– Ничего, Борька, сейчас докопаемся до правды! – такими словами проводил его Валентин.
– Хорошо. Допустим, гражданин Жуков ни при чем, – Васька вовсе не хотел ссориться с Башариным теперь, когда без помощи Валентина ему было никак невозможно отыскать его драгоценного нереала. – Но кто-то ведь создал тульпу?
– Выходит, так.
– А теперь слушай меня внимательно. Есть некий субъект, который считает тебя идеальной машиной для мщения, убийства и прочих нехороших дел, – заявил провокатор Васька. – Создавая тульпу, он нарочно придал ему твою внешность. Он полагал, что такой здоровенный дядя лучше, чем он сам, будет стрелять бизнесменов и лупить по мордасам всякую мелкую сволочь. И еще каких-то своих фантазий добавил.
– Козел он тогда, а не субъект! – возмутился Валентин. – Ты что, полагаешь, что я каждый день на обед себе банкиров стреляю?
– Я-то нет, а он примерно так полагает. Ну-ка, Башарин, напряги извилины! Перед кем ты из себя героя строил? Кроме как перед женщинами?
– Никого я из себя не строил! – совершенно неубедительно буркнул Башарин.
– Этот человек знал, что ты прекрасно стреляешь. Знал, что ты собрался на курсы бодигардов. Знал, что для тебя снять бабу – плевое дело… – Васька подался к Башарину и понизил голос. – Ты все еще не догадываешься, кто этот козел?…
Валентин Башарин молчал. и по дубовой его роже трудно было понять – то ли он переваривает информацию, то ли все понял, но не хочет в этом признаваться.
– Значит, уточним детали… – Васька перешел на свой заунывный ментовский стиль. – Ты, гражданин Башарин, говорил гражданину Жукову главным образом о своих достижениях в тире и на амурном поприще, естественно, несколько все преувеличивая…
– Ну, мало ли что я говорил??? – застонал-заверещал Валентин.
Слава бессмертным богам, беззвучно провозглашал я, ныне и присно, и во веки веков! Мы уверенно идем по следу нереала и мы спасем это несчастное чудовище, и мы придумаем, где ему жить и чем заниматься!…
– Знакомиться с женщинами на улице – учил? – продолжал допрос Вася. —
– Да фиг его чему научишь! Он же кретин! – Башарин произнес это так убедительно, что на долю секунды ему поверили. – Он же совсем никакой! Я ему даже всех своих приколов рассказывать не стал!
– А взял что попроще? – догадался Вася. – И утверждал, что это – безотказный способ?
– Ну?! Так он и есть – безотказный! Вежливо подойти и начать, как будто сто лет знакомы! Люсенька! Какими судьбами! А я вас искал, искал, с ног сбился! Пять минут – и она забудет, что впервые меня видит.
Башарин вопил так искренне, что можно было подумать – он ежедневно заводит себе таким нехитрым способом десять подруг и скоро ему, Башарину, придется перебираться в другой город, потому что в этом он всех подходящих женщин уже оприходовал.
– Тебе никогда прохожие морду не били? – осведомился Вася.
– Не-е…
– Значит, учил знакомиться. Учил стрелять.
– Безнадега! Ну, полная безнадега! – воскликнул Башарин. – Он оружия боится, как черт ладана! Мы выехали в лес, забрались в овражек, чтобы, значит, пули – в землю.
– Грамотно, – одобрил Вася. – И что – он в откос оврага попасть не мог?
– Да вроде того. Жмурится, ствол у него в руке пляшет, при отдаче сам себя чуть по лбу не треснул. Я же говорю – кретин.
– Вот! – Вася поднял указательный перст. – Вот она – главная загадка киллера в «Бастионе»!
Редко я видел на его лице такую радость.
– Он может скакать по крышам как горный козел, плавать в канализационных трубах как субмарина и летать по воздуху быстрее ракеты! – с восторгом и облегчением сказал Вася. – Но пока у него в руках пистолет – никому и ничего не угрожает! Это значит – что? Что на нем еще не висит никакой мокрухи! Вот если он доберется до дрына – это уж совсем другая петрушка…
И показал, как именно нереал может всадить мне в пузо этот самый дрын.
Башарин думал.
Судя по всему, это был непривычный для него процесс.
Башарин сопоставлял факты.
Не знаю, как Васька прочитал по его неподвижной роже, что настала пора действовать.
– Ребята, давайте сюда Жукова! – крикнул он. – Вот сейчас и разберемся, почему ты, здоровый мужик, понимающий, что такое порядок, по первому писку этой крысы срываешься с места и несешься в вонючую лавчонку, где ничего хорошего, кроме кучи грязных лифчиков! Сортировать помогал, что ли?
Васька намеренно злил Башарина – ему нужно было, чтобы эта глыба непробиваемого интеллекта навалилась на Жукова всем весом.
– Окстись, родной! – рявкнул Башарин на Ваську. – Мне велено сидеть в этом бардаке и жрать пельмени – я сидел и жрал! Но когда эта скотина говорит, что теща раскопала ее тайник и нашла пистолет!…
– Какой пистолет? – хором изумились мы с Васькой.
– Мой пистолет! Я же не мог его дома держать! Моя бы меня прямо из него бы и убила! А Борька, козел, обещал спрятать – так он даже этого не смог!
В дверях появился Жуков. Он держался обеими руками за лацканы курточки, локти торчали, и вид был бы прежалобный… если бы не физиономия…
Прекрасна ярость на оскаленной тигриной морде! Прекрасна ярость и на безупречном лице красивой, уверенной в себе женщины… м-да, в белой шляпе с лиловым бантом… Ярость, как торжество силы, как взлет готовой к атаке силы, завораживает своей первобытной красотой,
Жуков слышал последние слова. И в его глазах вспыхнула ненависть.
Он ненавидел всех присутствующих: Башарина за его мужскую стать, Ваську за положение в обществе, меня тоже за что-то уже ненавидел…
– А что, в магазине он его сам спрятать никак не мог? Обязательно нужно было твое участие? – спросил Васька, вовсе не цепляясь к противозаконному хранению огнестрельного оружия, и Башарин понял, что, кажется, удачно перевел стрелку.
– Да он все врет! Говорит, что работает тут последний день! Что хозяйка совсем взбеленилась! Что не хочет держать такого слизняка!… Одно разорение от него – вон, окна вставлять пришлось, кожаную куртку покупатели сперли! Не мужик, говорит, а ничтожество какое-то!…
Башарин все еще не хотел признаваться, что дружбан оказался скотиной, но в порыве откровенности, кажется, перегнул палку.
Мы поняли это, когда увидели в руках у Жукова пистолет.
До сих пор в меня целились крайне редко. Можно сказать, вообще никогда. И я не знал, как это полагается делать. Кино – оно и есть кино, а на самом деле? Теперь я навеки запомнил, как выглядит идиот, собравшийся убивать людей. Пистолет в его ручонке ходуном ходит, а по щекам льются слезы!
– Истерика, – совершенно спокойно сказал Васька, вставая с табурета. – Ну, что же ты? Раз начал – так продолжай!
– Age quod agis! – добавил я.
Тут Борьку крутануло на месте, я и квакнуть не успел – как он сидел на полу, а пистолет был в руке у Лешки.
– Ишь, сучара! – беззлобно заметил бодигард. – Успел ведь прихватить! Если бы мы знали…
– Двойка тебе за сопровождение сумасшедшего клиента. Давай-ка сюда, – Вася протянул руку, и в ладонь ему легла черная рукоять, хорошо легла, как родная.
– Всех вас, всех!… – бормотал Жуков. – Всех, всех!…
– Сперва – Ротмана, – хладнокровно напомнил Вася. – Только из-за Машки Колесниковой? Или он тебе еще где-то в кашу плюнул?
– Он знает! – выкрикнул Жуков. – Вы его спросите – он знает! Два года назад он что сказал?…
– Да ладно тебе, – Башарину наконец удалось встать с койки, и он обратился к Ваське хмуро, однако с достоинством. – Я понял – это он, оказывается, в «Бастион» на работу устроиться хотел. Два года назад. Так он там Ротмана и в глаза не видел, дальше кадровика его не пустили.
– Следующая жертва? – строго спросил Васька.
– Карасевич, сука!
– Книготорговая фирмешка какая-то, – объяснил Башарин. – Кончай, Борька. Ты так всю свою трудовую книжку огласишь.
– Получай, – следователь Горчаков протянул подследственному Башарину оружие. – Останешься с ним тут. Будешь с этим гаденышем жить, есть, спать. Узнаешь следующее…
Васька на секунду задумался.
– … всю его биографию с географией! Куда ездил в детстве, где бывал, с кем общался! Ведь этот чертов нереал напичкан именно его воспоминаниями! Если он где-то прячется – то это место известно только Жукову. Понял?
– Понял!
– Как ты будешь с ним разговаривать – это твое дело. Меня не касается.
– Понял.
А как скажите на милость, можно разговаривать с человеком, который натравил на тебя угрозыск?
И тут Васька вспомнил про гуманность.
– Вот он тебе поможет, – и показал на меня.
Очевидно, предполагалось, что когда Башарин в ходе допроса попытается заехать дружбану в ухо, я должен кинуться между ними и принять удар своим ухом. Так я решил сперва, и совершенно напрасно. На меня возложили документальную сторону дела.
За те дни, что мы трое прожили в казарме, я исписал большую стопку плотной бумаги для принтера. Каждое утро у меня забирали следующую порцию, везли в управление внутренних дел, и там Васька вовсю отрабатывал версии.
Он звонил в Боровщину, где двухлетний Жуков жил целое лето у прабабушки, в Савино, куда Бореньку вывозили с детским садиком, в Курачинский Посад, куда первоклассник Боря ездил со всем классом на экскурсию, ой, мамочки, куда он только не звонил, куда только не рассылал факсы с описанием нереала и черно-белым снимком Башарина!
Результат был нулевой, и мы даже предположили, что нереал рассосался. Выполнил функцию, выстрелил в Башарина, еще чего-то наколобродил – и сделался сам себе не нужен.
Ваське очень не хотелось такого исхода.
– Я-то ведь живу… – сказал он в растерянности. – Живу ведь как-то! Вот и он бы жил…
Хотел было я объяснить, почему Васька так сравнительно неплохо живет, да воздержался. Даже наедине такие штуки сообщать – и то как-то не того…
Мы бродили вокруг казарм и того бывшего клуба, где наши ролевики готовились к большой всероссийской игре где-то за Казанью. Им-то хорошо, думал я, они ни в какую уголовщину не вляпываются, и магия для них – развлечение, а не преступление. Они завопят «Кылдык!» – и вражеские чары рушатся. А нам каково?
Вечер мало того, что наступил, но уже и в ночь перетекал. Это был один из последних теплых осенних вечеров. Кончилось лето, и что хорошего я видел этим летом? Кукуй теперь всю зиму в ожидании следующего – точно такого же…
– Это что еще такое? – Васька показал на фигуру, которая чесала через полосу препятствий, оборудованную бодигардами.
– Погоди… – я пригляделся. – Да это же Имант! Васька, в укрытие! Это он по твою душу явился!
– Канал рубить? – сразу сообразил следователь Горчаков. – Ну, пусть попробует.
И рука его скользнула за пазуху – к плечевой кобуре.
Имант неожиданно легко перепрыгнул через канаву и с приветственным «Т-т-т!» предстал перед нами.
Рожа у него была веселая.
Я показал пальцем на Ваську и тем же пальцем погрозил цыгану.
– Т-т-т-т-т! – затрещал он, мотая головой.
– Врет, – заметил я.
– Попомни мое слово! – грозно сказал Васька. – Очень скоро выяснится, что никакой он не глухой. А потом он заговорит! И такое скажет, что все вы не обрадуетесь!
Имант в ответ на эту инсинуацию повернулся к нам спиной, взялся руками за виски и замер. Мы переглянулись – таких штук он еще не проделывал.
Затем цыган втянул руки вперед, строго параллельно. И стал загребать ладонями, как делают бабульки, подманивая годовалых внучков.
Над кустами возникла плечистая фигура и двинулась к Иманту. Мы пригляделись…
– Башарин! – возмущенно крикнул Васька. Имелось в виду – ты на кого же оставил этого поганца Жукова?
– Тихо, тихо… – зашептал я. – Это же нереал!…
Он шел навстречу цыгану – в черных штанах, в черной, расстегнутой до пупа рубахе и в ковбойских сапожках со звяком. Крутой мужик, гроза слабого пола, покоритель преступного мира, монолит из мускулов и отваги! И шел он, как сомнамбула. Если бы не знать, что у Башарина, с которого Жуков слизал этот образ, физиономия приходит в движение крайне редко, то можно было подумать, будто на нас наступает человекообразный робот.
А сзади шел, точно так же, как Имант, вытянув вперед руки, сосредоточенный Таир.
– Ведут!… – дошло до Васьки.
Он кинулся к своему ненаглядному чудищу, но цыган удержал его.
– Т-т-т! – сказал цыган, постукал себя по лбу и сделал рукой знак, а также гримасу, означающие, что во лбу у нереала пусто.
– Сволочи! – осознав, что нереал сейчас всего лишь оболочка человека, воскликнул Васька. – Вот же сволочи!
– Вот, нарочно привел вам показать, – сказал, подходя, Таир. – Чтобы вы один раз успокоились и прекратили поиски.
– Что вы с ним сделали?!. – в голосе у Васьки была неподдельная боль.
– Что он с людьми делает? – вопросом же ответил Таир. – Мы с Имантом вскрыли его оперативную и долгосрочную память. Такого насмотрелись! Хотите, покажу?
– С какой стати я должен вам верить? – огрызнулся Васька. Пистолет в его руке пока что смотрел дулом вниз…
– Т-т-т-т-т! – сообразив, что происходит, вмешался цыган. Он показал на Таирову голову и воздел перст к небесам, мелко им дрожа. Это означало превосходство Таирова интеллекта над всеми нашими вместе взятыми.
Васька отступил подальше от подозрительного цыгана и продолжал пламенную речь.
– Вы подсылаете ко мне этого человека, чтобы он перерезал мне канал! И после этого вы еще хотите, чтобы я стоял и смотрел, как вы уничтожите нереала!
– Погодите! – Таир даже поднял руку, призывая к тишине. – Все наоборот! Я хотел спасти вас – только и всего! Я знаю, кто и почему хотел перерезать вам канал. Но до вас им было не добраться – и они нашли женщину, которая…
– Женщину?!? – Васька стремительно повернулся ко мне, а на круглой физиономии была мольба: ну, скажи же что-нибудь в ответ на эту чушь!
Я развел руками – увы, мол, ничего не поделаешь, женщина тебе породила…
– Ее зовут Алевтина Петрова, – безжалостно продолжал Таир. – И на самом деле это она вам спасла жизнь. Совершенно сознательно. Вообще то, что она ради вас сделала, для женщины – подвиг. Мы с Имантом подключились уже потом.
– Но вы же знали, что я вам не позволю разобрать нереала на сущности! Поэтому вам было выгодно меня уничтожить! – воскликнул Васька.
– А зачем же мы через весь город пешком шли сюда? Вы думаете, мы не могли разобрать нереала там, где его обнаружили? – спросил Таир. – Имант установил, где вы находитесь, и мы повели сюда этого монстра, и, честное слово, лучше уж водить по городу удава на веревочке или привидение!
– Значит, Имант действительно хотел тогда спасти Алю от этих амбалов? – обратился я к Таиру.
– Я работал в режиме сканера и отследил все ее звонки, – отвечал Таир. – Она ведь и вам звонила, следователь Горчаков! Она же сказала, что ей грозит опасность! А вы?
Васька смотрел в землю – примерно с тем же выражением, что и дуло его пистолета…
Мальчишка, которому еще точно не было двадцати, строил его, читал ему нотацию и вправлял мозги.
– Вы даже ни разу не позвонили потом Петровой, хотя ее телефон у вас есть, – продолжал этот не по годам въедливый маг. – А ваш друг вот звонил – звонили, Игорь Петрович?
Я кивнул.
– Он убедился, что Алевтина Петрова с дочерью в безопасном месте. Так, Игорь Петрович?
– На даче у подруги, а там две кавказские овчарки, – подтвердил я.
– Ну и уничтожали бы нереала где-нибудь у себя… – буркнул Васька.
– Раз мы его сюда привели, значит, нам так нужно! – перед нами стоял упрямый мальчишка, которому непременно нужно перечить старшим, и я с ужасом подумал, что годков-то он еще наживет, а упрямства-то меньше не станет…
– Т-т-т! – подтвердил Имант.
– Я хотел его разделить на сущности, но мы посовещались, – Таир показал на цыгана и продлил жест куда-то в сторону и вверх. – И мы решили поступить иначе.
– Через мой труп, – следователь Горчаков был непреклонен.
– Я бы охотно сделал это через ваш труп, сударь, – на Таира накатила ледяная вежливость, как в салоне «Инферналь». – Но из уважения к женщине, которая десять лет вас держит в мире людей, я вас не трону. И ему вот спасибо скажите. Он мне много чего объяснил.
Имант приосанился.
У нас, у педагогов, есть один крупный недостаток: мы полагаем, будто кого-то чему-то можем научить. И тратим время на обтесывание юных созданий, хотя на самом деле все наоборот: чему-то научиться можно только у молодежи.
Когда Таир сказал то самое, что я думал про Алю, выход из положения засветился передо мной, как пресловутый свет в конце туннеля.
– Вась, а давай сделаем так. Я посмотрю, что там такого ужасного в памяти у нереала, – предложил я. – Ты же мне пока что доверяешь?
– Они подсунут тебе фальшивую память.
Я не знал, что Васька способен на такую пуленепробиваемую тупость. И я даже хотел сказать, что тупость как последняя степень упрямства…
Таир, сходу врубившись, выбросил вперед руки, волны вибрирующего воздуха ударили мне в лоб, а глаза сами собой закрылись.
Я увидел Маргариту.
Я увидел ее всю сразу – девчушкой с двумя длинными косичками, пятиклассницей в шортах и на велосипеде, единственной светлой звездочкой на уроке истории, и девчушка в голубом платьице вдруг оказалась в темноте, на проспекте Падших Бабцов, и пестрые шорты повисли на табуретке в какой-то ободранной ночной комнате, и одновременно какой-то пожилой мужчина достал бумажник, стал доставать по одной зеленые банкноты, мысля при этом какими-то неизвестными мне словами, всеми, кроме одного – «такса». Это была жуткая сумятица из кадров, на манер кубика Рубика, только какого-то четырехмерного, но в их расположении была логика, я понял эту логику!
Кубик мне показывали, может, секунду, а может, полторы.
– Ты что? – рванулся ко мне Васька, подхватил, кинул себе за спину и прицелился в Таира. Я опомнился и повис у него на плечах.
– Вась, Вась, со мной все в порядке!
Он повернулся.
– В порядке? Да ты чуть не грохнулся!
– Это нормально… – сказал я. – Вася, это все правда – то, что они показывают. Правда – понимаешь?… Очень мерзкая правда…
Ко мне подошел Имант и обнял за плечи.
– Т-т-т! – сказал он, и мне вдруг захотелось плакать… Мне – здоровому взрослому и вроде неглупому мужику… наконец-то…
Он повел меня куда-то, и ты-ты-тыкал, и мычал, может, даже показывал что-то свободной рукой, но я не смотрел на него.
Вот именно сейчас я прощался с Маргаритой…
Васька догнал нас и заступил дорогу.
– Куда вы его ведете? – крикнул он, отталкивая Иманта.
– Отстань! – я так на него вызверился, что самому сделалось дико. – Это была правда! Отстань, слышишь? Ты такой правильный дурак, что, что!… Ты думаешь, что я?!. Думаешь, да?!.
Вот так бессвязно я на него заорал.
Как Башарину было неловко признаться, что пригрел змееныша на груди, так и я не мог вслух сказать, что спасаемая нами конструкция оказалась редкостной скотиной. Столько сил, столько души вложено в скотину, что ли? Моя психика отчаянно сопротивлялась.
А перед глазами стояла счастливая Маргарита!…
Да что же это такое делается?…
– Хорошо, – сказал Васька. – Я сам увижу.
И быстро, большими шагами двинулся к Таиру.
– Т-т-т-т-т-т-т-т-т! – Имант разразился целой пулеметной очередью.
– Ты прав, дружище, – сказал я ему, – но мне сейчас очень тошно.
Когда мы, сделав круг по окраинам полигона, вернулись к казарме, нереал стоял у стены, не двигаясь, кирпичная физиономия сделалась темным пятном, и лишь силуэт рисовался четко. А рядом мы увидели другой силуэт – пониже ростом, пожиже статью. Васька стоял, повесив голову, как перед расстрелом. Таир выглядел не лучше.
Похоже, Васькин кубик был еще пострашнее моего.
– Ну? – спросил Таир. – И кого же вы спасали?
Вася промолчал. Я хотел было брякнуть, что человека, живую душу, но посмотрел на Васю – и воздержался.
– Вы рисковали жизнью ради бездельника, приживала и, не побоюсь громкого слова, сутенера, – подвел итог Таир. – Если кто-то боялся, что он не впишется в этот мир и пропадет, то могу разочаровать. Он просто замечательно вписался.
– Т-т-т! – показывая на нереала пальцем, подтвердил Имант. И, надо сказать, очень злобно подтвердил.
– Ну, коллега, как вы полагаете? – обратился к нему Таир примерно так же, как дряхлый профессор к другому дряхлому профессору над пациентом с некой диковинной хворобой. Оба уже столько смертей и рождений повидали, что жизнь больного способны оставить за скобками, а вот хвороба вызывает в них огромный, неподдельный, академический интерес.
– Т-т-т… – цыган очень выразительно махнул огромной красной лапой.
– Как мы и предполагали, коллега, не всякое создание нуждается в том, чтобы его спасали. Я бы сказал, не всякая конструкция достойна существования, если вы не возражаете…
Таин обвел нас взглядом. Тяжелый у него взгляд, невыносимый, ну да не в этом дело…
Возразить было трудно. Может быть, даже невозможно. И менее всего мог возражать Вася, чье странное существование, возможно, сейчас нуждалось в очень сильном адвокате. Ведь и он был конструкцией, способной в силу своей ограниченности принести немало зла. Эта ядовитая мысль послужила мне хоть малым, а утешением.
И тут из-за угла появились Башарин с Жуковым.
Заброшенная казарма всем была хороша, даже водопровод почему-то действовал, но унитазы оказались забиты наглухо и навеки. Поэтому приходилось бегать в бурьян, Жуков же не просто бегал, а всякий раз бывал конвоирован Башариным. Судя по всему, нереалову папочке приспичило.
Увидев нереала, Жуков шарахнулся и налетел на Башарина. Тот, еще не понимая, что происходит, хорошенько встряхнул его за плечи.
– Посмотри, Валентин, – сказал Васька. – Вот эта штука выгнала тебя из «Гербалайфа».
– А ни фига себе! – воскликнул Башарин. – Ну, Борька! Ну!…
И завертел головой – Жукова, впрочем, не выпуская.
Оказалось, Башарин искал зеркало. И самое удивительное – нашел! Темное окно первого этажа вполне его устроило. Башарин посмотрел на нереала, на мутное отражение, опять на нереала, и замер. Почему-то мыслительный процесс всякий раз требовал от него неподвижности.
– В общем, так, – сказал Таир. – Инкуба я забираю и обязуюсь его упрятать так, чтобы ни одна мелкая сволочь не дотянулась. С двойником можете делать, что хотите. Без инкуба он очень скоро загнется.
И, казалось бы, только что перед нами стоял худенький мальчишка, старшеклассник, материализованное упрямство юности. Но сдвинулись черные брови, лицо мгновенно сделалось еще суше и еще строже – если это вообще было возможно… Я вдруг увидел Таира десять лет спустя, обладателя силы, и не просто силы творить чудеса, а силы принимать решения…
– Т-т-т! – что-то напомнил ему Имант.
– Ага, слышу, – согласился Таир и сказал непонятно кому: – Добро пожаловать! Как видите, я уговор выполняю.
Потом он подошел к Бричу. Тот, видно, все же что-то учуял – хотя мог метнуться и направо, и налево, вжался в стенку.
– Ну, приятель, извини, – сказал ему Таир. – Вреда от тебя было больше, чем пользы…
Он положил руки на виски нереалу, беззвучно заговорил – и мне вдруг показалось, будто время остановилось. Какая-то вибрация медленно перетекла по вытянутым рукам от головы Брича к плечам Таира.
– …ныне, и присно, и во веки веков, – услышал я. – Аминь, аминь, аминь.
Таир заклял инкуба. Он разделил сущности, одну из них забрал и заклял, а другую, тульпу, оставил на произвол судьбы.
Тульпа словно ожила. Она отлепилась от стены, огляделась…
– Хозяина ищет, – заметил Таир. – Нет, приятель, это не я.
– И не я! – мне меньше всего на свете хотелось иметь дело с этим микролептонным чучелом. А Вася просто делал рукой вот этак – мол, чего пристаешь, я сам без хозяина мыкаюсь, то есть без хозяйки…
– Т-т-т-т-т! – сказал тульпе Имант и показал ей пальцами козу. Шуточки у ясновидца были весьма примитивные.
Вдруг тульпа сделала жест – словно отпихивала от себя нечто незримое.
– Спокойно, Валентин, спокойно, – произнес Таир, отступая от двойника и поворачиваясь к Башарину, который в этот миг был точной копией тульпы. – Это скоро кончится. Ведь Жуков не умеет долго удерживать микролептонный кластер. И даже не знает, что именно сейчас это нужно делать.
Я посмотрел на Башарина – и ужаснулся.
Ходок-стрелок отмахивался от тульпы – и надо полагать, он первый начал, а тульпа передразнила его, потому что движения их были синхронны и совершенно одинаковы. Жуков же оказался за спиной у Башарина и отгораживался им от своего создания в полнейшей панике.
– Чего это он? – Башарин и без того был здорово напуган, а поведение тульпы окончательно его ошарашило.
– Ему так положено, усмехнулся Таир.
– Да-а? Положено?
Говорят, загнанная в угол кошка становится опаснее льва. С отчаянием обреченного Башарин бросился на тульпу с намерением дать ей в ухо. И та устремилась вперед, и у обоих кулаки рассекли воздух, а бойцы рухнули друг другу в объятия. И отскочили, и присели в какой-то несуразной стойке, таращась друг на друга безумными глазами.
Тут Жуков завизжал, так завизжал, что сам себе заткнул уши, но все равно продолжал звенеть.
Башарин резко повернулся к нему, тульпа, естественно, тоже.
Решив, что наконец-то его за все подвиги нереала будут бить, Жуков помчался прочь – наискосок через полигон, с риском грохнуться в канаву или яму.
Башарин, вдруг вспомнив, что ему велено пасти «дружбана», но не сообразив, что эта деятельность уже никому более не требуется, крикнул Васе «Щас!» и кинулся вдогонку. Тульпа, так же нелепо размахивая руками, – за ним!
– Т-т-т! – обрадовался Имант и выкинул шесть пальцев.