Это была та грозная песня, которой они до полусмерти нас троих перепугали, исполняя ее со сцены.
Они пели, держась за руки и наступая, а те амбалы стояли ошарашенные. И простояли бы долго, кабы не Корвин.
Шагнув вперед, он поднес руки ко рту, и тут же рядом оказалась Лирайт.
Из сложенных ладоней Корвина вырвалось пламя!
Не тот жалкий снопик огня, который так нас ошарашил, а настоящий поток, шквал, да еще с подозрительно знакомой пронзительной вонью!
Отмахиваясь руками, амбалы обратились в бегство.
Ролевики проводили их своей жуткой песней, от которой у меня все еще мороз по коже продирал. Боюсь, что и у Васьки – тоже.
И все же Васька рассмеялся вслед беглецам.
Беглецам ли?
Когда амбалы растворились во мраке, я нацелился туда, где им полагалось бы околачиваться, и нажал на кнопку. Вспышка осветила пустое место. Оказалось – они сместились несколько вправо.
– Кам-про-ман-дос! – выкрикнул Сафари, и цепочка ролевиков, чуть перестроившись, двинулась туда, как бы желая замкнуть непрошенных гостей в хоровод.
– Да что они заманивают, что ли? – удивился Васька. – Сафари, назад! Назад, ребята! Эй, ты что? Дед!
Одновременно раздался свист.
– Дед! Дед! – размахивая руками, как будто гоняя ос, и отступая при этом, вскрикивал Васька.
Я и не заметил, как к нам подобрался маленький, сгорбленный, яростный дед-вонючка. Он лупил Ваську наперекрест длинным прутом и бормотал что-то совершенно невнятное.
– Беги! – приказал я. – Он же тебя всего провоняет!
Но дед почему-то не пускал в ход свое грозное оружие, а сражался нелепым прутом, пока Васька не выхватил эту розгу и не переломил к чертям собачьим. Все это произошло так быстро, что я не сразу нажал на кнопку.
– Да что ж это, батюшки? – плаксивым голосом воззвал мерзкий дед. – Не рвется, зараза, не рвется, сволочь!
К нам уже бежали Стажер, Хэмси и Лирайт.
Оказалась, ненормальная девчонка, будучи позвана в атаку на гипнотизеров, успела пристегнуть к поясу деревянный меч. Я как раз вспышкой дал ей возможность напасть на агрессора.
Лирайт из глубокого выпада рубанула деда-вонючку по ногам. Он грохнулся набок и наконец-то разинул пасть.
Но встретил-таки дед достойных противников!
Не успел он выдохнуть с хищным придыхом «Х-ха-а-а!», как рядом с Лирайт оказался Корвин. Он выкинул вперед руку с баллоном, и дед получил прямо в пасть ядовитую струю, по силе вонючести сопоставимую с его собственным ароматом, но более химического, что ли, происхождения.
Взревев и захлебнувшись собственной атакой, дед откатился – а дальше покатился, как мяч, и сгинул во мраке.
– Это что? – тыча в баллон, спросил Васька.
– Эн-зе, – объяснила Лирайт. – Дихлофос.
– Который против тараканов? – уточнил я, как будто бывают другие.
– Хорошая штука, – заметил Корвин. – Горит замечательно. И вот… пригодилось… А вообще мы его для большой игры бережем.
– Кто это такие были? – спросил маленький, толстенький Хэмси.
– А черт их знает, – отвечал Васька. – Хорошо вы их!
– Я же говорил, – Сафари взял у Корвина баллон и отдал Лирайт. – Топливо – экономим! Василий Федорович, вы, может, не поверите, но когда мы вот так идем вместе и еще поем, всякие чудеса получаются. Однажды перед самой игрой над полигоном дождь собрался. Так мы тучу отогнали.
– Поверю, – пробурчал следователь угрозыска и потер плечо. Очевидно, безумный дед лупил во всю дурь.
Мы еще постояли, прислушиваясь и ожидая контратаки. Но сгинули амбалы, не появлялся и дед. Должно быть, укатили на черной иномарке, имеющей способность прикидываться милицейским «газиком».
Молчание бы и дольше затянулось – но я обратил внимание, что вся команда, от огромного Корвина до маленького Хэмси, и даже малоуправляемая Лирайт, смотрит на Ваську, как бы ожидая его распоряжений. Васька же смотрел в землю, хотя с тем же успехом мог и таращиться по сторонам – вокруг был мрак. Не густоты дегтя, однако порядочный.
Я ткнул его локтем вбок.
Он вздернул подбородок.
Рожа у Васьки не шибко выразительная. Он, может, вселенские проблемы решает, а если судить по выражению – задремал с открытыми глазами. Или действительно задремал – но невольно создает видимость медитации, достойной йогов и Шамбалы… Тьфу, не к ночи будь помянута! Как он нашу «Шамбалу-Плюс» из окна шарахнул!…
– Василий Федорович, – Сафари всем видом и интонацией давал понять, что всякий гость хорош, пока не слишком мешает хозяевам. – От нас еще что-то требуется?
– Да, – сказал Васька. – Нужно где-то спрятать Валентина. Вся эта чепуха, ребята, из-за него.
– А у вас нельзя? – удивился Сафари.
Мне кажется, в эту ночь и сам Башарин не возражал бы, если бы его привезли в ментовку и сунули в КПЗ. Он бы там хоть отмылся после своего огородного житья.
Но Вася, которому начальство каждое утро напоминало о не изловленном по сей день киллере, принял неожиданное, как мне тогда показалось, решение.
– У нас – не надо, – веско заявил он. – Я хочу его спрятать там, где его действительно никто не догадается искать.
– На Базе, что ли? – спросил у команды Сафари.
– А-а! – Лирайт махнула рукой. – Все равно ночь вдребезги! Хрен с ним – возвращаемся на Базу! Там всем места хватит.
– На какую Базу? – насторожился следователь Горчаков. Мало того, что эти безумцы согласились приютить человека, за которым гонятся жуткие колдуны, так он еще и названием недоволен!
– На нашу, – буркнул Корвин. – Ну, есть у нас такая…
– База хронодесанта, – сказал Хэмси так, словно каждому идиоту было известно: именно из нашего города совершает свои налеты знаменитый на всю галактику хронодесант.
Васенька посмотрел на меня, как будто без моего вердикта и шагу бы не ступил в направлении Базы. Точно, сообразил я, я же историк и должен сейчас объяснить ему, что слово «хроно» употреблено по назначению.
Но ничего я объяснять не стал.
Пусть сперва он мне объяснит, почему Башарина нельзя было спрятать в ментовке!
Глава вторая.
А не ходите, добры молодцы, по следам нереаловым!
Эту Базу хронодесанта видеть нужно было!
Когда-то давным-давно там жили люди. Они установили кухонный гарнитур и привезли холодильник. Они купили шкаф и два кресла с журнальным столиком. А потом куда-то подевались.
Те, кто их сменил, не обременяли свои головы мебельными делами, а просто привезли и покидали на пол матрасы, классические полосатые матрасы, возможно, даже больничные. Они также стащили сюда множество книг, но полки вешать не стали, это тоже было ниже их достоинства. Книги стояли вдоль стены высокими пирамидами, не менее метра, – вернее, параллелепипедами, если уж считаться со стереометрией. Эти параллелепипеды угрожающе кренились. И не хотел бы я попасть под обвал – среди книг имелись и дореволюционные фолианты издания Брокгауза и Ефрона.
Хронодесант в составе Корвина, Лалайт, Хэмси и Корнета, доставивший нас сюда, не только о мебели – и о еде мало беспокоился. Хотя Вася предлагал денег, чтобы добежать до круглосуточного ларька, хотя и я полез за кошельком, они уставились на нас, как на принцев крови, имеющих наглость требовать маринованных устриц, и командировали младшего, Корнета, на кухню варить макароны.
Серые макароны, опущенные в не успевшую закипеть воду и доведенные до состояния плохо размешанного цемента (или бетона?) получились того самого качества, которое моя строгая бабуля обозначает словом «по-польски». Скажем, «котлеты по-польски» – это котлеты, которые нечаянно вывалили на пол и потом сметали на тарелку грязным веником… Корнет честно пытался обжарить эти жуткие макароны на остатках растительного масла, но, как мне показалось, выполнял эту операцию впервые в жизни.
Что любопытно – Корвин, Хэмси и даже Лирайт ели этот кошмар с большим энтузиазмом. Башарин тоже наворачивал – будь здоров. Очевидно, ему просто надоела ворованная на огородах картошка.
Комнат было две. Лалайт и Корвин ушли ночевать в дальнюю, более того – заперлись там, а Хэмси и Корнет легли на матрасах в проходной. Нам как гостям выделили два кресла с приставленными к каждому набитыми рюкзаками6 неизвестно чьими, и спальник.
Но нам было не до сна. Вася велел нам с Башариным оставаться на кухне и приступил к допросу.
– Протокола не будет, – сказал он с таким видом, что мне одновременно сделалось нехорошо и отрадно. Нехорошо – потому, что Васька явно затевал какую-то противозаконную самодеятельность. А отрадно – в случае соблюдения юридически-процессуальных норм именно меня заставил бы этот вредитель конспектировать свою склоку с Башариным.
– Можно и с протоколом, – возразил Башарин. – Как там у вас положено? Протокол допроса подозреваемого…
– Свидетеля, – поправил Васька.
– … от такого-то числа такого-то мохнатого года…
– Двадцать восьмого сентября… Нет, двадцать девятого! – внес я свою лепту.
– Какого???
Очевидно, скитаясь по огородам, Башарин не догадался делать на какой-нибудь стене зарубки.
– Двадцать девятого, – подтвердил и Вася.
Башарин только вздохнул.
– Я уже знаю, что ты ни в чем не виноват. Ну и какого же ты лешего удрал, если не виноват? – резонно спросил Вася.
Это уже было начало допроса.
– Да-а, не виноват! – прохныкал здоровенный дядька Башарин примерно так же, как хныкал в возрасте четырех лет, будучи застукан за добыванием шоколадных конфет из запечатанной коробки. Имелось в виду – да-а, все факты – против меня, но на самом деле я действительно не виноват и все вы, невзирая на оправдания, до смерти будете считать меня виноватым!
– Вот, Игорешенька, – Вася совершенно непедагогично показал на впавшего в младенчество Башарина пальцем. – Вот, смотри и учись, как не надо вести себя с органами власти. Этот мужчина наверняка был в указанное время занят чем-то противозаконным, но куда менее противозаконным, чем стрельба по президенту «Бастиона». Допустим, он даже снимал колеса с чужой машины. Ну, что мы с ним сделаем за колеса? Обругаем, заставим вернуть украденное и впаяем какой-нибудь идиотский условный срок…
– Да не снимал я никаких колес! – заорал Башарин. – Что я – совсем идиот?
Мы переглянулись и одновременно повернулись к кухонной двери. Оба юных существа, Хэмси и Корнет, наверняка дрыхли без задних ног, но каково было Корвину и Лирайт в самую неподходящую минуту слушать такие вопли?
– Ну, я бы не рискнул так категорически заявлять… – тонко намекнул я.
– Башарин, прекратите наконец истерику! – казенным голосом рявкнул Вася. – Вы в состоянии осознать свое положение? Вы несколько месяцев стреляли в тире, и не просто так, а тренировались с Костей Сафари. Вы не выпадали из девятки. Я связался с курсами бодигардов и узнал, что вы хотели туда поступить, но возраст уже не тот, берут до тридцати пяти. Тем не менее вы продолжали всем рассказывать, что хотите сменить профессию, и тренировались! Так?
– Так, – не дождавшись от Башарина ответа, сказал я. – Давай, Вась, оглашай дальше!
– Дальше по списку – во время покушения на Ротмана вы были непонятно где. И, наконец, сбежали! Что я как следователь должен был подумать?
– Да чего ты – были, сбежали?… – восстал против вежливости Башарин. – По-человечески нельзя, что ли?
– Я с тобой, дураком, пробовал по-человечески – так ты визжать начинаешь, – объяснил Вася. – Ну вот объясни мне – как назвать человека, который не виноват, но на всякий случай удрал? Он таким дурацким образом заставляет всю городскую милицию гоняться исключительно за собой, а настоящий преступник в это время благополучно скрывается!
– Эх!… – сказал на это Башарин и махнул рукой. В голосе слышалось – все рухнуло, жизнь не состоялось, и одна у меня перспектива – пойти и повеситься. Это «эх» Васе явно понравилось – перед тем, как намылить петлю, человек бывает склонен к откровенности.
– Да если ты даже в это время квартиру брал – тебе умнее признаться! – проникновенно посоветовал он. – Потому что если на тебе повиснет эта идиотская стрельба по Ротману – тебя в покое не оставят. Ротмановская «крыша» начнет из тебя выбивать – кто заказал? А им нужно знать, кто заказал, чтобы доложить о своей бурной деятельности. Тебе непременно надо, чтобы угрожали твоей жене и твоим детям?
Очевидно, такой вариант Башарину в голову не приходил. Он вытаращился на Васю, как бы надеясь прочитать на его лице, что это просто шутки у Ментов такие, но спокойно и неколебимо было Васино лицо, и тогда Башарин посмотрел в поисках спасения на меня. Однако я заблаговременно получил приказ не вмешиваться и этюдов по актерскому мастерству на материале древнерусского фольклора не разыгрывать. Мне оставалось лишь горестно развести руками.
– Ну… – пробормотал Башарин. – Ну…
Вася насторожился – уже и по роже было видно, что человек осознал, в какую кучу дерьма вляпался, и готов говорить хоть до завтра – лишь бы его поняли и за шиворот оттудова вытянули! А, глядя на Васю, оценил ситуацию и я.
– Jacta est alea! – не удержавшись провозгласил он. Ну, а кто бы удержался?
Вася сверкнул на меня серыми, вмиг потемневшими глазами, но Башарину было в тот момент не до латыни: он думал – с чего бы начать.
– Да это все Ленка… – наконец пробормотал он.
Вася ни с того ни с сего показал мне кулак. Кулак был не слишком внушительный, но я видел как-то Васю в боксерских перчатках, обрабатывающего «грушу», и менее всего хотел бы оказаться на ее месте. И потому не латинское, а вовсе французское выражение «Cherchez la femme!» замерло на моих губах, как бы в последнюю долю секунды прихваченное за хвост зубами.
– Оцени, Башарин, я даже не спрашиваю, что за Ленка такая, – пришел на помощь Вася.
– Ну, Ленка из двадцать третьей квартиры! – выкрикнул тот. – Ну, муж у нее в командировку уехал!
– Ясно, – сказал Вася. – Муж в командировке – это великое дело. Но почему ты из своего захода налево делаешь такую глобальную тайну? Ведь не зарезал же ты эту Ленку?
– Да все моя! – нервничая, принялся объяснять Башарин. – Моя, понимаешь? Сказала – еще один заход, и катись ты на все четыре стороны.
– Мало ли… – начал было Вася, имея в виду, что все женщины только грозятся.
– Она ВСЕРЬЕЗ сказала!
– Настолько ты ее достал?
– Настолько… – вдруг Башарин словно воспрял к новой жизни. – Слушай, я же как решил? Я же понял, что если такого человека, как Ротман, подстрелили, значит, этого киллера всерьез искать будут! Я думал – отпечатки пальцев там, все эти ваши штуки! Что вы его быстро найдете – а тогда ко мне уже никто цепляться не будет!
– То есть, решил отсидеться? – уточнил Вася. – А жене-то как объяснил свое отсутствие?
– Когда к Ленке собирался – позвонил, сказал, что халтура. Что напарник у себя дома потолки белит, на работе краску взял, и меня пригласил, обещал дать новый кран для ванной. Ну, на два-то часа или там на три нормальная отмазка! А кран я в «Гербалайфе» отвинтил, там жильцы с третьего этажа выехали и кран совсем новый оставили.
– Это ты хорошо продумал, – одобрил Вася. – Значит, решил отсидеться именно в «Гербалайфе», где целую пустую квартиру для себя приспособил. Что же мы тебя леший знает где отлавливали?
Башарин задумался.
– Знаешь, я вообще-то мало пью… Ну, до чертиков не допиваюсь… А тут и не пил – а такое было! Расскажешь – не поверят!
– Поверю… – Вася покосился на Игоря.
– Поверим, – пообещал и я.
– Ну… Спрятался я в той квартире, все с собой взял, термос там, пожрать, радио… Ну, заснул. А проснулся я… – тут Башарин сделал такое страшное лицо, чтобы и без слов стало ясно – стряслось нечто жуткое! – Проснулся оттого, что меня за шкирку держат! Я извернулся – и увидел я, ребята!… Знаете, кого увидел?…
– Самого себя.
Башарин отшатнулся от Васи.
– Ты давай, рассказывай, – напомнил я ему.
– Ребята, моя рожа, чисто – моя! И ни с того ни с сего, на ровном месте – тресь меня в рыло! Я – сдачи! Он на меня прет, я отбиваюсь! Ну, жуть! Сам себя колошмачу!
– Ну и выпер ты его? – осведомился Вася.
– Так он же не один был! – как бы искренне удивляясь, что сразу не сказал такую важную вещь, воскликнул Башарин. – Одного-то я бы выставил! А так мне самому убираться пришлось. И, ребята, что дико – я же спал-то разутый, и он мне обувь вслед выбросил. Так выбросил не ботинки, а старые «казаки», которые я всегда на работе держу, они уже страшные, как смертный грех.
– Ну и как, удалось тебе отмыть эти «казаки»?
– Пришлось кое-как…
– А дальше?
– Что – дальше?… – Башарин махнул рукой. – До утра в парадном сидел. А потом, конечно, смылся.
– Почему смылся?
– Да бригада же! Они же сразу бы тебе позвонили!
– Тоже верно, – согласился Вася, всем видом показывая – действия Башарина не одобряет, но и не порицает.
А действия были такие: улизнув перед явлением бригады, он обзвонил несколько былых подруг, но ни у кого не случилось мужа в командировке. Связался также с дружбаном Борькой Жуковым, и Борька обещал приютить у себя на работе, а трудился он продавцом в магазинчике «second hand». У Борьки удалось переночевать дважды, а потом на него хозяйка магазина так взъелась, что чуть не убила. Так что убежище вместе с тещиными бутербродами накрылось медным тазом.
– Ну, делать нечего – засел я на этих чертовых огородах! – даже не пытаясь объяснить, как его вообще занесло в Малаховку, подвел итог своих скитаний Башарин.
– Что жрал-то? – с заботливостью старой, видавшей виды няньки спросил Вася.
– А все очень просто. Я там, на огородах, ведь сторожем нанялся!
– Вот это да! – изумился я. – Лягушек, что ли сторожить?
– Нет, там корешок один прикупил земли, дом строит. Место хорошее, все магазины – через шоссе, лет через пять там таких особняков понастроят… Ну, чего-то у него затормозилось, он и нанял меня стройматериалы посторожить. Живи, говорит, там на первом этаже уже можно. Продуктов привез, денег немного дал. Живи, говорит, и гоняй всякую сволочь! Ну, думаю, моя дура скоро остынет, скучно ей станет, вот тут я и появлюсь. Она уж придумает, где меня спрятать. Опять же, сподручнее будет за ментами наблюдать – как они киллера ловят. День живу, другой, а на третий или четвертый…
Он замолчал, всем видом показывая – сейчас будет сказано нечто значительное.
– Ну, ну? – подбодрил Вася.
– Что – ну? Что – ну?! – заорал Башарин. – Я же говорю – опять сам себя увидел! Вы когда-нибудь слышали, чтобы зеркало заговорило?
– Как с похмелюги зеркало бреют – слыхал, а чтобы оно еще и говорило… – Вася всем видом и каждой ноткой интонации давал понять – представляю, сколько ты там выпил, охраняя новостройку, если уж до зеркальных речей дело дошло.
– Какая похмелюга?! – Башарин вскочил.
– Сядь! – гаркнул Вася, не вставая. – По существу!
– Себя увидел! Как живого! Я ему – ну, ты, родной! И он мне точно так же – ну, ты, родной! Попугай, блин! Какаду траханный!
– Кто попугай?
– Ну, этот, который второй я.
– Вот, Игорек, мотай на свой несуществующрий ус, – нравоучительно произнес Вася. – Так судьба наказывает мужчин, которые изменяют женам. Чтобы этого не произошло, лучше тебе оставаться холостяком. Иначе твое зеркало начнет тебе трещать по-латыни. Давай дальше, Валентин. На этот раз хоть обошлось без мордобоя?
– Ушел я от греха подальше, – туманно отвечал Башарин. – Не веришь, да? А я засел на той новостройке и начал пить. Думаю – семь бед, один ответ, если я уже сошел с ума, то от водяры мне хуже не станет.
– Судя по всему, пил ты там долго.
– Не знаю. А потом приехали какие-то, те самые, гипнотизеры, что ли, как раз когда я за картошкой шел, гонять меня стали. Ну а потом – вы…
– Спасибо бы сказал, что нас туда занесло, – напомнил Вася. – А теперь давай-ка подробнее про того двойника.
– Это действительно второй я, – подумав, сказал Башарин.
И больше следователь угрозыска ни фига от него не добился.
– А что ты рассчитывал услышать? – спросил я Васю, когда Башарин убрался спать в кресло. – Что он присутствовал при создании нереала? Или он бы взял да и признался, что сам изготовил тульпу по своему образу и подобию?
Вася сидел хмурый и смотрел на стакан с остывшим чаем.
– Этот бедолага – не совсем Башарин, – сказал он. – Валентин мужик пугливый, а этот как что – так в рыло… Если бы этот идиот хоть попытался с ним поговорить!
Я не понял, кто тут идиот – Башарин или нереал.
– Ну, я еще понимаю – в «Гербалайфе» это было невозможно. Но в Малаховке? Стоп! – Васька треснул кулаком по столу. – Я все понял! Эти сволочи отправились в Малаховку за настоящим нереалом! Из этого следует – что?
Что нереал тоже поселился на огородах!
– Погоди, погоди! – я даже замахал на него руками. – В огороде бузина… то есть нереал… Ты подтасовываешь! Ну, забрел нереал в Малаховку, ну, столкнулся с Башариным!…
– Не-е-ет! Они его там выследили! А Башарин им подвернулся случайно!
– Думаешь, маги не смогли впотьмах отличить человека от нереала? – я даже обиделся за магов. – Василий, это нам с тобой разницы не видно, а им-то видно!
– А почему они тогда Башарина гоняли? – резонно возразил Васька. – Значит, разница минимальная! Такая, что ею можно пренебречь! Помнишь, что говорил Астралон? Тульпа неотличима от человека!
– Да что ты так завелся? Да еще в четвертом часу ночи? Кто он тебе, этот нереал? Брат, сват? Откуда вдруг такая горячая любовь к гибриду тульпы и инкуба? И с чего ты вдруг решил, будто он в этом мире – как беспомощное дитя? Вон в «Отчем доме» чуть человека не убил, Башарину в торец заехал! Мало ли, что он не понимает, откуда взялся?…
– А ты вообрази, – проникновенным голосом сказал Вася. – Ты только вообрази – вдруг ты оказываешься непонятно где, среди незнакомых людей! Ты знаешь, что должен совершить что-то этакое, и творишь, но при этом у тебя нет ни квартиры, ни денег, ты вроде сумасшедшего, которого случайно выпустили! Вот скажи – нужно тебе, такому, помочь?
– Сумасшедшему место в дурдоме… – подал голос из кресла задремавший было Башарин. И, надо сказать, весьма кстати.
– А если бы ты завтра проснулся где-нибудь в Африке, в племени мумба-юмба? Тебя ведь там бы тоже приняли за сумасшедшего! – развернулся к Башарину Вася. – Ты, скажем, берешь банан и жрешь, а у них не принято, чтобы посторонние видели, как ты питаешься.
– Ну, это ты уж загнул! – Башарин даже проснулся от возмущения, а я посмотрел на Васю с некоторым уважением.
– Ничего не загнул, в каком-то журнале читал, – сказал Вася.
Вовсе это было не из журнала, а какой-то латиноамериканский писатель придумал, то ли Маркес, то ли Борхес, но мучительно вспоминать, что за писатель такой, я не стал – Васька сейчас был интереснее всякой литературы.
– Если ты видишь, что ребенок тонет, ты же бросишься на помощь? – наступал он на Валентина. – Ну так этот нереал – все равно что ребенок! Попал в мир взрослых людей, ничего не понимает, делает одну глупость за другой!
Башарин посмотрел на следователя Горчакова, как на малое дитя, проповедующее реальность Дед-Мороза, устроился в кресле поудобнее и накрылся с головой старым спальником, всем видом показывая, ну вас, ругайтесь хоть до утра…
Долго бы мы еще спорили о странном Васькином желании непременно взять нереала на руки и унести его от плохих дядек, но странная мысль проклюнулась среди извилин.
Иногда мои извилины мне самому напоминают огородные грядки – не пряменькие, как положено, а взаимоперепутанные. Я бросаю в них семечки, иногда – сам того не ведая, семечки прорастают, откуда ни возьмись – торчит этакий баобаб, не давая места более полезным растениям, и выкорчевывать его я тоже не могу – кто его знает, а вдруг на нем что-то ценное созреет!
Мысль эта была такая: что-то этой ночью прозвучало очень даже знакомое, как будто несколько дней назад подвернулся кусок веревочки, а сейчас вот – торой кусок, так что если их связать…
И в придачу это была очень смешная мысль.
– Васька! А ты сам – откуда взялся?… – в совершенно театральном ужасе спросил я.
– Я? – Вася посмотрел на меня так, как все последние дни, взглядом санитара, которому давно осточертели закидоны палаты номер шесть, до такой степени, что он сдвинется с места только при явной попытке самоубийства.
– Ты, ты! – мой ужас непостижимым образом, вопреки всем нотациям Станиславского, переплавился в восторг. – Ты ведь тоже – человек, каких не бывает! Тебя кто-то придумал! Ты – нереал!
– Я – нереал? Очень хорошо, – Вася демонстративно посмотрел на часы. Имелось в виду, что если человек в это время суток даже не уложил башку на подушку, то все равно фактически спит и грезит.
– Я – серьезно! – серьезно, впрочем, не получилось, рот разъезжался.
– Не ори. И без тебя тошно.
– Вася! У тебя хоть один выговор есть?
Он повернулся ко мне и посмотрел то ли с недовольным удивлением, то ли с удивленным неудовольствием, тьфу, меня чуть было не занесло.
– А почему у меня должны быть выговора?
– Они у тебя ДОЛЖНЫ быть! У всех же у ваших есть!
– Ну, ладно, возьми бумагу, напиши мне выговор.
Самое подходящее занятие в четвертом часу утра, подумал я, и достойное завершение бурной ночи. Но ведь не спится же!
– Вася! У кого из твоих сослуживцев вот так же, как у тебя, за много лет нет ни одного выговора? Только честно!
Вот это на него подействовало! Вася возвел очи к потолку, стал припоминать – и, конечно же, такого человека среди своих ровесников в недрах угрозыска не нашел.
– Ну, если человек грамотно работает, все делает правильно – за что же ему выговор? – спросил Вася, но он уже думал мысль, которую я вложил в его чересчур безупречную голову.
– Вася!!! Того, кто в вашей системе работает ПРАВИЛЬНО, какое-то время спустя находят в заброшенном сарае. Он там с весны лежит и ждет, чтобы пришли и собрали его в полиэтиленовый пакет.