Смирнов Андрей. Рыцарь

   Я еще раз зевнул.
   – А где Тибо? – спросил я ведьму.
   – Во дворе. Скоро придет.
   Через минуту в дом ввалился Тибо. В руках он держал груду свеженаколотых дров.
   – Доброе утро, господин Андрэ.
   – Ага...
   Пока я умывался у колодца, Тибо и ведьма разожгли очаг и повесили над огнем котелок.
   Я побродил вокруг дома, полюбовался окрестностями. Издалека поглядел на крестьян, бредущих куда-то по своим делам. Съемочную группу бы сюда... Классный фильм получился бы про какого-нибудь Айвенго. Или про Робин Гуда.
   Вернулся в дом. Как раз сготовилась каша. Тибо снял с огня котелок и утвердил его посреди стола. Из многих пучков травы, развешанных под потолком, ведьма сняла три. Два положила на стол, а один, с большими крупными листьями, бросила в кашу. Тибо извлек из наших сумок лук, сухари, пару колбас – все то, чем мы запаслись еще у месье Герарда.
   Ведьма выглянула в окно. Раздраженно покачала головой.
   – Где же шляется эта вертихвостка?.. Только за смертью ее и посылать...
   Как только мы уселись за стол, появилась Жанна. Принесла кувшинчик молока.
   Завтракали молча. Только Рихо время от времени подтрунивала над девушкой. Жанна не обращала на бабкину болтовню внимания.
   Мне нужно было поговорить с ведьмой, но так, чтобы Тибо не слышал. Поэтому я отослал его седлать лошадей, а сам остался в доме. На Жанну я решил не обращать внимания.
   – Мне нужно кое о чем спросить.
   Рихо села поближе, сложила морщинистые руки на коленях и насмешливо поглядела на меня своими черными, как смоль, глазами.
   Неужели она догадывается, что я – не сьер Андрэ?..
   – Ну что ж, спрашивай, господин рыцарь.
   – Скажи-ка мне, Рихо, ты вчера ничего не увидела... во мне?
   Старуха враз переменилась лицом.
   – Значит... Значит, это и вправду вы, сеньор.
   – Не понял тебя?
   – Сеньор... – с легким упреком покачала головой ведьма. – Уж мне-то вы могли бы довериться.
   Довериться? За кого она меня принимает? Тут краем глаза я заметил, как смотрит на меня Жанна: глаза широко распахнуты, рот полуоткрыт...
   Неприятно мне стало от этого взгляда. И понимающая ухмылочка старухи Рихо тоже мне совершенно не понравилась.
   Было ясно, что если старуха и увидела в моих мозгах что-то необычное, то истолковала она это сообразно своим собственным представлениям.
   Сказать ей, что она ошибается и принимает меня за кого-то другого? Но, кажется, к неизвестному «сеньору» она относится вполне благожелательно. А как она отнесется к Леониду Малярову из Санкт-Петербурга?.. Лучше не рисковать. Надо попробовать как-нибудь вызнать, кто же такой этот «сеньор» и быстро свалить, пока Рихо не разобрала подмены.
   Я кашлянул. Изображая задумчивость, покачался на табуретке:
   – И это все, что ты хочешь мне сказать?
   – Сеньор, – пробормотала Рихо, пряча глаза, – скажите прежде, что вы хотите узнать...
   Я вспомнил какую-то кинокомедию про Ленина, которую смотрел в своей прошлой жизни.
   – Много ли тут наших? – спросил я таинственным голосом.
   Старуха коротко глянула на меня и снова потупилась.
   – Немного, – ответила она, – как это ни странно, сеньор, немного.
   – Почему? – строго осведомился я.
   – Не знаю, сеньор. Вроде бы и многие Его слуги прогнаны, и иноверцев спокойно терпят, и даже некоторые из нас открыто живут, а все равно наших почти что и нет... Понимаете, сеньор, – продолжила ведьма, беспокойно перебирая руками передник, – тут они больше о земных делах думают, чем о вещах незримых. Радуются жизни, как могут. Больше о любви земной помышляют, чем о Силе, Истине или Ненависти. А дворяне – с теми совсем беда: ничто их, кроме любви и чести своей рыцарской, не беспокоит. Кое-кто вроде б и наш – но больше на словах, чем на деле, сеньор! А большинство – ну чистые выдумщики! Выдумали себе какого-то невидимого Бога, который никаких свойств не имеет, и молятся ему. Я вот думаю: здорово было бы их с католиками перессорить. Так, чтоб друг друга за глотки взяли и не расцепились бы, пока б и те и другие не передохли. Тогда, полагаю, богатый урожай вы б могли собрать, сеньор.
   ...Я слушал и не понимал: за кого меня принимает эта ведьма? За главу какой-то секты, что ли? Сделав значительное лицо, я сказал:
   – Я подумаю над этим. Буду держать связь, – добавил строго. – А ты смотри тут...
   Поскольку через деревню проходила только одна дорога, а возвращаться в Эжль мы не собирались, то и вопроса, в какую сторону ехать, не возникло.
   Итак, наши кони неторопливо трусили куда-то на запад. За кого меня приняла ведьма – это пусть останется на ее совести, а вот с Тибо и так следовало провести Серьезный Разговор.
   – Расскажи-ка мне еще раз, Тибо, зачем мы поехали в эту страну.
   Тибо искоса глянул на меня:
   – Господин мой, вы захотели – мы и поехали.
   – Это понятно. А вот почему я захотел сюда поехать?
   Тибо поерзал в седле. Потом решил, что, видимо, дешевле будет сказать правду.
   – Ну, значит... Жили мы в Марселе. Вы там все за баронессой де Винье ухаживали. Всяческие стихи ей сочиняли. Другого ее ухажера раз как-то сильно побили... До смерти. А тут как раз новая булла вышла. Ну вы и поехали.
   – Какая булла? Про еретиков?
   – Ну да.
   – И где эти еретики живут?
   – Да везде! Весь Лангедок ими кишмя кишит, как муравейник.
   Чтобы хоть что-то понять, я попытался применить логику:
   – А в Тулузе, значит, собирается христианская армия, чтобы идти воевать с этими еретиками?..
   Тибо сделал большие глаза:
   – Да нет, что вы!.. Тулуза – это и есть главный еретический город.
   – И что, мы вдвоем с тобой собирались его штурмовать? – с сарказмом спросил я. Когда же наконец этот мерзавец признается, куда мы на самом деле ехали? Где должна была собраться христианская армия, собирающаяся штурмануть город Тулузу?
   Но все оказалось гораздо веселее.
   – Зачем же нам ее штурмовать? – удивился Тибо. – Тут уж и без нас не раз и не два пытались с графством Тулузским повоевать. Только без толку это все. Ну захватят пару замков на границе. Ну сожгут кого-нибудь. Остальные местные, конечно, сразу же истинными католиками оказываются. А как уйдет с той земли армия – снова священников сгоняют или же втихую ереси своей предаются. Или придет какой-нибудь местный сеньор – вроде графа Раймона – и выгонит всех крестоносцев обратно.
   Я молчал, чувствуя себя полным дураком.
   – Слушай, Тибо, давай по порядку. С Лангедоком несколько раз воевали, так? В войне с обеих сторон участвовало довольно много людей, но никакой пользы это не принесло. Так?
   – Так.
   – Тогда зачем мы сейчас едем в Тулузу?
   – Ересь искоренять.
   – Вдвоем?
   – Ах вот вы о чем толкуете... – сказал Тибо. – Так ведь вы ж иначе решили действовать. В самое сердце ересь поразить решили.
   – И каким же, интересно знать, образом? Я что, собирался заделаться проповедником?
   – Вовсе нет. Вы собирались вызвать графа Раймона на поединок.
   – Кого я собирался вызвать на поединок?
   – Графа Раймона. Ну, графа Тулузского. Главного лангедокского сеньора.
   Нет слов.
   – Ты что, хочешь сказать, я собирался заявиться в столицу его страны для того, чтобы вызвать его самого на дуэль?
   «Итак, знакомьтесь: главный здешний отморозок, сьер Андрэ де Монгель».
   – Ну да, – ответил Тибо. – Вы когда еще в Марселе про эту буллу услышали, сказали: с корня надо начинать истреблять это непотребство. А кто главные еретики? Известно кто – Раймон Тулузский, де Фуа и Роже Везьерский. Зря их, что ли, от Церкви отлучили? Они – сеньоры тутошние, значит, по их наущению вся эта ересь и распространяется. Об этом и в булле сказано было. Ну, вы и поехали, чтоб главного еретика на поединок вызвать и попранную честь Святой Церкви Апостольской защитить.
   – Ах вот как...
   Повисла длинная пауза.
   – Скажи, Тибо, – промолвил я, когда новая порция информации худо-бедно утряслась в моей голове, – вот предположим, приехали мы в Тулузу. Добрались до этого Раймона. Я вызываю его на поединок... Что помешало бы проклятому еретику графу Раймону рассмеяться мне в лицо и приказать своим слугам схватить нас обоих и мигом отправить на эшафот?
   – В общем-то, конечно, может и так выйти, – рассудительно заметил Тибо, – но с другой стороны, говорят, что граф Раймон – человек благородный. О куртуазии там всяческой понятие имеет. Так что вряд ли приказал бы он вас хватать.
   – И что, он вышел бы со мной на поединок?
   Тибо пожал плечами:
   – Сам-то вряд ли. Да у него в вассалах добрых рыцарей хватает. Кто-нибудь из них обязательно бы вышел против вас.
   – Хорошо. Предположим, я побеждаю этого человека. Что дальше?
   Тибо почесал затылок.
   – Не знаю, – честно признался мой слуга. – Тут уж вы своими планами со мной не делились.
   – Ну а ты сам-то как думаешь, что дальше было бы?
   – Да ничего бы не было! Если б вы понравились Раймону – пригласил бы он вас погостить у него при дворе. Если б не понравились – то не пригласил бы. Тогда б мы еще куда-нибудь поехали бы.
   – Дальше с ересью бороться?
   – Ну да!
   – А теперь объясни мне, какое все это имеет отношение к искоренению ереси? В чем заключался бы смысл этой поездки и поединка с Тулузским графом?
   Тибо наградил меня взглядом, полным незаслуженной обиды:
   – Вот и я вам раньше говорил: какой нам смысл в эту Тулузу ехать? Жили бы себе в Марселе... Воспевали красоту госпожи баронессы в стихах, ну и все прочее... А я там одну кухарочку... Жили бы себе и горя не знали!.. Да только как я вам про это заикнулся, так вы же меня и побить изволили.
   Снова повисла пауза.
   – Тибо, – наконец сказал я, – мы не поедем в Тулузу.
   Тибо одобрительно кивнул:
   – Вот это хорошо, господин Андрэ. Спасибо.
   И спросил с надеждой:
   – Значит, в Марсель вернемся?
   – Попозже.
   Тибо тяжело вздохнул.

* * *

   Мы миновали пару деревушек, а ближе к полдню остановились перекусить и дать отдых лошадям.
   Тибо вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и с сожалением посмотрел на моего Принца.
   – Что такое?
   – Да забыл я совсем про одно дело, которое надо еще было в Эжле сделать.
   – Ты это о чем?
   – Да про щит ваш забыл.
   Я посмотрел в сторону лошадей. К седлу Принца был приторочен выпуклый, суженный внизу прямоугольник в кожаном чехле. Раньше я как-то не задумывался над предназначением сего предмета: не до того было. Видимо, это и был щит.
   – А что с ним такое?
   – Ремень отлетел. Надо было сходить к кузнецу, заклепать, а я и забыл.
   Я попытался вспомнить все, что знал о средневековых рыцарях. Вспомнил фильм «Айвенго». Еще раз взглянул на лошадей.
   – А что – копья у меня разве нет?
   Тибо покачал головой:
   – Вы его еще в Арле сломали. На турнире. И щит там же испортили.
   – И почему мы их до сих пор не починили?
   – Копье надо новое покупать, – доходчиво объяснил Тибо, – а щит мы как раз собирались в Ниме чинить. Только вот город закрыт оказался. Тогда мы поехали дальше. А тут вас и догнал Гийом де Бош. Потому-то вы с ним без щита и сражались. Зря вы, ваша милость, доспехи его взять отказались...
   – Неужели так сложно починить щит, что для этого обязательно ехать в город? – перебил я.
   – Так там ж не только ремень заклепать надо. Его ж еще и сверху весь изрубили. Чинить его нужно и красить заново.
   Я подошел к Принцу, отвязал ту штуку, которую посчитал щитом. Расчехлил. Да, я не ошибся: самый обыкновенный средневековый щит. Обыкновеннее не бывает. В Эрмитаже однажды такой видел.
   Щит был прямоугольным, внизу плавно переходящим в заостренный овал. Один из ремней, которыми он должен был крепиться к руке, и в самом деле оказался порванным. С внешней стороны по краям имелось несколько мощных железных заклепок. Хотя пространство между ними было сплошь в щербинах и зарубках, рисунок еще можно было узнать. Крест и какое-то уродливое крылатое животное со змеей вместо хвоста.
   – Как называется эта зверушка? – спросил я у толстяка.
   Тибо с осуждением посмотрел на меня:
   – Это ж ваш герб, господин Андрэ! А животное – это птица грифон. На зеленом поле.
   – Надо будет запомнить.
   Тибо наградил меня еще одним осуждающим взглядом.
   Эту ночь мы провели в лесу. Спят в лесу так: берется попона, кладется на травку, сверху укладывается рыцарь, на рыцаря укладывается плащ. Вместо подушки – седло. Сплошная романтика.
   Всю ночь доставали комары. Интересно, почему они не кусали Тибо?..

* * *

   На следующий день мы миновали широкую развилку. Одна из дорог уходила дальше на северо-запад, другая сворачивала к югу. Мы выбрали вторую. На юге тепло и растут бананы.
   Наверное, все странствующие рыцари неким необъяснимым образом умеют притягивать к себе приключения. И впоследствии мне не раз приходилось убеждаться в этом. На собственной шкуре.
   Вскоре мы оказались на берегу реки. Дорога поворачивала и вилась вдоль берега. Мы двинулись по ней, рассчитывая, что она приведет нас к мосту или к переправе.
   Местность вокруг была весьма живописная. Справа лес, слева речка. Небо, облака и солнце. Потом деревья на другом берегу реки расступились, мы увидели с той стороны продолжение дороги и на некотором отдалении – укрепленный замок на холме.
   Ни моста, ни переправы здесь не наблюдалось. Зато имелся брод. И еще здесь находились два человека, которые живо вскочили при нашем появлении.
   Один из них, здоровенный светловолосый парень, был одет просто: штаны да кожаная куртка с нашитыми на нее металлическими кольцами. Лицо простоватое, но сложен молодецки.
   Второй, черноволосый и темноглазый, слегка пониже первого и лет на десять старше. В кольчуге и прочем железе. На поясе – меч. Шлем – в левой руке. Физиономию второго украшали усы и короткая, аккуратно подстриженная «испанская» бородка.
   При виде нас на лице «испанца» отразилась искренняя радость. Светловолосый, напротив, глядел хмуро и насупленно.
   – Господа, – вежливо обратился к нам «испанец», заступая дорогу, – прошу прощения. Я не ошибусь, если предположу, что вы собрались переправляться на другой берег?
   – Не ошибетесь, – ответил я.
   – А не ошибусь ли я, – продолжал «испанец», обращаясь уже только ко мне, – предположив, что вы – благородный человек?
   – Вне всякого сомнения, – твердо заявил я. Усы «испанца» возбужденно встопорщились, а на лице снова отразилась неподдельная радость.
   – В таком случае, благородный рыцарь, объявляю вам, что я являюсь защитником этого брода и не позволю вам переправиться на другую сторону!
   Я усмехнулся. Торжественный тон «испанца» меня позабавил. Слова «защитник этого брода» он произнес с такой напыщенностью, будто каждое из них писалось с большой буквы.
   – Значит, мы переправимся на другую сторону БЕЗ вашего позволения.
   – Тысяча чертей! Клянусь кровью Господней, для этого вам сначала придется сойтись со мной в поединке!
   – А это что, обязательно? – все еще ухмыляясь, спросил я.
   – До-он... – разочарованно протянул чернявый. Ну точно испанец...
   Назвался груздем – полезай в кузов. Назвался странствующим рыцарем – изволь соответствовать имиджу.
   Ладно. Поиграем по этим правилам. Если по местным законам, чтобы переправиться на другую сторону реки, нужно кого-то укокошить – о'кей.
   – Хорошо, – я спешился, – и как же мы будем биться?
   – Конечно, верхами, как и полагается благородным людям, – ответствовал «испанец». – Кстати, я вижу, что у вас нет копья.
   – Да, это так. Я его сломал на турнире. Кроме того, мой щит сейчас тоже находится в непригодном состоянии для боя. Может, лучше просто на мечах?
   Насчет своего владения этим предметом я не сомневался.
   – У меня есть запасной щит, – порадовал меня «испанец». – И три копья. Выбирайте любое.
   Светловолосым малым из лесочка была выведена лошадь моего противника. Я взял предложенный щит, попробовал копья... Понял, что и с копьями сьер Андрэ несомненно знаком, и выбрал то, которое понравилось больше. Одно из двух оставшихся взял «испанец».
   Неподалеку от брода имелась длинная песчаная коса. Туда мы и направились.
   Сели на лошадей. Разъехались. Оборотились друг к другу.
   – Дон, – сказал мне «испанец», – по правилам рыцарского вежества надлежит прежде, чем начать поединок, осведомиться об именах друг друга.
   – Я – Андрэ де Монгель.
   – А мое имя – Родриго де Эро.
   Мы отсалютовали друг другу копьями. Кажется, я уже упоминал о том, что у сьера (или дона?) Родриго был шлем? Так вот, увидев, что у меня шлема нет, он свой шлем тоже одевать не стал. Запасного шлема у него, видимо, не нашлось.
   «Вот интересно, – мимоходом подумал я, – а с какой стороны должен быть противник во время конного столкновения?..»
   По логике выходило, что раз щит находится в левой руке, значит, с той же стороны должен быть и противник. Из этого я и решил исходить.
   Мы начали съезжаться.
   Медленно... быстрее... еще быстрее... Я оценил мужество своего противника, увидев острие копья, стремительно несущееся прямо мне в лицо. Сердце провалилось куда-то в желудок. Полагаю, что Родриго, добровольно оставшийся без шлема, чувствовал себя не лучше, наблюдая за острием моего копья.
   Мы сшиблись. Лошади поднялись на дыбы. Я успешно закрылся щитом, Родриго – тоже.
   На что это было похоже? Как будто по моему щиту (и соответственно, по левой руке) со всей дури вмазали двухсоткилограммовым молотом. Вот на что это было похоже.
   Я сумел удержаться в седле. Вернее, удержался сьер Андрэ. Леонид Маляров несомненно сверзился бы на песок.
   Мы разъехались. Остановились. Развернули лошадей. Отсалютовали друг другу копьями.
   Милое развлеченьице, ничего не скажешь. Тебя тут или проткнут, или сам себе позвоночник сломаешь.
   Мы тронули лошадей с места.
   Быстрее... Еще быстрее... Удар!!!
   Вас никогда не вышибали из седла? Нет? О, это преудивительнейшее ощущение! Обязательно попробуйте. Не пожалеете.
   Скрежет, страшнейший удар в левую руку. Несколько секунд свободного парения, когда ты еще не знаешь: тебе не больно потому, что все в порядке, или ты уже умер. Мошонка сжимается и норовит втянуться внутрь. Мочевой пузырь интересуется: эй, приятель, как насчет опорожниться? Не выбивали?.. Ну, вам повезло.
   А под занавес – оглушающий удар о землю.
   Я вырубился, видимо, секунд на пять. Только чуток оклемался, приподнял голову – и увидел прямо перед своим носом острие меча. Сам дон Родриго, стоявший надо мной, тяжело дышал. Волосы у него на лбу слиплись от пота.
   – Дон, вы проиграли.
   Выделывать те финты, которые успешно прошли с Гийомом, я не стал. Продолжать поединок я сейчас был не в состоянии. Я и говорить-то мог с большим трудом. Поэтому я просто закрыл и снова открыл глаза.
   – Дон... Или как вас там... Сьер северянин, – настойчиво продолжал гнуть свое рыцарь Родриго, – признаете ли вы себя побежденным?
   Я понял, что он не отцепится, и пробормотал:
   – Ну, допустим... Дальше что?
   – Отлично! – обрадовался Родриго. – Признаете ли вы, что виконтесса Антуанетта де Косэ – самая прекраснейшая, восхитительнейшая и наицеломудреннейшая женщина в Лангедоке, Аквитании, Арагоне, Франции, Италии и всех прочих странах?
   – О'кей, – сказал я. – Виконтесса Антуанетта – самая прекрасная женщина во всем мире. Супермодель.
   Лицо рыцаря Родриго озарила новая улыбка. Зубы у него были крупные, белые. Хоть в рекламе «Колгейта» показывай.
   Счастливый Родриго де Эро вложил, не глядя, меч в ножны.
   А затем протянул мне руку и помог встать на ноги. Весело хлопнул по плечу:
   – Вы отлично управляетесь со щитом! Я-то полагал, что своим фамильным ударом вышибу вас еще с первого раза, однако вы как-то ловко повернули щит.
   ...Ну а когда не удалось победить ловкостью, пришлось использовать силу... А мой-то конь всяко посвежее вашего будет! – Тут Родриго добродушно рассмеялся. – Поздравляю!.. Вы доставили мне поистине огромное удовольствие этим поединком! Не хотите ли теперь заглянуть ко мне? Разопьем бочонок вина, побеседуем... А?..
   И указал на тот самый замок, который возвышался на другой стороне реки.
   Не зная, как правильно ответить, я судорожно стал вспоминать исторические фильмы.
   – Эээ... Почту за честь.
   Рыцарь Родриго рассмеялся и опять хлопнул меня по левому (ушибленному!) плечу.

* * *

   Родриго де Эро был франком только наполовину. Мать у него была из Каталонии. Испанка.
   Молодость дона Родриго также прошла в Испании. Это чувствовалось – в разговоре Родриго периодически вставлял экспрессивные испанские словечки, смысл которых оставался для меня загадочен. Восемь лет назад родриговский папаша, сьер Бернард, отправился, как и положено всякому уважающему себя рыцарю, воевать за Гроб Господень. А сына оставил управлять поместьем. Из Крестового похода Бернард не вернулся. Впрочем, Родриго по этому поводу не особенно сокрушался. Напротив, он даже завидовал своему отцу. И собирался лет через десять пойти по его стопам. То есть – уплыть в Палестину. Но перед этим обязательно обзавестись женушкой и двумя-тремя наследниками.
   – А Антуанетта де Косэ... это ваша невеста? – осторожно поинтересовался я.
   – О нет, ну что вы! – ухмыльнулся Родриго. – Избави Боже! Донна Антуанетта – это жена моего соседа Рауля де Косэ. Между нами говоря, порядочная стерва. Но весьма недурна собой. Но, видите ли, никакой другой более-менее подходящей дамы сердца у меня сейчас нет. Однако нельзя же начинать поединок просто так, не имея в запасе даже дамы сердца, ради славы которой должен происходить всякий поединок! А назвать госпожу виконтессу своей дамой сердца – это прекрасный способ позлить Рауля. Виконт чрезвычайно ревнив.
   – А он не придет к вам разбираться?
   – Так приходил уже! Тогда, помню, мы с ним славно сразились... Человек по тридцать с обеих сторон полегло.
   – И кто победил?
   – Формально я, но, если судить по чести, у нас с ним случилась ничья. Понимаете ли, дон Андрэ, прослышав о нашей войне, на замок Рауля напали разбойники под предводительством Луи из Каора. Не слыхали о таком? Нет?.. Заявляет о себе, что, мол, благородной крови, а по сути – человек без чести и совести. Настоящий бандит, рутьер. Прослышав об этом коварном нападении, эн Рауль попросил меня отложить нашу с ним войну на некоторое время. Я, само собой, согласился и даже любезно предложил эн Раулю свою посильную помощь. Он, как добрый сосед, не мог отказать мне в таком удовольствии. Вдвоем с ним мы быстро разогнали этих рутьеров. Попировали в раулевском замке и на том разошлись. Только с тех пор уже почти год прошел, а я смотрю – что-то не торопится эн Рауль возобновлять наш отложенный спор. Поэтому я и подумал, что надо бы как-нибудь напомнить ему о его давешнем обещании.
   Какой, однако, воинственный испанец мне попался...
   – А вам обязательно с ним воевать?
   Дон Родриго удивленно уставился на меня:
   – А что же еще делать?
   – Ну, не знаю... Можно мирно ездить друг к другу в гости...
   – Так мы уже почти целый год мирно живем! Целый год!!! Знаете, как за это время мне все эти трубадурские празднества надоели?! Знаете?! Не поверите – видеть уже этих рифмоплетов не могу, хотя и сам, прости Господи, время от времени стихами балуюсь. Ну разве это жизнь? А ведь душе хочется чего-то большого, настоящего, светлого, такого, чтоб кровь в жилах кипела! А войны все нет...
   – Кстати, сьер Родриго, я ведь в этих землях недавно. Не расскажете, что здесь интересного случилось в последнее время?
   Родриго охотно напичкал меня новостями. Такой-то барон пошел войной на такого-то барона. Такой-то дворянин женился на такой-то дворянке, которая оказалась не дворянкой, а купеческой дочкой, и по этому поводу дворянин с ней развелся. Виконт Безьерский помирился с графом Тулузским. Граф Тулузский готовится отмечать годовщину свадьбы со своей четвертой женой Иоанной.
   Я слушал его и поглядывал по сторонам. Перейдя через брод, наши кони неторопливо рысили к замку. Лес расступился, стали видны луга и холмы с разбросанными там и сям домиками и деревушками.
   Замок стоял на самом высоком холме. Был он сложен из светло-серого камня, имел большую центральную башню и сбоку оной – высокую прямоугольную пристройку, являвшуюся, по сути, обыкновенным четырехэтажным домом с соломенной крышей. Пристройку и центральную башню окружали мощные стены, заканчивавшиеся сверху покатыми деревянными навесами. По углам стен располагались еще четыре башни, поменьше. Были эти башни толстыми, гладкими, незыблемыми и прямо-таки лучились чувством своей значимости.
   Вокруг холма наличествовал ров, с обеих сторон окруженный высоким деревянным забором. Через ров был перекинут сложенный из бревен мосточек, который, впрочем, в случае нужды можно было бы легко скинуть вниз. За мостом располагались ворота, распахнувшиеся при нашем приближении. Не сами собой, естественно. На воротах дежурили двое. Не слишком воинственного вида.
   Дон Родриго кивнул своим людям, придержал коня, спросил одного из мужичков:
   – Как дочка?
   – Получше уже, – ответил мужик, почесав затылок, – оправляется потихоньку, ваша милость. Иногда даже и не бормочет уже, а говорит почти как прежде.
   Родриго кивнул:
   – Это хорошо. Ну, с Богом, Пьер.
   – Да благословит вас Господь, сеньор Родриго!
   Мы миновали ворота и поехали к замку.
   – У этого Пьера дочка в лесу заблудилась, – объяснил мне Родриго. – Искали ее, искали – нету. Думали уж было, что какой-нибудь бродяга снасильничал ее и убил и в землю закопал, чтоб не нашли. Взяли тут даже двоих по подозрению. А потом нашлась эта девочка. На третий день уже, в самой чащобе. Забралась на дерево от волков и сидит там, плачет. А когда сняли ее с ветки, оказалось, что говорить она разучилась. Мычит что-то, а говорить не может. Один... один добрый христианин сказал, что это с ней от страха такое случилось и что со временем пройдет. Так вот и вышло. Все по словам его, как всегда.