– Значит, на том основании, что я жив?…
– Не только! – тут уж я заорал. – Кто-нибудь контролирует твою работу? Нет, ты скажи – начальство мешает тебе действовать на свой страх и риск? Кто-нибудь спросил тебя – почему ты привлек к расследованию совершенно постороннего человека?
Я показал на себя большим пальцем. Он смотрел на меня, сдвинув светлые брови, как смотрел бы на привокзального жулика, позволяя ему десять минут заливать про свою невинность, чтобы потом срезать несомненными фактами.
– Кто-нибудь запретил тебе использовать меня в таком серьезном деле? Да ты же не мент – ты частный сыщик, который получает зарплату от государства! Про тебя образцово-показательное кино снимать надо! – кажется, меня опять понесло, но остановиться я не мог бы под дулом пистолета. – Ты, честный, умный, активный, неподкупный, любимец начальства, что еще?… В порочащих связях не замечен!
Тут до меня дошла еще одна истина.
– Васька… А ведь ты вообще ни в каких связях не замечен!
– Ты имеешь в виду – с женщинами? – догадался он.
Я кивнул. Раз шесть по меньшей мере. И с разинутым ртом – вот ведь дурная привычка…
Он отвернулся и стал смотреть в окно.
Честное слово, не знаю, о чем он думал.
– Ни фига себе! – возможно, мысленно произнес он, но почему-то получилось вслух. – За этой работой вообще всю физиологию забудешь. Ведь сколько раз уж говорил себе – нужно наконец познакомиться с толковой девицей и жениться!
Тема для нас обоих была болезненная.
Но я про себя все знал – я уже понял, почему мне нужна именно Маргарита, почему тридцатилетняя, подходящая по возрасту и социальному положению дама мне совершенно ни к чему… Я допускал, что и у Васьки есть одна, но пламенная страсть. Но с той же степенью вероятности он мог просто забыть, сколько времени пролетело с его последнего интимного контакта. Возможно, он сейчас в глубине души загибал пальцы, считая месяцы… судя по продолжительности молчания, счет уже пошел на годы…
Вот такая же хмуро-озадаченная и почти непреклонная рожа у него была…
Стоп!
– Вася… – я сделал глубокий вдох. – Нужно срочно позвонить Астралону и спросить у него, что такое канал!
Вот теперь два конца веревочки, вынырнув из моих извилин, завязались в узелок!
– Канал – это наш общий геморрой, – немедленно отвечал Вася. Имелось в виду, что со дна городского канала постоянно поднимают всякую дрянь, заниматься которой приходится угрозыску. Трупы бомжей – это еще полбеды, был случай, когда в этом болоте плавала спортивная сумка, а в ней – аккуратные пакетики с белым порошком совершенно запредельной стоимости…
– Да нет же! Помнишь, Таир говорил, что не хочет перерубать канал?!. – тут меня прошиб пот, прямо-таки выстрелил на лице. – А сегодня – дед-вонючка! Помнишь, орал – не рвется да не рвется!
Вася молчал. Лицо было каменное – почище, чем у Баширина…
– Вася! Это – не тот ли часом канал, которым нереал связан со своим автором, то есть создателем?…
– Иди в задницу… – совершенно неуставно выразился следователь угрозыска, но меня уже несло, и на сей раз я был на верном пути!
– Потом – твое прошлое до того, как ты сюда переехал. Если ты где-то учился – почему к тебе ни разу не закатились однокурсники?
– Закатились, – буркнул он.
Мы познакомились в турпоходе, примерно десять лет назад, и он тогда уже трудился в своем угрозыске, и был точно такой же – средний. Среднего роста и комплекции, средней рыжеватости. Средней приятности в обхождении.
Но кому же понадобилось выдумывать его такого?
Если я прав – а я, конечно, неправ, ведь если я прав – это катастрофа для Васьки, но хочется отшлифовать фантазию до совершенства, – то кто-то, придумав Ваську, сочинил ему и биографию. Ровную такую биографию, благополучную и красивую – одни его подвиги в походах чего стоят! И ведь с него одного никогда не срывало течением сапог! У него одного не промокали спички, документы, обратные билеты, запасные носки и прочие уязвимые детали. Что бы сие означало? Какой резон создавать нереала без конкретного задания? Или в назначенный час Вася стряхнет с себя всю эту шелуху, выпрямится в полный рост и пойдет крушить направо и налево?
Очевидно, мы с ним думали одно и то же, только я искал доводы в пользу версии «Васька – нереал», а он искал контрдоводы.
– А если я – эта самая сущность, этот самый микролептонный кластер, то какого хрена Астралон не догадался? – спросил Васька. – Он же все-таки маг!
– Понимаешь… Не маг он. Он просто много читал про магию и запомнил кучу всякой дряни, – объяснил я то, что он сам знал не хуже меня. – Маг-теоретик! Вот Таир – этот действительно…
– Да? – тут я понял, что Васька перестал сопротивляться. Очевидно, он знал про себя что-то такое, о чем нам, грешным, не докладывал. И пот опять прошиб меня.
Даже при стычке с магами не было так страшно…
Он походил из угла в угол, помял рукой физиономию – и вдруг его осенило вопросом!
– Послушай, Игореш! Но если я – нереал, то кто меня придумал?
– Тебя?… – эту самую мысль только что раскручивал и я!
– Рассуждая логически, каждый выпускает такого двойника, в который вкладывает все несбывшиеся мечты и несостоявшиеся убийства… – он как-то удивительно горестно фыркнул. – Двойника-мстителя! Вот нереал, винегрет ходячий… Так он – ты вспомни! – высок, могуч, насчет баб – о-го-го! Прям тебе Шварценеггер в натуре, блин! А я? Кто мог мечтать о такой морде? И о таких жалких ножонках?
Васька малость кривоног. В походах, когда дело доходило до снимания штанов и щеголянья в плавках, шуточки у ребят были простенькие. Про меня из года в год говорили – хорошего человека должно быть много. Или интересовались, как насчет зеркальной болезни. Про Ваську раз и навсегда было сказано: Бог посмотрел на его ноги и придумал колесо.
М-да, кто бы мог мечтать об этой простенькой рожице, об этих рыжеватых волосишках? О внешности, с которой можно затеряться не только в толпе, но, наверно, в пустыне Сахара?…
– Васька, тебя придумал Джеймс Бонд!
Мы полчаса отрабатывали версию иностранной разведки и пришли к выводу: при том бардаке, который теперь творится в стране, вовсе нет нужды изображать неприметность и втираться в высшие сферы. Пойди на здешний базар, попытайся купить более трех литров спирта – и через полчаса тебе предложат один из тех самых «ядерных чемоданчиков», которые, по сенсационному сообщению генерала Лебедя, исчезли из России в неизвестном направлении. Весит такой чемоданчик около тридцати кило, а как грохнет – сто тысяч человек воспарят…
Вернее, отрабатывал я, Васька больше молчал и слушал. Слушал и вглядывался…
– Ты чего это? – спросил я. Сделалось тревожно.
– Ничего… – с легкой гнусавинкой соврал он. – Мыслишка одна…
– Ну?
– А ведь нереал – не я, а ты…
– Я?!?
Он кивнул. Научиться бы мне так строго и определенно кивать!
– Ну и что же во мне нереального?
– Все. Люди так себя не ведут.
Да-а… Приехали…
Васька был прав. Вся моя нелепая жизнь свидетельствовала – придуман кем-то спьяну. Или же нашелся специалист, который умеет выпускать из человека все то, что ему не требуется, материализуя и отправляя куда подальше, чтобы назад не вернулось.
Вот кто-то и избавился единым махом от всей своей придури!
– Я – нереал! – с этим воплем я вскочил и изобразил руками то, что старшеклассники на дискотеке, как бы пытаясь нокаутировать потолок. – Я – нереал! Вяжите меня, православные, я – нереал!…
И шлепнулся обратно, потому что Васька резко толкнул меня в грудь.
– Вот теперь все ясно! – в полном восторге заговорил я. – Только нереал может влюбиться в собственную ученицу, изнасиловать ее стихами Федерико Гарсиа Лорки, вылететь из школы в три шеи, связаться с шестью газетами и двумя журналами сразу, а в довершение всего принять участие в охоте на нереала! Васька, я понял методику этого дела! Маг делит человека пополам! Оставляет ему все нормальные человеческие качества, а из всего остального лепит нереала!
– Двойника, – спокойно поправил Васька. – Нереал – это когда винегрет.
– А я?
– А ты просто дурак…
Ну да, подумал я, конечно, если человек знает стихи и латынь, если он умеет пародировать былины и высокий штиль, если он вообще не стыдится своего высшего образования – так он уже и дурак!
– Стоп! У меня же бабушка есть! Природная бабушка! – никогда факт существования старушки не приводил меня в такой бешеный восторг. – Васька, а у тебя бабушка есть?
Он вздохнул.
И тут мне в третий раз стало страшно до холодного пота.
Я не просто понял, что угадал. Я окончательно убедился в этом.
– Погоди, погоди… – забормотал я, вдруг испытав совершенно идиотское желание – обнять Ваську и уложить его рыжую башку себе на грудь. – Погоди, это все не так просто! Мало ли что ты никого не можешь вспомнить! Есть такая штука – амнезия! Тебя треснули по башке – и ты забыл все детство и всю юность.
– После чего меня взяли на работу в органы… – пробурчал Васька. – Нет уж, придумывай что-нибудь другое.
– И в конце концов, даже если ты чей-то двойник, что с того? Ты вот работаешь, квартиру имеешь, «пазлс» собираешь… книги читаешь… Ты же не виноват, что ты – двойник!
– Нет, Игореша, я не двойник. Двойник бы помнил всю биографию своего… ну, как он называется?… Родителя! А я не помню. Я сконструирован, Игореша. Я-то как раз и есть нереал. Ты вспомни, что мне Таир сказал, когда мы впервые встретились? Он сказал – ладно, живи уж, не ты мне нужен! То есть – он искал СВОЕГО нереала! В которого впилили инкуба. А я был просто НЕ ЕГО нереал. И он меня оставил гулять…
На Ваську страшно было смотреть. Он весь съежился.
– Ну и что? Ну, нереал! Что же теперь – раньше смерти помирать? – мне всяких страдальцев доводилось утешать, но чтобы нереала – такое впервые…
– Да я, наверно, и помереть теперь толком не могу. Я же не человек. Я – конструкция!
Срочно нужно было что-то предпринять.
– Как во городе было во Урюпинске, проживал там свет дородный добрый молодец, – нараспев заговорил я, – во урюпинской ли во ментовушке, добрый молодец свет Васильюшко, по прозванию нереалушко…
Васька вскочил, треснул кулаком по столу, посмотрел на меня и выскочил из комнаты. Я так и остался сидеть – как будто кулаком по лбу схлопотал.
Не подействовало! Впервые в жизни древнерусское настроение не подействовало!
Я ведь только хотел насмешить!…
Глава третья.
У магов свои средства, у следователей – свои
Где бы ни болтался всю ночь Василий Горчаков, а утром ему полагалось присутствовать и в кабинете, и на планерке, и со сводкой знакомиться, и вообще проделывать все то, за что он исправно получал зарплату.
Даже если ночью он узнал о себе то, что ему совершенно не понравилось.
Вернее, так: никакого особого открытия Игорь Синицын для Васи не совершил, Вася и сам чувствовал, что с ним что-то неладно, и особенно ясно это понял у ложа спящей красавицы в «Гербалайфе».
Но вот так сплести в одну цепочку сверхположительное отношение начальства, редкую во всем, когда дело не касалось магии, удачливость и совершеннейшее нежелание Васиной психики предаваться воспоминаниям…
Немудрено, что следователь Горчаков прибыл на работу в прескверном расположении духа.
И первым делом взялся обзванивать все службы, которым давал задания по делу киллера в «Бастионе».
В городе не нашлось ни одной Марии Колесниковой, а чтобы расширить ареал поиска, пришлось подключить соседей.
– Василий Федорович? – девичий голос в трубке был какой-то виноватый. – Я по вашему заданию. Ни у нас, ни в Протасовской области подходящей Марии Колесниковой не обнаружено.
– А?… – Вася попытался задать вопрос, но девушка словно мысли читала!
– Ни Марины, ни Марианны, ни Маргариты!
– А вообще Колесниковых много?
– Много, шестьдесят три семьи и шесть одиночек.
Вася задумался.
– И что, в этих семьях – так-таки ни одной Маши?
– Есть Марья Игнатьевна, семьдесят три года, Мария Хасбулатовна, семьдесят один год. И есть семнадцать Марий в возрасте до восьми лет. Тоже не то?
– Не то…
Похоже, Ротман связался с какой-то Колесниковой, когда в юности ездил на учебу. Но он неоднократно клялся и божился, что не только Колесниковой – вообще ни одной Марии знакомой никогда не имел, а не то чтобы переспать! Надо бы спросить его про Марин и Марианн, подумал Вася, а также Маргарит… Еще Марфы есть!
– Мы также проверили Колесовых, Колесничих, Колесковых, Колесянских!… – зачастил девичий голос. – Есть Марина Подколесина! Двадцать два года!
– Она! – воскликнул Вася. – Все данные! Фотографию! Немедленно! Факсом!
Девушка на том конце провода явно перепугалась.
– Сейчас, сию минуту!
Но не сию минуту, конечно, а черед четверть часа факс пробился к Васе. Марина Подколесина была приятной девицей, и что важно – трудилась в сфере бизнеса.
Вася сел на телефон.
– «Бастион»? Асенька? Горчаков. Проверьте по документам – не было ли контрактов с фирмой «Гудинг»! Срочно!
Версия выстраивалась прямо замечательная – представительница крошечной фирмы совращает хозяина большой фирмы, но у нее есть жених, брат, сват, дедушка, одноклассник, сумасшедший сосед… Найти бы только теперь связь между этим дедушкой и Башариным…
Башарин!
Долго он на макаронах по-польски не продержится!
Не бежал бы…
Еще утром Вася растолкал Игоря, они скинулись, и Синицын был командирован за продовольствием. Следовало также учесть, что на Базе хронодесанта уже даже соль подъели. Вася с Игорем проверили, работает ли холодильник, и решили загрузить его пельменями. Пельмени – дело сытное, большой возни не требует, испортить их сложно. Если сваришь в кашу – все равно сожрать можно, особенно со сметаной.
Но вот как проконтролировать Синицына? Он ведь может пойти на базар, где все продукты дешевле, отвлечься на красивый кадр и очнуться уже к вечеру на каких-нибудь редакционных посиделках!
Вася положил на стол выданный Сорокиным и все еще не отнятый мобильник. Это была стойкая техника – как Вася на нее ни таращился, даже не попыталась звякнуть. Тогда следователь Горчаков взялся за безнадежно-перспективную затею – обзванивать участковых.
Вопрос ко всем к ним на протяжении двух недель был туманный:
– Слушай, у вас за последнюю неделю ничего странного не происходило? Нелепого, необъяснимого? Несуразного? Такого, что только руками развести?
– Происходило! – сразу же рапортовал участковый, но описывал какую-то вполне реальную гадость. Подростки у старика деньги отняли, игровой автомат при помощи пьезозажигалки разбомбили…
– Это как? – изумился Вася.
– Ну, эти сволочата умеют! Если знать, куда нацелить разряд, оттуда все жетоны высыпаются.
– Холодильником крышу машины проломили! – сообщал очередной участковый.
Васино сердце начинало колотиться. Такой идиотский поступок мог совершить только нереал.
– А ну, давай, излагай!
– А чего излагать? Один козел поставит на машину целую пожарную сирену. Ночью на капот кошка прыгнет – оно и орет, как резаное. Весь дом на дыбы встает. А другой козел не выдержал и с шестого этажа холодильник скинул. У него там стоял старый на балконе – ну и вот…
– Второй козел откуда взялся? – с угасающей надеждой поинтересовался Вася.
– Да живет он там! Уже лет двадцать.
После двух сотен таких сообщений Вася понял, что город сошел с ума окончательно и бесповоротно. У всякого нормального человека должна была по итогам двухнедельного опроса возникнуть мысль о немедленном бегстве, возникнуть – и затормозить о расписание движения поездов. Нормальному-то человеку не так-то просто дозвониться до вокзальной справочной службы. Вася же, нечетко осознавая мотивы своего решения, злоупотребил служебным положением и позвонил в вокзальное отделение милиции. Оно же присматривало за соседним рынком и чуть далее – до самого Дома колхозника.
– Антошин? Валера? Горчаков это, – представился Вася и задолбил тошнотворно-казенным голосом навязшие в зубах слова: – Слушай, у вас за последний месяц ничего странного не происходило? Нелепого, необъяснимого? Несуразного? Такого, что только руками развести?
– У нас всю жизнь околесица! – обрадовался Антошин. И начал было излагать последнюю свою стычку с общеизвестным вагонным вором Сашей Винокуровым, который работал по пригородным электричкам и имел глупость нечаянно доехать до вокзала как раз тогда, когда Антошин провожал на дачу жену с тещей.
– Да нет же! – Вася уже не говорил, а стонал. – Мне нужно что-то необъяснимое. То, чего нормальный человек ни в жизнь не вытворит! Ведь твой Винокуров – нормальный?
– Более чем! – согласился Антошин. – Когда я с ним разбираюсь, мне даже начинает казаться, что я сам – ненормальный, такая это хитрая сволочь! Так тебе чего надо-то?
– Мне нужны все мелкие недоразумения. Ну, скажем, шел человек по вокзалу, шел – и вдруг на столб с часами вскарабкался.
– Это было, а как ты узнал? – изумился Антошин.
– Тьфу! – Вася вздохнул с таким прискорбием, какое следовало бы приберечь для ближайших похорон. – А чего его на столб понесло?
– Идиот потому что… – тут и Антошин похоронно вздохнул. – Поезд запаздывал на пять минут, он и решил сверху посмотреть. Ты же знаешь, там у нас поворот…
– Встречал кого-то? – догадался Вася.
– Подругу, если не врет.
Оба помолчали.
– Значит, не было ничего идиотского? Ни на вокзале, ни на базарчике? – безнадежно спросил Вася.
– На Машку какой-то хмырь напал, – подумав, вспомнил Антошин. – Вот это точно было по-идиотски!
– На какую Машку?
– Беляши у нас продает, – объяснил Антошин. – Ну и вот – чуть ли не в шесть утра! Знаешь, когда первая электричка из Уфимова приходит? Она там на выходе со своим ящиком торчит. Самое время брать ее беляшную кассу! У нее в сумке, может, рублей сто всего и было.
– Так-так-так! – произнес Вася, сам себе напомнив в этот момент присевшего перед прыжком и от нетерпения завертевшего задом кота. – Похоже, что она-то мне как раз и нужна! Что, если я сейчас до вас добегу?
– А добеги! Может, хоть ты поймешь, что это за ерунда такая произошла! – Антошин был сейчас всего лишь голосом в трубке, и довольно нейтральным голосом, но Вася явственно увидел ехидную улыбку лейтенанта, которая особенно удачно получается на круглых усатых физиономиях. – Я тебе, что было, рассказываю!
– Ну и что было? – даже чуточку наигрывая интерес, спросил Вася.
Антошин с каким-то унылым возмущением рассказал, как незнакомый мужик при всем честном народе пытался сдернуть с продавщицы сумку и как его всем базаром гнали прочь.
Вася слушал и все отчетливее понимал, что речь идет о нереале. Потому что нормальный человек по крайней мере подождет первой электрички из Уфимова, которая разберет у продавщицы весь ее подгорелый товар.
– Ты не знаешь, она там каждый день свои беляши продает? – спросил он.
– С утра – так точно. Погоди, я в окно выгляну.
– У тебя же окно на площадь выходит!
– Я в коридорное. Оттуда как раз угол базара виден.
Через полминуты Антошин снова возник в трубке.
– Твое счастье – торчит, дура толстая!
– Почему это – дура?
– А что, скажешь – умная? Умные вон в Доме колхозника кофе пьют, – отрубил Антошин, имея в виду деловых женщин.
Вася поспешил к вокзалу.
Антошин встретил его у входа и вывел к нужному месту.
Железный ящик с беляшами стоял впритык к киоску, в заветренном месте, так, что продавщица даже могла, понемногу перемещаясь, торговать не на солнцепеке, а в тени. Это был последний солнцепек уходящего лета, и близились дни, когда, наоборот, продавщица со своим ящиком будет искать теплого заветренного местечка.
– Ну, Колесникова, это по твою душу! – сказал он тетке, которая как раз в качестве живой рекламы доедала беляш. – Насчет того кретина.
– Мария Колесникова??? – в полнейшем изумлении спросил Вася.
И, видать, хорошо в него въелась служебная выучка: рот приоткрылся, глаза вылезли на уши, но рука сходу предъявила документ.
– Мария Ширинкина! – злобно отвечала тетка. Она действительно была толстой и неуклюже завернутой в два халата – серый и поверх него еще один серый, которому полагалось считаться белым.
– Ширинкина? – переспросил Антошин. – Это что еще за новости? Ты же всю жизнь была Колесникова! Замуж, что ты, вчера выскочила?
– Попрошу документы! – не менее злобно, чем тетка, вызверился опомнившийся Вася. Когда прижимало, он умел это делать в наилучшем ментовском стиле.
Тетка достала какое-то удостоверение в коричневых корочках, по которому она числилась технологом не пойми чего. Главное – имелась фотография десятилетней давности.
Но по документам Колесникова действительно была Ширинкиной!
– А кто же тогда Колесникова? – поинтересовался Вася, глядя на Антошина с вполне объяснимыми чувствами.
– Машка, кончай вилять! – велел тот продавщице. – А то я до тебя доберусь…
– А зачем вам Колесникова? – по глазам тетки Вася понял, что Антошин не соврал, просто придется разгребать очередную путаницу.
– По факту нападения с попыткой отнятия денег в рабочее время, – сформулировал Вася. Он знал эту сварливую, но притом и пугливую базарно-вокзальную публику. С ними нужно было попроще.
– Это в среду утром, что ли? – догадалась продавщица. – Ну, тогда я – Колесникова! Очень интересно! В среду чуть не убили, а милиция только сегодня заявляется! Две недели спустя!
– Девичья фамилия? – уточнил Вася.
– Вроде того.
– А если точнее?
– Мать замуж вышла за этого своего, за Ширинкина, он меня удочерил, я маленькая была, – неохотно объяснила продавщица. – Сюда переехали, из Красноярска. Потом во дворе меня дразнить стали – Ширинка! Я сообразила, потребовала, чтобы меня на прежнюю фамилию вернули. Всюду Колесниковой называлась, а по документам – Ширинкина, вот и получалась путаница. Мать потом со своим развелась, документы не поменяла, у нее точно такая же путаница пошла. Нас с ней те, с кем во дворе жили, Колесниковыми знают, с кем в шестой школе училась – Ширинкиными, с кем в цеху – опять же я Ширинкина, а сюда меня дядя Коля устроил, он меня Колесниковой знает, так и пошло.
Вася понял, что замуж Машка так и не вышла. Хотя это было наилучшим способом избавиться от дурацкой фамилии.
– Вы скоро освободитесь? – спросил он.
– А что, опять показания давать? Делать вам там нечего!
– Другие показания! – Вася соорудил каменное лицо, сдвинул брови и всем видом показал: Машка, настал твой звездный час!
– Какие еще?…
– По делу о покушении на Валерия Ротмана! – отчеканил Вася, внимательно следя за эффектом.
– На Ротмана? Которого киллер недострелил? – в полном восторге уточнил Антошин.
– На Валерия Ротмана? – повторила Машка. – Это на какого же? На… Валерку?… Ой!…
Вася, отгородившись от мира каменной физиономией, внутренне ликовал и плясал вприсядку.
– Это же надо… – бормотала потрясенная Машка. – Это за что же его?… Это – как?… А он – жив?…
– Пошли, – распорядился Вася. – Зайдем на вокзале в отделение, побеседуем, потом вы сюда вернетесь. Это недолго…
Машка захлопнула крышку ящика, дернула ручку и потащила его за собой. Он, дребезжа, поехал на маленьких и, очевидно, кривых колесах. Машка волокла эту штуковину с поразительно обреченным видом, основательно нагнувшись вперед, и сделалась вдруг похожа на заезженную лошадь.
На вокзале ящик оставили под присмотром Машкиной соратницы, торговавшей беляшами не под открытым небом, а в помещении, и поднялись на второй этаж. Антошин предоставил комнату, а сам вышел, собюдая служебную этику, субординацию и прочие ментовские добродетели.
– В общем, так, – начал Вася. – Ротман жив, даже ранен не очень опасно. Но есть основания полагать, что в него будут стрелять еще раз, или два, или сколько понадобится, пока не убьют. Дальше. Этот киллер, видимо, знал Ротмана со школьных лет. Поэтому мы ищем всех, кто учился с Валерием Яковлевичем, кто с ним дружил…
– Киллер?… – заграничное слово в Машкиных устах исполнилось ароматом неземной романтики. – Ну, прямо как в сериале!…
– И еще каком сериале! – подтвердил Вася. – Значит, вы в юности были знакомы с Ротманом. Вы знали его друзей…
– Да никого я не знала… Были, конечно, друзья, но они все были знаете какие?… – Машка вдруг скривилась и передразнила какую-то особо ненавистную ей бабу: – Мальчики из хороших семей!… Я их только издали видела. Когда они к нему приходили. А с Валеркой мы жили в одном дворе.
– Ну и как, бегал за вами?
Машка задумалась.
– Он меня постарше был года на три. А что? Если у него папа завмаг, то ему уже за мной и бегать неприлично?
– А как он вообще относился к девочкам? Активный был? Или не очень?
– Будешь активный, когда такая мамочка дома сидит и в окошко глядит!
– Так-так-так… – произнес Вася. – Значит, мамочка лучше знала, с кем ему дружить?
Одновременно он выстраивал версию. Похоже, что-то между бизнесменом и продавщицей беляшей намечалось. И было задавлено в зародыше. Повод ли это, чтобы стрелять? Смотря для кого…
– Она вообще все лучше всех знала! – в Машкином голосе была ненависть.
Возможно, Ротман считал Машку Ширинкиной, подумал Вася, Колесниковой ее звали только во дворе, а с дворовыми он особо не дружил… Не было ли парня, который положил на Машку глаз в то время, как она вертела хвостом перед Ротманом? Тоже не основание для стрельбы, но хоть что-то! Ведь другой Машки Колесниковой в городе просто нет! Значит, каша заварилась из-за этой…