– Янтр! – выкрикнул я со своего места.

Таир подошел к столу, провел пальцем по тусклому металлическому куполу, изъятому из телевизорных потрохов, и потыкал в гравий – крепко ли держится. Гравий мы посадили на клей «Момент», но в прочности все же сомневались и потому «Шамбалу-Плюс» старались лишний раз не шевелить.

Вася внимательно следил за магом.

Покачав головой, потому что в словесных комментариях профессионала наше творчество уж точно не нуждалось, Таир повернулся к Васе.

– Ради десяти тысяч, конечно, можно уйти из угрозыска и начать новую жизнь, – сказал мальчишка. – Но сдается мне, что не в этом ваша цель, господа. Даже дед Ворон, заглянув к вам по объявлению, поймет, что ни на какую магию вы не претендуете. Василий Федорович, я уже просил вас – и еще раз прошу прекратить всю суету вокруг инкуба. Это мое дело. Я проворонил инкуба – я его и должен отыскать. Вы со своим следствием по делу о покушении в «Бастионе» просто путаетесь у меня в ногах. Я даже полагаю, что «Инферналь» был создан исключительно ради того, чтобы выйти на связь с магами. Поймите, инкуб – не объект уголовного кодекса! Если мне не мешать – я сумею отыскать его довольно быстро и принять меры.

Сказано было прямо-таки металлически.

– Отыскать для чего? – жестко спросил Вася.

– Посадить под замок.

– Как вы это собираетесь сделать?

– Если вы в состоянии только допрашивать людей… – в голосе Таира было все презрение вольнодумца к ментовке, доступное простому смертному. – Ладно. Один раз нужно объясниться. Случайно возникло нечто, симбиоз двух сущностей. Оно создано по образу и подобию Башарина. Вот почему ваша погоня за Башариным мне мешает! И оно может оказаться опасным для окружающих. У него совершенно безумная начинка.

– То есть? – Васька приподнял брови.

– Судя по всему, оно себя считает то ли графом Монте-Кристо, то ли Робин Гудом, то ли еще каким-то мстителем и борцом за справедливость, – объяснил Таир. – А как оно понимает справедливость, можно только догадываться. Скорее всего, на уровне мордобоя. Вот Ротмана пристрелить пыталось.

– Но ведь не пристрелило!

Когда следователь угрозыска так тщательно выгораживает преступника – это достойно того, чтобы быть записанным иглами в уголках глаз в назидание поучающимся, подумал я, и не просто подумал, а произнес внутри себя нараспев, почему и не услышал еще каких-то прямых, как палка, рассуждений Таира.

… случилось по моему недосмотру, – именно на этих словах мой слух опять заработал. – Я собираюсь разъединить эти две сущности. Сейчас они сплавились между собой – двойник и инкуб. Инкуб – носитель силы, способной восстанавливаться. Двойник – носитель образа, интеллекта, памяти. Вместе они могут функционировать. Я разделю их, лишу инкуба воли, а двойник разрушится. Вот и все.

– То есть, вы собираетесь погубить человека? – уточнил Вася.

– Да какой он человек? Он нереал! Этот термин придумал не я, но термин удачный. Он – то, чего существовать не может в принципе! – Таир понемногу стал повышать голос.

Упрямый мальчишка, подумал я, избалованный собственными магическими успехами мальчишка, решивший, что он теперь вправе распоряжаться жизнью и смертью!

– Однако существует! – Вася стал заводиться. – Откуда бы он ни взялся, теперь он – человек! И я его вам не отдам!

– Вы его мне не отдадите? Вы?… – Таир хотел было что-то еще сказать, явно хотел, но удержал на кончике языка некое опасное слово. – Да вас самого скоро спасать придется! Вы что, не понимаете, что по следу нереала идут такие сволочи, о каких вы и не подозреваете? И если они его поймают – то точно так же разделят сущности! Только я посажу инкуба под замок, а они будут его использовать!

– Как можно использовать инкуба? – не утерпел я.

– Натасканный инкуб – идеальный убийца. Убийца для женщин, – объяснил Таир. – Отпечатков пальцев не оставляет! Медицина – бессильна! Впрочем, если учесть, что инкуб может временно делаться суккубом, то и для мужчин, наверно, тоже…

– Тем более нельзя разъединять сущности! Откуда я знаю, что вы сделаете с инкубом, когда отделите его от двойника? – Вася был неумолим. Подозрительно яростен и неумолим.

– Я в последний раз говорю – прекратите суету.

Вредный мальчишка был спокоен, куда спокойнее Васьки! Этакий двадцатилетний сверхчеловек, давший себе кучу прав! Ницше начитался, не иначе…

Я никогда не относился к Ваське с чрезмерным уважением. Да и не так часто нас сводила судьба. Однако сегодня я понял, с кем, оказывается, имею дело. Он противостоял Таиру, как умел, и не его вина, если он даже и завелся.

И я бы не сообразил, что этот самый симбиоз, этот нереал – уже фактически живой человек, а он вот сообразил! Да еще как быстро!

– Никакой суеты тут нет. Если не разъединять сущности, то этот нереал может жить нормальной человеческой жизнью. Только ему нужно помочь! – воскликнул Васька. – Это у вас все просто: захотели – слепили, захотели – разрушили!

– Вы решительно не хотите меня понять, – ответил на это Таир. – Я думал, мы договоримся. Жаль. Всего хорошего!

Он посмотрел на Ваську и покачал головой.

– Нет… сказал он сам себе. – Нет… Разрубать канал – последнее дело…

С тем повернулся и вышел.

– Ишь, вершитель судеб… – проворчал Васенька столь злобно, что меня даже передернуло. – Игореша, ты телефон Астралона еще не выбросил?

– Сейчас! – я обрадовался, что могу хоть чем-то быть полезен, и вытащил свой поминальник. – Слушай, про какой это канал он толкует?

– Чтоб я знал! – совершенно искренне воскликнул Васька. Уж до того искренне, что мне сделалось как-то странно…

Астралон оказался дома – должно быть, ждал клиентов. И прием он теперь вел не в «Анжелике», а в аналогичной забегаловке – в «Светофоре».

– Помните, вы толковали про микролептонные кластеры? – напомнил ему Вася. – Мне нужна информация о двойниках. Все, что найдется!

И, выключив мобилку, сказал:

– Про инкубов мы уже кое-что знаем, а про двойников – пока нет. Вот черт, еще и двойник сюда пристегнулся!

Тут дверь распахнулась. На пороге стояли Имант и Леонтина.

– Т-т-т! – сказал Имант, уставя перст прямо Ваське в переносицу. – Т-т-т-т-т!

После чего повернулся к Леонтине, потыкал себя тем же перстом в пузо, потом им же – в воображаемое облако, и, наконец, стал шумно принюхиваться.

– Это что еще такое? – изумился Васька.

– Это ясновидящий, – сообщил я. – Видишь ли, для полноты картины нам тут нехватало только глухонемого ясновидящего. Вот он и прибыл.

– Ага… – произнес Васька. – Вижу.

– Вы можете убедиться, – вмешалась Леонтина, обидевшись за своего подопечного. – Он сейчас скажет, что здесь было до его прихода.

Она подергала Иманта за рукав, призывая таким образом сосредоточиться. Обвела рукой комнату. Показала ему свои наручные часы, сделав пальцем над циферблатом круг против хода часовой стрелки. Пантомима была понятна даже нам со следователем Горчаковым.

Имант кивнул, обвел взглядом помещение и заинтересовался «Шамбалой-Плюс». Далее последовало ее полнейшее разоблачение. Цыган пожал плечами, потом сделал пальцами так, как делают обычно, изображая финансы. Следующим движением он показал, как в воздухе растет, раздуваясь, мешок финансов. Наконец он помотал головой и явственно произнес: «Тьфу!»

– С этим предметом были связаны денежные замыслы… – начала было Леонтина, но Имант явно учуял что-то более важное.

– Т-т-т-т-т-т-т! – затарахтел он, вознося руки к потолку. – Т-т-т-т-т-т-т!

И кинулся бежать прочь, а Леонтина, ни словечка не произнеся, – за ним следом. Так они и вымелись из салона «Инферналь».

– Ясновидящий, говоришь?… Ну-ну…

– Так он же и догадался, что в редакцию «Отчего дома» ворвался инкуб!

– Нереал… – пробормотал Васька. – И точно, была ведь там попытка мордобоя… Вот бедолага… Пошли!

– Куда?

– В «Светофор». Должен же я понять наконец…

– Что?

– Все!

Астралон отнесся к нашей просьбе без лишнего энтузиазма. Чрезмерно себя не перетрудил и прихватил на свидание всего лишь толстый блокнот. Красной книгой, видно, решил не рисковать.

– Вот что мне удалось обнаружить, – сказал он, когда мы встретились. – Сперва – воспоминания баронессы Юлии фон Гильденштуббе. Классический случай патологического раздвоения. События относятся к одна тысяча восемьсот сорок пятому году.

– Ах! – сказал я, увидев мысленным взором портрет Жорж Санд с прелестной прической того времени, с ровненьким пробором и гладкими черными крылышками волос, прикрывающими ушки. Почему-то сейчас эта прическа просто изуродовала бы большинство женщин, а тогда в ней было удивительное очарование.

– Ах, ах, – согласился Васька. – Ну и что она, эта баронесса? Раздваивалась?

– Нет, но каждый день видела это своими глазами. Она училась в пансионе для благородных девиц, и там у них была классная дама… – Астралон заглянул в блокнот с выписками. – Эмилия Саже, француженка из Дижона, если это имеет значение. Пансион, значит, был в Лифляндии, недалеко от Риги. И эта Эмилия однажды явилась на урок, так сказать, в двойственном числе. Основная Эмилия стояла у доски и говорила, а двойник толокся рядом и повторял движения. Кстати, и в столовой он тоже появлялся. Эмилия сидела и жевала, а двойник торчал у нее за стулом и тоже шевелил нижней челюстью.

– Как они там только все не спятили? – удивился Васька.

Я не удивлялся. Нервы у девчонок от двенадцати до восемнадцати покрепче будут, чем у спецназовца. В тех частых случаях, когда они визжат от ужаса, речь может идти только о придуривании друг перед дружкой. Наши девчонки достаточно закалены ужастиками, дискотеками и прессой. А те были закалены предрассудками. Усадьба без привидения считалась какой-то несолидной.

– Я выписал то, что действительно важно, – Астралон перевернул страничку. – Вот. Состояние Эмилии Саже в тот момент, когда она сотворяла двойника. Цитирую! «Пансионерки посмотрели в сад и увидели там Эмилию около той же клумбы, продолжавшую работать лопатой, но вместе с тем заметили, что она двигалась медленно, точно больная или сонная.» И в тот же момент двойник появился в комнате и уселся в кресло. Как-то его даже попытались потрогать. Ощутили некоторое сопротивление! По описанию девочек, как от прикосновения к кисее или крепу.

– Что такое кисея или креп? – честно спросил Васька.

– Из них платья шили. И еще был траурный креп… – я мучительно вспоминал подробности, но они, как на грех, завалились в самую дальнюю извилину.

– Ткань, что ли? – догадался Васька. – Значит, это была плотная субстанция?

– Я думаю – как когда. Однажды кто-то из девочек нечаянно прошел сквозь двойника. В общем, выводы таковы. Двойник из Эмилии, как правило, выделялся, когда она о чем-то задумывалась, уходила в себя. Чем реальнее и активнее делался двойник, тем слабее становилась сама Эмилия.

– И чем все это кончилось? – спросил я.

– Пошли слухи, родители перепугались – родители, а не девочки! Стали забирать дочерей из пансиона. Эмилии Саже предложили уйти по собственному желанию. По слухам, она уехала куда-то в Россию.

– А кстати! Может ли эта способность передаваться по наследству? – Васька задал тот самый вопрос, который возник и у меня.

– Про это баронесса ничего не пишет, – тем самым Астралон дал нам понять, что научных трудов по данной теме с генетико-физиологическим уклоном не отыскал. А что? Вот будет любопытно, когда ученые выделят ген, отвечающий за способность создавать двойника!

Маг-теоретик перелистнул еще страницу.

– Тульпагенез! – провозгласил он.

– Чего – генез? – удивился Васька.

– Тульпагенез. Тибетская мистика.

Оказалось, Астралон года два назад забрался на книжный склад своего приятеля и откопал книжку «Мистики и маги Тибета», написанную Александрой Давид-Нэель. В библиотеках ее искать было бесполезно – литература, изданная в девяностых, туда практически не попадала. А эта штука, написанная в двадцатых годах и изданная в Париже, у нас в советское время, естественно, не переводилась. Кое-что маг-теоретик законспектировал.

Оказалось, в Тибете создание двойника – дело привычное. Не хочешь сам тащиться за тридевять земель, чтобы поздравить бабушку с Новым годом, – сотворяешь и шлешь двойника. Иногда это получается нечаянно – как у бедной Эмилии. И тут-то мы напали на след!

Мудрая Александра писала, что двойник-тульпа не обязательно должен копировать своего создателя!

Может, но не обязан!

– Вот! Вот это мы и искали! – обрадовался Васька, отнял у Астралона блокнот и выпал из культурного оборота. Астралон заглянул через его плечо.

– Поучительная история о том, как автор создал себе для развлечения веселого монаха, – сказал он. – И как потом у монаха испортился характер. И с каким трудом мадам Давид-Нэель от него избавлялась.

– Значит, европейцы тоже на это способны? – оказалось, что я, как первобытный человек, считаю восточные философии и психотехники привилегией исключительно аборигенов.

– Она несколько месяцев этого монаха мастерила. Там много всяких сюрпризов. Можно послать двойника с поручением – а он никогда не вернется. Так и будет слоняться неведомо где. Может просто вырваться на свободу, оставив за собой труп создателя… Насколько я мог понять, тибетский маг создает тульпу со строго конкретной целью, а после использования уничтожает.

Я задумался. Если наш нереал был создан с конкретной целью – пристрелить Ротмана, совратить Ксению и еще чего-нибудь отчебучить, то вполне возможно, что он уже рассеялся, перешел даже не в молекулярное, а в элементарно-частичное, или как его там, состояние!

Та же мысль осенила и Ваську.

– Не-ет… – протянул он. – Кажется, нашего нереала не так-то просто уничтожить…

– Кого? – переспросил Астралон.

Васька строго на него посмотрел.

– Вы нам очень помогли, и ваша информация, несомненно, пригодится в ходе следствия.

Я прямо восхитился. Вот я бы сейчас начал блеять и выкручиваться, а следователь Горчаков не то что закрыл – а прямо обрубил тему. Топором!

Кажется, Астралон был безумно рад избавиться о нас обоих. Особенно – от Васькиной профессиональной вежливости. Но, стоило его выпроводить из «Светофора», Васька резко повернулся ко мне, и сейчас у него было такое лицо, как если бы он собирался одновременно признаться в любви и кинуться на амбразуру.

– Нет, это что же делается? – спросил он меня. – Нет, ты мне объясни – это что, всегда так было? Только мы не знали? Они лепят, что хотят, а потом разбирают на кусочки, когда хотят!

Я полностью разделял его ненависть к безответственным магам.

– Ты представь себе! – Васькин голос даже зазвенел от боли и гнева. – Вдруг ты оказываешься в каком-то дурацком мире! Как ребенок – в мире взрослых! Ты знаешь, что подлеца нужно бить в рыло! Ты уверен, что хама нужно бить в рыло! Ты понятия не имеешь, что на свете есть уголовно-процессуальный кодекс! Ты – боец, а миру нужны банковские клерки!

– Какой я тебе боец?…

– Не ты! Инкуб! То есть, этот, эта, как его, ее… Тульпа!

– Тульпа-боец, – я произнес это, пробуя слова на взаимодействие и уживаемость. – Тульпа-спецназовец… Нет. Плохо. Тульпа-самурай… Лучше.

Васька так на меня посмотрел, что лучше бы попросту сказал: «Заткнись!»

Я вздохнул.

Васька, сдвинув рыжеватые брови, отчаянно думал.

Может, и мне о чем-нибудь задуматься? Что-то ведь я сегодня такое затевал – и если бы не Таир…

Маргарита!

Я настукал пальцем номер ее папы. Нужно было по крайней мере извиниться за то, что пообещал ясновидящего, а ясновидящий обломился. Хотя тут уж я был ни сном ни духом! Кто же знал, что Имант вдруг спятит и с пулеметным треском выскочит из кабинета?!.

И я честно начал извиняться, но Бояринов перебил меня.

– Спасибо, – сказал он, – но это уже ни к чему. Дочь нашлась.

– Она дома?! – заорал я.

– Нет. Она позвонила и сказала, что с ней все в порядке. Домой возвращаться пока не хочет.

Он положил трубку – и в самом деле, о чем нам теперь разговаривать? Кажется, та Васькина сослуживица была права, безнадежно подумал я, кажется, Маргаритка действительно с кем-то связалась… и папочка не хочет обсуждать со мной эту тему… и правильно делает…

Лютая тоска охватила меня, я вроде и видел, как Васька открывает окно, однако даже не задал себе вопроса, для чего бы. А он просто отправил в свободный полет «Шамбалу-Плюс», мало беспокоясь, где она приземлится.

– Ладно, – сказал он хмуро. – Посмотрим, кто кого.

Я понял, что вызов магам брошен…

Глава одиннадцатая.

Дед Ворон берет след, но магия бессильна перед штыковой лопатой

– Ну, я вас спрашиваю? – Епископ был зол, как все черти из преисподней, вместе взятые.

– Ну, вот… – отвечал Гамаюн.

– Непруха, – поддержал его Сирин.

Птенчики, получившие задание отследить нереала, который день не могли нашарить хоть тень канала, возникающего между нереалом и его создателем, поскольку канал между тульпой и породившим ее человеком, как правило, держится довольно долго.

Можно было, конечно, взяться за дело с другого конца – то есть, захватить этого самого создателя и двигаться к нереалу непосредственно от него. Однако Епископ не догадался вовремя узнать у Серсида по крайней мере имя и фамилию этого кретина.

Серсид, опрометчиво отправленный Епископом подальше от Таира, в самую столицу, до пункта назначения не доехал. Когда же с ним наконец связались телепатически, оказалось, что Таир успел это сделать раньше. И неизвестно, чем он припугнул своего неразумного ученика, а только тот был в полнейшей панике. Иначе, как в панике, невозможно проскочить мимо города Москвы и очутиться в населенном пункте с экзотическим названием Африканда. Причем по закону стервозности эта Африканда была отнюдь не на юге, не в Алжире или Марокко, а чуток не доезжая Мурманска. Серсид напрочь отказался общаться на все темы, включая погоду и политику. А, может, и не оказался, а был блокирован наглым мальчишкой – на таком расстоянии хрен чего поймешь…

Были еще каналы, по которым голодный инкуб добирается до своего донора…

– Если этот проклятый Таир раньше нас доберется до нереала… – проворчал Епископ так, что стало ясно – всем присутствующим тогда мало не покажется.

– Он точно так же потерял след, – осмелился встрять Алконост. – Епископ, вы знаете, сколько в городе инкубов? Все по крайней мере два раза в неделю вылетают подкормиться. Ночью то ни одного канала, то они прямо пучками болтаются!

– Пучок – пятачок, – сострил Сирин.

– Вот и нужно каждый канал проверять! Он же не может без подпитки! Ему же еще тульпу содержать! – выкрикнув это, Епископ задумался. Возможно, канал, связывающий нереала с донором, иного качества, чем те, по которым выходят на свои жертвы настоящие, не обремеменные тульпами инкубы…

– Я вот что думаю, – продолжал Алконост, – если ни намека на открытый канал, то, может быть, у нереала есть постоянный донор в очень тесном контакте? Нашел себе бабу и лег на дно? То есть, канал очень короткий, хотя и постоянно действующий…

– Ну-ка, ну-ка… – Епископ заинтересовался. – Ты хочешь сказать, мой птенчик, что длинный канал, через всю область, вы мне отследить беретесь, а канал в четверть метра для вас – невидимка?

– Это же только версия! Эта… гипотеза!… – завопил Алконост. – Он же не инкуб! Ему же, может быть, вообще теперь канал не нужен при сексуальном контакте!

– Гипотеза?…

Епископ крепко задумался.

Ох, не стоило ему торговать услугами инкуба прежде, чем нереал был изловлен и разобран на составные элементы. Ох, не стоило…

Но был над Епископом некто, кого он слушался еще более истово, чем слушались его самого толсторылые птенчики. Кто – и выговорить жутко…

И не то чтобы совсем уж потусторонняя сила…

– Послушайте, Епископ… – подал голос Гамаюн. – Может, связаться с инкубами?

– Так они тебе и скажут, где эта скотина спряталась!

– Что-нибудь им взамен предложить?

Епископ встал.

– Вот что, птенчики! Лярв вы уже мастерили и к каким-то тупым телкам подсылали! Не хватало только, чтобы вы связались с суккубами! Высосут, как… как…

Не найдя подходящего по силе сравнения, Епископ громко вздохнул.

– Дед Ворон куда подевался?

– На той неделе салоны обошел и к куме намылился, – доложил Сирин. – Опять Астралона гонял.

– Полтергейст будил?

– Не-е, там дом новый, полтергейст еще не заводился. Что-то другое попробовал. Послушайте, Епископ…

– Ну?

– Сегодня уже двадцать восьмое.

– Ну?

– Ну, это… Еще двадцатого полагалось…

– Что полагалось?!?

Имелся в виду оклад денежного содержания, положенный птенчикам как сотрудникам «Древнерусской школы ведической реабилитации» и выдаваемый ежемесячно пятого и двадцатого числа. Но всем видом Епископ показал – бездельники, неспособные отыскать в городе с полумиллионным населением одного-единственного нереала, будут сидеть на голодном пайке, пока не поумнеют.

И как показал!

Птенчики подхватились и вымелись из подвала на пандус, как если бы в них метнули огнем.

Епископ сел и пригорюнился.

Связаться с инкубами… Связаться-то он мог! Он знал, как их вызвать. Да ведь потом-то не отвяжешься! Заклинание, разработанное для подавления воли инкуба Таиром и украденное Серсидом, конечно, оружие – но сперва нужно его опробовать, а потом уж рисковать.

А полдюжины заклятых и полностью покорных инкубов – это власть над всем миром. Не сразу, конечно. Нет, не сразу. Но года через два – точно…

Любил Епископ мечтать. Особенно о том, что ему было не под силу. И все собирался попробовать технику коллажа – понавырезать из журналов картинок, составить сборный портрет всех своих желаний и заклясть его в стиле давней симпатической магии, основы которой сам же преподавал начинающим гадалкам и ворожеям. Но преподать – это проще всего, а вот поди закляни!…

Птенчики на пандусе первым делом закурили.

– Менты вон тоже Башарина еще не словили, а зарплата им идет… – проворчал Алконост.

– Всем зарплата идет…

– Вот сам бы эти каналы и отслеживал…

– Точно ведь однажды суккуб привяжется…

К пандусу подкатил грузовик с товаром для хозяйственного магазина, и птенчики даже с некоторой завистью принялись наблюдать за разгрузкой.

– Я Светке новый унитаз обещал, – вспомнил Сирин. – Опять не получится. И кафель тоже.

– Меня скоро в автосервис пускать перестанут, – пожаловался Гамаюн.

Очевидно, Светкина кафельная удача где-то на вселенских весах перевесила в этот день их совместную неудачу. Из-за угла выскочил маленький дедок и поспешил к лестнице, ведущей на пандус.

– Дед Ворон! Гля! – заметил его первым Сирин. – Во чешет! Стойте, Эфраим Яковлевич!

Он перекрыл рукой доступ к двери.

– Ща будет тебе Шанель с Диором! – окрысился дед, прекрасно знавший, что вносить свое амбре в помещение «Древнерусской школы ведической реабилитации» ему, мягко говоря, не рекомендуется. Епископ откровенно боялся, что амбре распугает ему самую надежную клиентуру, клиентуру-кормилицу, – дам бальзаковского возраста, посещающих оккультные курсы.

Но раз дед откровенно рвется к Епископу, значит, у него такая ценная информация, что правилами хорошего тона можно и пренебречь!

Дошло это до птенчиков не сразу, а когда дед Ворон разинул пасть и приготовился выдохнуть порцию бронебойной вони. Сирин, который как-то сдуру попал под залп и потом за полторы недели извел на себя четыре больших флакона туалетной воды, шарахнулся, и шустрый дед проскочил в подвал.

Он обнаружил Епископа в весьма пасмурном и сварливом расположении духа.

– Эфраим, я же просил… – пробурчал тот.

– С тебя причитается, рыбонька, – с тем дед Ворон и уселся напротив начальника. – Твое счастье, что есть у меня кума. А кабы кумы не было – я бы и это твое несчастье, как бишь его, не сыскал.

– Ты нашел нереала?!? – Епископ подскочил.

– И не только что нашел, а и на горячем прихватил!

Дед откровенно радовался.

– Где он, Эфраим? Где? Ну?

– Где-где!

И дед матерно сострил.

– Да ну тебя!

Епископ вышел из-за стола и уселся рядом с дедом Вороном, заранее поставив крест на своем элегантном костюме. После такого соседства костюм пришлось бы везти осенью на Дальний Восток, чтобы проветривать сентябрьскими тайфунами.

– Стало быть, Малаховку знаешь? – сразу перешел к делу дед Ворон.

– Знаю, конечно.

– А огороды?

– И огороды знаю.

– Ну вот – там он и поселился.

– На огородах?…

– А чем плохо? Еще не вся картошка выкопана, яблоньки тоже можно обтряхать, много чего прямо с грядки в рот закинуть.

– На огородах… – повторил Епископ. – Эфраим, ты уверен?

Дед от него отодвинулся с таким видом, как будто от Епископа, а не от деда Ворона несло городской свалкой.

– Ну, Эфраим! Ну! С меня причитается!

– Причитается! – передразнил дед. – Двадцатое число у нас когда было?

Даже не пытаясь оправдаться, Епископ полез за бумажником.

– Вот.

– А в ведомости пентаграмму поставить?

– Какая ведомость? – удивился Епископ, отсчитывая десятидолларовые бумажки.

– Зеленью не возьму, – отрекся от валюты дед Ворон. – Зелень не к добру.

– Сейчас птенчиков сгоняю поменять! Так как же ты его нашел?

Оказалось – дедова кума что-то для него этакое у себя на огороде вырастила, дед назвал растение обратим-корнем, а как по-современному – не знал. Он взял большую клетчатую сумку и поехал в Малаховку…