Страница:
– Можете ли вы засвидетельствовать, что этот человек действительно отшельник Иммануил, как он сам себя называет?
Крестьяне жались, мычали что-то невразумительное и с видом нашкодивших шавок смотрели на святого.
– Так да или нет?! – повысил голос господин легат. И столько власти было в этом голосе, что не ответить ему было уже никак невозможно.
Самым смелым оказался Сантье.
– Да, монсеньор. Это он самый и есть. Только это... Никакого вреда или там малеициума или еще чего такого он нам не делал. Напротив даже, он завсегда...
Легат резко взмахнул рукой, обрывая излияния Сантье.
– Довольно. Будешь говорить, когда тебя об этом спросят. Итак, со слов свидетелей и также с его собственных слов было установлено, что этот человек действительно является Иммануилом-отшельником...
– Принимать свидетельства от крестьян?.. – сморщился тамплиер. – Ох, ну и странные же порядки у них в Италии...
– Чему тут удивляться... – со скучающей физиономией потянул Годфри. – Это же и-таль-ян-цы!
– Ну да, трусливые итальяшки...
– Франкская сволочь, если ты еще раз... – сквозь зубы начал один из итальянских рыцарей, сопровождавших Пабло.
– То что?.. – быстро спросил Ги.
– Замолчите, вы, оба! – рявкнул Пабло Верочелле.
Ги и итальянец умолкли, но принялись сверлить друг друга свирепыми взглядами.
Между тем допрос Иммануила продолжался.
На вопрос, откуда он родом, отшельник ответил, что у нас у всех только один дом – Царствие Небесное. На вопрос, какую веру он исповедует, отшельник произнес что-то вроде: «У Единого много имен. Хвалите его на всех языках и не будьте с теми, которые раскольничают о его именах».
Говорил Иммануил это с таким видом, как будто бы что-то цитировал.
– Очень хорошо, – сказал легат, – а признаешь ли ты верховный авторитет Папы Римского над всеми прочими епископами и прелатами? Признаешь ли, что нельзя спастись иначе, кроме как уверовав в Господа нашего Иисуса Христа, Пресвятую Римскую Католическую Церковь и Святых Апостолов? Признаешь ли ты, что римский епископ – подлинный наместник Господа на земле и ему принадлежит власть связывать и развязывать как на земле, так и на небе?
– Нет, – последовал лаконичный ответ.
Ну не мог он соврать, что ли?
По физиономии легата снова расплылась счастливая улыбка. Попался, еретик!
На вопрос, признается ли он в остальных своих преступлениях, Иммануил ответил отрицательно. Но это было уже неважно. Своим первым «нет» Иммануил определил свою судьбу.
В итоге он был извещен о том, что будет подвергнут и духовному и светскому суду как еретик, колдун и малефик.
Отшельник и это сообщение воспринял совершенно спокойно.
– Кому принадлежат эти земли? – спросил Пабло Верочелле у одного из франкских рыцарей, Вильгельма де Сен-Пе. Спросил и скривился: – Роже?
– Нет, монсеньор, – ответил Вильгельм. – Тут не совсем ясно. Роже Безьерский говорит, что это, мол, его владения, а один местный барон, Родриго де Эро, – что его.
– А этот... барон... – продолжал выяснять Пабло, – он добрый католик? Или тоже... из этих?
– Вроде бы католик...
– Католик, католик, – встрял Годфри. – Самый что ни на есть. Не знаю, как у вас в Италии...
Пабло Верочелле вздохнул:
– Годфри, я бы настоятельно попросил вас и вашего друга больше не задирать моих итальянских рыцарей.
– Мы? – деланно изумился Годфри. – Это мы их задираем? Да мы и так ведем себя яко агнцы! Вы слышали, как эта итальянская скотина... ох, простите, монсеньор... как этот Джеронимо-пес-его-знает-кто назвал Ги? Если бы не вы, монсеньор, клянусь...
Легат устало замахал на него руками:
– Все, все, хватит. Я вижу, что разговаривать с вами бесполезно. Ступайте.
В деревне по приказу легата была экспроприирована телега, в которую посадили Иммануила.
– Свяжите его, чтоб не убежал.
Иммануил, услышав это, чуть усмехнулся. Выгадав момент, когда Верочелле отошел, чтобы отдать распоряжения солдатам, я спросил у отшельника:
– Чему радуешься? Еще не дошло, что тебе светит? Тебя сожгут!
Как об стенку горох. Смотрит спокойно и чуть улыбается.
– Ты же какой-то силой обладаешь. Так не кажется ли тебе, что сейчас тот самый случай, когда...
– Не кажется.
Я отошел от этого ненормального. К тому же и легат начал уже подозрительно поглядывать в нашу сторону.
Я отозвал в сторонку Ги де Эльбена:
– Как думаешь, если вашему легату дать денег...
Ги помотал головой:
– Без толку.
– Вот и мне почему-то так кажется... Ты уверен?
– Конечно. Его же епископство где-то в Италии ждет-дожидается. Нет, если, конечно, твоя дорожная сумка забита золотыми бизантами...
– Не забита.
По дороге к замку барона Родриго я гадал: хорошо это или плохо, что Иммануила везут именно туда? Из головы не выходила сцена, случившаяся в монастыре Сен-Жебрак. Рыцарская этика господина барона на людей неблагородного происхождения не распространяется. На то она и рыцарская. Но с другой стороны, Родриго, кажется, хорошо относился к этому святому...
– Это подождет, барон. Сначала прикажите куда-нибудь разместить опасного колдуна, которого мы привезли в ваш замок.
– Опасный колдун? – Усы барона встали дыбом от возбуждения. – Где опасный колдун? Покажите мне его немедленно!
– Да вот он, на телеге лежит.
Родриго подошел к телеге и, наверное, с полминуты пялился на лежащего там Иммануила. А тот полеживал себе и отрешенно разглядывал плывущие по небу облачка.
Родриго перевел взгляд на легата:
– Это и есть ваш колдун?!!
– Да, – равнодушно ответил легат.
– Дьявол!!! Это же Иммануил!
– Ага, так вы его узнаете!
– Конечно, я его узнаю! Он же живет тут по соседству. Какого дьявола вы его связали?
Лицо легата Верочелле посуровело.
– Барон Родриго де Эро, мы привезли этого человека сюда для того, чтобы вы, как владелец этих земель, могли принять участие в суде над ним и далее, пользуясь имеющейся у вас светской властью, подвергли его тому наказанию, которого он заслуживает.
– Заслуживает? Да что он сделал?
– Этот человек обвиняется в ереси и чернокнижии. Я могу допустить, что вы, барон, не знали, что на вашей земле живет еретик... но теперь, когда вы знаете это, вы не можете отказаться от обязанностей, возложенных на вас людьми и Богом. Да совершится правосудие.
Барон растерянно посмотрел на лежащего на телеге отшельника.
– Это что же, по-вашему, выходит, я должен его?..
– Только если он не раскается. Если раскается, можно будет обойтись пожизненным заточением. Впрочем, полную вину этого человека мы установим позже, во время следствия и допроса. А пока прикажите запереть его где-нибудь покрепче.
– Двадцать две тысячи дьяволов и одна сатанинская ведьма!.. – пробормотал Родриго.
В тот день, до, после и во время ужина Родриго пытался несколько раз отговорить легата от его затеи. Но легат уперся. Легат пребывал в уверенности, что исполняет свой святой долг. Разубедить его в этом не было никакой возможности.
За ужином мы несколько раз встречались с Родриго глазами. Если бы не этот отшельник, увидел бы ты меня снова в своем замке, как же!.. Но обстоятельства складывались таким образом, что приходилось наступать на горло собственной гордости.
После ужина я подождал, пока все разойдутся, и подошел к барону.
– Нам нужно поговорить.
Родриго кивнул.
Несмотря на нашу ссору, он мне по-прежнему нравился. Пожалуй, я даже был рад, что появился повод наладить отношения. Вот только сам повод...
Мы поговорили. Я объяснил, чем обязан Иммануилу и почему меня так заботит судьба этого прибабахнутого отшельника.
После моего рассказа барон некоторое время молчал.
– Я слышал, что вы сделали в Чертовом Бору, – сказал он наконец.
Я молчал...
– Мы приехали туда... на следующий вечер. Вскоре после того, как вас увезли. Местные считали вас чуть ли не ангелом Божьим... Так, значит, отшельник вас исцелил...
Я молчал... Барон вздохнул.
– Послушайте, Андрэ. Мы с вами погорячились – наговорили много разных слов... но вы тоже хороши – оскорбить аббата Рено в его собственном доме!.. Давайте забудем это все... Ну?
И Родриго протянул мне руку, которую я пожал. Этот человек был мне ближе всех в этом мире, если не считать Тибо. А Тибо, он же только слуга...
Кажется, во мне опять зашевелился сьер Андрэ...
– Вы думаете, можно вытащить нашего святого из огня? – спросил я барона.
Тот наморщил лоб:
– Легат не отступится. Думаю, что суда не избежать. Кстати, а как вы оказались в его свите? Вы же не вассал Раймона?
– Я не состою в свите легата. Но в его свите – мой друг. Он и сообщил мне о планах Верочелле. Я пытался предупредить отшельника, но... но не получилось.
– А если через вашего друга как-нибудь...
– Об этом нечего и думать. Выйдет только хуже. – Я невесело усмехнулся. – Мой друг вместе со своими товарищами предпринимал все мыслимые усилия, чтобы расположить легата против себя. И они своего добились.
Родриго хмыкнул:
– Что ж, в крайнем случае мы можем устроить Иммануилу побег... В конце концов, это мой замок и я пока еще здесь хозяин. Но мне не хотелось бы ссориться с папским посланником, понимаете? Давайте подождем и посмотрим, чем это кончится. Я, кстати, уверен, что Иммануил не колдун, а настоящий святой. Сила у него – от Господа Бога. Скольким людям помог! Может, Пабло выслушает их и откажется от своих намерений. Давайте подождем.
Допрашивал он крестьян и некоторых обитателей замка, общавшихся с Иммануилом, – исключая, естественно, самого барона. Вопросы были примерно такого рода: читал ли отшельник молитву во время исцеления, или молчал, или говорил что-либо непонятное? Молчал? Пабло Верочелле довольно кивал головой. Все ясно, молчаливое соглашение с дьяволом... Когда после исцеления вы пришли домой, у вас все домашние были здоровы? А у соседей? Ага, вы говорите, у соседей в то время заболела дочка? Пабло Верочелле назидательно поднимал палец вверх: Иммануил перевел болезнь на нее! Что? Вы говорите, что она заболела еще раньше? Ну, это было всего лишь бесовское искушение.
Искушение кого? Но нет, никто из присутствующих не поинтересовался подобным вопросом. Все, развесив уши, слушали этого знатока бесовских искушений, ибо сами суеверны ничуть не меньше и неурожай готовы приписать скорее козням ведьм, чем просто плохой погоде.
Когда я слушал и смотрел на все это, у меня временами возникало чувство, что я присутствую при затянувшемся и совершенно не смешном фарсе...
В Севеннской Общине жила вдова, у которой в хозяйстве имелась одна-единственная корова. Однажды эта корова заболела. Вдова ударилась в панику, побежала к Иммануилу и кинулась ему в ноги: помоги, мол! Отшельник пришел в деревню, дотронулся до коровы и ушел обратно. Животинка выздоровела. Все, конец истории. Казалось бы – ну что тут еще можно придумать? И тем не менее вид Пабло Верочелле стал в два раза более довольным.
– Я слышал о подобном случае, – объявил он нам. – Это обыкновенная уловка колдунов и ведьм. Так, в Милане одна ведьма сначала произвела над коровой своей соседки венефециум, а потом вылечила ее, чтобы смутить умы добрых христиан.
– Но как это доброе дело могло смутить умы... добрых христиан? – подал голос Родриго де Эро.
Легат снисходительно посмотрел на барона.
– Поверьте мне, они всегда так действуют: притворяются добрыми и смиренными, влезают в доверие, сеют в вашем сердце сомнения, склоняют ко злу и источают яд ереси прямо в вашу душу. Уж я-то их знаю!.. Кроме того, нигде в Библии нет ни одного случая, чтобы кто-либо из Божьих людей лечил животных. Даже Господь наш Иисус Христос всегда исцелял только людей, а не животных. Не это ли указательство на то, что этот Иммануил – гнусный еретик и чернокнижник? Теперь далее. Все слышали, как он вылечил эту корову? Он положил на нее руку и как будто бы говорил ей что-то! Он не использовал ни трав, ни чего-либо подобного, в чем содержалась бы природная целительная сила. Значит, он действовал силами сверхъестественными, а именно – бесовскими. И исцеление это следует признать исцелением ложным, так сказать, «видимостью исцеления».
– А, ну тогда... да... то есть... – пробормотал сбитый с толку барон. На судейском месте он чувствовал себя не очень уютно. Сесть на лошадь, штурмануть какой-нибудь укрепленный пункт, выбить из седла другого рыцаря – в этом он знал толк. А сейчас его заставляли судить человека, к которому он всегда испытывал теплые чувства, – и, более того, дело шло к тому, что рано или поздно ему этого человека придется сжечь.
Во время этого, с позволенья сказать, «суда» я не делал никаких попыток спорить с легатом Верочелле. Спорить с ним было все равно что биться головой об стенку. При этом я не хочу сказать, что он был дураком. Он был человеком своего времени, не более и не менее суеверным, чем все остальные. Он видел перед собой цель и был уверен, что средства, которыми он хочет достичь ее, вполне подходящие. Он был искренне верующим человеком и полагал, что по-своему работает на ниве Господней и сражается со злом. Именно поэтому его нельзя было подкупить. К сожалению.
– Конечно. А что вы скажете легату?
Родриго поморщился:
– А что я могу сказать? Скажу, что удрал.
– Вы думаете, он вам поверит?
– А что ему еще останется делать?
– Твердо запомнил, что тебе придется врать? – спросил у него Родриго.
– Ага, ваша милость. Что никого не видел и не слышал. А куда пленник девался – непонятно.
– Именно. Легат тебя, конечно, отлучением пугать начнет, но ты стой твердо, не поддавайся. Может, дня два тебе здесь самому посидеть придется – пока итальяшка не уедет. Ничего, потом выпустим, не бойся.
– Да я и не боюсь... ваша милость.
– Ну вот то-то же.
Я отодвинул засов и вошел к узнику. Факел осветил нехитрое убранство камеры. Оказалось, что еретика и чернокнижника содержат достаточно сносно. На полу – свежая солома. На кровати – одеяло и даже подушка. На грубом деревянном столике – кувшин, пустая тарелка и недоеденный кусок хлеба.
Иммануил проснулся и сел на кровати. Веревки с него сняли еще в первый день.
– Доброй ночи, – сказал я. – Собирай вещи и пошли.
Следом за мной в помещение вошел барон Родриго. Пленник встретил его появление совершенно безразлично. На меня, впрочем, он тоже смотрел без всякого интереса.
– Ну, здравствуй, Иммануил, – сказал барон.
– Здравствуйте, барон.
– Сидишь?
– Сижу.
– А вот что, спрашивается, ты тут сидишь? Сказано же тебе – вставай и пошли.
Иммануил покачал головой:
– Я ни в чем не виновен. Зачем мне бежать?
– Дурак, если ты не уберешься отсюда, послезавтра тебя сожгут.
– Смерти нет, – сказал Иммануил, слегка улыбаясь.
– Вставай!
– Нет.
– Мощи Святого Мартина! Мы что, еще и уговаривать тебя должны?!
– Я никуда не пойду.
– Ну и подыхай тогда на костре! – рявкнул барон и вышел.
А я остался. Присел на краешек стола. Посмотрел на пленника. Смотреть ему прямо в глаза было по-прежнему трудно.
– Хватит дурить.
Он ничего не ответил.
– Вам так хочется, чтобы вас сожгли?
– Не хочется.
– Так в чем же дело?
– Видите ли, Андрэ, – Иммануил сложил руки на коленях, – каждый век имеет свою цену, свое положенное число жертв, необходимых для того, чтобы время могло двигаться дальше. Века – как голодные звери: каждый требует то, что положено ему. Если не дать веку то, что он хочет... – Он покачал головой. – Лучше все-таки дать. Потому что иначе...
– И вы вообразили себя такой жертвой? – перебил я его. – Так, что ли?
– Да, – сказал Иммануил совершенно серьезно. – Я – выкуп за это время и эту страну.
Я смотрел на него и молчал. Ну что тут еще можно было сказать? Я разговариваю с сумасшедшим. Мелькнула мысль: «Какого черта мы с ним вообще треплемся? Посадить в мешок, вывезти из замка...»
– Вряд ли у вас это получится, – заметил Иммануил.
– Это почему же?
– Например, потому, что я вам этого не позволю сделать.
«Да кто тебя спрашивать будет?» – хотел спросить я, но прикусил язык, вспомнив, с кем разговариваю.
– Вы бы лучше свою чудотворческую силу на что-нибудь другое направили. Например, на то, как бы отсюда выбраться.
Иммануил покачал головой:
– Пусть осуществится то, что должно осуществиться.
Но барон Родриго де Эро грохнул кулаком по столу:
– Не буду я его сжигать!
– Барон, я вновь вынужден напомнить вам о вашем долге! – строго произнес Верочелле.
– Да катитесь вы к дьяволу со своим долгом! Не чернокнижник он, ясно?! Мозги у него набекрень, это точно, но только такого человека обижать, это все равно... все равно что... – Барон на мгновение запнулся, не в силах подобрать подходящее сравнение. – Все равно что лошадь ни за что ни про что ударить!
Пабло Верочелле поджал губы:
– Вы забываетесь, барон Родриго де Эро.
– Нет!
– Итак, вы решительно отказываетесь сделать то, что велит вам ваш долг?
– Что мне велят мой долг и моя честь, я знаю. Поэтому и не буду его сжигать.
– Очень... хорошо.
Легат поднялся со своего места. Лицо его было белым от бешенства.
– Мы немедленно покидаем ваш замок, барон. Не думайте, впрочем, что таким образом вы спасете этого еретика, потому что мы отправляемся в Монпелье. Надеюсь, что тамошний фогт лучше знает свои обязанности, чем вы и Роже. Что касается вас, то я отлучаю вас от Церкви и предаю анафеме, как человека, укрывшего в своих землях еретика и продолжающего защищать его. Данной мне властью я освобождаю всех ваших людей от данных ими обязательств и разрешаю от всех вассальных клятв...
– А он смелый, этот наш ломбардчик, – вполголоса сказал мне Ги де Эльбен. – Я бы на месте барона схватил бы его и посадил бы туда, где сейчас Иммануил сидит. И не выпускал бы до тех пор, пока не снимет отлучение.
Я пристально посмотрел на тамплиера.
– И вы позволили бы барону сделать это? Вы ведь должны охранять легата.
Ги с сожалением вздохнул:
– Не позволили бы. Но стражи-то у Родриго все равно ведь больше!
...А легат и барон тем временем продолжали ругаться.
– Я поеду в Рим! – орал барон. – Посмотрим тогда, кто из нас прав!
– Езжайте куда хотите. А пока позвольте нам удалиться – хотелось бы побыстрее избавить землю от этого еретика...
– Дьявол! Тысяча дьяволов!!! Две тысячи дьяволов!!! Я вам его не отдам!
– Что значит: вы нам его не отдадите? – произнес легат таким тоном, от которого температура вокруг понизилась сразу градусов на тридцать.
– А вот то и значит! Пусть он будет судим Божьим судом, как это исстари делалось! Я сам возьму меч. Посмотрим, осмелится ли выйти против меня кто-нибудь из этих ваших рыцарей!
– Извините, – вежливо, но твердо заметил легат. – Вы не можете быть его защитником. Вы были его судьей.
– Но теперь-то я его судьей не являюсь!
– Зато теперь вы отлучены от Церкви и, пока отлучение с вас не снято, в суде можете находиться только на одном месте – на месте подсудимого. С юридической точки зрения, барон, вы – пустое место.
– Что-то я тебя не понял, ломбардец, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, процедил барон.
– Легат Верочелле пытается сказать, – поспешно вмешался Ги де Эльбен, – что вы не можете быть защитником этого еретика.
– Зато я могу, – громко сказал я прежде, чем Родриго успел что-то сказать. – Меня от Церкви никто не отлучал.
– Ну, это недолго устроить, – пообещал легат, яростно сверля меня глазами.
Тут, привлекая к себе внимание, поднял руку тамплиер.
– Это, – заявил он, – будет несправедливо. Вы, монсеньор, конечно, можете пользоваться своей властью как хотите, не разбирая ни правых, ни виноватых, но... это будет несправедливо. И Папа об этом рано или поздно узнает. Это я вам обещаю.
– Не узнает, – сказал тот итальянский рыцарь, который один раз уже сцепился с Ги де Эльбеном, – я убью тебя раньше.
Пабло Верочелле положил руку на плечо итальянцу, успокаивая его.
– Ги, вы считаете это несправедливым? Что ж, вот вы сами и будете сражаться с этим... с этим человеком.
Ги де Эльбен достал из ножен кинжал. Повертел в руках, задумчиво посмотрел на лезвие. Резко убрал обратно в ножны.
– Нет.
– Что вы сказали?!
– Видите ли, я очень хорошо знаю этого человека. Более того, он мой друг. Я не могу с ним сражаться.
– Вы отказываетесь выполнить мой приказ?!
– А если вы мне прикажете прыгнуть в небо, а я не смогу, вы тоже станете меня спрашивать, отказываюсь ли я выполнить ваш приказ?
– Вы трус!
– Я не трус, и вам это хорошо известно. Но сражаться с этим человеком я не буду.
Легат Верочелле посмотрел на барона. На Ги де Эльбена. На меня.
– Да это заговор! – ахнул он. – Это настоящий еретический заговор!..
– Итак, – спросил я, – кого вы выставляете?
Легат некоторое время молчал.
– Позвольте мне, монсеньор, – сказал итальянский рыцарь.
Легат глянул на него. Потом на меня. Я был выше итальянца почти на голову.
– Нет. – Папский посланник огляделся. Взгляд его остановился на Вильгельме де Сен-Пе. Вид последнего показался ему достаточно внушительным.
– Вы. Вы будете сражаться за меня.
Вильгельм коротко наклонил голову:
– Как прикажете, монсеньор.
– Он опытный боец, – шепнул мне Ги, пока солдаты расчищали место для поединка. – Посмотри, как он двигается.
Я кивнул. Внешне Вильгельм казался грузным, но это было обманчивое впечатление. Он был широк в кости, рыжеволос, коротко стрижен и выше меня на полголовы. Серо-голубые глаза, усы... Я изучал его лицо и убеждался все больше, что столкнулся с настоящим профессионалом. То, как он смотрел, как двигался... Есть такая порода людей – спокойных, уравновешенных, уверенных в себе. Они никогда не нападут сами. Но и становиться их врагами – большая глупость...
Сравнили оружие. Наши клинки оказались примерно одинаковой длины. Щиты и доспехи также не вызвали нареканий – за исключением моих шипастых наручей. Пришлось снять. Родриго приказал одному из своих людей принести из оружейной обычные наручи. Примерил обновку. К своим я уже привык, но ничего, и с этими жить было можно.
Мы с Вильгельмом разошлись по углам расчищенного квадрата земли и, дождавшись знака легата Верочелле, начали сближаться.
Вильгельм сделал обманное движение, которое вполне могло перестать быть обманным, если бы я вдруг вздумал ловить ворон. Я отскочил в сторону. Вильгельм двинулся ко мне – медленно и неторопливо.
Рывок в сторону, рубящий удар мечом. Он, конечно, закрылся, но я и не надеялся на слишком многое. Ничего, начало положено. Дальше будет веселее.
Так и оказалось. Неожиданно Вильгельм ринулся на меня, осыпая градом ударов. Он был сильнее и весил на четверть больше, а двигался ничуть не медленнее меня. Упираться ногами в землю и встречать его атаку в лоб самоубийственно – Вильгельм смял бы меня в два счета. И я отступал, выжидая подходящую возможность для контратаки.
И все-таки он двигался слишком быстро. Ему удалось зацепить мой щит своим. Резкий рывок влево... Не удержав равновесия, я упал на колено. Впрочем, это спасло мне жизнь, потому что в следующее мгновение клинок Вильгельма просвистел над моей макушкой.
У меня не было даже четверти мига, чтобы вскочить на ноги. Вильгельм нависал надо мной, как гора. Я ткнул клинком, получил в ответ тычок щитом, упал на спину, успел откатиться, увернувшись от очередного Вильгельмова выпада, и наконец вскочил на ноги. Кольчугу перепачкал какой-то дрянью.
Мой противник, само собой, не собирался давать мне передышки. Не успел я подняться, как Вильгельм налетел снова, применяя ту же тактику: теснить, не давая тому ни малейшей возможности для ответной атаки.
На этот раз я остался на месте. Не потому, что я придумал какой-то хитрый план, а просто потому, что разозлился. Злоба – не лучший советчик, но бегать мне надоело.
Крестьяне жались, мычали что-то невразумительное и с видом нашкодивших шавок смотрели на святого.
– Так да или нет?! – повысил голос господин легат. И столько власти было в этом голосе, что не ответить ему было уже никак невозможно.
Самым смелым оказался Сантье.
– Да, монсеньор. Это он самый и есть. Только это... Никакого вреда или там малеициума или еще чего такого он нам не делал. Напротив даже, он завсегда...
Легат резко взмахнул рукой, обрывая излияния Сантье.
– Довольно. Будешь говорить, когда тебя об этом спросят. Итак, со слов свидетелей и также с его собственных слов было установлено, что этот человек действительно является Иммануилом-отшельником...
– Принимать свидетельства от крестьян?.. – сморщился тамплиер. – Ох, ну и странные же порядки у них в Италии...
– Чему тут удивляться... – со скучающей физиономией потянул Годфри. – Это же и-таль-ян-цы!
– Ну да, трусливые итальяшки...
– Франкская сволочь, если ты еще раз... – сквозь зубы начал один из итальянских рыцарей, сопровождавших Пабло.
– То что?.. – быстро спросил Ги.
– Замолчите, вы, оба! – рявкнул Пабло Верочелле.
Ги и итальянец умолкли, но принялись сверлить друг друга свирепыми взглядами.
Между тем допрос Иммануила продолжался.
На вопрос, откуда он родом, отшельник ответил, что у нас у всех только один дом – Царствие Небесное. На вопрос, какую веру он исповедует, отшельник произнес что-то вроде: «У Единого много имен. Хвалите его на всех языках и не будьте с теми, которые раскольничают о его именах».
Говорил Иммануил это с таким видом, как будто бы что-то цитировал.
– Очень хорошо, – сказал легат, – а признаешь ли ты верховный авторитет Папы Римского над всеми прочими епископами и прелатами? Признаешь ли, что нельзя спастись иначе, кроме как уверовав в Господа нашего Иисуса Христа, Пресвятую Римскую Католическую Церковь и Святых Апостолов? Признаешь ли ты, что римский епископ – подлинный наместник Господа на земле и ему принадлежит власть связывать и развязывать как на земле, так и на небе?
– Нет, – последовал лаконичный ответ.
Ну не мог он соврать, что ли?
По физиономии легата снова расплылась счастливая улыбка. Попался, еретик!
На вопрос, признается ли он в остальных своих преступлениях, Иммануил ответил отрицательно. Но это было уже неважно. Своим первым «нет» Иммануил определил свою судьбу.
В итоге он был извещен о том, что будет подвергнут и духовному и светскому суду как еретик, колдун и малефик.
Отшельник и это сообщение воспринял совершенно спокойно.
– Кому принадлежат эти земли? – спросил Пабло Верочелле у одного из франкских рыцарей, Вильгельма де Сен-Пе. Спросил и скривился: – Роже?
– Нет, монсеньор, – ответил Вильгельм. – Тут не совсем ясно. Роже Безьерский говорит, что это, мол, его владения, а один местный барон, Родриго де Эро, – что его.
– А этот... барон... – продолжал выяснять Пабло, – он добрый католик? Или тоже... из этих?
– Вроде бы католик...
– Католик, католик, – встрял Годфри. – Самый что ни на есть. Не знаю, как у вас в Италии...
Пабло Верочелле вздохнул:
– Годфри, я бы настоятельно попросил вас и вашего друга больше не задирать моих итальянских рыцарей.
– Мы? – деланно изумился Годфри. – Это мы их задираем? Да мы и так ведем себя яко агнцы! Вы слышали, как эта итальянская скотина... ох, простите, монсеньор... как этот Джеронимо-пес-его-знает-кто назвал Ги? Если бы не вы, монсеньор, клянусь...
Легат устало замахал на него руками:
– Все, все, хватит. Я вижу, что разговаривать с вами бесполезно. Ступайте.
В деревне по приказу легата была экспроприирована телега, в которую посадили Иммануила.
– Свяжите его, чтоб не убежал.
Иммануил, услышав это, чуть усмехнулся. Выгадав момент, когда Верочелле отошел, чтобы отдать распоряжения солдатам, я спросил у отшельника:
– Чему радуешься? Еще не дошло, что тебе светит? Тебя сожгут!
Как об стенку горох. Смотрит спокойно и чуть улыбается.
– Ты же какой-то силой обладаешь. Так не кажется ли тебе, что сейчас тот самый случай, когда...
– Не кажется.
Я отошел от этого ненормального. К тому же и легат начал уже подозрительно поглядывать в нашу сторону.
Я отозвал в сторонку Ги де Эльбена:
– Как думаешь, если вашему легату дать денег...
Ги помотал головой:
– Без толку.
– Вот и мне почему-то так кажется... Ты уверен?
– Конечно. Его же епископство где-то в Италии ждет-дожидается. Нет, если, конечно, твоя дорожная сумка забита золотыми бизантами...
– Не забита.
По дороге к замку барона Родриго я гадал: хорошо это или плохо, что Иммануила везут именно туда? Из головы не выходила сцена, случившаяся в монастыре Сен-Жебрак. Рыцарская этика господина барона на людей неблагородного происхождения не распространяется. На то она и рыцарская. Но с другой стороны, Родриго, кажется, хорошо относился к этому святому...
* * *
...Вот мы и снова в замке славного барона Родриго де Эро. Во дворе замка нас встречал сам хозяин. Держал стремя лошади легата, помогал тому спешиться. Поцеловал перстень. Легат был доволен.* * *
...Когда барон предложил гостям разделить с ним трапезу, Пабло Верочелле остановил его:– Это подождет, барон. Сначала прикажите куда-нибудь разместить опасного колдуна, которого мы привезли в ваш замок.
– Опасный колдун? – Усы барона встали дыбом от возбуждения. – Где опасный колдун? Покажите мне его немедленно!
– Да вот он, на телеге лежит.
Родриго подошел к телеге и, наверное, с полминуты пялился на лежащего там Иммануила. А тот полеживал себе и отрешенно разглядывал плывущие по небу облачка.
Родриго перевел взгляд на легата:
– Это и есть ваш колдун?!!
– Да, – равнодушно ответил легат.
– Дьявол!!! Это же Иммануил!
– Ага, так вы его узнаете!
– Конечно, я его узнаю! Он же живет тут по соседству. Какого дьявола вы его связали?
Лицо легата Верочелле посуровело.
– Барон Родриго де Эро, мы привезли этого человека сюда для того, чтобы вы, как владелец этих земель, могли принять участие в суде над ним и далее, пользуясь имеющейся у вас светской властью, подвергли его тому наказанию, которого он заслуживает.
– Заслуживает? Да что он сделал?
– Этот человек обвиняется в ереси и чернокнижии. Я могу допустить, что вы, барон, не знали, что на вашей земле живет еретик... но теперь, когда вы знаете это, вы не можете отказаться от обязанностей, возложенных на вас людьми и Богом. Да совершится правосудие.
Барон растерянно посмотрел на лежащего на телеге отшельника.
– Это что же, по-вашему, выходит, я должен его?..
– Только если он не раскается. Если раскается, можно будет обойтись пожизненным заточением. Впрочем, полную вину этого человека мы установим позже, во время следствия и допроса. А пока прикажите запереть его где-нибудь покрепче.
– Двадцать две тысячи дьяволов и одна сатанинская ведьма!.. – пробормотал Родриго.
В тот день, до, после и во время ужина Родриго пытался несколько раз отговорить легата от его затеи. Но легат уперся. Легат пребывал в уверенности, что исполняет свой святой долг. Разубедить его в этом не было никакой возможности.
За ужином мы несколько раз встречались с Родриго глазами. Если бы не этот отшельник, увидел бы ты меня снова в своем замке, как же!.. Но обстоятельства складывались таким образом, что приходилось наступать на горло собственной гордости.
После ужина я подождал, пока все разойдутся, и подошел к барону.
– Нам нужно поговорить.
Родриго кивнул.
Несмотря на нашу ссору, он мне по-прежнему нравился. Пожалуй, я даже был рад, что появился повод наладить отношения. Вот только сам повод...
Мы поговорили. Я объяснил, чем обязан Иммануилу и почему меня так заботит судьба этого прибабахнутого отшельника.
После моего рассказа барон некоторое время молчал.
– Я слышал, что вы сделали в Чертовом Бору, – сказал он наконец.
Я молчал...
– Мы приехали туда... на следующий вечер. Вскоре после того, как вас увезли. Местные считали вас чуть ли не ангелом Божьим... Так, значит, отшельник вас исцелил...
Я молчал... Барон вздохнул.
– Послушайте, Андрэ. Мы с вами погорячились – наговорили много разных слов... но вы тоже хороши – оскорбить аббата Рено в его собственном доме!.. Давайте забудем это все... Ну?
И Родриго протянул мне руку, которую я пожал. Этот человек был мне ближе всех в этом мире, если не считать Тибо. А Тибо, он же только слуга...
Кажется, во мне опять зашевелился сьер Андрэ...
– Вы думаете, можно вытащить нашего святого из огня? – спросил я барона.
Тот наморщил лоб:
– Легат не отступится. Думаю, что суда не избежать. Кстати, а как вы оказались в его свите? Вы же не вассал Раймона?
– Я не состою в свите легата. Но в его свите – мой друг. Он и сообщил мне о планах Верочелле. Я пытался предупредить отшельника, но... но не получилось.
– А если через вашего друга как-нибудь...
– Об этом нечего и думать. Выйдет только хуже. – Я невесело усмехнулся. – Мой друг вместе со своими товарищами предпринимал все мыслимые усилия, чтобы расположить легата против себя. И они своего добились.
Родриго хмыкнул:
– Что ж, в крайнем случае мы можем устроить Иммануилу побег... В конце концов, это мой замок и я пока еще здесь хозяин. Но мне не хотелось бы ссориться с папским посланником, понимаете? Давайте подождем и посмотрим, чем это кончится. Я, кстати, уверен, что Иммануил не колдун, а настоящий святой. Сила у него – от Господа Бога. Скольким людям помог! Может, Пабло выслушает их и откажется от своих намерений. Давайте подождем.
* * *
Но Пабло Верочелле своего мнения не переменил. Напротив, чем дольше длилось следствие, тем яснее становилось, что с каждым новым допрошенным свидетелем он все больше убеждается в собственной правоте. Утвердившись в определенном отношении к подследственному, из всей массы фактов он старался выбирать лишь те, которые могли бы как-то подтвердить это его мнение, а на оставшиеся либо не обращал внимания, либо переворачивал с ног на голову и истолковывал совершенно диким способом.Допрашивал он крестьян и некоторых обитателей замка, общавшихся с Иммануилом, – исключая, естественно, самого барона. Вопросы были примерно такого рода: читал ли отшельник молитву во время исцеления, или молчал, или говорил что-либо непонятное? Молчал? Пабло Верочелле довольно кивал головой. Все ясно, молчаливое соглашение с дьяволом... Когда после исцеления вы пришли домой, у вас все домашние были здоровы? А у соседей? Ага, вы говорите, у соседей в то время заболела дочка? Пабло Верочелле назидательно поднимал палец вверх: Иммануил перевел болезнь на нее! Что? Вы говорите, что она заболела еще раньше? Ну, это было всего лишь бесовское искушение.
Искушение кого? Но нет, никто из присутствующих не поинтересовался подобным вопросом. Все, развесив уши, слушали этого знатока бесовских искушений, ибо сами суеверны ничуть не меньше и неурожай готовы приписать скорее козням ведьм, чем просто плохой погоде.
Когда я слушал и смотрел на все это, у меня временами возникало чувство, что я присутствую при затянувшемся и совершенно не смешном фарсе...
В Севеннской Общине жила вдова, у которой в хозяйстве имелась одна-единственная корова. Однажды эта корова заболела. Вдова ударилась в панику, побежала к Иммануилу и кинулась ему в ноги: помоги, мол! Отшельник пришел в деревню, дотронулся до коровы и ушел обратно. Животинка выздоровела. Все, конец истории. Казалось бы – ну что тут еще можно придумать? И тем не менее вид Пабло Верочелле стал в два раза более довольным.
– Я слышал о подобном случае, – объявил он нам. – Это обыкновенная уловка колдунов и ведьм. Так, в Милане одна ведьма сначала произвела над коровой своей соседки венефециум, а потом вылечила ее, чтобы смутить умы добрых христиан.
– Но как это доброе дело могло смутить умы... добрых христиан? – подал голос Родриго де Эро.
Легат снисходительно посмотрел на барона.
– Поверьте мне, они всегда так действуют: притворяются добрыми и смиренными, влезают в доверие, сеют в вашем сердце сомнения, склоняют ко злу и источают яд ереси прямо в вашу душу. Уж я-то их знаю!.. Кроме того, нигде в Библии нет ни одного случая, чтобы кто-либо из Божьих людей лечил животных. Даже Господь наш Иисус Христос всегда исцелял только людей, а не животных. Не это ли указательство на то, что этот Иммануил – гнусный еретик и чернокнижник? Теперь далее. Все слышали, как он вылечил эту корову? Он положил на нее руку и как будто бы говорил ей что-то! Он не использовал ни трав, ни чего-либо подобного, в чем содержалась бы природная целительная сила. Значит, он действовал силами сверхъестественными, а именно – бесовскими. И исцеление это следует признать исцелением ложным, так сказать, «видимостью исцеления».
– А, ну тогда... да... то есть... – пробормотал сбитый с толку барон. На судейском месте он чувствовал себя не очень уютно. Сесть на лошадь, штурмануть какой-нибудь укрепленный пункт, выбить из седла другого рыцаря – в этом он знал толк. А сейчас его заставляли судить человека, к которому он всегда испытывал теплые чувства, – и, более того, дело шло к тому, что рано или поздно ему этого человека придется сжечь.
Во время этого, с позволенья сказать, «суда» я не делал никаких попыток спорить с легатом Верочелле. Спорить с ним было все равно что биться головой об стенку. При этом я не хочу сказать, что он был дураком. Он был человеком своего времени, не более и не менее суеверным, чем все остальные. Он видел перед собой цель и был уверен, что средства, которыми он хочет достичь ее, вполне подходящие. Он был искренне верующим человеком и полагал, что по-своему работает на ниве Господней и сражается со злом. Именно поэтому его нельзя было подкупить. К сожалению.
* * *
– ...Сегодня ночью, – спросил меня барон, – вы выведете его из замка?– Конечно. А что вы скажете легату?
Родриго поморщился:
– А что я могу сказать? Скажу, что удрал.
– Вы думаете, он вам поверит?
– А что ему еще останется делать?
* * *
...Дежуривший у двери стражник поклонился барону. Зевнул.– Твердо запомнил, что тебе придется врать? – спросил у него Родриго.
– Ага, ваша милость. Что никого не видел и не слышал. А куда пленник девался – непонятно.
– Именно. Легат тебя, конечно, отлучением пугать начнет, но ты стой твердо, не поддавайся. Может, дня два тебе здесь самому посидеть придется – пока итальяшка не уедет. Ничего, потом выпустим, не бойся.
– Да я и не боюсь... ваша милость.
– Ну вот то-то же.
Я отодвинул засов и вошел к узнику. Факел осветил нехитрое убранство камеры. Оказалось, что еретика и чернокнижника содержат достаточно сносно. На полу – свежая солома. На кровати – одеяло и даже подушка. На грубом деревянном столике – кувшин, пустая тарелка и недоеденный кусок хлеба.
Иммануил проснулся и сел на кровати. Веревки с него сняли еще в первый день.
– Доброй ночи, – сказал я. – Собирай вещи и пошли.
Следом за мной в помещение вошел барон Родриго. Пленник встретил его появление совершенно безразлично. На меня, впрочем, он тоже смотрел без всякого интереса.
– Ну, здравствуй, Иммануил, – сказал барон.
– Здравствуйте, барон.
– Сидишь?
– Сижу.
– А вот что, спрашивается, ты тут сидишь? Сказано же тебе – вставай и пошли.
Иммануил покачал головой:
– Я ни в чем не виновен. Зачем мне бежать?
– Дурак, если ты не уберешься отсюда, послезавтра тебя сожгут.
– Смерти нет, – сказал Иммануил, слегка улыбаясь.
– Вставай!
– Нет.
– Мощи Святого Мартина! Мы что, еще и уговаривать тебя должны?!
– Я никуда не пойду.
– Ну и подыхай тогда на костре! – рявкнул барон и вышел.
А я остался. Присел на краешек стола. Посмотрел на пленника. Смотреть ему прямо в глаза было по-прежнему трудно.
– Хватит дурить.
Он ничего не ответил.
– Вам так хочется, чтобы вас сожгли?
– Не хочется.
– Так в чем же дело?
– Видите ли, Андрэ, – Иммануил сложил руки на коленях, – каждый век имеет свою цену, свое положенное число жертв, необходимых для того, чтобы время могло двигаться дальше. Века – как голодные звери: каждый требует то, что положено ему. Если не дать веку то, что он хочет... – Он покачал головой. – Лучше все-таки дать. Потому что иначе...
– И вы вообразили себя такой жертвой? – перебил я его. – Так, что ли?
– Да, – сказал Иммануил совершенно серьезно. – Я – выкуп за это время и эту страну.
Я смотрел на него и молчал. Ну что тут еще можно было сказать? Я разговариваю с сумасшедшим. Мелькнула мысль: «Какого черта мы с ним вообще треплемся? Посадить в мешок, вывезти из замка...»
– Вряд ли у вас это получится, – заметил Иммануил.
– Это почему же?
– Например, потому, что я вам этого не позволю сделать.
«Да кто тебя спрашивать будет?» – хотел спросить я, но прикусил язык, вспомнив, с кем разговариваю.
– Вы бы лучше свою чудотворческую силу на что-нибудь другое направили. Например, на то, как бы отсюда выбраться.
Иммануил покачал головой:
– Пусть осуществится то, что должно осуществиться.
* * *
– ...Итак, – провозгласил папский легат Пабло Верочелле. – Мы со всей тщательностью и вниманием рассмотрели это дело и пришли к мнению, что вина этого человека бесспорна. Он еретик, малефик и чернокнижник. Неоднократно во время следствия мы предлагали ему раскаяться в своих преступлениях, но, поскольку он с упорством отвергал милосердие Божие, мы признаем свое бессилие, отступаемся от него и передаем его в руки светской власти для того, чтобы та совершила над ним наказание, кое заслуживает этот человек. Со своей стороны, мы отлучаем его от Церкви и предаем проклятию как еретика и антихриста. Барон Родриго де Эро...Но барон Родриго де Эро грохнул кулаком по столу:
– Не буду я его сжигать!
– Барон, я вновь вынужден напомнить вам о вашем долге! – строго произнес Верочелле.
– Да катитесь вы к дьяволу со своим долгом! Не чернокнижник он, ясно?! Мозги у него набекрень, это точно, но только такого человека обижать, это все равно... все равно что... – Барон на мгновение запнулся, не в силах подобрать подходящее сравнение. – Все равно что лошадь ни за что ни про что ударить!
Пабло Верочелле поджал губы:
– Вы забываетесь, барон Родриго де Эро.
– Нет!
– Итак, вы решительно отказываетесь сделать то, что велит вам ваш долг?
– Что мне велят мой долг и моя честь, я знаю. Поэтому и не буду его сжигать.
– Очень... хорошо.
Легат поднялся со своего места. Лицо его было белым от бешенства.
– Мы немедленно покидаем ваш замок, барон. Не думайте, впрочем, что таким образом вы спасете этого еретика, потому что мы отправляемся в Монпелье. Надеюсь, что тамошний фогт лучше знает свои обязанности, чем вы и Роже. Что касается вас, то я отлучаю вас от Церкви и предаю анафеме, как человека, укрывшего в своих землях еретика и продолжающего защищать его. Данной мне властью я освобождаю всех ваших людей от данных ими обязательств и разрешаю от всех вассальных клятв...
– А он смелый, этот наш ломбардчик, – вполголоса сказал мне Ги де Эльбен. – Я бы на месте барона схватил бы его и посадил бы туда, где сейчас Иммануил сидит. И не выпускал бы до тех пор, пока не снимет отлучение.
Я пристально посмотрел на тамплиера.
– И вы позволили бы барону сделать это? Вы ведь должны охранять легата.
Ги с сожалением вздохнул:
– Не позволили бы. Но стражи-то у Родриго все равно ведь больше!
...А легат и барон тем временем продолжали ругаться.
– Я поеду в Рим! – орал барон. – Посмотрим тогда, кто из нас прав!
– Езжайте куда хотите. А пока позвольте нам удалиться – хотелось бы побыстрее избавить землю от этого еретика...
– Дьявол! Тысяча дьяволов!!! Две тысячи дьяволов!!! Я вам его не отдам!
– Что значит: вы нам его не отдадите? – произнес легат таким тоном, от которого температура вокруг понизилась сразу градусов на тридцать.
– А вот то и значит! Пусть он будет судим Божьим судом, как это исстари делалось! Я сам возьму меч. Посмотрим, осмелится ли выйти против меня кто-нибудь из этих ваших рыцарей!
– Извините, – вежливо, но твердо заметил легат. – Вы не можете быть его защитником. Вы были его судьей.
– Но теперь-то я его судьей не являюсь!
– Зато теперь вы отлучены от Церкви и, пока отлучение с вас не снято, в суде можете находиться только на одном месте – на месте подсудимого. С юридической точки зрения, барон, вы – пустое место.
– Что-то я тебя не понял, ломбардец, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, процедил барон.
– Легат Верочелле пытается сказать, – поспешно вмешался Ги де Эльбен, – что вы не можете быть защитником этого еретика.
– Зато я могу, – громко сказал я прежде, чем Родриго успел что-то сказать. – Меня от Церкви никто не отлучал.
– Ну, это недолго устроить, – пообещал легат, яростно сверля меня глазами.
Тут, привлекая к себе внимание, поднял руку тамплиер.
– Это, – заявил он, – будет несправедливо. Вы, монсеньор, конечно, можете пользоваться своей властью как хотите, не разбирая ни правых, ни виноватых, но... это будет несправедливо. И Папа об этом рано или поздно узнает. Это я вам обещаю.
– Не узнает, – сказал тот итальянский рыцарь, который один раз уже сцепился с Ги де Эльбеном, – я убью тебя раньше.
Пабло Верочелле положил руку на плечо итальянцу, успокаивая его.
– Ги, вы считаете это несправедливым? Что ж, вот вы сами и будете сражаться с этим... с этим человеком.
Ги де Эльбен достал из ножен кинжал. Повертел в руках, задумчиво посмотрел на лезвие. Резко убрал обратно в ножны.
– Нет.
– Что вы сказали?!
– Видите ли, я очень хорошо знаю этого человека. Более того, он мой друг. Я не могу с ним сражаться.
– Вы отказываетесь выполнить мой приказ?!
– А если вы мне прикажете прыгнуть в небо, а я не смогу, вы тоже станете меня спрашивать, отказываюсь ли я выполнить ваш приказ?
– Вы трус!
– Я не трус, и вам это хорошо известно. Но сражаться с этим человеком я не буду.
Легат Верочелле посмотрел на барона. На Ги де Эльбена. На меня.
– Да это заговор! – ахнул он. – Это настоящий еретический заговор!..
– Итак, – спросил я, – кого вы выставляете?
Легат некоторое время молчал.
– Позвольте мне, монсеньор, – сказал итальянский рыцарь.
Легат глянул на него. Потом на меня. Я был выше итальянца почти на голову.
– Нет. – Папский посланник огляделся. Взгляд его остановился на Вильгельме де Сен-Пе. Вид последнего показался ему достаточно внушительным.
– Вы. Вы будете сражаться за меня.
Вильгельм коротко наклонил голову:
– Как прикажете, монсеньор.
* * *
...Мы спустились во двор.– Он опытный боец, – шепнул мне Ги, пока солдаты расчищали место для поединка. – Посмотри, как он двигается.
Я кивнул. Внешне Вильгельм казался грузным, но это было обманчивое впечатление. Он был широк в кости, рыжеволос, коротко стрижен и выше меня на полголовы. Серо-голубые глаза, усы... Я изучал его лицо и убеждался все больше, что столкнулся с настоящим профессионалом. То, как он смотрел, как двигался... Есть такая порода людей – спокойных, уравновешенных, уверенных в себе. Они никогда не нападут сами. Но и становиться их врагами – большая глупость...
Сравнили оружие. Наши клинки оказались примерно одинаковой длины. Щиты и доспехи также не вызвали нареканий – за исключением моих шипастых наручей. Пришлось снять. Родриго приказал одному из своих людей принести из оружейной обычные наручи. Примерил обновку. К своим я уже привык, но ничего, и с этими жить было можно.
Мы с Вильгельмом разошлись по углам расчищенного квадрата земли и, дождавшись знака легата Верочелле, начали сближаться.
Вильгельм сделал обманное движение, которое вполне могло перестать быть обманным, если бы я вдруг вздумал ловить ворон. Я отскочил в сторону. Вильгельм двинулся ко мне – медленно и неторопливо.
Рывок в сторону, рубящий удар мечом. Он, конечно, закрылся, но я и не надеялся на слишком многое. Ничего, начало положено. Дальше будет веселее.
Так и оказалось. Неожиданно Вильгельм ринулся на меня, осыпая градом ударов. Он был сильнее и весил на четверть больше, а двигался ничуть не медленнее меня. Упираться ногами в землю и встречать его атаку в лоб самоубийственно – Вильгельм смял бы меня в два счета. И я отступал, выжидая подходящую возможность для контратаки.
И все-таки он двигался слишком быстро. Ему удалось зацепить мой щит своим. Резкий рывок влево... Не удержав равновесия, я упал на колено. Впрочем, это спасло мне жизнь, потому что в следующее мгновение клинок Вильгельма просвистел над моей макушкой.
У меня не было даже четверти мига, чтобы вскочить на ноги. Вильгельм нависал надо мной, как гора. Я ткнул клинком, получил в ответ тычок щитом, упал на спину, успел откатиться, увернувшись от очередного Вильгельмова выпада, и наконец вскочил на ноги. Кольчугу перепачкал какой-то дрянью.
Мой противник, само собой, не собирался давать мне передышки. Не успел я подняться, как Вильгельм налетел снова, применяя ту же тактику: теснить, не давая тому ни малейшей возможности для ответной атаки.
На этот раз я остался на месте. Не потому, что я придумал какой-то хитрый план, а просто потому, что разозлился. Злоба – не лучший советчик, но бегать мне надоело.