Страница:
– Он выгнал тебя? – с едва сдерживаемой ужасной тревогой спросил Не-Маркетинг.
– Нет, я ушел сам, спокойно... Он еще до этого ушел в свой кабинет.
– Все это ужасно! Ты разбил мне лицо. Я плохо себя чувствую.
– Они глупые, тупые люди. Мерзавцы, свиньи! – зло проговорил Иван Бобылев. – Тебе не надо обращать на них никакого внимания. Не бойся их, они ничего тебе не сделают.
– Они не будут мне ничего делать... Меня просто выгонят с работы!
– Ха! Не смеши меня! Тебя и выгонят с работы? – бурно отозвался Иван Бобылев. – Кто же там будет работать?! Эти тупицы, свиньи, мерзавцы?! Да они же ни на что не способны! Они – дебилы, олигофрены, жалкая серая масса! Я уверен, что вся эта фирма только на тебе одном и держится. Они должны боготворить тебя – умного сотрудника, профессионала. Где они сейчас возьмут еще такого, как ты?! Посмотри на улицу, посмотри вокруг на эти рожи – это же дебилы, олигофрены!
– Но тем не менее, с работы выгонят меня. А дебилы и олигофрены будут работать и получать хорошую зарплату.
– Врешь, не выгонят. Они тебя просто пугают, давят на тебя, чтобы ты не зазнавался, чтобы не попросил больше денег за свою работу! Это обычный прием... Разве ты не знаешь? Они же подлые, все эти дебилы: в глаза тебе будут говорить, как ты плохо работаешь, а за спиной у тебя – потирать ручки, радуясь прибыли, которую ты принес. И все, только чтобы не поднимать тебе зарплату.
– Что за чушь ты говоришь! – желчно отрезал Не-Маркетинг.
В этот момент все небо окончательно заволокло серыми тучами, резкие порывы ветра принялись раскачивать росшие тут и там между домами деревья – так, стремительно, продолжала портиться погода. Это бывает в летние дни: вдруг набежит невесть откуда, задует...
– Боже мой, какая жуткая погода! – забормотал вдруг в каком-то чуть ли не испуге Не-Маркетинг. – Не-ет, я, конечно же, с тобой никуда не поеду. Как же я могу с тобой куда-то поехать?! Ведь ты избил меня! Ты – часть всего того, с чем сегодня бы мне встречаться не хотелось просто категорически! Не-ет, я больше не хочу никаких контактов со своим дебилом!.. С моим бедным преданным дебилом. Он слишком измучен уже, мой дебил, его стр адания уже перешли какую-то ужасную грань, он уже, пожалуй, с какого-то кладбища мне делает знаки.
Не-Маркетинг сделал паузу, затем он забормотал еще тише, еще испуганнее, Иван Бобылев не перебивал его:
– Это ужасное, ужасное неприкаянное кладбище. Кладбище для тех, кто очень долго и очень сильно страдал, страдал, но так и не получил никакого избавления от своих мук. Ужасно печальное и унылое кладбище, на котором все время слышится стон... Жуткий отец, ты как-то дурно действуешь на погоду! Что у тебя за свойство – дурно действовать на погоду?
– Просто я слишком хорошо знаю тебя, знаю, какую невероятную опасность ты представляешь для общества, знаю, какой опасный ты человек! И погода помогает мне: она становится каждый раз такой, какой мне выгодно, чтобы она была. Полезай скорей в автобус, а то сейчас пойдет ливень. Придешь тогда к себе на работу в виде избитой мокрой курицы! – сказал Иван Бобылев, подталкивая Не-Маркетинга к двери автобуса.
– Нет-нет, я должен идти... Мой дебил, мне кажется, я сейчас явственно слышал его стон. Я должен опять найти его и во что бы то ни стало помочь ему! – оттолкнул отца Не-Маркетинг.
– Ты же, кретин и психопат, только что сказал, что не хочешь с ним больше встречаться!
– Я?!.. Нет, нет, это не правильно... Я не могу отказывать ему во встречах... К тому же он умер уже, я должен его навещать, навещать на кладбище, – сказал Не-Маркетинг с совершенно дикими и странными глазами.
– Хорошо, в таком случае, ты же сам сказал, что он стонет на кладбище. Поехали, там есть по дороге одно кладбище! – проговорил Иван Бобылев. Казалось, состояние сына его вовсе не испугало.
– Не шути так, это слишком плохо! Ты сам не знаешь, на сколько серьезно я говорю! – вдруг взорвался Не-Маркетинг.
– Ну извини, извини, дегенератушка, не потрафил тебе!.. Извини... – испугался Иван Бобылев. – Но я действительно хотел предложить тебе зайти на кладбище... Там спокойно, безлюдно, нет этого шума. Там могилка твоей тети, могилы моих друзей... Мы могли бы побродить там, подышать воздухом, поболтать. Знаешь, кладбище – это иногда очень подходящее место. Самое подходящее место!
– Да-а, я знаю, знаю очень хорошо это кладбище!
С неба хлынула вода, хлынула без всякой прелюдии из первых робких капель и постепенного усиления потоков, – хлынула сразу и изо всех сил. Начался невероятной силы ливень!.. Сразу стемнело, сквозь плотную стену дождя ничего уже было нельзя различить: марево, туман, неясность кругом, но только среди всего этого одно лицо забрезжило вдруг совсем рядом, у стены дома. Не-Маркетинг вздрогнул. Лицо приближалось! Это неожиданное впечатление оказалось столь ярким, таким интригующим, что Не-Маркетингу показалось, что на мгновение он выпал из времени и пространства, он словно бы с открытыми глазами потерял сознание, впал в какой-то странный транс. Вот лицо уже стояло перед самым его лицом: мокрые волосы, по щекам бегут струи воды, злые глаза, губы шевелятся, кривятся, дергаются, словно две змейки, два червячка.
– Вы не видели Лебок? Что вы молчите? Вы не видели Лебок? – наконец донеслось до Не-Маркетинга, сознание вернулось к нему, он понял: Глава представительства что-то спрашивает у него.
Ветер рванул с новой силой, окатив Главу представительства лавой плотных ледяных струй.
– Что вы молчите? Вы не видели Лебок? – услышал Не-Маркетинг, и враз все остальные звуки ожили, рванулись в уши, перестали быть словно приглушенными: ветер, с треском ломая ветки, гнул деревья, тарахтел мотор автобуса, гудели машины, выплескивалась с шумом на тротуары вода из-под колес.
Ударил новый шквал – это была больше, чем вода, это, кажется, были не вода и не ветер вовсе, это было что-то иное, что-то, что спустилось с неба и теперь носилось, металось по земле в ужасной, невероятной, неизбывной тоске... Кажется – так во всяком случае на мгновение подумалось Не-Маркетингу – это был его тот самый забытый дебил, – он сам в былые годы.
– Вы не видели Лебок?
– Нет, – прошептал потрясенный Не-Маркетинг. – Быть не может!.. Скажите, что вы мне приснились, что это мой бред, что вас на самом деле нет передо мной, ведь вы, обычно, не ходите по улицам, вы передвигаетесь по этому городу только на автомобиле с личным шофером, я просто слишком переутомился и увидел вас – одного, пешком, под дождем, вымокшего уже, с струйками воды, стекающими по лицу, с искаженным лицом, у вас очень странный вид, я уверен, что это не вы, что вас здесь быть не может, что вы мне просто привиделись в результате какого-то ужасного душевного расстройства на почве чрезвычайно неблагополучных обстоятельств моей жизни.
– Я вижу вы сильно ненавидите меня, Не-Маркетинг! Что бы я не делал, все кажется вам ненормальным! Если послушать вас, то во мне все – сплошная патология. Скорее поезжайте со своим отцом туда, куда вы собрались ехать и как можно скорее возвращайтесь и займитесь делом, за которое вам платят деньги! И немалые деньги. Возвращайтесь скорей! И вытрите лицо – у вас кровь носом пошла...
Иван Бобылев грубо потянул Не-Маркетинга за собой в автобус. Ошарашено глядя на Главу представительства, Не-Маркетинг попытался освободиться от руки Ивана Бобылева, но ему это никак не удавалось.
Неожиданно странная догадка пронзила голову Не-Маркетинга – как фотографическая вспышка она осветила все вокруг: шквал, Главу представительства, Ивана Бобылева, дебила, что носился и метался в эти мгновения по городу. Опять начавшее уходить сознание стремительно вернулось обратно:
– Мадам С.? Она приехала?! – выпалил обретший дар речи Не-Маркетинг.
– Что?.. – из-за дождя не расслышал Глава представительства. И не дожидаясь ответа:
– Не-Маркетинг, не долго, слышите! Ваша отлучка не должна быть долгой! – с этими словами Глава представительства поспешил куда-то по улице – дальше, туда, куда он шел до этого, до того, как увидел у раскрытой двери автобуса Не-Маркетинга.
– Ты слышал, он разрешил тебе поехать со мной! – тут же выкрикнул Иван Бобылев и изо всех сил потянул Не-Маркетинга за собой в раскрытую дверь. Не-Маркетинг подчинился, но если бы он даже не подчинился, он бы все равно оказался бы в автобусе, – так сильно тянул Иван Бобылев. Дверь автобуса с шумом захлопнулась.
– Он никогда не ходит пешком по улицам! – успел, неизвестно к кому обращаясь, закричать в последний момент Не-Маркетинг.
Дверь закрылась и шум бури словно бы стих. «Дебил не успел заскочить к ним в автобус!» – пронеслась в голове Не-Маркетинга информация. – «Хорошо это или плохо?.. Наверное, это никак... Неважно... Он все равно будет там, куда они едут, раньше, чем они сами доберутся туда... Ведь он же не может без них, несчастный глупенький дебил, он страшно тоскует... Но он же уже умер?.. Но может ли он умереть на самом деле?.. Он тоскует, тоскует, тоска не может умереть, она вечна».
Глава XX
– Нет, я ушел сам, спокойно... Он еще до этого ушел в свой кабинет.
– Все это ужасно! Ты разбил мне лицо. Я плохо себя чувствую.
– Они глупые, тупые люди. Мерзавцы, свиньи! – зло проговорил Иван Бобылев. – Тебе не надо обращать на них никакого внимания. Не бойся их, они ничего тебе не сделают.
– Они не будут мне ничего делать... Меня просто выгонят с работы!
– Ха! Не смеши меня! Тебя и выгонят с работы? – бурно отозвался Иван Бобылев. – Кто же там будет работать?! Эти тупицы, свиньи, мерзавцы?! Да они же ни на что не способны! Они – дебилы, олигофрены, жалкая серая масса! Я уверен, что вся эта фирма только на тебе одном и держится. Они должны боготворить тебя – умного сотрудника, профессионала. Где они сейчас возьмут еще такого, как ты?! Посмотри на улицу, посмотри вокруг на эти рожи – это же дебилы, олигофрены!
– Но тем не менее, с работы выгонят меня. А дебилы и олигофрены будут работать и получать хорошую зарплату.
– Врешь, не выгонят. Они тебя просто пугают, давят на тебя, чтобы ты не зазнавался, чтобы не попросил больше денег за свою работу! Это обычный прием... Разве ты не знаешь? Они же подлые, все эти дебилы: в глаза тебе будут говорить, как ты плохо работаешь, а за спиной у тебя – потирать ручки, радуясь прибыли, которую ты принес. И все, только чтобы не поднимать тебе зарплату.
– Что за чушь ты говоришь! – желчно отрезал Не-Маркетинг.
В этот момент все небо окончательно заволокло серыми тучами, резкие порывы ветра принялись раскачивать росшие тут и там между домами деревья – так, стремительно, продолжала портиться погода. Это бывает в летние дни: вдруг набежит невесть откуда, задует...
– Боже мой, какая жуткая погода! – забормотал вдруг в каком-то чуть ли не испуге Не-Маркетинг. – Не-ет, я, конечно же, с тобой никуда не поеду. Как же я могу с тобой куда-то поехать?! Ведь ты избил меня! Ты – часть всего того, с чем сегодня бы мне встречаться не хотелось просто категорически! Не-ет, я больше не хочу никаких контактов со своим дебилом!.. С моим бедным преданным дебилом. Он слишком измучен уже, мой дебил, его стр адания уже перешли какую-то ужасную грань, он уже, пожалуй, с какого-то кладбища мне делает знаки.
Не-Маркетинг сделал паузу, затем он забормотал еще тише, еще испуганнее, Иван Бобылев не перебивал его:
– Это ужасное, ужасное неприкаянное кладбище. Кладбище для тех, кто очень долго и очень сильно страдал, страдал, но так и не получил никакого избавления от своих мук. Ужасно печальное и унылое кладбище, на котором все время слышится стон... Жуткий отец, ты как-то дурно действуешь на погоду! Что у тебя за свойство – дурно действовать на погоду?
– Просто я слишком хорошо знаю тебя, знаю, какую невероятную опасность ты представляешь для общества, знаю, какой опасный ты человек! И погода помогает мне: она становится каждый раз такой, какой мне выгодно, чтобы она была. Полезай скорей в автобус, а то сейчас пойдет ливень. Придешь тогда к себе на работу в виде избитой мокрой курицы! – сказал Иван Бобылев, подталкивая Не-Маркетинга к двери автобуса.
– Нет-нет, я должен идти... Мой дебил, мне кажется, я сейчас явственно слышал его стон. Я должен опять найти его и во что бы то ни стало помочь ему! – оттолкнул отца Не-Маркетинг.
– Ты же, кретин и психопат, только что сказал, что не хочешь с ним больше встречаться!
– Я?!.. Нет, нет, это не правильно... Я не могу отказывать ему во встречах... К тому же он умер уже, я должен его навещать, навещать на кладбище, – сказал Не-Маркетинг с совершенно дикими и странными глазами.
– Хорошо, в таком случае, ты же сам сказал, что он стонет на кладбище. Поехали, там есть по дороге одно кладбище! – проговорил Иван Бобылев. Казалось, состояние сына его вовсе не испугало.
– Не шути так, это слишком плохо! Ты сам не знаешь, на сколько серьезно я говорю! – вдруг взорвался Не-Маркетинг.
– Ну извини, извини, дегенератушка, не потрафил тебе!.. Извини... – испугался Иван Бобылев. – Но я действительно хотел предложить тебе зайти на кладбище... Там спокойно, безлюдно, нет этого шума. Там могилка твоей тети, могилы моих друзей... Мы могли бы побродить там, подышать воздухом, поболтать. Знаешь, кладбище – это иногда очень подходящее место. Самое подходящее место!
– Да-а, я знаю, знаю очень хорошо это кладбище!
С неба хлынула вода, хлынула без всякой прелюдии из первых робких капель и постепенного усиления потоков, – хлынула сразу и изо всех сил. Начался невероятной силы ливень!.. Сразу стемнело, сквозь плотную стену дождя ничего уже было нельзя различить: марево, туман, неясность кругом, но только среди всего этого одно лицо забрезжило вдруг совсем рядом, у стены дома. Не-Маркетинг вздрогнул. Лицо приближалось! Это неожиданное впечатление оказалось столь ярким, таким интригующим, что Не-Маркетингу показалось, что на мгновение он выпал из времени и пространства, он словно бы с открытыми глазами потерял сознание, впал в какой-то странный транс. Вот лицо уже стояло перед самым его лицом: мокрые волосы, по щекам бегут струи воды, злые глаза, губы шевелятся, кривятся, дергаются, словно две змейки, два червячка.
– Вы не видели Лебок? Что вы молчите? Вы не видели Лебок? – наконец донеслось до Не-Маркетинга, сознание вернулось к нему, он понял: Глава представительства что-то спрашивает у него.
Ветер рванул с новой силой, окатив Главу представительства лавой плотных ледяных струй.
– Что вы молчите? Вы не видели Лебок? – услышал Не-Маркетинг, и враз все остальные звуки ожили, рванулись в уши, перестали быть словно приглушенными: ветер, с треском ломая ветки, гнул деревья, тарахтел мотор автобуса, гудели машины, выплескивалась с шумом на тротуары вода из-под колес.
Ударил новый шквал – это была больше, чем вода, это, кажется, были не вода и не ветер вовсе, это было что-то иное, что-то, что спустилось с неба и теперь носилось, металось по земле в ужасной, невероятной, неизбывной тоске... Кажется – так во всяком случае на мгновение подумалось Не-Маркетингу – это был его тот самый забытый дебил, – он сам в былые годы.
– Вы не видели Лебок?
– Нет, – прошептал потрясенный Не-Маркетинг. – Быть не может!.. Скажите, что вы мне приснились, что это мой бред, что вас на самом деле нет передо мной, ведь вы, обычно, не ходите по улицам, вы передвигаетесь по этому городу только на автомобиле с личным шофером, я просто слишком переутомился и увидел вас – одного, пешком, под дождем, вымокшего уже, с струйками воды, стекающими по лицу, с искаженным лицом, у вас очень странный вид, я уверен, что это не вы, что вас здесь быть не может, что вы мне просто привиделись в результате какого-то ужасного душевного расстройства на почве чрезвычайно неблагополучных обстоятельств моей жизни.
– Я вижу вы сильно ненавидите меня, Не-Маркетинг! Что бы я не делал, все кажется вам ненормальным! Если послушать вас, то во мне все – сплошная патология. Скорее поезжайте со своим отцом туда, куда вы собрались ехать и как можно скорее возвращайтесь и займитесь делом, за которое вам платят деньги! И немалые деньги. Возвращайтесь скорей! И вытрите лицо – у вас кровь носом пошла...
Иван Бобылев грубо потянул Не-Маркетинга за собой в автобус. Ошарашено глядя на Главу представительства, Не-Маркетинг попытался освободиться от руки Ивана Бобылева, но ему это никак не удавалось.
Неожиданно странная догадка пронзила голову Не-Маркетинга – как фотографическая вспышка она осветила все вокруг: шквал, Главу представительства, Ивана Бобылева, дебила, что носился и метался в эти мгновения по городу. Опять начавшее уходить сознание стремительно вернулось обратно:
– Мадам С.? Она приехала?! – выпалил обретший дар речи Не-Маркетинг.
– Что?.. – из-за дождя не расслышал Глава представительства. И не дожидаясь ответа:
– Не-Маркетинг, не долго, слышите! Ваша отлучка не должна быть долгой! – с этими словами Глава представительства поспешил куда-то по улице – дальше, туда, куда он шел до этого, до того, как увидел у раскрытой двери автобуса Не-Маркетинга.
– Ты слышал, он разрешил тебе поехать со мной! – тут же выкрикнул Иван Бобылев и изо всех сил потянул Не-Маркетинга за собой в раскрытую дверь. Не-Маркетинг подчинился, но если бы он даже не подчинился, он бы все равно оказался бы в автобусе, – так сильно тянул Иван Бобылев. Дверь автобуса с шумом захлопнулась.
– Он никогда не ходит пешком по улицам! – успел, неизвестно к кому обращаясь, закричать в последний момент Не-Маркетинг.
Дверь закрылась и шум бури словно бы стих. «Дебил не успел заскочить к ним в автобус!» – пронеслась в голове Не-Маркетинга информация. – «Хорошо это или плохо?.. Наверное, это никак... Неважно... Он все равно будет там, куда они едут, раньше, чем они сами доберутся туда... Ведь он же не может без них, несчастный глупенький дебил, он страшно тоскует... Но он же уже умер?.. Но может ли он умереть на самом деле?.. Он тоскует, тоскует, тоска не может умереть, она вечна».
Глава XX
Сильный парень Шошо
Машина тронулась с места.
– Куда едем? – спросил шофер Ивана Бобылева.
– На мой адрес!
Иван Бобылев назвал улицу, расположенную недалеко от Измайловского парка.
– Зачем туда? – нервно спросил Не-Маркетинг.
– Как?! Я же сказал: передам тебе мою квартиру...
Лицо Не-Маркетинга стало ещё более напряженным, он не произнес ни слова.
Автобус ехал медленно, сильный ливень вызвал на улицах многочисленные заторы. Не-Маркетинг по-прежнему молчал. Некоторое время Иван Бобылев смотрел на сына, но тот не повернул головы в его сторону, и он принялся смотреть в окно:
– Странный Моск ва город. Город с неопределенными чертами лица: если ему на голову повязать платок, будет выглядеть точь в точь бабой – не отличишь, даже сомнения не закрадется. Если снимет платок – будет выглядеть мужиком, и все решат без сомнения, что это мужик, мужик, хотя и с бабьим лицом. Когда он улыбнется своей идиотичной улыбкой, все подумают, что он добродушный придурок. Придурок с бессмысленными глазами. Но вдруг этот придурок по-волчьи оскалится – совсем как ты. И всех проберет дрожь! «Нет, это не добродушный придурок! – подумают все. – Это злобный, агрессивный дебил, потенциальный убийца!»
Они уже были недалеко от Измайловского парка.
По сторонам было несколько старых зданий, обветшавших, давно не крашеных, их окна, в потрескавшихся, облупившихся рамах, были столь грязны, настолько завалены изнутри каким-то хламом, что трудно различить: а есть ли там какая-нибудь жизнь, или только пустые, пыльные комнаты. Виднелось и несколько пятиэтажек – они были много моложе тех, первых зданий, но тоже были какими-то слишком убогими, несовременными, унылыми. Были здесь и чахлые деревца, и редкие кустики, и авто не первой молодости, стоявшие прямо на газонах.
Не-Маркетинг отвернулся от окна:
– Зачем ты приехал?
– Ты же сам сказал, что от меня не бегаешь! Вот и решил навестить. А где я могу навестить, если даже адреса твоего не знаю – только на работе! Твой товарищ помог... Но ты же сам сказал – не бегаешь!..
– Видишь, какую ошибку я совершил, когда не сбежал! Лучше бы сбежал, тогда ты точно бы не появился! Меня теперь выгонят... С таким-то отцом!.. С самого начала было ясно: мне на фирме не продержаться! Сегодня ты стал еще серее, нет, чернее, ты стал просто черным, ты просил милостыню! Ты мерзавец, подлец!
– Гвоздик, что ты несешь, Гвоздик, мальчик мой, безумный мой мальчик! Ты же сумасшедший, это же болезнь, болезнь наследственная, ты парень талантливый, но бесконечно больной!
Не-Маркетинг, не слушая, говорил:
– Боже, бедный мой дебил, он по-прежнему там, ждет и надеется. На что?! С таким отцом, с таким мной! Он бродит где-то там между домов... Что?.. – вдруг он повернулся к отцу.
– А мне каково! Ты – как привидение. А я все один.
– И потому ты избил меня?! – проговорил Не-Маркетинг с презрением. – Это ты во всем виноват! Я помню, как бродил там, между домов... Мне кажется, я по-прежнему брожу: бедный, несчастный потерявшийся мальчик!.. И серое небо!.. И ужасное коммунистическое время! Я помню его, оно по-прежнему живет во мне, – время, когда не было информаций.
– А-а, вот ты о чем! – протянул Иван Бобылев. – Опять заладил!
– Да, заладил... Ведь ты об этом не думал!..
Иван Бобылев поморщился.
На дороге опять возникла заминка. Они ехали теперь очень медленно.
– Знаешь, в чем твоя главная, самая ужасная вина передо мной?
– Я знаю, что ты хочешь сказать! Знаю, что ты имеешь ввиду... Подросток, несчастный подросток, который так мучался в советское, коммунистическое время!
– Да, он мучался! – истерически громко воскликнул Не-Маркетинг.
– Конечно мучался! Неужели ты думаешь, что я сомневаюсь?! – саркастически проговорил Иван Бобылев. – Сейчас повсюду всевозможные информации: кругом рекламы, объявления, всевозможные различия и разницы – новые автомобили, магазины, витрины с товарами, все пестрит, мельтешит, переливается... Газетные киоски, афиши, сколько всего пестрого и разнообразного на любом лотке... Все информация, информация! А радио: из кафешек, из магазинчиков, из автомобилей! А десятки телеканалов? Раньше ничего этого не было!..
Тут Иван Бобылев язвительно улыбнулся.
– О, ты хороший актер! Ты отличный актер! – в тон ему воскликнул Не-Маркетинг. – Ты изображаешь меня... Не так: ты озвучиваешь мои мысли! Ты вышучиваешь их. Я вижу, заблуждался, когда думал – ты меня не понимаешь... Итак... Что же остановился? Давай, продолжай, рассказывай, что думал тот глупый и не заслуживавший сострадания подросток!
– Ну что ты! Он заслуживал огромного сострадания! Как он тогда мучался! Тогда, в советское время, кругом был серый унылый город, в нем не было никаких отличий, кроме самых минимальных, в нем не было множества информаций. Серое небо, серые здания, и унылый, вечно подавленный подросток бродил по серым, полностью лишенным информации улицам. Это был ужас!
– А разве не мука это, когда кругом нет никаких информаций, о которых можно поразмыслить, от которых можно оттолкнуться! Ему особенно была нужна информация: подросток, бедный подросток! Он только начинал жить! Разве можно начинать в вакууме, в пустоте, особенно, когда он точно не знал, что именно начинать?! Кругом – никаких информаций! Это был ужас! Ужас и для взрослого, но для подростка это был особенный ужас! Ты понимаешь, что я имею ввиду?!
– Да-да! Ты... То есть он... Он бродил, он страдал, поговорить о своей беде – не с кем... Я, законченный мерзавец и подлец, совершенно не помогал тебе... То есть ему... Тьфу ты!.. Да что же я! Сам начал о тебе в третьем... А кругом лишь пустые серые стены, лишь мрачность, лишь вата, в которой глохли звуки...
– Да, именно! – с жаром согласился Не-Маркетинг, словно сказанное Иваном Бобылевым не было пародией и насмешкой. – Раньше, до того, как он начал входить во взрослую жизнь, он как-то обходился без информаций... Ещё бы! У него были свои, внутренние – его фантазии, мечты! Но для взрослой жизни внутренней информации мало. Нужно что-то... Что-то, что создает предпосылку. Предпосылку взорвать, удивить, встряхнуть мир собственной информацией. Но как можно встряхнуть мир, в котором информации глохнут, в котором с самого начала информация – не жилец?! Мир, в котором нет никаких информаций... Улицы, навевавшие тоску...
– А знаешь, ведь в то время было много мальчиков, которые ходили по тем же улицам и были счастливы! – проговорил Иван Бобылев.
– Не было мальчиков!
– Были. Они ходили по улицам и были счастливы и не ждали ничего от отцов. А знаешь, почему были счастливы?..
– Я не хочу ничего слушать! Мой маленький хрупкий мальчик, мало что понимающий, брошенный на произвол судьбы... На какие муки ты обрек его!.. Серость, тишина, бессловесность, а главное – не с чего начать, даже если есть желание что-то изменить. Это жуткая, нечеловеческая, непередаваемая мука...
Иван Бобылев подскочил к сыну, схватил его за голову и повернул её к отражению на плексигласовой перегородке, что отделяла водителя от салона:
– Видишь, какая у тебя сейчас голова? – закричал он.
– ... – Не-Маркетинг пытался высвободиться и всё же дико смотрел... Смотрел на собственное отражение!
– Большая! – кричал Иван Бобылев. – А была маленькая, чуть больше грецкого ореха. Ты был дебил! Умная мысль в твою глупую голову уместиться не могла. У тех мальчиков головы были нормальные: бродили они по тем улицам с ужасными отцами и были счастливы!
– Не-ет, не-ет, почему?!
Иван Бобылев отпустил сына.
– У тебя был порок в развитии!.. У тебя слишком сильно работала какая-то железа. Она выделала гормон, угнетавший рост головы, только и всего. Тупость, проклятая тупость, дебилизм, искривление мозгов, проклятое сумасшествие... Проклятая железа, за что ты сделала моего сына таким?! – вскричал Иван Бобылев. – Ведь он же мог быть нормальным человеком!
Не-Маркетинг смотрел на отца. Тот повернулся к сыну, проговорил:
– А разве не так?! Разве не было железы, разве не было мучений?!
– Да, именно так! – тут же с горячностью согласился Не-Маркетинг. – Бедный подросток... Тот мальчик... Он потерялся, не вырвался из мрачной ваты, из тумана, взывает ко мне, вопиет, надеется на избавление. Он так и бродит там...
– Да, конечно! Он бродит... О, я начинаю вживаться в роль!.. – истерично заметил Иван Бобылев.
– Еще бы, ты – артист!.. Не надо... Не надо больше! Это ты выдумал про железу, я не был болен. Ни один врач не признал меня больным...
– Да, выдумал! Чтобы спасти: болезнь оправдывала странности... А потом поверил!.. Но моя выдумка – это единственное объяснение!..
– Хватит, хватит! Я изнурен, я устал, не хочу больше слышать! Не хочу быть собой: это бесконечная дебилья пытка!
– Ах вот: ты, наконец, осознаешь, что я вдалбливаю тебе в голову...
Иван Бобылев схватил его за руки:
– Постой... Хорошо, допустим: я виноват. Не помог, не разъяснил, не сделал... Но теперь – всё, со мной покончено. Ты давно сам по себе. Что, нельзя забыть?!
– Я не могу, папа! В прошлом по-прежнему кто-то живет. Как в клетке! Он – в прошлом, а там от твоей вины не деться!
– Не понимаю, не понимаю...
– Что тут не понять?! Несчастье можно одолеть только счастьем. Неблагополучие – только радикальным благополучием. Я не достиг его! Раз не достиг, не исправлена двойка отличными оценками, – не забыть всего! История длится, мальчик ходит... Начало – полдела! А мое начало – там, где бегает ужасный тоскливый подросток!.. Если бы ты был другим, не ужасным и неблагополучным Иваном Бобылевым! Я бы мог смотреть на тебя и радоваться, мне было бы легче, я бы видел, как ты успешен, я бы думал о себе, как о каком-то дурацком изъяне в человеческой породе, я бы надеялся, что умру, и мир избавится от темного пятна, но ты тоже темное пятно! Ты тоже дебил!
– Ах вот как! Ты не угомонился!
– Я бы мог в уютном месте сидеть возле тебя...
– С ножом за пазухой...
– Все, стоп! Останови, я выйду! – крикнул Не-Маркетинг водителю.
Тот не снизил скорости. Вскочив со своего сиденья и в мгновение очутившись рядом, Не-Маркетинг затряс его:
– Останови!.. Я хочу выйти!
Автобус подрулил к обочине и остановился.
Дождь, тем временем, прекратился.
– Мы не доехали! – вскричал Иван Бобылев.
– Открой! – нетерпеливо велел Не-Маркетинг.
Он выскочил и пошел по улице. Иван Бобылев молча шел за сыном. Автобус медленно тащился вдоль тротуара.
Так они шли некоторое время... Справа виднелись густые деревья, за ними – старинные постройки. Догнав сына Иван Бобылев сказал:
– Вот здесь, в этом приземистом, на века строенном больничном здании ты родился, сынок! Тогда не было никаких информаций и информационных эпох, но ты родился, и в этом было великое торжество жизни!
Не-Маркетинг молча шёл по улице.
– И возлагал я надежду, что будешь ты человеком безмятежным, обыкновенным, а значит – в меру счастливым. И я от бурь своих на минуту отдаляясь смогу лицезреть тебя и думать: хоть с сыном моим все в порядке, уж он не мучается! Да ведь, оказывается, ты того же от меня хочешь!.. Хотел!..
Фраза эта произвела ужасное впечатление:
– Ах вот как! Ну я тебе покажу! Ты зря меня преследуешь!.. Тебе боком выйдет: я тебя доконаю!.. Вот послушай!
– Это мое любимое стихотворение! – прошептал Иван Бобылев.
– А-а, любимое!.. Конечно, любимое! Еще бы ему не быть любимым: чтобы возвеличить одного певца, борьба уносит тысячи слабых, они – искупительная жертва. А вот послушай дальше, это из того же стихотворения, про юного певца, в тетрадке у него ноты и слова песен, которые он исполняет:
– Дебил, жалкий дебил... – произнес Иван Бобылев, как будто мучимый какой-то начинавшейся болью.
– Отлично! Кажется мои слова возымели убойное действие. Как же я сразу не догадался прочитать тебе твое любимое стихотворение? Ты бы давно от меня отстал!.. Ума не приложу, как же это я? А вот еще... Я немного перевираю, думаю, Некрасов меня простит:
Не-Маркетинг подскочил к Ивану Бобылеву, – они проходили мимо витрины, – схватив его за голову, повернул ее к отражению на стекле. Иван Бобылев не сопротивлялся.
– Видишь, какая у тебя голова? – закричал Не-Маркетинг. – Большая! А раньше она маленькая, как большой грецкий орех... Ты был дебилом!.. Юноша, бледен и робок... Приперся в столицу! Певцом он решил стать!..
Не-Маркетинг отпустил его:
– Но ты-то, ты-то, что кроме ужасных мук ты получил? Что же, твоя доля только в том, чтобы служить искупительной жертвой какой-то там неведомой судьбе?!
– Нет, проклятый дебил, нет! – воскликнул Иван Бобылев, глядя на него с гневом.
Но тот уже не смотрел... Впереди был старый дом. Необычным в нем был цокольный этаж с высокими полукруглыми окнами. Там шел какой-то ремонт.
– Посмотри на этот дом! Видишь, в первом этаже – замазанные краской окна?! Видишь? Ну, отвечай, видишь?!
– Вижу!
– А видишь неясный след вывески? Его еще можно различить?.. Ну же, говори!
– Вижу!
– А видишь за стеклами – кафе, которое было много лет назад?! Там сидит Иван Бобылев: у него не складывается карьера певца! Видишь его тоскливые глаза?
– ...
– Он же мог еще что-то успеть, переменить, куда-то побежать, где-то подсуетиться, но он сидит за столиком в грязном кафе, – у него очень маленькая, как грецкий орех, голова и в нее просто не может втиснуться мысль, что надо бежать куда-то и делать что-то, иначе карьера будет упущена, время уйдет и поздно что-то исправлять и менять!..
– Вижу! Вижу! Все вижу!
– А-а, вот ты и сломался! – торжествуя сказал Не-Маркетинг. – Разбил мне лицо, обзывал меня дебилом, а сам спустя короткое время – сломался.
– Он часто здесь стоит! – вдруг проговорил кто-то у него над ухом. – Все стоит и смотрит, словно там – не заброшенное кафе!..
Рядом стоял маленький старичок. Он внимательно смотрел на Не-Маркетинга.
– Откуда вы знаете?..
– Я часто за ним наблюдаю... Гуляю в этих местах, а его знаю: он – певец Иван Бобылев. В мою молодость популярен был, потом пропал, – старичок говорил, не поворачивая головы к Ивану Бобылеву, как будто того здесь не было. – Он здесь где-то живет. Я часто его встречаю. Слежу за ним. Издалека...
– А, вот как! – со злой радостью воскликнул Не-Маркетинг. – А где он еще бывает? Вы же знаете!
– Могу показать! – с готовностью ответил маленький старичок и посеменил вперед.
Невдалеке была стена. Её старинная кладка местами подлатана, поверху вился плющ. Над ним смыкались кроны деревьев. Сквозь старые ворота виднелись могилы: с покосившимися оградами, заросшие травой. Деревья наводили на все глубокие тени. На воротах – крест.
Трое шли молча. Иван Бобылев поотстал.
– Вот сюда он приходит! Один раз я проследил за ним!
Они прошли ворота. Старичок семенил дальше. Какая-то странная смесь униженности и беспардонного нахальства чудилась в нем Не-Маркетингу: жалкие короткие брючки, дешевые, модного фасона ботинки, а между верхом ботинок и низом брюк – белые носки с красными полосами...
– Куда едем? – спросил шофер Ивана Бобылева.
– На мой адрес!
Иван Бобылев назвал улицу, расположенную недалеко от Измайловского парка.
– Зачем туда? – нервно спросил Не-Маркетинг.
– Как?! Я же сказал: передам тебе мою квартиру...
Лицо Не-Маркетинга стало ещё более напряженным, он не произнес ни слова.
Автобус ехал медленно, сильный ливень вызвал на улицах многочисленные заторы. Не-Маркетинг по-прежнему молчал. Некоторое время Иван Бобылев смотрел на сына, но тот не повернул головы в его сторону, и он принялся смотреть в окно:
– Странный Моск ва город. Город с неопределенными чертами лица: если ему на голову повязать платок, будет выглядеть точь в точь бабой – не отличишь, даже сомнения не закрадется. Если снимет платок – будет выглядеть мужиком, и все решат без сомнения, что это мужик, мужик, хотя и с бабьим лицом. Когда он улыбнется своей идиотичной улыбкой, все подумают, что он добродушный придурок. Придурок с бессмысленными глазами. Но вдруг этот придурок по-волчьи оскалится – совсем как ты. И всех проберет дрожь! «Нет, это не добродушный придурок! – подумают все. – Это злобный, агрессивный дебил, потенциальный убийца!»
Они уже были недалеко от Измайловского парка.
По сторонам было несколько старых зданий, обветшавших, давно не крашеных, их окна, в потрескавшихся, облупившихся рамах, были столь грязны, настолько завалены изнутри каким-то хламом, что трудно различить: а есть ли там какая-нибудь жизнь, или только пустые, пыльные комнаты. Виднелось и несколько пятиэтажек – они были много моложе тех, первых зданий, но тоже были какими-то слишком убогими, несовременными, унылыми. Были здесь и чахлые деревца, и редкие кустики, и авто не первой молодости, стоявшие прямо на газонах.
Не-Маркетинг отвернулся от окна:
– Зачем ты приехал?
– Ты же сам сказал, что от меня не бегаешь! Вот и решил навестить. А где я могу навестить, если даже адреса твоего не знаю – только на работе! Твой товарищ помог... Но ты же сам сказал – не бегаешь!..
– Видишь, какую ошибку я совершил, когда не сбежал! Лучше бы сбежал, тогда ты точно бы не появился! Меня теперь выгонят... С таким-то отцом!.. С самого начала было ясно: мне на фирме не продержаться! Сегодня ты стал еще серее, нет, чернее, ты стал просто черным, ты просил милостыню! Ты мерзавец, подлец!
– Гвоздик, что ты несешь, Гвоздик, мальчик мой, безумный мой мальчик! Ты же сумасшедший, это же болезнь, болезнь наследственная, ты парень талантливый, но бесконечно больной!
Не-Маркетинг, не слушая, говорил:
– Боже, бедный мой дебил, он по-прежнему там, ждет и надеется. На что?! С таким отцом, с таким мной! Он бродит где-то там между домов... Что?.. – вдруг он повернулся к отцу.
– А мне каково! Ты – как привидение. А я все один.
– И потому ты избил меня?! – проговорил Не-Маркетинг с презрением. – Это ты во всем виноват! Я помню, как бродил там, между домов... Мне кажется, я по-прежнему брожу: бедный, несчастный потерявшийся мальчик!.. И серое небо!.. И ужасное коммунистическое время! Я помню его, оно по-прежнему живет во мне, – время, когда не было информаций.
– А-а, вот ты о чем! – протянул Иван Бобылев. – Опять заладил!
– Да, заладил... Ведь ты об этом не думал!..
Иван Бобылев поморщился.
На дороге опять возникла заминка. Они ехали теперь очень медленно.
– Знаешь, в чем твоя главная, самая ужасная вина передо мной?
– Я знаю, что ты хочешь сказать! Знаю, что ты имеешь ввиду... Подросток, несчастный подросток, который так мучался в советское, коммунистическое время!
– Да, он мучался! – истерически громко воскликнул Не-Маркетинг.
– Конечно мучался! Неужели ты думаешь, что я сомневаюсь?! – саркастически проговорил Иван Бобылев. – Сейчас повсюду всевозможные информации: кругом рекламы, объявления, всевозможные различия и разницы – новые автомобили, магазины, витрины с товарами, все пестрит, мельтешит, переливается... Газетные киоски, афиши, сколько всего пестрого и разнообразного на любом лотке... Все информация, информация! А радио: из кафешек, из магазинчиков, из автомобилей! А десятки телеканалов? Раньше ничего этого не было!..
Тут Иван Бобылев язвительно улыбнулся.
– О, ты хороший актер! Ты отличный актер! – в тон ему воскликнул Не-Маркетинг. – Ты изображаешь меня... Не так: ты озвучиваешь мои мысли! Ты вышучиваешь их. Я вижу, заблуждался, когда думал – ты меня не понимаешь... Итак... Что же остановился? Давай, продолжай, рассказывай, что думал тот глупый и не заслуживавший сострадания подросток!
– Ну что ты! Он заслуживал огромного сострадания! Как он тогда мучался! Тогда, в советское время, кругом был серый унылый город, в нем не было никаких отличий, кроме самых минимальных, в нем не было множества информаций. Серое небо, серые здания, и унылый, вечно подавленный подросток бродил по серым, полностью лишенным информации улицам. Это был ужас!
– А разве не мука это, когда кругом нет никаких информаций, о которых можно поразмыслить, от которых можно оттолкнуться! Ему особенно была нужна информация: подросток, бедный подросток! Он только начинал жить! Разве можно начинать в вакууме, в пустоте, особенно, когда он точно не знал, что именно начинать?! Кругом – никаких информаций! Это был ужас! Ужас и для взрослого, но для подростка это был особенный ужас! Ты понимаешь, что я имею ввиду?!
– Да-да! Ты... То есть он... Он бродил, он страдал, поговорить о своей беде – не с кем... Я, законченный мерзавец и подлец, совершенно не помогал тебе... То есть ему... Тьфу ты!.. Да что же я! Сам начал о тебе в третьем... А кругом лишь пустые серые стены, лишь мрачность, лишь вата, в которой глохли звуки...
– Да, именно! – с жаром согласился Не-Маркетинг, словно сказанное Иваном Бобылевым не было пародией и насмешкой. – Раньше, до того, как он начал входить во взрослую жизнь, он как-то обходился без информаций... Ещё бы! У него были свои, внутренние – его фантазии, мечты! Но для взрослой жизни внутренней информации мало. Нужно что-то... Что-то, что создает предпосылку. Предпосылку взорвать, удивить, встряхнуть мир собственной информацией. Но как можно встряхнуть мир, в котором информации глохнут, в котором с самого начала информация – не жилец?! Мир, в котором нет никаких информаций... Улицы, навевавшие тоску...
– А знаешь, ведь в то время было много мальчиков, которые ходили по тем же улицам и были счастливы! – проговорил Иван Бобылев.
– Не было мальчиков!
– Были. Они ходили по улицам и были счастливы и не ждали ничего от отцов. А знаешь, почему были счастливы?..
– Я не хочу ничего слушать! Мой маленький хрупкий мальчик, мало что понимающий, брошенный на произвол судьбы... На какие муки ты обрек его!.. Серость, тишина, бессловесность, а главное – не с чего начать, даже если есть желание что-то изменить. Это жуткая, нечеловеческая, непередаваемая мука...
Иван Бобылев подскочил к сыну, схватил его за голову и повернул её к отражению на плексигласовой перегородке, что отделяла водителя от салона:
– Видишь, какая у тебя сейчас голова? – закричал он.
– ... – Не-Маркетинг пытался высвободиться и всё же дико смотрел... Смотрел на собственное отражение!
– Большая! – кричал Иван Бобылев. – А была маленькая, чуть больше грецкого ореха. Ты был дебил! Умная мысль в твою глупую голову уместиться не могла. У тех мальчиков головы были нормальные: бродили они по тем улицам с ужасными отцами и были счастливы!
– Не-ет, не-ет, почему?!
Иван Бобылев отпустил сына.
– У тебя был порок в развитии!.. У тебя слишком сильно работала какая-то железа. Она выделала гормон, угнетавший рост головы, только и всего. Тупость, проклятая тупость, дебилизм, искривление мозгов, проклятое сумасшествие... Проклятая железа, за что ты сделала моего сына таким?! – вскричал Иван Бобылев. – Ведь он же мог быть нормальным человеком!
Не-Маркетинг смотрел на отца. Тот повернулся к сыну, проговорил:
– А разве не так?! Разве не было железы, разве не было мучений?!
– Да, именно так! – тут же с горячностью согласился Не-Маркетинг. – Бедный подросток... Тот мальчик... Он потерялся, не вырвался из мрачной ваты, из тумана, взывает ко мне, вопиет, надеется на избавление. Он так и бродит там...
– Да, конечно! Он бродит... О, я начинаю вживаться в роль!.. – истерично заметил Иван Бобылев.
– Еще бы, ты – артист!.. Не надо... Не надо больше! Это ты выдумал про железу, я не был болен. Ни один врач не признал меня больным...
– Да, выдумал! Чтобы спасти: болезнь оправдывала странности... А потом поверил!.. Но моя выдумка – это единственное объяснение!..
– Хватит, хватит! Я изнурен, я устал, не хочу больше слышать! Не хочу быть собой: это бесконечная дебилья пытка!
– Ах вот: ты, наконец, осознаешь, что я вдалбливаю тебе в голову...
* * *
– То, что ты надо мной производишь – обыкновенная пытка. Без смысла, результата, у нее нет цели, она существует только, чтобы производить страдание. Ты мучаешь меня, чтобы мучить. Ты жесток... Что мне делать?! Куда мне деться? Куда бы ни сунулся – везде я из прошлого! Какую бы новую жизнь ни начал, скоро понимаю: не моя! А моя та, в которой бегает по городу ужасный несчастный подросток!Иван Бобылев схватил его за руки:
– Постой... Хорошо, допустим: я виноват. Не помог, не разъяснил, не сделал... Но теперь – всё, со мной покончено. Ты давно сам по себе. Что, нельзя забыть?!
– Я не могу, папа! В прошлом по-прежнему кто-то живет. Как в клетке! Он – в прошлом, а там от твоей вины не деться!
– Не понимаю, не понимаю...
– Что тут не понять?! Несчастье можно одолеть только счастьем. Неблагополучие – только радикальным благополучием. Я не достиг его! Раз не достиг, не исправлена двойка отличными оценками, – не забыть всего! История длится, мальчик ходит... Начало – полдела! А мое начало – там, где бегает ужасный тоскливый подросток!.. Если бы ты был другим, не ужасным и неблагополучным Иваном Бобылевым! Я бы мог смотреть на тебя и радоваться, мне было бы легче, я бы видел, как ты успешен, я бы думал о себе, как о каком-то дурацком изъяне в человеческой породе, я бы надеялся, что умру, и мир избавится от темного пятна, но ты тоже темное пятно! Ты тоже дебил!
– Ах вот как! Ты не угомонился!
– Я бы мог в уютном месте сидеть возле тебя...
– С ножом за пазухой...
– Все, стоп! Останови, я выйду! – крикнул Не-Маркетинг водителю.
Тот не снизил скорости. Вскочив со своего сиденья и в мгновение очутившись рядом, Не-Маркетинг затряс его:
– Останови!.. Я хочу выйти!
Автобус подрулил к обочине и остановился.
Дождь, тем временем, прекратился.
– Мы не доехали! – вскричал Иван Бобылев.
– Открой! – нетерпеливо велел Не-Маркетинг.
Он выскочил и пошел по улице. Иван Бобылев молча шел за сыном. Автобус медленно тащился вдоль тротуара.
Так они шли некоторое время... Справа виднелись густые деревья, за ними – старинные постройки. Догнав сына Иван Бобылев сказал:
– Вот здесь, в этом приземистом, на века строенном больничном здании ты родился, сынок! Тогда не было никаких информаций и информационных эпох, но ты родился, и в этом было великое торжество жизни!
Не-Маркетинг молча шёл по улице.
– И возлагал я надежду, что будешь ты человеком безмятежным, обыкновенным, а значит – в меру счастливым. И я от бурь своих на минуту отдаляясь смогу лицезреть тебя и думать: хоть с сыном моим все в порядке, уж он не мучается! Да ведь, оказывается, ты того же от меня хочешь!.. Хотел!..
Фраза эта произвела ужасное впечатление:
– Ах вот как! Ну я тебе покажу! Ты зря меня преследуешь!.. Тебе боком выйдет: я тебя доконаю!.. Вот послушай!
А, как тебе, Некрасов? Неплохо?
«Чтоб одного возвеличить, борьба
Тысячи слабых уносит –
Даром ничто не дается: судьба
Жертв искупительных просит».
– Это мое любимое стихотворение! – прошептал Иван Бобылев.
– А-а, любимое!.. Конечно, любимое! Еще бы ему не быть любимым: чтобы возвеличить одного певца, борьба уносит тысячи слабых, они – искупительная жертва. А вот послушай дальше, это из того же стихотворения, про юного певца, в тетрадке у него ноты и слова песен, которые он исполняет:
А, каково тебе? Храм славы, больница... Ну со славой – со славой у тебя сам знаешь, отвернулась она от тебя, слава, а вот в больницу ты, насколько я знаю, в последнее время попадаешь очень часто!..
«Бледен и робок, подходит сюда
Юноша с толстой тетрадкой.
С юга пешком привела его страсть
В дальнюю нашу столицу –
Думал бедняга в храм славы попасть, –
Рад, что попал и в больницу!»
– Дебил, жалкий дебил... – произнес Иван Бобылев, как будто мучимый какой-то начинавшейся болью.
– Отлично! Кажется мои слова возымели убойное действие. Как же я сразу не догадался прочитать тебе твое любимое стихотворение? Ты бы давно от меня отстал!.. Ума не приложу, как же это я? А вот еще... Я немного перевираю, думаю, Некрасов меня простит:
Что же ты поверил себе, а? Зачем же ты выбрал дело певца, а?.. Мог бы стать бухгалтером или продавцом. Или каким-нибудь инженером,? Знаешь, почему ты ошибся? Потому что у тебя была голова не такая, как сейчас!..
«Братья-певцы! В нашей судьбе
Что-то лежит роковое:
Если бы все мы, не веря себе,
Выбрали дело другое...»
Не-Маркетинг подскочил к Ивану Бобылеву, – они проходили мимо витрины, – схватив его за голову, повернул ее к отражению на стекле. Иван Бобылев не сопротивлялся.
– Видишь, какая у тебя голова? – закричал Не-Маркетинг. – Большая! А раньше она маленькая, как большой грецкий орех... Ты был дебилом!.. Юноша, бледен и робок... Приперся в столицу! Певцом он решил стать!..
– воскликнул Иван Бобылев, не пытаясь освободиться.
«Если бы все мы, не веря себе,
Выбрали дело другое...
Не было б, точно, согласен и я,
Жалких писак и педантов –
Только бы не было также, друзья,
Скоттов, Шекспиров и Дантов!»
Не-Маркетинг отпустил его:
– Но ты-то, ты-то, что кроме ужасных мук ты получил? Что же, твоя доля только в том, чтобы служить искупительной жертвой какой-то там неведомой судьбе?!
– Нет, проклятый дебил, нет! – воскликнул Иван Бобылев, глядя на него с гневом.
Но тот уже не смотрел... Впереди был старый дом. Необычным в нем был цокольный этаж с высокими полукруглыми окнами. Там шел какой-то ремонт.
– Посмотри на этот дом! Видишь, в первом этаже – замазанные краской окна?! Видишь? Ну, отвечай, видишь?!
– Вижу!
– А видишь неясный след вывески? Его еще можно различить?.. Ну же, говори!
– Вижу!
– А видишь за стеклами – кафе, которое было много лет назад?! Там сидит Иван Бобылев: у него не складывается карьера певца! Видишь его тоскливые глаза?
– ...
– Он же мог еще что-то успеть, переменить, куда-то побежать, где-то подсуетиться, но он сидит за столиком в грязном кафе, – у него очень маленькая, как грецкий орех, голова и в нее просто не может втиснуться мысль, что надо бежать куда-то и делать что-то, иначе карьера будет упущена, время уйдет и поздно что-то исправлять и менять!..
– Вижу! Вижу! Все вижу!
– А-а, вот ты и сломался! – торжествуя сказал Не-Маркетинг. – Разбил мне лицо, обзывал меня дебилом, а сам спустя короткое время – сломался.
– Он часто здесь стоит! – вдруг проговорил кто-то у него над ухом. – Все стоит и смотрит, словно там – не заброшенное кафе!..
Рядом стоял маленький старичок. Он внимательно смотрел на Не-Маркетинга.
– Откуда вы знаете?..
– Я часто за ним наблюдаю... Гуляю в этих местах, а его знаю: он – певец Иван Бобылев. В мою молодость популярен был, потом пропал, – старичок говорил, не поворачивая головы к Ивану Бобылеву, как будто того здесь не было. – Он здесь где-то живет. Я часто его встречаю. Слежу за ним. Издалека...
– А, вот как! – со злой радостью воскликнул Не-Маркетинг. – А где он еще бывает? Вы же знаете!
– Могу показать! – с готовностью ответил маленький старичок и посеменил вперед.
Невдалеке была стена. Её старинная кладка местами подлатана, поверху вился плющ. Над ним смыкались кроны деревьев. Сквозь старые ворота виднелись могилы: с покосившимися оградами, заросшие травой. Деревья наводили на все глубокие тени. На воротах – крест.
Трое шли молча. Иван Бобылев поотстал.
– Вот сюда он приходит! Один раз я проследил за ним!
Они прошли ворота. Старичок семенил дальше. Какая-то странная смесь униженности и беспардонного нахальства чудилась в нем Не-Маркетингу: жалкие короткие брючки, дешевые, модного фасона ботинки, а между верхом ботинок и низом брюк – белые носки с красными полосами...