и взвешивать каждое слово, чтобы не дать ему повода затеять драку. Мне нужен был живой, а не мертвый Альгарис. И я очень вежливо поинтересовался, не знает ли он что-либо о судьбе своей родственницы Анны.
   – А тебе-то что до нее за дело? – зарычал он, брызжа слюной на собственную бороду. – Ты кто такой?! Что тебе здесь нужно?!
   И стал наступать на меня, потирая рукоять.
   – Ну хватит! – заявил я. – Подбери слюни и веди себя как подобает кабальеро! Хочешь драться – изволь. Но сначала я хочу услышать ответы на мои вопросы.
   – Да я... – Тут он заткнулся, потому что кончик моего меча уткнулся ему в бороду – раньше, чем этот увалень успел скинуть с плеча двуручник.
   – Я друг ее погибшего родича, Родриго де Эро, – произнес я, глядя в глаза этому отморозку. – Если Анна Альгарис жива, я должен известить ее о смерти барона. И она должна узнать, что замок Эро теперь по праву принадлежит ей. Я хочу с ней увидеться. Ты понял?
   – Увидеться! – Он выплюнул это слово так, как будто бы оно жгло ему рот. – Ладно, убери свой меч. Ты мой гость, я не причиню тебе вреда.
   «Ну еще бы!» – подумал я и спрятал меч в ножны.
   – Пошли, – сказал бородач. – Пусть с тобой отец говорит.
   Отец этого горячего испанского парня, Диего Тольпенсьеро, оказался не таким большим, не таким вспыльчивым и не таким волосатым, как можно было ожидать, глядя на его двухметрового отпрыска. Дон Диего, как явствовало из его фамилии, не был урожденным Альгарисом, а примкнул к этой семье в результате брака. Дон Диего был невысокого роста, с морщинистым, очень выразительным лицом и светлыми волосами – там, где они еще оставались. На большей части головы дона разместилась блестящая лысина.
   Дон сидел в кресле у камина, устало прикрыв глаза и сцепив пальцы рук. Он выслушал мою историю, ни разу не перебив меня. Когда я закончил, он приоткрыл глаза и впервые посмотрел мне в лицо.
   – Вы хорошо говорите по-каталонски, но у вас странный акцент, – сказал он. – Вы из Тулузы?
   – Строго говоря, я из Северной Франции, хотя в данный момент действительно еду из Тулузы.
   – Значит, вы ничего не слышали о несчастье, которое произошло с нашим родом?
   – Ничего.
   – Ну что ж, слушайте...

* * *

   История была чрезвычайно проста. Дон Альфаро, носящий графскую корону вот уже десять лет и успевший за это время изрядно расширить собственные территории, в один прекрасный день потребовал от Яго Альгариса, бывшего в то время хозяином замка Альгарис и главой рода, вассальную присягу. Дон Яго, весьма гордившийся благородством и историей своего рода, а также его независимостью, наотрез отказался. Началась война, которую дон Яго проиграл. Около года назад.
   – Почему же никто не известил об этом Родриго де Эро? – спросил я, когда дон Диего закончил. – Барон наверняка оказал бы им помощь.
   Тот пожал плечами:
   – Я не знаю, почему дон Яго не сообщил ему. Возможно, просто не успел. Что же касается тех, кто остался в живых... я, например, только сейчас начинаю припоминать имя дона Родриго. Мы с женой долгое время жили на западе, в Кастилии, но после того, что произошло под Аларкосом два года назад... Вы ведь, конечно, слышали об этом?
   Я покачал головой.
   Дон Диего вздохнул:
   – Мне казалось, об этом знает весь христианский мир. После того, как Альмансор разбил Альфонса, многие христиане были вынуждены бежать на восток, в Арагон, или на север. Сейчас перемирие с маврами подходит к концу, Альмансор собирает силы... а христианский мир молча ждет, пока сыны дьявола нас окончательно не поработят.
   Так, понятно. О существовании Родриго де Эро здесь попросту забыли. А что стало с Анной? Когда я спросил об этом, старик покачал головой:
   – Альфаро, будь он проклят, увез ее в свой замок. Что стало с ней дальше – этого никто из нас не знает.
   – А вы не пытались что-нибудь предпринять, чтобы спасти ее? – поинтересовался я, может быть, чуть более резко, чем следовало бы. Но меня уже достало быть сыщиком. – Или вы сидели здесь и лили слезы по погибшим – вместо того чтобы предпринять хоть что-нибудь для спасения живых?
   Странное дело: Эгвеньо, стоявший по левую руку от кресла старика, услышав мои слова, не зарычал и не снес мне башку своим двуручным мечом. Сам же старик печально посмотрел мне в глаза.
   – А что мы могли сделать? – спросил он.
   – Если даже вы не располагаете военной силой, чтобы отбить ее у Альфаро, неужели вы не могли ее выкупить?
   – Мы пытались это сделать, – ответил дон Диего. – Люди, посланные к графу для переговоров, не вернулись.
   – За год кое-что могло измениться, – заметил я, игнорируя недовольство Эгвеньо. – Почему вы не попытались снова?
   – Потому что, – старик подался вперед, и теперь в его голосе слышался металл, – мы не располагаем средствами, чтобы выкупить ее. Этот замок – все, чем мы теперь владеем, да и то он не принадлежит нам полностью и второй половиной распоряжается семья, принявшая нас полтора года назад только из христианского милосердия... Но даже если бы и располагали... Торговаться с Альфаро... – Диего с отвращением помотал головой.
   – А есть у вас сюзерен, дон Диего?
   Старик гордо выпрямился в кресле.
   – Наш сюзерен – король Испании! – отчеканил он. – И более никто.
   – Прекрасно, – сказал я. – Почему в таком случае вы не пожаловались королю на графа Альфаро?
   Дон Диего горько усмехнулся:
   – Вы полагаете, что мы – единственные, кому принес зло этот человек? О, нет... Есть и многие другие. Но что король сможет сделать ему, если граф поклянется, что такой девушки в его замке нет? Пойдет на него войной?
   – Почему бы и нет?
   – Нет. Потому что Альфаро де Кориньи – щит от мавров, прикрывающий юг Арагона. Король Педро не выступит против Альфаро. Особенно теперь, когда истекает срок перемирия с маврами. Вы слышали о том, что случилось на юге три недели назад?
   – Что именно?
   – Мавры, решив нарушить перемирие, двинулись к графским землям. Мавры даже вступили на них и осадили какую-то крепость. Но они недолго там пробыли. Как пришли, так и ушли. Уж не знаю, подкупил ли Альфаро их предводителя или околдовал его, как многие говорят, но только, выйдя из земель де Кориньи, Юсуф аль-Кейсар пошел в одиночку против своего господина, эмира Альмансора... или аль-Мансура, как его называют сами мавры.
   – Да, я что-то такое обо всем этом слышал... – сказал я, размышляя, какими естественными причинами можно было бы объяснить странное поведение этого Юсуфа. Подкуп представлялся наиболее подходящей версией. С другой стороны, если учесть то, что говорил мне в свое время Ги, эта версия тоже сомнительна. Нет таких денег, какие подтолкнули бы молодого и энергичного полководца на самоубийство. Старик устало махнул рукой:
   – Так что жаловаться королю бесполезно. Мы уже жаловались. Без толку все.
   – Граф Альфаро, – медленно произнес я, тщательно подбирая слова, – изрядный негодяй, как я понимаю. Но и у него должны быть какие-то понятия о чести. Я не думаю, что он отказался бы принять вызов. Хотя бы из соображений престижа. Неужели не нашлось человека, который оспорил бы право графа творить беззаконие в личном поединке?
   И посмотрел на Эгвеньо. Достаточно долго, чтобы старик оценил намек, и достаточно коротко, чтобы этот намек не успел стать прямым оскорблением.
   Эгвеньо снова начал ворчать, как большой дворовой пес, почуявший чужака, а старик побледнел и сжал ручки кресла.
   – Дон Андрэ, – сказал он, – вы ничего не знаете ни об этом человеке, ни о том, что здесь происходит, иначе бы вы никогда не задали бы свой вопрос. Никто не рискнет выйти один на один против Альфаро.
   – Он такой великолепный боец? – Я вспомнил Ричарда Английского. Вот уж с кем мне не хотелось бы затевать единоборство. Но если бы пришлось...
   – Он неплохой боец, – сказал дон Диего, – но дело не в этом. Альфаро де Кориньи – колдун. Он может любого человека заставить сделать то, что ему нужно, попросту приказав ему это. Как можно сражаться с таким человеком, если ты мгновенно забудешь о том, как держать оружие, или твои руки сами воткнут это оружие тебе же в живот? Не один рыцарь уже бросал ему вызов. Но все поединки заканчивались его победой. И это были странные победы. Не удивительно ли, когда искуснейший рыцарь «по несчастливой случайности» натыкается на собственный меч? Как можно сражаться с таким человеком, дон Андрэ, когда сам дьявол помогает ему во всем? О, если бы не это, неужели вы думаете, что я не отправил бы своего сына постоять за честь нашей семьи? Но я не хочу посылать его на верную гибель.