Естественно, от такой встряски террариум развалился.

Аля завизжала! И было-таки от чего визжать! Из кучи канцелярского добра вылезла озадаченная крокодилья морда и стремительно распахнулась. Пасть, обрамленная частоколом неровных зубов, показалась Але входом в необъятную пещеру.

Ее крик был перекрыт другим – Генерал, стоя на четвереньках, пытался отступить назад, не понимал, что его пятки уже уперлись в стену, ощущал поэтому фатальную обреченность и вопил от ужаса.

Его свита, как-то очень быстро растеряв нахальство, уже тискалась в дверях, делая все возможное, чтобы дружно там застрять. Но возня свиты показалась Але странной – и точно, пока крокодил, пробежав на неожиданно высоких лапах вперед, влетел под стол и разворачивался, пока Генерал вопил, перепуганные маги выпихнули из своей среды маленького чумазого дедка Эфраима Ворона.

– Дыхни на него, дед! Дыхни! – заорал Гамаюн.

– Какое – дыхни?!? Какое – дыхни?!? – тупо отбивался дедок и упирался ногами. Но кто-то двинул его ногой под зад – и дедок, вылетев навстречу крокодилу, упал, подобно Генералу, на четвереньки.

Крокодил, очевидно, от свободы впал в эйфорию. Его пасть как распахнулась при падении террариума, так и не закрывалась. Явно наслаждаясь быстротой своего бега, жуткий зверь помчался к дедку.

Тот набрал побольше воздуху и с мерзким шипом выдохнул прямо в рожу крокодилу. Крокодил притормозил. Он был несколько озадачен той волной вони, которой окатил его дедок. Вонь была крепчайшая – она и до Али донеслась.

– Дыши на него! Дыши, Эфраим! – приказал Генерал, на четвереньках пробираясь к выходу.

Ася поняла – сейчас ее оставят наедине с крокодилом!

Она встала на столе во весь рост, нагнулась и подхватила клавиатуру ближайшего компьютера. Никогда она не умела метко бросать, однако сейчас от броска зависела жизнь – и клавиатура треснула четвероногого дедка Эфраима по лбу. Тут же в него полетели, раскрываясь в воздухе и теряя вложенные накладные, конторские книги, полетел письменный прибор начала шестидесятых годов минувшего века с авторучкой в виде ракеты, полетела стеклянная пепельница…

Выгода Алиного положения была в том, что она могла дотянуться до многих метательных снарядов, а свита Генерала, все еще торчащая в дверях, боялась сделать шаг к ближайшему столу.

Наконец Гамаюн отважился – в два прыжка оказался в опасной близости от дореволюционных бухгалтерских счетов.

Крокодил не понял, почему его вонючий противник оказался под таким обстрелом, но зеленая пепельница, покатившаяся по бетонному полу к двери его заинтересовала, и безмозглый зверь, начисто позабыв о противнике, понесся догонять новую добычу.

– Уй-й-й! – взвыл отрезанный от двери Гамаюн и вскочил на стол со счетами в руке. – Ах ты, скотина!

– А вы его заклинаниями! – посоветовала Ася.

Пепельница ткнулась в мгновенно захлопнувшуюся дверь, и крокодилова морда – соответственно.

– Тевземей ун бривибай! – грянул Генерал, успевший за это время тоже взгромоздиться на стол. – Эйропа мус гайда! Тевземи – латвиешьем!

Крокодил посмотрел на него с несомненным интересом, но на роже у него при этом было написано крупными зелеными буквами: слыхал я заклинания и поглупее…

Дед Эфраим вскарабкался на ближайший стол и сел по-турецки.

Генерал понес еще какую-то чушь, понятную, скорее всего, только ему одному, и совершенно непригодную для борьбы с рептилиями.

– Да помолчи ты! – подал голос дед. – Видишь – не работает! Надо его куда-то заманить и запереть! Вот в шкаф!…

– А как прикажешь его заманивать? – Генерал видел, что заклинания не действуют, однако сдаваться не желал. – Погоди, сейчас я его иначе попробую…

– А вы его по-африкански! – злобно посоветовала Аля. – Он же из Африки!

– Вуду? – сам себя спросил Генерал.

– Негоже! – сразу пресек его Гамаюн. – У нас европейская традиция, ну, тибетская, ну, древнерусская!

– Ему эта европейская традиция до одного места! – совсем по-простецки возразил Генерал. – Эфраим, ну-ка вспоминай, что вы там на вудуистском семинаре проходили!

Аля меж тем сообразила, что на самом деле требуется рептилии. Со стола на стол она перешла поближе к двери.

– Стой! Куда собралась? – окликнул ее Гамаюн. – Послушайте, учитель, я все понял! Это – подарок судьбы! Если сейчас будет уничтожен энергоисточник тульпы, то сама тульпа продержится не более шести часов, потому что брать энергию в других местах еще не умеет. И доступ к инкубу!…

– Молчи! – одернул его Генерал. – Источник большой, а… а…

Аля не была телепатом и не страдала яснослышанием, но сейчас в голове у нее отчетливо прозвучали несказанные слова Генерала:

– … а крокодил маленький!

Только сейчас она окончательно осознала происходящее.

Эти двое и те, что за дверью, полагают, что она, Аля, силой воли создала некое мешающее им существо и, сама того не желая, ежедневно подкармливает его энергией. Если крокодил ее сожрет – то и проблема существа, именуемого «тульпа», решена. Они честно хотели по-хорошему, за что им преогромное спасибо, но раз крокодил оказался на свободе…

Они только сомневаются, сможет ли рептилия отправить ее на тот свет, или врачи все же откачают!

Ну, ладно…

Аля сунула руку в сумку, нашарила полиэтиленовый бок пакета и продрала его ногтями. Прощайте, котлеты!

Первая пригоршня мясного фарша полетела в сторону крокодильей морды. Безмозглая тварь, даже не удивившись, словила ее на лету и устремилась к источнику этого полноценного и пахнущего настоящей кровью белка.

Следующая порция плюхнулась на стул, стоящий впритык к столу Гамаюна.

– Что ты делаешь, дура?!? – заорал, еще плохо понимая происходящее, Гамаюн.

Але сделалось безумно обидно – она такое придумала, и она же еще и дура!

Дед Эфраим Ворон вдруг выкрикнул нечто вроде «эники-беники», но с рыком и потрясанием кулаков.

Третий ком фарша угодил в башмаки Гамаюна. Крокодил, как выяснилось, прыгать не умел, но на задние лапы, опираясь передними о стул, вставал исправно.

– Эмириэль! – заорал Гамаюн. – Валерка! Алконост! У кого там «макар»?!

Дверь приоткрылась – а было ли выставлено в щель дуло, Аля так никогда и не узнала. Ее, да и не только ее, отвлек ужасающий вопль Гамаюна.

Крокодил, который только что, опираясь передними лапами о стул, зубами еле доставал Гамаюновых кроссовок, вдруг вырос до такой степени, что его зубы лязгнули где-то у колен потрясенного мага.

– Дед! Ты спятил, дед?!? – Гамаюн перескочил на соседний стол. Внезапно выросший крокодил понесся за ним следом, сбрасывая всю канцелярскую утварь.

Дверь приоткрылась чуть пошире и всунулась голова Алконоста.

– Назад, Гамаюн, назад! – кричал Генерал. – Это же мнимая сущность!

– Да! Мнимая! – уже из дальнего угла бункера отозвался Гамаюн. – Как же!

– Ни фига себе! – звучный голос Алконоста перекрыл весь шум в бункере. – А где второго взяли?

Аля посмотрела туда, куда показывал пальцем Алконост, и увидела крокодила, того самого, подросточка, немногим более метра в длину. Он стоял, опираясь передними лапами о стул, и вид у него был преглупый.

– Это он и есть! – воскликнул возмущенный Генерал. – Эфраим! Тебя зачем на семинар посылали?!

– Я говорил, что вуду к местным условиям не адаптируется, – по-ученому выразился Алконост. – Ну-ка, мужики, пока крокодилий дух там Гамаюна гоняет, – ну-ка!!!

Аля не стала дожидаться повторного приглашения. Поняв, что временно лишенный своего гигантского духа крокодил несколько секунд будет безвреден, она подхватила сумку, прыгнула со стола и первой вылетела в приоткрытую дверь. При этом чуть не сшибла с ног Эмириэля.

Она оказалась в пустом коридоре и понеслась что было сил. Коридор сделал резкий поворот – и Аля оказалась перед дверью, сбоку от которой имелась большая круглая кнопка. Аля нажала на кнопку, дверь распахнулась – и оказалось, что это лифт. Причем лифт какой-то старомодный.

Аля вдавила наугад кнопку этажа и привалилась к стенке. Сейчас можно было перевести дух. Она и собралась было – но дверь открылась. Ася увидела площадку, а на площадке – людей. И люди эти чем-то были ей знакомы…

Она вышла из лифта и ноги сами сделали поворот направо, сами пронесли двадцать шагов и притормозили перед знакомой дверью.

Это была дверь ее родного офиса, где она исполняла обязанности клерка.

Помотав головой, Аля устремилась обратно к лифту.

Только потом она окончательно осознала, что все приключения с магами и крокодилом разворачивались в подвалах Дома колхозника, где еще в хрущевские времена было оборудовано гигантское бомбоубежище. Потом – когда уже что есть духу неслась домой.

Ведь эти сволочи что-то говорили про Настю!

Дочка ждала ее перед телевизором.

– Ма-ам! Ты где была? – удивилась Настя.

– А что?

– От тебя пахнет, как от мусорки!

– Да?

Но, очевидно, от переживаний у Али что-то сделалось с обонянием.

– Вот, – она достала из сумки лежавший сверху бумажный пакет. – Весь рынок обошла, взяла тебе самый лучший!

Настя немедленно заглянула – и повернула к маме крайне удивленную мордочку.

– Ма-ам! Ты что? Забыла? Я же не ем винограда! У него такие противные косточки!

Аля вспомнила, как попал к ней этот треклятый виноград, и ей сделалось страшно. Она выхватила у Насти гроздь, отшвырнула в угол и так стиснула девочку, что та невольно стала отбиваться.

– Пусть только попробуют… – бормотала Аля. – Вот пусть попробуют!…

Глава пятая.

Плохо, когда человек только дышит и надеется…

Денек не задался.

Я кучу времени убил на слоняния по базару. И кучу денег извел на совершенно ненужные вещи. По-настоящему я ознакомился со своими приобретениями уже на Базе хронодесанта, пока варились пельмени.

Одноразовые носовые платки непременно понадобятся зимой, говорил я себе, большую кухонную коробку спичек я отдам бабуле – пусть видит, что я сам, добровольно, проявляю заботу о хозяйстве. Электролампочку пожертвую Базе хронодесанта – у них как раз в шестирожковой люстре только одна горит.

Но что прикажете делать с пачкой хны?

Я провел рукой по голове. Васька прав – мои лиловые штаны выделяются в любой толпе, они, возможно, и привлекли внимание магов. А что будет, если я еще и в рыжий цвет покрашусь? Вот, сказал я себе, вот что бывает с людьми, покупающими всякую дешевку!

В кухонных дверях возник Башарин.

– Как там пельмени? – с большим интересом осведомился он и заглянул в кастрюлю. После чего посмотрел на меня – и, честное слово, его неподвижная физиономия имела-таки в этот момент выражение!

– Их же мешать надо! – со всем презрением труженика к интеллигенту сказал Башарин, озираясь в поисках шумовки.

Шумовки на Базе хронодесанта и быть не могло. Вот деревянных мечей и кинжалов хватило бы на армию.

Я все же пошел спросить.

Корвин, Лирайт, Хэмси и Корнет сидели на полу, водя пальцами по какой-то бумажной простыне.

– Ну вот же! – говорила Лирайт. – Мы будем жить здесь! Очень удобное место для государства!

– Ага, удобное! – возразил Хэмси. – С запада Великая пустыня, на юге Безнадежное море, на севере горная гряда Стафиракс!

– Зато через нас проходит караванный путь! – Лирайт показала, как именно идут караваны. – И мы держим порт Кэр-Ис!

– Государство нам нужно вот тут, – сказал Корвин. – Тогда мы оттяпаем у эльфов Шервудский лес…

– И окажемся в зоне досягаемости Саурона и его команды!

Я нагнулся над политиками и увидел страхолюдную карту неведомых стран. Она изображала материк, чем-то смахивавший на Европу, но Европу после четвертой, а то и пятой мировой.

– Что-то нужно? – спросил Корвин.

– Мне бы шумовку… – робко молвил я, ощущая себя поваренком, сдуру залетевшим в тронный зал на королевский совет.

Хэмси и Корнет переглянулись. Я мог держать пари на свои лиловые штаны – эти дети впервые услышали слово «шумовка».

– А зачем? – осторожно поинтересовался Корнет.

– Пельмени помешать.

– Пельмени?!? Пельмени!!!

Ролевики вскочили.

Их совершенно не волновало, что я все свои деньги истратил на эти проклятые пельмени! Что еда предназначалась главным образом Башарину! И много чего еще их не волновало. Они вспомнили, что проголодались.

При тщательном обследовании кухни, ванной и туалета, где под самым потолком лепилась антресоль с хозяйственной дребеденью, были обнаружены отвертки, плоскогубцы, ручка от мясорубки, железный гибрид граблей и лопатки, с чем бабульки ходят на кладбище, и много всякой иной дряни.

Пока команда вела поиск, пельмени разварились окончательно, одновременно прилипнув к кастрюльному дну, как будто их кто нарочно суперцементом приклеил.

Интересно, что Башарин даже не попытался пошевелить пельмени в кастрюле хоть вилкой. Он с большим достоинством ждал, пока его покормят.

Пельменную кашу мы раскидали по тарелкам и спасли большим количеством сметаны.

За столом я попытался завести беседу об этой самой искореженной Европе, но Корвин вспомнил, что получил по сетям приглашение на еще одну игру. Вообще это приглашение следовало зачитать всей ораве еще ночью, но наше вторжение на территорию казарм отвлекло Корвина от животрепещущей темы.

– Игра называется «Молодой мир», – начал он. – Время действия – две тысячи пятнадцатый год. Внезапно весь мир сотрясла ужасная катастрофа – в течение трех дней от неизвестной прежде болезни погибло почти восемьдесят процентов населения земного шара.

Хорошее начало, подумал я, вдохновляющее. Самая подходящая обстановка для игр!

– В огне пожаров погибла большая часть крупных городов, унося с собой всю основу современной цивилизации. Во всем мире воцарился хаос!

– Классно! – одобрил Корнет.

– Проблема прикида отпадает! – радостно поддержал Хэмси.

– По непонятным причинам большинство выживших – в возрасте от 16 до 28 лет, – продолжал Корвин. – У всех без исключения глаза стали чрезвычайно восприимчивы к солнечному свету. Сноска! Если кто на полигоне появится без защиты для глаз – то есть очки или шлем с лицевым щитком, – то он немедленно слепнет и вынужден играть слепого. Также у многих из выживших появились экстрасенсорные способности…

– То есть, магия, – уточнила Лирайт.

Мудрый Башарин, не обращая внимания на этот Апокалипсис, наворачивал пельмени, и правильно делал. Их нужно было сожрать, не задумываясь, пока они не остыли. А я вот зазевался – и узнал, что холодная пельменная каша в моем возрасте противопоказана. Даже со сметаной. Даже когда сметаны больше, чем каши…

– И долго мне тут жить? – спросил он, доев обед.

Но как спросил! Имелось в виду – какие на сей предмет дал сегодня инструкции Главный Начальник Горчаков?

А какие он мог дать инструкции на базаре, спасая меня от преследователя?

Я спросил у ролевиков, где тут телефон. Телефон нашелся за рюкзаками. И тут же оказалось, что он не работает. Хотя шнур вроде цел…

Ребята стали вспоминать, кто и когда в последний раз отсюда звонил. Попутно встал вопрос: кто хозяин этой квартиры? Лирайт подозревала некого Ронина, исходя из того, что этим словом средневековые японцы называли бродячего самурая. Значит, Ронин ушел бродить, а ключи от квартиры отдал тусовке.

Корвин произвел расчет – и оказалось, что Ронин, даже если он с игры в Казани пошел по трассе на игру в Екатеринбурге, а оттуда – на игру в Тюмени, уже все равно должен был бы вернуться, потому что до игры в Барнауле еще не меньше месяца. А я из этого расчета понял, что телефон просто-напросто отключен за неуплату.

Я всего-навсего хотел позвонить Ваське по служебному телефону, доложить6 что объект покормлен, и потребовать дальнейших инструкций.

И я вышел на улицу, и я отыскал будку, и набрал номер, и услышал: «Следователь Горчаков слушает!»

Но в ответ на мой вопль Васька бросил трубку.

Я повторил звонок – и с тем же результатом.

Тогда только я вспомнил, как маги подслушали наш ночной звонок в ментовку…

Мир вокруг меня сделался какой-то странный. Приходилось считаться с магией. А откуда я знаю, на что еще эти сволочи способны?

Обозвав Ваську старым перестраховщиком, я решил доехать до управления внутренних дел и явиться в кабинет лично. И я честно пошел к остановке, но сообразил, что оставил на Базе хронодесанта сумку с аппаратурой. Я же не думал, что соберусь в ментовку!

Резко развернувшись, я буквально налетел на крупного парня.

Парень шарахнулся от меня. И мы оба застыли.

По идее, мне бы сейчас следовало услышать от этого громилы что-нибудь матерное. Обычно такие формулы мужики выпаливают без рассуждений. Но этот ошалело молчал. Потом шагнул назад, по дуге обошел мня и заспешил прочь, не оборачиваясь.

Грешным делом я подумал, что меня в очередной раз приняли за сумасшедшего. Хотя повода вроде бы не давал. На всякий случай я внимательно осмотрел себя – вдруг у меня всего-навсего расстегнута ширинка? – а когда поднял голову, громила как сквозь землю провалился.

Не так уж был мне дорог этот громила, чтобы метаться с криками, выискивая его по всем подворотням. Я устремился к Базе хронодесанта – и вдруг встал, как вкопанный.

Три амбала гоняли нас ночью, пока Васька не догадался спрятаться в казарме. Три амбала, которым срочно требуется нереал!

А если это – один из них?

Того, который чистит карму веником, я бы узнал. А двух других – вряд ли…

Стоп, подумал я, стоп, тут что-то не так, я должен их узнать, я же их явственно видел! Своими глазами! Хотя как-то мгновенно видел…

Не знаю, сколько я простоял столбом, может, минуту, а может, и десять, пока до меня дошло: я видел эти рожи, когда работала фотовспышка. А вспышка действует, когда нажимаешь на кнопку. И, значит, на моей фотопленке имеются образины всех магов, которые нас преследовали! И остается только проявить пленку, а потом с гордостью доставить Ваське картинки!

Я опять устремился к Базе – и опять окаменел.

Если они все же выследили меня – а это не так уж сложно, ребята они современные, при мобильниках, и тот, кого отогнал Васька, мог сообщить кому-то другому, что я уехал на трамвае номер пять в таком-то направлении, – так вот, если они выследили меня, то ведь им от меня нужно одно – чтобы я сейчас вошел в ту квартиру, где прячется Башарин! А они – по моим стопам! Кто их знает – может, они, как ищейки, по следу ходят?

Когда во второй половине дня торчишь посреди тротуара, пожимая плечами, разводя руками и предаваясь мучительным размышлениям, на тебя почему-то все время налетают совершенно посторонние люди. И еще при этом что-то бормочут.

Я не мог вернуться на Базу – вслед за мной туда ворвались бы магические амбалы и изъяли Баширина. Честно говоря, на самого Баширина мне было наплевать. Никакой ценности, ни интеллектуальной, ни духовной, он не представлял. Но вскоре после отлова Баширина они поймут, что никакой это не искомый нереал!

И что я тогда услышу от Васьки?

С одной стороны, чем дольше амбалы прооколачиваются вокруг Базы хронодесанта, чем лучше. Васька ведь наверняка продолжает поиски нереала! А с другой – на Базе оказалась арестована моя драгоценная сумка! А ведь мне завтра сдавать снимки сразу в две редакции… Ой, мама дорогая, подумал я, это что же такое будет? Уж как влип дородный добрый молодец…

У меня была тень надежды на то, что громила, с которым я столкнулся, – обыкновенный громила, без всякой магии, только удивительно неразговорчивый. Уцепившись за эту версию, как утопающий за бессмертную соломинку, я хлопнул себя по лбу, как бы вспомнив нечто важное, и устремился в первую попавшуюся подпоротню.

Влетев туда, я сразу же притормозил, прижался к стенке и пополз, обтирая ее правым боком, чтобы как можно осторожнее выглянуть.

И точно! Амбал выскочил из аптеки и почесал к моей подворотне.

И тут я вообразил себя Чингачгуком или другим не менее краснокожим индейцем, заметающим след. Я побежал во двор, еще не зная, где спрячусь, но готовый изворачиваться до последнего!

Меня, сама того не подозревая, спасла бабулька с мусорником. Она, выкинув мусор в контейнер за кирпичной стенкой, пошла себе, пошла… и пропала. Я понял, что на сей раз никакой магии нет, а есть дверь, ведущая на черную лестницу, которой из подворотни просто не разглядеть.

Оказалось, что если войти туда, спуститься до того уровня, где уже пахнет кладбищенской сыростью, а потом подняться, то можно выйти не просто в парадное большого дома, а вовсе даже на большую улицу.

Хотя я страстно люблю проходные дворы, но об этом – даже не подозревал.

Понимая, что расслабляться вредно, я сразу же остановил такси и, проехав квартала четыре, вылез. Шофер покрутил пальцем у виска, но вот уж на это мне было наплевать. Великая идея владела мной! Я спасал нереала от магов.

Премного довольный тем, как лихо я оторвался от слежки, я шел по улице Маяковского, которая скорее была похожа на бульвар – через каждые десять шагов росли крепкие липы, и некоторые стояли уже почти желтые, но иные сопротивлялись осени, как умели, и лишь несколько золотых прядок было в их зеленых шевелюрах, этакая древесная седина, которую не скроешь – значит, остается только гордиться ею…

Навстречу шла…

Да, она. Маргарита.

Спокойно шла, позволяя всему миру любоваться собой, своими стройными загорелыми ногами, своей невесомой фигуркой, своими распущенными темными волосами, которые, если собрать их в косу, будут с мое запястье толщиной…

Маргарита!

Вот именно это я и воскликнул, загораживая ей дорогу.

Она остановилась.

– Здравствуйте, Игорь Петрович! – сказала она голоском примерной девочки, отпетой отличницы.

– Маргарита… – повторил я.

– Со мной все в порядке, Игорь Петрович! – и она так посмотрел мне в глаза, что я понял – у девчонки ум за разум зашел. Что-то до такой степени сбило ее с толку, что доводы рассудка бесполезны…

– Вот и замечательно, – ответил я. – Только, знаете, Маргарита, образование в жизни еще пригодится.

– Конечно, пригодится, Игорь Петрович! – радостно согласилась она.

У нее было счастливое лицо. Никогда в школе оно таким не было. А ведь Маргаритка прекрасно училась и была общей любимицей!

Мужчина! Значит, все-таки мужчина…

Говорила же мне Васькина сотрудница, что девчонка просто угодила под опытного мужика. И Бояринов, сообщая про ее звонок, тоже как-то странно выражался, чего-то недоговаривал… А мне, дураку, нужно было непременно увидеть ее радостную мордочку! Иначе я понять был не в состоянии!

– Вы бы вернулись домой, Маргарита… – я не говорил, я бормотал, и самому противно делалось. – Родители волнуются… учебу запустите… год пропадет…

– Игорь Петрович, миленький, я встретила замечательного человека, и я с ним счастлива, – это она сказала уже без торжествующей улыбки, не как девчонка, а как женщина. – Вы не представляете, что это за человек! Он – настоящий, понимаете? Я все на свете ради него сделаю! Все – только бы быть с ним!

Я только руками развел.

– Удачи! – пожелала Маргарита, совсем по-взрослому. И ушла.

А я повернулся и стал смотреть ей вслед.

Той, кого я полюбил, уже не было, Девочки, которая так хорошо читала стихи, не было! Умерла! А вдаль уходила шестнадцатилетняя женщина. Вдаль – и без меня… И тело уже было другое, и походка, и глаза!

Да, вдруг понял я, она не просто другая, она – болезненно другая, она осунулась, похудела, и в глазах какая-то лихорадка…

Нужно догнать ее, сказал я себе, любовь любовью, но здоровье тоже беречь надо, нужно догнать ее и спросить хотя бы, как она себя чувствует…

Это было нелепо, мне следовало сейчас отпустить ее раз и навсегда. Однако я поплелся следом – мне так уж непременно нужно было продлить эту агонию!

В какую-то минуту показалось, что Маргарита просто испытывает меня. Она вышла на угол Маяковского и переулка, который когда-то был переулком комиссара Елькина, а теперь, конечно, переименован. И она встала неподалеку от угла, словно ожидая, чтобы я ее догнал.

Я почти догнал!

Но тут рядом с ней притормозила серебристая иномарка. Путаю я их, будь они неладны! Если «мерс» – это который с прицелом на капоте, значит, притормозил «мерс». Дверца открылась. Маргарита что-то сказала тому, кто внутри. Дверца захлопнулась, и я уж обрадовался было, что моя гордая девочка так ловко отшивает всякую шушеру. Но «мерс» заехал в переулок, встал, и оттуда вышел мужчина куда за сорок, не то чтобы толстый, а пухлый. Шел он вразвалочку, и мне казалось, что от его сверкающих туфель на асфальте остаются жирные следы.

Этот мужчина поцеловал Маргариту в губы, и она охотно приняла поцелуй. После чего оба направились в продуктовый магазин…

Я ждал. Чего – не знаю. Наверно, хотел увидеть сквозь стенки белого фирменного пакета, что они взяли на ужин. Взяли немало. Сели в машину и уехали…

Вот и все.

Вот, значит, кто у нее – настоящий…

У этого мерзавца только и есть, что кошелек с «мерсом», говорил я себе, деньги иссякнут, машина врежется в столб и слетит с виадука! Или же он через год присмотрит себе другую шестнадцатилетнюю. Им не быть вместе, им не быть вместе! Маргарита набьет себе шишку на лбу, затормозит и задумается… Dum spiro, spero…

Я бормотал эти слова, пока не сделалось темно. Где меня носило чуть ли не до полуночи – не знаю и знать не хочу. Сумка арестована, Васька играет в конспирацию, Маргарита все равно что умерла… Dum spiro, spero…

Домой иди, кретин, сказал я себе. Иди домой, выспись на нормальной постели, утром прими душ, и жизнь начнется сначала. Dum spiro, spero, кретин!

Час был неведомый. Бабуля наверняка давно спала. Я хотел пробраться к себе в комнату, не зажигая свет в прихожей. Казалось бы, что может быть проще и благородней такого желания?